Текст книги "Парад нескромных декольте"

– Мамаша, я знаю! – взвыла Клавдия. – Дальше!

– А дальше наши рыцари соизволили приступить к огню. А никто его и не умеет разводить! Тоже мне, мужики! Пришлось мне. Они стали мясо терзать. То есть не они, а Петр Антонович.

– Хотелось кушать… – потупился тот.

– А мы все Ирине звонили. И Клавдии Сидоровне, – оправдывался Жора.

– На кой ляд им было звонить? Они все равно к телефону не подходили! – рыкнула на него старушка. – Вот, значит, боремся мы с мясом. А времени между тем уже пятый час. И тут смотрим – едет наша королева! На своей машине… вся из себя красавица… прямо по лесу… Остановилась недалеко от площадки и зовет: «Иван!» Тот, дурень, обрадовался, побежал, давай ей двери открывать, а она в него из пистолета – шарах! Потом еще раз. А потом развернулась, и газу! Убила, гадина…

– Кто? – растерялась Клавдия.

– Так Ирина же! – в один голос воскликнули Жора с Катериной Михайловной.

– Я всегда ее немного недолюбливал… – быстренько сообщил Акакий.

– Постойте… как же… Не могла Ирина! У нее же игра такая… телевидение…

– Нет, телевидения там не было, – поцокал языком Жора. – «Скорую» и милицию вызвали, а вот телевизионщиков не догадались…

– Вы не поняли. У нее сегодня должен был быть финал…

– Так он и был! Теперь-то уж точно – финал! – тряхнул рыжим чубом Жора. – И Ивану, как его… Ивану Палычу полный финал, и Ирине. Ее же сразу повязали.

– Ага, повязали, – поддакнула Катерина Михайловна.

– Так вы же говорили, она… по газам, в смысле – уехала…

– Ее дома взяли. Сидит еще, главное, дома, ждет, когда за ней явятся… И явились!

– А сейчас она где?

– Так в тюрьме ж! И нас туда возили. Допрашивали, расспрашивали, записывали… Вот каждое наше слово записывали! Петя, ты бы это взял на заметочку – тоже каждое мое слово конспектируй. Очень полезно, и для потомков…

– Нет… этого не может быть… – не могла поверить Клавдия. – Я сама у нее была… Я ушла от нее без пяти четыре. Она собиралась ехать в «Шалаш», в торте… А убивать никого не хотела… Да и зачем бы ей Ивана убивать? Она ж за него замуж собиралась!

– Ну… может, он ей сказал, где у него деньги в огороде зарыты, вот она и решила деньгами воспользоваться, а мужчину ликвидировать… – важно проговорил Петр Антонович. – Клавдия, а нельзя ли чего-нибудь покушать?

– Хи-хи, Клавочка, приготовь папе ужин, – мило хихикнула свекровь. – Он у меня поразительно выдержанный мужчина – хоть там что случись, а он все равно есть хочет…

Клавдия только отмахнулась, и Катерина потрусила на кухню сама.

– Неужели милиция поверила? – все не могла она успокоиться.

– Так мы же сами видели! Чего ж не поверить? – возмущался Жора. – Я собственными глазами смотрел – застрелила! И Иван побежал, значит, тоже узнал! И ваще – ваша родственница очень такая сумасшедшая, она вполне могла угрохать кого-нибудь. Я вот все думаю – отчего она меня в живых оставила? В последнее время она очень ко мне неровно дышала. Да я не обижаюсь – больная же…

– Да не больная она! Нормальная! Она просто в игру какую-то вляпалась! – доказывала Клавдия.

Ей не верили. Катерина Михайловна даже из кухни выскочила, чтобы покрутить у виска. Думала, что невестка ее не видит.

– Так! Хватит рожи корчить! Всем спать! Георгий, на выход, тебе еще добираться! – приказала Клавдия. – Кака, что ты тут замер? Быстро в постель!

Акакий как-то сосредоточенно молчал, мялся, но ни на что так и не решился, а понуро удалился в свою комнату.

Клавдия, уложив домочадцев, перемывала тарелки. В то, что произошло сегодня на пикнике, она никак не могла поверить. Она даже позвонила Ирине домой, но там никто не поднял трубку.

– Интересно, куда же Ирина вляпалась? Не могла она убить Ивана! Хоть вы меня всю разрежьте, ни за что не поверю… – бубнила она себе под нос. – Я вон сколько от Каки терплю, а ведь не прикончила еще. Нет, надо выручать Ирку. Хоть и не простила я ей тыкву, но… пропадет без меня баба.

