Текст книги "По ту сторону. Детектив"

Глава 11

Отец подъехал к больнице на сером бентли-кабриолете. На территорию его, правда, не пустили, но я увидела его из окна. Переодевшись на первом этаже в туалете, я оставила на подоконнике ночную рубашку и халат. Туфель не было. Ничего. До машины я и в больничных шлепках добегу. Выйти незамеченной не удалось. Главврач стоял на выходе и укоризненно смотрел на меня.

– Максим Павлович, обещаю вам вечером позвонить и сказать номер телефона и адрес, – умоляюще посмотрела я на него. Он кивнул.

– Надеюсь, ты видела себя в зеркало? Очки синие вокруг глаз – сотряс ты получила, дорогуша. Сотряс.

– Знаю. Увидите, я буду дальше осторожнее.

– Вскрытие покажет, – попытался пошутить он.

Отец ждал меня за воротами. В своем блестящем, сером костюме он выглядел импортным президентом какой-нибудь европейской страны. Высокий, статный, с вьющимися серыми волосами, он был красавчиком даже сейчас.

Я подошла к нему и молча протянула руку.

– Бааа! Ты ли это?! Марина Гринкович! А что за синие круги вокруг глаз? Это так и будет? Навсегда?

– Не будь ребенком… Это через неделю пройдет. А вот глаз новый навсегда… – тихо сказала я.

– Ну это как раз ерунда… Глаз всегда можно новый заказать, – рассмеялся отец.

– Садись, – он галантно распахнул дверцу. – А что, собственно, произошло? – спохватившись, задал он запоздалый вопрос.

Я села рядом с ним и хлопнула дверцей. Он поморщился.

– Полегче, родная. Это не дверь в деревенском сортире.

– Ты мне пожить просто у себя разреши. А что произошло, я и сама не знаю.

Мне не хотелось вдаваться в подробности, не хотелось рассказывать кратко о том, что случилось и потом, в шутливой манере, излагать попытку своего расследования, мне вообще не хотелось вспоминать грязные факты и свои нелепые действия.

– Так что с твоим глазом? – до меня донесся голос отца. Он пытался разглядеть меня во всей новой красе.

– Пап, не бери в голову. На микроскоп наткнулась. Мне просто пожить где-то надо.

– Нет, ну если ты не хочешь говорить, не говори. А надолго ты ко мне?

– Неделю, две. Не знаю, но обещаю, что если за месяц не разберусь, то уеду к матери.

Мимо проехала милицейская машина. Я на минуту задумалась, а правильно ли я поступаю, уезжая из больницы, не дождавшись, когда следователь придет и снова начнет задавать вопросы. Но все это пронеслось одномоментно, не успев посеять сожаление и надежду на легкость пути. К тому же, неизвестно кто был в машине…

– Тебя что, еще и разыскивают? – он кивнул вслед милицейской машине. – Я видел, как ты посмотрела на нее.

– Да нет, пап. Ты можешь не задавать вопросов? Просто дай денег и крышу. Я потом все объясню.

Наверное, это прозвучало грубовато, но точно соответствовало моему состоянию после дня, когда с утра я бегала со скальпелем наперевес, потом получила новые синие очки, пообщалась с трупом девушки, которую разыскивала, и побывала в руках жизнерадостных бомжей. Мне было не до светских приличий, хорошего тона и вежливых экивоков. На шее у меня щипала ссадина, которой отметил меня мой же скальпель в чужих руках, в голове шумело, перед единственным глазом время от времени тополиный пух сменялся сизым туманом.

Почему я уезжала? Страх гнал меня. Страх, что тут меня найдут. Что я слишком засветилась, что обо мне уже знает милиция, Ахмед, доктора, я ходила по району, в котором жила, и меня мог кто-то узнать. Хотя это было маловероятно. И очень хотелось отдохнуть, выспаться, забыть на один вечер обо всех и всем, о постоянном беспокойстве и не вздрагивать от каждого открытия двери. Да и в больнице меня уже никто не удерживал. Ну, максимум, мне дали бы побыть там еще пару дней. И куда? Куда было идти?

– А почему не к жениху? – вопрос прозвучал как удар гонга.

Слезы навернулись от неожиданности и болезненности вопроса.

