Текст книги "Мемуары леди Трент: Тайна Лабиринта"

Вынув из рукава свернутый лист бумаги, я попыталась, приличия ради, хоть немного расправить его.

– Вот. Это вам, – сказала я, и, видя настороженный взгляд Сухайла, добавила: – Нет-нет, ничего неподобающего. Можете вывесить это на главной площади города, и никто слова дурного не скажет.

В самом деле, большинству даже не понять, что это…

Сухайл принял у меня бумагу и развернул ее. Разворачивать пришлось довольно долго: то был лист папиросной бумаги, в расправленном виде довольно большой. Покосившись в сторону Махиры, я заметила, что она смотрит на нас, не скрывая любопытства.

Стоило Сухайлу увидеть, что перед ним, у него задрожали руки.

– Это тот самый камень.

Да, то был Камень с Великого Порога, как его называют в наши дни, хотя тогда сие название, ныне общеизвестное, существовало только в моей голове. Эту каменную плиту с вырезанными на ней письменами я обнаружила, обследуя Великий Мулинский Порог, но о ее научной ценности даже не подозревала. Между тем на ней, как, без сомнения, известно большинству читателей, имеется двуязычная надпись – один и тот же текст, изложенный по-дракониански и на нгару. Первый язык в то время был для нас тайной за семью печатями, но второй вполне поддавался переводу; таким образом, Камень с Великого Порога послужил ключом к шифру, позволившим наконец-то расшифровать драконианские письмена и раскрыть их секреты.

– Некто вернулся к тому самому водопаду, – пояснила я, совершенно забыв, что не говорила Сухайлу, где находится камень, – и снял для меня оттиск. Я хотела, чтоб он достался вам.

Сухайл поднял на меня полный изумления взгляд и пригляделся к бумаге пристальнее.

– Так это – оригинал?! Изабе… э-э… умм Якуб, – поправился он, – будь о нем где-либо напечатано, я бы услышал, даже сейчас. Сколько же он пролежал у вас?

Щеки мои обдало жаром. Еще немного, и я начала бы ковырять ногой землю, как девчонка, застигнутая за какой-то проказой.

– Совсем недолго.

Сухайл молчал, не сводя с меня взгляда.

– Ну, хорошо: чуть больше года.

Сухайл издал невнятный звук – то ли отрывисто хохотнул, то ли взревел от ужаса.

– Во имя всего свя… уж вам-то следовало бы понимать! Держать в тайне нечто настолько важное для…

– Я все же не полная дура, – с сарказмом сказала я, прекрасно понимая, что все-таки выставила себя дурой, по крайней мере, отчасти. – Копий – несколько, и в моем завещании сказано, что в случае моей смерти они должны быть переданы научному сообществу. Я ни за что не позволила бы столь важным данным пропасть! Но…

Щеки пылали огнем. Отведя глаза в сторону, я встретилась взглядом с Махирой, что мне отнюдь не помогло: сестра Сухайла взирала на нас с неприкрытым любопытством.

– Понимаете, всю важность этой находки я осознала только благодаря вам. Без вас мне и в голову не пришло бы просить кого-либо вернуться туда и снять оттиск. И перевести его я не могу: я и современными языками владею из рук вон плохо. Да, среди моих знакомых есть ученые, работающие над проблемой драконианского, но никому из них не сравниться с вами в целеустремленности, и к этой находке никто из них не имеет ни малейшего отношения. Вот я и подумала, что будет справедливо, если первым этот текст получите вы.

Сухайл выслушал мои объяснения, не проронив ни слова. В конце концов я сумела заставить себя взглянуть на него, и от увиденного у меня захватило дух. Да, он вправду переживал «серые годы», и я только что влила в них целую реку красок! Он снова был полон жизни – таким я его не видела с самого дня расставания в Пхетайонге.

Возможно, держа оттиск в секрете от всех в надежде когда-нибудь передать его Сухайлу, я пустила по ветру весь свой профессионализм… но в эту минуту о принятом решении ничуть не сожалела.

Сухайл аккуратно – как бы чего не размазать – сложил бумагу по прежним сгибам. Конечно, оттиск был покрыт фиксативом, но осторожность лишней не бывает.

