Текст книги "Счастливая жизнь для осиротевших носочков"

Она расстегивает пальто и начинает разматывать трехкилометровый бежевый шарф крупной вязки, обмотанный вокруг ее шеи, одновременно выпаливая на полной скорости:

– Приятно познакомиться! Я опоздала? Да, наверняка опоздала, я совсем забыла, на сколько мы договорились. На десять? Или одиннадцать? Я безнадежна! Не знаю, что Анджела обо мне рассказывала… может, правду, а может нет, кто знает? Зависит от того, что именно она рассказывала…

Встаю из-за стола и направляюсь к Саранье, чтобы рассеять недоразумение. Она тем временем с громким вздохом падает на стул напротив девушки.

– Вот я глупая! Ты наверняка предпочитаешь общаться на английском! – говорит она и продолжает на французском: – Вчера у меня было свидание с одним французом. Ты и представить не можешь, какие французы психи! Он назначил встречу на половину восьмого! Кто назначает встречу на половину восьмого в пятницу вечером? Кто?! Я скажу тебе, кто: полные неудачники! Я живу полной жизнью и не хожу на свидания в полвосьмого! В это время можно разве что чаи распивать! Флиртуя с девушкой, разве приглашаешь ее на чай? Нет! Мы же не в детском саду! У этого парня уровень хамства просто зашкаливает! Знаешь, что он сделал? Ты никогда не догадаешься! – Саранья не дает собеседнику ни секунды, чтобы догадаться, и полностью игнорирует мое присутствие, хотя я откашлялась уже трижды. – Он меня не дождался! Я пишу ему, спрашиваю: ты вообще где? А он отвечает… Знаешь, что он отвечает?!

Она высыпает на стол содержимое своей сумочки. Смартфон падает на неописуемое количество барахла. Нужно быть Мэри Поппинс, чтобы впихнуть это все в такую маленькую сумочку…

– Прошу прощения, – говорю я, пытаясь вклиниться в разговор.

– Горячий шоколад, пожалуйста, – отвечает Саранья, приняв меня за официантку, и принимается размахивать телефоном. – Я тебе сейчас скажу, что он отвечает, этот придурок!

Она яростным движением снимает блокировку и торжествующе читает:

– «Сейчас 22:17…» Да-да, и многоточие. Ясно, что он псих! При чем тут время? Он продинамил меня и решил сказать, сколько времени? Я что, спрашивала, который час? Нет! Он псих, точно тебе говорю! Двадцать три процента парней в «Тиндере» – психи. Это статистика, я проверяла!

Машинально затягиваю хвостик потуже. Внутренний голосок шепчет, что я еще могу сбежать, но потом я вспоминаю свое обещание Анджеле…

– Это я Алиса, подруга Анджелы, – говорю, повысив голос.

Саранья резко замолкает и, осмотрев меня с головы до ног, поворачивается к юной девушке, которая похожа на парализованного Бэмби перед фарами тридцатитрехтонного грузовика. В следующую секунду Саранья заливается веселым смехом, что, кажется, пугает девушку еще больше.

– Почему ты раньше не сказала?! Где ты сидишь? – спрашивает она, поворачиваясь ко мне, и пересаживается за мой столик, не забыв захватить пальто с шарфом. – Она и правда слишком молоденькая, чтобы быть тобой!

Не могу не улыбнуться. Абсурдность происходящего заставила меня расслабиться. Саранья одета в короткое красное платье-свитер, на ногах у нее черные кожаные сапоги на километровых каблуках. Длинные черные волосы собраны в безупречный хвост, черная подводка подчеркивает огромные глаза, словно сияющие изнутри. А может, это в них отражается крошечная сережка, украшающая ее нос.

– Обязательно попробуй здешние сладости, – заявляет Саранья. – Я не могу, я на диете. Готовлюсь к парижскому полумарафону, который состоится в марте. Хочешь со мной? Я тебя запишу. Будем тренироваться вместе.

– Нет, спасибо. Спорт – это не мое.

– Отлично, тогда я тебя запишу.

– Нет, я…

– Очень рекомендую лимонный пирог, такого ты больше нигде не найдешь. Но будет обидно уйти, не попробовав шоколадную помадку… Ты ведь любишь шоколадную помадку? Конечно, кто ж ее не любит… Грушево-шоколадный тарт тоже необыкновенный! Черт, я забыла посмотреть, если ли сегодня крамбл с ревенем. Подожди, не двигайся! Я сейчас.

