Текст книги "Полковник Яковлев. Ученый на старте"

5

За три недели войны были потеряны Латвия, Литва, Белоруссия, Молдавия, часть Украины. К концу июля 1941 года на некоторых участках Западного фронта и других фронтах продвижение фашистов было замедлено и местами приостановилось. Управление советскими войсками было восстановлено и налажено. Но враг был очень силён. Окрылённый первыми успехами, он был уверен в выигрыше. Для борьбы с ним нужны были и люди, и средства.

Яковлев прибыл в Москву и на другой день был вызван в Генеральный штаб. Генерал А.Т. Григорьев распорядился срочно выехать в Смоленск и быть представителем при областном управлении связи, оборудовать узлы связи для штаба фронта. На это дали три месяца. В старом здании штаба Белорусского военного округа вместе с начальником областного управления связи Кириленко он организовал эти самые узлы. Основные связи телеграфа перевели в убежище.

Николай Андреевич, изучавший историю войн России с чужеземцами, знал, что почти все захватчики, шедшие на Русь с запада, избирали проторенный иноземными завоевателями кратчайший путь к Москве – через Минск, Смоленск, Вязьму. Гитлер тоже не пренебрёг этим путём, хотя, наверное, знал, что эта дорога не принесла удачи его воинственным предшественникам. Конечно же, он не сомневался в том, что его войскам успех будет обеспечен, ибо нет никакого сравнения между его и другими армиями, вооружёнными мушкетами, берданками, артиллерией.

Немцы уже двигались на Смоленск, за одну неделю оккупировав приграничные районы Белоруссии и столицу республики Минск. Танковые лавины двигались к Минску со стороны Бреста и Вильнюса. Им удалось окружить 3-ю, 10-ю и 13-ю армии. С кровопролитными боями пробивались из окружения десятки наших дивизий – разбитые или уничтоженные в неравном бою части и подразделения. Немецкое командование не сомневалось в том, что под Смоленском 4-я танковая армия под командованием фельдмаршала фон Клюге уничтожит измотанные остатки советских войск и без затруднений устремится на Москву.

Генеральному штабу армии был ясен замысел врага. Маршал Тимошенко, назначенный командующим Западным фронтом, стал готовиться к схватке с врагом. На фронт спешно были брошены резервные армии Ставки.

И вскоре по немецким частям, ринувшимся на Смоленск со стороны Бобруйска и Борисова, Ленинска, ударили части Красной армии – с суши и с воздуха. Шесть суток шли затяжные бои с переменным успехом. Тяжёлые потери несли немцы от ударов наших соединений совместно с частями, пробивавшимися из окружения. 10 июля началось Смоленское сражение. Группа вражеской армии «Центр» здесь захлебнулась. Впервые за короткий период успешных наступательных действий немцы вынуждены были перейти к обороне. Это вызвало суматоху в войсках и в Ставке фюрера.

Яковлев вспоминает:

– В превосходстве немецких вооружённых сил не сомневался никто, в том числе и я. Мы отходили с боями, лелея надежду, что где-то там, возле Смоленска, окажутся подтянутые силы, которые, наконец, обрушат огонь на головы неприятеля. И наши разбитые части, пополненные ими, смогут ощутить чувство глубокого удовлетворения и радости нанесённым успешным контрударом, ибо жажда мщения была мучительной. Но одного высокого морального духа для отражения чудовищного натиска врага было недостаточно. Каким же было разочарование, когда мы вошли в Смоленск! Город был охвачен пожарами. Я метался от одного узла связи к другому.

Город непрерывно бомбили. В небе кружили вражеские самолеты. Земля после пронзительного свиста летящей бомбы, вздрогнув, ухала от ударов и разрывов. Яковлев пригибался, обеими руками хватался за голову. Рядом с телеграфом дымились здания. Казалось, город превратился в раскалённую ночь. Даже на широких улицах стояла палящая жара, дышать было трудно. Задыхаясь от дыма и газа, кашляя и протирая платком слезящиеся глаза, Яковлев то и дело стряхивал с гимнастёрки искры и пепел.

