Текст книги "Жизнь с психопатом. История одной девочки"

Пожар! Мы горим!

Та ночь была очень странной, мне было 10 лет, я проснулась от чужих голосов. Это были взрослые голоса. Виктора не было дома, он работал в ночную смену. Сидела Анна, рядом с ней сидела женщина в белом халате и что-то ей объясняла. Я ничего не понимала.

У Натальи случится приступ маниакально-депрессивного психоза, она звонила по разным телефонам и говорила, что мы горим, что у нас пожар. Что точно произошло, я не знаю, но приехала скорая помощь и увезла её в психиатрическую клинику. Люди в белых халатах ходили по квартире. Наталья сопротивлялась, ей выкручивали руки, чтобы успокоить. Наталья страшно кричала старшей сестре:

– Анечка, спаси меня! Спаси меня! Помоги мне!

Старшая сестра забилась в уголок и тряслась от страха. Шум. Гам. Хаос. Непонятно, что делать.

В конце концов, Наталью скрутили по рукам и ногам, посадили в скорую помощь, и увезли. Ко мне пришло осознание, что что-то с Натальей не так, до этого я не придавала значения странностям в её поведении. Я начала понимать, что у Натальи проблемы психикой и моя жизнь изменится навсегда. Безвозвратно.

Утром пришёл Виктор с работы. Сказал, что он очень устал и ему надо поспать, и отправил меня и Анну в … психиатрическую больницу, чтобы мы отвезли ей халат и зубную щётку. Что мешало ему поспать пару часов и самому отправиться в психиатрическую больницу я не знаю. Я думаю, что боялся, испытывал ужас перед всеми этими неприятными событиями, и не хотел брать на себя ответственность. Он всегда стремился всё самое сложное и неприятное переложить на меня и Анну. Нам было 10 и 11 лет, но он видел в нас полноценных взрослых, которые могут решать проблемы.

Это неправильно, потому что, когда на ребёнка слишком рано кладут груз чрезмерной ответственности, то он начинает избегать её, вспоминая сложные моменты жизни. Моменты, с которыми было непросто справиться. Моменты, которые вызывают в душе целую гамму негативных эмоций и чувств. Моменты, которые убивают морально и психически. Самое верное решение – это постепенное увеличение ответственности, по силам, и, конечно, психологическая поддержка со стороны взрослых.

Мы с сестрой собрались, две маленькие девочки, и поехали в психиатрическую клинику. Я до сих пор помню эту больницу, там были клумбы, на которых росли ярко-оранжевые цветы. Эти цветы прочно врезались в память. Больница была большой, много корпусов. Мне было очень страшно, мы шли вместе с Анной, нам было неуютно и зябко. Была ранняя осень. На деревьях висели золотые листья, небо было затянуто тёмными тучами, покапывал лёгкий дождик. Анна несла большой пакет с вещами, в котором лежали вещи первой необходимости: халат, зубная щётка, зубная паста, шампунь, мыло, полотенце и нижнее бельё.

Медсестра завела в нас небольшое помещение с небольшими диванчиками. Это было абсолютно серое, унылое помещение. Оно вызвало неприятные чувства и страх. Мы присели на краешек дивана, к нам привели Наталью. У неё были остекленевшие глаза и лицо, которое не выражало абсолютно никаких эмоций.

Анна начала говорить, я молчала. Анна говорила и говорила, обо всём не прерываясь, ровно час подряд. Хотя у Натальи мы были всего час, но время тянулось бесконечно долго. Каждая минута тянулась, как тягучая резина. Наталья молчала и смотрела на нас бездушными глазами. Был слышен только голос Анны. Через час мы ушли.

Сейчас я понимаю, что Наталья была под мощным воздействием препаратов, поэтому так вела себя, а тогда я только испытывала страх. Анне врезалось в память то, что она говорила час без остановки, видимо она хотела разрядить неприятную тишину, повисшую между нами. Хотя прошёл всего час, Анне показалось, что этот разговор был очень долгим.

