Электронная библиотека » Марго Па » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Проникновение"


  • Текст добавлен: 17 декабря 2013, 18:05


Автор книги: Марго Па


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Эпизод 6. Песок

– В этом сне он убил бы тебя, – сказала Маугли, – но я вызвала северный ветер.

Она уверенно вела машину. Извилистая горная дорога петляла в тумане. Снег таял и слезами тёк по лобовому стеклу. Я подумала, что все встречные причиняли боль – различную по интенсивности, направленности, происхождению, концентрации… Всегда и со всеми мне было больно. Только не с тобой. Ты поцеловал маленькую родинку у меня на плече и взглядом указал на лезвие. Такое может произойти между людьми, когда двое глубоко проникают друг в друга. Мог бы вырезать полоски кожи у меня из спины и плести талисманы, не почувствовала бы ничего, кроме наслаждения. Острая боль шипит, обжигает, плавится, белеет и… становится ярким светом. Мечтала умереть у тебя на руках.

– Мы изменили мир, – повторила она громче, – ничто не будет прежним. Ты нужна Псам в качестве приманки, но Ульвига они ищут. И лучше бы нам найти его первыми, а ему не смыкать глаз. Почему вы решили встретиться в Австрии?

Всё началось с того, что взломала твой сон. Случайно, я не знала, кто ты. С тех пор моё существование – бег. И не смогу ответить: погоня или бегство. В Альпах мы искали прошлое древних кельтов, и ветер подул в спину. После горного перевала война стала для них образом жизни. Гнала вперёд и вперёд, как стаю голодных волков. Неужели и для нас война станет попутным ветром?

– Кира, я с тобой разговариваю! Молчишь почти сутки. Я спасла тебе жизнь! Немногие возвращаются из подобных путешествий. Согласно древним обычаям, твоя жизнь теперь принадлежит мне.

Я потянулась за сигаретой, пальцы чуть дрожали. Маугли с секунду вглядывалась в меня, потом отвернулась на дорогу. Уголок рта обвёл лёгкий полумесяц морщинки. Странная манера улыбаться, точно знает меня лучше, чем я сама. Не улыбка, а презрительная усмешка.

– Не бойся, я пошутила, – заговорила мягче. – Я – вам друг. Ульвигу грозит опасность, и он не знает, откуда она придёт. А я знаю, могу помочь.

– Зачем? И почему я должна тебе верить?

– Я – такой же беглец, как и вы. Больше не принадлежу братству. Я очень хотела вернуться.

– Вернуться не значит вернуть. Если кого-то отправила на тот свет, загладить вину, спасая чужие жизни, не удастся. Один человек никогда не заменит другого, у каждого из нас своя мера, своя цена.

Полумесяц в углу её рта обозначился резче. Я открыла окно стряхнуть пепел. Влажный воздух ворвался в салон. Он почему-то был солёным на вкус, словно ехали мы не в горах, а вдоль побережья.

– Как думаешь, какой он? Тот свет?

– Долгий путь в дюнах, и солнце никогда не заснёт за горизонтом. Потому что «никогда» вне времени не существует.

Машина завиляла, но быстро выправила ход, и мы снова заскользили по мокрой трассе, как по зеркалу.

– Ты видела это во сне?

– Нет, в кино.

Удовлетворённо кивнула.

– Мы вправе выбирать смерть. Псы говорят, мы видим её такой, какой способны понять и принять. Можно убить себя медленно – проживая дни, месяцы, годы, будто пьёшь застоявшуюся мутную воду. А можно быстро, тогда вариантов много: чиста проточная вода, будь то колодец в пустыне, река, горный ручей или океан. Ни в одной Книге Мёртвых не вершат суд над решившимися на переход, но вернёшься снова к тому, от чего уходила. Из жизни в жизнь мы играем одну и ту же роль. Да, сыграть её можно по-разному, но сюжет фильма не изменится. Твоё сердце отравлено предательством. А он – убийца.

– Ты сказала, ничто не будет прежним, мы изменили мир.

– Вряд ли нам придётся в нём жить. Псы не будут преследовать нас. Дождутся, когда вымотанный бессонницей организм вырубится сам. Они убивают на расстоянии, в лабиринте снов. Сколько времени сможем протянуть на кофеине до комы или безумия? Неделю? Две? Три?