По улицам растекалась вода, она лилась из подъездов горящих полуразрушенных зданий. Люди метались из стороны в сторону, перепрыгивали через лужи, волоча за собой ревущих детей, узлы, чемоданы, мешки. В одном из подъездов алые языки пламени выбрасывали огонь наружу. Яковлев резко остановился: по каменным ступеням сползал огромный голый мужчина, красный и раздутый, как мешок. Он дико вращал большими обезумевшими глазами, полными ужаса и муки. Всё тело было обожжено и вздулось. Яковлев бросился к нему на помощь, но тут же отпрянул: кожа на круглом животе лопнула, обнажив внутренности. Несчастный издал страшный вопль и умолк. Раздался сильный треск, часть кирпичной стены рухнула, засыпав цементом и пылью погибшего. Яковлев успел отскочить в сторону и бросился прочь от гибельного места.

Город наводнили диверсанты. Восточнее Смоленска немцы выбросили десант. О случившемся Яковлев доложил в Москву. К аппарату подошёл генерал-майор Н.Д. Псурцев. Он давно пытался вызвать на связь областное руководство, но никого в городе не было. Яковлеву приказано было ждать. Через несколько минут передали: «Генеральный штаб назначает вас, товарищ Яковлев, начальником Смоленского гарнизона и приказывает отстоять узел связи. Нужно срочно навести в городе порядок».

– Я повторил приказ и приступил к исполнению задания. Демонтировали телеграф и переправили его в Вязьму. Организация связи была сложной, но мы всё же успели обеспечить управление войсками. Рокоссовский, Маландин с похвалой и уважением отозвались о нас.

Прибыли генералы Панфилов и Доватор. Подошли сразу четыре кавалерийские дивизии. Штаб 16-й армии базировался севернее Смоленска, на краю леса. Бои велись за город, за аэродром и вокзал. С запада фронт был открыт. Весь штаб разбили на отряды по отражению противника. Полковник Максименко возглавил истребительный противотанковый отряд, куда вошёл и Николай Андреевич Яковлев. При отходе многие части и штаб армии на плотах перебрались через Днепр к Соловьёвской переправе. Здесь скопилось до тысячи машин, сотни орудий, радиостанций, машины с ранеными. Руководили переброской бригадный и полковой комиссары. Когда Яковлев попытался было без очереди перевезти несколько станций, ему заявили: «Тронешь машины – застрелим!» И стреляли, в тех, кто при бомбёжке в панике нарушал порядок.

Бомбили часто – по скоплениям людей и техники, по понтонам. Яковлев активно помогал на переправе, тоже с пистолетом в руке, и скоро вошёл в дело. Бригадный и полковой комиссары уехали. Яковлев один остался командовать переправой. За два часа пропустил восемь походных радиостанций, чередовал и раненых, и зенитные орудия, другой транспорт с оружием. Было много жертв. И всё же связисты переправили через Днепр кабели, телеграфные аппараты, бобины проволоки. Связисты не раз занимали боевые рубежи.

В начале осени угроза нависла над Москвой. Гитлер не сомневался в успехе тщательно отработанной штабистами операции «Тайфун», которой, по его мнению, и должен был завершиться восточный поход. В основе замысла – нанесение сильных ударов группировок немецких войск в районе Духовщины – Глухов – Рославль. Цель: расчленить оборону русских войск на подступах к столице, окружить и уничтожить наши силы в районе Брянска и Вязьмы. И в дальнейшем, развивая наступление, в обход с юга и с севера, нанести сокрушительный фронтальный удар. В первой половине октября успех сопутствовал силам вермахта, немцы оказались на подступах к Москве. Не встречая серьёзного сопротивления, войска Гудериана устремились к Орлу, в районе которого у нас не было сил для отражения наступления, и захватили город. Брянский фронт оказался рассечённым. Его войска, неся потери, с боями отходили на восток. Создалось угрожающее положение и на Тульском направлении.