На следующий день выручать не получилось – к Распузонам домой тоже пожаловали люди из милиции и спрашивали Клавдию Сидоровну, отчего это она вдруг отказалась от такой замечательной вечеринки. Потом записывали адрес Агафьи, цеплялись к Акакию, короче, сумели испортить настроение всем. И целую неделю трепали нервы, а ведь Клавдия с большой охотой говорила им все, что знала.

– Я была у нее в тот день! Была! – доказывала она мрачному господину в темном джемпере. – Понимаете, я от нее без пяти четыре ушла! Не могла она добраться!

– Могла. Мы проверили, – ровно отбрехивался господин.

– Ну… Может, по времени и получается, но вот по-человечески… Вы меня послушайте – она влезла в какую-то игру. В телевизионную.

– Не было никакой игры на наших каналах. Мы проверили.

– А она говорит, что была.

– Она вам все что угодно могла сказать. Мы проверили, не было.

– Но я же сама с ней кошелек находила! – не могла успокоиться Клавдия.

– Ну и что? На том кошельке было написано, что она участвует в игре? – лениво поднял веки мужчина.

– Нет, там ничего такого не было написано, но… А может, собачке дать его понюхать?

– Женщина, если вам нравится кошельки нюхать – пожалуйста!

– О-о-ой… – выдыхалась Клавдия.

А на следующий день все начиналось снова:

– Вы понимаете, не могла Ирина его застрелить!

Клавдия добросовестно пыталась помочь следствию. И конечно, надеялась, что милиция тоже с ней поделится информацией. Но серьезные работники в ней коллегу не усмотрели. Они даже словом не обмолвились, что думают по поводу происшествия. И не понравились Клавдии страшно.

В пятницу с самого утра, едва почистив зубы, Клавдия Сидоровна твердо решила – надо ей самой вытаскивать несчастную Ирину из тюрьмы. Нет, не побег устраивать, конечно, а сделать так, чтобы с Даниной тещи сняли обвинения. Причем желательно – до возвращения сына с невесткой из Испании. Значит, Клавдии придется попросту найти настоящего преступника да притащить его в милицию, и тогда тем ничего не останется, кроме как отпустить невиновную Ирину Адамовну.

Сначала надо наведаться к жене потерпевшего. В конце концов, они не были еще официально разведены. А отсюда и получается, что мадам… Как же фамилия у этого Ивана Павловича?

– Кака! Какая у потерпевшего фамилия?

– Бережков, – пролепетал супруг и глубже зарылся в одеяло.

Правильно. Значит, и получается, что мадам Бережкова больше всех заинтересована, чтобы ее супруг погиб. Фу ты, как неприятно-то! Ну а что? Он погибает, и жена с сыном… у него, кажется, сын есть… становятся полноправными наследниками. А уж наследовать, по рассказам Ирины, там есть что.

Клавдия начесала волосы в прическу, подвела глаза и подкрасила губы.

– Мамаша! Вы мои брюки не брали? – спросила она свекровь.

– Не брали, – ехидно запела Катерина Михайловна. – Клавочка, а мне вот тут вчера Петр Антонович раскрыл глаза… Он указал на твое странное поведение, Клавочка! Оказывается, ты подходишь под преступницу по всем статьям.

Клавочка чуть не подавилась собственным воплем. Даже Акакий вылез из кровати и теперь стоял в одних семейных трусах, с боязнью поглядывая на супругу.

– Ой, родная моя, не надо глаза из орбит выкатывать. Ведь ты посмотри – вы в последнее время часто ссорились с Ириной. Так? Так ты запросто могла ее подставить. И не поехала ты с нами специально. И Акакия не пустила.

– Маменька, а как же… Там ведь, вы говорили, женщина за рулем была… А Клавдия не водит машины, – сообразил Акакий.

– Ой, право, какие мелочи! – отмахнулась старушка. – Она могла кого-нибудь попросить: «Съездите, пожалуйста, пристрелите того вон дядьку! Вот я Ирке свинью-то подложу!»

– Мамаша, вы просто хотите оттяпать у меня квартиру!

– И ничего я такого не хочу! Это хорошо, что я себе в спутники выбрала Петра Ивановича. Этот человек разберется в ситуации! Он, кстати, собрался всерьез сотрудничать с милицией. И сразу вас предупреждаю – о каждом вашем шаге будет известно органам.