Мы шли рядом, подавленные и испуганные. Больница нам не понравилась, после неё на душе остался неприятный осадок. Психиатрическая больница имеет свою тяжёлую энергию, словно в ней сохранились вся боль, переживания и страдания душевнобольных людей. Мы шли молча, переваривая эту невесёлую, грустную реальность.

Наша жизнь изменилась. Изменилась полностью и бесповоротно. Когда Наталья была здорова, то большую часть негатива Виктора приходилось на неё, сейчас весь гнев и злоба Виктора ударит по нам. Нам точно придётся несладко, а деваться, к сожалению, некуда.

Теперь вы будете вместо неё.

Виктор привык к определённому комфорту: чистая одежда, приготовленный ужин и вечерняя беседа, поэтому отказываться от этого он не был намерен. Я и мои сёстры стали заменой Натальи. Виктор был крайне требовательным, он не видел детей, он видел рабов, которые были обязаны беспрекословно подчиняться ему. Рабы не имели прав на свободу, инакомыслие, чувство собственного достоинства, желания, волю, выражение истинных чувств и мыслей.

Виктор был надсмотрщиком, а мы рабами. Виктор постоянно повторял, что мы испортили его жизнь, что он не хочет заботиться о нас, что мы груз, который обременяет его. Мы чувствовали себя виноватыми. В чём? В том, что мы существуем, мешая Виктору быть счастливыми. В голове крутилась мысль, что именно мы являемся причиной бед Виктора. Мы тяжкое бремя, а не дети.

Виктор требовал чистоту и порядок. Мы убирали квартиру, мыли посуду, ходили в магазин, готовили еду. И в этом в принципе не было ничего особенного. Кроме одного… Вечером кто-нибудь из нас должен был встретить Виктора и играть роль жены, то есть поинтересоваться делами, улыбаться, общаться. Виктор хотел, чтобы, когда он приходил домой, то одна из нас приходила на кухню, разогревала ужин, спрашивала о том, как у него прошёл день и как его настроение.

Когда мы уже были взрослыми, то он однажды сказал Марии:

– Я обижен на вас за то, что вы не поддержали меня тогда, когда заболела Наталья.

Мария удивилась и ответила:

– Но мы же были детьми!

Виктор не видел в нас детей, он только чувствовал, что перестал получать энергию, силы и внимание Натальи. Он чувствовал дефицит внимания и любви, и вместо того, чтобы, наконец, учиться отдавать, а не только получать, он проявлял свой непомерный эгоизм. Он заставил нас быть взрослыми и брать на себя ответственность, как взрослые.

Это непосильная задача для ребёнка – быть взрослым. Играть роль взрослого. И снова эти фальшивые улыбки и слова, которые застревают в горле. Остро чувствуешь невозможность притворяться тем, кем ты не являешься, но у тебя нет выбора. Нет выбора!

Мы не любили роль вечерней жены и встречали Виктора с неохотой, никто не хотел его встречать. Однажды по телевизору показывали фильм про русалку, он был очень интересным, поэтому, когда пришёл Виктор, то никто из нас не оторвался от телевизора. Виктор, конечно, отомстил. Вы знаете, что психопаты очень мстительные? Если их желания не исполняются, то они обязательно испортят вам настроение. Поэтому Виктор пришёл с тарелкой еды и переключил канал, хотя до окончания фильма оставалось всего 10 минут. Виктор смотрел новости, которыми он не особенно интересовался, но последнее слово всегда оставалось за ним.

Знаете, у психопатов есть одна особенность – они нуждаются в доноре. Они не самодостаточные, и другим не дают стать самодостаточными. Вместо того, чтобы быть детьми, нам пришлось повзрослеть. Я до сих пор не люблю уборку, потому что в детстве меня всегда критиковали за неё. Ты стараешься, расставляешь книги, убираешь вещи, протираешь пыль, старательно моешь полы. Всё. Уборка закончена. Тебе кажется, что всё сверкает чистотой, но заходит Виктор, находит какую-нибудь пылинку или маленький кусочек, где пыль не вытерта, и обесценивает твой труд.