– Что ж, упрекать вас и дальше я никак не могу, – признал он. – Благодарю вас. Ваш подарок просто бесценен. Но обещайте обнародовать этот текст хотя бы теперь.

– Даю слово.

Нужно заметить, что сие обещание я честно намеревалась сдержать. Но, передав оригинал Сухайлу, я не могла сделать этого немедля: все прочие копии оставались дома, в Ширландии. К тому же долг перед Вооруженными Силами Его Величества не оставлял мне времени на подготовку текста к публикации, и наниматели остались бы крайне недовольны, начни я тратить время на труды, никак не связанные с текущими задачами. Знаю, все это слишком уж смахивает на отговорки, но, клянусь честью, задержка с публикацией была ненамеренной.

В этот момент Сухайл заметил любопытный взгляд Махиры и заговорил по-ахиатски, да с такой быстротой, что я едва могла разобрать одно слово из четырех. Сумела понять одно: он объясняет сестре, что за бумага вызвала у него столь бурную реакцию. Я же тем временем, не стараясь понять его слов, наблюдала за Махирой. Та выглядела задумчиво, почти никак не проявляла мыслей и чувств, но я полагала, что она довольна. Если мои догадки касательно ее привязанности к брату были верны, столь дорогой для него подарок должен был порадовать и ее. Действительно ли было так или нет, поступка моего она, по-видимому, не порицала.

Сухайл спрятал бумагу в карман вышитого халата и приложил правую руку к сердцу.

– Я никогда не забуду вашей щедрости, – сказал он. – Но… мне пора.

– Конечно, – сказала я и, не подумав, подала ему руку.

Сухайл отступил назад и с сожалением улыбнулся.

– Здесь вы уже не ке-анакаи.

То было напоминание о временах, когда мы вместе застряли на Кеонге. Среди кеонгских туземцев я считалась не женщиной и не мужчиной, а существом совершенно иным – «одержимой драконом», душой древнего чудовища, возродившейся в человеческом теле. В метафизическую часть сей концепции мы с Сухайлом не верили, однако ее социальный аспект был вполне реален и позволял обойти многие требования приличий… но лишь на время, и время это прошло.

– Да, конечно. Прошу прощения, – сказала я, сложив руки на животе и склонившись в неловком реверансе. – Надеюсь, мы еще увидимся. Думаю, чтобы наладить дела здесь, нам с Томом понадобится выехать в пустыню, и ваша помощь в этом была бы очень кстати.

– На все воля Господа, – ответил Сухайл.

Несмотря на всю ее проникновенность, прозвучала сия ритуальная фраза не слишком-то оптимистично.

Сухайл ушел, оставив меня с Махирой. Та отложила книгу, подошла ко мне и с неожиданной прямотой сказала:

– Он очень хотел поговорить с вами.

Я с ним – тоже.

– Спасибо вам за то, что устроили эту встречу, – сказала я, сама удивившись грусти в собственном голосе. Эта грусть, не менее чем всякое чувство долга, и послужила причиной следующих слов: – Теперь мне пора вернуться к работе. Пожалуйста, извещайте меня, как поживают медоежки.

Часть вторая

В которой мы дерзаем отправиться в пустыню, где к нашей работе проявляют интерес с весьма неожиданной стороны

Глава седьмая

Планы поездки в пустыню – Полковник Пенсит озабочен – Особенности ахиатской политики – Верхом на верблюдах – Знакомство с пустыней

– Если мы хотим попасть в пустыню, – сказал Том, – для этого нужны безупречные основания. Подробные. Не просто соображения, какую пользу это может принести, а подробный план исследований.

В наши дни подобными планами никого не удивить, но в те времена они были потрясающим отклонением от нашего обычного образа действий, заключавшегося в том, чтоб выехать в поле и на месте рассмотреть, что удастся обнаружить. (Этот способ прекрасно работал, когда набор имеющихся знаний был мал, и ученому достаточно было протянуть руку, а уж новые данные свалятся с неба сами.) Целую неделю мы с Томом трудились над планом, не покладая рук. Мы понимали: отказ в первом запросе только затруднит удовлетворение последующих, и, таким образом, первая попытка имеет наибольшие шансы на успех.