– Мамаша, вы бредите, – просто сообщила Клавдия.

– И нет! Мы с Петром Антоновичем решили снять с Ирины обвинение! Найти преступников! – горячилась старушка. – Пока на роль подозреваемых подошли только вы. Может, потом еще кто– нибудь появится. Это так Петр сказал.

Клавдия скривила на лице улыбку.

– Петр Антонович! Покажитесь! Хотелось бы с вами побеседовать! – крикнула она в комнату старичку.

Тот появился в дверях с высоко задранной головой и гордо вытянутой шеей.

– Вы чего это придумали? – вдруг ожил Акакий. – Кто вам дал право на мою жену всякую напраслину возводить?

– А где вы сами шатались, молодой человек? – сурово накинулся на Акакия «папенька». – Где вы были на момент преступления? Не вертите головой!

Клавдия просто не узнавала супруга Катерины Михайловны. Всегда тихий, молчаливый, как больная мышь, теперь он заговорил. Да еще как! Уж лучше бы молчал! И как он Акакия это приложил… А тот отчего-то смутился, косился на Клавдию и только блеял:

– Простите, я…

– Ничего не хочу слышать! Немедленно – упал, отжался! Я вам говорю, молодой человек! Слышите?! Упал, отжался! Быстро!

Акакий еще не мог поверить, что старичок не шутит, однако послушно улегся на пол и принялся кряхтеть. Отжаться от пола он не мог даже в бравой молодости.

– Плохо! – стоял над ним Петр Антонович и отбивал такт тапочком.

– Да что же вы творите?! – возмутилась Клавдия Сидоровна. – Даже я его таким экзекуциям не подвергаю! А побольше вашего правов имею!

– Клавдия, не вмешивайся! – топнула ножкой Катерина Михайловна. – Я вижу, что Петр Антонович относится к Каке, как к сыну. Это так трогательно! Ах, Петя! Клавочка, ты заметила, как органично он вплелся в нашу семью? Хотя и семейка у нас… Вот чего, спрашивается, ты в преступницы подалась?

Клавочка не отвечала. Она подскочила к Акакию и стала помогать супругу подняться. Но тот подниматься не собирался. Он уткнулся носом в коврик и тяжело сопел.

– Что вы с ним сделали? Упал – отжался… – чуть не плакала Клавдия Сидоровна. – Вот что, Петр Антонович. Если мой муж к концу завтрака в себя не придет, вы точно до Мальдивов не доживете. Изверг! И еще. Я сейчас же звоню дочери, и она вам припаяет статью за клевету. И моральный ущерб заплатите!

– Катерина! Почему ты не просветила меня, что их дочь – в органах? – сурово сверкнул очами «следователь».

– Так как же… я же говорила, что внучка Анечка…

– Стыдно, Катерина! Ты чуть не поссорила меня с невесткой! А я всегда хотел иметь такую дочурку. Клавочка, я надеюсь, вы не держите на старика зла?

– Да ничего я не держу! Кака, поднимайся…

– Клавочка! – пискнул с пола Акакий. – В этих физических муках у меня зародилась идея. Только сейчас и родилась!

Он кряхтя поднялся, ухватил супругу за локоть и потащил в комнату.

– Вот ты так и попроси, он тебе не откажет, – послышался оттуда его громкий шепот. – А уж потом мы…

Вышли супруги смиренные, аки агнцы. Видя такое поведение, Петр Антонович чуть не прослезился от умиления и пригласил их позавтракать. Завтрак он готовил сам, и ему хотелось похвал. За столом Акакий торопливо хлебал варево и смотрел строго перед собой – на перечницу. Клавдия же напротив ела не спеша, жеманясь, испрашивая рецепт.

– И как называется сие блюдо? – спрашивала она.

– Это… это плов… по-Петровски! – терял бдительность от удовольствия Петр Антонович.

– А это что тут такое? – ковыряла Клавдия ложкой кислую черную массу.

– Чернослив, – охотно пояснял повар, то есть Петр Антонович. – Очень полезный продукт. Я его у вас на полке нашел.

– А чеснок обязательно нужно головками? Их только у меня три штуки!

– А всего я семь бросал. Головками обязательно, это по рецептуре так положено. А еще ничего не замечаете? Там икра кабачковая. Тоже у вас в холодильнике отыскал. Правда, она немного забродила, но я ее перекипятил. Получился пикантный вкус, вы ощущаете?

