Текст книги "Свидание с развратным фавном"

– Так по-другому нельзя! – уже злилась от ее непонимания Вера. – Прям сама ничего не знает и прям только мешает! Чего уставилась? Иди чай пей! Не видишь – пока не получится, не сниму порчу!

– Ой-ой-ей, эти мне шаманы… – зашипела Сима. – Тогда бегай тихонько на носочках. И прыгай аккуратненько: раз – и на носочек, а ты прям всей тушей…

Вера спорить не стала. Ей уже самой магическая гимнастика надоела до чертиков, поэтому она постаралась приземлиться на носок, и у нее получилось все с первого раза – свечка не погасла.

– Ты экстрасенс, что ли? – недоверчиво уставилась хозяйка на гостью.

– Просто у меня мама – физик. Учить надо было физику-то в школе! – назидательно заявила Серафима, снимая обувь. – Давай, бросай свои ужимки и прыжки и рассказывай – чем там напугать хотела?

Вера плюхнулась на диван, схватила подушку и принялась ею интенсивно обмахиваться. Сима устроилась в кресле и с усмешкой стала ждать страшилок.

– А чего ты смеешься? – обиделась хозяйка. – Прям она вся такая умная, а я тут такая дура, да?

Почему-то с этой простоватой женщиной Серафиме было легко и свободно. Даже ворчала она не сердито, а как-то забавно.

– Нет, лыбится и лыбится! Вот объясни мне, раз такая умная, как порчу снять? Чего там у вас в физике по этому поводу пишут?

– А, сущую безделицу, – отмахнулась Серафима. – Там прямо так и говорят: не бывает никаких порч, просто стечение обстоятельств.

– Ага! Стечение! А чего ж они все ко мне стеклись, обстоятельства-то? Не к Вальке вон, на третий этаж, а ко мне? – бурно не согласилась соседка. – А я тебе скажу – порча! Вот смотри: как только Толик, сосед мой, скончался, так прям мне покою и не стало.

– А тебе из-за чего? – сдерживала улыбку Сима. – Угрожают, что ли? Обижают?

Вера наконец с удовольствием мотнула головой – ей показалось, что гостья прониклась ее страхами и сейчас усиленно начнет эту самую порчу снимать.

– Вот ты посмотри, – стала она загибать пальцы: – Каждый день мне под двери куриные лапы кто-то сует. Да не одну, а целых три сразу! А у нас в подъезде кур и не ест никто, сейчас грипп птичий потому что. Сегодня – сама же видела – целого голубя не пожалели. А еще ящик… Вот как ты мне объяснишь? Сто лет висел себе почтовый ящик, никого не трогал, а как только Толик скончался, так он раз – и загорелся. И ведь никто его не поджигал!

– А откуда ты знаешь, что не поджигал? – спросила Серафима.

– Да ну что ж у нас, идиоты, что ли, совсем живут? – искренне удивилась Вера Михайловна. – Кто ж в собственном подъезде станет костры разводить?

Серафима некрасиво хрюкнула, потом быстренько спрятала усмешку и уже совсем серьезно предположила:

– А если это дети какие-нибудь хулиганят? Я слышала, очень многие жильцы жалуются – бегают детки и почту жгут.

– Да ну тебя! – расстроенно отвернулась Вера. – Прям говоришь ей, а она не верит… Почему именно мой ящик подожгли? Жгли бы себе хоть у всего подъезда, но мой-то зачем? И потом, уж не знаю, как это твоя физика объяснит, но… Знаешь, я после смерти Толика так себя плохо чувствую, так плохо, вот не поверишь, так всю и крутит, так и ломит… Иной раз даже думаю: может, завещание написать? У меня подружка есть, Катька, так вот думаю, может, квартиру на нее переписать, пока не поздно, у меня же нет никого… Но мы с ней сейчас в ссоре, чего я первая мириться буду? Но уж так плохо мне, так плохо… Прям погибаю вся. Я уже и Алисе говорила, она постоянно лекарства бесплатно из своей аптеки мне тащит, жалеет меня. А я ее. И как не жалеть-то? Такая семья у них была, такая семья… Слушай, ты есть не хочешь? Пойдем, у меня суп грибной есть, с майонезом. Знаешь, как я его варю!