Не успеваю выразить ни согласия, ни протеста, как Саранья встает и подходит к мужчине в фартуке, которого назвала Леоном. Что ж, по крайней мере, мне не придется беспокоиться о поддержании разговора – Саранья взяла это на себя… Через несколько минут она возвращается с двумя ложечками и огромной тарелкой, на которую ей удалось уместить по кусочку от каждого торта и пирожного. Позабыв про свою диету, Саранья набрасывается на сладости и с набитым ртом говорит:

– Я вот что тебе скажу: я родилась и выросла во Франции, я парижанка до мозга костей – что подтверждается моим желанием обезглавить людей, которые занимают левую сторону эскалатора… Но мне никогда не понять этой западной манеры заказывать еду по отдельности. Гораздо веселее поставить блюда на середину стола и делиться… Так можно все попробовать!

Учитывая скорость, с которой Саранья поглощает сладости, далеко не факт, что мне удастся попробовать «все».

Успеваю подхватить ложечкой кусочек крамбла. Он тает во рту.

– Ну что? – интересуется Саранья, широко улыбаясь.

– Вкусно…

Официант приносит наши напитки. Саранья заказывала горячий шоколад с домашним кремом из взбитых сливок (она явно страдает от низкого уровня сахара в крови), а я – латте без кофеина. Первым делом Саранья спрашивает, как поживает Анджела, а потом забрасывает меня лавиной вопросов, не давая мне времени ответить и при этом жалуясь, что я ничего не говорю. За час мне удается сказать только то, что мы с Анджелой познакомились на работе и что я недавно переехала в Париж. Зато о Саранье я теперь знаю практически все. Она работает в доме престарелых, живет вместе с сестрами и родителями, которые владеют индийским ресторанчиком в Десятом округе. Саранья поочередно приглашает меня: в гости на чай, бегать по воскресеньям, отпраздновать фестиваль огней Дивали, который состоится в начале ноября. Она энергично кивает, пропустив мои слова мимо ушей, и тянется к тарелке со сладостями, которая оказывается пустой. Тогда моя новая знакомая растерянно моргает и смотрит на экран телефона, чтобы узнать, который сейчас час.

– Мне пора. В полдень у меня встреча на другом конце города, – сейчас 12:14, – с парнем, с которым я познакомилась в приложении happn или accepteunmec, я уже не помню. Ты не представляешь, сколько времени уходит на все эти сайты и приложения для знакомств! Честно говоря, я подумывала нанять специалиста, но это, пожалуй, слишком. Лучше уж взять годичный отпуск и потратить его на поиски парня.

– Нанять специалиста?

– Да, человека, который переписывается за тебя в Интернете. Я болтаю с десятками разных парней и уже в них запуталась. Просто катастрофа…

– К слову, – говорю я, резко меняя тему. – У меня в Париже никого нет… Ты не против, если я укажу тебя в качестве своего экстренного контакта?

– Ну конечно! Ты подруга Анджелы, а значит, часть семьи! Если у тебя вдруг случится сердечный приступ, я очень постараюсь приехать вовремя.

Доброта этой девушки трогает меня до глубины души, и я сразу же думаю о колючей проволоке. Я получила то, за чем пришла. Мне нельзя с ней сближаться. Саранья забывает про свое свидание и интересуется моей личной жизнью. Отвечаю уклончиво, но это ее только подзадоривает. Она настаивает на том, чтобы оплатить счет, снова записывает мой номер телефона, добавляет меня в соцсети и удивляется, узнав, что меня нет в «Снапчате». Ни на секунду не замолкая, она обматывает шею шарфом и ласково целует меня в обе щеки.

– Была рада познакомиться, Алиса. Я зарегистрирую тебя на полумарафон! Будем по воскресеньям вместе бегать, чтобы к нему подготовиться. Встретимся в два часа в Тюильри, возле карусели.

Не успеваю объяснить, что у меня много работы и что мы, к сожалению, не увидимся… Саранья убегает, мелко семеня на высоких каблуках и оставляя за собой шлейф тонкого запаха сирени. Такое ощущение, словно меня подхватило торнадо и, вопреки всему, я его пережила. Судя по всему, у Сараньи иммунитет к колючей проволоке.