И вот уже Виктор орёт, как потерпевший кораблекрушение пассажир. Этот мерзкий, противный, ехидный голос я помню до сих пор, потому что он всегда говорил только гадости, грязь и мерзости. Он унижал, а на его лице появлялась едкая усмешка. Он наслаждался моими страданиями и болью. Она питался моим страхом. Он придумывал всё новые и новые оскорбления. Ему нравилось развиваться в этом направлении. Это было похоже на то, как инквизитор придумывает оригинальное орудие для пыток. Для инквизитора мучать других людей – это профессия, это творчество, это вдохновение. Для Виктора, к сожалению, всё было абсолютно также.

Ты слышишь критику. Снова и снова. К критике начинаешь привыкать, она становится привычной в твоей жизни. И самое страшное, что ты начинаешь верить в неё, она крепко врастает в твою реальность, изменяя тебя к худшему. Да, у тебя руки из одного места растут, и ты бездельница. Да, ты не заслуживаешь ничего хорошего. Да, ты хуже других, человек второго сорта. Твой мир становится тусклым и неинтересным. Он серый. Он гнетущий, и в нём нет ни капли счастья.

Она вернулась.

Прошло несколько месяцев, и Наталья вернулась из больницы. Она была похудевшей, осунувшейся со спутанными волосами и потухшим взглядом. Её взгляд был бесцветным и пустым, словно смотришь в глаза мертвеца. Она смотрела как будто сквозь тебя, словно куда-то в пустоту. В её глазах угасла жизнь. Это было просто живое тело. Без чувств, без эмоций, без любви. Глядя на неё, мне было страшно. Я видела совершенно другого человека. Она больше не была Натальей, она словно стала её живой копией. Выглядит практически также, а ею не является. Конечно, она стала принимать серьёзные психотропные препараты, но она словно потеряла самую суть себя.

В ней умерла та Наталья, которую я помнила. Дерзкая, шумная, яростная. Раньше в ней кипела жизнь, а теперь нет. Виктор обрадовался, когда она вернулась, но всё стало по-другому. Она постоянно смотрела в окно тоскливым взглядом, никогда не готовила еду. Ни на что не реагировала. Не смотрела телевизор, не читала книг, практически не разговаривала. На нас она не обращала никакого внимания, мы перестали быть её детьми, она видела в нас чужих людей, соседей по квартире. Наталье больше не было до нас никакого дела.

Самое худшее, что она стала помощником Виктора, помогая ему травить нас. Я не могу её осуждать, у неё был выбор, либо он будет сливать свою злость и ненависть на неё, либо на нас. Она сделала свой выбор. Она защищала себя. Конечно, Виктор не стал прекрасным мужем, но она не была крайней в его бесконечной ненависти. Поэтому Наталья молчаливо слушала и наблюдала, когда Виктор унижал или оскорблял нас.

Она стала жертвой, помогающей преступнику уничтожать других. Чтобы выжить. Чтобы не испытывать страдания. Чтобы гнев и агрессия не были направлены на неё. Сейчас, когда я уже выросла, в газетах и интернете я часто читаю про таких матерей. Матерей, которые не хотят замечать, что преступается граница дозволенного в отношении детей. Матерей, которые отдают своих детей в жертву своим новым мужчинам, чтобы получить желаемое. Матерей, которые больше не чувствуют в себе потребности оберегать и защищать своих детей.

На самом деле мать – это функция, а не биология. Когда женщина рожает ребёнка или мужчина участвует в деторождении, то это не делает их мамой и папой. Они родители, потому что поучаствовали в рождении. Это ближе к животному миру, самка и самец. Мать – это та, которая любит всем сердцем и болеет за ребёнка всей душой. Мать – это та, которая заботится и помогает расти и развиваться. Мать – это та, кто прощает и говорит добрые слова. Отец – это тот, кто защищает от всех бед. Отец – это тот, кто всегда подставит плечо. Отец – это тот, кто всегда стремится решить проблемы.