Хозяйка быстро вскочила, утянула гостью на кухню и уже там, помешивая в кастрюле поварешкой, продолжала:

– Хорошая семья была. И Толик такой человек был, такой человек… Вот знаешь, у меня-то сроду таких мужей не было. Как заведется какой, так обязательно или дурак, или пьяница. А этот – верный, заботливый, сына любил… А как жену любил! А меня-то как… Вот видишь, меня до сих пор забыть не может, так и тянет к себе, так и зовет. Нет, он вообще всех женщин любил, ни одной проходу не давал. Настоящий этот… Как там в сказках? А, фавн настоящий. Меня, бывало, как встретит, зажмет возле ящиков почтовых и… хи-хи… Нет, ты чего дурного не подумай, у него всегда к женщинам очень серьезные намерения. Девчонка вот у него, помню, была…

– Стой! – мотнула головой Серафима.

Она уже запуталась. И теперь хотела бы подробнее услышать, какая такая девчонка была у прекрасного семьянина Анатолия Костеренко.

– Ты ж говорила, что он примерный муж! Какая девчонка?

– Обыкновенная, молоденькая, – охотно пояснила Вера. – Только об этом не знал никто. Он мне одной открылся. Ой, как все было, ты умрешь!

Вера выключила плиту, разлила суп по тарелкам и, быстро работая ложкой, рассказывала дальше:

– Представляешь, затеяла ремонт дома. Ну так, потолок в комнате побелить хотела. И побежала за известкой. Я такой магазин знаю, там всегда известка дешевая. Это знаешь где? Как мимо магазина одежды «Заря» идешь, там такая пристройка небольшая, и цены…

– Ну, дальше-то что? – не выдержала Серафима.

– Ага. Вот, значит, понеслась я за известкой. А на улице чего-то холодно было, ты же знаешь, у нас синоптики ведь погоду угадать не могут. Я всего одни штаны напялила. Несусь, а тут такая неприятность – резинка лопнула. Ну и представь: одни штаны и те без резинки! Да и не удобно, они ж все упасть норовят. Вот, и я заскочила в «Зарю». Вроде как платье примерить хочу, а сама схватила какую-то тряпку на вешалке и рванула в примерочную, с резинкой разбираться. Только с ней справилась и уже выходить собралась, а тут слышу голос соседушки моего. А ему вторит женский, молодой голосок. И все: «Толик», да «любимый», да «зайка»… Ну, я догадалась, что это не Алиса, та мужа сроду зайцем не звала. И так мне любопытно стало! Я тихонечко шторку отодвинула, глядь – а там и правда наш Анатолий с какой-то свиристелкой… Ой, слушай, а как тебя зовут, все забываю спросить?

Серафима облизала ложку и представилась:

– Сима. Чего там дальше-то?

– Ага, значит, гляжу, а там… Но она такая серенькая, фи! – Вера презрительно сквасила губы. – Главное, представь, лицо какое-то угрястое, волосы тусклые и водоросли напоминают, и сама как водоросль – длинная, худосочная, бледная, страшнющая… Прям жалко девчонку: посмотришь – чистая утопленница! А она еще плащ зеленый напялила, будто для полного сходства. Только ей себя-то со стороны не видно, думает, наверное, что мисс «Большие Васюки». И все пальчиком тычет, мол, это хочу, это, это… А он возле нее вьется, а он вьется… И все врет и врет: «Куплю, моя рыбка, куплю, моя ягодка!» А потом, смотрю, он ее под ручку схватил и так напористо из магазина потащил. Она-то, глупенькая, не знает, что у него мышь в холодильнике повесилась и сынок кушать просит…

Серафима нервно сглотнула. Так вот, значит, что! У покойничка-то дамочка сердца имелась! И не она ли причина его поспешной кончины? Только как же ее найти-то, если про нее и знать никто не знает?