Дневник Алисы

Лондон, 30 ноября 2011 года 6:05 утра

Йо, Брюс!

Сегодня я почти не спала. Все прокручивала в голове разговор с мамой. «Со Скарлетт всегда было так тяжело, а с тобой – так легко», – сказала она, и эти слова кажутся мне ужасно несправедливыми. Я не хочу, чтобы у тебя сложилось превратное представление о моей младшей сестренке. Скарлетт долгое время была идеальным ребенком, благовоспитанным и разумным. Как бы она себя ни вела, хорошо или плохо, она всегда лишь пыталась привлечь мамино внимание. Просто в девять лет изменила стратегию.

Знаю, о чем ты думаешь, Брюс. Ты думаешь, раз я хожу к психотерапевту, то возомнила себя Фрейдом? Но представь себе: ворочаясь прошлой ночью в постели, я вспомнила случай, после которого, как мне кажется, с моей сестрой стало «так тяжело».

Скарлетт ненавидела рыбу. Мы жили неподалеку от океана, поэтому могли за смешную цену купить свежие морепродукты – включая омаров и крабов! Причем как в порту, так и в ближайших ресторанчиках, где рыба продавалась в самом разном виде – жареная, пареная, приготовленная на гриле… Я тогда обожала роллы с омаром – местное фирменное блюдо, которое представляло собой булочку для хот-дога, куда засовывали несколько кусочков омара, два листика салата и майонез. Мама готовила нам роллы каждую среду. Скарлетт могла часами есть свою порцию, с зеленоватым лицом заливая ее майонезом. Казалось, каждый кусочек вызывал у нее рвотные позывы. Но мама запрещала ей вставать из-за стола, пока она не доест.

– Надо уметь есть все подряд, – говорила мама.

По воскресеньям мама готовила на ужин лазанью, которую любили мы обе… пока моя одноклассница и лучшая подруга Дакота, чернокожая девочка, отличавшаяся буйной фантазией, не заявила, что лазанью делают из крыс, пойманных в бостонском метро. Сколько бы Скарлетт ни говорила, что мама готовит лазанью из говядины, купленной у мясника, я ей не верила и, придя домой, заявила маме, что больше никогда не притронусь к лазанье.

В следующее воскресенье мама приготовила рыбу в панировке. Скарлетт посмотрела на тарелку и нахмурилась.

– А можно лазанью? Сегодня же воскресенье…

Мама сидела на углу стола и разгадывала кроссворд, сдвинув очки на кончик носа.

– Алиса не любит лазанью, – рассеянно ответила она.

– А я не люблю рыбу, – помолчав, сказала Скарлетт, на лице которой отразилась растерянность. – Но по средам мы все равно едим роллы с омаром.

– Надо уметь есть все подряд.

– Тогда почему Алиса не ест лазанью?

Мама вздохнула и, не отрываясь от кроссворда, сказала:

– Не надоедай.

Растерянность на лице Скарлетт сменилась смесью горя и изумления. Я молча ела свою рыбу, не понимая такую острую реакцию. Несправедливость меня не коробила. Я была старше, а значит, имела право на особое отношение. Скарлетт первая мне его предоставила.

Возможно, приготовь мама курицу, Скарлетт бы отреагировала иначе, но, видимо, она всей душой ненавидела рыбу. Она взяла свою тарелку и, не говоря ни слова, перевернула на мамину газету. Под нашими ошеломленными взглядами встала из-за стола и ушла. Именно с этого дня со Скарлетт стало «тяжело».

* * *

Я сосредоточенно смотрю на экран своего компьютера, поэтому вибрация телефона заставляет меня испуганно вздрогнуть.

Саранья Годхвани

Алииисааа! Можешь помочь? Вопрос жизни или смерти!

Еженедельные пробежки с Сараньей стали частью моей рутины, потому что я не знала, как от нее отделаться. Эта девушка обладает исключительной способностью слышать только то, что хочет слышать. Но спорт идет мне на пользу: после пробежек я лучше сплю. А к полной энтузиазма болтовне своей спутницы я уже привыкла.

Сдерживая смех, наблюдаю, как за сообщением следует череда рыдающих смайликов, и отвечаю сдержанным:

Алиса Смит

Попробую.

