Текст книги "Шепоты старой усадьбы"

Я молча взяла биорамку и повертела ее в задумчивости. Я мысленно рассуждала о том, для чего рожать детей, если потом совершенно ими не заниматься. Зато можно сказать себе, я, мол, выполнила свое женское предназначение, так? И перед соседями не стыдно, правда? Ведь если тебе, положим, за тридцать, а детей нет, то это непорядок, «больная, видать, не может» и все такое. А когда есть хоть один ребенок, общественность не привяжется. Только стоит ли общественное мнение загубленной жизни?

– Э, ну ты чего?

Голос Ткаченко вернул меня на землю.

– Что чего? – разозлилась я, возвращая странноватую проволоку на место. – У тебя не стоит перед глазами задушенный ребенок? Или его рыдающая мать?

Анатолий глубоко вздохнул.

– Понимаю, тебе нелегко сегодня пришлось. Нам обоим то есть. Ему, – кивок в сторону окна, за которым был виден разговаривающий с кем-то по телефону и расхаживающий возле фонтана Смирнов, – вроде бы все равно.

Я пожала плечами. Почему-то стало обидно за третьего компаньона, и, хоть он явно того не заслуживал, я принялась-таки его оправдывать:

– По всей видимости, он успел привыкнуть к смерти. С его-то профессией.

– Возможно. Итак, я думаю, чтобы отвлечься от всех этих мыслей и страшных картинок, прыгающих перед глазами, нужно заняться любимым делом. Ну то есть не знаю как для тебя, а для меня любимым. Пойдешь со мной в Гербовый зал?

Я вновь пожала плечами и сменила тему, чтобы выиграть время.

– Зачем тебе так много всяких приспособлений? Эта штука, – я показала на знакомый мне магнитометр, – в одиночку не справляется?

Он криво усмехнулся.

– Нет, это просто был первый этап исследования. Видишь ли, – большие карие глаза Ткаченко загорелись каким-то неистовым сиянием, на ум почему-то пришло выражение «золотая лихорадка», хотя он, конечно, драгметаллы не искал, он искал все мистическое и непознанное, но для него это было дороже золота, – инструменты для изучения аномальных явлений делятся на две группы: физические и спиритологические. Научные и ненаучные, иными словами. Наука показала нам, что с тем помещением что-то не то. А дальше – уже по вере. Вот эти рамки относятся как раз к типу спиритологических инструментов. В совокупности с другим оборудованием они смогут привести нас к месту, где дух наиболее активен.

– Дух? – улыбнулась я против воли. – Я думала, ими воду под землей ищут.

– И это тоже, – кивнул он со всей серьезностью.

– Ты так уверен, что здесь живет дух?

Ответить он не успел: меня побеспокоил по телефону охранник. Сообщил, что ко мне направляется некто Пунцов Степан Степанович.

– Извини, мне придется встретить человека, записать его и проследить, кабы чего не украл. Галина Викторовна давала четкие указания по этому поводу: воровству – бой.

Анатолий засмеялся, подхватил рюкзак, куда уже успел убрать все свои приспособления, и потопал наверх один, не забыв прихватить нужные ключи.

Открыв дверь, я увидела на пороге бледного мужчину лет под пятьдесят, высокого, с небольшим животиком. Невзирая на белую кожу, его щеки ярко пылали. Я сделала вывод, что он шел очень быстро и, так как кардионагрузки для него тяжелы, проявился такой явный румянец. А может, охранник как-то его смутил? Но это уже менее вероятно. Волосы, брови и глаза его тоже были какими-то блеклыми. Вообще, он весь оказался совершенно невыразителен, словно статист какого-нибудь малобюджетного фильма.

Я вежливо поздоровалась, он поднял на меня взгляд, и тут я поняла, что поспешила с термином «невыразительный», ибо взор таковым не являлся. Он был встревоженным и тяжелым, даже злым.

– А где Галина Викторовна? – грубо поинтересовался новоприбывший.

– Я за нее, – тоном-копией ответила я. Не собираюсь сюсюкать с теми, кто сам со мной сюсюкать не собирается.