Противник превосходил все три наших фронта – Западный, Резервный и Брянский – по числу людей в 1,25 раза, танков – в 2,2, орудий и миномётов – в 2,1, самолётов – в 1,7 раза. На помощь регулярным частям Красной армии пришли москвичи-добровольцы.

Командные пункты управления фронтами переместились в другие места. У капитана Яковлева уже был опыт организации связи в различных условиях боевой обстановки. Наряду с развёртыванием новых узлов связи, использованием вспомогательных местных объектов большое внимание уделяли обеспечению связи по фронту При малейшей возможности связисты спешили установить прямую проводную сеть между соседними соединениями и оперативными объединениями, с танковыми, механизированными и кавалерийскими корпусами. С частями, действующими во вражеских тылах, наладили радиосвязь.

Подмосковные леса позволяли надёжно маскировать места расположения штабов и узлов связи. Линии внутренней телефонной связи прокладывали прямо по земле и, где позволяло, в мелких рвах. Начальником войск связи фронта был назначен генерал-лейтенант Н.Д. Петраков.

Штаб Западного фронта занял Серебряный бор. Кроме радиостанций у штабистов была телеграфная и телефонная связь. С соседним Калининским фронтом связь осуществлялась телеграфом СТ-35, а с Брянским – по Морзе. Кроме телеграфа, с Генштабом беспрерывно поддерживалась и телефонная связь. Она осуществлялась и со штабами армий. Все виды связи работали бесперебойно.

Для нормальной работы проводной связи необходим был постоянный контроль, поскольку непрерывные бомбёжки повреждали шнуры, и сообщение прерывалось. В армиях особенно ощущался недостаток радиосвязи.

В начале октября ценой больших потерь немцам удалось выйти на подступы к Москве. И столица сразу превратилась во фронтовой город.

Ставка отозвала с Ленинградского фронта Г.К. Жукова и назначила его командующим Западным фронтом. Жуков в своих мемуарах писал: «Приняв управление фронтом от И.С. Конева, я понял, что нужно срочно создать прочную оборону на рубеже Волоколамск – Можайск – Малоярославец – Калуга. Развить оборону в глубину, создать вторые эшелоны и резервы фронта, чтобы можно было ими маневрировать для укрепления уязвимых участков обороны. Необходимо было организовать наземную и воздушную разведку и твёрдое управление войсками фронта. Наладить материально-техническое обеспечение войск. А главное – поднять моральное состояние воинов и укрепить их веру в свои силы».

В ночь на 7 октября началась переброска войск из резерва Ставки и с соседних фронтов на Можайскую оборонительную линию. Сюда прибыли 11 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, более 40 артиллерийских полков. В середине октября в их составе насчитывалось 90 тысяч человек. Для создания сплошной надёжной обороны этих сил, конечно, было маловато. Но Ставка тогда не располагала большими возможностями, а переброска войск с Дальнего Востока и Сибири в силу ряда причин задерживалась.

Наши связисты за первые тяжёлые месяцы войны приобрели значительный опыт, который и был использован в организации связи при обороне подступов к столице. Каких-либо новшеств в организации связи не было. Но оперативность, темп организации применительно к различным условиям военной обстановки существенно возросли. Проводная связь при оборонительных действиях, как правило, организовывалась по направлениям. При отступлениях поддерживалась по оси связи, совпадающей с направлением развёртывания узлов связи. На промежуточных рубежах – от штабов к войскам – тоже устанавливалась по направлениям. Прямая проводная связь между соседними соединениями и объединениями войск вводилась мгновенно, без задержки.

Жуков вспоминал, как «утром 8 октября, подъезжая к полустанку Обнинское, в ста километрах от Москвы, в густом тумане увидел двух связистов, тянувших кабель через реку Протву. Спросил:

– Куда тянете, товарищи, связь?

– Куда приказано, туда и тянем, – не обращая на него внимания, ответил солдат огромного роста.

