Текст книги "Гадкий котёнок"

Марианна Гончарова
Гадкий котёнок

Художественное электронное издание

Художественное оформление Валерий Калныньш

Редакторы Валерий Хаит, Регина Данкова

Художественный редактор Алексей Иванов

Корректор Елена Плёнкинаz

© М. Б. Гончарова, 2021

© «Время», 2021

Действующие лица и… морды

Кошка Скрябин, известный персонаж, героиня нескольких книг автора. Умна, как человек. Как умный человек. Была куплена в подарок. Верней, был куплен. Кот. Который оказался кошкой. Но имя осталось прежним.

Кошка Соня, блондинка. И по интеллекту тоже. Но беспрекословно слушается кошку Скрябин. И правильно делает!

Пёс Амур, лайка. Почти медведь. Сильный, большой, наивный и доверчивый. Радостный, голосистый и прыгучий. Любит снег.

Маруся, автор. Это она таскает в дом с улицы всех животных. Люди тоже приходят, подолгу сидят, гостят, но пока не остаются.

Бабуля, всехная кормилица, поилица и утешительница.

Аркадий, хозяин. Главный ответственный за собаку Амура. Потому что, кроме Аркадия, с Амуром не может справиться никто.

Девочка, дочь Маруси и Аркадия. Студентка.

А как было…

– Дядя, возьмите меня домой! – пропищало что-то серое, худое, размером с мизинец. – Дяяядя! – скрипело что-то в траве.

– Я не дядя.

– Ну тётя. Возьмёшь меня, тётя, а? – надрывался кто-то. – Я буду верный ваш навсегда насовсем. А когда я приду в себя и чуть округлюсь, я заставлю вас, дядя… тётя! – кто вас там разберёт в этих ваших штанах! Мааау! – я заставлю вас, ваших детей и всех ваших родных прыгать от радости, что я у вас есть, такой замечательный. Стану толстым красивым котом, ласковым и даже вороватым. А?! Ааа?! Мяя?!

Серое, худое с трудом выбралось из-под листа подорожника, доползло до туфли, зацепилось когтиками, преодолело длинный путь от носа туфли до застёжки, забралось на ногу и повисло на брючине, продолжая орать.

– Ну пошли, что с тобой делать…

– Ага. Пошли-пошли. Я тебе скажу, что со мной делать.

Крошечный, лапы как четыре червяка, короткий жалкий треугольный хвостик, полуслепой. Он мне расскажет, а как же, он мне объяснит…

– И что с тобой делать?

– Кормить! Хочу есть, много есть! У тебя есть много есть? Я волнуюсь, чтобы было много есть. Есть?

Ну вот, понятно. Объяснил.

⁂

Он ковылял еле-еле. Когда торопился, а он всегда торопился, то путался в лапах, спотыкался и заваливался набок, а то и падал на спину вверх тормашками. Вокруг все гоготали как сумасшедшие и спешили помочь. Сам есть не умел. Разевал розовую пасть, растопыривался всеми тормашками, выкатывал глаза, дрожал и яростно, требовательно орал.

Стали кормить из шприца – верещал, скандалил, подвывал, хватал шприц двумя руками и двумя ногами, чтобы не отняли, высасывал содержимое с такой скоростью, что поршень сам сдвигался вниз, а нам оставалось только придерживать котёнка и шприц. Кот ел неаккуратно, чавкал, хлюпал, швыркал, молочная смесь заливала ему морду, живот, лапы и хвост. Он высасывал еду, мгновение ещё мрачно разглядывал длань кормящую – что? и это всё? – и тут же мягко отваливался, засыпал прямо в ладони. Мокрый. Тёплый. Маленький. Скандальный. Одинокий. Безымянный.

⁂

Кошки Скрябин и Соня брезгливо рассматривали котёнка и фыркали. Скрябин шипела, Соня поджимала рот, сопела и закатывала глаза. Переглядывались. Шушукались.

– Опять они что-то принесли. Люди.

– Нда. Подбирают и тащат в дом. Всякое.

– Их одних отпускать на улицу нельзя, всё время что-то подбирают и волокут.

– Нда-кх. Нельзя. Волокут.

– Вы только посмотрите, посмотрите, кошка Соня, какие у него тонкие дрожащие конэчности… Разве ж это конэчности?

– Да что конэчности, вы посмотрите, какой он тощий, а голова большая…

– А хвостик! Фффшшш! Ахахаха! Короткий. И эта форма – треугольный. Вы когда-нибудь видели треугольные хвосты у благородных котов?

– Никогда! – честно ответила кошка Соня, потому что, кроме кошки Скрябин, она в своей жизни вообще никаких котов не видела, поскольку жила безвыходно дома и на улицу выходить не желала. Благородные кошки по улицам не гуляют. Они ездят. К врачу. В ветеринарную аптеку. А так – дома сидят и в окошко смотрят.

– Гадкий, – поморщилась Скрябин, – какой гадкий котёнок.

– Нда, гадкий, очень гадкий котёнок, – согласилась кошка Соня.

Так шептались кошки и брезгливо фыркали.

⁂

– Вы вообще забыли, как вы сюда к нам в дом попали?! – строго спросила бабушка.

– Меня купили, между прочим, в подарок бабуленьке моей. (И только моей! Да?) – Кошка Скрябин снизу заглянула бабуле в глаза и нежно потёрлась о её ногу. – За деньги, между прочим, купили. За много этих грязных бумажек, которыми бабуся не разрешает поиграть. Я – дорогая. Я – элитная. И ещё за меня дали коробку с этими… Как их… ну с этими… Такие… вонючие такие…

– Конфеты, что ли? – подсказал пёс Амур с террасы. – А чё это они вонючие? Они вкусные. Сладкие. Мням. Ффлль! – облизнулся Амур. – Вот звери эти люди, да? Сами едят. Меня не угощают.

– Ой-ой! – засмеялась кошка Соня и принялась делать себе маникюр, дёргать зубами когтики на задней лапке. – Да знаем мы, как вас купили, кошка Скрябин. Элитная она. Вас вообще покупали как кота! И когда обнаружили, что вы не кот, начался скандал. Маруся хотела вас вернуть! И даже посадила вас в корзинку. И даже пошла к двери. И даже… И только благодаря бабулиной добротеее…

– Фррр! Хшшш! – выгнула спину Скрябин. – На себя посмотрите! Можно подумать, что вы – кот. Помолчали бы. Вы забыли, как вы сами сюда попали, кошка Соня? Вас вообще под колесом машины нашли. В дождь. Грязную, худую, рахи… рахитическую.

– Рахитичную, – гавкнул Амур с террасы.

– Да! Рахитичневую! Да мы вас еле выходили тогда! Лечили. От всего. У лучших специалистов. Я вас кормила и день и ночь. Вон посмотрите на себя в зеркало. Это мы из вас такую барышню сделали. А вы?

– От вас я такого вообще не ожидала, – засопела кошка Соня, обиделась и улеглась в кресле мордочкой в стену. – Вы – кошка благородных кровей, а попрекаете.

Кошка Скрябин посмотрела в обиженную спину кошки Сони, виновато мркнула, подошла к ней на мягких лапах и принялась её старательно вылизывать, мол, ах, простите, простите, кошка Соня. И что это на меня нашло. Забудемте нашу ссору.

– Да будет, будет вам, полноте, забудемте, – с удовольствием соглашалась кошка Соня, – я вас прощаю.

В это время в углу проснулось и заверещало. Гадкий котёнок выбрался из корзины, цепляясь своими тонкими коготками, прошёл мимо кресла, где сидели кошки. Те свесили головы, с любопытством глядели на шагающее недоразумение, хотели даже устроить разборку: ты ваще кто такой, «с какова района», ты тут раньше жил? Но воспитание не позволило.

– Ругаться по-уличному не в наших правилах, – сказала Скрябин.

– Нет, не в наших, – согласилась Соня. – А какие у нас правила?

– Ну пошипим чуть-чуть для вида. Чтобы боялся.

– Да. Пошипим. Чтоб знал, кто у нас главный.

– Хшшш! Вы, кошка Соня, надеюсь, знаете, кто у нас главный?

– Да, мадам. Конечно, знаю.

Кошки принялись шипеть сверху, с кресла, на шагающее по полу существо.

Оно не обратило внимания. Мало ли что там наверху шумит. Главное, тут по дороге не навернуться.

Он поплёлся, качаясь, в то место, которое ему показали, когда принесли домой. Бабуля ведь сначала устроила ему экскурсию по дому. Куда можно, куда нельзя. Вот он и пошёл, куда можно. Обе кошки внимательно вытянули шеи и повернули туда головы.

– Подууумайте, коллега, – удивилась кошка Скрябин, – какой аккуратный этот гадкий котёнок!

– И правда, – восхитилась кошка Соня, – хоть и гадкий, хоть и маленький, а знает, где надо копать.

– Значит, этот гадкий из благородных. Только мы, благородные, умеем копать.

– Да. Мы, которые благородные, обязательно копаем, – подтвердила Соня.

– А мы тоже копаем! – с террасы отозвался Амур. – Я выкопал яму под кустом сирени.

Кошки захихикали.

– Вы, мой друг, когда копаете, – Скрябин легко вспрыгнула с кресла на подоконник и обратилась к Амуру, – то получаете громкое фу! и по хвосту! по хвосту! А мы, которые благородные, когда копаем, а верней закапываем, мы получаем благодарность, хорошее слово, и нас за это гладят.

– Да, благодарность, – проворчал Амур. – почётную грамоту вы получаете.

Гадкий котёнок закопал что-то в лотке, вернулся в комнату, покрутился на одном месте, задрал свою большую голову на тонкой шейке и вдруг увидел там, наверху, две большие, усатые… эти… такие… мохнатые… такие знакомые, родные, открыл пасть и закричал:

– Нааши! Наааши! Моиии! Идите ко мнеeу! Ко мнеееу!

Скрябин и Соня вздохнули – ну что с ним делать, с гадким таким, соскочили на пол, обнюхали и принялись тщательно облизывать нахала с головы до хвоста. Гадкий котёнок громко трещал от удовольствия, но на всякий случай взмяукивал: всё это, конечно, хорошо, что нашлись наши на этой чужой планете, но чтобы его случайно не забыли покормить.

– Какой… мрм… мрлм… милый… этот кошачий ребёнок. – Соня мыла котёнку бочок.

– Какой милый… мрлм… мрррмр… этот гадкий котёнок. – Скрябин облизывала котёнку мордочку с тонкими, но уже лихо закрученными усишками.

Через два дня благородные кошки уже ссорились из-за того, кто будет вылизывать новенького, такого милого гадкого котёнка первым. У кошек появилось молоко (наш ветеринар объяснил, что такое чудо бывает. И довольно часто), и через несколько дней гадкого котёнка кормили по очереди. Утром – кошка Скрябин, днём – кошка Соня, вечером мы – из шприца. Уже через неделю всем стало ясно, какое сокровище попало к нам в дом: фетровые серебристые уши на белой подкладке, шёлковый живот, толстые лапы как будто в тёплых больших белых тапках, дрожащий короткий хвостик. Пора было давать котёнку имя. Мы собрали семейный совет.

– Полагаю, господа, – произнесла Скрябин, – мы должны присвоить титул нашему гадкому котёнку. Негоже ему жить в нашем доме и без титула.

Соня согласно мркнула. Амур в совещании не участвовал. Да зачем, собственно, он ведь не из благородных, его и не пригласили.

Кота назвали Мышкин. Лев Николаевич. Князь.

Вчера он залез на стол, добрался до ноутбука, взобрался на клавиатуру, покрутился и одним нажатием лапы снёс уже готовый текст.

– Теперь я сам буду писать слова, – решительно заявил котёнок.

Он принялся шататься по клавиатуре. Тыркать лапой в разные клавиши. Напечаталось такое…

ДЕВ… ЫНЕВ… ДНЕВНИК ГАДКОГО КОТЁНКА

Из чего состоит котик. Я

Я – котик. Я состою из живота, из спины, из хвоста, из головы и четырёх лап. Ещё у меня есть живот. Я что, уже написал один раз про живот? Неужели?.. Ну что ж, ещё раз напомнить про живот не мешает.

У кота четыре лапы. Так они говорят и ещё говорят: ахаха! Открыл – ахаха! – секрет, что четыре лапы. А я говорю, да – секрет! Потому что ваши лапы просто лапы. Лапппки. А мои лапы – лапищи, они одеты в толстые лохматые белые домашние тапки. Кабута. Кабутно. Нет, как бутно! Я потому и так громко хожу: туб-туб-туб-туб. Потому что у меня большие лапы.

Маруся ругается. Говорит, что как будто ходит большая собака. Неправда, Маруся. Собака Амур ходит тихо и только цокает когтями. Ахаха! Такая здоровенная собака, а не умеет втягивать когти.

Бабуля делает мне замечание, что у нас никто так громко не ходит. Все ходят на мягких лапках, тихо, на цыпочках. А что это – «цыпочка»? Я же кот! Кот! Я могу даже победить дракона. А ну дайте! Дайте мне дракона, и я его победю. А ну?! А ну?! Вон того дайте, который на халате у бабули. И на поясе. А ну-ка?! Ать! Ать! Я его лапой! лапой! Вот так! Ать! Ах нет?! Тогда я буду громко ходить, и ещё дайте мне вот это, как это, вот это дай мне, дай, что у тебя там в лапе вкусное, ну дааай… дааай… дааааай, ой, уснул.

Про моё про… просхо… про-ис-хождение

Маруся говорит:

– У нас большой красивый пёс. У нас две интеллигентные воспитанные кошки. И один плебей, нахальный, необразованный и вороватый.

Я пошёл на колени к Марусе, я заглянул Марусе в её морду, то есть в это… как у них? А, в лицо! Заглянул и спросил прямо:

– А что это – «плебей»?

Ну будто спросил. Маруся понимает меня очень хорошо, хоть и не умеет мяукать. Она, наверное, тоже необразованный плебей. Конечно, ей не сравниться с двумя моими мамами – кошкой Скрябин и кошкой Соней. Шёрстки у неё нет, коготков нет, усиков нет. Госссподи, какая же ты некрасивая, Маруся. Твоя мордочка совсем голая. Бедная. Дай тебя оближу. А ты скажи, что это такое – «плебей». Гордиться мне или плакать?

А Маруся говорит:

– Простолюдин. Понял? У тебя нет имущества. Нет образования. Нет манер. И ни-ка-ко-го! никакого воспитания тоже нет.

– Нет имущества?! У меня вот сколько имущества. Шарики мои. Ещё вот шарики. И вот шарик ещё один. Потом мышки. Сейчас-сейчас, вот ещё одна мышка. Ошейник у меня. Смотри, смотри какой. Нарядный. Смотри, вот ошейник у меня есть. Ещё у меня есть эта комната. Как её?! Белая. Где еда. Холодно в ней. Там нельзя спать. Но можно есть. Там живёт вкусное. Это же моё имущество. Простолюдин… Я – кот! Дворян! Кин! Как? Рянин. Кот – двор-я-нин. Стоп! А когда меня пустят во двор?

И потом я так расстроился, я сел на клави-а-ту-ру. Я вытянул мою красивую тяжёлую лапу – кланц! – и сделал в компьютере ночь. Хоп!

Ой. Уснул.

Как и где я сплю

Маруся сказала, чтобы у меня было моё место. Строго моё место. Место – это где лежать и ничего не делать. Там можно думать и можно спать. Думаю я везде. Где копаю, думаю. Где ем, думаю. Где играю – думаю. А сплю я там, где засыпаю. Вот, например, вчера я уснул по дороге к креслу. Не успел дойти. Устал потому что. Ел. Вчера было длинное, и я спал много раз. Потом ещё я спал там, где показывают большие листья, ветки, птиц, солнце, виноград. Называется подокотник. Вечером вчера спал в своей миске. Ел, ел, ел и не успел отойти куда-нибудь, чтобы спать. И – хлюп!.. Сегодня оказалось тоже длинное. Утром я отправился в путь – хотел обследовать, что там такое в шкафу. Уснул там случайно, не заметил как. Проснулся и кричал, чтобы все собрали экспедицию по спасению и меня нашли. Потому что у меня в шкафу была ночь. Я испугался. Темно же. Все так радовались, что меня нашли. И трогали. И обнимали. И кричали друг другу: «Кто шкаф закрыл? Кто? У котика стресс!» – они меня так жалели. Да, у меня теперь есть стресс. Я вынес этот стресс в зубах, потому что украл его в шкафу. Его Аркадий надевает на ногу. Стресс ещё называется носок. Стресс у меня отобрали. Злые люди. Теперь я знаю, что такое стресс. Я на них охочусь. Сегодня украл стресс у бабули. Синенький такой с белой окантовочкой.

Сегодня продолжало быть, и я уснул в кастрюле. Она стояла на стуле, чтобы там потом спали огурцы. Их будут солить. А я пришёл. Огурцов много в корзине. Я – один. Залез в кастрюлю. Сидел-сидел. Ждал-ждал. Меня не посолили. Уснул. Бабуля добрая. Сказала, ладно, огурцы посолим в другой кастрюле, пусть котик спит. Если не будить кота, ему прибавляется год жизни – так бабуля сказала. Наша бабуля никогда не будит никого. Чтобы всем прибавить годы жизни. Ни маму Скрябин не будит, ни маму Соню, ни меня, ни даже какого-нибудь паука на балконе. Но в кастрюле спал только я. Огурцы спали в корзине. А знаете что?! Секрет скажу: огурцы невкусные. Что ж такое невкусное люди едят! Огурцы. Фхшш! Но кусать их прикольно. Я покусал.

Да, бабуля подарила мне эту кастрюлю. Сказала: на, Мышкин. Живи. И поставила мою кастрюлю в тёплое место. Конечно, здорово жить в кастрюле. Она стоит очень близко около еды. Не надо бегать и проверять, есть у меня в миске еда или ещё не положили. Лежи себе и наблюдай. Но нельзя. В кастрюлях никто не живёт. Только суп. А я суп не уважаю. Он очень горячий. И жидкий. А я же люблю кусать. И грызть. Про огурцы я уже напечатал. Ещё я кусал кукурузу. И её ел. Кукуруза вкусней огурцов. Хотя тоже не мясо. Яблоки кусал ещё. Фффу! Груши кусал, кабель, проводочки и туфли. Приличная еда, знаете ли, эти туфли. Но бабуля ещё не знает. Я спрятал туфли на место – под шкаф.

Так я познаю мир. Всё кусаю.

Вообще-то моё место в специальном домике. Мне же купили дом. Движимость. Дом можно носить. Странная бабуля. Она носит всё в лапах. Гораздо же удобней носить всё в зубах. Но бабуся не понимает. Необразованная. Она купила мне дом. Мягкий. Внутри подушка. Только вот беда – я туда никак не дойду.

Говорит бабуля:

– Иди, котик, на место.

Она всегда говорит на меня «котик». И разные другие ласковые слова. Я хочу быть послушным. Бабуля говорит «иди». Я иду. Но по дороге часто отвлекаюсь. Потому что я пытливый. Любознательный. Я – смышлёный. Так бабуля говорит. Я встречаю по дороге корзину. А там – ура! – бельё. Оно пахнет хорошим, наверное, ветром, небом, другими котами, которые на улице. И в корзине всегда есть стрессы. Чистенькие. Я их уношу в зубах. И кладу на место. Под шкаф. Аркаша спрашивает бабулю:

– Где носок. Один есть, а второго нет.

А бабуля говорит:

– Они на месте. Под шкафом.

А мне говорит бабуля:

– Ай-ай-ай, Мышкин, ты взял без спросу!

Я молчу. Потому что согласен. Да, я не спросил. А как?!

И ещё говорит бабуля:

– Не вертись под ногами. Иди на место, котик. Иди в свой домик.

Я послушный, я опять иду в мой дом. Иду, иду, смотрю на всё, трогаю лапой, беру в зубы, играю, играю, игра… и – оп! – сплю.

Сейчас я сплю прямо на этой широченной дороге от двери к окну. Через меня переступают. А бабуля говорит:

– Осторожно. Пусть спит. Сиротка.

Жалеет меня. Потому что я такой маленький лежу на этом большом шоссе. Один.

Но я же не сиротка вовсе. У меня есть бабуля, ещё есть Маруся и ещё много разных людей, девочка есть красивая, но не кошка, есть Аркаша, и у меня есть собака большая. Называется лайка. Лайкой её называют, потому что она делает так: лай-лай-лаай! Лай-лай-лай! Такая песня. Не как мы, коты: мррр-мррр-мррр. И главное: у меня две мамы. Соня и Скрябин. Они из благородных. А я просто котик. И у меня есть дом. И есть семья.

Про игры

Повезло мне. Не всё коту масленица (так бабуля говорит). Что такое масленица, я не знаю. Но питание подаётся хорошее, качественное, по первому требованию. Качельки есть. Чтобы качаться. На шторах. Если бабуля не видит. Если видит, надо зацепиться и кричать – не знаю, как сюда попааал! боюуусь, отцепите меняаа! Если бабуля видит, как я запрыгиваю и качаюсь, я прячусь. Но бабуля всё равно видит меня за прозрачными гардинами и спрашивает:

– А чей это там розовый нос?

И я тогда бегу садиться к ней на колени и хватать её руку. Бабуля очень любит, когда я с ней играю. С бабулей же совсем никто не играет. Никто! Только я один, её котик. И что бы она делала, если бы я не пришёл? Иногда я устаю с ней играть, я же занят, а она ещё и ещё давай играть. И я говорю, ну ладно, давай. Прям не наиграется никак моя бабуля.

Ещё у меня есть подвижные игры; например, можно придумать, что я – лев, спрятаться под стулом, а потом выскочить:

– Уааарррмрм!

Все пугаются. Визжат. Я очень страшный, когда выскакиваю. Только девочка смеётся. Она говорит, что, когда я прячусь, видно мой хвост. Что он дёргается из стороны в сторону, мой хвостик. Он вырос и стал большой, длинный, пушистый. Я люблю в него заворачивать лапки. Иногда я играю с бабулей в одну игру. Называется «Фарфоровый котик». Я сажусь ровненько-ровненько, заворачиваюсь хвостом и смотрю вперёд. И не шевелюсь.

И все вокруг давай мурлыкать:

– Какой котик! Какой красавчик!

А я в животе смеюсь – хахаха, – но даже не вожу ушками. И ничего не говорю. Сижу себе, и всё. Даже не моргаю. Думаю, да ладно, пусть любуются и радуются. Это же моя семья. И тогда бабуля хлопает в ладошки своими лапами и говорит:

– А давайте его поставим на полочку, чтобы он украшал наш дом.

И вот тогда я убегаю. И прячусь. А все смеются. Вот какой я смешной котик. Я украшаю не только наш дом. Но и нашу жизнь.

Пойду посплю. В моей кастрюле. Или в моём домике. Если дойду… Ну я пошёл. Ой, опять не успеее…

Сплю.

Я – букетик

Однажды я сидел в вазе для цветов. Она как тот тазик, где меня купают, только прозрачная. Её поставили на подокотник, и я подумал, что это для меня. А для кого же? Там, в вазе, удобно и светло. Бабуля смотрела на меня долго и сказала: «Вы только посмотрите, какой он милый». И сказала, что котика лучшее украшение – это хвостик. И спинка. И уши. И глаза. И живот. И конечно, лапы. Мои толстые крепкие белые лапы в тапках.

Бабуля погладила мне голову и ещё спинку погладила. И сказала:

– Ты наша радость. Ты наш букетик.

Я смотрел в окно и делал вид, что не слушаю. А сам слушал.

Летают ли кошки

(Научновый эксперимент. Научный тоись.)

Мама Скрябин вдруг из кресла полетела на книжный шкаф. Фррр! И там села и сидит наверху, смотрит оттуда вниз. А следом за ней мама Соня – фррр! – и тоже там. И тоже смотрит. Я очень удивился. Какое я сделал сегодня открытие – кошки летают! «А коты?» – так я подумал и почесал моей задней лапой мою переднюю голову между ушами.

Я захотел эксприм… эскими… экспе-ри-мен-тировать. И тоже захотел сделать фррр! И полететь на шкаф. И смотреть оттуда вниз. Интересно же. И я весь сжался в пружинку, покрутил хвостом, как рулём, присел низко-низко, поводил попой, чтобы примериться, оттолкнулся от пола, взлетел, зацепился когтиками за полку в книжном шкафу. И… упал. И уронил много книжек из шкафа. На шум и грохот прибежали все мои люди. Они меня жалели. Мурлыкали мне слова ласковые и трогали лапы и спину, не ударился ли котик, не болит ли ничего. У меня не болело. Я вырвался из обнятей… объятий и побежал записывать результаты экскими… эксперимента.

Записал и закопал. Чтобы никто не увидел. А результаты такие: испытания с участием меня, котёнка Мышкина Льва Николаевича, показали – коты не летают. Только кошки.

Вывод: Ну и ладно.

Ах да! Когда я упал, одна книжка раскрылась, а там большие оранжевые коты. И жёлтые коты. И чёрные даже коты. И в полоску коты. Книжка на английском языке. Девочка сказала, что на английском языке. Это человеческий язык людей, которые живут далеко, там, за домом с кирпичной трубой. Эта книжка называется «Дикие коты планеты». Это мои ростви… росвиники… род-ствен-ники. Родственники.

Я хочу вырасти и путешествовать по планете. Я буду ходить везде-везде и присылать фотографии маме Скрябин и маме Соне, где я везде сижу и заворачиваю хвостом мои лапы. А со мной в обнимку – дикие коты планеты. И бабуле пришлю подарки. Носки. Два. Одинаковых! Один синий. И ещё один синий.

Хоть мы, коты, не летаем, зато у нас большие… лапы… ой нет, уши… нет, хвосты… нет, планы… нет…

Ой, уснул…