Но розовощекий тип, казалось бы, не удивился и не обиделся. Проходя мимо меня внутрь здания, отрывисто бросил:

– Мне нужна копия диссертации Виноградова, – будто для меня это что-то значило.

Я лишь молча пододвинула ему синий журнал.

– Почему синий? – грозно осведомился он, точно я была нерадивым хирургом, отрезавшим ему не ту часть тела, о которой договаривались, но быстро поправил сам себя, вспомнив, очевидно, что пришел во внерабочее время: – Ах, ну да…

Создавалось впечатление, что он был из той категории людей, которые вечно всем недовольны и любят срывать свое настроение на окружающих. Я покачала головой несколько досадливо, даже не боясь того, что он примет это на свой счет (а пусть, ведь так оно и есть) и потянулась к связке ключей.

– Вам в какую комнату?

– Архив – ну конечно же! – как цепной пес, встал он на дыбы.

– Я вообще-то второй день работаю.

– Ах, ну да… – Он нервно посмотрел по сторонам. – Архив, – добавил тише.

– Я поняла уже.

Взяв нужный ключ, я отправилась первая. Он, однако, не спешил следовать за мной в коридор.

– Постойте, девушка…

– Анна.

– Вы что, со мной пойдете?

– Таков порядок, – кивнула я, моргнув, мол, приказ есть приказ, сама не рада, а что делать.

– Дурдом, – прошипел он, дальше шел молча, но на лестнице неожиданно растаял. – Кстати, что тут за крики были? – Я рассказала про труп мальчика возле церкви. – Вот оно что… Что думают?

– Кто? – удивилась я. Мужчина проявлял весьма экстравагантные манеры в межличностных коммуникациях. То рычит и требует мою предшественницу, то разговаривает со мной словно мы друзья и я обещала ему какие-то любопытные сплетни.

– Ну… люди. Ребенок же. Не каждый день.

– Ах, в этом смысле… – Несмотря на то, что собеседник не имел привычки проговаривать свои мысли целиком и логически завершать реплики, я поняла его прекрасно. – Не знаю. Менты разберутся.

– Как же, ага, – буркнул он скептически и с силой выхватил у меня ключ, так как мы уже приблизились к одной из дверей.

Я вдруг задумалась. А ведь и впрямь могут не разобраться. И виновный так и не будет наказан. Алина вряд ли так разоткровенничается со следствием, как это сделала сегодня с нами – в состоянии аффекта. Даже если и так, они могут и не заинтересоваться ночными прогулками детей, ведь это я их видела, а не они. И тем более детей допрашивать смогут только в присутствии родителей, что явно не пойдет на пользу их откровенности. А вот я могла бы…

– Ну что встали в проходе? – возмущенный возглас невзрачного мужлана вернул меня в коридор второго этажа.

Оказалось, что он уже порылся в коробках, нашел нужную и, сунув ее под мышки, пытался выйти в коридор. На всякий случай я заглянула в нее, благо она не имела крышки. На всех папках-скоросшивателях стояла названная им в холле фамилия. При моих манипуляциях Пунцов красноречиво закатывал глазки, но безмолвствовал. То ли слова закончились, то ли уразумел, что «таков порядок».

В этот момент из дверей Гербового зала вышел Ткаченко. Он сосредоточенно взирал на рамки в своих руках, будто гипнотизируя их, и странным образом они подчинялись: то сходились в одной точке, то расходились.

– Что это? – удивился Пунцов.

– Ну ты же сам двигаешь их! – стала я дразнить, улыбаясь. – Даже пятилетка не попалась бы на такой развод.

Анатолий поднял к нам радостное и вместе с тем изумленное лицо.

– Не поверишь, но не двигаю!

– А что вы здесь делаете? – продолжал набрасываться Степан Степанович. – Вы кто такой?

В общем, у нас ушло минимум десять минут на то, чтобы успокоить аборигена, объяснив, что это задание Главы района. Даже постановление пришлось показать – уже внизу, в холле. Засим он оставил нас вдвоем.

Мы снова поднялись наверх и прошли в Гербовый зал. Анатолий показал мне, как нужно держать рамки, и я прошлась с ними по помещению. Они действительно сдвигались сами и вообще вели себя точно живые.

