Текст книги "Моя веселая Англия (сборник)"

Мы у них

И наконец я впервые вылетела в Великобританию.

Британия – родина первой почтовой марки и первой подземки. В Англии появились первые шезлонги, аквариумы, пенициллин, компьютерная томограмма. Здесь были изобретены запонки для манжет, цилиндр и котелок, юбки и платья в складку, сэндвичи, портер, насос для пива, тоник с содовой.

Британия – страна волшебника Мерлина и принцессы Дианы, родина «Битлз» и Питера Пэна. Британия подарила миру камертон и «Мессию» Генделя, и «Роллинг стоунз», «Квин» и яхтенный спорт, регби и монорельсовую дорогу, гофрированное железо и бокс, классический крикет и Армию спасения, школьные гимны и – внимание, уважаемый редактор! – авторские гонорары. Снукер и «Христианский союз молодежи», телевидение и концертино, искусственные красители и поло.

Великобритания – родина Чарли Чаплина и Агаты Кристи, Вебстера и Фрая, Дживса и Вустера, Алисы и Гарри Поттера.

В Нортумберленд – первый город, в котором мы остановились, – я приехала почти ночью, немного посидела с хозяевами у камина и пошла спать. В моей комнате на туалетном столике стояла фарфоровая плошка с лепестками розы и самодельная открытка с надписью: «Хороших снов, Мэриэнн». Старинная кровать была такой высокой и массивной, что напоминала грузовик «Урал». Мне приходилось подставлять стульчик, чтобы на нее вскарабкаться. А если я была в хорошем расположении духа в тот месяц, что жила у Максвеллов, я разбегалась, взмывала над кроватью и бухалась на спину или на живот прямо в центр, раскинувшись морской звездой, счастливая и беззаботная, в предвкушении следующего утра в любимой стране на любимой работе. Один раз, так разбежавшись от персиковой стены с вышивками прабабушки Джейн Максвелл, прищурив близорукий глаз и примерившись, я, уже не девочка, а солидная мать семейства, дипломированный солидный переводчик, пролетела через кровать и – слава небесам – удачно, но со страшным грохотом приземлилась на пол, опрокинув прикроватный столик и чуть не выбив головой окно. Стекло и на первый взгляд хрупкую раму спасло то, что кто-то оставил на подоконнике толстый вязаный, закрученный валиком плед, в который я и врезалась своей непутевой башкой.

Через минуту кто-то царапнулся в двери, и вежливый голос иронично поинтересовался:

– Мэриэнн?.. Плед, надеюсь, пригодился?

Как потом выяснилось, перед искушением полетать перед сном не могли устоять и другие гости Максвеллов, и посолиднее, чем я. Именно для таких вот гостей и был предназначен плед, предусмотрительно уложенный для страховки на подоконник.

Но в первое свое утро, рано-рано, я сползла спиной со своего гигантского ложа, подошла к окну, потянула раму наверх, накинула на плечи тот самый колючий плед и застыла.

Свежий, чистый, холодный, без всяких лишних примесей воздух ворвался в комнату – за окном лежали светло-зеленые поля и холмы. На горизонте, как в кино, просматривались неотчетливо сизые в тумане горы. На ближнем пастбище бренчали колокольцами овцы с удивленными, высокомерными лицами пожилых английских леди, три черно-белые собаки на первый взгляд хаотично носились вокруг стада, как будто играя… Несколько десятков гладких красивых бело-рыжих коров бродили по полю чуть дальше. И живая изгородь вокруг дома, и теплеющий на солнце воздух, и яркие даффодилы, как наши одуванчики, везде… И вот только тогда – не в Лондоне, среди памятников, мостов и величественных соборов, не в Оксфорде в разношерстной компании студентов, не в других городах с их историческим наследием и неповторимой красотой, не на безупречных фирменных дорогах, или в музеях, или на выставках, – именно в то утро, первое утро в Нортумберленде, я вдруг с удивлением осознала, что это вот – это и есть Великобритания, что мечта, которую я заискивающе выклянчивала у летящих в августе персеид, сбылась.