Я внимательно посмотрела на него. Он неотрывно следил за дорогой, но выражение его лица изменилось.

– Да ты посмотри на меня!

– А что такое? Глаз что ль твой?! Да я его сразу и не заметил.

– Ты не заметил, а он заметит! Кому нужна жена и, тем более, невеста с одним глазом. И вообще! Откуда ты о нем знаешь?

Я снова повернулась к нему, пытаясь прочесть его мысли. Но куда уж мне. Он был слева, а эта сторона была у меня слепой.

– Здравствуйте, я ваша тетя! В последний раз, когда встречались на Тверской, у книжного, с кем ты потом встретилась? Да неужели не помнишь?

Я покачала головой.

– Ты с ним потом в шоколадницу пошла. Светлый, курносый, круглолицый.

– Ты что, следил за мной?

Я улыбнулась. Неужели в нем просыпаются родственные чувства ко мне. Хотя чего это я? Вот, он же приехал, дает мне денег и убежище. Кто чужой стал бы мне помогать?

– Сама сказала, что от меня идешь на свидание с женихом. Алеша, я прав?

– Прав, прав.

Я вздохнула и с облегчением откинулась в кресле. Мне не хотелось продолжать этот разговор, и он тоже замолчал. Было такое чувство, что между нами проискрилось взаимопонимание. Я смотрела на дорогу и наслаждалась прохладой встречного ветра. Даже пух не мог испортить удовольствия от этой поездки.

Он не стал заезжать в ворота. Двухэтажный, серый, каменный дом показался за железной оградой огромной горой, скалой, в надежности которой не было сомнений.

– На, держи. Мобильник. Деньги, ключи. Городской телефон там тоже есть. Номер посмотришь на аппарате. Сам все время забываю.

– А если кто приедет? Что мне сказать?

Я стояла по ту сторону ворот и смотрела уже на дорожку к дому.

– Да никто тут не живет уже года два. Быстро надоело все это нагромождение.

Он протянул мне связку ключей.

– Тут обещанное. Устроишься, можешь позвонить. Ну и если что… тоже… Одежду подыщи на втором этаже, там у моей дочки много барахла.

Последние слова он говорил уже разворачивая бентли.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – крикнул он, обернувшись на мгновение….

Я осталась стоять за воротами одна. «У моей дочки» – резануло горечью по сознанию. А чья дочка – я?

Хватит, не надо зацикливаться. Я открыла массивную дверь и вошла внутрь. Пол был покрыт терракотовой плиткой. Вряд ли это соответствует московскому морозному климату, но, видимо, отвечало английскому духу всей остальной обстановки. Хотя, возможно, это был даже шотландский стиль. Высокие, обтянутые клетчатой, красно-серо-черной материей кресла стояли вокруг резного деревянного, большого стола. Вообще, дерево было везде, кроме полов. Деревянные панели составляли арки, колонны, углубления в стенах, бар был целиком из темного дерева. Такого же дерева тумбы стояли по бокам коридора с высокими серебряными подсвечниками. Люстра с электрическими свечами и кристаллами сваровского свисала над столом. Пустые тазы с английским рисунком стояли внизу, под подсвечниками, наверное, на случай пожара. Или для омовения рук… если водопроводчик вдруг не придет… Во всех комнатах лежали ковры, которые должны были компенсировать недостатки каменного пола.

– Черт возьми, надо было заехать в магазин, купить еды, – подумала я и тут же себя оборвала. – Заехать! Скажи спасибо, что тебя вообще привезли сюда. Кто ты такая, чтобы с тобой заезжать?! Дочка? Дочка вот тут имеет комнату с барахлом, а кто ты – черт его знает.

– Отставить, – вдруг громко произнесла я. – Хватит себя жалеть. Есть все что надо. И даже больше.

Я шла и разглядывала дом, и это отвлекало меня от печальных мыслей. Я всегда любила ходить в гости и рассматривать чужие дома. Почему? Не знаю. Может потому, что никогда не чувствовала себя по-настоящему дома?

Огромная ванна, с клетчатыми обивками и гравюрами, кабинка для душа и сауна. Гобелены и картины на стенах. Антикварная мебель. Бильярд. Огромный холодильник на кухне оказался набит всякой снедью. А шкаф его дочери – барахлом, которое вполне подходило мне.