А я сирота. Даже хуже, чем сирота. Во взрослой жизни я общалась с людьми, которые выросли в детских домах. И заметила, что они верят в то, что если бы у них были родители, то они бы обязательно любили бы их. У них есть вера в святость и непогрешимость родительства, а у меня нет. В детстве я мечтала попасть в детский дом. Я думала о том, что там бы дали эту несчастную тарелку супа, пару комплектов одежды, и я была бы как все. Как все детдомовцы, оставшиеся без родителей. А так я была вечно унижаемым изгоем, изгоем в собственном доме, изгоем для тех, которые поучаствовали в моём рождении. Сиротой быть тоскливо.

Вы станете такими же, как и она.

Виктор не останавливался на достигнутом, и продолжал искать всё новые способы подчинения и страха. У него появилась свежая фишка. Обычно после ужина, когда мы сидели и мирно пили чай. Он заводил свою странную беседу. Он пристально смотрел в глаза каждому из нас, а потом начинал неспешный разговор.

– А вы знаете, что у вас плохая наследственность. Каждый из вас…

Он делал многозначительную паузу, и внимательно окидывал нас взглядом.

– Каждый из вас может сойти с ума! Вы можете стать такими же, как мать. И тоже попасть в психиатрическую клинику. Там, знаете ли, совсем несладко, но что делать, ведь у вас дурная наследственность.

Потом он с удовольствием прихлёбывал чай, на его лице появлялась ехидная усмешка. Он видел страх в наших глазах, и воистину наслаждался. Он питался тем огромным количеством страха, которые исходили от нас.

– У вас тоже есть перспектива провести свою жизнь в психушке! Вы знаете, что такие гены есть у каждого из вас.

Он показывал пальцем на каждого из нас, издавал неприятный смешок и продолжал:

– Вы не такие, как все! У вас дурные гены! Вы хуже других, потому что с плохими генами!

Мы сидели и хлопали испуганными глазками. Перспектива стать, такой же зомбированной, как Наталья пугала и просто приводила в ужас. Сердце наполнялось неконтролируемым страхом, и начинало бешено колотиться. Практически каждый ужин заканчивался разговорами о том, что мы все можем сойти с ума.

Приходили мысли о страшных палатах психиатрической больницы, о её удушливой атмосфере. Вряд ли у кого-то есть мечта, провести свою жизнь в психушке. Поверьте, это совсем не то, о чём хочется думать, когда тебе всего 12 лет отроду. Мысль о таких перспективах совсем не радовала. Такие рассуждения он говорил нам почти ежедневно на протяжении практически пяти лет, пока мы не подросли, и не сказали, что мы устали от всего этого. Что это негативное программирование сознания. Он перестал после этого говорить такие слова, но страх сойти с ума остался с каждым из нас, опустившись в самую глубь подсознания. Это было просто ужасно!

Для себя я поняла, что психопаты, подобные Виктору, питаются страхом своей жертвы, постепенно лишая её воли, радости и желания жить. Для них страх жертвы, словно любимое лакомство. Они нуждаются в нём, испытывают потребность постоянно подпитываться этой эмоцией, но так как жертва привыкает к определённым негативным стимулам, то они постоянно придумывают что-то новое оригинальное. Для них мучать других – это глубокая внутренняя потребность. Они, словно вампиры, выпивают всю жизнь, полностью разрушая психическое состояние жертвы. Они выпивают чужое счастье, чужую радость, чужую любовь, оставляя после себя сломанных людей, которым сложно восстановиться от полученных эмоциональных травм.

Когда я выросла, и активно стала изучать психологию, то поняла, что Виктор классический психопат. Виктор был убеждён, что он центр мира, а домашние – это его бессловестные прислужники, которые не имеют ни на что прав. Конечно, он был хитрым и патологически лживым, и вёл себя так только дома. На работе и в обществе он играл роль хорошего, послушного мальчика, который никогда никого не обижает, только его все несправедливо обижают.

