Текст книги "Тайная жизнь Дилана Бладлесса"

Глава 10

Когда мы выступаем в Париже, а это случается раз в полтора-два года, мы играем на одной и той же площадке, только промоутеры попадаются разные. В прошлом году нами занималась женщина по имени Лори, которая всюду таскала за собой своего парня Тима. Дуглас тогда сказал, что у них обоих «пуля в голове» и за помощью чаще обращался не к Лори, а к администратору зала, Меган, на которую я никогда не обращал внимания, хоть из года в год, я помню, она там работала.

Тогда этот сумасшедший Тим решил сделать группе подарок и раздобыл где-то отвратительного качества кокс. Парни от этого сомнительного подарка отказались, а я, уже изрядно заправившись в баре, сгрёб всё себе, и вместе с Тимом и Лори, оприходовал.

Каким-то образом мне удалось отчекать вокал, а следующее, что я помню: мы снова в гримёрке с организаторами, до концерта час, оба они хохочут, как ненормальные. Входит Дуглас, следом за ним Меган, и он умоляет девушку:

– Пожалуйста, сделай что-нибудь, у нас артист не может встать.

Я тупо ухмыляюсь. Кресло, действительно, очень низкое и подняться на ноги не представляется возможным.

Я помню этот взгляд, которым одарила меня Меган. Волнение, печаль и что-то, что нельзя описать словами, а можно только почувствовать.

Дугласа зовут техники, он убегает. Девушка протягивает мне руку, чтобы помочь встать, но мои конечности отказываются мне подчиняться.

Лори и Тим начинают целоваться и очень откровенно обниматься.

– Какой-то сюр, – бормочет Меган.

Мне кое-как удается подняться на ноги, я тоже смотрю на Лори и Тима, потом на неё.

Она краснеет. Эта безбашенная парочка, кажется, сейчас займётся сексом прямо здесь. Я не знаю, о чём думает Меган, но уверен, о том же, о чём и я.

– Нам нужно в душ, – говорит она, наконец.

– Отличная идея.

Девушка предлагает мне руку, и мы идем через зал, потом по грязному, заваленному хламом коридору на кухню, оттуда – в складские помещения, где хранятся продукты и алкоголь.

– Извиняюсь, тут немного не убрано, – бормочет Меган.

Я не отвечаю. Каждое движение стоит неимоверных усилий.

Душевая тоже вся заставлена ящиками с алкоголем, развернуться практически негде.

– Мы почти им не пользуемся, – поясняет девушка, и снова её слова остаются без ответа.

Я начинаю раздеваться, и тут Меган говорит то, что я без внимания оставить не могу:

– Здесь нет горячей воды.

– Чудесно, – вздыхаю.

Другого выбора у меня нет. Холодный душ должен помочь мне прийти в норму, иначе концерта может не быть.

Залезаю в кабину, начинаю мыться. Меган поворачивается спиной, но не уходит. Я думаю, она стоит здесь, чтобы я не стащил, например, бутылку Макаллан двенадцатилетней выдержки. Немного обидно. Я не какой-нибудь воришка, но полностью её понимаю. Быстро приняв душ, высовываю голову из кабины:

– Подай полотенце.

Не поворачиваясь, девушка снимает с крючка полотенце и протягивает мне. Одеваюсь, чувствую себя немного бодрее. В гримёрке Лори и Тима уже нет, да и до конца вечера я больше их не видел. Дуглас готов был просто молиться на Меган.

Первым, кого я встретил после душа, был Энди. Он подошел ко мне почти вплотную, взял за плечи и сказал:

– Дил, я почти всё готов принять и ко многому в этом мире лоялен. Но обещай мне одну вещь.

– Какую?

– Что ты не превратишься в грёбанного опустившегося торчка!

– Нет, Энди, не превращусь.

– Обещай, – сжал мои плечи басист.

– Обещаю.

Когда мы уезжали после концерта, нас провожал управляющий. Меган не было.

После того дня я забыл о ней на целый год, но теперь, когда мы летим в Париж, я понимаю, что хочу увидеть её снова.

Я очень плохо спал в ту ночь, постоянно вертелся, вскакивал, проверял телефон. В идеале, я хотел бы пообщаться с Меган до концерта, но это не представлялось возможным. Мы приехали на площадку довольно поздно, провели чек, сразу после которого начался запуск, а мы пошли готовиться к шоу.