– Около десяти дней. Но у тебя же есть план?

– Включи радио, – попросила вместо ответа.

– Nice trip… Life is just a nice trip[32]32
  Жизнь – всего лишь прекрасное путешествие (англ.)


[Закрыть]
, – вырвалась песня из плена помех.

– Да, – отозвалась Маугли, – Кастанеда прав, все действия, устремления – бессмысленные «фигуры перед зеркалом»[33]33
  «Активная сторона бесконечности». К. Кастанеда.


[Закрыть]
. Ценно лишь время, которое помнишь. А лучше всего запоминается дорога.

– Если не бежишь и не гонишься.

– Я могла бы освоить какую-нибудь профессию в миру, но к свободе передвижения привыкаешь быстро. Дорога заменила мне дом.

Маугли говорила искренне. Я почувствовала к ней доверие. И жалость. Внутри неё приоткрылась щемящая пустота. Все мы носим внутри свою бездну, и с годами она увеличивается. Точно сквозняком выдувает тепло из дома души, веру в то, что никогда не поздно нажать «Escape»[34]34
  Спасение, побег (англ.), в данном случае отмена текущей операции, возврат.


[Закрыть]
и жизнь ещё может наладиться.

– Вим Вендерс стал Гёте в современном кинематографе. Тоже создал миф, повторяемый на разные голоса, способный разрушить любые стены. Но кино добрее поэзии: он очеловечил ангелов, а не демона. Ангелы смотрят на людей на улицах Берлина и не могут понять, почему те, кто некогда были великой расой кочевников, построили города и потеряли в них душу[35]35
  «Небо над Берлином». Вим Вендерс.


[Закрыть]
. В мегаполисах чувствуешь себя как на кладбище. Большинство жителей – мертвецы, не думают, не чувствуют, бегают по кругу, как заводные лошадки.

– Дорога тоже не может быть бесконечной, – возразила она, – Земля – круглая. Трасса не может быть пустой: все линии пересекаются[36]36
  Согласно неевклидовой геометрии.


[Закрыть]
. Аморген, мой наставник, возил меня в Тунис вспомнить путь атлантов. В Карфаген – сияющий город, воссозданный по образу Атлантиды. Вспомнила дорогу посреди полей без конца, без края. Раннее утро, прозрачное, как вымытые окна, небо без облаков. За иссушенную раскалённую почву цепляются яркие цветы: красные, жёлтые, фиолетовые. Кое-где попадаются оливковые деревья. И скоро поеду мимо оливковых рощ, затем дорога уйдёт круто в горы на почти не досягаемую высоту, горы сменит прохлада пальмовых оазисов. Я не хочу торопиться. Знаю, что до заката в пустыне у меня хватит времени, чтобы пересечь всю страну и насладиться её видами по дороге. У меня блёкло-голубой маленький автомобиль. Пустую трассу пересекает сплошная полоса, то есть сначала вспомнила несколько встречных машин, но потом подумала: пусть моя дорога будет пустой. Еду по своей полосе, не нарушая, ни быстро, ни медленно, смотрю на оливковые деревья. Окна в машине открыты, наслаждаюсь встречным ветром, солнцем и тихой музыкой. «Человек есть то, что он помнит, – сказал он тогда. – Дорога – твоя жизнь. Странно, что видишь её так далеко. Закат в пустыне – её конец. Люди обычно представляют себе отрезок пути. Поля вокруг тоже редко кто видит, а ты – человек мира, не замыкаешься в себе, видишь другую жизнь по краям дороги. Сплошная полоса – делишь мир на чёрное и белое и не нарушаешь, никому не переходишь дорогу, любишь свою вдоль оливковых рощ. Горы – свершения, пальмовые оазисы – награда за них. Но пустыня, пустая трасса – символы одиночества». Иногда кажется, не я выбираю свой путь, а дорога выбирает меня. Удалось предвидеть всё, что встретили тем днём по пути. Кроме одного. Мясной лавки. Не сразу догадалась, почему верблюда держали привязанным к столбу рядом с ней на шоссе. «У них нет холодильников, – пояснил Аморген, – но всегда есть свежее мясо». И я поняла, что люди ничем не лучше верблюдов: тоже живут привязанными к мясной лавке на трассе и не пытаются бежать. Люди – скот, ведомый на бойню. Всё, что у нас есть, – несколько десятков лет осознать это.

