Текст книги "Самба на острове невезения. Том 1. Таинственное животное"

Мне не хотелось, чтобы они видели мои слезы, но я ничего не могла поделать. Это был конец. Завтра соревнования, а я даже не знаю, что за препятствия меня ждут на дорожке и как стрелять из лука. И я сомневаюсь, что обещанные мне за сокращенное время тренировок очки что-то исправят.

Так то за сокращенное, а у меня этого времени вообще не будет!

Эх, как же стыдно перед Борисом! Он скажет что-то вроде: «А я вас предупреждал». И особенно перед Катькой. Она-то вознамерилась выиграть, а я вот вылетаю, едва начав участвовать, на первом же голосовании жюри.

Продолжая размазывать по лицу слезы, я заскочила в комнату за телефоном. Кира глянула на меня сочувственно, но рта не раскрыла, и за это ей огромное спасибо.

…Четыре тренировки! Четыре! А у меня ни одной! Где у человека совесть?

…«Блатная»! Придумала слово!

Я села в проходе, прямо на пол, и стала писать Катьке очередное смс, невзирая на то, что она еще не ответила на старое. Ничего, потом прочитает общим скопом сразу тысячу. Эти сообщения после можно будет объединить в произведение под названием «Дневники неудачницы».

Мимо меня пошел обратной дорогой бородатый мужлан, и я с трудом поборола в себе желание поставить ему подножку.

В открывшемся окне текста сообщения написала: «Катя, все они, включая участников, организаторов и тренеров, сволочи, идиоты и психи…»

Здесь я услышала шаги и подняла глаза, ожидая увидеть того высоченного бородача. Но это был блондин, который в тот раз позвал меня в коридор.

Странное дело, он не прошел мимо, а сел рядом и участливо спросил:

– Что, не пустили на стадион?

– Не пустили…

В его тоне сквозила искренняя душевность, я даже перестала плакать. Внимание мужского пола всегда приятно девушке, тем более если этот парень уже успел тебе понравиться.

– Не грусти, забей на этих уродов. Жизнь прекрасна!

Я улыбнулась и, вернувшись к сообщению, приписала: «…все, кроме одного!» Действительно, парень не походил ни на психа, ни на сволочь или идиота.

Желая прибавить описание этого «одного», повернулась к парню лицом и только тут заметила (как вы уже поняли, я до ужаса невнимательна и рассеянна), что он курил. Притом запах сигарета источала какой-то весьма подозрительный, а сам парень был чересчур весел, и в глазах было что-то ненормальное.

– Анашу хочешь? – радостно предложил мне щедрый мальчик, протягивая зажженную сигарету.

– Нет, спасибо, – покачала я головой и, печально вздохнув, удалила из сообщения слова «кроме одного».

Глава 5

В половине четвертого явился Рахат. Открыв на звонок дверь, я пронаблюдала сперва большущий букет, сунутый мне прямо под нос, а затем уже и самого дарителя – коротышку Лукумидзе. Он был в своей кожаной куртке, черных свободных джинсах и стоптанных башмаках. Небритый и улыбающийся.

– Вы опоздали, – сурово заметила я, пропуская горе-тренера внутрь. Букет все-таки взяла, чего уж там!

– Знаю, я ходить за цхетами! Цхеты – для самый красивый девушк на свэте! – Барсук подкрутил густой ус и сверкнул золотым зубом. – Ну щто, пощел на трэнэровка?

– Нет, не пошел, – грустно покачала я головой. – И я не пошла. Потому что заняли место.

– Занял? Хто занял?

Против воли я опять расплакалась. Голова болела, кости ломило, щеки горели огнем.

– Эй, красавиц, ты нездорова?

– Да, похоже опять температура.

Чего удивляться? После таких-то событий. Конечно, организм дал слабину.

– Тхемператур? Я знать отличное средство! М-ма, – причмокнул пузатый енот, используя, как и положено, все пять пальцев руки.

– Не надо мне средств. Мы выбываем из передачи, понимаете? Теперь я вовсе не против поболеть.

– Какь выбывать? Ны за щто!