Я накрасился, уложил волосы, в какой-то глупой надежде, что она будет смотреть на меня из зала. Я даже не брал в рот ни капли спиртного, я хотел, чтобы она увидела того, другого Дилана, которого все знают по телеэфирам и ярким видео Children of Pestilence.

Мы провели шикарный концерт. Все были довольны: музыканты, публика, Дуглас и я. После я немного отдохнул в гримёрке и вышел в зал раздать автографы и пообщаться с поклонниками. Меган нигде не было видно, хотя, по идее, она должна быть тут.

Когда люди разошлись, я подошел к бармену и спросил:

– А можете позвать Меган? Администратора.

– Она больше тут не работает.

Стою, тупо глядя на него. Я почему-то ожидал услышать всё, что угодно, но не это.

– Она уехала в Штаты, – говорит бармен.

Как снег на голову – уехала в Штаты. Значит всему, о чём я думал, случиться не суждено. Где-то в душе поднимается злость, смешанная с беспомощностью. Самое омерзительное в мире чувство.

Тут, откуда ни возьмись, появляется фанат, обнимает меня за плечи, просит сделать с ним селфи. Я улыбаюсь, обнимаю его в ответ, снова раздавленный своей беспомощностью и словом «должен».

Вижу наше изображение на экране его телефона. Для него я тот самый Дилан Бладлесс – телевизионный кумир, лидер Children of Pestilence, автор текстов и музыки и что там ещё обо мне написано в Википедии.

– Спасибо, – трясет мне руку фанат.

Улыбаюсь, отвечаю на пожатие, бреду в гримёрки. Моей злости нужен выход.

Лежу в кровати, пытаясь заснуть. Мне то холодно, то жарко, несмотря на то, что температура в номере комфортная. Перед глазами скачут белые круги, в голове прокручиваются события минувшего вечера. Меня переполняет адреналин и возбуждение, хотя я ничего не принимал.

Утро. Просыпаюсь с одной мыслью – мне не удалось увидеть Меган. И я даже не могу посетовать на это парням из группы. Наперед знаю, что они скажут. «Ты видел её всего один раз в жизни, откуда такая любовь?», «Нашёл из-за чего расстраиваться», «Меган? Какая Меган?». Хочется поваляться в постели ещё немного, не идти на завтрак, но раздаётся стук в дверь, а потом голос Дугласа из коридора:

– Дил, собирайся и спускайся в холл. Там полиция опрашивает всех, кто выселяется сегодня. Поторопись. Нам нельзя опаздывать на самолёт.

Полиция? По спине пробегает холодок. Появление полицейских никогда к добру не приводит. Это что, они и меня будут допрашивать? От этой мысли становится ещё больше не по себе, но ничего не поделаешь, одеваюсь, беру чемодан и бреду вниз.

В холле стоит гул десятков голосов, люди испуганно переглядываются, лифты и пожарные лестницы закрыты и огорожены желтыми лентами. Полицейских здесь десятка два, не меньше. На улице стоит карета скорой помощи.

Нахожу глазами Дугласа и ребят, подхожу к ним:

– Доброе утро.

– Доброе, ничего не скажешь, – Джей обводит рукой происходящее вокруг.

– Похоже, случилось что-то очень серьёзное, – замечает Майк.

– Интересно – что?

К нам подходит администратор отеля и начинает бормотать извинения.

– Всё в порядке, – успокаивает его Дуглас. – Мы всё равно сегодня съезжаем.

– А что стряслось? – спрашивает Энди.

– Горничную убили, – администратор понижает голос до шепота.

– Что? – невольно вырывается у всех, и тот прижимает палец к губам.

– Как убили? – тоже шепчет Лейтон.

– Зверски. В подсобке. Её обнаружила другая горничная, которая пришла принимать смену. Девушку закололи отвёрткой. Сейчас полиция опрашивает всех гостей отеля, я попробую сделать что-нибудь, чтобы вас не донимали этим.

– Спасибо, – говорит Дуглас.

Администратор уходит. Из отеля никого не выпускают. Я захожу в Фейсбук, читаю сообщения.

– «Ну, как прошло вчерашнее шоу?» – спрашивает мой друг из Нэшвилла.

– «О, да, – пишу. – Шоу удалось на славу…»

– Страшно жить, – слышу над собой голос Джея. – Дорогой отель, куча охраны, и даже здесь ты от подобного не застрахован.