– И тогда ты начала нарушать.

– Да. Время не прямая. Любая дорога мира – замкнутый круг, но внутри него можешь менять направление. В доме Аморгена есть часы со стрелками, бегущими в обратную сторону. Наблюдала за ними в надежде понять. Ответ пришёл во сне. Я летела, а над головой плыли звёзды. Лежала на спине, а река времени несла меня из прошлого в будущее. Или не я, а берег двигался мне навстречу, как в старом чёрно-белом кино «Сена встречает Париж»[37]37
  «Сена встречает Париж / La Seine a Rencontre Paris». Йорис Ивенс. 1957. Кинопоэзия, где зрителю кажется, что река Сена стоит на месте, а Париж течёт мимо неё.


[Закрыть]
. В моём сне два варианта финала. В первом река упирается в землю, это, вероятно, её исток, и я выхожу на берег, где мне протягивают полотенце и зеркало. В отражении вижу себя ребёнком. Во втором воды реки времени несут меня в открытый океан. Не знаю пока, какой из них выберу.

– В детстве я тоже верила в реку времени. Часто сидела на мосту, опустив ноги в воду. Казалось, та вода, что коснулась ног, – моё настоящее, убегающее в прошлое. А будущее течёт навстречу, готовое вот-вот свершиться, и изменить его не смогу, как не изменить июльское ясное небо. Ни намёка на дождь. Тоскливо. В то время мне снились странные сны: в деталях видела предстоящий день, кто что скажет, сделает, куда пойдёт. Меня это не пугало, но я никому об этом и не рассказывала. А потом всё внезапно прошло. Вернулось этим летом, когда начался жар, и я попала в лабиринт с иероглифами на стенах. Долго изучала карты Таро. Четырнадцатую карту «Время» изображают в виде ангела с двумя чашами в руках: серебряной – прошлое и золотой – будущее. Радужная струя переливается из одной чаши в другую, но направление её – куда движется время – нельзя увидеть: слишком яркий свет, ослепление. А что если льётся она в обе стороны? И не известное нам будущее определяет наше прошлое? Что если нет прямой из прошлого в будущее, а есть «точка сборки»[38]38
  Термин, знакомый последователям К. Кастанеды.


[Закрыть]
мира? «Сейчас», где заканчивается прошлое и начинается будущее, ни того, ни другого не существует, и то, и другое исходит из этой точки. «Сейчас» – как импульс, как сердце, откуда по всему организму течёт кровь. Мы могли бы менять ход событий и в будущем, и в прошлом. Что если необратимость времени – миф?

– Карты Таро! Двадцать первая символизирует Мир, заключённый в кольцо четырёх принципов. Аморген в одной из песен назвал их Принцами. Мир хранит Жрица – вторая карта Таро, Исида или скрытое знание. На поверхности видим воплощённые идеи, познаём иллюзорность мира. Но сдаётся мне, имена Принцев звучат иначе[39]39
  Закон четырёх, согласно Таро: Я – действие, я – удержание, я – завершение, я – результат.


[Закрыть]
. Причина, желание, действие и результат. Жрица же – наш внутренний голос. Голос из недр души – истинный и сокровенный. Наша точка сборки. Но как земля заключает в себе огонь, воду и воздух, так результат действий содержит в себе причину. Мир изменится, если исправлять саму ситуацию, а не её последствия. Круг замкнут, потому что на причины повлиять не можем.

– Нужно выйти за его пределы? Поэтому уничтожают взломщиков? Боятся перемен?

– Да, боятся, хоть и знают, что никто ни из простых смертных, ни из посвящённых не способен повлиять на время и путь.

– По-моему, что-то подобное было в «Ветхом завете»: «Когда начало и конец соединятся, вы станете Богом». Очевидно, это и есть «путь земли»[40]40
  «Вот, я ныне отхожу в путь всей земли» (Ветхий Завет. Книга Иисуса Навина. XXIII, 14)


[Закрыть]
. К истоку реки времени. Первопричина в нас, но нам она неподвластна. Неразличима, как будущее.

– А я верю, что если изменить не причины поступков, а хотя бы желание одного человека, то и мир станет другим.