Саранья Годхвани

У тебя есть машина? Или знакомые, которые согласятся одолжить. На эту субботу?

Саранья Годхвани

Сорри за косноязычие. Вчера я выпила столько пастиса, что сегодня проснулась с марсельским акцентом.

Саранья Годхвани

Блин, голова сейчас взорвется.

Я обещала маме, что закуплюсь к Дивали.

Но меня бросил парень из тиндера, у которого была машина.

Как много слов. Короче, HELP!!!!!!!!!!!!!!

Вспоминаю, как однажды, когда я еще жила в Нью-Йорке, Анджела пригласила меня на празднование Дивали, фестиваля огней. Для индийской общины в Америке этот праздник очень важен. Но в Париже у меня нет знакомых, тем более – знакомых с машиной… Крис. У Криса есть машина! Припоминаю, как он рассказывал, что ездил на машине в Нормандию, чтобы встретиться с родителями своей подруги. Довольно неловко просить начальника одолжить мне машину, но, учитывая все разговоры о том, что «эвердримеры – это одна большая семья», я почти уверена, что он пойдет мне навстречу.

Алиса Смит

Ничего не обещаю, но постараюсь что-нибудь придумать.

Саранья Годхвани

ОМГ, ты супер Алиса!!! I love you!!!

За сообщением следуют разноцветные сердечки и рыдающие от благодарности смайлики, в ряды которых затесался непонятный осьминог – видимо, Саранья опечаталась.

Я в любом случае пообещала себе, что поговорю сегодня с Крисом. Наши корпоративные счета – это кошмар и ужас. Нужно срочно сокращать расходы. Я беру кофе, чтобы взбодриться, после чего заглядываю в приоткрытую дверь кабинета нашего молодого генерального директора. Кабинет напоминает буддийский храм после ядерного взрыва: на стопке книг по саморазвитию стоит бонсай, с кактуса свисает носок в горошек (видимо, осиротевший), вокруг шеи улыбающегося Будды обернуты провода от зарядных устройств…

Крис сидит на коврике для йоги босиком и скрестив ноги, из его приоткрытых губ доносится вибрирующий звук. Он в разгаре медитации. Я собираюсь выйти, но тут Крис приоткрывает глаз и смотрит прямо на меня.

– Не уходи, я закончил! Намасте.

– Намасте, – отвечаю я, не зная, обращается он ко мне или к коврику.

Пока Крис выуживает свои очки из миниатюрного дзен-садика, на котором лежит айпад, я успеваю изучить вдохновляющие цитаты на фоне заснеженных гор, висящие в рамках на стенах: «Те, кто грезит днем, осведомлены о многих вещах, которые ускользают от тех, кто грезит лишь ночью, Эдгар Аллан По». «Люди, которые не знают, куда идут, потом удивляются, что пришли не туда, Пьер Дак».

– У меня отличные новости! – объявляет Крис. – Я организовал еженедельный сеанс медитации для сотрудников! Будем проводить их по четвергам в двенадцать ноль-ноль!

– Крис, не знаю, видел ли ты те одиннадцать писем, которые я отправила тебе на прошлой неделе, но ты не ответил ни на одно. Нужно одобрить смету консультанта по налогам.

– Ах, это… – бормочет Крис с таким видом, будто я говорю о какой-то ерунде. – Никто уже не смотрит почту, на дворе не девяностые. Если есть вопросы, пиши в «Слак». Но я доверяю тебе, Алиса. Ты хорошо знаешь свою работу.

Только это не моя работа, хотя в наивной вере Криса есть что-то трогательное. Я пытаюсь мягко объяснить:

– Кристоф, нельзя соглашаться на все подряд, даже не проверив цену. Учитывая сумму, которую вы с Джереми вложили в «ЭверДрим», и учитывая наши фиксированные расходы, компания продержится на плаву всего несколько месяцев. Мы рискуем обанкротиться еще до выхода приложения…

– Джереми обещал, что приложение выйдет в течение месяца.

Я не знаю, как втолковать Крису, что без приложения нет прибыли. У Реда, который должен заниматься продвижением продукта, нет продукта, который нужно продвигать, ему скучно, он коротает время в соцсетях или за игрой в «Кэнди краш».