Просматриваю новостную ленту. Все удрученно молчат.

– А вы знали, что куриные наггетсы можно делать ещё и из фарша? – спрашиваю. – Я не знал.

Майк словно звереет, наклоняется и орёт мне прямо в лицо:

– Тут женщину убили, а ты говоришь о наггетсах?

Все, кто был в холле, теперь смотрят на нас. Гитарист отворачивается со словами:

– Ну ты и циник.

Я возвращаюсь к чтению новостей.

Администратору как-то удается договориться о том, чтобы нас выпустили без допроса, и мы ускользаем через задний ход. В аэропорту гитарист со мной не разговаривает, все остальные вполголоса обсуждают произошедшее. В блогах уже появились первые сообщения об этом «зверском» убийстве.

– Дил, почитай, – протягивает мне планшет Джей.

Отмахиваюсь.

– Ну почему нет? Ты же любишь читать про трупы.

Не отвечаю.

– Следов изнасилования обнаружено не было, – заглядывает барабанщику в планшет Лейтон. – Ну, хоть это хорошо.

– Как думаете, кому могло понадобиться убивать горничную? – рассуждает Энди. – Кому-то не понравилось, как она подготовила номер?

– Скорее всего, это какой-то психопат-извращенец, – говорит Майк. – Который к тому же был под чем-то.

– Нет, – протягивает Лейтон. – Написано, что всё было очень чисто сработано. На бытовое убийство не похоже.

– Слушайте, – поднимаю голову. – Сколько можно это обсуждать?

– А почему нет? – смотрит на меня Энди.

– Да потому! Вы эту девчонку хоть раз видели? К чему теперь её, беднягу оплакивать? У неё для этого есть друзья и родные.

– Это стоит обсуждать, – говорит Майк. – Хотя бы потому, что это произошло в непосредственной близости от нас. И мне жутко от того, что на её месте, мог оказаться Лейтон или Энди, или Джей, или Дуг! Тогда, наверное, ты заговорил бы по-другому. Хотя я уже начинаю сомневаться.

– Эй! – вскакиваю. – Ты прекрасно знаешь, что я готов умереть за любого из вас!

– Так-так, ребятки, – вмешивается Дуглас. – Мы в аэропорту, давайте не будем устраивать сцен.

Мы замолкаем, каждый возвращается к своим делам. Ссоры в общественных местах сейчас действительно ни к чему. К консенсусу мы всё равно не придем, а навредить репутации коллектива можем с лёгкостью. Children of Pestilence всегда были известны тем, что они не просто коллеги, товарищи по группе, а настоящие друзья со школьной скамьи и, я надеюсь, до последней капли крови. Вспоминаются слова нашей песни: «Мне надоело быть марионеткой, куклой для твоих утех. Так дергай же, дергай за мои веревочки, а я буду танцевать. Танцевать на твоей могиле».

Наше путешествие по Франции продолжается. Мы отправляемся в Марсель. Последний раз мы были здесь пять или шесть лет назад на каком-то опен-эйре. Организация была ужасная, нами не занимались вообще, и только то, что большинство зрителей пришло на фестиваль ради Children of Pestilence, заставило нас всё же подняться на сцену.

В этот раз Дуглас очень не хотел соглашаться на шоу в Марселе, но промоутеры были другие, площадка другая, и в итоге он подумал – а почему нет?

В аэропорту Марсель Прованс нас встречают двое промоутеров, сажают в красивый десятиместный вэн, везут на обед, а потом на площадку. Всё превосходно, мы строго придерживаемся расписания, Дуглас доволен.

Клуб очень красивый и просторный, кажется, сегодня, в отличие от прошлого визита в Марсель, всё пройдёт гладко, но тут Майк, глядя в телефон, задает вопрос, который стал в этот вечер роковым:

– А какой здесь вай-фай?

Парень-промоутер называет имя сети, но гитарист качает головой:

– Не находится.

Подключается Энди:

– И у меня.

Ну, этого не хватало.

– Сейчас перезагрузим роутер, – обещает тот и убегает, а мы идём в гримёрки.

Прокатчики на площадке уже подготовили сцену, мы проводим чек, а когда возвращаемся, Интернета, как не было, так и нет.

– Дуг, разберись, пожалуйста, – просит тур-менеджера Джей.