Знаю, что ты чувствуешь. То же, что чувствует Маугли. Когда открыла глаза, тебя рядом не было. Уехал, сбежал, оставил меня одну в промороженном насквозь шале. Камин давно погас. Изо рта шёл пар. За окнами хлопьями валил снег, а точнее, висел неподвижно, будто застыл в полёте от холода.

Маугли стояла у окна, спиной ко мне. Ожидание, воплощённое в живом человеке. Смотрела на снег, на ослепительно белый снег. Её волосы на фоне снега выглядели бледно-русыми, и я подумала, что белый цвет родом из царства неживой природы, в человеке его быть не может. Совершенство нам недоступно. Непостижимо нами.

– Свободна, – сказала она, не оборачиваясь, – когда лишена необходимости выбирать. Мы несвободны, потому что обречены на выбор и на муки сомнений в его правильности. Свобода – в незнании последствий выбора, невозможности понять его причину.

По-прежнему не глядя на меня, прошла через комнату в кухню и вернулась с чашкой дымящегося кофе в руках.

– Вот, выпей, согреешься. Камин топить незачем, нам пора ехать.

Кофе обжёг губы и горло, я тоже вернулась. Увидела её не во сне.

– Прометей, – продолжала она, – вместе с огнём разума подарил нам и коршуна – чувство ответственности за свои поступки, сознание через чувство вины. Однажды я была по-настоящему свободной. Жила с Арно несколько месяцев, когда поняла, что растворяюсь в нём без остатка. Осенний дождь продержал нас запертыми в доме несколько вечеров к ряду. Мир исчез, и не было ничего за дверью: ни дома, ни улицы, ни города, ни дождя, ни Земли. Мы совершенно одни летели в ледяной пустоте открытого космоса. Если шагнёшь за дверь без скафандра… Главный выбор в жизни человека – между любовью и одиночеством. Между другим и собой. Как в Храме Маат взвешиваешь на весах истины любимое лицо и свой маленький мир без него. Сердце или меч? Если мир перевешивает – беги, чтобы сберечь себя. Если нет – останься, чтобы потерять себя безвозвратно. Хуже всего, когда весы хранят равновесие. То, что мы жили на втором этаже, а не на двенадцатом, избавило от необходимости выбирать самой. Он крепко спал. Я не смогла бы вытащить ключи от двери у него из кармана, не разбудив. А когда начинаешь оправдываться, объяснять свои поступки другому, тут же слетаются коршуны сомнений освежевать душу. Открыла окно и прыгнула в стог прелых осенних листьев прямо под ним. Три часа пешком по пустой дороге до железнодорожного вокзала под неуёмным дождём потянуло бы на раскаяние. Рыдать лучше всего под дождём: слёз не видит никто, а ты не знаешь, хлещет ли дождь по лицу или льются слёзы. Арно вернул меня домой, и на следующий день мы очутились внутри радуги. Но мой прыжок из окна предопределил полёт орла в Спираль. Страшно не то, что убьёшь: так до конца и не осознаешь, что сделала. Настоящая боль оглушает и обездвиживает, душа немеет, осыпается осколками льда, звонкая пустота внутри, ничего не чувствуешь, теряешь ориентацию в пространстве. Горе утраты накрывает потом, когда смотришь в глаза его матери. Никакое земное наказание не сравнится с этим. Поняла тогда, из чего состоит время. Из любви и смерти. Процесс умирания необязателен, достаточно навсегда запереть человека в прошлом, а мечты заменить воспоминаниями. Чем дальше мы друг от друга, тем ближе в мыслях. И от этого не избавиться.

Слушала её и понимала охотников на волков. Что стала одним из них. На сердце охотника с рождения тонким сечением наносится волчий взгляд. Его космическое одиночество. Бесконечное ожидание. Пронизывающий холод. Безысходность. Голод в лесу, где люди убили всё живое. Неизбежность городских помоек. Километры и километры по снегу до цепочки следов с почти неуловимым запахом самки. Знаю, что чувствует охотник, направив заряженное ружьё меж этих двух прозрачных и в то же время непроницаемых глаз. Неодолимую жалость сквозь уважение к сильному. Охотник целится точно, но ждёт. Ждёт малейшего движения волка. Если волк на дюйм сдвинется с места, тогда охотник выстрелит. В противном случае волчий взгляд будет преследовать его всю жизнь, наяву и во сне. В дикой природе волки живут стаями, но с течением времени они начинают напоминать стаи бродячих помоечных псов. И сильные волки уходят, предпочитая судьбу одиночки.