В душ, – подумала я. Горячая вода, потом холодная, потом снова… немного перекушу и спать. На сегодня мой запас сил иссяк.

Я скинула с себя свои драные обмотки и погрузилась в блаженство ароматного геля и теплых водяных паров… Страшная реальность отступила, часы перестали отсчитывать секунды.

– Ну-ка вылезай! – резкий женский голос вернул меня к действительности. Я открыла глаз и постаралась разглядеть, что происходит.

– Выходи, выходи, нечего пялиться! Она еще и косая! Что залезла, думала пожить тут? Небось, вшей понатащила, грязная тварь!

Голос становился все резче, я всматривалась сквозь все еще клубившееся пары горячей воды, поворачивая голову видящей стороной и стараясь понять кто кричит. И тут почувствовала, что меня за руку вытаскивают из кабинки душевой.

– Пошла вон отсюда.

– Да ладно тебе, – услышала я мужской голос. – Ты же не можешь выкинуть ее вот так, в чем мать родила.

– Почему не могу? Мать же смогла! – женский и мужской голоса смешались в веселом смехе.

Я вышла на холодный плиточный пол. Совершенно обнаженная, я стояла перед совершенно одетыми парнем и девушкой. Они весело смеялись, разглядывая меня как зверя в кунсткамере.

– Во, бомжиха, вся в синяках, а туда же, в дом залезла, тебе что, мало досталось? – девушка сорвала полотенце с бронзового крючка и хлестанула им по моей мокрой спине.

– Да кончай, Лан, ты что, еще банщиком ее хочешь заделаться? Может, тебе веничек березовый принести? Гони ее в шею, а лучше милицию вызови. Пусть в приемник заберут. Или куда там. Куда таких исколотых, изрезанных берут. К чему тебе связываться?

Только теперь до меня дошло, что происходит. Ужас, унижение и боль, страх и отчаяние мгновенно отступили.

– Черт возьми! Нечего ругаться и хлестать меня тряпками. Меня Аркадий Вениаминович пригласил тут пожить. А вы, как я поминаю – дочка его? Светлана?

Пришла их очередь вытаращиться на меня.

– Сторожихой что ль нанял? – молодой человек говорил тихо, по мере того, как он рассматривал мое обнаженное тело, его голос становился все тише и вкрадчивее.

– Что ты мелешь? Собакой что ль нанял? Так в будку иди… Нечего пользоваться хозяйской ванной.

– Во-он там на столике ключи, которые он дал мне от этого дома. А во-он там, в коридорчике – его телефон, по которому вы можете позвонить и узнать, кто я такая, и почему он пустил меня сюда пожить.

Я развернулась, показав им неприкрытую мягкую часть своего тела, и вернулась под теплый душ, закрыв за собой пластиковую дверь.

Смыв с себя пену, я вышла и закуталась в полотенце. Надеть было нечего, потому что свое рваное тряпье я выбросила в мусорное ведро.

Компания восседала на кухне и попивала красное вино.

– Итак. Любовница? – испытующе посмотрела на меня Лана.

– Косая? Погоди, погоди… Да у нее вообще одного глаза нет, – уставился на меня парень. – Слепая на левый бок. Кому она нужна?

– А вы себя в зеркало видели? – тихо проговорила я и почему-то улыбнулась.

Парень был высокий, черноволосый и черноглазый. Он был поджарый, и даже спортивный. Его вполне можно было бы назвать красивым, если бы один глаз его не косил. По всей вероятности, он очень стеснялся этого своего изъяна, часто моргал, чтобы не смотреть собеседнику в глаза, и носил очки.

– Да, все вы извращенцы. И отец тоже. Может ему одноглазую захотелось.

Ничуть не стесняясь и не обращая внимания на меня, они оба рассмеялись.

– Вряд ли, – продолжила свои заключения Лана. – Родственница? Дочка друзей… почему тогда спрятал?

– Дочка… – не то спрашивая, не то утверждая повторила найденное слово Лана. – Что? Верно? Ты дочка его?