– Как это работает? – удивлялась я.

– Биорамки реагируют на энергетическое поле. Если оно сильное, они начинают крутиться.

– Так, может, это мое энергетическое поле сильное? Так что это еще не доказывает, что здесь есть призраки.

Анатолий изогнул одну бровь и хмыкнул.

– То есть твой скептицизм ничего не способно пробить, да? И даже тот факт, что ты сама видела Матвея Мамонова через полторы сотни лет после его смерти?

– Я сама толком не знаю, что видела, – вздохнула я и отдала ему рамки. Настроение испортилось. Я не любила, когда что-то не имело смысла и рационального объяснения. Мое логическое полушарие отказывалось принимать эту информацию. Когнитивный диссонанс и все такое. Впрочем, приподнятым мое капризное настроение пребывало всего ничего, слишком уж оно было подавлено утренним известием, поэтому я не много потеряла.

Медленно я подошла к высокому окну и стала изучать пейзаж. Церковь не было видно, так как она возвышалась со стороны торца здания, зато был виден пост охраны, одноэтажные постройки территории и чуть вдалеке – поселок. Правее здания красовалась липовая аллея, из окна был виден только край. Верхушки высоких деревьев колыхались на ветру, будто прощались с кем-то… Какая-то грусть таилась в этом движении, и немного даже – отчаянье. Я перевела свой взор на поселок. На одной из ближайших к усадьбе крыш стояли мальчики и глядели вниз. Хотели прыгнуть? Избушка была одноэтажной, и все же мое сердце екнуло. Почему в детстве мы такие безбашенные? Почему, едва получив жизнь, еще не насладившись ею и не использовав всех возможностей, мы вовсе ей не дорожим, бегаем по крышам, прыгаем с качелей, гуляем по ночам? И почему стариками, прожив долгую жизнь, испытав все горести, мучения, кряхтя от болей, плача от нищеты и одиночества, мы так цепляемся за этот «дар», так не хотим покидать все, что нас окружает, даже если это «все» совсем не радует?..

Я резко развернулась к Анатолию, который теперь с увлечением использовал уже другой прибор, и изрекла:

– Мы должны выяснить причины смерти этого мальчика!

Парень выронил генератор случайных чисел.

– А?! – Я молчала, осознавая, что он слышал меня прекрасно и «А?!» не более чем риторическое восклицание. – Ты хочешь найти убийцу?

Я вздохнула.

– Это не всегда одно и то же. Я хочу выяснить, что произошло. Почему это сделали. – Он молча смотрел на меня, пытаясь решить, что со мной делать. Если я спятила, нужно же звонить в «скорую»… – Ты пойдешь со мной в поселок?

– Не понял, – Анатолий заморгал длинными ресницами. – Зачем?

– Ну как зачем? Мальчик жил там. Алина – его мать, она живет в Дубровицах. Значит, и нам туда надо. Она говорила, что ее сын часто бегал с другими детьми гулять по ночам. Я сама их видела возле церкви. Этому должно быть какое-то объяснение.

– Тому, что бегали ночами, или тому, что его убили?

– И то и другое. Возможно, эти две вещи связаны. Ну так что? Или тебе неинтересно?

Толя вздохнул, наконец поднял прибор с пола и посмотрел на меня с какой-то то ли жалостью, то ли болью.

– Аня, мне интересно, но мы вроде сюда приехали по иной причине. Не хватит ли нам одной загадки? Тем более что она рядом, – он обвел глазами Гербовый зал. – Есть здесь привидение или нет – вот что меня больше всего волнует. И волнение, кстати, растет час от часу, так как показания приборов дают надежду на положительный ответ.

– Хорошо.

Я твердо направилась к выходу, но он перехватил мою руку.

– Подожди. Если ты все-таки идешь, то и я иду.

Анатолий собрал все свои приборы в сумку, мы быстро спустились, заперли входную дверь и встали на крыльце. Смирнова нигде не было видно.

– Он не говорил тебе, что собирался уходить? – спросил меня Ткаченко.

– Нет. Это вы с ним друзья. – В ответ на удивленно-негодующий взгляд пояснила: – Вместе приходить стали.

– Боже, я ж сказал, встретились по дороге!