Никогда не уходите первыми. Тоска покинутого человека взращивает его ненависть и к вам, и ко всем остальным. Разрушает его, разрушает весь мир. Вас же сожжёт чувство вины. Не можете вернуться и попросить у него прощения и каетесь перед другими – перед теми, кто, возможно, этого и не заслуживает. Ищете искупления. Часто слышите о своей доброте, бескорыстности, милосердии… Боже, да вы почти Мессия! Но в глазах посторонних. А близкого человека вы потеряли. Ваше так называемое доброе сердце – наказание, срок в одиночной камере за убийство любви. Так что на весах истины взвешивать стоит не только сердце и меч, но и вину и обиду. Впрочем, если мы вправе выбирать свою смерть, то сможем выбрать, кем быть: волком, псом или охотником на тех и других.

«Vlk ve mně našel svobodu», – писал ты когда-то в дневнике. А её зовут Маугли. Ребёнок, воспитанный стаей волков[41]41
  Д. Р. Киплинг «Книга Джунглей».


[Закрыть]
. Или братством Псов? А вдруг наша встреча с ней символична? И между нами тремя существует тайная связь? До сих пор не могу понять, зачем ей понадобилось проникать в наши сны и на чьей она стороне. Но дорога сближает людей. Приоткрывает двери души. Морской ветер по-прежнему сопровождает нас. Атланты носят море с собой повсюду. Свою трагедию. Ей и вправду некуда возвращаться.

– Тебе не удалось убить его самой, хочешь сделать это с моей помощью? Лучше держать приманку в руках, не так ли? – решила сразу прыгнуть со скалы. Откровенностью наш разговор чем-то напоминал Кебраду: поймаешь волну – выплывешь, нет – разобьёшься. Она ждала моего вопроса.

– Без тебя Ульвиг не более чем кусок мяса. Псы не того ловят. В тебе тот же огонь, что был у Арно. Ты несёшь свет, ты открыла ему лабиринт снов, научила читать послания на зеркалах миров. Вы взломщики – вместе, слившись в одно целое, порознь у вас бы не получилось.

Трудно сказать, с чего начинается доверие одного человека к другому, но приходит оно извне, словно подключился к седьмому измерению, где все прямые превращаются в точку, и уже знаешь будущее. Человек, которому нечего терять, никому не подвластен. Маугли верна лишь себе, и похоже, нам обоим с ней по пути. Пока по пути.


– Прочти последние новости. Прихватила в горнолыжном посёлке, – вытащила из «бардачка» газету и протянула мне.

«В песках Ливийской пустыни по дороге в Эль-Фаюм найден кельтский меч. Предположительно принадлежал воину-наёмнику и датируется III веком до н. э. Находка стала настоящей сенсацией: ценный артефакт всё время лежал у нас под ногами, но никто не заметил! Дорога в оазис Фаюма – популярный туристический маршрут, исхоженный, перерытый и изученный вдоль и поперёк. Как могли пески столь долго замалчивать тайну?» – задавались вопросом в статье учёные-археологи.

– Ульвиг не остановится. Будет искать меч, – пояснила Маугли.

– Мы едем за ним?

– Да. Если не знаешь, что делать дальше, сделай шаг назад. Разберись со своим прошлым, чтобы не тянулось за тобой шлейфом кометы. Я забронировала авиабилеты в Каир. Скорее всего, меч передадут в Египетский музей для исследований, а потом будут решать, в каком из музеев мира его выставлять. Найдём меч, вернём тебе волка.

Я закрыла глаза и попыталась вспомнить дорогу в дюнах. Интересно, кто-нибудь пробовал сосчитать количество песчинок в Сахаре? Рискну предположить, не считали и в песочных часах.