Он никогда не испытывал чувство вины или раскаяния, у него была глубокая убеждённость в своей правоте и несправедливости к нему окружающих. Он методично и последовательно кромсал детскую психику, потому что нуждался в эмоциональной подпитке, когда его жертвы испытывали страх, душевную боль и страдание. В нём не было эмпатии и глубоких чувств. Его эмоции были поверхностными и неглубокими, словно осенняя лужа.

Иногда, оглядываясь назад, я думаю, что он хотел бы причинять больше страданий, не только моральных, но и физических, но он боялся попасть в тюрьму. Мне кажется, что если бы он знал, что за причинение физических страданий не будет уголовной ответственности, то он бы проявлял и большую физическую жестокость. А так всегда можно притвориться хорошим, ведь никто не сможет увидеть истерзанную душу, кровоточащее сердце и ведро горьких слёз. Их можно увидеть только сердцем, но никак не физическим зрением.

Страх.

Страх – это клетка. Клетка, которая не даёт тебе вырваться на свободу. Клетка, которая мешает тебе развиваться и созидать. Клетка, от которой у тебя нет ключа. Безмолвная тишина бесконечного ужаса и отчаяния накрывает тебя с головой. Тебе нечем дышать. Ты задыхаешься от удушливых эманаций страха. Они, словно черви, пожирают тебя изнутри. Ты в цепях, которые крепко держат тебя.

Ты в ловушке своего сознания. То, чего ты больше всего боишься, самые страшные сцены, словно навязчивое кино, постоянно крутятся в голове. Ты в лабиринте страданий. В лабиринте, где все выходы закрыты на прочные замки. Страх сковывает по рукам и ногам. Ты хочешь уйти, а не можешь шевелиться. Ты хочешь кричать, но у тебя даже нет сил, чтобы сказать пару слов. Тебя мучают, а у тебя нет сил защищаться. Страх парализует тебя, лишает воли, уничтожает.

Нейтрализовать страх, может только бесконечное чувство любви, но у тебя нет ни капельки любви. Только настроившись на вибрацию любви и соединившись с ней, ты сумеешь дать отпор страху, который поглощает и пожирает тебя. Любовь даёт ощущение единства и безопасности. Ты частица Вселенной. Сильной Вселенной. Мощной Вселенной. Вселенной, которая всегда дарует защиту и силу, чтобы противостоять трудностям.

Пока ты отключён от потока Вселенской Любви, который стремительно разрушает все препятствия, ты не сможешь победить страх. Страх будет твоим властелином и господином, а ты его безропотной рабой. Страх уничтожает внутренние силы и ресурсы. Страх убивает желание жить и мечтать. Страх утягивает тебя в пропасть.

Виктор наслаждался моим страхом. Я умирала от страха, а на его лице появлялась довольная усмешка, словно он испробовал вкуснейший деликатес. Психопат никогда не подойдёт к эмоционально устойчивому человеку, который защищает свои права и границы. Психопаты настроены на вибрацию страха, поэтому они всегда опознают слабых и беззащитных. Ребёнок мал и слаб, поэтому лёгкая жертва для психопата.

Если психопат встретится с таким же человеком, как он сам, то они просто разойдутся в разные стороны, потому что они, словно одинаково заряженные полюса магнита, они просто оттолкнутся друг от друга, и каждый пойдёт своей дорогой. Отрицательно заряженные психопаты всегда ищут положительно заряженных доноров, чтобы разрушая их, наслаждаться энергиями страха, боли и страданий.

Психопаты настроены на доноров, а доноры – это люди, которые всегда стремятся к добру и свету. Доноры излучают свет и энергию, они верят в добро. Верят, что человек всегда может стать лучше. Они видят только светлую сторону человека, и отрицают его тьму, это их ошибка, за которую они расплатятся, попав в цепкую хватку психопата.

Я тоже была такой, но сейчас я изменилась. Я вижу тьму человека. Я готова бороться и отстаивать свои личные границы. Я не прощу того, кто причинил мне зло, и не раскаялся в содеянном, его обязательно накажет Вселенная. Я больше не маленькая, наивная девочка, которую можно унизить и оскорбить. Я больше не такая, страдания навсегда изменили меня.