От его реплики повеяло таким могучим оптимизмом и самоуверенностью, что в уголке моей души зародилась маленькая надежда, что это еще не конец. Вот ведь как, оказывается, мне совсем не безразлично это дебильное шоу! С этими тренировками я полностью позабыла о первоначальной миссии – обличить преступника, присылавшего угрожающие письма, или его подругу. Все мои мысли отныне занимало желание не быть на конкурсе хуже всех.

– У вас есть какой-то план? – робко поинтересовалась я.

– Я так понять, нужен место под тхенировку?

– Да.

– Есть такой мест!

– Правда? – обрадованная, в следующую секунду я уже поникла. – Подождите, соревнование все равно будет проходить на стадионе, там уже организованы дорожки, выставлены препятствия и мишени для стрельбы. Так что просто место мне не нужно, мне нужен именно стадион! Иначе вся тренировка теряет смысл.

– Так в чем проблема?

Он что, тупой?

– Я ж говорю, до вечера там тренируются Одноногий и Зараза. По темноте не выйдет: ничего не видно, да и в девять его закрывают. Завтра с утра начнут приготовления к съемке: вывески там разные, места для членов жюри, установки камер и так далее, короче, тренироваться не разрешат. Да и потом, меня не выпустят из дома раньше срока, в десять приедут костюмеры и стилисты, будут нас наряжать для эфира. Теперь поняли? Выхода нет, на стадион мы до соревнования не попадем.

– Да почему нэ попадем, а? – со свойственным южным людям темпераментом возразил Рашик, всплеснув руками. – Есть место с точно такой обстановка, как на стадион!

– Да-а? – Я долго не могла поверить такому счастью. – Так пошли же быстрее!

Обрадованная, я заметалась по коридору, ища свою обувь, но почему-то все кружилось перед глазами, и, перебирая предметы, я то и дело забывала, а что, собственно, пытаюсь найти и как это выглядит.

– Нэт, сначала мы долщны сбит тхемператур! В такой состояние ты ничего не смочь! Идем.

Он по-свойски прошел на кухню, я за ним. Взял стакан и принялся что-то в него намешивать, доставая ингредиенты то из холодильника, то из буфета, а последние и вовсе высыпал из собственных карманов. Затем, подобно бармену, взболтал и дал мне.

– Пэй!

Я оглядела пахучую жидкость.

– А что здесь?

– Пэй! Пэй! Потом скажу! Толко одным заходом!

Одним заходом? Ладно.

Поверив представителю иной нации, я задержала дыхание, так как воняла дрянь омерзительно, и за один раз в несколько глотков осушила стакан.

…Такого визга Москва еще не слыхивала. Глотку раздирало на части, ноги сами по себе забегали по квартире.

– А-а-а-а!! – тарахтела я не переставая, готовясь сиюминутно отбросить копыта. Видимо, Рахат-Лукум был подослан оппонентами для ликвидации сыщика-дилетанта. Почему избрали столь жестокий путь умерщвления, оставалось для меня загадкой. Возможно, враги питали слабость к истории Средних веков, когда в моде были заговоры против королей и убийства последних при помощи разных диковинных ядов.

Продолжая безумно орать, я носилась по всем помещениям общежития, мужчины ругались, когда я вламывалась к ним, но не успевали и подняться, чтобы прогнать, как ноги уже сами выносили тело в коридор, далее они забегали в женскую часть, потом снова в кухню, и так по кругу. Я мысленно приказывала им стоять, но ноги меня ни капли не слушались и продолжали совершать свои ярые манипуляции. Рот в свою очередь не прекращал орать.

Наконец мозг додумался, как это прекратить, и с большим усилием направил спятившие конечности в сторону стены. Я боялась, что они последуют привычному маршруту и свернут в кухню, но нет, слава богу, разум для них еще имел какой-никакой вес, и, послушавшись авторитета, они со всего маху вломили мое туловище в стену возле двери в ванную, в результате чего оно оказалось на полу.