– Пустыня похожа на застывший океан, – ответила на мои мысли Маугли, – и то, и другое – образы вечности на земле. В пустыне была трижды, постоянно ощущаю её молчаливый зов. Кажется, что и сердце моё покрыто трещинами, забитыми песком и морской солью. Болит, ноет, чешется, кровоточит. И не заживает. Мечтала когда-то прочитать Книгу Ветра. Самую древнюю книгу на свете, книгу дорог и странствий, книгу без начала и конца. Пишется следами на песке, а следы заметает ветер, всякий раз обновляя страницы. Песок не способен хранить чей-либо след, но если бы мог, ветер бы ему не позволил. Книгу Ветра никто никогда не прочтёт. Бесконечность не линия горизонта, а бесчисленное множество невидимых следов на песке.

* * *

Разорвав толщу облаков, самолёт набрал высоту. Закат. Летели прямо на солнце – огромный раскалённый шар, как сквозь врата в ад. На секунду за стеклом иллюминатора возник другой самолёт, а ты смотрела на меня из окна. Самолёты не поезда, в воздухе нельзя встретиться, как на железнодорожных путях, но… Я давно перестал отличать сон от реальности. Настоящий момент – от вращений колеса времени.

Белая пустыня могла быть игрой моего воображения. В Альпах – горячий снег: солнечные лучи отражаются от белой поверхности, слепят глаза, паром трудно дышать, на коже остаются ожоги. «Белый-белый песок занесёт твою кровь, воин». Песок или снег, или пепел? Иллюзии, меняющиеся на экране картинки! Но они нашли меч – слышал по радио в такси, читал статьи в интернет-кафе в аэропорту. Некуда было бежать, купил билет до Каира. Если найду меч и узнаю его, то смогу удержать в руках хотя бы одно доказательство реальности происходящего, того, что я не безумен, а жизнь не игра в покер, где все блефуют. Реальность – вещественна, ощутима, у неё есть вес и форма. Бронзовая рукоять с узором из трёх догоняющих друг друга спиралей. Кельтский трискелис: рождение, смерть и возрождение. Что это: бег времени или погоня за вечностью?

Я шёл по пустыне к оазису, но дюны петляли. Устал и испил свою чашу до дна. Упал без сил на горячий песок и смотрел, как умирает солнце. Золотой огонь, расплавленное золото – в пустоте. Ещё один круг по небу, ещё один день на земле. Мои воины! Потерял всех, кто мне верил. Но не тебя. Тебя потерять невозможно. Кира, ты была со мной в каждом из возвращений! Трагедию не под силу сотворить одному, в ней всегда повинны хотя бы двое. Теперь мы оба на цепи времени. Мы не привязаны к месту рождения, но привязаны к роли. И к человеку – партнёру по фильму.

Ты так любишь кино, но позволь пригласить тебя в цирк, где вульгарные клоуны на сцене объявляют следующий номер. Наш номер. Меч в луче прожектора под куполом цирка, лезвием вниз. По тупой стороне трётся верёвка или цепь – не страшно, не перетрётся. Весы Маат, где мы – чаши. Если дёрнешься ты, петля затянется на моём горле, если я – на твоём. Нужно застыть в воздухе, как капли смолы. Не двигаться, не дышать, не смотреть друг на друга. И постараться выжить. Хотя бы до конца представления. Кто-то когда-то рассказывал мне о связке душ, если двое погибли вместе. А какова её сила, если…? Возмездие, как паук, многоглазо и многоруко, без устали плетёт неминуемую паутину. Читал о «концепции психофоры», о «душе – последней мысли человека»[42]42
  Герберт Спенсер. «Система синтетической философии».
  «Невидимая и неосязаемая сущность, какою люди впоследствии представляют себе дух, есть высокая абстракция». Становление понятия «души» Спенсер эмпирически выводит из опыта сновидения и опыта смерти. Идеи человека о потустороннем мире начинаются с «воспоминаний» этих «контактов».


[Закрыть]
, переносимой из жизни в жизнь. А я помнил себя, когда родился. Сам выбрал имя. Волк войны. Если человек помнит себя врачом или художником, опыт его бесценен. Но сделает ли тебя счастливой память наёмника и убийцы? Вряд ли захочешь узнать, кем был я во время Второй мировой в еврейском гетто, и что стало с тобой. И не сможешь понять, каково это, когда разрозненные куски жизней проносятся перед глазами за стеклом иллюминатора самолёта, пикирующего в преисподнюю.