– Тебе следует поговорить с Джереми. Пока приложения нет, деньги мы не заработаем. Пора ему взяться за дело всерьез.

Крис корчит гримасу – ни дать ни взять ребенок, которого отчитали, – и отвечает:

– Не волнуйся, Алиса. Уже в первый месяц наше приложение скачают десять тысяч людей! Ты сама видела бизнес-план! Стремиться к меньшим целям – значит принять посредственность, а мы в «ЭверДрим» с ней боремся!

Это заявление меня не успокаивает: то, что Крис гордо именует «бизнес-планом», представляет собой презентацию с непонятным графиком и случайным набором чисел. Стоит ли говорить, что ни один инвестор не воспримет такой «бизнес-план» всерьез?

– Это не посредственность, а здравый смысл… Мы должны ограничить расходы, по крайней мере, до официального релиза приложения. Хорошо?

– Да, мам, – насмешливо отвечает Крис. – У тебя все?

Колеблюсь, чувствуя неловкость.

– Я хотела попросить об услуге… Можно взять у тебя машину в следующую субботу? Знакомая устраивает вечеринку, и ей предстоит много покупок…

– У меня нет машины. Извини. Я мог бы спросить у своей подруги, но она сейчас в Нормандии…

В следующую секунду Крис дважды стучит по правому блютус-наушнику, отвечая на звонок:

– Крис Лемуан слушает.

Я понимаю, что разговор окончен, и выхожу из кабинета.

Ближе к полудню в офис врывается Джереми. Он не один. Его сопровождает девочка лет пяти или шести с прозрачно-голубыми глазами – такими же, как у ее отца. Джереми пересекает помещение, одну руку засунув в карманы куртки-бомбера, а другой ведя девочку, которая радостно бормочет что-то под нос. Усадив девочку в угол с книжкой, Джереми скрывается у себя в кабинете.

Крис отказывается принимать меры, поэтому у меня нет выбора, кроме как принять их самой. Встаю и, подойдя к кабинету, понимаю, что Джереми разговаривает по телефону. Из открытой двери доносится его низкий голос. Обычно спокойный, сейчас он звучит сухо и раздраженно. Я невольно слышу часть разговора:

– Дело в другом! Хватит давать пустые обещания. Ей семь, черт возьми! Пойми, ей больно, когда ты клянешься взять ее в отпуск, а потом уезжаешь на две недели одна, даже не предупредив!

На скулах, покрытых темной щетиной, играют желваки, а светлые глаза потемнели от злости. Впервые вижу, чтобы Джереми проявлял столько эмоций! Делаю шаг назад, смущенная тем, что подслушала этот личный разговор, но Джереми оборачивается и видит меня сквозь стеклянную стену.

– Ты ко мне? – спрашивает он, убирая телефон от уха.

– Это не срочно. Я загляну попозже.

– Нет. Подожди секунду. – И продолжает в трубку: – Все, мне пора работать.

Он без дальнейших предисловий отключается и кладет телефон на стол.

Я подхожу поближе, и Джереми смотрит на меня пронизывающим взглядом, от которого мне каждый раз становится не по себе. Понимая, что я не вовремя, прочищаю горло и говорю:

– Мне важно знать, правда ли приложение будет готово в течение месяца.

– Сегодня утром мне позвонил Крис и сказал, что, по твоим словам, мне пора «взяться за дело всерьез».

Ирония в его тоне говорит о том, что он истолковал мои слова превратно. Если так подумать, я и правда выразилась не лучшим образом. Кусаю губу.

– Я не хотела действовать за твоей спиной, но я уже не знаю, что делать: трат у нас много, а доходов нет и не будет, пока не появится приложение. Мы не можем позволить себе ходить в караоке и заниматься йогой в обеденный перерыв…

– Я понимаю твое недовольство, Алиса, но нам спешить некуда. Стартап – это не инвестиционный банк. Здесь нужен другой подход.

Видно, что Джереми пытается сохранить самообладание, но после телефонного разговора его желваки по-прежнему напряжены. Я выдавливаю улыбку.

– Да, возможно. Но без денег ни одна компания не сможет остаться на плаву. Это касается как банка, так и стартапа. Крис говорит мне набраться терпения, но…

– Крис – твой начальник, – отрезает Джереми. – Тебе следует его слушать. Так это обычно работает.