Спутник так сильно смутился, что я прыснула. Он понял, что я шучу, и тоже засмеялся.

* * *

Чтобы отыскать детишек, с которыми убитый проводил поздние вечера, пришлось прибегнуть к помощи местных.

– Витины друзья вам нужны? Хм, дайте подумать… А зачем они вам? – Мы отвечали, что представляем администрацию усадьбы и хотим выяснить у них, как они проникают на территорию. Это не было правдой, но, если бы мы посетовали, что они ночами разгуливают возле церкви, нас бы просто-напросто отправили к родителям, что нам совершенно не подходило. Нужно было убедить, что нам необходимо переговорить с самими детьми. – С Костиком дружил… Бучиным… С Игорьком они соседи… Ох, бедный мальчик, кто ж его… Это ж надо – ребетёнка неразумного придушить! Сама б придушила душегубца голыми руками… Да-да, и я б прибил тоже…

Короче говоря, всего за три короткие беседы с несколькими жителями мы разжились пятью именами и адресами. Далее еще пятнадцать минут маршировали по поселку в поисках хотя бы одного из них. Оказалось, что дети в летние каникулы неожиданно предпочитают улицу родному очагу. Я, наверно, была такой же, просто за давностью лет стерлось из памяти. Хотя в мое время Интернет и социальные сети не являлись распространенным досугом, так что удивление относилось еще и к этому: я ожидала хоть кого-то встретить дома за компьютером. Неужели я настолько отстала от жизни, что не заметила, как и восьмилетки стали в сеть выходить исключительно при помощи смартфонов и дорогущих айфонов (на которые вообще непонятно кто тратит деньги при наличии адекватных и дешевых аналогов)?

В итоге мы разыскали сразу трех друзей почившего Вити в одном месте – на спортивной площадке в школьном дворе. Не успела я порадоваться, как заметила, что все трое (одна из них девочка) уткнулись в огромные экраны своих телефонов. Брусья и ворота, видимо, играли роль экстравагантного, архаичного экстерьера и доставляли лишь эстетическое удовольствие, а никак не практическое.

Мы поздоровались с ребятами, ответили нам вяло, и только двое из них. Мы спросили, что они тут делают, пытаясь зайти издалека, на что нам было дано примитивное пожатие плеч. Короче, беседа не клеилась, но тут Толик заметил возле ворот оставленный кем-то футбольный мяч.

Он кивнул парням:

– Погоняем?

Те переглянулись. Тот, что звался Костей, вежливо ответил:

– Неохота. Спасибо.

Но Ткаченко не сдавался. Он подошел к мячу и начал делать с ним что-то невообразимое: подбрасывал одной ногой, тут же ловил другой, крутил его на коленке и прочее. Эти выкрутасы настолько не соответствовали его милой внешности и длинным ресницам, что я даже малость прибалдела от увиденного. Мальчики сперва без интереса, а затем уже с восхищением следили за его действиями. Наконец оба они были возле ворот, умоляя прекрасного незнакомца научить их всем азам. Я же осталась с девочкой, завязала беседу (две дамы всегда найдут о чем поболтать в отсутствие сильного пола) и плавненько вывела ее на Витю.

– Это так ужасно, – девочка расплакалась. – Мы виделись только вчера, ржали как кони, играли, а теперь его нет. Это странно. – Я закивала, мол, понимаю чувство. – Куда он делся?

– Священник скажет, что в Царствие Небесное. Но только по прошествии сорока дней, после Страшного Суда.

Она смотрела на меня с испугом, и я прикусила язык. Не у всех было такое детство, как у меня, надобно следить за тем, что вылетает из моих уст.

– А вы сами… верите в это?

Я задумалась.

– Я верю, что сущность человека – то, что принято именовать душой в религии – действительно продолжает жить после смерти физического тела. Куда конкретно она попадает и через сколько земных дней – никому не ведомо, даже священникам. И вообще, я не думаю, что Бог стоит перед календарем и дни зачеркивает, знаешь ли.

Девочка хихикнула, но тут же снова погрустнела.

– Бедный Витя… – И тут как гром среди ясного неба: – Это мы виноваты.