Шансы сии еще возросли бы, если бы поездки в пустыню пытался добиться только один из нас. Но, говоря откровенно, Дом Драконов не требовала нашего внимания ежедневно. Над установлением внутреннего распорядка прекрасно потрудился лорд Тавенор, и мы с Томом были нужны только в экстренных случаях (нужно заметить, нечастых), либо для изменения стандартных процедур. Менять что-либо в последних до получения данных, могущих служить основанием для нововведений, было бы нежелательно, и потому каких-либо резонов, не позволяющих нам ехать в пустыню вдвоем, кроме возможного несогласия полковника Пенсита, я не находила.

– Пожалуй, лучше всего сказать ему правду, – предложила я. – Вы много лучше меня разбираетесь в анатомии, но чтоб наилучшим образом зафиксировать все наши анатомические открытия, необходима я и мое мастерство рисовальщицы.

– И еще вы – лучший исследователь повадок, – согласился Том. – А не расписать ли подробно, кто возьмет на себя какие задачи? Некоторыми мог бы заняться любой из нас, но если мы скрупулезно распределим их все, от и до, то создадим впечатление, будто одному без другого ехать бессмысленно.

Вернувшись из Дар аль-Таннанина к себе, в дом Шимона с Авивой, я провела еще несколько часов, уточняя планы на предмет яиц медоежек. Животные эти откладывают яйца в гнездах из листьев, скрепленных смесью слюны и нектара, который, засыхая, приобретает густую, вязкую консистенцию. Часть яиц я собиралась оставить in situ[3]3
  На месте, в естественном состоянии (лат.).


[Закрыть], для сравнения – или, как это принято называть, в качестве контрольных экземпляров, а остальные поместить в различные условия. Каждое гнездо предполагалось снабдить термометром и поручить лейтенанту Мартону фиксировать температуру через равные промежутки времени. Я даже загодя приготовила бирки на лапы будущего потомства и указания сохранить всех погибших и мертворожденных для последующего изучения.

– Для всех участников будет лучше, если я на время уеду, – с сухой иронией сказала я Эндрю, показывая ему свои планы. – Мы начнем с незначительных отклонений и будем увеличивать их постепенно, так что данные, достаточные для каких-либо выводов, придется собирать не один месяц. Между тем лейтенант Мартон наверняка предпочтет, чтоб я не заглядывала ему через плечо каждые пять минут.

Проглядев мои записи, брат только покачал головой. Планы занимали добрый десяток страниц. Пятнадцать лет назад, проводя Великое Исследование Искровичков, я полагала, что подхожу к делу со всей возможной скрупулезностью, однако в то время была совсем новичком в научных методах. Теперь, овладев оными в большей мере, я действительно могла работать весьма и весьма скрупулезно.

– Когда ты упрашивала меня таскать тебе книги из отцовской библиотеки, – задумчиво проговорил Эндрю, – я и подумать не мог, к чему это приведет…

Слышать это было странно: по-моему, мой жизненный путь с самого начала и до текущего момента представлял собой идеальную прямую. Однако Эндрю, пожалуй, был в чем-то прав: одно дело – думать, что когда-нибудь младшая сестренка, возможно, займется изучением драконов, и совсем иное – встретить ее в чужой стране, за разработкой программы разведения драконов, да еще спешащую из-за угрозы надвигающейся войны.

– Надеюсь, это уведет меня много дальше, – с улыбкой сказала я. – Я пока что останавливаться не собираюсь.

На следующее же утро после того, как Том ознакомил с нашим предложением полковника Пенсита, Эндрю явился ко мне и сообщил, что мне надлежит, не заходя, как обычно, в собственный кабинет, явиться с докладом в то здание, где располагались солдаты. Я довольно охотно отправилась с ним, рассудив, что Том присоединится к нам там же, но в этом, как выяснилось, ошиблась.

– Кавалерственная дама Изабелла! Прошу, садитесь, – приветствовал меня полковник Пенсит, указав на плетеное кресло перед своим столом.

Между тем его адъютант притворил за мной дверь, и сие обстоятельство от меня не укрылось.

– Разве мы не ждем Тома?

– Его не будет, – ответил полковник. – Чаю?

– Да, пожалуйста, – механически ответила я, не зная, что и подумать.