Дуглас находит администратора площадки, так как никого из организаторов поблизости не оказывается, и тот объясняет ему, что случилась авария на линии, работа по устранению которой уже ведется.

– Как долго нам ещё ждать?

– С минуты на минуту всё починят.

– Хорошо, спасибо. Если увидите кого-нибудь из организаторов, попросите подойти в гримёрку.

Ждать тур-менеджеру долго не приходится, ибо у нас запланировано интервью, и организаторы появляются, но уже вместе с журналистами.

– Что с Интернетом? – обращаюсь к ним напрямую я.

– Мастера работают.

– А вот мы работать не можем.

– В течение пятнадцати минут всё устранят.

– Я это слышу каждые пятнадцать минут. Сколько можно? Нам нужен Интернет!

– У вас будет Интернет. Я очень извиняюсь за эту ситуацию, с минуты на минуту обещают всё отремонтировать.

– Мне нужен Интернет немедленно, – заявляю.

Рок-звезда я всё-таки, или кто?

– Извините, но в данную минуту это невозможно.

– Что значит «невозможно»? – приходит мне на помощь Майк. – Если нет возможности отремонтировать линию, купите мобильный роутер. Это недорого.

Тот молчит.

Я закидываю ногу на ногу и поворачиваюсь к Дугласу:

– Это ведь у нас по райдеру?

– Да, – он бросает на организатора быстрый взгляд, открывает в ноутбуке документ с райдером и читает. – Выделено жирным шрифтом: «Наличие на площадке быстрого беспроводного Интернета». Хочу напомнить, что невыполнение одного из пунктов райдера, может повлечь за собой отмену концерта. Мы редко к этому прибегаем, идем организаторам навстречу, но сейчас нам действительно нужен Интернет. Пожалуйста, сделайте так, чтобы он появился, иначе мы воспользуемся нашим правом, о котором я только что сказал.

– Чёртов Марсель, – бормочет Джей.

– Да, и у меня что-то горло разболелось, – покашливаю.

До парня, похоже, начинает доходить, что мы не шутим. Он несколько раз медленно кивает и выходит из гримёрки.

– Ну, вы сурово с ним, – улыбается Энди.

– А как ещё, – Дуглас откладывает ноутбук и приглашает журналистов войти. – Промоутеры должны понимать, что Children of Pestilence – это та группа, которая имеет право требовать. И мы будем требовать, иначе они просто сядут нам на шею.

– Мы можем начинать интервью, – улыбаюсь я симпатичной журналистке. – Надеюсь, к его концу нам всё же принесут модем.

– Скажите, – она улыбается в ответ. – Пока мы стояли за дверью, мы слышали ваш разговор, в связи с чем назрел вопрос: действительно ли так важно наличие Интернета?

– Безусловно. В наш цифровой век без Интернета не прожить. А наши жизни только там и проходят. Нужно оставаться на связи со многими людьми, у Майка, например, вся музыка в файлообменниках. Сейчас мы сидим просто как без рук.

– То есть, это не каприз?

– Нет, – говорит Майк. – Интернет давно входит в минимум, необходимый для нормального функционирования человека.

– И я готов пожалеть того, кто этого не понимает, – добавляет Джей.

– Спасибо. Теперь вернемся к плану интервью, – журналистка смотрит в свои записи. – На вашем последнем альбоме чётко прослеживается бунтарская тематика. В то время, как группа находится в том возрасте, когда бунтовать, казалось бы, уже не солидно.

– А что в нашем возрасте солидно? – интересуется Лейтон.

– Снимать сливки – не для нас, – говорю. – Даже когда все будут молчать, Children of Pestilence будут говорить.

– И поверьте, – кивает Энди. – Нам есть о чём.

– И потом, разве не в этом смысл рок-н-ролла? – улыбается Майк.

– А находят ли ваши призывы своего слушателя?

– Если судить по тому, что наши альбомы имеют золотые и платиновые статусы, я думаю – да, – говорит Джей.

– То есть, вы гордитесь своими достижениями?

Странное интервью. Глупые вопросы.

– Конечно, гордимся, – киваю. – Было бы удивительно, если бы было по-другому.

– Сейчас вы работаете над новым альбомом. Какие настроения будут преобладать на нём?

– Всё будет в лучших традициях Children of Pestilence. Поклонники не разочаруются.

– Но ваш саунд заметно изменился с конца девяностых. Что именно вы покажете на новом альбоме?