Почитай газету.

Мне было тринадцать лет, я сидела на кухне и пила чай. Без сахара и хлеба, потому что их не было в достатке. Мы питались крайне скудно, практически одними кашами. И это были даже не гречка или рис, а более дешёвые крупы, пшёнка или сечка. До сих пор их не люблю, особенно пшёнку. Мы никогда не ели жареной картошки или мяса, изредка к каше полагалась яичница или четвертинка дешёвой сосиски.

Хлеб делился на шестерых, как блокадном Ленинграде, получалось чуть больше сто граммов хлеба ежедневно. Сахар делился на шестерых на неделю, приблизительно по 170 граммов на неделю, около 30 граммов в день. Мне, конечно, всего этого не хватало. Мне хотелось вволю напиться сладкого чаю и наесться чего-нибудь вкусного, но питание было ограниченным.

Ко мне подошёл Виктор и протянул газету и сказал:

– Почитай, статья интересная!

Я взяла газету. Виктор усмехнулся и ушёл.

Это была газета Спид-инфо. Это было издание для взрослых про интимную жизнь и всё подобное. Я прочитала статью. Вы знаете, о чём она была? О том, как молодую, юную девушку заманили в подвал, и изнасиловала группа подонков, в том числе бутылкой. Статья была с яркими, красочными описаниями всех этих ужасов. Прочитав эту статью, я испытала большой страх, потому что там описывалось грубое, сексуальное насилие.

Я была тихой, скромной тринадцатилетней девочкой, очень доброй и эмпативной. Виктор нуждался в новой порции страха, поэтому и дал мне эту статью. Честно говоря, она настолько врезалась в память, потому что была слишком шокирующей и жестокой. Эти сцены слишком живо представились в моём воображении. Это была ещё одна психическая травма. Я уже практически постоянно жила в состоянии страха, опасности и пугающей неизвестности.

Думаю, что у Виктора были свои скрытые фантазии, и если бы он не боялся тюрьмы, то он бы их осуществил, потому что вспомнился случай из прошлого. Мне было 7 лет, а старшей сестре Анне 8. В тот год мы поехали в санаторий в Запорожье. На заводе, где работал Виктор, давали путёвки в санаторий. Наталья с младшими детьми по каким-то причинам поехать не смогла. И мы поехали втроём. Я, Анна и Виктор. Мы весело бегали с сестрой по санаторию, купались в Днепре, играли с детьми.

Однажды, когда мы пробыли в санатории уже больше недели, Виктор сказал, что покажет нам свой загар. И показал, не только загар, а все интимные органы, сняв трусы до колена. Я помню, что мы с сестричкой посмотрели на всё это хозяйство, но так и не поняли, зачем он это сделал. Скорее всего, у Виктора были в голове какие-то фантазии, ведомые лишь ему.

Виктор был крайне эгоистичным и требовательным. Он требовал к себе внимания, он хотел, чтобы его любили просто так. Он привык только получать, и был крайне жадным в плане денег. Деньги были для него символом власти и контроля. Ему казалось, что деньгами можно управлять другими людьми. Для Виктора, наверное, самой главной ценностью в жизни были деньги. Ради них он был готов на многое.

В детстве, когда Виктор стал главным после болезни Натальи, он никогда не давал нам денег, практически не покупал вещей. В школе я не любила уроки труда, которые были связаны с приготовлением пищи, потому что нас просили принести то сахара, то муки, то масла. А у Виктора было просить ничего нельзя, он запрещал.

Однажды к нему подошла младшая сестра Мария и сказала, что у неё порвались кеды, и ей нужны новые для уроков физкультуры. Отвечал Виктор всегда одинаково:

– У меня нет денег. Это твои проблемы. Ничего просить у меня не надо.

Мария решила проблему, как могла.

Нашла драные кеды на помойке, зашила их, и носила на уроке физкультуры.