Этот аборигенский ор наконец прекратился, а на потолке появились веселые разноцветные звезды. Они помахали мне рукой и принялись танцевать самбу. На секунду я закрыла глаза, а когда открыла, звезды испарились, и я поняла, что тотально здорова.

Рахат-Лукум, несмотря на рост каракатицы, довольно ловко помог мне принять вертикальное положение. Действовал слегка грубо, но наверняка.

– Спасибо, – от души поблагодарила я избавителя. Приятно было, первое, что болезнь миновала, вернув телу состояние боевой готовности, второе, что я обрела человека, на которого могу положиться, так как выходка с микстурой однозначно показала, на чьей он стороне. Желал бы моего провала – не стал бы лечить.

– Спасиб – нэ то! Спасиб – мало! – радуясь еще пуще моего, развел руками усатый чихуахуа.

– А что не мало?

– Выходы за меня замущь!

– Ах, ну да, это мы уже проходили. Послушайте, Рахат, а что там было?

– Хде?

– Ну в этой… микстуре?

– Рэцепт очень прост: пэрэц болгарский красный, – принялся перечислять компаньон, загибая пальцы, – пэрэц кавказский черный, пэрэц индийский стручковый, специй карри, специй хмели-сунели, корица домашний грузинский, ну и… как жешь его… о, ваш русский водка!

Для того чтобы попасть в место тренировки, мы, выйдя на улицу, направились к его машине. Это была раздолбанная вишневая «шестерка», которая, несмотря на общую невзрачность, была еще вполне на ходу. Это мне с удовольствием продемонстрировал Рашик, вжимая педаль газа до упора и приближая тем самым стрелку спидометра к роковой отметке в сто двадцать.

Такая чумовая поездочка была для меня в диковинку, я будто ощущала задним местом каждый камешек, по которому проезжали колеса подпрыгивающего старого автомобильчика, но не чувствовала никакого страха. Теперь, поняв, что у меня есть напарник, я всецело ему доверяла.

Мы ехали очень долго. Выехав за пределы Москвы, а после свернув с шоссе, еще полчаса маялись по отвратительному бездорожью, вынужденно сбавив скорость до ста семнадцати. При ста двадцати там, естественно, не проедешь.

Ремень безопасности с моей стороны был порван, потому теперь я не сидела, испытывая твердость камней на чисто абстрактном уровне, а скакала как напружиненный кенгуру, на каждой кочке ударяясь макушкой о потолок. Водитель тоже подпрыгивал, но по известной причине до потолка «шестерки» достать никак не мог. Вот при каких условиях начинаешь завидовать низкорослым!

Привезя меня в какую-то тмутаракань, шофер заглушил мотор, и мы вышли из машины. Это был маленький деревянный домишко, почти разваленный ввиду гнилости досок, за которым начиналось большое поле, лишенное растительности. Живописный окрестный пейзаж подсказывал, что данное лишение на участке проводили искусственным путем. Я так и представила себе Рашика, выдергивающего с корнями в жаркий сезон всякую полынь-осоку из земли. Ему даже наклоняться для этого не пришлось бы.

– Прошу! – Кавказец показал мне на то самое поле и счастливо растянул губы. Солнце, поймав его улыбку, заиграло по очереди на всех золотых зубах. От этого сумасшедшего сверкания у меня заслезились глаза, и я отвернулась. Владельцы ювелирных магазинов должны взахлеб предлагать Лукумидзе должность швейцара на входе: во-первых, золотое сияние его улыбки видно издалека, то есть близрасположенным конкурентам тут же настанет коммерческий конец; во-вторых, уже вблизи создастся иллюзия достаточно низких цен, мол, раз уж оборванец пару зубов из чистейшего золота себе вставил, то как минимум одно колечко, а то и в комплекте с сережками я себе позволю точно; ну и, в-третьих, зависть, дескать, у такого урода столько золота, чем я хуже?

«Надо ему намекнуть на смену профессии», – думала я, обходя дом и вступая на территорию поля.