– Наш саунд, – произносит Джей, и я вижу, что его эти вопросы тоже раздражают. – Естественно изменился. Было бы печально, если бы мы остановились в развитии. Группа – это организм, который растет и взрослеет. Первая и последняя пластинка отличны друг от друга по всем параметрам: профессионализму музыкантов, качеству звукозаписи, настроению, посылу. Но если последовательно слушать всю дискографию, можно проследить, как мы развивались и прогрессировали от альбома к альбому.

– Причём делали это, – добавляю я. – Не теряя своей идеологии.

– И в чём же ваша идеология?

– Этого не опишешь несколькими словами. Вся наша идеология в наших песнях. В них же – наше послание.

– Дил хочет изменить мир, – с улыбкой говорит Лейтон.

– Или захватить? – смеется журналистка.

Я бы на её месте не был столь легкомысленно настроен. Холодно улыбаюсь:

– Или захватить.

– Возможно, лишь захватив, его можно изменить, – задумывается Майк.

Ну всё, пошла философия.

– Мрачные у вас темки, – не поднимая глаз от ноутбука, бормочет Дуглас.

– И у вас уже есть план? – интересуется девушка.

– Есть. И я уже начал воплощать его в жизнь.

Наблюдаю за реакцией окружающих. Тур-менеджер всё так же смотрит в ноутбук, парни, встревоженно – на меня.

– Шучу! – улыбаюсь, но от этого, кажется, всем становится ещё больше не по себе.

Энди нервно хихикает и говорит:

– Кстати в делюкс-версии нового альбома будет бонусом идти DVD-диск.

Дальше нас спрашивают о том, как проходят гастроли, не устаём ли мы от внимания фанатов и тому подобное. Когда мы с журналисткой уже благодарим друг друга за интервью, вбегает организатор с маленьким, похожим на яйцо роутером.

– Вот, – выдыхает он. – К сети могут подключиться до десяти человек.

– Благодарим покорно, – с явным сарказмом говорит Майк.

– Сейчас будут открывать двери. Ваш выход в двадцать ноль-ноль.

– Не факт, – говорю. – Ибо я не поднимусь на сцену, пока не проверю почту и все обновления в соцсетях, которые не успел проверить днём. По вашей, между прочим, вине.

Тот моргает, соображая, что можно на это возразить. Но Майк ему не дает:

– Оставьте нас, пожалуйста. Нам надо настроиться на выступление.

Организатор выходит. Дуглас поворачивается к журналистке:

– Когда и где я смогу прочитать готовое интервью?

Он всегда и всем задает этот вопрос, чтобы потом изучить статью на предмет того, не написали ли о нас чего дурного, и если написали – тут же выложить опровержение. Дуглас всегда очень ревностно отстаивает наш имидж хороших мальчиков.

Девушка даёт ему флаер с адресом сайта, сообщает даты выхода нового журнала и уходит. Я погружаюсь в соцсети.

Глава 11

Мы в самолёте. Самый обычный перелёт из Марселя в Лондон. Я надеваю наушники, сидящие впереди ребята заворачиваются в принесённые бортпроводниками пледы, в надежде поспать, Майк ставит планшет на столик, собираясь смотреть фильм, я закрываю глаза, и тут…

«Дамы и господа, мы приветствуем вас на борту нашего самолёта, совершающего рейс по маршруту Марсель – Лондон. Время в полёте составляет один час пятьдесят пять минут». Бла-бла-бла.

Резко открываю глаза. Громкость просто адская. Кажется, что она заглушает всё, даже музыку в моих наушниках. Кошусь на сидящего рядом Майка, но тот не проявляет никаких внешних признаков раздражения.

Голос капитана сменяется женским писклявым, начинается инструктаж по технике безопасности, и бортпроводницы показывают свою пантомиму. Мне кажется, что у меня сейчас пойдёт кровь из ушей. Противный голос, вырывающийся из скрипучих динамиков, наполняет весь салон, закрадывается в каждый его уголок. Спрятаться негде. Я смотрю в проход и вижу под потолком каждый динамик, каждый генератор этого мерзкого шума. Явственно представляю, как вытаскиваю из-за пазухи пистолет и точными выстрелами вывожу их из строя один за другим. Ёрзаю на месте. Кресло неудобное.