– Верочка, а ты больше его с ней не видела? Вот бы мне с ней поговорить, а?

Верочка рубанула рукой по столу:

– Не перебивай, когда старшие рассказывают! Я и говорю. Они, значит, ушли, а я штаны поддернула и за ними. Тихонько бегу, за березки прячусь. И что ты думаешь? Девчонка та, оказывается, совсем недалеко от «Зари» проживает. Я ведь проследила, он ее до самых дверей довел. Я даже видела, как он ее в щечку чмокнул! «Прощай, – говорит, – Милочка, до завтра!». И побежал на остановку.

– А где? Где она живет-то?

– Как бы тебе объяснить… там дом такой… Нет, давай лучше нарисую.

Вера выскочила из кухни и через минуту принеслась с листком.

– Вот это магазин, это дорога, здесь я павильон нарисовала, а вот тут ее дом и есть. Я тут даже саму Милочку изобразила. На всякий случай, если вдруг встретишь, так чтобы сразу узнала.

Сразу узнать Милу по рисунку было практически невозможно. И не сразу тоже. На листке была изображена тощая сосиска с громадной головой, в разные стороны от сосиски торчали четыре палки, надо полагать, руки и ноги. Зато пальцы на палках были выведены с большой любовью, даже маникюр Верочка не поленилась нарисовать.

– Вот, – с чувством хорошо исполненного долга выдохнула Вера и снова ухватилась за ложку. – И что ты думаешь?

Серафима уже подскочила, чтобы попрощаться, но, завидев хитрую физию новой знакомой, плюхнулась обратно.

– И что я думаю?

– Я ведь Толика перехватила! – гордо задергала бровями Верочка. – Он на остановку, а я к-а-ак выскочу! И наперерез! Он чуть в обморок не отправился. Ну я и давай, по всей строгости, допрос с пристрастием вести. Говорю: «Что это вы, дорогой сосед, себе позволяете? На каком же основании жене изменяете? Вы же еще и со мной отношения имеете! А ну как я с Алисой своими наблюдениями поделюсь?» В общем, припугнула. А он такой сразу огорченный сделался, горемычный… Посмотрел на меня, будто я у него милостыню отобрала, и говорит: «Верочка, ты не поверишь, такой непорядочной сволочью себя чувствую! Вот знаю, что не женюсь на девчонке, а зачем ей мозги кручу, сам не догадываюсь. Ты не знаешь?» Я на всякий случай мозгами пораскинула, но тоже ничего сказать не смогла – и черт его знает, зачем? А он мне: «Вот видишь, и ты не знаешь. Прямо измучился я весь. Может, мне бросить Милку-то, как считаешь?» И знаешь… Как тебя, говоришь? Сима? И знаешь, Сима, мы вот потом все шли до дома и думали: может, и правда, бросить? Ну на фига она ему, такая страшная? У него такая-то и дома есть. И я опять же, пусть не такая юная да глупая, зато всегда под боком. Правда же? А потом он так вытащил из кармана сто рублей, сунул мне и проговорил: «На тебе, Верочка, за молчание, а я глубоко задумаюсь!» И не соврал!

Серафима насторожилась:

– Бросил, что ли?

– Задумался! А потом, мне кажется, он ее и бросить захотел… Ну, чего ты не веришь-то? Говорю же тебе – сама видела! – Вера поерзала на стуле, а потом начала с новым порывом: – Я, значит, дня через три стала замечать: чего-то наши встречи у ящиков стали реже с Анатолием происходить, все больше с какими другими мужиками случались. Ну, и затревожилась я – не занемог ли? Нет, вижу, мусор выносит, на работу бегает… Значит, здоров. Тогда я еще подумала. И догадалась – не может он разорваться между тремя! Раньше, когда я да Алиска у него были, его на нас хватало, а теперь, когда еще и Мила эта вклинилась, мужик просто все силы порастерял. Ведь точно – это ж ни в какие ворота!