Нужно отдать Пенситу должное: он не стал попусту тратить время на любезности, что только прибавило бы мне тревог.

– Я прочел предложение, присланное мистером Уикером, и нахожу его вполне здравым. Но есть один нюанс, а именно… наши отношения с аритатами.

Я сделала глоток чаю, дабы выиграть время на размышления, но, проглотив терпкий настой, так и не нашла причин, препятствующих разговору без обиняков, и посему спросила:

– Вы говорите о неприязни между мной и шейхом?

– Меня больше тревожит его брат, – сказал Пенсит, опускаясь в кресло.

Я никогда не посещала школы, но много раз слышала рассказы братьев, и в эту минуту почувствовала себя мальчишкой, вызванным к директору за какие-то прегрешения. Но я-то была женщиной взрослой и тут же напомнила себе о сем факте. К тому же, стесняться перед Пенситом мне было нечего, а прислушиваться к его суждениям обо всем на свете – вовсе не обязательно.

– Прежде, чем вы, кавалерственная дама Изабелла, приехали сюда, – продолжал он, – я ознакомился с вашими репортажами о кругосветном плавании на «Василиске». Хаджи Сухайл ибн Рамиз был вашим попутчиком, не так ли?

– Да, именно так, – со вздохом ответила я, отставив чашку в сторону, что предоставило мне возможность незаметно сцепить пальцы под столом, да как можно крепче. – Не лучше ли перейти прямо к сути? Вы опасаетесь, что я запятнаю честь Ширландии любовной связью с неженатым человеком?

– Этого я не говорил.

Естественно, не говорил – только намекал. Я на миг стиснула зубы и заговорила:

– Полковник, нет ли у вас привычки допрашивать подчиненных об их отношениях со всеми знакомыми дамами? Могу заверить: многие из них, если не большинство, сделали куда больше заслуживающего осуждения, чем я. Возможно, в это трудно поверить, но главная моя цель и забота здесь – драконы. Я взялась за их изучение вовсе не в надежде подыскать нового мужа. Более того: замужество принесло бы мне больше неудобств, чем выгод, так как немногие мужья на свете способны смириться с образом жизни, к которому я привыкла. Что до скандальных отношений, не связанных узами брака… это еще более неприемлемо, так как люди нередко сомневаются в моей профессиональной репутации и без подобных поводов для сомнений. Посему, сэр, можете быть спокойны. У меня нет намерений запятнать честь государства. Тем более когда рядом имеются драконы для изучения.

К тому времени, как сия отповедь, от фразы к фразе становившаяся все холоднее, подошла к концу, полковник Пенсит замер за столом, вытаращив глаза. Он явно был смущен, что вызвало во мне некую противоестественную жалость (я ожидала, что он разозлится). Когда я замолчала, он захлопнул раскрытый от изумления рот и, очевидно, твердо решил не открывать его, пока не будет абсолютно уверен в том, какие слова слетят с его языка.

– Что ж, – наконец заговорил он, скрипнув плетеным креслом, – рад это слышать. Потому что вполне согласен с вами и мистером Уикером: вам очень не помешало бы собрать побольше новых данных, а значит – выехать в пустыню. Ну, а поскольку там находится брат шейха… э-э…

Полковник откашлялся, и после этого в кабинете воцарилось неловкое молчание.

Памятуя о только что сказанном Пенситу, я изо всех сил постаралась не выказать радости от перспективы вновь увидеть Сухайла, да еще без присмотра его брата.

– Я очень рада, что мы пришли к соглашению, полковник. Когда нам с Томом следует быть готовыми к отъезду?

– По-видимому, как только я смогу вас отправить. Но подготовка займет некоторое время.

Поднявшись из-за стола, Пенсит прошелся из угла в угол, сложив руки за спиной на военный манер.

– Скажите, кавалерственная дама… что вам известно о внутренней политике Ахии?

Я заморгала, не понимая, к чему сия перемена темы.

– О внутренней? Боюсь, немногое.

– Понимаете ли вы, что означают слова «мятежные племена»?

Точно так же выразился и Сухайл там, в саду, но я об этом забыла, и после никого не расспрашивала.

– Я слышала их… но не более.