Пришлось назвать себя и сказать, что ищу штаб Резервного фронта. Подтянувшись, тот же солдат ответил:

– Извините, товарищ генерал армии, мы вас в лицо не знаем, потому так и ответили. А штаб фронта вы уже проехали. Его перевели два часа назад и разместили в лесу, вон там, на горе. Охрана покажет, куда надо ехать».

Командный пункт фронта, по настоянию Жукова, расположили в лесу. Густая чаща позволяла надёжно укрыть район расположения штаба и узла связи. Линии внутренней связи проложили в специально вырытых рвах, используя трофейный четырёхжильный кабель.

К Подмосковью один за другим стали подходить эшелоны с живой силой, техникой, орудиями, средствами связи, военно-медицинским оборудованием, продовольствием, горючим, фуражом. Всё это радовало сердца защитников столицы. Лыжные батальоны шли в маскировочных халатах – здоровые, сильные, смелые, решительные бойцы, лица суровы, строги. Даже в валенках, в полушубках и стёганках, в шапках-ушанках они сохраняли выправку и стать. Казалось, не на бой смертный шли, а на праздничный парад. Яковлев вспоминал:

– На эту силу, богатырей сибиряков, я смотрел с радостью, а сердце сжимала боль от одной мысли, что эта могучая сила скоро может быть уничтожена, изуродована в отчаянной схватке с чужеземцами, уподобившимися слепой стихии, подчинённой дикой воле властвующего безумца, жаждущего мирового господства. Сибиряки будут защищать сердце России – Москву Глядя на вооружение – автоматы, винтовки со снайперскими прицелами, ручные пулемёты, станковые «Максимы», скорострельные пулемёты «ДС», пистолеты «ТТ», – я не сомневался в том, что они отстоят столицу На поддержку этой отлично обученной, хорошо оснащённой «царицы полей» спешили танки, тяжёлая артиллерия, другие вспомогательные рода войск.

Движение оживилось вечером и продолжалось всю ночь. Где-то вдалеке зарницами вспыхивали огни, слышались раскаты грома – это артиллерия вела бой, сотрясая гулом землю. Подразделения войсковых частей, заняв намеченные рубежи, тут же приступали к строительству оборонительных сооружений. Войска растянулись на сотни километров – по всей линии обороны. Штаб фронта координировал взаимодействие всех родов войск. Ответственность за создание этой сложной связующей проводной сети несли войска связи.

Сибиряков готовили к войне тяжёлой, кровавой. Молодые бойцы знали, что эсэсовцы коварны, в плен не сдаются, бьются до последнего. Даже подняв руки, оружия не бросают, а, извернувшись, могут неожиданно нанести удар.

– Был я свидетелем рукопашного боя, автоматно-штыкового, под раскатистое, разносимое эхом, победное русское «Ура-а-а!». – Яковлев оживился, в глазах появился блеск. – Сибиряки кинулись на фрицев… Сначала в первом, втором, третьем ряду, потом по ходам сообщений, в бетонированных стрелковых пулемётных ячейках. Множество раненых и убитых, раны ещё кровоточат, дымятся…

А потом был танковый бой. Само по себе явление это страшное: танки идут друг на друга, лоб в лоб, ревя моторами, лязгая гусеницами, под огонь пушек замирают, объятые пламенем. Танки утюжат окопы, где укрылись бойцы противотанковых подразделений со специальными ружьями ПТР, гранатами и бутылками с горючим.

И вдруг воздушный налёт… Приближающийся гул моторов подобен рокоту штормящего моря. Армия вражеских бомбардировщиков, эшелонированная на большую глубину, прикрытая стаей истребителей, с рокотом и нарастающим гулом держит курс на Москву. Когда бомбардировщики снижались до земли, можно было разглядеть фрицев в кожаных шлемах.

В середине октября не было дня, чтобы не происходили ожесточённые стычки с врагом. В этих боях погибло много замечательных бойцов и командиров.