Я молчала, не зная как поступить и что сказать. Ситуация не была страшной, моей жизни ничто не угрожало, но закладывать отца, который так быстро откликнулся на мои, в общем то несуразные и путанные объяснения и призывы о помощи, мне не хотелось.

– Ну что спрашиваете? Дочка я друзей его, приехала поступать. Он и пустил сюда, сказал, что никто тут не бывает.

– Лапшу другим вешать будем, а я не люблю такие длинные украшения. Разве тебя не учили, что врать старшим нехорошо?

– Почему ты думаешь, что она врет? – мягким тихим голосом, оглядывая меня с ног до головы, спросил парень.

– Давай не будем! Ты только посмотри на нее! Она даже похожа на него… И… я знаю своего отца… какие еще могут быть дочери друзей… У его друзей дочки квартиры все в Москве имеют.

Я решила выйти. Варианты у них иссякли, пусть сами решают, кто я и что я, но совершенно очевидно, что сами они появились тут тайком, раз отец об их посещениях не знал, значит, вряд ли они будут устраивать скандалы.

Ходить в полотенце, хоть и большом, было не очень удобно. Снова посетив комнату его дочери, я вышла в ее джинсах и неброской кофточке.

Прихватив еще длинную простую рубашку, чтобы в ней спать, я остановилась в нерешительности посреди коридора. В окна был виден красный феррари – кабриолет.

Скорее всего – тоже ее. Или они все на кабриолетах ездят, – подумала я. Больше всего мне хотелось побыть одной, чтобы собраться с мыслями и наметить план дальнейших действий. Но я все же решила спуститься в кухню, чтобы посмотреть, что они для себя решили.

Они целовались. Вино стояло ненужной декорацией на столе, чайник перестал переливаться зеленым цветом. Его руки ходили по ее груди, прикрытой лишь легкой маечкой на лямках. Она лихорадочно расстегивала его джинсы.

Минуту помедлив, кашлянув, я вошла в кухню и налила себе чай. Небольшой бутерброд мне тоже бы не повредил. Я залезла в холодильник.

– Вот что, сестричка, живи, но и другим жить давай, – Лана оторвалась от губ косого. – Ты можешь тут побыть, ладно, но если ты попытаешься влезть к отцу в карман и нарушить мое… навредить мне… обокрасть меня… своровать у меня… в общем, держись подальше от папиных денежек. Помни – все его – мое! Все его деньги – это семейный общак, а влезешь, – отвечать будешь по понятиям!

– Может, небольшую оргию устроим, девочки? – парень поймал меня за руку, когда я шла к холодильнику.

– Коль, оргию без меня устраивай. Я не люблю преобладания моего пола.

– Ну пусть хотя бы смотрит, – Николай с тоской посмотрел на Лану.

– Да ты еще и шмотки мои надела! Это уже переходит всякие границы!

– А он, – кивнула я на Колю. – тоже твой? Или он тоже общак?

– А что – понравился?

– Косоват для красавца, – откусив изрядный кусок сыра и глотнув горячего чая, я поморщилась: чай был несладким. Подойдя к шкафу, стала искать сахар. – А тебе-то зачем такой кобель?

– Да она криминал! Ты посмотри, она вся в ранах. Видать, братки порешить хотели, – последовала Колина реакция.

– Ты что, с криминалом связалась?

Я замотала головой.

– Только криминала мне не хватало. Еще сюда притащишь…

– Да нет же… Просто квартира сгорела. Пока ремонт делать буду, я попросила его пустить меня пожить.

– Опять врешь. Я вижу твои раны. Это, детка, криминал, а не пожар. Прячешься тут? Думаешь, никто об этой берлоге не узнает и тебя не вычислит?

Я молча кивнула и снова откусила от целого куска. Ну почему у меня не получалось соврать? Даже для того, чтобы избежать лишних вопросов.

– Просто нужно спрятаться, переждать, пока их поймают, – сказала я правду, – пока милиция найдет этих бандитов. Думаю, что я смогу им в этом помочь.

Это была почти правда, с той только разницей, что помогать меня никто не просил.

– Между словом – отцу лучше не знать, что я тут бываю. Шмотки можешь все забрать, я их уже не ношу. Как тебя звать? Сестренка, – она снова хмыкнула и потянулась к своему бокалу.