В Великобритании левое – это совершенно не левое, а правое – это левое. Для иностранцев, таких, как мои, – то есть тех, кого я сопровождаю, – везде стрелочки. Наши комментируют: тудой-сюдой. Стрелки нужны. Особенно там, где нужно дорогу переходить. Но для моих – стрелочки не указ. Мы как ходили, так и будем ходить. Медленно и важно, не торопясь, и с таким видом, как будто перед нами дорожку раскатывают. Красную.

Как-то в моей группе был дядька один, я его мысленно называла Цэй. Он сильно вежливый был такой, любой вопрос начинал со слов: «Цэй… Чуешь… Як тэбэ…» (если по-русски, что-то вроде «Этот… Слышь… Как тебя…»). Потом он, кстати, проворовался, и его разыскивали, а он в Португалию удрал и после многих событий, уже как он сам с гордостью рассказывал, его искал Интерпол. Вот такой это человек – всегда найдет чем похвастаться.

Тут вот надо отступление сделать. Он вообще мнил себя чуть ли не князем удельным, а когда напивался – так вообще: как говорится, золотая рыбка у него была на посылках. Словом, человек со сложной судьбой. На земле он работать не хотел, хотел владычицей быть морскою. Ну или кем-то в этом же ранге, но на суше. И уже в то время, когда его разыскивал Интерпол, он вдруг приехал домой нелегально, напился сильно, шел мимо отделения милиции и вдруг заметил на стенде «Их разыскивает милиция» свою фотографию. И как взыграло в нем! Он с былым величием сунулся к дежурному с претензиями, мол, а ну сними, это еще шо такое! А ну-ка немедленно, я вам покажу, вы у меня все, да я сейчас как позвоню, да щас все будете мне вот где!..

Пацаны эти, сержанты, которые в дежурке, счастью своему не могли поверить – сам пришел! Преступник, вор пришел сам! В милицию! Прямо фантастика! Пришел, представился и в фотографию свою тычет. И потом еще долгое время, когда и звание получили, и часы именные за поимку вора государственного имущества, все думали, что так не бывает, чтобы преступник сам в милицию заявился, пусть и под хмельком.

Цэй отсидел какие-то полтора года, а потом его народные наши избранники вытащили, потому что так ловко воровать, как Цэй, не умел никто, а надо было.

Так вот, в Британию возвращаясь.

Как-то Цэй с царственным, свойственным ему видом переходил дорогу в Вуллере, и переходил в обычной своей манере, мол, я тут один такой, и костюм у меня клевый, и галстучек, и туфельки мои блестят, и сам я невиданный красавец, любуйтесь. И тут на него машина как выскочит! Оттуда, откуда он и не ждал. Справа! А стрелочки, они же для этих… ну, для лохов всяких. А не для великого Цэя. Но с другой стороны, с чего бы этому самому «ягуару» знать, что это же Цэй – большой человек! И что надо притормозить, пропустить и проехать мимо медленно и тихо-тихо, на цыпочках.

И как же смешно Цэй присел от страха, как ойкнул, улепетывая, когда «ягуар» вдруг над его ухом просигналил, как побежал… Косолапый. Ножки короткие. Иксиком… Трусит, бедный, задыхается с непривычки. Тёп-тёп, тёп-тёп… Вот бедняжка совсем.

Все путеводители, говоря о британском метро, начинают так: «Несмотря на свою видимую сложность…»

Да-да, ничего себе. Какая видимая? Она очень даже видимая, эта сложность. Если ты приобрел билет до определенной станции, то ты не сможешь выйти из-под земли ни раньше, ни позже. Вышел не там по ошибке, плутаешь, ищешь ту станцию, до которой у тебя билет. У меня такое было… Чувствовала себя Эвридикой, плутала-плутала… Хорошо, Орфей один попался, вывел.

Так вот, метро. Моя группа ехала в Хитроу. Спустились рано утром, как будто в запущенный подвал. Почти пустой вагон. Мои, невыспавшиеся, опухшие чего-то, с чемоданами, коробками, пакетами, галдят, рассаживаются, перекликаются, как в поле: «Дмытро Фэдоровыч! Сюды, туто сидай!» Напротив – два афроамериканца в рабочих комбинезонах. Смотрят опасливо и недоверчиво, как на зверей в зоопарке.