– Судя по концентрации сил противника, командование ожидало нанесение главного удара на нашем участке, – продолжает рассказ Яковлев. – Полк усилили реактивными минометами «Катюша». Артиллерию подкрепили пехотой из резерва Главного командования. Бойцы крепили на специальных подставках приборы точной механики с регуляторами артиллерийского боя. Связисты тянули к ним провода для улучшения связи с дивизионным командным пунктом. В потёмках водители тягачей устанавливали тяжёлые орудия. Разведчики вернулись под утро, доложили: немцы рассредоточивают бронеколонны. Каждый чувствовал напряжение, зная, что командование решило упредить танковую атаку противника.

Утро выдалось хмурым. Небольшой, но пронизывающий ветерок сдувал с сосен и елей снежную пыльцу, с хмельным озорством носился по лесу.

– В одной руке у меня был микрофон, в другой – телефонная трубка. Понимаю, что от меня тянутся нити от командного пункта к траншеям. Голос командующего чёток, уверен. Его команда разносится по всей линии фронта. Покидаю блиндаж. До меня долетает шум быстрых, отрывистых взрывов реактивных снарядов. И в той стороне, где они разрывали сизую дымку предутреннего тумана, поднимались клубы дыма, оставляя на белоснежной скатерти поля чёрные комья мёрзлой земли.

Орудийные залпы, нарушившие утреннюю тишину, внезапно гаснут. Их сменяет рокот моторов. Яковлев запрокинул голову и увидел знакомый силуэт «Юнкерса». Один за другим фашистская эскадрилья описывала круги и уходила в пике на «катюши». Но ракетчики успели сменить позиции. Фрицы бомбили голую землю. А по ним уже открыли огонь наши зенитки, установленные на кузовах машин. Навстречу «Юнкерсам» бросились наши истребители. Завязался воздушный бой. Горели, кувыркаясь, сбитые самолёты.

И снова заработали реактивные установки. Серое небо испещрено белыми линиями, затянуто чёрными тучами орудийных залпов. Вспышки огней сопровождали оглушающие раскаты, очень похожие на гром.

В бой вступили танки. Огонь «катюш» сменил прицельный огонь противотанковых орудий, но танки продолжали парадное движение, строго соблюдая интервал для манёвра. Под силой удара всех видов противотанковых орудий атака железной лавины захлебнулась. Несмотря на это, вражеская пехота, не ломая стройных рядов, тупо двигалась на наши позиции. Эсэсовцы в чёрных мундирах – краса и надежда Третьего рейха. Падающих сменяют идущие следом. Даже этим затасканным приёмом психической атаки не пренебрегли фашистские полководцы! Как и в Первую мировую войну, залповым винтовочным и прицельным огнём станковых пулемётов наши бойцы косили ряды гитлеровцев. Белый снег окровавлен, скорчившиеся мёртвые фрицы падали навзничь. Пять-десять минут назад они ещё дышали молодостью и здоровьем.

Фашистская рать не выдержала шквального огня. Как на ладони Яковлев видел бой сквозь стёкла бинокля. Легко обутые и по-летнему одетые – не для суровых русских зим – здоровые немецкие парни пытались согреться в окопах и, не отходя назад, окапывались. Швыряли сапёрными лопатками снег, но сугроб – защита ненадёжная, а земля, скованная морозом, не поддавалась. Огонь передовых частей, прикрывающих сапёров, слишком слаб, чтобы отразить контратаку русских. Зимой от ствола автомата тянется светлая струйка дыма.

А потом на поле боя вышла наша похоронная команда, действуя по приказу: подбирать всех – мёртвых немцев отдельно, своих – отдельно. Хоронили в общей могиле, вырытой заранее, до наступления холодов. Жители окрестных деревень старались не смотреть на работу солдат из похоронной команды, но, когда случайно проходили мимо, останавливались, скорбно обнажая головы.