Google в интернет-кафе быстро выдал доказательства моих мрачных чаяний: «В США не столь давно обследовали героев войны. Выяснилось, что в среднем два процента людей обладает нечувствительностью к насилию. Испытуемым показывали на экране картины зверских убийств и радостные мирные сценки из жизни, одновременно измеряя мозговую активность. Мозгу нормального человека свойственна реакция Р300 – неприятие насилия, мозг этих двух процентов никак не реагировал. То же самое наблюдалось и у маньяков: не различали добра и зла, отсутствовала элементарная жалость. Человек не может и не хочет убивать себе подобных, косвенно это подтверждает и развитие технологий: дальнобойное оружие позволяет не смотреть в глаза жертве. Учёные сделали вывод, что настоящих героев зачастую формирует не смелость, а врождённая жестокость. Извращённое сознание. Алекситимия».

Я стоял над могилой сестры и не чувствовал ничего. Ничего, понимаешь? Ни жалости, ни раскаяния. Только ветер. Даже запах цветов куда-то пропал, хотя раньше эти цветы ненавидел. Это ты наделила их ароматом силой воображения. Я опасен. Не принадлежу себе. Не знаю, кто я. Меня нет, не существует, как в той песенке «Radiohead», которую часто слушали в Альпах: «Life is a whim of several billion cells to be you for a while».[43]43
  Жизнь – это прихоть нескольких миллионов клеток недолго побыть тобой. (“Creep”. Radiohead)


[Закрыть]
Ежесекундно в нашем организме отмирает несколько миллионов клеток, материя обновляется. Если верить Нильсу Бору, материя – одна из степеней плотности энергии, её проявление, внешняя форма. Малое уничтожается ради жизни большого – закон её сохранения. А я всего лишь временный носитель тёмной информации вечности. И как любой носитель не могу её прочитать.

Маленький шрам на твоём плече – ничто по сравнению с тем, что могло бы случиться, если бы блондинка не призвала ветер во сне. Я очнулся раньше тебя. Смотрел, как ты спишь, и думал: как же нелепо ты выглядишь! Хрупкое, беззащитное, доверчивое существо. Словно с другой планеты. Любой может свернуть тебе шею, а уж я – тем более. Кошка твоя поняла, кто я. Убежала в лес сразу после приезда. Мы так и не нашли её. Кошка почувствовала опасность, а ты, ты – человек, нет!

За окнами падал снег. Взял твою руку. Пульс – слабый, но был. Вызвал себе такси в аэропорт. Никто не знает, насколько глубоко люди могут проникнуть друг в друга, никто не опускался на дно своей души. И потому тот, кто сильнее, должен прекратить эту связь. Финал подлинной страсти – одержимость. Откидываешь голову назад, и шея – почти лебединая! Пересчитать языком узелки жилок, ступеньки позвонков. Разметить все сладкие места на теле, изгибы, впадинки, холмики… и отрезать, откусывать от тебя по кусочку. Присваивать. Ты принадлежишь мне! Слиться в единый поток, чувствовать твою дрожь, будто нырнул в речную зыбь. Но любовь не земное чувство и приходит оно извне. Двое пытаются слиться в одно, но осознав, что во плоти это невозможно, в отчаянии рвут зубами бездушную оболочку, мстят природе и калечат друг друга, и не разберёшь, кто жертва, а кто палач. Любовь – потусторонний свет, у неё чёрное лицо Дьявола. И многие люди умудряются прожить свой век, так и не заглянув ему в глаза. Пусть считают, что повезло.

Если волк попадёт в капкан, перегрызёт себе лапу. Всегда чувствовал, как расставляешь капканы, вешаешь красные флажки по краю леса, заряжаешь двустволку. Затягиваешь меня в лабиринт, откуда давно уже вышла. Кто ты? Высшая справедливость времён? Вторая карта Таро? Жрица. Наш внутренний голос. Сначала он вдохновляет нас на подвиги, потом обманывает и предаёт, и мы его убиваем.

Без тебя мог бы не думать, кто я на самом деле, но с тобой провалился в тёмный колодец. Сижу на каменном полу, дрожу от холода и скоро начну мочиться кровью, но не могу ни уйти, ни пошевелиться. Вжимаюсь в стену от страха. Жду, когда вызовут в горящих факелов круг. На совет всех тех, кем я был когда-то. Если в центре они решат избавиться от меня… Начинаю понимать, почему египтяне назвали Книгу Мёртвых «Словом устремлённого к свету». Свет спустит нас с цепи времени, разомкнёт круг перерождений.