Сидящий у окна Дуглас выглядывает из-за Майка и что-то у меня спрашивает.

Раздражённым движением выдергиваю из ушей наушники и прошу его повторить вопрос.

– Говорю: у тебя всё нормально?

– Нет! – огрызаюсь я.

– А в чём дело?

– А ты не слышишь? – обвожу рукой салон.

Пассажиры оборачиваются на меня, некоторые престарелые француженки в беретах недовольно прижимают пальцы к губам.

– Не слышу ничего необычного, – говорит Дуглас.

– А то, что динамики у них на полную громкость, тебя не смущает? – ору я, стараясь перекричать голос пилота.

Бабульки снова шикают на меня, не обращаю внимания, а Дуглас посылает им извиняющуюся улыбку.

Майк поставил фильм на паузу и настороженно смотрит на меня.

– Вот что, – говорит тур-менеджер, протягивая мне наушники. – Возьми мои. Они вакуумные, звукоизоляция девяносто восемь процентов.

Благодарно киваю ему. Он готов терпеть эти нечеловеческие вопли из динамиков, лишь бы это не пришлось делать мне.

Когда-нибудь я тоже сделаю что-нибудь для него.

Я люблю Лондон. Я назвал бы столицей моды именно его. Не Милан. Столицей уличной моды. Мы едем через город, и я вижу, как по улицам прогуливаются парни в клетчатых рубашках и узких джинсах, их подруги в очках потягивают кофе «Старбакс» из бумажных стаканчиков. Они разбираются в музыке, знают новинки кино, читают Оскара Уайлда и Альбера Камю. Современные хипстеры. Они мне нравятся, я чувствую эту молодость, эту энергию, этот стиль.

Вижу футбольных фанатов в синих майках Челси. Я совсем забыл, мы же в Англии, на родине футбола!

– Сегодня же суббота, – смотрю на экран телефона, потом – на тур-менеджера. – Дуг, я хочу на футбол.

Тот закатывает глаза. Молчит.

– Ну, Дуг! – придвигаюсь к нему ближе. – Сегодня у нас дэй-офф, попроси промоутеров достать нам билеты на сегодня. Любой матч, желательно топ-клубов, но если это невозможно, я готов пойти на любую игру Премьер-лиги.

– Хорошая идея! – поддерживает меня Майк. – Два билета.

– Три! – улыбается Джей.

– Уговорили, – бормочет Дуглас и начинает звонить.

Мы приезжаем в отель, и уже на ресепшне нас ждут билеты на три часа на матч Челси – Вест Бромвич.

– Это были последние билеты, на матч полный солд-аут, – говорит девчонка-организатор, видимо, рассчитывая, что сейчас мы рассыплемся в благодарностях.

– Спасибо, – говорю с улыбкой.

– Люблю свою жизнь, – Джей рассматривает билет.

– Когда тебе приносят всё по первому зову? – усмехается Лейтон. – Любой бы любил.

Мы регистрируемся в гостинице, переодеваемся и едем на матч. Погода превосходная, атмосфера на стадионе – тоже. Майк жует орешки, мы с Джеем инстаграмим происходящее вокруг.

– Селфи! – восклицает барабанщик и наводит на нас фронтальную камеру своего айфона.

Мы улыбаемся, корчим рожи.

Над стадионом разносятся гимны, в воздух то и дело взмывают синие флаги.

– Чувствую себя мальчишкой! – кричит мне в ухо Майк. – Так здорово!

На какие-то мгновения мне тоже кажется, что я маленький мальчик, который никому ничего не должен, который просто развлекается с друзьями, за которого решат все проблемы.

Мы кричим, размахиваем руками, хвалим и браним футболистов, бросаемся орешками.

Я люблю английский футбол, хотя сам – американец до мозга костей. Но так как я живу в США, просмотр матчей из-за часовых поясов практически невозможен. Надо быть свихнувшимся фанатом, чтобы каждые выходные просыпаться в четыре утра, ради просмотра трансляции.

До конца сезона остаётся пара недель. Судьба титула уже решена, но команды бьются, словно в финале Лиги Чемпионов. За это я и люблю английский футбол. Они сражаются до последней минуты, сражаются за свой клуб.

– Всё-таки Челси, как ни крути, лучшие! – стараюсь перекричать болельщиков, но, похоже, выходит у меня плохо.

– Да? Ребята на том секторе так не считают, – Джей кивает на гостевую трибуну.