Маленькая иголочка пронзила мое сердце. Что это: неожиданность? Предвкушение разгадки? Радость от выполненной миссии? Или жалость к детям? Поди разбери.

Боясь спугнуть момент, я тихо спросила:

– В чем, ты считаешь, вы виноваты?

Девочка помолчала, глядя на свои модные кроссовки. Потеребила молнию на летней спортивной курточке.

Я подняла глаза и увидела, что Толя сделал шаг в нашу сторону. Он будто бы закончил с фокусами и мастер-классом и хотел к нам присоединиться.

Он все испортит…

Я осторожно покачала головой, мол, нет, рано. Напарник понял меня, вздохнул и начал чеканить мяч головой.

– Мы оставили его и ушли, – наконец сказала Даша.

– Ты имеешь в виду ночью?

– Да.

– Что вы вообще делаете ночью возле церкви? Зачем вы там гуляете?

– Откуда вы знаете? – насторожилась она.

– Я работаю в усадьбе. Видела вас пару раз.

– А… Ну, в общем, у Кости папа историк, он нам рассказывал разное про Дубровицы. В основном, скучное все, – Даша скуксилась, – как будто на уроках мало… Ну, в общем, одна история нам понравилась. Он говорил, что через Дубровцы проходят… как их… подземные… дорожки.

– Под поселком прорыты подземные тоннели? – удивилась я. Девочка закивала. – Ничего себе.

– Да! Их рыли во время войны! – уже с бо́льшим воодушевлением продолжила она. – Чтобы от этих… фашистов сбежать! Вы же взрослая тетя, знаете же, кто такие фашисты!

– Разумеется. То есть эти тоннели вырыли во времена Великой Отечественной?

– Вроде. Точно не знаю… – По всей видимости, ребенок, хоть и знал о фашистах, но с термином ВОВ знаком не был. Ничего, еще научится, впереди много лет учебы. – Это надо еще раз спросить у дяди Юры. Ну вот, а Витя очень хотел их найти. И мы все хотели! Правда-правда! Все искали. Говорят, что возле церкви есть вход. Ну мы и бегали там. А потом расходились по домам. А вчера… – Она замолчала.

– Вчера Витя отказался идти домой? – догадалась я.

– Да, мы поспорили, он кричал, чтоб мы остались и искали дальше. А мы не хотели. Мне надо было домой, а то мамка наругает, она с работы из Москвы поздно возвращается, но я обычно успеваю, и в тот раз хотела успеть. Ну мы и ушли. – Она помолчала, затем посмотрела мне прямо в глаза. Ее губы дрогнули. – Мы виноваты, да? Что Витю…

– Конечно, нет. Поверь, то животное, которое сделало это, ничто бы не остановило. Даже ваше присутствие поблизости. – Я не была уверена в собственных словах, но должна была успокоить ребенка. Чувство вины – это та еще мука. Будем считать это ложью во спасение. Хотя этот термин придуман простыми людьми, в Священном Писании сказано: «Всякая неправда есть грех». Что ж, значит, я согрешила. Не впервой.

Я кивнула Толе, он с видимым облегчением запустил мяч в ворота, и мы вместе покинули школьный двор.

* * *

– Ну что, Батистута, – подшучивала я над спутником. – Давно мечтала выяснить, чем ты занимаешься в свободное от ловли призраков и прочей нечисти время. Большой спорт, да?

– Да ну тебя! – он прыснул. – Так, детские шалости. Не думал, что ноги еще помнят.

– Голова быстрее забудет, чем тело, – назидательно изрекла я, будто понимала эту жизнь лучше, чем остальные, что на самом деле не было правдой. Анатомия так и вовсе на «троечку», и туда же естествознание. Впрочем, эти предметы не шли у меня по другим причинам, и интеллект тут совсем ни при чем. Если б по ним были пятерки, меня бы выгнали из дома. – Так все-таки? Чем ты занимаешься?

– О, я вызываю у тебя интерес? Неужели? Или у Смирнова ты уже все выяснила?

– Я не понимаю, ты что, ревнуешь? – заулыбалась я.

Он помолчал.