Сжимаю кулаки, пытаясь сдержать раздражение.

– Видимо, вы с Крисом можете позволить себе открыть еще один стартап. Я рада за вас. Но что будет с Реда и Виктуар, если через полгода они снова окажутся без работы? – резко спрашиваю я, обиженная властным тоном.

Джереми раздраженно приподнимает бровь, однако мой аргумент действует: тон он смягчает.

– Разработкой приложения занимается Виктуар. Она не такая опытная, как утверждала, поэтому ей нужно время.

– А ты не можешь ей помочь?

– У меня других дел хватает.

С этими словами Джереми снова берет в руки телефон и, раздраженно хмуря лоб, прокручивает экран. Пораженная такой флегматичностью, издаю недоверчивый смешок.

– За что именно ты получаешь здесь деньги? – вырывается у меня.

Чувствую, как ногти впиваются в ладони. Я понимаю, что этот разговор не приведет ни к чему хорошему, понимаю, что должна уйти, пока еще не поздно, и помалкивать, но одна мысль о том, что я останусь без работы, пугает меня до чертиков.

Джереми убирает телефон и возводит глаза к потолку.

– Для специалиста по финансам ты плохо осведомлена. Я партнер и владею долей в компании, но денег не получаю, пока нет прибыли. Поэтому у меня есть и другие проекты. Прошу меня извинить.

– Джереми, – говорю я, пытаясь побороть злость, – создание приложения, которое сведет осиротевшие носки, – это не разработка лекарства от рака. Оно давно должно было быть готово.

– А давно ты стала экспертом по разработке мобильных приложений?

– Нет, но я поспрашивала об этом остальных.

Некоторое время Джереми равнодушно взирает на меня, потом складывает руки на столе и, не сводя с меня взгляда, спокойно продолжает:

– После собеседования ты сказала, что наша идея – несусветная чушь. Так почему теперь рвешься спасать тонущий корабль?

Замираю, словно меня оглушили, и через мгновение прихожу к неоспоримому заключению: Джереми плевать на осиротевшие носочки. Не знаю, почему он вложился в проект, но точно не потому, что верит в его успех. Его вопрос закономерен: теоретически мне должно быть все равно. Я устроилась в «ЭверДрим» потому, что мне нужна была работа. Любая работа. Впервые услышав о бизнес-идее, которую они собираются реализовать, я сочла ее полным бредом. Но теперь, когда я узнала Криса, Реда и Виктуар поближе, я чувствую на себе ответственность. Я даже не заметила, как оказалась вовлечена в проект. Наверное, у меня на лице отражается целая гамма чувств, потому что Джереми наблюдает за мной так внимательно, словно пытается понять, что происходит в моей голове.

– Я ничего не делаю наполовину, – говорю я, – поэтому раз уж я здесь, то хочу, чтобы все получилось. И быть может, ваша идея не совсем дурацкая: трата ресурсов, тенденция чрезмерного потребления – эти темы сейчас актуальны. Люди все чаще покупают одежду в секонд-хендах и отдают вещи на повторную переработку. Но… Ты – главный акционер «ЭверДрим» и в случае неудачи понесешь основные убытки, поэтому я не понимаю… если ты не веришь в успех проекта, то почему ты здесь? Надеюсь, не потому, что хочешь растоптать мечту Криса!

Я скрещиваю руки на груди, твердо решив, что не позволю этому случиться. В глазах Джереми мелькает искра – совсем как тогда, когда он защищал свою дочь по телефону. Видимо, мои слова задели его за живое.

Однако когда он открывает рот, голос его звучит совершенно спокойно:

– Знаешь, а ведь это я решил дать тебе шанс, о котором ты так просила. Это я решил взять тебя на работу. Я, не Крис. И я могу в любой момент передумать.

Вздрогнув, теряю весь свой запал. На грудь словно ложится свинцовая тяжесть. Я не могу позволить себе остаться без работы, только не снова! Обхватив запястье, нащупываю браслет и пытаюсь выровнять дыхание. Видимо, Джереми заметил, что мне поплохело, потому что с искренним беспокойством добавляет:

– Это была неудачная шутка, Алиса. Я не собираюсь тебя увольнять.

Что-то пробормотав, пулей вылетаю из кабинета.