Пленили несколько сотен немецких солдат и офицеров. Десятки танков, автоматов, орудий тоже стали нашей добычей. Но показалось, что этот страшный короткий день прошёл незаметно. Несмотря на усталость и тепло раскалённой «чугунки» в землянке, бойцам не хотелось спать. Сидя в потёмках, Яковлев предался грустным думам. Размышлял о тех жестокосердных генералах и маршалах, о социал-демократах, затеявших в Европе кровавую бойню и теперь, сидя в мягких креслах уютных кабинетов, с холодным спокойствием бросавших в адскую топку тысячи человеческих жизней. «Если б на то была моя воля, – думал Яковлев, – я бы вывел их на поле сражения, сунул в руки винтовки и погнал в атаку навстречу кинжальному огню. Пусть бы, корчась, медленно умирали на снегу, вмерзая в землю под заупокойное завывание метели».

В глубине души Яковлев жалел простых безвольных солдат, превращённых тупой муштрой фельдфебелей в роботов. Жалел потому что в свои двадцать – тридцать лет никто из них не хотел умирать на чужой земле, вдали от родных и любимых. В памяти снова всплыл злополучный приват-доцент, образ которого вселился в душу, выйдя из Первой мировой бойни, вспомнил и его «пророчество».

Как ни пытался враг в течение ноября взять Тулу и этим открыть себе дорогу на столицу с юга, успеха не добился. Город стоял, как неприступная крепость. Тула связала по рукам и ногам всю правофланговую группировку немецких войск.

Совинформбюро сообщало: «Упорное сопротивление противнику оказывали части вновь созданной 16-й армии. Особенно отличилась стрелковая дивизия под командованием генерал-майора И.В. Панфилова. Против 40-го мотокорпуса врага, поддержанного авиацией, особенно упорно сражалась 32-я стрелковая дивизия полковника В.И. Полосухина».

Спустя почти 130 лет после похода Наполеона этой дивизии пришлось скрестить оружие с врагом на Бородинском поле – том самом поле, которое давно уже стало нашей национальной святыней, бессмертным памятником русской воинской славы. Воины 32-й стрелковой дивизии не уронили этой славы, а приумножили её.

Г.К. Жуков оставил в блокноте запись о тех днях: «Бои 1-18 ноября для нас были очень тяжёлыми. Враг, не считаясь с потерями, лез напролом, стремясь любой ценой прорваться к Москве своими танковыми клиньями».

Большой утратой для нас явилась гибель под Рузой командира 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора Л.М. Доватора и командира 20-й кавалерийской дивизии подполковника М.П. Тавлиева.

Несколько десятков раненых бойцов из корпуса Доватора прибыли домой на Ставрополье. Они рассказали обо всех трудностях, которые перенесли: голод, обморожения – зиму встретили в лёгкой одежде, в летней обуви, раненые не получали нужных медикаментов, не было перевязочных средств. Бросили клич о помощи землякам. В крае за три недели собрали тёплую одежду, питание, оружие, боеприпасы, которые едва вместились в двенадцать вагонов. Поезду присвоили литер № 21-по приказу Сталина литерным поездам был установлен зелёный свет. Встал вопрос: кто должен отвечать за состав и сопровождать его. Кандидатуру уже обстрелянного в боях Ивана Медяника предложил Михаил Суслов.

Ивану Никифоровичу нелегко пришлось проталкивать состав на станциях, запруженных войсками. До Москвы четырежды попадал под бомбёжку, но благодаря высокой квалификации машинистов бомбы падали либо впереди, либо сзади. Двигались в основном по ночам. Для срочного продвижения приходилось себе завышать звание: в петлицы вешал вместо кубарей шпалы майора или подполковника.

В Липецке поезд приняли на второй путь. Связной ринулся к военному коменданту, но тот и слушать его не стал. Тогда Медяник повесил три шпалы в петлицы и с автоматчиками пошёл к коменданту. Он тут же потребовал срочно отправить литерный поезд, угрожая применить оружие. Комендант, увидев подполковника, исполнил требование. И только поезд ушёл за стрелки станции, на неё налетели фашистские самолёты и разбомбили наполовину. А ведь их поезд мог быть там. Такие стычки с комендантами происходили до самой столицы. Добирались пять суток. Из окон рассматривали разбитую немецкую технику. Сотни и сотни машин маячили на всём пути от Москвы до Волоколамска.