– Извини, что постоянно доматываюсь с ним… Просто, когда он появился, такой весь из себя, я, мол, крутой, а вы тут шляетесь не пойми кто и так далее, мы вроде как сплотились против него, и я почему-то был уверен, что так и будет. И тут внезапно я узнаю, что вы вместе занимаетесь какими-то расследованиями. Мне нужно время, чтобы с этим смириться.

– Смиряться не с чем. Мы ничем не занимаемся, это он навязался мне тогда. А я решила, что врагов нужно держать рядом. Даже ближе, чем друзей. Слышал такую поговорку?

– Ах вот оно что… Извини еще раз. – Чтобы сменить тему, Толя начал старательно отвечать на мой вопрос, выдавая даже больше подробностей, чем мне в принципе было надо. Впрочем, он же не знал, что я не любитель поболтать ни о чем. – Я учился на физико-математическом, закончил и понял, что работать по специальности никто мне не даст. Вакансий просто нет. Или они совсем никак не оплачиваются. В итоге я оказался в «Техносиле». Э-э! – потому что я прыснула. – Ничего смешного, там хотя бы платят, но тоже не ахти. Короче, пару недель назад я уволился, потому что покупатель поспорил со мной – уже и не помню, на какую тему – но в результате вырвались слова «Еще какой-то продавец-консультант меня учить будет», как-то так. А я ведь с медалью школу закончил. И диплом без троек. Короче, спасибо ему. Я проснулся на следующий день и подумал: на что я трачу свою жизнь? Пришел на работу и написал заявление. Вот и все, резюме высылаю, но ни на одно собеседование так и не вызвали. Хорошо живет страна, да?

– Еще бы. Ну а что твоя ассоциация по ловле призраков, или как там ее. Не платят?

– Нет, конечно. Я же энтузиаст. Мы все там такие, кроме начальства. Перепадает, правда, иногда что-то. Люди деньги жертвуют. Те, кому небезразлично все паранормальное и наша работа по обнаружению его. Но это пустяки.

– Ясно.

– А ты?

– Что я? – захлопала я глазами. – Ты знаешь, кто я.

– Да, но хочу знать больше. Кто твои родители, к примеру?

Я задумалась. Пока я молчала, мы медленно вышагивали по улице, разглядывая то неприметные ветхие домишки, то неровную дорогу под ногами. Эра асфальта и облагороженных тротуаров еще только-только подходила к Дубровицам.

– Обычные бизнесмены, – наконец изрекла я с неохотой. – Ничего примечательного. Так, мы, похоже, заблудились, – без перехода добавила я, взглянув на указатель на доме. – Это Камышовая улица, а мы сворачивали на Березовую. Нам нужно обратно, в сторону усадьбы.

– Так это не трагедия, сейчас разберемся. – Толя достал телефон, открыл в нем карту. – Точно, надо вернуться на один квартал.

Вообще дома в этой части поселка стояли хаотично, и не все улицы, как мне показалось, имели название (по крайней мере таблички отсутствовали), так что термин «квартал» не очень-то подходил этому месту. Но я поняла, что он имел в виду, и развернулась первая.

– Стой, куда ты так понеслась… – Я действительно успела развить немалую скорость. Невозможность уйти от ответа в переносном смысле заставила меня попытаться уйти в прямом. – Так, значит, бизнесмены. А чем занимаются?

– Бизнесом, – пожала я плечами.

Он засмеялся.

– Редкий случай, чтобы именно этим занимались бизнесмены. Но пусть будет так. У них одна фирма на двоих?

– Да.

– А как тебя занесло тогда в культурологи?

– Не поняла?

– Ну… Логично предположить, что они пытались тебя приютить в своей фирме. Или бизнес связан таки с произведениями искусства?

– Нет, не связан.

– Как ты же решила стать искусствоведом? В какой момент тебе пришла эта мысль в голову? Прости, что пристаю, просто действительно интересно. Мне все про тебя интересно, – зачем-то добавил он, в смущении понизив голос.