– Истина открывается не сразу и не всем.

– Вот давай только без философии, – просит Майк. – Мы всё-таки на футболе, а не в дискуссионном клубе.

Вздыхаю. С каких пор он стал таким поверхностным?

Матч заканчивается со счетом один-один. Ни одна из команд не сумела сохранить свои ворота в неприкосновенности, как и не сумела доказать своё безоговорочное преимущество. Несмотря на то, что топ-клуб играл с командой-середняком, игра получилась зрелищной, наполненной хорошими, но, к сожалению, нереализованными моментами.

– Может, в спорт-бар? – предлагаю я ребятам. – Выпьем пивка, посмотрим другие трансляции?

– Я – пас, – говорит Майк. – Я очень хочу спать.

– Извини, друг, я – тоже, – Джей виновато смотрит на меня. – К тому же мне надо отправить ещё несколько писем.

– Тогда я пойду один.

– Может, не стоит? – гитарист хмурится.

– Почему нет?

– Ну-у-у…

– Ясно, – кладу руку ему на плечо. – Не переживай, я буду на связи.

Ребята ловят такси, а я следую за толпой болельщиков в ближайший спорт-бар, размышляя о поверхностности людей и поисках истины.

Утро. Мы едем на площадку. Музыканты, в отличие от меня, выспались, все шутят и пребывают в хорошем настроении.

Возвращаюсь в отель уже заполночь. Лейтон спит. Укрываю его одеялом, раздеваюсь и ложусь в постель, не принимая душ. Долго ворочаюсь, пытаясь заснуть, а когда мне, наконец, это удаётся – снятся странные бессмысленные сны, которые мучают меня уже третью неделю.

Я только недавно задумался об их природе. Читал много статей в Интернете, консультировался со сведущими людьми, пытался их даже толковать, но ответа так и не нашёл. Почему я вижу во снах то, что вижу? Это шутки подсознания, напряжение гастрольной жизни или же мне пора обратиться к доктору?

В машине работает радио, оно меня дико раздражает, но водитель слушает информацию о пробках, поэтому выключить его нельзя.

– В эфире новости, – сообщает голос из приемника.

Я только собираюсь попросить убавить громкость, как радиоведущая сообщает следующее:

– Вчера после матча Челси – Вест-Бромвич, в одном из пабов Лондона произошла стычка между болельщиками обеих команд. Три человека отправлены в больницу, один убит.

Виновные разыскиваются.

– Ничего себе! – восклицает Джей. – Я думал, вся эта околофутбольная тема осталась в прошлом.

– На самом деле так и есть, – говорит водитель. – Если потасовки и случаются, обычно всё ограничивается лишь несколькими фингалами, потом появляется полиция, все жмут друг другу руки и расходятся. Но чтобы убили кого-то…

– Дил, а это произошло не в том спорт-баре, куда ты вчера ходил? – поворачивается ко мне Майк.

– Намекаешь на то, что это я его прикончил?

– Кстати, ходят слухи, – водитель понижает голос. – Что убили этого парня не просто в ходе обычного мордобоя, а нашли его, говорят, в туалете с плодами боярышника в носу и горле. Кто-то затолкал их туда, отчего он и задохнулся.

Дуглас морщится:

– Вот так и рождаются сплетни.

– Почему боярышник? – удивляется Энди.

– Один из символов Вест-Бромвича, – говорю. – На эмблеме клуба изображён дрозд, сидящий на ветке боярышника.

– Жестоко, – произносит Лейтон. – Если это, конечно, правда.

– Рассерженный фанат Челси постарался? – предположил Джей.

– Это ж как рассердиться надо было, чтобы хладнокровно смотреть, как бедняга задыхается.

– Пьяный, может, был? – говорит Майк.

– Или накуренный.

– Какие ещё будут варианты, господа детективы? – раздражённо спрашиваю я.

Парни удивлённо смотрят на меня.

– Ну! – восклицаю я. – Чего же вы замолчали?

По радио начинается обзор спортивных событий, я весь обращаюсь в слух и мгновенно забываю об их болтовне.

В гримёрке царит полумрак, кондиционер выставлен на двадцать пять по Цельсию, на столе – пиво и закуски. Я накладываю последние штрихи на свой проект и разворачиваю ноутбук к ребятам:

– Оцените-ка!

Все подаются вперёд.