Когда тебе в детстве запрещают просить то, что тебе нужно. Запрещают желать то, о чём ты мечтаешь, то вырастаешь с ощущением, что твои желания и потребности не важны. Тебе сложно просить о чём-то других людей, потому что убеждение, что просить нельзя, уже глубоко въелось в твоё подсознание. Твои желания не исполняются, потому что они задвинуты в самый дальний уголок души, и ты не считаешь, что им суждено осуществиться.

Тяжело переносить страдания и душевную боль, мучаться от бесконтрольных приступов страха и паники, но гораздо страшнее не иметь мечты и веры в то, что ты обязательно добьёшься её. Мечта похожа на маяк, который освещает путь и помогает кораблям не разбиться об острые камни жестокой реальности. Если у вас нет мечты, то обязательно создайте её. Она придаст силы и даст мотивацию, чтобы выжить. Выжить, несмотря на злобу и ненависть. Выжить, несмотря на очередную порцию унижений и оскорблений. Выжить, несмотря на боль и страх.

Психика – это нежная вещь, которая требует бережного обращения. Психическую травму нанести легко, а чтобы исцелить нужно много сил и эмоциональных ресурсов. Виктор исполосовал мою душу своей жестокостью, а я верила чистой, детской душой, что он может стать хорошим, просто я не достаточно постаралась, чтобы он стал хорошим. А хотел ли Виктор меняться? Конечно, нет. Психопаты не бывают счастливыми, любящими или искренними, они бывают удовлетворенными, вволю напившимися чужой болью и страданиями. Не стоит пребывать в иллюзии, что взрослый, сформировавшийся психопат, который не имеет никакого желания меняться, станет добрым и хорошим человеком. Виктор считал себя правым, и этого ему было достаточно. Не правы все вокруг, а он, конечно, всегда прав.

Стыд.

В моей жизни было много чувства стыда. Мне было стыдно за мою бедную одежду. Мне было стыдно, что я не сдавала деньги, когда их собирали в школе на ремонт. Мне было стыдно, что я существую. В основе чувства стыда лежит глубокое неприятие себя. Я себя не принимала. Я не могла принять эту несуразную девочку с дурными генами.

А кто не может принять себя, тот и не любит себя. Если ты не умеешь любить себя, то разве тебя может полюбить кто-то другой? В этой жизни больше вопросов, чем ответов. Мне было стыдно в школе, потому что я понимала, что хуже всех одета. У меня была одна юбка и две старые блузки, и пара дешёвых капроновых колготок. В любую погоду я приходила в юбке. Я приходила в школу в -15 градусов мороза в юбке и капроновых колготках.

Меня спрашивали одноклассницы:

– Тебе не холодно?

А я отвечала:

– Нет. Ты что? Мне не холодно.

А что я могла им ответить? Что я нищебродка, у которой недостаточно денег, чтобы купить себе джинсы. Что у меня нет родителей, которых волнует моя одежда.

Ты просто ощущаешь стыд, когда тебе задают подобные вопросы. Конечно, одноклассницы задавали мне такой вопрос не из-за зла, а скорее из-за непонимания моей жизни.

Мне было стыдно покупать низкокачественные продукты. Иногда мы ходили на рынок с Виктором, и продавцы продавали мятые овощи по сниженным ценам. Виктор отходил в сторону, а нам говорил, чтобы мы купили этих помятых овощей. Виктору было стыдно копаться в этих полугнилых овощах, поэтому он перекладывал эту неприятную обязанность на нас. Я и Анна подходили к ящику, и начинали выбирать самые приличные овощи из ящика по сниженной цене, но нам тоже было стыдно. Мы не хотели копаться в гнилых овощах, просто у нас не было права отказаться.

Стыдно быть бедным, хотя и говорят, что бедность не порок, но нищебродов никто не любит. Наше общество разделено на социальные касты, в которой бедняки занимают низшую ступень. И вот ты уже видишь презрительный взгляд, хорошо одетой девушки, осматривающей твою поношенную кофту и немодную юбку, и чувствуешь, что сжимаешься под этим взглядом. Тебе хочется стать маленькой и незаметной, тебе хочется прикрыть стёртый локоть на куртке, тебе хочется закрыть сумкой зашитые колготки. Нищета вызывает тягостные чувства.