– Как насчет кофе-брейка? – спрашивает Реда, когда я прохожу мимо.

– Потом, – выдавливаю из последних сил.

Оказавшись в туалете, врываюсь в первую попавшуюся кабинку и, захлопнув за собой дверцу, прислоняюсь к стене. Потом начинаю считать, пытаясь выровнять дыхание.

Раз. Вдох.

Два. Выдох.

Три. Снова вдох.

Четыре. Все хорошо.

Неожиданный звук заставляет меня отвлечься от тревог. Машинально прислушиваюсь. Из соседней кабинки доносятся тихие всхлипывания. Поколебавшись, наклоняюсь к перегородке.

– Кто здесь?

Мне отвечает только тишина, но потом раздается приглушенный плач. Плачет ребенок. Мои руки тотчас же перестают дрожать – такое ощущение, словно необходимость действовать берет верх над эмоциями.

– Все будет хорошо, – как можно ласковее говорю я. – Что случилось?

Всхлип, а потом:

– Я застряла…

– У тебя не получается открыть дверь?

– Да.

– Как тебя зовут?

– Зои.

Это может быть только дочь Джереми. Просто прекрасно. Теперь мне придется вернуться и рассказать ему, что его дочка застряла в туалетной кабинке. Как неловко, учитывая наш недавний разговор…

– Хорошо, Зои. Меня зовут Алиса. Не волнуйся, сейчас я схожу за твоим папой.

– Нет! – восклицает девочка с таким пылом, что я невольно подпрыгиваю.

– Почему? – после секундного молчания спрашиваю я.

– Когда я попадаю в неприятности, мама говорит, что со мной слишком много хлопот, и уходит.

Открываю рот, подыскивая слова, но ничего не приходит на ум. Невольно вспоминаю печаль другого ребенка. «Мама заботится о тебе больше, чем обо мне. Мама меня не любит. Мама меня не видит». На глазах без предупреждения выступают слезы. Слышу, как из соседней кабинки снова раздается всхлип, и глубоко вдыхаю.

– Не бойся, Зои! Я иду к тебе!

Снимаю туфли, ровно ставлю у стены и аккуратно кладу на них сложенный вчетверо пиджак. Потом опускаю крышку унитаза, встаю сверху, потом – на бачок и, балансируя на одной ноге, заглядываю в соседнюю кабинку. Там я вижу девочку, она сидит на кафельном полу, уткнувшись лицом в колени. Грива каштановых волос спадает на хрупкие плечики, которые сотрясаются от рыданий.

– Зои?

Девочка поднимает на меня большие ясные глаза, которые наполовину скрыты длинной челкой. Она настолько удивлена, что даже перестает плакать.

– Отойди в сторонку, чтобы я тебя не задела, – говорю я.

– Но ты же упадешь! – возражает девочка и снова всхлипывает.

– Не бойся, не упаду! Я… я – чемпионка по скалолазанию!

Думаю, что бы еще придумать, чтобы ее успокоить.

– Мой папа был смотрителем зоопарка в Центральном парке, поэтому в детстве я дружила с шимпанзе. Он многому меня научил.

За время этой тирады я успела перекинуть одну ногу через перегородку. Места мало, ноги развести не получается… Зои больше не плачет. Теперь она с глубоким изумлением наблюдает за тем, как я ерзаю, пытаясь перекинуть через перегородку вторую ногу. Она настолько удивлена, что и думать забыла о слезах.

А потом раздается тревожный треск.

– Черт!

Прощай, моя юбка. Покойся с миром.

– Ты сказала плохое слово, – замечает Зои.

– Да, сказала. Прости.

– Не волнуйся, я не буду его повторять, – добавляет девочка, пытаясь меня успокоить.

– Спасибо.

– Ты странно говоришь. У тебя акцент?

Чувствую, как рвутся мои колготки.

– Fuck!

– Что?

Теперь я сижу на перегородке, перекинув обе ноги на одну сторону.

– Эм-м… забудь это слово! Оно английское.

– Ты англичанка?

– Американка.

– Значит, это американское слово. Что оно означает?

Тяжко вздохнув, осторожно ставлю ноги по обе стороны от унитаза и принимаюсь сползать по стене.