Вручную были выстроены две беговые дорожки. Сначала бежишь, потом перепрыгиваешь, затем проползаешь, прыгаешь по кочкам, еще немного бежишь – и вот он финиш. Ерунда, я в школе часто такие полосы преодолевала и, кстати, быстрее всех в классе. Жюри должно будет смотреть, кто собьет препятствие, а кто прыгнет мимо кочки, за это начисляются штрафные очки.

– И что, это в точности повторяет диспозицию препятствий на стадионе? – не могла я поверить в чудо.

– Именно! С тхочностью до сантиметра, Рахат сам вымерял!

– Рашик, ты прелесть! – обрадовалась я и бросилась ему на шею. Хм, точнее будет сказать, прижала его голову к своей… ну неважно это, суть вы поняли: я была счастлива и благодарна.

Прибалдевший Рашик по обычаю произнес:

– Ты выйдещь за мэня?

Я засмеялась и стала пробовать пройти испытание. Бегаю я превосходно, но от препятствий давно отвыкла, так что пару раз свалила ограждение, а однажды вообще пнула деревянную кочку так, что она пролетела в одном миллиметре от глаза Лукумидзе. Тот, дурачась, изобразил пантомиму, якобы она попала-таки ему в глаз, и вот он, корчась в предсмертной конвульсии, падает навзничь. Я хохотала.

Спустя еще девять попыток, я получила-таки свои законные четыре пятерки. В роли членов жюри, ясен свет, выступал опять же Рахат. Конечно, я уже давно не задевала ни одно из ограждений, перепрыгивая их, и ни разу не попала стопой мимо кочки, но судья был строг чрезвычайно, то ему не нравилось, как сильно я зад выпячиваю, проползая под преградой (кстати, по голой холодной земле!), то я наступала не в центр кочки, а на край.

Трижды повторив безупречный результат, я его попросила перейти к стрельбе.

Второй этап начинался чуть дальше. Здесь тоже было только две тропы, в обязанности тренера входило бежать рядом с участником, неся колчан со стрелами. В руках у соревнующегося лук, он останавливается возле каждого стенда с мишенями и стреляет. Кто быстрее, тут не смотрят, учитывается только меткость. Но время, разумеется, ограничено, чтобы не затягивали.

Итак, после объяснений, мой карманный тренер наконец допустил свою подопечную до святая святых – дал в руки лук. Он оказался неожиданно тяжелым, и я его чуть не уронила.

– Эй, сломаещь – другой не получищь, понять?

– Понять, понять, – закивала я.

Когда я привыкла к этому предмету в своей руке, дала ему знак, и он подвел к первому стенду.

Здесь мишени были большими, в форме человечков. Расстояние было минимальным. Рашик подал стрелу, показал жестами, как натягивать тетиву, я справилась, но противная стрела пролетела между двумя дядьками, ни одного из них не задев.

– Блин! – разозлилась я.

– Это ничего! – успокоил тренер. – Есть время, ты научишься!

Ну, это он погорячился. Уже было шесть часов, а нам еще обратно ехать, и желательно засветло.

Я протянула руку, в которую тут же была вложена следующая стрела. Взяла лук поудобнее, натянула тетиву, прицелилась.

Ну вот, отлично! Стрела, правда, отскочила, зато попала деревянной мишени прямо в живот! Какая я молодец, горжусь собой!

– Да щто ты дэлаещь, а? Савсэм стрэлят не умеещь, да?

– Да что не так? – внезапная критика меня сильно удивила. – Я же попала!

– Так, во-пэрвых, атайди! – Пузом он оттаранил меня на пару шагов назад. – Вот, идеальный расстояние! А целиться надо в голову, в голову, а не в брюхо! Тада и отскакивать не будет!

– А-а! – поняла я.

Через некоторое время у меня стало получаться.

– Блистательно! Белиссимо! Хочещь правду?

– А она хорошая?

– Хорошая!

– Тогда хочу. Кто ж не хочет хорошую правду? – разумно откликнулась я.

– Слюшай, ты стрэляешь лучше всехь, каво я знать!

– Фи, грубая лесть! – сморщилась я, не поверив вракам горного человека, и перешла к следующей группе мишеней.

– Ничего нэ лэсть! Такой красивый девушк нельзя лэсть! Всё, что скажешь, всё будет чиста правда!

