Текст книги "Тренер Култи"

Папе явно было плевать: он даже не слушал. Покосившись на Култи, он посмотрел на коробки, потом снова на Култи и снова на коробки. Потом очень осторожно сорвал обертку с одной из них и достал те самые десятые RK, которые я хотела купить.

Он открыл рот, но ничего не сказал, просто закрыл его и занялся вторым подарком. Внутри лежала простая белая коробка без логотипов. Папа снял крышку, заглянул внутрь и вытащил кроссовки, которых я раньше не видела, с RK на заднике и знакомой галочкой сбоку.

– Они выйдут в следующем году, – пояснил Култи.

Папа осторожно вернул кроссовки в коробку, глубоко вздохнул, посмотрел на меня и тихо сказал:

– Передай ему от меня спасибо.

Я закусила кулак, сама не зная, что сдерживаю: смех или отчаянный вздох.

– Сам ему скажи, пап.

Он помотал головой, и я поняла, что большего не добьюсь.

Закусив губу, я обернулась к Култи, который прекрасно все слышал, и передала папины слова.

Немец очень серьезно кивнул.

– Передай ему, что не стоит благодарности. – О господи. – И что в коробке есть еще кое-что.

Еще кое-что?

– Пап, там в коробке есть еще что-то. – Ага, как будто он сам не слышал.

Папа захлопал глазами, а потом порылся в безымянной белой коробке и вытащил конверт размером с поздравительную открытку. Из него он извлек нечто, похожее на карточку. Прочитал ее, потом перечитал во второй раз, в третий. Вернул карточку в конверт, а конверт обратно в коробку. Несколько раз вздохнул, потемнев смуглым лицом, и только потом его зеленые глаза встретились с ореховыми глазами Култи.

– Сэл, – сказал он, глядя на немца. – Спроси его, будет он обниматься сейчас или позже.

* * *

– Что случилось?

Я отвлеклась от обуви, которую снимала, устроившись на краю кровати, и подняла взгляд на Култи.

– Ничего. А что?

Немец моргнул.

– Ты молчишь.

Тут он прав. Я действительно молчала.

Как я могла говорить, когда в груди засело что-то огромное? Что-то чудовищное и неуютное вцепилось в меня и заняло место, где обычно обитали все слова и дыхание.

Култи украл часть меня, когда обнял отца…

Когда подарил ему билеты на матч «Берлина» – два места в первом ряду, ваучер на перелет и гостиницу.

И что, блин, после такого можно сказать?

– Ты злишься? – спросил он.

Я закатила глаза.

– Из-за?..

– Берлина.

Господи, он так серьезно это спрашивал…

– Рей. – Я покачала головой. – Как я могу на тебя злиться? Никто никогда не делал для папы ничего подобного. Я даже передать не могу, насколько… – Я подняла на него взгляд, а он подошел ближе, глядя на меня сверху вниз. – Я у тебя в долгу. Неоплатном, видимо. Ну, только если ты не дашь мне рассрочку на ближайшие пять лет. Но я не знаю, что тут сказать.

Он пожал мускулистыми плечами.

– Ничего.

Я закатила глаза.

– Это важно.

– Нет.

Я поднялась и развела руки в стороны.

– Да, так что заканчивай спорить и обними меня.

Спорить он закончил, но меня не обнял. Наверное, хорошо, что не отстранился и не отказал сразу. Просто посмотрел на мои руки, будто раньше не видел ничего подобного.

Мы постояли так еще секунд десять, и мне надоело. За свою жизнь он обнимался с фанатами тысячи раз, – хотя, может, и нет, учитывая, каким он вечно был серьезным. Но он обнял моего отца в ресторане, так что к черту. Обнимет и меня, не умрет.

Шагнув ближе, я обхватила его за талию прямо поверх рук, будто удерживала насильно. Он опустил подбородок мне на макушку.

– Спасибо, – сказала я.

Он стоял, неподвижный, как дерево, и наконец я решила, что пора избавить его от страданий. Опустив руки, я отошла на шаг, уткнувшись ногами в раму кровати.

Наверное, мне бы стало неловко, что он не обнял меня, вот только мне было плевать. Совершенно. Он порадовал папу, а это самое главное.