Сима послушно мотнула головой и швыркнула носом. До такого тонкого понимания мужского организма она бы ни в жизнь самостоятельно не додумалась!

– Ну и чего?

– Как чего? Надо же было что-то делать! – всплеснула руками Вера. – У Толика уже вся семья на грани подозрения находилась, я уж молчу про себя! Короче, я стала действовать. Прибежала вечерком к подъезду этой его Василисы – жабы прекрасной – и стала караулить. Думаю: домой она все равно когда-нибудь придет, а тут и я из подъезда – здрасте! Я, мол, жена вашего жениха, оставьте его в покое, иначе, мол, я вам все ваши зеленые патлы по ветру развею. Ну, думаю, сразу человека предупрежу, что морду поцарапаю, ногти пообломаю. То есть хотела сначала с ней мирненько побеседовать. Понимаешь меня, да? Жду, жду, а ее все нет. Потом вижу – подходит парочка, они то есть. Он ее уже под ручку не ведет, она самостоятельно ножками – топ, топ. Я Толика-то и не ожидала встретить… Чего ж я при нем все свои планы ей расписывать буду? Я сразу же – юрк в подъезд! А там тамбур маленький между двумя входными дверьми, и света нет. Стою и даже дышать перестала. А они в подъезд зашли, мимо меня и на второй этаж поднялись, там и застряли. Ей, видимо, Толик хотел важную новость сообщить. Ну и сообщил. Только что он говорил, я не расслышала, а вот ее ответ как раз слышал весь подъезд. Она так безобразно кричала! «Ты, говорит, так и знай! Если свою колоду не бросишь, я тебе все твои лохмы выдеру, шары бесстыжие выцарапаю и житья не дам! Еще такого не было, чтоб мужики меня бросали! И вообще – ты мне обещал квартиру и машину!» Вот поверишь… Как тебя звать-то, все время забываю? Ах, да, Сима же! Так вот поверишь, Сима, я прям весь язык чуть не сгрызла, боялась расхохотаться. Это он ей обещал квартиру! Да они сына родного отделить не могут, некуда, а ей отдельную жилплощадь? Вот ведь какая хризантема выискалась… Житья она не даст… И ведь не дала!

– А может, это совпадение? – осторожно предположила Сима. – Мало ли чего девчонка сболтнула с огорчения, может быть, случайно…

– Может! Может, и случайно… – откинулась на спинку стула Вера и вдруг с силой хлопнула ложкой о стол. – Но ведь Толик-то погиб!

От ложки все стороны полетели мокрые крошки. Вера вскочила, схватила тряпку и вдруг затарахтела:

– Ах ты, горе-то какое! Я ж в поликлинику опаздываю! У меня ж талончик к терапевту! Сима, я побегу, а ты тут не стесняйся, смело можешь мыть окна!

– Фиг! Я тоже побегу! Чего это я окна тебе мыть буду? Мы так и не договаривались вовсе, – буркнула Серафима и первая схватила сапоги. – Ну, короче, я побежала, если что понадобится – заскочу. Да! Вот тебе мой телефончик, вдруг что интересное в глаза кинется, так ты звони, не робей.

Черканула Серафима свой телефон на зеркале помадой, как делают все порядочные леди в фильмах, и вынеслась от гостеприимной Веры.

Домой она пришла такая уставшая, будто городскую площадь с фонтанами вымыла. Отчего-то сразу припомнилось, что она встала сегодня непростительно рано, и вообще – ее тянуло только в постель. Завалив себя журналами, она уютно устроилась на подушке, попыталась уложить в голове все, что сегодня узнала, и даже прикрыла для этого глаза, но тут в дверь кто-то уверенно позвонил. Сначала Серафима попросту решила прикинуться, что ее нет дома. Ну, могла же она еще не вернуться от Веры! Однако напряженный слух уловил, как открылась соседская дверь, и милейший человек – баба Даша из квартиры рядом – настойчиво кому-то посоветовала:

– Дави шибче, дома Симка, токо что пришла. Ты дави кнопку-то, дави, она, наверно, в туалете, не слышит.