– Ну спасибо, спасибо…

По-моему, я даже покраснела. Наверняка сказать не могу, за зеркалом лезть неохота, да и не до него мне сейчас.

Пока я пыталась осилить новые мишени, в форме небольших птичек, Рахат развлекал меня как мог, в частности рассказывал неприличные анекдоты:

– Грузынский щкола. Урок русского языка. Учытэль: «Дэти, разбэрите по составу предложение. Муж с женой в банэ». Дэти: «Жена – подлежащее, муж – надлежащие, в банэ – обстоятельство». Учитэль: «Маладцы, дэти, все правыльно, кроме одного: в банэ – это место-имения».

Я прыснула со смеху и в этот чудесный момент попала-таки в первую птичку.

– Ура!

– Нужно попасть в тры как минимум! – активизировался строгий судья.

– Уф, – утерла я пот со лба. Несмотря на вечер октября, мне было безумно жарко и хотелось снять с себя куртку. – Будет тебе три, не бранись.

Только я потянулась к молнии на куртке, как Лукумидзе упредил это движение своим недовольным замечанием:

– Голый будешь – мерзнуть будешь, мерзнуть будешь – заболеешь! – Эта сентенция не произвела на меня должного впечатления, пока хитрый чебурашка не добавил: – А заболеешь – настойка будешь пить!

– Нет, только не настойка! Все что угодно, но только не это! – Я тут же оставила куртку в покое.

Немного передохнув на лавочке, я вернулась к надоевшим птицам и безжалостно истребила еще двух.

– Всё?

– Нэт! – Он показал на третий, последний, стенд.

– Да помню я про тех! Я имела в виду с этими! – раздраженно высказалась я и направилась к последнему стенду. Остановилась и… удивилась.

Я протерла глаза, но ничего не изменилось: те же самые птички. Которые были на втором стенде. Он что, издевается?

– Они такие же!

– Нэт, нэ такие, – невозмутимо возразил кнопочный Рахат-Лукум.

Не веря своему психическому состоянию, я в который раз, разинув зенки, уставилась на птиц.

– Это что, игра «Найди десять отличий»? Рахат, это плохая шутка, я два часа стояла возле птиц, поверь мне, я их отлично запомнила! От первой до последней!

– И щто?

– Ну как что? На фиг мне стрелять по тем же мишеням? Поехали домой.

– Да пачэму по тем же, глупый женщин? Эти – другие!

Пока я сдерживала себя, чтобы не вкопать его тяжелым луком прямо в землю по самые уши, тренер зашел за стенд, что-то там щелкнул и… птички пришли в движение!

– Как это? Как они работают? – захлопала я глазами в изумлении.

– Эта движущиеся мишени, понял-нэт?

– Да я вижу, что движущиеся! А как они работают? Электричество? Но здесь поле!

– Нэт, глупый женщин, это механика! – последнее слово он произнес безумно уважительно, словно говорил о своем боге.

– Слушай, перестань звать меня глупой, ладно?

– Окей, как скажешь, красавица! М-ма! – сызнова причмокнул насмешник. Ну какая я ему красавица? – Нэ девушка – пэрсик!

– Это я-то персик?

Вот теперь, даже не имея зеркала, могу поклясться, что я покраснела и ой как. Рот сам собой растянулся и начал глупо хихикать.

Персик! Подумать только, никто еще не делал мне столь потрясающих комплиментов! Может, и впрямь выйти за него замуж?

Стараясь быть беспристрастной, я оглядела мужчину по-новому, с позиции невесты, оценивающей потенциального жениха. Нет, однозначное нет. Дышит… я уже говорила куда, короче, ровно в два раза меньше меня ростом, притом горячих южный кровей, то есть ни слова поперек ему не скажешь, ни ему, ни его семье, в которой мне придется жить. Ко всему прочему, он еще и прилично старше. Не-а, не пойдет.

Под моим оценивающим взглядом Рахат еще больше уменьшился, съежился и, чтобы избавиться от этого дискомфорта, крикнул:

– Ну щто встал, стрэляй! Хоть один попадешь – уже высший балл!