В Волоколамске литерный поезд вышли встречать командиры 10-й дивизии. Радости и восхищению бойцов-ставропольцев не было предела, письма читали вслух, именные посылки тут же распечатывали, подарки раздавали друзьям. Приезд земляков совпал с прибытием в корпус Михаила Ивановича Калинина, который вручал награды бойцам. Сфотографировались с ним. Бывалый казак, воевавший с японцами, в центре. Саблю держит меж ног. Папаху повесил на рукоять сабли. Сам стар, но горд. Сказал Медянику:

– Вот курим сигары. Оно хоть и трохвея, а дрянь! – Покачав головой, вдруг вспоминает: – Вошли в немецкий блиндаж – Матерь Божья! – такого даже в гостиницах не видал. Диваны с пуховыми подушками, столы, железные печки, умывальники. И где? На второстепенной укреплённой линии, возле какого-то совхоза.

Казаки-кавалеристы глазам своим не верили, что такая нужная помощь пришла с их родного Ставрополья. Что эта помощь дошла, что теперь они смогут не оглядываться на последний патрон, что смогут тепло одеться и досыта поесть. Была радость огромная – и со стороны тех, кто ожидал помощи, и тех, кто груз доставил.

Гостили у доваторцев неделю. Измученные недоеданием и холодом, бойцы стали качать на руках Ивана Медяника, приговаривая: «Кажется, сам Бог возник из метели, осеняет нас перстом, благословляя: «Вперёд!»

– Я быстро отбился от такого ликования чувств, – рассказывает Иван Никифорович. – Мне, сытому и одетому, пришлось испытать жгучее чувство вины перед ними, хотя понимал, что и моё участие в их судьбе было не последним.

Есаул втайне от всех налил спирт в бутылку из-под чернил. Утром проснулся, а её нет. Только у бойцов его сотни рты и зубы чёрные.

Обратный путь на Кавказ прошёл без потерь. В Ставрополь привезли от бойцов тысячи писем, благодарность от командования корпуса. После гибели Доватора командовал ставропольцами генерал Исса Плиев. Целый месяц вся печать Ставрополья помещала материалы о поездки делегации в Подмосковье, публиковала благодарности воинов за продукты, одежду и боеприпасы.

…В первых числах декабря по характеру действий и силе ударов всех группировок немецких войск чувствовалось, что противник выдыхается и для ведения наступательных действий у него уже нет ни сил, ни средств. Все дороги на запад после отхода войск противника были забиты боевой техникой и автомашинами.

В Берлине не теряли надежды до конца года овладеть Москвой. Гитлер лихорадочно следил за операцией и готов был пойти на любые жертвы. Охмелённый лёгкими победами над европейскими «младенцами», в России он сразу протрезвел. С самонадеянностью хвастунишки, распылившего свои силы, свалил всю вину на главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Браухича, командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока, командующего 2-й танковой армией генерала Гудериана, других, действовавших на Московском направлении. Под Москвой гитлеровцы потеряли в общей сложности более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч машин и много другой техники.

Отступая от Москвы, враг сопротивлялся с упорством затравленного зверя. На помощь ему непрерывно подбрасывались свежие силы, сильный кулак фашисты создали на подступах к городу Сухиничи. Чтобы дезориентировать гитлеровских генералов, Яковлев предложил командованию армии, где он был начальником связи, передавать открытым текстом ложные приказы командирам и штабам вымышленных соединений и частей. Его предложение было одобрено. Полетели в эфир и по проводам срочные «указания» и «распоряжения». Фашистов ввели в заблуждение, и Сухиничи наши войска освободили малой кровью. «Молодец наш Ян», – говорили о Яковлеве в штабе армии (так по начальным буквам фамилии и имени звали его иногда сослуживцы).

«Нет! Не дождь и снег остановили фашистские войска под Москвой, – писал маршал Жуков. – Более чем миллионная группировка отборных гитлеровских войск разбилась о железную стойкость, мужество и героизм советских войск, за спиной которых был их народ, была столица».