Вот уж бесед за своей спиной Серафима не поощряла. Она выскочила из нагретой постели и, шлепая тапками, поспешила открыть. В дверях стояла Лилька с огромным пакетом в руках.

– Серафима, здравствуй! – как приказ, отчеканила она.

– Ладно, – согласилась Сима и торопливо отошла в комнату, – проходи.

Лилька промаршировала в комнату, плюхнула пакет на стол и грозно уставилась на коллегу.

– Чего не открывала? Сбежать решила? – сурово сдвинула она тонюсенькие брови.

– Чего это сбежать? – растерялась хозяйка.

– Правильно, какой из тебя бегун! – по-свойски ткнула ее Лилька в бок так, что Симу занесло на стену. – Чего, говорю, бегать-то? Ты ж не страус! Гы-гы, верно?

Серафима вежливо хихикнула, но Лилька тут же ее прервала:

– Некрасиво ты поступила, и нечего скалиться. Да ладно, я чего к тебе… Вот, смотри, белье купила. Комплект – умереть! Даже до дома не могла дотерпеть, к тебе забежала примерить. Где тут у тебя раздеться можно?

– Да где угодно. Можешь в ванную пройти…

– Чего это в ванную-то? Я ж не спину скрести собралась. Лучше я в спальню пойду. А ты смотри, чтобы ко мне никто не входил.

Лилька схватила пакет и захлопнула дверь, а Серафима с досады только фыркнула. Вот никогда Серафима Кукуева не считала себя робкой овечкой, и застенчивостью не страдала, и отпор могла дать любому еще с детства. Но почему же так получается, что как только на горизонте появляется эта Лилька Федорова, так Кукуева превращается в мякиш для беззубых? Из-за этого она просто ненавидела себя. Каждый раз давала себе клятвенные обещания взять и нагрубить Федоровой, а еще лучше – сказать все, что она про нее думает, тогда Лильке точно седых волос не избежать. И каждый раз все кукуевские намерения рассыпались, едва только Федорова открывала рот.

– Ну как? – павой выплыла из спальни Лилька. – Как модель? Ничего комплектик?

Серафима вытаращила глаза и захрапела лошадью.

– Х-х-х! – едва удерживалась она от откровенного хохота. – Ой, Лилька, х-х-х, быстренько накинь халат, а то… Ой, сейчас весь твой комплект разорвет!

Белье, спору нет, было великолепно, но уж больно маленькая сбруя сдерживала сдобные Лилькины телеса, не под силу тоненьким лямочкам и веревочкам было держать в рамках приличия тыквенную федоровскую грудь и синюшные, дрожащие окорока. Лилька кинулась к зеркалу, но в этот момент материя издала предсмертный треск, и гроза пассажиров увидела себя в полной наготе. Только рваные лоскутки намекали, что секунду назад дама была прикрыта.

– Уй-й-й-й! – заверещала Лилька поросенком, присела, стараясь прикрыть маленькими ладошками мощную оголенную площадь, да так и посеменила, скрючившись, обратно в спальню.

Через минуту Федорова вылетела из комнаты уже в полном обмундировании и накинулась на Серафиму, которая старательно зажимала рот.

– И нечего радоваться! – метнула она молнию. Потом мстительно прикрыла глаза и прошипела: – Ну, я им покажу французское качество! Они у меня еще… Чего ты ржешь-то? У меня горе! Знаешь, сколько баксов отвалила?

Серафима немедленно вошла в положение и загрустила.

– Да ты не переживай, – всхлипнула она.

Лилька подозрительно скосила глаз – правда плачет или все еще ржет подруга?

– Чего ты так расстроилась? – продолжала Сима уже спокойнее. – Твой Федоров все равно в марках не разбирается. А если узнает, что ты под одеждой такую прорву баксов таскаешь… Нет, Лилька, тебе Франция явно не подходит.