Я видела и понимала: они нас боялись.

Великий Цэй побывал в Эдинбургском замке. Там стоят манекены постовых в полосатых будках. Он в автобусе на замечание, что нельзя фотографировать в замке, ворчит:

– Нельзя-нельзя… – и хвастливо: – А я вот сфотографировался… с чучелом гвардейца.

В самой первой моей группе еще, когда Горбачев уже был, но коммунисты еще были, был дяденька, милый такой, синеглазый. Ужасно прожорливый, я заметила. Такой заинтересованный во всем. Без конца вопросы задавал всякие и требовал подробного, полного ответа. Например, а кто такой король Артур. А почему стол круглый. А сколько было в Англии царей? А поконкретней? И такой забавный, вопрос задаст, ответ внимательно выслушает и губы удивленно поджимает, как будто открытие какое сделал, головой кивает и восклицает:

– Опа!

– Англия – это только центральная часть Великобритании. Есть еще Шотландия, Уэльс, Северная Ирландия.

Он (удивленно):

– Опа!

– Тауэр… был королевской тюрьмой…

Он (с сарказмом):

– Опа!

Сейчас мы едем на обед.

Он (радостно):

– О-па! Опа! Опа!!!

Это именно он настучал в службу «куда надо», что я давала интервью радио BBC. Ой, смешно вспомнить! Мы с мэром города Оксфорда шли по центральной улице и бренчали кружками, она со своей цепью мэра на груди и я рядом, без цепи. В тот день мэрия собирала средства для неимущих студентов. Так вот, выскакивает на нас репортер из автобуса. (На этом автобусе как раз большими пугающими буквами и было написано ВВС – опа!) Мэр репортеру говорит, а вот моя гостья. Советская она. И он давай меня спрашивать. (А у советских, понятно же, собственная гордость.) Мои стали неподалеку и смотрели подозрительно и хмуро. А вопросы жутко каверзные. Четыре.

1. Откуда вы?

2. А где это?

3. Как вам нравится в Англии?

4. Как вам нравится погода в Англии?

И вот он, этот обжора, настучал. Что уж он там наговорил или написал, но ко мне на работу пришел один суровый офицер с усами, Тётю Виорел Федорович, попросил выйти на минуточку. И спрашивает, взыскательный такой, это правда, что вы давали интервью ВВС. Я почувствовала себя очень значительной, думаю, вот это да! Говорю, да, правда! Правда, говорю, капитан Тётю! А что? А Тётю, мол, здесь вопросы задаю я. Ну и о чем вас спрашивали – это он. Я ему: «Как вам нравится в Англии?» и «Как вам нравится погода в Англии». А он:

– И что… вы… ответили?

Я ему:

– Я ответила «мне нравится».

– Вы на самом деле так ответили? Вам действительно нравится погода в Англии? – с подозрением спрашивает Тётю.

– Нет, – говорю, – там сыро. Я из вежливости.

И еще этот дяденька настучал, что я носила на груди крест! (Хотя вообще-то это был ключик, мой талисман, который мне муж подарил на пятую годовщину свадьбы.) Говорит, мол, она хрест носила в Англии. Я видел сам. Прятала на груди, а хрест однажды рр-раз – и выскользнул. Опа! А я и заметил.

Пппррридурок…

А сейчас его частенько можно увидеть по телевизору, крутится в лакеях у президента. И на Пасху – по ТВ был прямой эфир – в лавре ну так неистово крестился, близко его лицо показали, слезы в глазах… Опа! Может, раскаялся…

Кстати, ездила в одной из групп девушка Наташа, очень симпатичная, студентка из Каменец-Подольска. Охотницей оказалась. Поделилась со мной, что должна выйти замуж только в Великобритании. Вот, мол, есть у нее полтора месяца, за это время надо найти претендента. Так она решила. Словом, вела она себя довольно свободно, легкомысленно, знакомилась с молодыми людьми, исчезала, разочаровываясь, возвращалась, потом опять знакомилась, опять исчезала куда-то.

Ну, ее-то понять можно. Времени всего полтора месяца, а замуж хочется. Это как у моряка, нужно жениться, пока на берегу, а не женился, ушел в море – и все.

Девочка не виновата – ее так родители научили. Доходило до курьеза. Когда у Наташи появлялся новый кавалер, прежде чем знакомить его с родителями, Наташа уговаривала его притвориться иностранцем и выучить пару фраз на английском или итальянском.

Но Наташин папа устраивал молодому человеку настоящий экзамен и быстро выводил обманщиков на чистую воду. Вот как одна моя подруга рассказывала, а той рассказала ее подруга. У ее родителей тоже был такой пунктик – выдать дочь замуж за границу. И вот однажды подруге моей подруги в гостях подарили котенка. И подруга подруги не смогла отказаться, хотя и предполагала, что с родителями будут сложности по поводу нового члена семьи. И вот пришла она домой поздно, родители уже легли спать. Мама сонная открыла дочке дверь, и отец из спальни услышал ласковый теплый голос дочери:

– Мамочка, познакомься, это Фредди.

И через пару минут на кухню, где дочь с мамой тихо, чтоб не разбудить главу семейства, обсуждали дальнейшую судьбу котенка, вышел папа, сияющий, торжественный, в костюме при галстуке и с бутылкой водки.

Не знаю, придумала она это или так было на самом деле, но пример очень яркий.

А недавно я в Каменец-Подольском с таксистом разговорилась. Вот подбрасывает мне жизнь подарки!.. Выяснилось – мало того что Наташа та самая оказалась его женой, и у них четверо детей, и ждет она пятого, так они с таксистом еще и убежденные баптисты.

Видимо, правильно поняв мое безмолвное недоумение, водитель с благостным видом, как бы предупреждая все мои вопросы, ласково пропел:

– А перед сваааадьбой она покаялася.

На самом деле вот что меня больше всего возмущало в тех людях, которых мне приходилось сопровождать. Что они как-то все воспринимали без трепета, без волнения. Вот выходим из автобуса, идем, например, в собор Святого Павла… Дыхание перехватывает. А они гребут уверенно, руками мотают, как будто идут к себе в свой сарай, в курятник там…

И вот мы стоим на Трафальгарской площади, у колонны Нельсона. У меня такое внутри – сердце вырывается от волнения… И я им рассказываю, рассказываю… А в Национальной галерее, говорю, там есть картины художника, которому позировала сама леди Гамильтон, возлюбленная адмирала. И вот так сложилось, он тут, а она там, почти рядом… опять вместе. И оттуда он, адмирал Нельсон, с его высоты, видит море… А она оттуда, из галереи, видит его…

И я им про неслучайности – представляете?.. И вдруг натыкаюсь на взгляд… Один, другой, третий…

То есть они стоят и совсем, как говорят мои дети, не догоняют.

Теперь я знаю, почему учителя иногда, обращаясь к нерадивым ученикам, кричат: «Я вам или стенке говорю?!» Чувствовала себя вот такой учительницей…

Как-то приехала группа чиновников, которые изучали опыт налоговой системы Британии. (И чего только не придумают, лишь бы за границу поехать на халяву!) Таких надутых чинуш я даже в телевизоре никогда не видела. Просто как будто планета создана только для них, все им должны.

Вышли они по трубе, я замешкалась в самолете, уже и не помню почему. А у выхода дорожка делится, один выход – EUROPE, для тех, кто из Европы приехал, второй – для остальных. Они сразу решили, что они из Европы. Потому что на другой табличке было написано OTHERS, то есть ДРУГИЕ. А они – ну грамотные, ну специалисты, ну чего там – они решили, что OTHERS это по-английски АЗИЯ. Ну, они же не Азия, они же Европа, так ведь? И поперлись в Европу. Тем более там очередь совсем короткая. Я спускаюсь по трубе – их нет нигде. Думаю, ну как можно в этой вот трубе потеряться… Два выхода-то всего. Стою растерянная на развилке, как Илья Муромец: «Направо пойдешь…»

Идет назад табун, пристыженный, в сопровождении двух чиновников суровых…

Конечно, во всем виновата я оказалась, ну и выслушала по первое число. Ну конечно, кто-то должен ответить за коз… за их унижение. Да и потом сколько раз я получала ни за что! Кто-то заблудится в магазине, хнычет, стоит на другом выходе – я виновата. Кто-то чего-то потеряет, опять я… Кого-то в пабе забыли, он с девушкой кокетничал (через переводчика, кстати), поплелся ее провожать, уже без меня, не все же с переводчиком, так ведь? Вернулся, а группы и нету… Кто виноват? Понятно…

Да, работа – не сахар. Особенно с такими людьми.

Уф…

Или вот, например, однажды мы с группой из сельхозуправления (сплошные мужики! И важные, как пингвины!) приезжаем в один гостеприимный дом в Нортумберленде. Идет дождь. И ветер такой, ну просто ураган. Хозяин фермы мне говорит, вам нечего делать в поле, мисс, идите в дом, мы сами разберемся. Идите-идите. И под недовольными взглядами моих я пошла в теплый дом. Ну и правда – холодина, а я в тоненькой курточке. И пока они ходят по ферме, рассматривают технику, мы с хозяйкой для всех готовим чай.

И тут входят наши. Замерзшие, им повсюду надуло. И что они делают? Я не уследила, а они поскидывали туфли у входа. (Ну, у нас и в Японии только так принято. А британцам, конечно, и в голову не придет заставить гостей обувь снимать.) И вот они в костюмах и галстуках проходят в столовую, где накрыт чай с сэндвичами и тортом, босые, в носках, и садятся чай пить. Вижу – недовольны. Физиономии красные от ветра и дождя, мокрые и злые. А когда хозяева вышли за чем-то (потом оказалось, что за приготовленными для гостей сувенирами), они стали на меня орать, мол, ты-то сама в тепло ушла, а у нас вопросы были, ходили по ферме, как немые. А я пытаюсь возразить, что они ведь и сами все увидели, что там спрашивать. Трактор он и в Англии трактор. И один, Виктор Васильевич, с длинной, как огурец, головой и маленьким личиком педагогически запущенного второклассника встает и орет на меня, что мое дело переводить, а не учить! Переводить, а не возражать! И не своевольничать мне тут!!! – взвизгнул он. И орет-орет, а сам стоит взлохмаченный, носом хлюпает, в сером костюме-тройке, галстуке, в кармане платочном две ручки, на лацкане – флажок депутата, не кот начхал, такой важный дядька, ножки короткие, примерно как моя рука. До локтя. Брюки по полу волочатся и шуршат. А сам – в носках. Зеленых. Притоптывает пяткой и носом шмыгает. Я еле сдерживалась. И лицо закрывала ладонями, и носом сопела. Они думали, что это я плачу…

Ахахахахахахаха!!! Так я узнала, что Виктор Васильевич ходит в туфлях на скрытой платформе и высоком каблуке.