– Ахиаты, – пояснил Пенсит, – бывают, так сказать, двух типов. Сами они делят себя на «людей городов» и «людей пустыни» – по сути, на городских жителей и кочевников. Однако происхождение у всех одно: проследите родословную любой городской семьи, и увидите, что все они – выходцы из пустыни. Носят те же племенные имена, сыновей на несколько лет отправляют в пески, чтоб не забывали корней… и все в таком же роде. Но в последние лет этак сто эти две группы начали отдаляться одна от другой. Поэтому, придя к власти, правящая династия калифов решила вновь связать города с пустыней воедино. Теперь всеми племенами управляют шейхи наподобие Хусама ибн Рамиза, живущие в городах, за что им жалуют некоторые привилегии. Но некоторым племенам такой порядок не по нраву, и они отказываются подчиняться жителям городов.

– Понимаю. Это и есть «мятежные племена», – сказала я, вспомнив, о чем Сухайл говорил в саду. – И одна из таких групп называется… если не ошибаюсь, бану сафр?

Судя по брошенному на меня взгляду Пенсита, мне стоило бы скрыть свои познания в сем вопросе. Полковник, несомненно, задумался о том, где я могла их приобрести.

– Именно, бану сафр. Давние враги аритатов и, таким образом, враги калифа, поскольку его династия пришла к власти при аритатской поддержке.

Все это должен был знать Том, но говорить об этом полковнику я не стала – из опасений спугнуть установившийся между нами дух искренности и согласия, благодаря коему полковник заговорил со мной как с человеком, а не ходячей загвоздкой в облике женщины. Тем более что, проявив некую осведомленность, я вполне могла на этом не останавливаться.

– И, насколько я понимаю, не так давно с ними имели место… проблемы.

– Чертова уй… Прошу прощения, кавалерственная дама Изабелла. Множество, множество проблем. Вот почему я и завел этот разговор. Я прочел ваш с мистером Уикером план и вижу: вы можете внести в науку весьма ценный вклад. Но за последние несколько месяцев бану сафр совершили чуть ли не десяток набегов на стойбища аритатов. Погибли люди. Вы должны понять мою озабоченность.

Посреди речи полковника я раскрыла было рот, дабы уточнить, что я всего лишь надеюсь внести в науку весьма ценный вклад, но вовремя прикусила язык. Все это отвлекло меня настолько, что для продолжения разговора пришлось собираться с мыслями.

– Мне уже доводилось присутствовать при вооруженных столкновениях, полковник. И не раз.

– Я бы сказал, тем больше причин соблюдать осторожность.

– Согласна.

Я поднялась и подошла к стене с огромной картой Ахии.

– Вы не могли бы показать, о какой местности идет речь? Я знаю, что земли аритатов находятся в Джефи, но где лежат их границы?

Пенсит фыркнул.

– Границы? Границ я вам показать не могу. Они весьма ревностно оберегают их от врагов, но на карты вещи подобного сорта не нанесены. По крайней мере на те, что мне доводилось видеть. Но вот… – он подошел ко мне и обвел пальцем часть котловины между хребтами Кедемов и Фарайм. – Вот эта часть, грубо говоря, и принадлежит аритатам. А вот здесь кочуют бану сафр.

– А откуда нам доставляют драконов?

Пенсит фыркнул громче прежнего.

– Об этом вам лучше знать, кавалерственная дама Изабелла – все документы у вас. А если и в них не сказано, ничем помочь не могу. Знаю только, что здесь, – полковник постучал ногтем по карте в предгорьях Кедемов, – здесь драконов – как блох на собаке. Туземцы даже назвали эти места Лабиринтом Змеев.

В самом деле, название мне пришлось по душе.

– Так вот и ответ! Лабиринт находится вдали от территории бану сафр. И мы можем без всяких опасений отправиться туда.

– Вы отправитесь туда, где находятся аритаты, – возразил полковник, вернувшись к столу. – Вас одних, кавалерственная дама Изабелла, пустыня в два счета погубит даже зимой. А вот как только вы встретитесь с аритатами – да, всенепременно просите их увести вас как можно дальше от опасности.