– Да? – воодушевилась я и начала стрелять, но после сто двадцать седьмой попытки энтузиазм меня покинул. – Блин, они не стреляются!

– Нэт, а щто ты хотель? Они же движущиеся, – тренер представил себя птичкой и помахал руками-крыльями, чтобы объяснение, почему я не могу попасть, вышло нагляднее.

– Ты еще крякни, – смеясь, сказала я и поднесла часы к глазам. Восемь ровно. – Пора ехать. Уже темнеет.

– Нэт, ты пробуй еще! – Рахат в который раз собрал с земли раскинутые стрелы, сунул в колчан.

– Ты не устал их собирать?

Он с наигранной печалью вздохнул:

– Чего нэ сдэлать ради красивый девушк!

Улыбаясь, я прицелилась и перестала дышать. Проклятые птицы так быстро летали на прочных тросах, что казалось нереальным попасть в принципе, даже какому-нибудь спортсмену. Но вдруг в какое-то мгновение внутреннее чутье велело мне: «Сейчас!» – и, слушаясь его, я почему-то была убеждена, что на этот раз уже не промахнусь. Так и вышло.

– Ай маладца! – зааплодировал Лукумидзе.

Я вскоре присоединилась к овациям, хлопая сама себе.

– Смотри на меня, верь мне, – решительно проговорил кавказец, и я прислушалась, – этот бой мы будем лучшими, понял-нэт?

– Понял! Конечно, понял!

Из-за пробок мы приехали поздно вечером. Странно было привыкать к тому, что я живу теперь не с родителями и никто не волнуется о моих долгих прогулках под луной с малознакомым типом. С Катей мы часто куда-нибудь вместе уезжали, но и гуляли вместе, а если по отдельности, то каждая ждала другую, не ложась спать.

Здесь же было сонное царство. В коридоре, когда я зашла, свет не горел, зато горел в ванной, и лилась вода. За комнатной дверью тоже царила тишина, и общий свет был заменен на ночник. Свою очередь в ванную я пропустила, но ладно, можно дождаться конца списка, как утром. Переодеваться пришлось в туалете.

В комнате наблюдалась следующая обстановка: Евгения Ивановна спала, под ее кроватью друг на друге лежала кожура от пятнадцати бананов; Настя лежа игралась в телефоне; Кира читала книгу.

– Ты с тренировки? – ошарашила меня последняя.

– С чего ты взяла?

– Вид взмыленный. Я угадала?

– Ну да… – помявшись, выдала я секрет, хотя до этого не собиралась никому называть свое недавнее местопребывание.

– А где переодевалась? – оглядела соседка мой халат и пижаму под ним.

– В туалете, – с невозмутимым лицом ответила я, заваливаясь на постель.

– В туалете? Но зачем?

– А где же? Ванная занята, – не могла я понять, чего она от меня хочет.

– Хотя бы здесь!

– Как? Здесь же люди! – опешила я от такого нелепого предложения. Как она могла подумать, что я буду при них переодеваться?

Настя пакостно хихикнула, Кира повертела пальцем у виска, я же влезла в сумку и достала телефон. Во время тренировки сумка валялась прямо на земле, так что пришедшее смс запросто могла не услышать.

Но нет, Катя по-прежнему ничего не ответила. С этого момента я уже начала серьезно волноваться. За целых два дня от нее ни слуху ни духу. Они же должны были лететь на вертолете, а это так опасно… Что угодно могло случиться! Вертолет мог сломаться, разбиться, развалиться на куски прямо в воздухе! Посреди Тихого океана! Боже, сделай так, чтобы с Катей было все в порядке!

– Эй, Юль, что с тобой? Ты что, плачешь? – заметила мое состояние наблюдательная соседка.

Так, успокоиться!

– Нет-нет, тебе показалось.

Слезами и нервотрепкой делу не поможешь. Я расспрошу завтра Муравьева, насколько я поняла, они уже должны были их снимать. Мало того, они вместе с ведущим летели с ними на остров, а если бы разбился ведущий, конечно, мы бы здесь непременно об этом узнали, так как он один на два шоу. Так что все в порядке. Интересно, чем же она занимается там? Наверное, трескает кокосы. Или бананы.