– Ух ты! – одобрительно кивает Джей.

– Армия Дилана Бладлесса, – читает Лейтон. – Очень круто!

Я рад, что им нравится. Чувствовать одобрение близких – вот самый главный стимул делать что-то, двигаться вперёд.

Я, создал сайт для своих фанатов, где они смогут зарегистрироваться, пообщаться со мной и друг с другом. А ещё я, собственноручно, разработал дизайн футболок, которые уже поступили в печать. Предзаказ составил четырнадцать тысяч экземпляров!

– Армия, призванная изменить мир, – Майк рассматривает принт. – Хорошая идея.

– А вся фишка в том, – объясняю я. – Что у каждой футболки индивидуальный принт.

Гитарист недоверчиво смотрит на меня.

– Вот, гляди, – показываю на порядковый номер в самом углу рисунка. – Двух одинаковых маек не существует!

– Это сколько ж денег ты туда вбухал? – спрашивает Дуглас.

– Меньше, чем готов был на это выделить.

– Ты уверен, что это окупится?

– Да какая разница, окупится или нет? Я это делаю для своих поклонников! Тех, кто зарегистрируется на этом сайте, ждет ещё много приятных бонусов. Я подумываю о разных конкурсах для владельцев футболок с помощью генератора случайных чисел или ещё чего.

– Пиар-компания самого себя, – говорит Энди.

– Это не ради пиара.

– Если это не ради пиара и не ради денег, то для чего? – удивляется Лейтон.

Даже не хочу ему отвечать, поэтому меняю тему:

– Я, знаете, что ещё подумал? Может мне стоит попробовать себя в кино?

– Попробуй, – пожимает плечами Джей.

– Сразу на роль супермена, – смеется Майк. – Будешь спасать мир в трусах поверх штанов!

– Нет, в последнем фильме этот парень, наконец, разобрался, как правильно носить белье, – говорит барабанщик.

– Да, но в последнем фильме его супер-костюм больше напомнил мне скафандр.

Поворачиваюсь к Дугласу и Лейтону:

– А вы что об этом думаете?

– Я думаю, тебе сейчас стоит сосредоточиться на записи альбома, – говорит тур-менеджер.

Вздыхаю. Чувствую себя единственным ребенком в огромной семье, где все могут только потешаться надо мной, критиковать, тыкать носом в мои ошибки и иногда играть со мной. Только когда у них есть время и желание. У них, но не у меня. Никого не волнует моё мнение. Я не вижу выхода из этой ситуации. Что-то стало с нашими отношениями. Между нами растёт пропасть, и я не могу просто бросить через неё мост.

Я сижу в ресторане с очень красивой девушкой. В таком ресторане, в каком не был ни разу в жизни. Всё вокруг в бежевых тонах, играет тихая музыка. Посетители вполголоса беседуют между собой, официанты в строгой форме бесшумно скользят между столами.

Перед нами ставят бутылку шампанского. Я, как галантный кавалер, наполняю сначала бокал дамы, затем – свой.

Она улыбается мне какой-то загадочной многообещающей улыбкой. Я за свою жизнь видел много подобных улыбок, но эта не похожа ни на одну из них.

Её рука с идеальным маникюром лежит на столе, она слегка постукивает пальцами по поверхности в такт музыке, будто нетерпеливо.

Я, словно невзначай, протягиваю свою руку и кладу рядом. Она даже не думает отстраниться, и я понимаю – пора. Сначала одними только пальцами, а потом уже смелее, я начинаю нежно поглаживать её запястье. Девушка кокетливо хихикает и делает глоток шампанского, я следую её примеру.

Странно, что мы не произносим ни слова, но кому нужны слова, когда и так всё понятно?

Её кожа такая гладкая и бархатистая, что я просто не могу оторваться. Я никогда не встречал такой раньше. Да, почти у всех девушек её возраста нежная кожа, но не настолько.

Я слегка провожу по её руке ногтями – это кажется мне эротичным. И тут происходит нечто странное: у меня почти мгновенно вырастают длинные когти, которыми я разрываю её кожу, обнажая синие трубки вен и бело-розовые мышцы запястья. Девушка истошно кричит, инстинктивно пытается отдернуть руку, но я, своими когтями, пригвождаю её к столу, продолжая рвать кожу и плоть. Кровь хлещет на белоснежную скатерть, посетители вскакивают с мест.