Очевидно, сам того не сознавая, полковник заговорил так, будто моя поездка в пустыню – дело решенное. Я едва сумела сдержать улыбку. На некоторых людей прекрасно действует следующая тактика: отвлеки их внимание материями практическими – логистикой и тому подобным, они и забывают, что десять минут назад намеревались отстранить вас от дел. А к тому времени, как вспомнят, становится поздно: пойдя на попятный, только дураками себя выставят.

– Чем раньше мы отправимся, тем лучше, – сказала я. – Наша работа сильно зависит от времени года, и мне не хотелось бы упускать сезон.

Пенсит сделал пометку в своих бумагах.

– Я переговорю с шейхом. Снаряжением вас снабдим из армейских запасов, а если верблюдов и лошадей удастся выжать из него, это было бы идеально.

– Благодарю вас, полковник, – ответила я и поспешила удалиться, пока он не сообразил, что проиграл спор.

* * *

Эндрю отправили с нами – якобы затем, чтоб обеспечить в операции, считавшейся военной, присутствие военных, но кроме этого, подозреваю, и мне в провожатые. Обычно подобные меры меня весьма раздражают, но в данном случае я ничего не имела против. Сказать откровенно, отъезд казался чем-то сродни празднику: я отправлялась в экспедицию, в компании двух самых дорогих мне людей, прочь от суровых взглядов общества, а впереди меня ждали драконы.

Однако, когда мы собрались у караван-сарая на курратской окраине, я вела себя самым примерным образом. Отряд наш был невелик: я, Том, Эндрю и пятеро аритатов, которым предстояло охранять нас и заботиться о животных. Последнее было абсолютно необходимо, так как животные более чем вдвое превосходили числом людей: воспользовавшись оказией, шейх отправил своему племени несколько новых племенных жеребцов и верблюдов.

Будучи совершенно не знакомы с наукой езды на верблюдах, мы с Томом и Эндрю ехали на лошадях.

– Однако придется осваивать, – сказал Том, неприязненно глядя на невзрачных, неуклюжих с виду животных. – Там, в пустыне, они куда выносливее лошадей.

В первые два дня мы, более озабоченные иными транспортными вопросами, на это не отвлекались. Но на третье утро Том обратился к одному из ахиатов, человеку по имени Юсуф, с вопросом, не слишком ли обучение езде на верблюдах замедлит наш караван.

Юсуф с сомнением оглядел нас.

– Без привычки будет нелегко, – заметил он.

– А привычка достигается только упражнением, – сказала я самым рассудительным тоном.

Я еще ходила в юбках, но нашему грандиозному эксперименту это воспрепятствовать не могло. Пустынные кочевники все время носят длинные одежды, нередко ничего не надевая под них, как я узнала впоследствии. Верблюжье седло позволяет принимать множество разных поз. Искусные наездники могут сидеть, едва ли не скрестив ноги, так что ступни торчат вбок по обе стороны шеи животного, я же остановила выбор на более простой посадке – зацепилась коленным сгибом за переднюю луку седла, а другую ногу перекинула через ступню.

Такая посадка имеет некоторое сходство с ездой на лошади в дамском седле. Некто мог бы вообразить, будто для меня сие не составит никакого труда, но, говоря откровенно, дамским седлом я не пользовалась многие годы, предпочитая надевать юбку-брюки и ездить верхом. Мало этого, верблюжий шаг несколько отличается от лошадиного… не говоря уж об ощущении, порождаемом высоким ростом и горбом на спине «скакуна»: будто сидишь на верхушке очень шаткого холмика, с коего, несомненно, вот-вот свалишься. В противовес этому должна заметить: хотя верблюды и славятся зловредным нравом, верблюдица, на которой ехала я, оказалась животным вполне покладистым. Нет, я далека от того, чтобы назвать ее милой или привязчивой: скотина эта явно была себе на уме (поведение ее оказалось не слишком-то предсказуемым), однако мне доводилось ездить на куда менее сговорчивых лошадях, а любознательность ее натуры была достойна уважения.