Неловко мне стало оттого, что он смотрел на веснушки у меня на груди и на голых плечах под тонкими бретельками платья.

– Пойду переоденусь, – пробормотала я, сделав шаг в сторону. – Просто знай: я очень благодарна за все, что ты сделал для папы, ладно?

Он рассеянно кивнул, так и глядя на местечко над моей грудью. Не прямо на грудь, а строго выше. Странно.

Ну, зато у меня появилась прекрасная возможность отплатить ему за ту ситуацию со стояком.

– Эй, глаза выше, крендель.

Глава 20

– Как отдохнула?

Я как раз натягивала гольфы, когда ко мне подошел Гарднер.

– Хорошо, – ответила я, подняв голову. – Съездила к родителям, а ты?

Он пожал плечами, присаживаясь на корточки.

– Много спал.

– Неплохо.

Гарднер довольно улыбнулся, но промолчал. Дождался, пока я натяну и завяжу бутсы.

– Сэл, – сказал он тихо, и я сразу почувствовала, что что-то не так. – За выходные всплыли новые фотографии. Будь осторожнее, ладно?

Я даже не подняла головы, только покосилась на него, а в горле встал ком.

– Мы просто друзья, Джи, вот и все.

Серьезное выражение его лица не очень-то обнадеживало.

– Слушай, я тебе верю. Скажи, что свиньи летают, – я и тогда поверю. Но Кордеро будет в ярости, а мы с Шиной не можем защищать тебя вечно.

Время замедлило ход.

– К чему ты клонишь?

– Мой тебе совет: подумай, что ты делаешь и чего хочешь от будущего. – Гарднер положил руку мне на плечо. – Я желаю тебе самого лучшего, Сэл. Поэтому я вообще тебе что-то говорю. Предупрежден – значит вооружен.

О чем предупрежден?

Не успела я собраться с мыслями и уточнить, не преувеличиваю ли я угрозу в его словах, Гарднер встал и ушел.

«Мы с Шиной не можем защищать тебя вечно».

«Подумай, что ты делаешь и чего хочешь от будущего».

«Предупрежден – значит вооружен».

Я просто привезла домой друга. И все. Все.

Не нажралась наркотиков, не гуляла по городу голой, ничего не украла и никого не убила.

Если я правильно поняла, Гарднер только что сказал, что моя карьера в опасности.

Наверное, мне стоило запаниковать. Расплакаться. Поклясться, что перестану дружить с человеком, который так явно нуждался в друге.

Но я не сделала ничего такого. Даже не близко.

Несмотря на то что Гарднер предупредил меня просто по дружбе, я вдруг разозлилась. Очень разозлилась.

Я ведь знала, что не сделала ничего плохого. Да, в моем контракте было условие о недопустимости отношений с персоналом, но я ведь ни с кем не браталась и не крутила романы. Ничего подобного! А меня все равно наказали? Ну или планировали наказать?

Ну и херня. Полнейшая.

Как же хотелось дать Кордеро по морде. И не один раз.

Плечи и руки сковало напряжением. Пришлось сжать кулаки, чтобы подавить злость. Честно говоря, Рей мне нравился. С ним было непросто и иногда он подбешивал, но с ним я ощущала близость, которую не ощущала ни с кем другим.

То, что сокомандницы практически со мной не общались, делало только хуже. В большинстве своем они просто косились на меня, что действовало на нервы. Но они молчали, и я держала рот на замке. Прекрасно знала, что лучше не начинать первой. Одного раза было достаточно.

Когда они не косились на меня, то смотрели на Култи так, будто ожидали увидеть его с моим лифчиком на шее. Но вот в чем дело: я-то держала рот на замке, а немцу можно было не сдерживаться.

Он и не пытался.

Еще в начале тренировки он встретился со мной взглядом и нахмурился. И чем дальше, тем мрачнее становился. Он не спрашивал, в чем дело, но я знала: он чувствует, что меня что-то тревожит, и это «что-то» связано с пристальными взглядами моей команды.

Больше всего мне понравилось, как он крикнул:

– Не знаю, на что вы уставились, но лучше бы смотрели на поле, а не заплетали друг другу косички!

Это было настолько сексистское и несправедливое замечание, что я не удержалась и прыснула, а потом попыталась это скрыть.

Увы, в конечном итоге это не помогло справиться с раздражением.

Они все так же перешептывались, все так же бросали косые взгляды. Переговаривались у меня за спиной. И я ничего не могла с этим сделать.

* * *

Когда я вернулась домой с работы, кто-то ждал меня на лестнице, ведущей в квартиру. На то, чтобы узнать каштановые волосы, понадобилась всего секунда. Пока я выбиралась из машины, мужчина встал, выпрямившись во весь рост, и отряхнул спортивные штаны.

Он ничего не сказал, просто забрал у меня спортивную сумку, оглядывая мои свободные штаны и кофту с длинными рукавами. Раньше он не видел меня в рабочей одежде, и сейчас мне было плевать, что все колени вымазаны землей и травой, а волосы с утра превратились в воронье гнездо.

– Ну привет, – улыбнулась я, когда мы вместе направились к двери.

Я пропустила его внутрь и закрыла за нами дверь, а он тем временем бросил сумку туда, где обычно оставляла ее я. Присев на пол, я сдернула рабочие сапоги – слишком устала, чтобы пытаться устоять на ногах, – и швырнула в сторону двери сильнее, чем стоило.

Немец протянул руку.

Ухватившись за него, я поднялась и не сдвинулась ни на шаг, хотя нас разделяло буквально несколько сантиметров.

Весь день я думала о том, что это он виноват. Если бы я не пожалела его, мы бы не начали проводить вместе время и не подружились бы. Был бы на его месте кто угодно другой, за исключением пары людей, всем было бы похрен, чем мы занимаемся. На протяжении всей своей жизни я каждый день старалась становиться чуточку лучше. Мне не нужна слава, и хотя деньги пришлись бы кстати, я вставала по утрам не ради них. Я всегда была очень осторожна и ради успеха была готова пожертвовать всем.

А потом пришел Култи и все испортил.

Я так старалась наладить рабочие отношения с командой. Я помогала им, желала успеха, и вот – все мои старания коту под хвост. Только Дженни с Харлоу додумались…

Немец сжал мою руку, и запоздало я поняла, что так и не отпустила его. Ладонь к ладони, он погладил меня по тыльной стороне большим пальцем. Всего один раз.

– Я не стану извиняться, если ты этого ждешь.

Я закрыла глаза и осталась стоять, позволяя ему держать меня за руку, но стараясь не придавать этому значения. Я по своей натуре была тактильным человеком, и пусть сам Култи подобных склонностей не проявлял, сложно играть в футбол и сторониться физического контакта. Поэтому я была согласна на все, что он готов мне дать.

– За что тебе извиняться? – спросила я, не открывая глаз. Длинные пальцы сжались на моей ладони.

– За то, что навязался тебе в друзья.

Я улыбнулась.

– Ты не навязывался.

– Навязывался, – возразил он.

– Нет. Просто я отнеслась к тебе по-человечески, хотя ты вел себя как полный придурок.

Повисла короткая тишина.

– Это до или после того, как ты обозвала меня сарделькой? Я приоткрыла глаз.

– Да.

Уголки его губ едва заметно приподнялись, но он остался серьезен.

– Я не дам им вывести тебя из состава.

Я кивнула, глядя в глаза этому мастеру покерфейса.

– Хорошо.

Слова повисли между нами. Они давили на меня, будто сжимали. Я разрывалась: понимала, что не прогоню его, – и вместе с тем понимала, что именно это и нужно сделать.

Стоила ли эта дружба того? Стоила ли она натянутых отношений с сокомандницами? Проблем с начальством? Бесконечных «чтоб ты сдохла» в подписях к моим фотографиям на страницах фанатов?

Я не знала.

Но очень на это надеялась.

* * *

– Сэл! Найдется минутка?

Я вцепилась в нейлоновый ремень сумки, а внутри все перевернулось. Вчера мне удалось избежать встречи с двумя репортерами, слонявшимися у поля. Я улизнула, когда они на кого-то отвлеклись, но сегодня… Увы, мне не повезло.

Я пришла на тренировку рано, но, видимо, недостаточно. Твою ж мать…

– Всего минутка! Ну пожалуйста!

Поблизости не оказалось никого, за кого можно было бы спрятаться, и я не могла притвориться, будто не услышала его оклик. Поэтому, вздохнув, я смирилась с судьбой.

Парню едва за двадцать. Он выглядел вполне дружелюбно, а одет был в брюки цвета хаки и аккуратно заправленную синюю рубашку. Он улыбнулся мне, держа наготове портативный диктофон.

– Спасибо. У меня есть к вам пара вопросов.

Я кивнула.

– Давайте.

Он представился, назвал сайт, для которого брал интервью, и предупредил, что будет записывать.

– Прошла уже половина сезона. Скажите, как настроены «Пайпере»?

Ладно.

– Хорошо. Пока мы проиграли только одну игру, но стараемся не расслабляться. Следующие недели покажут, сможем ли мы выйти в плей-офф.

– Уже ощущаете на себе давление?

– Лично я ощущаю его всегда, даже вне сезона. Все игры важны одинаково, и наш тренерский штаб не дает об этом забыть. Легче сосредоточиться на чем-то более мелком, а не пытаться взять огромное препятствие сразу.

Он улыбнулся и кивнул.

– Чью игру больше всего ждете увидеть на Кубке мира?

Я улыбнулась ему, слегка расслабившись. Кубок начинался в сентябре, сразу после окончания сезона.

– Аргентины, Испании, Германии… США, – запоздало добавила я. Прозвучало совсем неискренне. Ой. – Жду с нетерпением.

– Не планируете возвращаться в женскую сборную США? – спросил он.

Знакомая злость сковала меня, и я встряхнулась. Раньше, когда в «Пайпере» все шло хорошо, жить без сборной было довольно просто, но сейчас?

– Нет, не планирую, – ответила я ровным тоном, даже улыбнувшись. – Сейчас я полностью сфокусирована на «Пай-перс».

– Ранее вы упоминали, что работаете с молодежью. Планируете ли вы участвовать в сборах в этом году?

– Лагеря откроются через несколько недель. В основном они предназначены для малообеспеченных детей среднего и младшего школьного возраста: обычно именно в эти годы ребята окончательно понимают, будут ли развиваться в спорте и дальше, поэтому мне нравится с ними работать.

– Хорошо, тогда последний вопрос: что вы можете сказать по поводу слухов о ваших отношениях с Райнером Култи?

Та-да-да-дам. Я улыбнулась и попыталась успокоить подскочившее сердце.

– Он замечательный человек, мой тренер и друг. – Я пожала плечами. – На этом все.

Парень окинул меня каким-то невразумительным взглядом, но кивнул и с улыбкой поблагодарил.

Я все равно ощутила себя так, будто на меня выплеснули помои. Будто я в чем-то провинилась и теперь это скрывала. Я всегда признавала свои ошибки и недостатки. Но у меня не было ни парня, ни мужа; я могла дружить с кем хочу. Да и он не женат, в общем-то.

Но…

Я сглотнула ком, ту странную нерешительность, которая сама не знала, стоит ли что-то делать с излишним вниманием.

Я не была суперзвездой. Я была собой – малоизвестной футболисткой. «Ты как бобслеист в Хьюстоне», – как-то раз сказала сестра.

Все, чего я хотела, – это играть и быть лучшей. Конец.

О чем я вообще думала?

Я попыталась отгородиться от ненужных мыслей и сосредоточиться на тренировке, но почему-то это оказалось труднее обычного. Из головы не выходили предупреждение Гарднера, дура Эмбер со своим не менее тупым мужем, национальная сборная, Култи и бредовые слухи, вечно окружающие знаменитостей. Казалось, что на шее у меня медленно, очень медленно затягивается петля. Я задыхалась.

Когда я закончила практиковать передачи, чужая рука вдруг коснулась запястья.

Я даже не заметила, что он подошел. Если честно, я в целом не обращала внимания ни на что, кроме футбола: передачи, блоки, бег. То, что я делала тысячу раз, – и, надеюсь, еще тысячу раз сделаю в будущем.

Между его бровей залегла глубокая складка.

– Что такое? – спросил он, чуть наклонившись ко мне.