Клавдия ощущала. Она по наивности думала, что неприятный запах исходит не из тарелки.

– Очень сытный, – отодвинула она ложку. – Очень калорийно.

– Тебе понравилось? – вскинула бровки Катерина Михайловна. – А я так свою тарелку в унитаз вылила. Я же не свинья всякие помои хлебать.

– Катенька! Это не помои! Это плов! – обиделся Петр Антонович.

Клавдия уже со спокойной совестью отодвинула нетронутую тарелку.

– Я вам на обед сварю борщ. И не спо-о-орьте, – кокетливо грозила она пальчиком старичку. – Пусть он не такой пикантный будет, зато без кабачковой икры. Но… Ах, мне непременно нужно сбегать за свининой! Борщ без свинины… Ну вы-то, Петр Антонович, меня понимаете. Вы-то настоящий гурман…

Петр Антонович и не надеялся, что его кулинарные потуги кому-то придутся по вкусу, а уж от «гурмана» растаял окончательно.

– Да! И еще сбегайте за молочком. Только найдите бочковое молочко. Его сразу видно, его ни с какими пакетами не сравнишь, – зарумянился он.

«Однако дедушке нравится верховодить… Оттого и милицией припугнул. Вот ведь стратег!»– удивилась Клавдия Сидоровна и стала собираться.

Клавдия неслась к Жоре. Теперь только он с его связями мог развязать ей руки.

– Жора, – влетела она в квартиру своей «палочки-выручалочки» пушечным ядром. – Я пришла к тебе, Жора, поделиться проблемой…

– Вот ведь вы человек какой, Клавдия Сидоровна, всегда найдете, чем поделиться, – не знал куда пристроить гостью хозяин.

– Пойдем, Жорочка, в комнату, я тебе такое расскажу… – тащила Клавдия хозяина.

Тот как-то странно упирался и тащил женщину вовсе даже на кухню.

– Клав-вдия С-с-сидоровна, – пыхтел он. – Не надо… в комнату… Ну, Клавдия же Сидоровна! Ну мне уже… ой! да что же такое… мне уже рассказывают… такое!

– Жорик! – донесся из спальни противный капризный голосок. – Жорик, я уже замерзла!

Клавдия Сидоровна насторожилась и прислушалась. Похоже, сегодня явно не ее день.

– Жора, ты что, купил себе волнистого попугайчика? Кто это так препаршиво свиристит у тебя в спальне?

– Это, Клавдия Сидоровна, не волнистый попугайчик, – не мог отдышаться Жора. – И даже не канарейка. Я бы сказал, это млекопитающее. Из приматов…

– Неужели обезьяна? – поразилась Клавдия.

– Жорик, почему твоя бабушка зовет меня обезьяной? – выплыла из спальни девица в одной только мужской рубашке и обиженно надула губки.

– Клавдия Сидоровна, вот, познакомьтесь, это Мила… – криво улыбался Жора и пытался затолкать подругу обратно в спальню. – Вот… снимаю нервный стресс, так сказать…

Клавдия наладилась было в обморок, но Жора от нее стоял далеко и крутился возле свиристелки, поэтому она подошла поближе и слабо проговорила:

– Жора, я тебе сколько раз говорила: не водись ты с этими голозадыми девками, они тебя плохому научат! Пойдем, Жорочка, на кухню. Я тебе расскажу, зачем пришла.

Жора стремительно рванул на кухню, захлопнув дверь перед самым носом подруги.

– Мне нужна твоя помощь, друг мой, – сложила ручки пирожком Клавдия Сидоровна. – Трупом Ивана Павловича решила заняться мама Акакия Игоревича…

– Это Катерина Михайловна, что ли?

– А ты чего обрадовался? Она. С мужем своим, с Петром.

– Так, значит, у нас теперь целая бригада… И где проблема? Пусть ковыряются.

– Ты можешь помолчать? – обозлилась наконец гостья. – Они уже… они тебя стали подозревать! Представляешь?

– А я-то… ну ваще… я ж там рядышком был! Ну ваще…

– Что поделать – у них пока нет подозреваемого, поэтому они решили, что пока ты под подозрением походишь. В милицию собираются…

– Это на меня? В милицию?

– Или в налоговую пойдут… – задумчиво перечисляла Клавдия. – Ну ты что, еще не сообразил? Одним словом, ты должен отправить стариков в дом отдыха, чего тут непонятного!