Гераклит ошибался, утверждая, что нельзя войти в одну реку дважды. Да, человек меняется, да, река течёт. Но меняется и стареет наша физическая оболочка, а то невидимое, неосязаемое и необъяснимое внутри нас, остаётся неизменным. Что же касается реки времени, существует круговорот воды в природе. Можешь поклясться, что ночные капли дождя на твоём лице не вода из той же реки, где умывалась на рассвете? Не время, а жизнь необратима. Одна человеческая жизнь. Но сколько всего точек на плоскости? Песчинок в песочных часах? Звеньев в цепочке? Вряд ли когда-нибудь это узнаем. Всё, что за пределами нашей маленькой жизни, – абстракция. Мы – пленники мгновения. Узники пещеры теней Платона[44]44
  Для Платона пещера представляет собой чувственный мир, где люди – узники. От истинного мира идей до них доходят только смутные тени. («Государство». Диалог с Сократом).


[Закрыть]
. Сидим в кинозале реальности и смотрим один и тот же фильм жизни. Никто не покинет киносеанс до тех пор, пока не кончится фильм: над креслами горят надписи «Пристегните ремни!», как в самолётах. Вряд ли кому-то придёт в голову вышибить дверь и прыгнуть с борта. За бортом нет воздуха, там пустота. Тени пляшут на экране. Нам бы хватило теней, но и их видим по-своему. Узник со зрением «единица» разглядит чёткий силуэт сложной фигуры, а тот, кто с «минус двойкой» – серое размытое пятно, если тень будет двигаться. После киносеанса их память воскресит разные сцены. Я не смогу вспомнить весь фильм по кадрам, только поворотные пункты в сюжете. Вспомнить быстрее, чем прожить: воспоминания избирательны. И у всякого из нас – своя легенда, свой путь. Миллиарды путей, миллиарды отдельных – разных – миров, а реальность складывается из них, как мозаика. Но существует что-то скрытое, тёмное, что-то над всеми нами, что как клей соединяет элементы пазла и не даёт миру разлететься на куски. Что не позволяет реке распасться на капли? Что заставляет нас запоминать одни картинки на экране и забывать другие? Кто крутит колесо времени и переворачивает песочные часы?

Ты не носишь ни часы на руке, ни зеркальце в сумочке. Говоришь, жизнь и так состоит из часов и зеркал. Они повсюду. А ты их боишься. Правильно боишься. Куда ни глянь – везде отражающие поверхности, ловцы мгновений. Зеркала хранят наши копии, все до единой. Отражения и есть тот невидимый клей, что создаёт высшую реальность для всех. Совершенные часы. С каждым шагом рождается новый двойник. Миллиарды живых слоёв один поверх другого. Ничто не исчезает бесследно. Ни один поворот головы или взмах ресниц. Очевидно, где-то существует и библиотека записей, архив или база данных. Мир идей и проекций. Время джет, где гении черпают озарения, подключившись к будущему, завершённому и записанному на стенах лабиринта. За секунды сна я прожил столетия. Не стремился ни в далёкое будущее, ни в прошлое. Искал в лабиринте другое воплощение настоящего, чуть более счастливую альтернативу судьбы. Выигрышную карту в колоде вариантов реальности. Моя жизнь – песчинка, но иногда и песчинке удаётся остановить часовой механизм, застряв между колёсами. Нельзя уничтожить время, поломав часы, но без них оно протекает иначе. Свобода шестого чувства: читать, а не учитывать.

Не помню, где оступился и упал на дно. Кто бы мог подумать, что одна жизнь заставит платить по счетам других! И теперь медленно крадусь, держась за стены. Обхожу лабиринт по периметру в надежде найти выход. Снова и снова. Бесполезно шарить руками по стенам. Холодно, и глухие капли воды в темноте. Все мы рано или поздно окажемся в темноте. Даже те, кто правильно жил.

«Я не вынудил ни одного человека заплакать», – неисполнимая заповедь в мире слёз.

Человек может потерять всё, но не своё прошлое. Может лишиться памяти, но если ты позабыл о прошлом, ещё не значит, что прошлое отпустило тебя. Никто не срывался с цепи времени.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации