Текст книги "Полковник Яковлев. Ученый на старте"

6

Год 1942-й… На советско-германском фронте наступило затишье. Обе стороны перешли к обороне. Рыли окопы, строили блиндажи, минировали подступы к переднему краю, сооружали проволочные заграждения. У связистов была своя работа. Г.К. Жуков в своих мемуарах пишет:

«Командный состав и штабы наших войск отрабатывали систему огня, взаимодействие родов войск. Критически рассматривались и осмысливались удачные и неудачные действия войск, глубже изучалось военное искусство противника, его сильные и слабые стороны.

На вооружение стало поступать всё больше новой танковой и авиационной техники, артиллерийского, реактивного оружия и боеприпасов. Формировались новые артиллерийские части и соединения.

Но и гитлеровскому командованию удалось укомплектовать группу армий «Юг» и сосредоточить в ней силы, значительно превосходящие возможности наших войск юго-западного направления. К маю сорок второго немцы имели более чем шестимиллионную армию, 3230 танков и штурмовых орудий, до 43 тысяч орудий и миномётов, 3400 боевых самолётов. В людях немцы по-прежнему имели превосходство. Директивой Гитлера предусматривалось отторгнуть от Советского Союза богатейшие промышленные и сельскохозяйственные районы, получить дополнительные экономические ресурсы, в первую очередь кавказскую нефть. Планируя захват Кавказа и Волги, гитлеровцы стремились лишить нашу страну путей сообщения с нашими союзниками через Кавказ».

К лету 1942-го несколько улучшилась международная обстановка. Была подписана Декларация 26 стран, направленная на использование всех сил и средств для борьбы с агрессором. Договорились не заключать с Германией ни сепаратного мира, ни перемирия. США и Англия должны были открыть второй фронт в Европе.

Немцы ещё стояли в 170 километрах от Москвы. Продолжалась блокада Ленинграда. В руках агрессора находились Прибалтика, Белоруссия, Украина, Молдавия. Фронт растянулся от Баренцева до Чёрного моря. В мае сорок второго наши оставили Керчь, затем пал Севастополь, что означало потерю Крыма. Неудачно сложились наши дела под Харьковом. Осложнилась обстановка под Брянском и Воронежем. Нависла опасность прорыва германских войск через Дон. В июле в руках немцев оказались Дон и Донбасс. Создалась угроза потери Кубани.

Началось стремительное продвижение вражеских сил к Волге и Кавказу. Удача сопутствовала гитлеровским силам. Мечты уже уносили на лёгких крыльях неистового завоевателя мира через горные высоты Кавказа к нефтяным скважинам Баку, Батуми и дальше к чёрному золоту ближневосточных стран, которым питался английский флот. Положение не только на Сталинградском, но и на других фронтах казалось крайне тяжёлым.

– Сводки Совинформбюро, за которыми я следил каждодневно с напряжённым вниманием, очень огорчали, – тяжело вспоминал Яковлев. – Из последних сообщений узнал, что врагу удалось форсировать Дон и прорваться в пределы Кубани. Понимал, что это значит. Там, за Ростовом и Краснодаром, лежали древние проходы по горным перевалам к Кавказскому побережью Чёрного моря и берегам Каспия, богатым нефтью, к странам Ближнего и Среднего Востока, на которые давно зарился ненасытный Гитлер.

Были захвачены Армавир, Минеральные Воды, Моздок. Отборные горнострелковые дивизии с поэтическими названиями «Эдельвейс», «Белая лилия» проливали кровь мирных людей. Отборная горнострелковая дивизия фюрера, состоящая из мастеров-скалолазов и летающих лыжников, подняла флаг со свастикой над Эльбрусом и была на подступах к Марухскому, Клухорскому и Санчарскому перевалам.

В конце июля немцы появились в степях между Доном и Волгой – в тридцати километрах от Сталинграда. Генерал-фельдмаршалу Паулюсу был отдан приказ взять Сталинград.

«После тяжелейших для нас сражений на юге страны, в районе Сталинграда и на Северном Кавказе, – пишет маршал Г.К Жуков, – гитлеровское военное руководство считало, что советские войска не в состоянии в этих районах провести крупное наступление. Но это было далеко не так. Активные действия наших войск летом и осенью сорок второго года на западном направлении против немецкой группы армий «Центр», по расчётам Ставки, должны были дезориентировать противника, создать впечатление, что именно здесь, а не где-либо в другом месте мы готовим зимнюю операцию. Поэтому в октябре гитлеровское командование начало большое сосредоточение своих войск против наших западных фронтов.

В район Великих Лук из-под Ленинграда были переброшены танковая, моторизованная и пехотная дивизии. В район Витебска и Смоленска направлялись семь дивизий из Франции и Германии. В район Ярцева и Рославля – две танковые дивизии из-под Воронежа и Жиздры. Итого к началу ноября для усиления группы армий «Центр» было переброшено двенадцать дивизий, не считая других средств усиления. Оперативные просчёты немцев усугубились плохой работой их разведки, которая не сумела вскрыть подготовку нами крупнейшего контрнаступления в районе Сталинграда».

Николай Андреевич Яковлев рассказывает:

– После войны бывший начальник штаба оперативного руководства немецко-фашистскими вооружёнными силами Йодль признал, что они не смогли раскрыть сосредоточение советских войск против левого фланга армии Паулюса. К началу контрнаступления противник на юге занимал выгодное оперативно-стратегическое положение. В районе Среднего Дона, Сталинграда и южнее по Сарпинским озёрам действовали основные силы группы армий «Б»: войска 8-й итальянской, 3-й и 4-й румынских армий и 4-й и 6-й танковой немецких армий. В этой группировке насчитывалось более миллиона человек. Количество соотношений сил сторон было почти равным.

Стоял жаркий, сухой июль… После авиационного налёта население Сталинграда стало покидать город – плыли в лодках, на баркасах на левый берег Волги. Подступы к городу были перекрыты, ограждены ежами. На сотни километров в выжженной полынной степи, в балках и оврагах, поросших кустарником, в лощинах и в лесу – всюду, где можно было укрыться от вражеских глаз, – затаилась пехота, артиллерия, танки, лётные части, санитарные, интендантские и прочие службы. Боевые дружины сталинградских заводов, речники, старики и подростки вооружались, становясь на защиту родного города.

К Сталинграду подходили эшелоны сибиряков – коренастых, плечистых – каждый годился в снайперы, мишенью для них в тайге служили беличьи глазки, поскольку простреленная шкурка зверька считалась браком.

Бойцы рыли укрытия, с трудом вонзая сапёрные лопатки в иссушенную суховеями, крепкую глинистую землю. Жара, степное безводье рядом с великой русской рекой, горькие полынные ветры изнуряли, валили с ног. Оголённые по пояс, босоногие, с багровыми потными лицами, обгорелые, они работали молча, часто прикладываясь к баклажкам с нагретой до кипения под безжалостно-палящим солнцем солёной водой. В обеденный перерыв и по вечерам, проглотив наспех содержимое котелков, валились на землю и тут же смыкали веки, не обращая внимания на разведывательные полёты фашистских самолётов – они рыскали вдоль Волги днём и ночью, пытаясь засечь систему нашей обороны.

Всё и началось с налёта авиации. За разрывами бомб, за громовыми раскатами, разносимыми эхом, к ясному голубому небу потянулись тучи пыли и дыма. Словно боясь их, уходили прочь облегчённые бомбардировщики, оставляя за собой лёгкие полосы белых шлейфов.

Город горел. Языки пламени поднимались над руинами домов, лизали горячее небо. Пылали сухие бревенчатые дома, валились, охваченные пламенем, стропила, взрывались нефтехранилища и склады с горючим, удушливый запах гари сковывал движения. Огромные стаи перепуганных птиц тучами носились в небе, стремясь на восток. Беженцы, кто не в силах держать оружие, в паническом страхе искали защиты в соседних станицах и сёлах, на речных островках.

– И снова вспомнился мне проклятый приват-доцент, который в какой-то мере поколебал во мне веру в победу, ещё там, в Подмосковье, в битве за столицу. – Положив ладонь на сердце, Яковлев тяжело вздохнул. – С рассветом вновь ринулись на город вражеские бомбардировщики. Я поспешил на наблюдательный пункт. Комдив держался за рычаги стереотрубы, направляя линзы на город. Но и невооружённым глазом были видны разрушения, клубы дыма с тлеющих пепелищ. И вновь заработала артиллерия.

– Молодцы, зенитчики! Отлично! – Комдив словно прострелил взглядом небо и с каким-то мальчишеским азартом восклицал: – Один сбит! Второго накрыли на правое крыло, пытается уйти… Третий горит, и ему капут!

Потом, как бы придя в себя, оторвавшись от стереотрубы, генерал протянул с грустью:

– Враг не изменит своей привычной тактике: за воздушным налётом пойдут в атаку танки. Так уже было – под Минском, под Смоленском… Но здесь Сталинград… В отличие от начальных дней войны подготовлена надёжная линия обороны. Пусть танки идут! Они захлебнутся на заминированных полях ещё до того, как устремятся на наши позиции. Наткнутся на противотанковые орудия, на траншеи пехоты, оснащённой противотанковыми ружьями, и, наконец, на колонны замаскированных танков, не раскрытых вражеской разведкой с воздуха. Сталинград не Белосток и не Гродно, куда забрасывали диверсантов, оснащённых средствами радиосвязи. Тогда взрывчатки и ракетницы сутками указывали с сантиметровой точностью нахождение главных военных объектов, на которые обрушивали огонь.

Защитники Сталинграда превратили город в могучую крепость, неприступную для врага. Говорили: «За городом земли нет! Или отстоим, или умрём!»

23 августа фашисты обрушили на Сталинград массированный удар. Взрывами бомб в несколько часов были разрушены крупные объекты, повреждены кабели связи, соединяющие три крупных городских района с промышленными предприятиями. Связь резко ухудшилась, нужно было создавать новый узел, но уже не в городе, а в соседнем Капустином Яре. Несколько дней подряд днём и ночью связисты вели работы, узел установили, связь со штабом фронта и штабами армий возобновилась – и телефонная, и телеграфная. В течение всего августа шли бои на подступах, а потом и в самом городе.

– Страшный зной, всё время хочется пить, рядом Волга плещется, а не напьёшься, – откровенничает Яковлев. – Пошёл к артиллеристам, проверить связь. Вижу: выкатывают пушки, а на горизонте показались немецкие танки. Много их, а из-за бугра появляются всё новые и новые. Никогда ещё не приходилось видеть подобную массу брони, прущую прямо на тебя. А у нас ни одного противотанкового снаряда. Бронебойных, как всегда, кот наплакал. «Уходи, как сможешь», – советует по рации командир полка. И вдруг как ухнет! Чую, в стороне упало что-то тяжёлое. Глянул на танк, а его и в помине нет – сажа падает с неба.

Обстановка на фронте часто вынуждает и к прицелу становиться, и за автомат браться, во время тяжёлых боёв и в рукопашной схватываться. В Военной академии рассказывали, что генерал Гобято, герой Порт-Артура, полагал, что высшей доблестью артиллериста является ведение огня прямой наводкой. А уж его фраза «Родина вас не забудет» стала присказкой на фронте.

В сентябре сорок второго нашим войскам удалось отбить знаменитый Малахов курган. Сталинград держался за счёт невероятных усилий и неимоверного напряжения сил наших воинов. 62-я армия генерала Василия Чуйкова должна была активной обороной сковать войска противника, действовавшие непосредственно в городе, и быть в готовности к переходу в наступление.

Яковлев получил долгожданное письмо от матери. Шло оно долго, доставил адъютант командира полка. Боялся распечатать, почерк на конверте вроде бы не материн. Решил, что-то с ней случилось. Пальцы онемели, не слушались, но с волнением справился, конверт распечатал, стал читать:

«Дорогой сынок Коленька!

Вот и до нас докатилась война. Немцы рвутся на Кавказ. Когда наши войска отступали, тётка Аграфена, соседка, вышла на середину дороги и запричитала: «Куда же вы, соколики? На кого бросаете?» Строгие её глаза смотрели на бойцов, измученных боями, и те беспокойно отводили в сторону усталые лица: «Вернёмся, мать. Обязательно вернёмся…»

В наш город немцы не вошли, а вползли гусеницами танков, рокотом тяжёлых мотоциклов. Потом в небе появились самолёты. Где-то рядом взорвалась бомба. Земля вздрогнула так, что саманные стены не выдержали, одна из них свалилась на меня. Под бомбёжкой я так испугалась, показалось даже, что осталась одна на этом страшном, грохочущем свете.

И вдруг увидела протянутые ко мне руки. Незнакомый человек что-то у меня спрашивает, а я заикаюсь, слова вымолвить не могу. До сих пор ничего понять не могу, отчего заикалась – от падающей, противно воющей бомбы или от её осколков, в клочья разорвавших лошадь, кровавые куски которой разбросало по деревьям. Думаю, от всего увиденного.

На нашей улице, вдоль плетней, фашисты установили зенитки. Когда они стреляют, стены ходят ходуном.

Фрицы заняли хату Аграфены, а её с малой дочкой выгнали на улицу Приютила их у себя в полуразрушенном доме. Ходим тихо, разговариваем шёпотом. Когда немцы обедают, уходим на улицу.

Живём трудно, сынок, не знаем, чем кормиться, довоенные запасы растаяли на глазах…»

Дочитать письмо Яковлев не успел, позвали в штаб полка. Сложил вчетверо конверт, спрятал в кармане гимнастёрки – прочитать в палатке. Как часто на крыльях радости к нему прилетала печаль. Думал: «А что делать матерям в эту страшную пору?»

Донским фронтом командовал А.М. Василевский. Перед ним Ставка и Верховный главнокомандующий поставили две задачи. Первая – нанести удар одновременно с Юго-Западным фронтом из района восточнее станицы Клетской на юго-восток силами 65-й армии с целью свёртывания обороны противника на правом берегу Дона. Вторая – с целью отсечения немецких войск, действовавших в малой излучине Дона, от его группировки в районе Сталинграда ударить силами 24-й армии из района казачьей станицы Качалинской вдоль левого берега Дона на юг. Наземные действия войск Донского фронта поддерживались 16-й воздушной армией, которой командовал генерал-майор авиации С.И. Руденко.

С прибытием наших войск в назначенный район началась подготовка к предстоящим боевым действиям: сразу вступила в дело разведка. Необходимо было добыть сведения о противнике, характере его обороны, расположении сил, системы огня. В штабе составлялись планы подготовки оборонительных сооружений, артиллерийской подготовки и сопровождения артиллерией боевых порядков в ходе намечавшихся наступлений. Все эти планы увязывались с планами действия авиации, уточнялось взаимодействие с планами флангов соседей.

Были обозначены два основных этапа. Первый – окружение и изоляция действующей в городе основной группировки вражеских войск. Второй – уничтожение этой группировки. Окружение немецких армий могло быть успешным при условии нанесения концентрированных ударов по флангам противника, слабо защищённым румынскими войсками, уделив особое внимание жёсткой обороне города.

– Намеченная операция должна была осуществиться усилиями трёх фронтов – Сталинградского, Донского и Юго-Западного, одновременно на фронте протяжённостью четыреста километров, – рассказывает Яковлев. – Окружение противника планировалось осуществить двумя ударами по флангам вражеской группировки с северо-запада силами Сталинградского и Юго-Западного фронтов. Ударами нашего фронта в районе малой излучины Дона вражеская группировка раскалывалась на две части, одна из которых отсекалась полностью и уничтожалась.

В ходе подготовки к этой операции создавались стратегические резервы, поменялись части личного состава и боевой техники, создавались новые, осуществлялись межфронтовые перегруппировки, накапливались материальные средства.

Три месяца шли ожесточённые бои на улицах Сталинграда. И всё это время связь не прерывалась. Николай Андреевич Яковлев вспоминает:

– Бои в городе шли жестокие, фашисты-фанатики бросались на наши позиции, в упор обстреливали укрытия, блиндажи, командные пункты. Связь несколько раз на день повреждалась. Кроме того, командные и наблюдательные пункты часто перемещались в другие, более надёжные места. Моим связистам снова была работа.

Связь поддерживали и с левым берегом Волги, даже в осеннюю стужу тянули кабель через реку.

Кабельные линии прокладывали и в подвальных помещениях по ходу канализационных труб. Через каждые 200–300 метров устанавливали контрольно-телефонные пункты для наблюдения и быстрого устранения повреждений. В случаях длительных перебоев на выручку приходила радиосвязь. Командующие фронтами, соединениями и частями ею широко пользовались. Радиосвязь в условиях Сталинградской битвы способствовала и успеху нашей авиации. В распоряжении 62-й армии имелись отдельный полк связи, линейный батальон, две телеграфно-строительные и две телеграфно-эксплуатационные, три кабельно-листовые роты. С сентября сорок второго 62-я армия обороняла главную часть Сталинграда. Три месяца шли ожесточённые бои на улицах. Связь обеспечивалась полевыми кабельными средствами, кое-где использовались и уцелевшие городские подземные кабели. Под ураганным огнём противника связистам приходилось ценой жизни устранять повреждения. Для этого создавались специальные аварийные команды. На линии выходили вооружённые группы, которым приходилось вступать в бой с противником. 62-ю армию сильно потрепало, была потеряна большая часть личного состава. Её отвели на левый берег Дона. И снова пришлось связистам усиленно поработать, прокладывая линии к штабам дивизий. Отсутствие полевых средств связи и времени для организации затрудняло работу.

Сталинград мужественно держался под ударами отборных дивизий врага. В ожесточённых боях прошло жаркое лето. Наступил сентябрь, и, казалось, он не сулил ничего хорошего. Фашисты уже готовились к празднованию победы в волжском городе. Но Сталинград стоял насмерть. Словно от гранитных скал откатывались непрерывные волны атакующих. Удерживая занятые рубежи, мы усиленно готовились к контрнаступлению. Немцы ворвались в цеха тракторного завода. Но вытеснить из него хозяев не удалось.

– Ночью мы пьём чай. Комиссар говорит: «Молодёжь – целиком наша. Молодёжь и дети – это искренние патриоты. С ними фашизм не уживётся – это факт. С ними Гитлер общего языка не найдёт. Пусть бесится!»

Яковлев записал слова комиссара в блокнот – пригодится в воспитательной работе с бойцами.

А войска Донского фронта, где майор Яковлев служил заместителем начальника управления связи фронта, готовились к новым наступательным действиям, используя накопленный опыт, учитывая всё, даже повадки врага. Несмотря на сильные морозы, ежедневно отрабатывалась тактика боя во взаимодействии с артиллерией, с «вражескими» танками наступательного и оборонительного действия.

Не дремали и на вражеской стороне. С наблюдательного пункта была видна немецкая батарея осадных орудий, огромные стволы которой были обращены в сторону Сталинграда. Солдаты суетились вокруг буксующих в сугробах машин. А в сером туманном небе бесновались истребители, гудели пикирующие бомбардировщики, удерживаемые на расстоянии от наших позиций огнём зенитных орудий.

И вот навстречу раннему рассвету со стоном взметнулась огнедышащая сталь дальнобойных пушек. Под прикрытием артиллерии, огнём миномётов и танков хлынула к придорожным холмам атака, как волны разбушевавшейся стихии. Прикрытые артогнём, бронёй танков, шли роты, точно выдерживая ориентир. Через головы атакующих, словно огненные быстрокрылые птицы, летели мины, разрываясь на позициях противника.

Встречный огонь вражеской артиллерии и миномётов, скрещиваясь в небе, ложился где-то позади. Когда атакующие приблизились, немцы перешли на прицельный огонь. Четыре танка Т-34, вспыхнув, остановились. Из откинутых люков выпрыгнули несколько танкистов и, объятые пламенем, бросились на землю. К ним ринулись пехотинцы, набросив на них шинели, стали тушить горящую одежду.

Прицельный огонь противника вынудил залечь бойцов штурмующей роты. Две фланговые выдвинулись вперёд и, приблизившись к переднему ряду траншей, стали забрасывать немцев связками гранат. Из укрытий начали выскакивать фрицы, видимо, получив приказ контратаковать штурмующих. Но стрелки залёгшей роты прицельно снимали их, даже не дав возможности подняться во весь рост. Однако немцы всё же сориентировались и стали передвигать орудия, чтобы накрыть залёгшую роту. Шквал крупных снарядов, громыхая, приближался к центру. Вот рядом блеснули разрывы мелких калибров – границы переноса огня.

– Я видел много смертей, – вспоминает Яковлев. – Вначале кровь раненых и убитых потрясала меня, вызывая мелкую дрожь по телу, головокружение и тошноту, после чего пробивал холодный пот и появлялось ощущение полного безразличия. Но постепенно привык видеть людскую кровь, хотя чувство жалости каждый раз сжимало сердце.

Один эпизод особенно потряс меня. Никто из нас не гарантирован от смерти и предчувствия того, что слепой свинец может настигнуть тебя. Это чувство не покидало меня начиная от Белоруссии и до жарких степей Поволжья. С чувством жалости смотрел я на крестьянских парней, внешне медлительных, но степенных и решительных, на городских ребят, хватких и юрких, бесшабашных и весёлых. Вот они, подавляя тревогу, охватившую перед неведомым завтрашним днём, спешат, быть может, в последний раз подать родным и близким весточку о себе, принести маленькую радость сыновней заботы. Присев на корточки, что-то пишут на клочках бумаги, кто-то протягивает лейтенанту из финхозчасти деньги, завёрнутые в бумажки с адресами. Их письма и денежные переводы скоро разлетятся по всей стране.

Переправу на левый берег Волги фашисты бомбили нещадно. Раненых бойцов санитары укладывали на плоты плотно, один к одному. Так что без боли на другой бок не повернуться. Казалось, стоны и крики заполнили всё пространство от берега до берега. Два казака-земляка договорились в любом случае спасать друг друга. От сильной бомбёжки потемнело, едкий дым резал глаза. Волны, накатывая одна на другую, пытались сбросить раненых с хлюпкого плотика. Спасительный берег был уже рядом, когда снаряд разнёс плот в щепки. Кто мог плавать, доплыл.

Казака-связиста Кайдаша крутая волна выбросила на берег, и, плюхнувшись в песок, он не почувствовал ног – вместо двух осталась одна. Его подобрали. Санитарка, маленькая девушка, вся в поту, тащит его и спрашивает: «Как тебя зовут?» – «Э-э-э… Забыл, хоть убей!»

Выписали бойца из полевого госпиталя, как нестроевого. До Моздока добирался через Астрахань, в одиночку. Как жить с одной ногой, не знал. Привёл домой приблудную лошадь, смастерил повозку и стал извозчиком. Жена ему не нарадовалась: хоть и калека, а всё ж кормилец! Прислал письмо Яковлеву, своему командиру, – с ним связывала давняя дружба, до войны в приграничных районах вели новые объекты связи:

«…Нога моя ещё кровоточит, и Тоська, жена моя, с ворчаньем, свойственным казачкам, делает мне перевязки.

Да и к костылям надо привыкнуть. К фашистам ненависть растёт день ото дня. Покидая город, они всё выгребли, и наступил голод. Что можно было выменять – выменяли на продукты. Выживаем за счёт коровы и огорода. Хожу на Терек с удочкой.

Да, а первый тост, когда добрался до дому, выпил за освобождение Моздока! Выпил и разревелся…»

…Основная тяжесть по прорыву обороны пала на пехотинцев, хотя и была поддержка артиллерии и танков. Накануне была произведена тщательная разведка, изучены разминированные сапёрами проходы, по которым должны были пройти атакующие пехотинцы. Тридцать танков были поставлены в запасные укрытия, стволы орудий расчехлены и направлены на вражеские рубежи. Батарея 76-миллиметровых пушек занимала позиции позади стрелковых полков, а машины с зенитными и прожекторными установками занимали промежуточную полосу между первым и вторым эшелонами. Связь с наблюдательными и командными пунктами у них была по радио.

Батальон связи укрепился на холмистой возвышенности, расположенной ближе к Сталинграду. Мимо проходила дорога к городу. В стереотрубу, да и просто невооружённым глазом был хорошо виден непрерывный поток вражеских грузовых машин, движущихся к Сталинграду с живой силой, техникой, боеприпасами и продовольствием. Разведка доложила, что поля на подступах к дороге заминированы. Сталинградцы обратились к командованию Донского фронта с просьбой помочь выбить противника, прикрывавшего дорогу к городу, и тем самым отрезать пути доставки резервов, лишив таким образом «питания» немецкую правофланговую группу.

Подготовка к наступлению велась тщательно. Была изучена система вражеских укреплений, выяснены дневные и ночные режимы, обозначены силы и средства противника на всём направлении, предопределены возможности маневрирования огневыми средствами и резервами. Командиры обоих полков разработали тактику наступательного боя с учётом артиллерии и танков. В графике артподготовки были учтены все детали переноса артиллерийского огня.

Такую задачу поставили перед командованием двух стрелковых полков. После разбора задачи с командирами батальонов и рот бойцы заняли исходные рубежи. Яковлев знал, что наступление начнётся перед рассветом. По ходам сообщений он пробирался в расположение одной из стрелковых рот и видел возбуждённые солдатские лица.

В одной из траншей послышался шум, возня. Немецкий сапёр, оказавшийся среди трёх добытых «языков», нарисовал систему минных полей на подступах к позициям противника, и в особенности к траншеям. Это облегчило задачу, ибо рассчитывать на одних наших сапёров было нельзя, потому группу бойцов обучили приёмам разминирования. Они же, забросав гранатами траншеи противника, должны были стремительно броситься на укрытия и подавить врага автоматной очередью.

Части наших армий занимали позиции севернее Сталинграда на курганах, за которыми тянулись овраги и леса. Работы у пехотинцев, сапёров и у связистов было много. Одни крепили линии обороны, другие минировали степные подступы к нашим позициям, третьи тянули провода по ложбинам и по недосягаемым для снарядов местам – от передних позиций до войсковых тылов. Пехота, артиллеристы и зенитчики тщательно готовились к предстоящему бою.

Учитывали всё до мелочей, в особенности красноармейцы, успевшие понюхать пороха при отходах с боями и в сражениях за Москву. Опытные обстрелянные бойцы всеми правдами и неправдами старались у снабженцев заполучить винтовки поновее, если не удавалось – захватить автомат, патронов да гранат побольше. В свободные минуты они с удовольствием разбирали оружие по частям, смазывали, снова собирали, проверяли прицел, иногда позволяя себе использовать патрон, чтобы убедиться в надёжности своего оружия, поучая внимательных, послушных новобранцев, влитых в их ряды в порядке пополнения. А стрелки с чувством собственного достоинства и превосходства поглядывали на стариков и «желторотых», не встревая в их разговор.