– Ну хорошо. – Я задумалась, старательно делая вид, что разглядываю уютный дворик с детской площадкой. Мы приближались к цивилизованной части поселка. – Мне кажется, эти качели небезопасны. Висят как-то криво… – Ввиду того что Толя не поддался на уловку по смене темы, пришлось отвечать: – Дело в том, что родители часто покупали картины и различные старинные поделки. Я привыкла с детства смотреть на прекрасное, а потом я хотела уже в этом разбираться, а не просто любоваться, поэтому выбрала именно эту профессию. Такой ответ подойдет?

– А то. Значит, предки у тебя состоятельные? Завидная невеста и все такое, – хмыкнул он, а я разозлилась.

– Вовсе нет. Они покупали дешевые картины. Но друзья у них богатые, я была у них в гостях, вот там повидала много чего интересного. Вплоть до Тициана в подлиннике.

Он присвистнул, и в этот момент мы вышли к усадьбе, только с другой стороны – со стороны моста. Поселок и впрямь маленький, как я могла подумать, что мы заблудимся?

Чуть дальше по дороге, к которой мы вышли, я увидела черный джип и стоящего рядом с ним Смирнова. Он склонился к окошку и о чем-то говорил с сидящими в салоне. Мне стало любопытно, я отправила Толю с ключами во дворец, а сама двинулась к машине.

Андрей имел придурковатую ухмылку на лице и кивал в ответ на что-то. Только в трех шагах от джипа я смогла различить разговор, который, к несчастью, уже заканчивался.

– Значит, не везет тебе, да? – явно глумился сидящий на пассажирском месте мужик абсолютно бандитского вида. Даже борода у него была бандитская. Не знаю, что именно другие люди подразумевают под этим прилагательным, но я же, если легко представляю этого человека в тюремном интерьере или активно ломающим чьи-нибудь ребра, вот тогда эта физиономия для меня «бандитская». Впрочем, мой знакомый не сильно-то и отличался от личностей в машине, и, кабы не знать, что он на стороне добра, я бы и к нему применила это определение. Быть может, сказалось трудное детство, что и сподвигло Андрея Васильевича пойти в органы. Например, все мои самые хулиганистые одноклассники пошли в итоге работать в силовые структуры. Одно другому не мешает, а даже обуславливает. – Мне братаны сказали, что ты здесь теперь, а я им «хорош вкручивать», – продолжил бородатый. Андрей снова кивнул и тут заметил меня. Сперва удивился, но мускулы лица быстро вернулись в исходное положение и даже заставили само лицо как-то посуроветь. – Ну ищи, удачи тебе!

Внутри джипа раздался хор смеха, а Андрей резко отпарировал:

– И найду! – и сделал шаг ко мне.

Двигатель взревел, и джип, лихо развернувшись на пустой дороге, поехал в сторону города.

– Какие интересные у тебя знакомые, – кинулась я в атаку, понимая, что он сейчас брякнет что-нибудь типа «зачем ты тут вынюхиваешь», и не желая на это отвечать. Пусть сам отвечает.

– Да какие они… – Он с досадой махнул рукой. – Понимаешь, Анька, из-за моей профессии приходится общаться со всяким сбродом.

– А, так ты под прикрытием? – догадалась я и усмехнулась.

Он скуксился.

– Да как сказать… Вроде того. – Мы направилась к воротам в усадьбу. – Ну как погуляли? Малец помогает в расследовании? Или гуляете чисто ради наслаждения?

– Еще один… – протянула я и ощутила, как у меня разболелись зубы. И здоровье тут было ни при чем. Если только психологическое. – Перестаньте ревновать друг к другу, вам обоим ничего не светит.

– Ишь ты какая строгая. Я и не таких обламывал.

Я захохотала, чтобы показать, настолько идиотскими я нахожу его слова, но он почему-то не обиделся. Хотя я очень старалась. Ну да ладно.

Через десять минут мы сидели за маленьким столом в холле, пили чай и обсуждали состояние наших дел.

Передав разговор с девочкой в мельчайших деталях, я заключила:

– Необходимо выяснить, связаны ли поиски детьми подземелья со смертью Вити.

– Каким образом? – удивился Толя.

– Мы должны разузнать у местных, существует ли впрямь такая легенда или дядя просто пошутил, и, ежели существует, основывается ли она хоть на каких-то фактах.