Дневник.

Однажды я решила завести себе дневник, чтобы писать туда события, которые происходили в моей жизни и мои мысли. Это был удобный блокнот, в твёрдой обложке. Я записывала туда всякие подростковые глупости, мысли и описания того, что происходило в моей жизни. Знаете, я ничего не писала туда суперличного, потому что у меня отсутствовало чувство безопасности. Я не описывала своих тяжёлых эмоций и проблем, которые давили меня непомерным грузом. Почему? Потому что у меня никогда не было личного пространства в жизни.

Мои личные границы постоянно нарушались. Я не могла свободно выражать эмоции: искренне плакать, радостно смеяться, грустить. Это было категорически запрещено! Виктор всегда создавал сильную эмоциональную связь, чтобы у него была возможность запугивать меня и наслаждаться моими болью и страхом. Создания дневника – это был своеобразный тест на проверку моих личных границ и возможности иметь своё личное пространство.

Я честно вела дневник три недели, а потом убирала в дальний ящик письменного стола. Это был большой, тяжёлый письменный стол с шестью ящиками. Три ящика с одной стороны и три ящика с другой стороны. Те ящики, которые были слева, были моими, а другие были для Анны. Мы складывали в них тетради, учебники, ручки и другие школьные принадлежности. Этот письменный стол был для меня и Анны, чтобы мы имели возможность делать уроки. Я писала о каких то обычных школьных событиях, которые произошли в тот или иной день, о прочитанной книге, о погоде на улице.

Через три недели Виктор нашёл мой личный, персональный дневник, а потом дал прочитать его сестре Марии и брату Георгию. Когда я пришла со школы, то услышала противный хохот Виктора и смешки Георгия. Они сидели на кухне и листали мой дневник, смеялись над моими заметками и записями. Мне стало неприятно. Было ощущение, что у тебя нет защиты, ты словно улитка, потерявшая свой домик. Домик, дарующий покой и безопасность.

Тогда у меня не возникло мысли о том, как Виктор нашёл мой дневник, сейчас я думаю, что когда мы уходили в школу, то он шмонал вещи, смотрел тетради и личные вещи. Он хотел всё контролировать вокруг. Он делал вид, как будто лазать в чужих вещах и читать личную информацию человека – это нормально.

Психопаты никогда не дадут вам своего личного пространства, ведь личное пространство – это внутренняя свобода, а психопат методично и планомерно подавляет волю к жизни у своей жертвы. Психопат – это паразит, и он не может существовать без жертвы, которую он будет пожирать, медленно отравляя её своими токсичными, ядовитыми эмоциями, пока не выпьет из неё всю жизнь. Вы спросите, а что потом? А потом он найдёт новую жертву, ведь он не способен жить без психической подпитки, без донора.

Психопаты очень расчётливые, они прекрасно понимают человеческое поведение и умеют им манипулировать с детства. Они стремятся контролировать мысли, эмоции, чувства и поведение жертвы. Если они почувствуют, что жертва готова сорваться с эмоционального крючка, то их агрессия и ненависть возрастёт в разы. Психопат похож на злого, голодного, бродячего пса, который нашёл вкусную, мясную косточку, если кто-то у него попытается отобрать косточку, то столкнётся с неприятными последствиями.

Жизнь рядом с психопатом, уничтожающим тебя, это ад на земле. Иногда я думаю, что эта планета похожа на ад, на ней слишком много жестокости. Конечно, здесь есть островки счастья и безопасности, но я на них никогда не была. Моя душа устала от боли, а сердце. А самое худшее, что у меня не было возможности изменить это. Мне хотелось, чтобы у меня выросли крылья, и я бы улетела далеко-далеко. В далёкий чудесный край с красивым озером и сосновым лесом. Я бы вволю надышалась свежим сосновым воздухом, съела бы горсть свежей черники и полюбовалась бы вечерним закатом.