– Ты, Симочка, в женском белье разбираешься, как престарелая моржиха! – перекривилась Лилька. – Я бы даже сказала – как тюлень. Нет, как нерпа! Я ведь, наверное, не просто так его купила! Наверное, я собираюсь в больницу, на операцию! А там я в чем буду отдыхать? В чем меня осматривать будут? В шубе каракулевой?

У Серафимы даже дыхание сперло, так она взволновалась за Федорову. Больница, операция… А с виду вроде здоровая баба…

– Лилька! Ты подхватила, что ль, чего? – прижала руки к груди Серафима. – Как же тебя так, а? Наверное, опасно, да? А на что операция-то?

– На деньги, конечно! Теперь же кто тебя резать даром возьмется… – поправляла перед зеркалом волосы Федорова, уже забыв про некрасивый момент с бельем. – Только ты не говори никому. Понимаешь, по-женски это. Главное, Федорову не проболтайся, а то вся наша семейная жизнь под утес пойдет.

– Под откос… – автоматически поправила Серафима.

– Да какая разница-то? Короче – не говори.

Серафима сразу припомнила, что Лильке уже давненько под сорок, а детей у них с Федоровым как не было, так и не предвидится. Естественно, что Лилька не может пустить это на самотек. Только вот зачем от мужа скрывать? Хотя, кто его знает этого Ваню, может, он так собак навешает на бедную Лильку…

– А с операцией я как-нибудь сама… – рассуждала Федорова как бы про себя. – Вот только деньги принесут… Да еще теперь новую одежду надо подобрать…

Она уже вертелась перед зеркалом и передом, и боком, выгибала спину и втягивала живот, иными словами – любовалась.

– Ой, Лиль, а когда принесут деньги-то? Кто?

– Ты, – просто ответила Лилька, не переставая кривляться перед зеркалом.

Серафима прозрела. Так вот оно что! Подруженька мужа тревожить не хочет, а ее, Серафиму, готова вот так взять – и наизнанку вывернуть ради своего семейного благополучия! Причем о семейном уюте самой Кукуевой как-то никому в голову не приходит позаботиться! Ну уж нет, если уж так хочется им ребеночка заиметь, так пусть сами и поработают!

Кукуева тоже встала перед зеркалом, выгнула спину, втянула живот и стала похожа на коромысло.

– А кроме меня, у тебя вкладчики имеются? – между прочим поинтересовалась она.

– Ой! Я тебя умоляю! – фыркнула Лилька. – Тысячи долларов за глаза хватит! Еще и Федоров мне в рублях обещал тысяч пятнадцать. Правда, он думает, что мне на санаторий. Я уже все посчитала: если с первого раза все замечательно получится, то уложусь.

– Не-а, не уложишься, – печально скуксилась Серафима и упала на диван. – Я это к тому, что… Да сядь ты! Прям как блоха скачешь… Понимаешь, Лиля, я ведь свое расследование начала.

Лилька лениво повернулась и промямлила:

– Кукуева, а повеселее анекдота нет?

– А я тебе, Лиля, горькую жизненную правду! Серьезно говорю: я начала свое расследование, так что пусть тебе Федоров еще тысячу долларов добавляет.

Лилька широко распахнула рот и попыталась рассмеяться, но получилось совсем не весело:

– Ха-ха. Ты… Ты чо, свихнулась, да? Нет, совсем баба с ума сошла! Там милиция руки умыла, а она… Вот дура-то! Бедный Шишов!

– Ты Шишова не тронь! – повысила голос Сима. – И вообще! Тундра ты, Федорова. Лесостепь. Непроходимое болото! Сейчас столько детективов, ты хоть книгу в руки возьми! И везде обыкновенные люди раскрывают преступления.

Лилька попыталась припомнить, когда она и впрямь брала в руки книгу, чтобы утереть Симке нос, но не вспомнила и только недоверчиво перекосилась:

– Ты чо, Кукуева, там же, в книгах, вранье все!

– Не вранье, а вымысел. В книгах написали, а умные люди взяли и сделали! Что, скажешь, не слышала фразу «журналистское расследование»? Или вон программа идет, ведущий еще мощный такой парень… Так он все время говорит: «Наша программа провела расследование». А недавно я по телевизору видела, как одна женщина сама провела расследование и нашла того, кто убил ее сына. Потому что милиция у нас одна, и она везде не успевает. Так что ничем не могу помочь.

Лилька скисла. Она задрала голову вверх, в глазах уже плескались слезы, а подбородок предательски дрожал.

– А я уже и тапочки новые купила, и зеркальце… Конечно, если у тебя совести нет, проводи свое расследование. И пусть я так и не доберусь до врачей, и пусть мне будет хреново потом всю жизнь… Расследуй, чего тебе! Можно подумать, я у нее большие деньги потребовала!

– Ага! – криво усмехнулась Серафима. – А то ты потом еще бы не пришла!

– Ну, и пришла бы! Так это потому, что нам диван новый надо! А потом бы все! Забыла бы! А ты…

Лилька вскочила. Горе уже хлестало из обоих ее глаз, губы расквасились, и Федорова вылетела из квартиры Серафимы с громкими рыданиями.

– Интересно, а меня ей совсем не жалко? – растерялась Серафима. – Даже неудобно как-то, что это не я мужика поленом-то…

Потом она плюнула переживать из-за Федоровой, снова залезла под одеяло и уже никого не слышала.

Проснулась под вечер. Неизвестно откуда накатил огромный прилив сил, Кукуева уселась за стол и стала самой себе диктовать:

– Кукуева! Тебе надо сосредоточиться! Значит, так, что мы имеем? Мужика… Кукуева! Прекрати изъясняться базарным языком! Ты имеешь Костеренко Анатолия…

Серафима постучала карандашом по лбу и вспомнила:

– Ты имеешь Костеренко Анатолия Викторовича. Хотя нет, его теперь никто не имеет… Ага, значит, этот Костеренко погиб в результате встречи его головы с посторонним предметом, предположительно поленом. Встречу организовал неизвестный, предположительно Кукуева Серафима Петровна. Необходимо найти настоящего преступника, а с Кукуевой подозрения снять. Хотя, если разобраться, на кой черт мне это необходимо? Лилька и так уже хвост прижала. Кукуева! Не отвлекаемся! Федорова может в любой момент прийти в себя и придумать новую гадость. И пока ты, Серафима, не найдешь настоящего убийцу, не будет тебе покоя. Уж если Федорова себе зеркальце купила, закатывай, Сима, рукава. Какой вывод? Ой, да этих выводов ни фига нет, зато вопросов целая туча! Вот, например, все в один голос утверждают, что Костеренко был примерным мужем. А он, между тем, имел молоденькую подружку! И вопрос – знала ли про то Алиса Гавриловна? Если знала, то, может, это она Толика в порыве ревности прикончила?.. Только что-то я не припомню, чтоб она была в тот день в автобусе… Так, дальше идем… Что там у нас с сыном? Чем он вообще занимается? Маменька говорила, что он болеет. А соседка Вера доложила, что каждую ночь таскает к себе молодежь. Да и не смахивает он на болезного. И все же надо узнать точно, а если болеет, то диагноз. Может, шизофрения? Тогда отца прикончить он очень даже мог бы. Еще эта самая девица. Она ведь, по словам Веры, просто угрожала Анатолию Костеренко! Может быть, он как раз к ней и ехал? Между прочим, судя по рисунку той же Веры, дом красавицы находится совсем недалеко от конечной остановки. И еще – с чего вдруг они живут-то так бедно, эти Костеренко? Прям обидно за наших фармацевтов, честное слово! Даже чая купить не могут…

Серафима еще долго разговаривала сама с собой, а потом решила – завтра же она заявится к молодой пассии Анатолия Костеренко и выяснит, какими же такими невероятными качествами привлек ее немолодой уже и небогатый женатик.