Ей уже надоело объяснять ситуацию, а сам Жора соображал туго.

Теперь Жора понял. И в самом деле, почему бы не отправить старичков от греха подальше? Для него это будет не накладно, сегодня же можно все устроить.

– Я понял. Посидите минутку. Кстати, а «Бузим» их устроит?

«Бузим» был весьма достойный дом отдыха какого-то местного завода. Правда, заводчане отдыхали там не часто, зато те, у кого имелись средства, всегда могли себя побаловать красивой природой, приличной кухней и дискотеками.

– Сейчас там как раз молодежный фестиваль армейской песни проходит. Завтра бы и заехали. Они успеют собраться? – волновался Жора, роясь в записной книжке.

– Успеют, – мотнула головой Клавдия, и Жора прилип к телефону.

Пользуясь моментом, в кухню тихонько вошла Милочка, уселась напротив Клавдии Сидоровны и подперла щечку кулачком.

– Я плохо под дверью расслышала, а вы кем приходитесь Георгию?

– Женщиной! – рявкнула Клавдия Сидоровна. – Любимой. У нас с ним много общего. А вы бы, девушка, одевались. Негоже перед мужчиной в таком-то виде красоваться. У вас же вся ж… вся жизнь впереди!

– Угу, – промычала девица. – Вот я и беспокоюсь о своей жизни, о будущем. Чем больше Жорик увидит сейчас, тем больше я увижу потом. А вы что, такой поговорки не знали?

– Вот халда, а? Кипятком тебя облить, что ли? – вызверилась раздраженная Клавдия.

Жора уже закончил говорить по телефону, но теперь позвонили к нему в дверь квартиры, и он с кем-то бубнил в прихожей. Появился он нескоро, зато сразу с конвертом.

– Ну вот вам и путевки для старичков. Вы сами тут поправьте, если что не так. Завтра в семь выезжают с автовокзала.

– А сегодня им не надо на автовокзал отправиться? Ну чтобы автобус не прокараулить? – на всякий случай уточнила заботливая невестка.

– Знаете, лучше не надо на автовокзал. Я сам их завтра к автобусу отвезу. А то кто их знает… по дороге возьмут, да и завернут… а мои декларации заполнять…

– Жорочка, а давай твою бабушку тоже куда-нибудь отправим? В Ямало-Ненецкий округ, а? – вдруг предложила девчонка.

Клавдия Сидоровна звучно фыркнула на молодую обольстительницу и поспешила домой – надо было еще успеть собрать Катерину Михайловну с супругом на отдых.

В доме царила тишина. Молча сидел присмиревший Акакий Игоревич и смотрел по телевизору семейную программу. Возле него, по обеим сторонам, восседала пожилая чета и тоже скучно пялилась в телевизор.

– Мамаша! – радостно объявила Клавдия Сидоровна, появившись в комнате. – Целуйте меня в темечко! Я вам по страшному блату достала сюрприз!

– Спасибо, детка, – не поворачивая головы, прошамкала старушка. – Нам уже Ирина устроила сюрприз не так давно. Если и ты…

– А давайте, Клавочка, я вас поцелую! – подскочил Петр Антонович. – Куда вы просите? В темечко?

– Сиди уже! – рванула его за штаны Катерина Михайловна. Когда надо, она умела быть очень жесткой женщиной.

– Нет, вы напрасно не хотите целоваться. Вот вам путевки. Стоили они мне, между прочим, больших денег, – поджала губы Клавдия и помахала перед носом свекрови красочными листками. – Завтра утром уходит автобус. Так что самое время укладывать чемоданы.

Старушка подпрыгнула с резвостью напуганной антилопы.

– Клава! Можно я возьму с собой твой байковый халат? И еще твою новую блузку? На ней такое прелестное нескромненькое декольте! Ты все равно никуда не ходишь. Да! И сними эти сережки, я в них буду блистать на дискотеке!

За полчаса старшие супруги собрали свои сумки и прочно уселись у дверей, намереваясь просидеть так всю ночь, дабы не проспать автобус. Акакий принимал самое активное участие в сборах и сильно тосковал. Он догадывался, что с отъездом маменьки Клавочка начнет выяснять, а где, собственно, на момент убийства находился ее личный супруг. И придется отвечать. А уж если Клавдия узна-а-ает… Месть ее будет ужасной. Прямо хоть самому по этой путевке езжай! Тем более что Клавдия как-то странно молчит, даже не кидается тапочками. Кому, как не Акакию, знать, что это – затишье перед ураганом!