Однажды в группе была профсоюзная дама. С канонической «химией», в традиционном костюме, с обычным для профсоюзных деятельниц выражением лица. Такие тетки рождаются в костюмах джерси и с пережженным перманентом. А еще рождаются только для того, чтобы портить жизнь не только себе, но и окружающим. Ну спрашивается, чего она поехала с группой из сельхозуправлений страны, если не собиралась ходить по полям, лугам и коровникам? Как только группа на поле, она капризничать: я же на каблукааах, вы знаете, сколько эти туфли стоооят… Она своим нытьем так раздражала, что я даже хотела предложить ей, чтоб мы с еще одной переводчицей Ией сделали из сплетенных рук стульчик и таскали бы ее по полю, как раненого бойца. Вот же противная. И тупые вопросы задавала везде, ни черта не понимая в сельском хозяйстве. На нее даже шикали. Из тех, кто грамотный в этом деле. А у нас в группе были такие. (Сейчас, к слову, на их крепких спинах вообще вся Украина держится. Как древняя земля на китах и слонах. Вот кому надо звание Героя Украины давать. Они страну хлебом кормят, дешевым, между прочим! И впечатление складывается уже не впервые, что делают они это вопреки желанию власть имущих. Ну, это тема не моей книги…) Словом, тетка профсоюзная. Везде, где кормили, начиная с самолета, она щелкала пальцами и басом тянула: «Диэ-э-эта». И все бежали к ней, как дрессированные пудели, и норовили угодить. А она ужасно гордилась, что такая эксклюзивная, что за ней так ухаживают. А на самом-то деле у британцев просто сервис налаженный, и все для клиента. Но вот в этот раз клиента им Аэрофлот прислал – не приведи боже. Таскали ей на выбор какие-нибудь равиоли с сыром, или вареную курицу с рисом, или еще что-то заманчивое, цветное из овощей. Потому что объяснить, какая такая у нее диэ-э-эта, она даже не брала на себя труда. Многие ей завидовали. Особенно я. А я вообще ела так: только закину еду какую-нибудь в рот, а тут наш чиновник вопрос задает, я этот кусок за щеку и давай переводить. Потом вообще перестала есть. Я же не хомяк еду за щеками копить. Ну вот. Как известно, в Британии не еда хорошая, а хорошие манеры. Приносят что-нибудь, не всегда аппетитное. Ну и дама эта нос брезгливо переложит слева направо над тарелкой и как загудит: «Эй! Диэ-э-эта!» И бегут, ей несут. И у них на кухнях обязательно оказывается что-то очень симпатичное. Для себя они, что ли, готовили… То ли паста, то ли протертый суп оранжевый, то ли просто холодный цыпленок. Все лучше, чем баран, запеченный в собственном желудке. Ужас. Или зайчатина. Опять ужас-ужас. Я вообще-то не очень капризная, но тут я иногда отказывалась ей переводить. Нет, ну что это за диэ-э-эта такая, если тетка, например, вместо баранины хочет… жареной свинины?! Я так понимаю, что свинина жареная – это вовсе не диета, а она желает просто пожрать от пуза, как привыкла дома. И когда я увиливала от работы с ней, а садилась за столик подальше, она тогда рисовала официантам в блокноте. Однажды нарвалась: нарисовала свинью, довольно натурально, и официант, красавчик смуглый, вроде пакистанец, не принес ей свиную отбивную, а побежал ябедничать менеджеру отеля, что-де оскорбляют и нарушают права национальных меньшинств Соединенного Королевства. И тогда мне пришлось вмешаться, но свинью ей все равно не принесли. Диета так диета. И вот эти люди с хорошими манерами, да, везут ей тележку с разными блюдами на выбор. У них вообще принцип такой – тарелки размером чуть ли не с летающую. А она, тетка наша, каждую рассматривает, опять нюхает, что-то выбирает с брезгливой рожей, остальное ладошкой отмахивает и ест медленно. Пережевывает тщательно. Во гадина какая была профсоюзная. Зубки мелкие. Вообще. Я, может, и писателем мечтала стать, чтобы ее образ неповторимый воплотить.

Но однажды в лондонском отеле, уже перед отъездом, ужин подали, на редкость нормальный. Просто абсолютно человеческая еда. Даже для Англии. Красиво сервированная. Картофельное пюре, и курица в сливочном соусе с овощами, и какое-то симпатичное многоцветье салатов. И пирожные фруктовые на десерт. И кофе пахнет кофе. Ну, она опять, как обычно, скривилась, щелкнула пальцами и – диэ-э-эта. И уже тянется свинью рисовать. Как обычно. Но официант-афроангличанин, несколько озадаченный, быстро ушел и вернулся с самой, наверное, большой тарелкой в истории ресторанного бизнеса Великобритании, в середке которой было чем-то капнуто. Сизым с лиловым отливом. Буквально крохотная капля из кофейной ложки. И все. И все мы замерли. (Нас там, конечно, просто за форменных идиотов считали, так думаю. Хоть и обидно.) А в другой своей шоколадно-розовой ладошке он принес зеленое яблочко. Принес он все это и потянулся уносить блюдо с тем самым ужином, который был предложен всем. Ну, где картофель, курица с овощами в сливках, шампиньоны, салаты. Пирожные. Профсоюзная дама сначала уставилась клювом в сизую каплю на тарелке, а потом резво вцепилась в поднос двумя руками, приговаривая: не-не, оставьте мне это, я лучше это буду-буду…

Ну, афроангличанин не упорствовал, пожалел, наверно…

Кстати, яблочко и сизое капнутое ей тоже оставил. Все съела быстро. Ням-ням – и нету.