– Ты думаешь, в подземельях этого маленького населенного пункта спрятаны сокровища тамплиеров? – хохотнул он.

– Тамплиеров здесь вроде как замечено не было, однако на церкви присутствуют масонские символы, из-за чего долгое время, если мне не изменяет память, в течение целых пяти лет, этот прекрасный храм в стиле барокко не хотели освящать и тем самым благословлять на проведение службы. Только в 1704 году церковь стала действующей.

Андрей, слушая нас, подпирал подбородок кулаком, теперь, взъерошив ежик волос, заговорил:

– Ох, тамплиеры, масоны, сектанты, фанатики – как я это все ненавижу. – Адресовав сие откровение углу стола, он поднял ясны очи на меня. – Аня, почему ты все время все усложняешь? На романтическую натуру ты мало похожа. Что, если мальчуган просто стал свидетелем какого-то действа, и под действом я подразумеваю преступление, из-за чего его и пришлось ликвидировать. Это объясняет, почему преступник был в перчатках. Он шел не убивать ребенка, который на фиг никому не нужен, а шел он по своим каким-то криминальным делам. Возможно, убийственным делам, но убил он, значит, кого-то другого, а мелкий просто подвернулся под руку.

– Ага, а труп где?

– Так он прятал труп! Закапывал. А ребенок его и нашел, когда искал вход в какое-то там выдуманное таинственное подземелье.

– А что ж второй-то труп оставил? Этот преступник, что, идиот? Или ленивый очень?

Андрей усмехнулся, а Толик согласно закивал, поддерживая меня:

– Да-да, и впрямь, почему тогда труп мальчишки остался лежать на земле?

Смирнов насупился, но дал более-менее приемлемое объяснение:

– Ну он же оттащил его в сторону. Возможно, в то место, куда он спрятал первый труп, второй уже не помещался. И времени в обрез. Рассвет скоро, сама говоришь, что церковь действующая, во сколько там первая служба…

– Было воскресенье, значит, ранняя божественная литургия началась в шесть тридцать.

Оба посмотрели на меня с изумлением и даже неким подозрением, пришлось срочно что-то выдумывать:

– Я успела влезть на сайт церкви, там все указано.

– Какая ты молодец, – явно глумился майор, – ну так вот, он понял, что не успевает вырыть новую яму и просто оттащил тело к церкви. Он знал, что камер там нет и что следов он не оставил, все путем.

– А он не оставил?

Смирнов угрюмо кивнул.

– Хоть дело вызвало резонанс в верхах и на него бросили все силы, еще не все экспертизы провели, прошло все-таки полдня. Но на данный момент, как мне сообщили по телефону друзья-коллеги, пока я сюда ехал, тухляк. Они уже повесили на дело ярлык очередного висяка.

– Отлично. Я все-таки настаиваю на поиске этого подземного тоннеля. В любом случае местность надо прочесать, мы же уверены, что там спрятан еще один труп. – Слово «уверены» я саркастически выделила, и Андрей поморщился.

Толик посмотрел на часы.

– Скоро темнеть начнет, смысла делать это сейчас я не вижу.

– Хорошо, займемся завтра с утра. – Я снова повернулась к майору. – Вы с нами, Андрей Васильевич? – Мой тон должен был сказать: «И без тебя обойдемся, если что».

– С вами, с вами, – к сожалению, ответил он и налил себе еще одну кружку чая. Отпив несколько больших глотков, стал делиться результатами своей работы. – Я проверил все здание на наличие входных дверей, черный ход заколочен, и нет никаких следов, что его пытались вскрыть. Никаких потайных лазов, в том числе в подвале, нет. Решетки на всех окнах первого этажа в порядке.

– Если это не призрак, то как он попадает в здание? – по тону Анатолия было понятно, что он еще более уверился в наличии в этом историческом месте потусторонних сил, и негодовал по поводу того, что кто-то может оставаться скептиком при таких увесистых доказательствах.

– Есть у меня еще пара идей. Но прямо сейчас я их проверить не могу. – Андрей быстро допил чай, с шумом опустил кружку на стол и поднялся. – Мне нужно бежать, увидимся завтра.

Стремительно, одним порывом и почти даже не касаясь пола, майор покинул дворец.