Я снова кинула взгляд на кровать Евгении Ивановны: н-да, стоит ли лететь через полпланеты, чтобы вкусить бананов?

Нет, она, скорее всего, пытается наладить контакты, а также влезть в душу каждого участника, чтобы понять, кто способен на сумасшедшую выходку в прямом эфире, а кто нет. Вот, кстати, чем не мешало бы и мне заняться! Своей прямой обязанностью – вычислением особо опасного преступника.

Я дождалась, когда Кира с Настей улягутся спасть и потушат бра, тихо поднялась и вышла в коридор. Где-то на дне моей спортивной сумки, которую я запрятала в шкаф, в потайном кармашке притаился список, врученный мне Григорием Акунинским. Конечно, это умопомешательство – оставлять его в общедоступном месте, но у меня пока не было возможности спрятать у себя под подушкой или под матрацем, потому что в комнате все время кто-то да находился. Теперь же я совмещу два полезных мероприятия: приму водные процедуры и почитаю, что там написано про людей, с которыми живу под одной крышей. Я могла прочитать эти файлы в машине, по дороге сюда, но решила, что более верным будет сперва составить собственное мнение о каждом, а потом уже ознакомиться с официальными данными. А по возвращении в комнату уже перепрячу документ поближе к сердцу.

Я сунула скрепленные степлером бумажные листы под пижамную кофту, для надежности прижав рукой к животу, чтоб не выпали, и направилась в ванную. Визуальный обман сыграл со мной злую шутку: так как общий свет в коридоре был включен, я не сразу заметила, что в ванной стоит не кромешная мгла, как положено, когда она пуста, а еле слабый огонек, издающий непонятные охающие звуки.

Что это? Говорящая лампочка?

Я стояла в нерешительности перед дверью, не зная, бояться мне, убежать или войти, и в тот самый момент, когда рука все-таки потянулась к ручке, дверь сама по себе открылась.

Вернее, не сама по себе – ее открыл находившийся внутри человек, блондин Леша (я как-то услышала, что его так называли; следовательно, тот парень с крестом в ухе – Роб, то есть Роберт). Отдельного описания должен удостоиться внешний вид соседа по квартире. Алексей был полностью обнажен, не считая розового коротенького полотенца вокруг бедер, которое едва умудрилось прикрыть срамное место, и черных шлепанцев на ногах. В руках был журнал с полуголой Памелой Андерсон на обложке и фонарик, который на самом-то деле был нем как рыба.

– Ку-ку, моя прелесть! – поприветствовали меня таким тоном, что стало безоговорочно ясно: парень снова под кайфом. Небольшим таким кайфиком, при котором хочется жить и улыбаться, совершать немыслимые поступки, но кое-какая трезвость рассудка, к несчастью, сохраняется.

Почему к несчастью? Да потому что от столь неожиданного облика, в котором предстал еще не так давно нравившийся мне парень, и от такого фамильярного обращения я вздрогнула, выронив свой драгоценный список, который ни-ни никому и никогда, а не то – глобальная катастрофа или что-то там еще, не помню точно, что говорил Акунинский, так вот, в связи с сохранившейся относительной трезвостью мозгов парень потерянную мною вещь заметил.

Было бы замечательно, сделай я вид, что ничего не произошло, но я как всегда была в ударе: ахнула, приложила руки к губам и с легко читаемым по глазам ужасом стала пялиться на выроненный документ, по-моему, даже произнеся что-то наподобие: «Господи, что же сейчас будет?»

Разумеется, ему стало интересно, что еще, кроме журналов с голыми тетками, можно тайно таскать с собой по ночам в общежитскую ванную, а еще пугаться до седых бровей, по неосторожности это уронив.

Алексей наклонился за листами, приговаривая:

– Ну-ка, посмотрим, что тут у нас…

Я беспомощно закрыла глаза, отчетливо осознав: «Это конец».