Езда на верблюде действительно оказалась делом нелегким, но мало-помалу мы приспособились и двигались вперед довольно быстро. Здесь, вдали от реки, нас со всех сторон окружали скудные поля. Почва, из коей местные крестьяне умудрялись извлекать некую пользу, была невероятно суха – чудо, что она вообще приносила хоть какие-то плоды. Однажды, вскоре после полудня, проделав около половины пути, мы въехали в узкую долину меж подозрительно ровных, отвесных склонов. Лишь много позднее мне рассказали, что в древности, в эпоху дракониан, она могла быть каналом. Археологи обнаружили много свидетельств тому, что когда-то долину окружали обильные поля, конечно же, требовавшие большего количества воды, а в одном месте в стенке имелась брешь, из-за которой канал, по всей вероятности, и пересох.

Но в тот день я видела вокруг всего лишь еще один кусок унылой, совершенно не живописной земли, отделявшей меня от драконов. Продолжительность путешествия раздражала, заставляя меня, будто девчонку, запертую в одной карете с самой нелюбимой из теток, всей душой тосковать и думать: «Когда же мы наконец приедем?» Конечно, по отношению к спутникам это было несправедливо: всех их я любила куда крепче, чем самую нелюбимую из теток… однако дни все равно тянулись, будто недели.

Возможно, все вышло бы много быстрее, если б мы наняли барку вверх по реке и поехали сушей оттуда, однако тогда наш путь пролег бы по землям тааруфов, состоявших с аритатами не в самых дружеских отношениях. Только теперь я начала понимать, что Ахия (судя по картам – единое государство), вовсе не так монолитна, как мне казалось прежде. Старания властей добиться единства городов и пустыни несколько изменили сие обстоятельство, но племена по-прежнему контролировали свою территорию и подчинялись скорее собственным шейхам, чем калифу, восседавшему на троне.

Поэтому мы и отправились в путь посуху – через земли бану залит и далее, по владениям ишаридов. С течением времени поля уступали место все более и более сухой земле, и наконец мы – мало-помалу, сами не заметив, как – въехали в настоящую, без всяких сомнений, пустыню.

Пустыня вовсе не состоит из одних лишь песчаных барханов. Да, обычно пустыни представляют себе именно такими, однако мест, где сей образ совпадает с действительностью, в мире сравнительно мало. Как правило, пустынная земля камениста, жестка, кое-как поддерживает редкие колючие кустики и более пышную (если в этих местах, вдали от рек, хоть что-нибудь заслуживает сего эпитета) растительность оазисов и вади[4]4
  Сухие русла рек либо временных водных потоков, заполняющиеся водой во время дождей.


[Закрыть], угнездившихся в складках бесплодной местности. Вся наука выживания в пустыне заключается в умении отыскивать эти складки и сберегать воду в пути от одной до другой.

Более всего изумил меня тот факт, что перед нами – пустыня в самую зеленую ее пору: зимние дожди близились к концу, и все вокруг пребывало на пике цветения. Островки скудной зелени надолго сменялись твердой, спекшейся почвой, на коей не росло ни былинки, но стоило нам перевалить очередную возвышенность – и взгляду открывался ковер из дикой лаванды или алых анемонов, раскинувшийся в низинке меж двух холмов. Месяц-другой – и все это исчезнет без следа, сожранное верблюдами или выжженное, иссушенное неумолимым солнцем, однако в сей краткий промежуток времени пустыня словно кидалась из крайности в крайность – от мрачного, унылого бесплодия к чудесам жизни и красоты.

По ночам холод пробирал до костей, хотя дни были теплыми и неизменно солнечными. Солнце палило немилосердно; чтоб защитить лицо и шею, мне приходилось надевать и шляпу, и платок, а обнаженную кожу мы, не-ахиаты, смазывали особой мазью, дабы избежать ожогов. Правда, действовала мазь не так хорошо, как мог бы надеяться, например, Том, страдавший от солнца более всех остальных, но лучше уж хоть что-то, чем ничего.

Сейчас, задним числом, мне кажется, что этот монотонный, гладкий путь в пустыню был чем-то наподобие знака свыше. Нет, великим делам вовсе не обязательно должны сопутствовать тяготы и лишения, и экспедиция, начавшаяся без неурядиц, вовсе не обязательно пойдет вкривь и вкось… но почти весь мой опыт свидетельствовал об обратном. Посему иррациональные предрассудки подсказывали, что мне следовало бы насторожиться: такое безоблачное начало могло означать, что мы либо ничего не добьемся, либо немедленно по прибытии столкнемся с неприятностями.