Утром приехал Жора и увез старичков на автовокзал. Акакий суетливо прилепился провожать – остаться наедине с супругой он никак не мог отважиться. Катерина Михайловна звонко чмокнула невестку в щеку и пообещала привезти ей еловых лап. Прорвался к щеке и Петр Антонович. Дыша в лицо чесноком, он лукаво протараторил:

– Клавочка, я обязательно сбегу оттуда пораньше и продолжу расследование. Если вы сумеете выйти из подозрения, я возьму вас с собой. Только вы своего муженька… сошлите куда-нибудь. Работать, что ли…

Клавдия пообещала завтра же устроить Акакия на шахту, заперла двери, вытащила из серванта ручку с листом ватмана и прочно уселась соображать.

Акакий Игоревич уже посадил в автобус маменьку с супругом, слезно обещал посылать им воздушный поцелуй перед сном и помахал платочком. Но домой он не торопился. Он уже успел отделаться от Жоры, сказав, что ему непременно надо в гараж за картошкой, и заверив, что следствием они с Клавой вовсе никаким заниматься и не собираются. И вот теперь Кака сидел возле подъезда на лавочке и никак не решался подняться домой.

Перед глазами вставала та неприятная встреча. Нет, сначала встреча была приятной. Он заметил милую, замерзшую соседку на остановке, когда собирался заехать за Клавдией в тот злополучный день на пикник. Татьяна стояла на обочине дороги, точно заблудившаяся Снегурочка. Ее короткая дубленочка совершенно не грела ножки, обтянутые тонкими чулочками, на голове и вовсе, кроме волос, ничего не было, а конец зимы в этом году выдался до обидного морозным. Так и стояла соседка, медленно превращаясь в ледяную скульптуру, пока возле нее не остановился Акакий Игоревич. Боже, как она обрадовалась! Она даже решила не ездить на встречу к подруге, куда собиралась.

– Акакий Игоревич! Какое счастье! А у меня машина не завелась! А мне к подруге!

– Я… – зарделся Акакий, – я с радостью могу вас довести куда угодно.

«И пусть Клавдия вечерок посидит дома в своем новом костюме!» – добавил он мысленно.

Татьяна тут же решила никуда не ехать, а предложила Акакию поставить машину на стоянку и пойти к ней в гости. Нет, конечно же, ничего дурного и в мыслях у нее не было! Просто так… отведать свежеиспеченного пирога с капустой. Акакий терпеть не мог капустников, но тут не мог отказаться.

– Это так славно, что я вас встретила, – блестела глазами соседка. – А то так бы и замерзла. Кстати, а ведь я только что видела вашу родственницу, Ирину. Вы скажите ей, пусть она на меня не сердится.

– На вас невозможно сердиться, – мурлыкнул Акакий.

– Ах! Вы милый, милый! Но она все равно дуется. Я же видела! Она проскочила мимо меня, как будто со мной незнакома!

– Это была не она. Она сейчас сидит уже на пикнике. Во сколько вы ее видели?

– В четыре часа, может быть, пять минут пятого. Я же опаздывала к подруге, поэтому постоянно на часы смотрела.

– Не она. Мы все к двум часам в «Шалаше» собраться должны были. Сейчас все мои там, на пикнике. А я… хы-хы… временно свободен… У меня выходной сегодня. Так что не надо сейчас про родственниц…

– Не надо, так и не будем. И все же это была она. И пальто ее, и платок, и даже очки такие же. И, знаете, она так поправилась… Наверное, они скоро с Иваном Павловичем подарят вам маленького пу-у-упсика.

Акакий засмущался и быстро затолкал в рот пирог. А потом они сидели и слушали Моцарта… При такой романтической встрече полагалось слушать только классику! Но у Танечки больше ничего не нашлось из классики, а Моцарт был записан у нее на сотовом телефоне. Акакий Игоревич даже на секундочку забыл, что дома, буквально за стеной, его ожидает Клавдия, этот цепной пес на страже его супружеской верности. Он забыл про все! Зато теперь просто неизвестно, как придется выкручиваться. А сказать про ту встречу Татьяны с Ириной обязательно надо. Обязательно! Но как заставить Татьяну? Она теперь к Клавдии точно не подойдет…

Акакий грустил. К Клавдии он и сам подойти опасался. Он уже точно решил, что едва Клавдия начнет на него кричать, он сразу напугает ее – скажет, что решил уйти в поисках новой жизни. А что, в конце концов, может он искать себе лучшей доли? Хотя…

Акакий подскочил от совершенно простой мысли. Господи! Чего ж он раньше мучился? Конечно! Пусть просто Татьяна не говорит, что она была с Акакием. Да ей совсем и не надо этого говорить! И Акакий Игоревич тихонько постучал к соседке.

А спустя полчаса он ворвался к себе домой.

– Клавочка! – летел он легкий, как куриное перо. – Клавдия, на стол подавай! Проводил я родителей. Ух, так ехать не хотели… Ну ты давай наливай борщ-то, я же с самого утра не обедал!

Не успел Акакий сунуть ложку в рот, как в дверь постучала Танечка.

– Здрассте, – скромно потупилась она. – А я к вам…

– Чего? – набычилась Клавдия. – Опять пирог стряпаешь, а муки нет?

– Зачем ты так, Клава? – покачал головой Акакий. – Послушай, может, девушка что сказать хочет.

– Я хочу… сказать…

– Тогда садись, – разрешила Клавдия. – Борщ будешь?

– Наливайте.

Клавдия поставила тарелку перед соседкой и терпеливо уселась ждать, когда та разговорится.

– Ну? Чего сказать-то хотела? – поторопила она Татьяну.

– Так я не доела же!

– Ничего, ты ешь и говори.

– Ну, значит… я же свою машину теперь на ту стоянку ставлю, где машина Ирины стоит…

– Я помню, она тебе про нее и рассказала.

– Правильно. И вот в тот день, когда это все случилось, пришла я, значит, за машиной. А машина не заводится. Я ее и так, и эдак – стоит, и все! И так мне не хотелось пешком тащиться до остановки, прямо жуть! И вдруг вижу, Ирина ваша идет. Проходит к своей машине, а на меня даже не оглянулась. Села за руль и уехала.

– Вы, Танечка, скажите, во сколько это было? – напомнил Акакий.

– Это было в четыре часа. От силы – минут пять пятого.

– А в какой день? – насторожилась Клавдия.

– Так в тот самый, когда вы на пикнике были, – увлеченно работала ложкой Татьяна.

– Откуда ты знаешь, когда мы были?

– Так мне ж Акакий Игоревич сказал! Он как раз у меня пирог ел и сказал, что, мол, сейчас мои все на пикнике… а у него выходной… А что? Акакий Игоревич, я что-то не то сказала? Вы уж извините… я побегу, я у вас и так задержалась…

Танечка выскочила вовремя – Клавдия как раз начала метать кружки и тарелки в незадачливого ловеласа.

– Кла… о господи… Клавочка! – закрывал голову руками неверный. – Я только пироги ел! И совсем хреновые пироги были! Клава! Ты лучше… стряпаешь! Уй-й-й! Убьешь ведь! Мама…чка!!!

Вполне возможно, так бы оно и случилось, убила бы Клавдия супруга, если бы в квартиру не позвонили. Клавдия бросила молоток для отбивных, которым только что воспитывала мужа, и погрозила ему пальцем:

– Пока живи. Только, Кака, предупреждаю сразу: если ты опять будешь лопать пироги с какой-нибудь свиристелкой, я тебя в угол поставлю! На угол Сурикова и Мира. Там, говорят, у нищих больше всего выручка. Будешь с протянутой рукой на отдельную квартиру себе собирать. Все!

Открывать пришлось, конечно же, Акакию.

– Ах ты ж, батюшки!!! – раздался его радостный голос в прихожей. – Клавочка, ты посмотри, кто к нам пришел!

У Клавочки нервно задергалось веко, она решила ни за что не выходить и гостей не встречать. Однако гости уже сами вваливались в комнату шумной компанией.

– Мам! И чего ты не встречаешь? – первой появилась в дверях дочка Аня.

– Ой, – выдохнула Клавдия, – ой, Анечка! А я думала, Катерина Михайловна со своим суженым из дома отдыха сбежали. Прям вспотела вся! Думаю, ни за что не выйду, скажу, что мы квартиру поменяли. Ой, чего ж это я… Проходите! Яночка, детка, смотри, баба Клава для тебя конфетки приберегла… Куда же я их спрятала? Кака! Это ты конфеты слопал, живоглот? Я для ребенка оставляла!