– Марина.

– И чем ты занимаешься, Марина, когда не прячешься от бандитов?

– В последнее время – только этим. А так, – должна была защищать диплом по фотосинтезу. Биохимик.

– Кстати о биохимии, я на минутку, – Лана встала с небольшого дивана и метнулась в коридор.

– Откуда у вас эти нарезки? – Николай провел кончиками пальцев по моим шрамам, по коже побежали мурашки.

– Из магазина… – отдернула я руку. И тут же пожалела, что надела кофточку с коротким рукавом. Жара жарой, а конспирация – конспирацией.

– О-о! Как эротично.

– Что эротично? – не поняла я.

– Мурашки… Давно у вас секса не было?

– Часа два… – пробормотала я.

Он вдруг встал и попытался поцеловать меня. Хлопнула дверь на кухню.

– Ничего, ничего, продолжайте… – по голосу было видно, что Лана улыбается.

Я попыталась отстраниться. Николай мягко, но твердо удерживал меня.

– Что, классно целуется? А ты спрашиваешь – зачем! Его все кузины просили научить целоваться. До сих пор все учатся. Уже замужние все… – она рассмеялась. – Ты не стесняйся. Николаша у нас художник. Любит красивое, а главное, разнообразное.

Я отошла к окну.

– Ты же знаешь, что не права, – вдруг обиделся художник. – У меня есть любовь, ее я реально люблю, любил и всегда буду любить, – прибавил он, видя, что разговор иссяк.

– Напомни… это ты про манекенщицу в Париже? Ждешь, что она из манекена человеком станет? Иль про ту, в Америке? Что приезжает и останавливается у вас дома? А любовь и верность у тебя никак не ассоциируются?

– Лан, правда, чем он занимается? – от усталости и банальности ситуации я заговорила, как воспитательница в нашем детском саду.

– Кроме того, что девок трахает? – Лану трудно было сбить с выбранной ею темы. Или он правда был из ряда вон мачо? – Даже не знаю… Ночью вот в Париж улетает, пару картин везет, не знаю уж кому понадобилась его мазня.

– Родители решили… Обжалованию не подлежит… Член академии художеств. Фамилия Бельских-Опарышевых тебе известна? – продолжила она, плеснув себе вина.

– Ну хватит, Лан, откуда она знает, она небось с печи свалилась. Хватит уже злиться. Я же пошутил.

– Народ должен знать своих героев! – Лана разошлась не на шутку. Она опустошила свой бокал и не собиралась закрывать эту тему. – То есть, гениев. Третьяковка же закупки делала у твоих родителей… Пусть посмотрит…

– А что, у косого художника наверняка особый взгляд на мир…

– Ты пьяна что ль? А кто меня теперь до дороги довезет? – он посмотрел на меня. – Ты, малышка, умеешь водить машину?

– Вот, вот, в машине – это все, что он умеет… Даже ночевать с девкой остаться боится… – маменькин прихвостень…

– Так, ладно, мне пора, самолет уже скоро… Не знаю, с чего все это началось…

– С детства… Просто, Коля, заканчивать пора…

– Пойду-ка я спать, – я проглотила последний кусок сыра и хотела уже отойти от окна. Перепалка между художником-бабником и Ланой, может, и развлекла бы меня при других обстоятельствах, но сейчас мне все это казалось затертой главой старого школьного учебника, упавшего в разгоравшийся костер, и раскрывшегося на выученной когда-то странице.

Посмотрев во двор, я увидела группу ребят прямо перед входом в дом.

– У тебя тут гости, Лан. Весь двор заполонили, даже в тачку к тебе залезли.

– Черт, совсем забыла о нем. Как мне надоели прыщавые студенты…

Она подошла к окну. И снова чертыхнулась. Двое парней залезли в сверкающий феррари.

– Ла-а-ана, – послышался стук в дверь и крики на улице.

– Ты чего стоишь? – вдруг набросилась она на меня. – Спустись, скажи, что это ты приехала на машине.

– Как это? – не поняла я. – Кому сказать-то?

– Студенты это, идут к профессору своему, тут рядом дача у него. Друг отца, или знакомый, фик их разберешь. Привязались ко мне.