– Оно означает «чао», – отвечаю я. – Но это слово мало кто знает, поэтому постарайся его не говорить. Договорились?

– Договорились.

Наконец приземляюсь на кафельный пол. Зои больше не плачет, она смотрит на меня, счастливая, что теперь не одна.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Да. Пожалуйста, никому не рассказывай, что я застряла в туалете.

– Хорошо.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Замок и правда тяжело поддается, но после трех попыток мне удается его открыть. Выхожу из кабинки, Зои выходит следом, и в ту же секунду в туалет врываются Джереми, Виктуар, Крис и Реда.

При виде нас они замирают как вкопанные.

– Зои! – восклицает Джереми, бледный от беспокойства. – Я везде тебя искал! Что случилось?

Взгляды всех присутствующих обращаются ко мне. Я открываю рот, чтобы объяснить, что именно произошло, и чувствую, как Зои хватает меня за руку. Я обещала, что сохраню ее тайну.

– Я застряла в кабинке. Зои меня выручила.

После этого абсурдного заявления следует тишина. Присутствующие таращатся на меня круглыми от удивления глазами. Поворачиваюсь к зеркалу и смотрю на свое отражение. Мой хвост висит сбоку, колготки сползли до середины бедра. Из-за разошедшейся по швам юбки это очень бросается в глаза.

– Ой. У тебя попу видно, – шепчет у меня за спиной Зои.

И начинает смеяться. Чувствую, как у меня дрожат губы. Как ни странно, мне тоже хочется рассмеяться. Очень хочется.

– Так, ладно. Зои, иди сюда, – рычит Джереми, который явно не видит в происходящем ничего смешного.

Девочка подбегает к нему и хватается за протянутую руку.

Перед уходом она поворачивается ко мне и спрашивает:

– А как его звали? Этого твоего друга, который жил зоопарке?

– Э… Авраам Линкольн! – называю первое имя, которое приходит мне в голову, что отнюдь не проясняет всеобщее замешательство.

– Шимпанзе по имени Авраам Линкольн! – с довольным видом повторяет Зои, прежде чем исчезнуть за спиной отца.

Через некоторое время я возвращаюсь к своему столу, одетая в штаны для йоги и огромную толстовку, которые дал мне Крис. Ловлю на себе улыбку Реда – похоже, происходящее его немало забавляет. Украдкой смотрю на кабинет Джереми. Сквозь стеклянные стены видно, как он, озабоченно сдвинув брови, разговаривает с Зои, которая мрачно буравит взглядом ковер.

– Полагаю, Джереми пытается выяснить, не являешься ли ты растлительницей малолетних и не пыталась ли похитить его ребенка, – серьезно говорит Виктуар.

Прикусываю губу.

– Вот черт. Ты правда так думаешь?

– Да, сто процентов, – кивает Виктуар.

– Да, такой вариант нельзя исключать, – признает Реда.

Оба начинают смеяться.

– Хочешь с нами пообедать? – неожиданно спрашивает Виктуар.

Я удивлена: в отличие от Криса и Реда Виктуар никогда не пыталась со мной подружиться.

– Прости, но мне нужно работать…

– А, забей, – отмахивается Виктуар. – Мы работаем вместе уже три месяца. Хочешь сказать, за три месяца у тебя ни разу не было времени, чтобы с нами пообедать? Статистически это более чем маловероятно. Реда говорит, что ты классная, но я так не думаю – особенно теперь, ведь ты можешь оказаться растлительницей малолетних… Что совсем не круто с точки зрения социальных норм. Даже я это знаю.

– Оставь Алису в покое, – вмешивается Реда, пожимая плечами. – Она застенчивая, вот и все.

Пропустив его слова мимо ушей, Виктуар продолжает:

– Почему бы тебе не сказать прямо? «Нет, я не хочу с вами обедать, потому что вы скучные и/или нелепые. Уж лучше я посмотрю видео с котиками, сидя в одиночестве перед компьютером, чем буду тратить время на таких неудачников, как вы».

Виктуар говорит с таким пылом, что я теряю дар речи, но через несколько секунд беру себя в руки и со всей искренностью отвечаю:

– Я не смотрю видео с котиками и не считаю вас неудачниками.

– Согласно моим познаниям в нейролингвистическом программировании, все сигналы, которые ты посылаешь, утверждают обратное.