– Это мамочка их отыскала, когда твой крем с собой забирала, – пояснил супруг.

– Клавдия Сидоровна, да не надо конфет, – заговорил зять. – Яне сейчас все равно их нельзя.

– Отчего ж? Почему ребенку нельзя бабушкиных конфет? – переполошилась Клавдия Сидоровна. – Это ты что же, специально против меня ребенка настраиваешь? Аня! Тебе пора менять мужа, он меня не устраивает!

– Мамочка, ну что ты говоришь! – устало отговаривалась Аня.

Ей до ужаса надоело примирять мужа с матерью, а те ссорились строго по расписанию – раз в неделю.

– Да ты вспомни, тебе же сколько раз говорилось – мы Яну водим на танцы.

– Баб, мне сладкого нельзя! – вытаращила на Клавдию глазенки Яночка. – Ты что? Если я буду есть конфеты после шести, то меня… разопрет. Так папа сказал. И меня ни один партнер не поднимет.

– Партнеров, деточка, надо хороших искать, а не такого, как у твоей мамы, задохлика, – шепнула на ушко девочке Клавдия и поджала губы.

– Мама, мы ведь чего пришли… Завтра надо Яну вести на танцы, а мы не успеваем. У Володи важный заказ, у меня работа. Ты бы не могла ее в садик отвести, а потом на танцы? Только завтра.

– Конечно! – обрадовался Акакий. – Анечка, ну что за вопросы! Конечно, Клавдия отведет Яночку и в садик, и на танцы!

– Молчи, наказанье мое! – рявкнула Клавдия и спросила: – Ань, а пропустить никак нельзя?

– Мама, ну что ты?! Ты знаешь, какие деньги мы за них платим?

– Вот! – вытянула руку вверх Клавдия и застыла, точно статуя Свободы. – Кому-то они платят такие деньги! А зачем? Ребенок вырастет и сам научится плясать, как ему надо. Я вот никаким танцам не обучалась, и ничего!

– Хорошего, – закончил зять.

– Анна! Передай ему, что я с его дочерью сидеть не смогу. Яночка, куколка моя, иди к деду Каке, выдерни у него волосины на лысине.

– Мама, – уже начала сердиться дочь, – ну сколько можно уже, в самом деле…

– Хорошо! – неожиданно согласилась Клавдия Сидоровна. – Хорошо, посижу. Только… Аня, пойдем на кухню, чтобы они не слышали.

Клавдия ухватила дочь под руку и снова сделалась милой, ласковой мамочкой.

– Доченька, я ведь что хочу у тебя спросить…

– Если про Ирину, сразу скажу – это дело ведет не наш отдел, и я ничего тебе сообщить не могу, не знаю. Но даже если бы и знала…

– Конечно! Я так и думала… Ой! Ой, подожди-ка… дай-ка стульчик, что-то в поясницу вступило… Ой, ну надо же! И это тогда, когда надо с Яночкой посидеть… Ох… вот ведь скрутило…

Клавдия Сидоровна выгнулась коромыслом и аккуратно умостилась на табурет. Аня в нерешительности хмурилась.

– Ох… и как же с ребеночком-то быть? – накаляла атмосферу мать. – И Акакий не может завтра, со мной сидеть надо… Ах ты ж, какая неприятность…

– Мама! Ну что ты, как маленькая, в самом деле? К чему весь этот спектакль?

– А что делать? И не кричи на мать! Видишь – умираю. Да-а-аня приедет, – вдруг тоненько завыла Клавдия, – он не посмотрит, что ты милиционерша-а-а, снимет штаны и всы-ы-ы-пет. А все из вредности твоей… Говори быстро, что там с Ириной!

Аня издала протяжный вздох и сдалась.

– Ну чего… Работают с ней. Она все про какую-то игру бормочет.

– Правильно, на телевидении.

– Да не было там никаких игр на телевидении! Они к референдуму готовятся.

– Но ведь ее ж по телевизору показывали, Ирину-то. Она там чего-то маячила, я же помню!

– Это караоке проводили. И все. И больше ничего. Ну, конечно, ребята будут еще работать.

– Да знаю я, как ваши ребята работают… Как она себя чувствует-то? Можно к ней? – расстроилась Клавдия.

– Вот этого нельзя, сразу говорю. И вообще – не суйся. Только навредишь.