– Ничего удивительного, – ухмыльнулся Коля. – Кто ж не любит красивые машины.

Лана сморщилась, как от удара.

– Выйди и скажи, просто выйди и скажи. Тебе что – трудно? Я не хочу разговаривать.

– Да хочешь, я выйду? – вдруг предложил свою кандидатуру художник – коллекционер женских прелестей.

– Этого я не хочу, – медленно проговорила Лана.

– Ага, значит там не в друге отца дело… – ухмыльнулся снова художник. – Дело в студенте – друге, близком и видимо даже…

– Лана! Ты выйдешь? – раздался опять крик прямо под окном.

– Да, и что? – Лана спокойно посмотрела на очкарика. – И у меня список. Такой же, как и у тебя… Ты вот по пятницам к кому ходишь, если мама отпускает?

– Ну хватит, я уже иду.

Я вышла, осторожно прикрыв за собой дверь и прихватив ключ на всякий случай, предварительно накинув в коридоре висевшую крутку.

– Нет Ланы. Я на машине приехала. Ошиблись вы, ребята. Ее сегодня не будет.

– Маринка! Гринкович! – вдруг услышала я знакомый девичий голос. Обернувшись к воротам, я оторопевала: ко мне по дорожке бежала моя землячка – Ольга Буевич. Она была младшей сестрой моей лучшей подружки там, дома, в далеком, как теперь казалось, детстве.

– Маринка, – кинулась она мне на шею. – Даже не представляешь, как я рада тебя видеть!

Она тискала меня и кричала все это прямо на ухо, не замечая ничего.

– Э-э-э-э… – вокруг собрались ребята. – Оль, что с тобой? Ты что, знаешь ее?

– С одного села мы. Пойдем! Пойдем! Я тебя познакомлю со всеми, – только тут она заметила, что у меня вокруг глаз синие круги, да и глаз один… какой-то не такой. – Ой! Маринка! Что с тобой?

Видимо, увидела и узнала она меня со спины. Надо будет срочно изменить прическу и цвет волос, про себя подумала я.

– Да ничего особенного. Несчастный случай! Сотрясение небольшое. Глаз выбили.

– Тебе плохо? Может врача вызвать?

Она вовремя мне напомнила, что надо позвонить врачу в больницу.

– Да, надо врачу позвонить! Да не дергайся ты так, – скороговоркой пробормотала я, когда увидела, как она достала свой мобильник. – Видел меня сегодня уже врач. Надо просто ему позвонить, доложиться.

– Пойдешь с нами? Я тебя с такими людьми познакомлю! Тут нас профессор собирает у себя на даче. Это тут, недалеко. В деревне. Пойдем! А?

Я стояла в нерешительности. Только что, пять минут назад, я собиралась спать, собраться с мыслями, изменить свою внешность.

– Пойдем, Марин, я хочу тебе его показать… – как завершающий аргумент прозвучало приглашение Ольги.

– Кого?

– Любимого моего…

Я рассмеялась.

– Похвастаться хочешь? Да я рада за тебя, что все хорошо.

– Не совсем. Понимаешь, он женат. И замуж меня не зовет. А я жить без него не могу. На полном серьезе! – схватила она меня за рукав куртки, увидев, что я сделал движение к дому.

– Ну что ты как маленькая. Женатый же он. Что ты к нему пристала!

– Да если бы тебе так на семинарах в любви признавались! Прямо перед всей группой! Ты бы устояла?

– Ты что, – еще и спишь с ним?

– Какая ты, Маринка! Нет в тебе романтики! Что значит спишь? Я люблю его! Я собираю для него материалы, я… да что говорить, да и было-то всего три раза за год… но на семинары ходить к нему я больше не могу…

– Погоди-ка, погоди-ка… он что – твой препод?!

– Он – профессор, доктор наук! Он – мой бог, какой еще препод!

Стоять и слушать вторую серию рассказов о любви и ревности мне было абсолютно невмоготу. Видя, что так просто мне уйти не удастся, я решила ее проводить. Ребята уже потянулись по дороге, изредка оглядываясь на Ольгу, они шли к деревне, которая маячила на холме, недалеко от дачного поселка, в котором находилась дача отца.