– Знаете, Мариам, война для русского солдата стала и школой, и университетом, – сказал при очередной встрече со мной Яковлев. – Пик учёбы пришёлся на 1942 год, когда мы полностью оправились от шока, способны были анализировать и делать выводы. И, по выражению Сталина, «прошли весь курс от образованности средней до самой высокой, профессорско-академической». Наша армия стала кадровой, достигшей высокого уровня. В мире было только две таких – наша и немецкая. Мы довольно быстро освоили науку воевать и побеждать.

Яковлева брала досада: начиная с июля сорок второго промышленность давала фронту каждый месяц более двух тысяч боевых самолётов – Як-7, Ил-2, Ла-8, Пе-2. Но где они? На Сталинградском фронте их появилось немного. Хозяевами неба считали себя немецкие истребительные эскадрильи – «Ас-Пик», «Удэт» и другие без названия. И где танки? Немцы считали, что мы выпускаем по тысяче бронированных машин (сегодня, исходя из статистики, известно, что давали больше). Но под Сталинградом их практически мало кто видел. Может, нам не хватает лётчиков и танкистов?

Гитлеровское командование понимало, что разгром войск в районе Сталинграда может перерасти в катастрофу огромного масштаба. Чтобы спастись от поражения, посчитали необходимым стабилизировать фронт обороны под Сталинградом и под его прикрытием отвести группу армий с Кавказа. Для этого и был создан «Дон» – новая группа армий во главе с генерал-фельдмаршалом Манштейном. Для его формирования, как Яковлев узнал уже после войны, в сторону Волги и Дона перебрасывались войска не только с советско-германского фронта, но из Германии, Франции, других подвластных Гитлеру стран. Окружённой армии Паулюса были брошены все резервы для отражения натиска и удержания главной линии обороны.

Не было сомнений в том, что не только в живой силе, но и в боеприпасах, горючем и продовольствии у него не было нужды. А впереди ещё месяцы суровой зимы, и далеко ли пойдёшь в лёгком зимнем обмундировании, рассчитанном на условия победного марша.

Смертельное кольцо вокруг окружённой армии продолжало сжиматься, подавляя моральное состояние вражеских солдат и офицеров, доводя их безнадёжностью до отчаянного состояния. Для спасения 6-й армии Паулюса Манштейн хотел создать два железных кулака, один в районе Котельникова, другой – у Тормосин. Но вермахт уже был обескровлен. Войска, которые с трудом удалось собрать, двигались без особого рвения, по растянутым коммуникациям, к тому же их быстрому продвижению мешали партизаны, подвергая уничтожению. Была сорвана и попытка снабжения окружённых войск по воздуху. Надёжный заслон в ночном небе был установлен перед вражеской авиацией силами наших истребителей, зенитной артиллерии, ослепляющими огнём прожекторами и сетью радиосвязи.

В наступление перешли войска Донского фронта. Это не только озадачило командование вражеской ударной группировки немцев, но и ослабило их кулак за счёт раздвоения сил. Этим был сломлен дух солдат горнострелковых дивизий, орудовавших в горах Северного Кавказа. Ещё несколько таких побед, думал Н.А. Яковлев, и будут повергнуты в прах гитлеровские силы во главе с фюрером. 9 ноября 1942 года был завершён прорыв, и начались наступательные действия войск Юго-Западного фронта.

Начальником связи Донского фронта был генерал Пётр Яковлевич Максименко. Штаб фронта имел в своём распоряжении отдельный полк связи, отдельные линейные батальоны, ремонтно-строительный, кабельнолистовой батальоны, телеграфно-строительные и телеграфно-эксплуатационные роты. Командный пункт армии имел с подчинёнными соединениями прямую телефонную связь по нескольким кабельно-листовым линиям и обходную – через запасной командный пункт, оборудованный возле заброшенного хутора.

Под Сталинградом шли кровопролитные бои. На нашем фронте вспыхивали отдельные сражения местного значения. В основном же фронт был занят подготовкой к наступательным операциям.