«Ничего» уже вертелось на языке, но я передумала в последний момент. Все равно бы он понял. Уж не знаю как, но он бы почувствовал ложь.

– Просто нервничаю, ничего такого. – Да, пусть это было расплывчато и туманно, зато честно.

Видимо, Култи этого оказалось недостаточно. Ну конечно. На его лице появилось серьезное выражение, разгладившее острые линии скул, и он посмотрел мне прямо в глаза. Его не смущали ни наша близость, ни взгляды девочек, которые тренировались неподалеку. Нет, ему было плевать. Единственное, что занимало его внимание, – это я.

Сердце сковало непонятное безымянное чувство.

– Потом обсудим, – сказал он. Не спросил.

Я пожала плечами.

– Потом обсудим, – повторил Култи. – Сосредоточься на тренировке.

Я кивнула и слабо ему улыбнулась.

Он не улыбнулся в ответ. Просто отпустил мое запястье, положил ладонь мне на лоб, а потом легонько оттолкнул от себя. Не обнял, конечно, и не похлопал по спине, но меня устраивало и это.

Разумеется, когда я обернулась, на нас пялились минимум восемь пар глаз.

Чудесно.

В восемь вечера в дверь постучали, и я отставила на кухонный стол миску с маской для лица, проследив, чтобы не выпала ложка. Кроме немца, ко мне никто бы не заявился, поэтому я совсем не удивилась, увидев его по ту сторону глазка.

– Заходи, – сказала я, широко распахнув перед ним дверь.

Прежде чем захлопнуть ее, я заметила «Ауди», припаркованную за моей «Хондой». На водительском сиденье виднелся чей-то силуэт. Ну ладно.

– Чувствуй себя как дома, – сказала я и вернулась на кухню, где оставила свою маску.

– У тебя что-то на лице, – с любопытством констатировал Култи, остановившись по другую сторону стойки.

Я успела намазать только одну щеку, поэтому наверняка выглядела как апельсиновое мороженое. Взяв ложку, я нанесла прохладную смесь на щеки и лоб, попутно наблюдая за немцем.

– Это маска для лица из греческого йогурта, куркумы, молотой овсянки и лимона. – Приподняв брови, я намазала кожу под носом. – Хочешь?

Он с сомнением посмотрел на меня. Кивнул.

Ладно.

– Помой лицо горячей водой, и можешь наносить.

Пока я вслепую заканчивала намазывать маску, Култи подошел к раковине, побрызгал лицо водой и насухо вытер его бумажным полотенцем. Только потом, когда он уселся на край кухонной стойки, я поняла, что он ждет моей помощи.

– Ты серьезно?

Немец кивнул.

– Ты – это что-то с чем-то, ты в курсе? – спросила я, но все же подошла и начала осторожно и медленно распределять маску по носу и скулам. Щетина, выросшая за день, покалывала пальцы при каждом прикосновении к щекам.

– Ты часто делаешь маски? – спросил он, когда я намазала его подбородок.

– Пару раз в неделю. – Я улыбнулась, заметив его взгляд. – А ты?

– Пользовался скрабами перед фотосессиями, – признался он.

Я впечатленно кивнула – каков метросексуал! – и провела пальцем под его носом.

– Мы столько времени проводим на солнце, что нужно заботиться о коже. Не хочу стать старушкой раньше времени.

Он согласно кивнул и продолжил внимательно наблюдать, пока я распределяла маску. Закончив, я сообщила, что смыть ее можно будет минимум через двадцать минут.

– И ничего не трогай. Куркума пачкается, – предупредила я, хотя на самом деле мне было все равно, останется ли пятно на моей мебели или нет.

Вытащив из морозилки пакет со льдом, я опустилась на диван, а Култи сел рядом. Забросив ногу на журнальный столик, я приложила лед к лодыжке, где оставила его на добрых пятнадцать минут. Мой блокнот валялся на диване между нами, а доска, обклеенная стикерами с заметками, так и осталась лежать на столе – ровно там, где я ее бросила, когда решилась заняться косметическими процедурами. Вопрос журналиста о лагерях напомнил, что я до сих пор не подготовила план занятий.

Немец без колебаний взял в руки блокнот, перечитывая записи о том, что, по моему мнению, будет полезно детям в их возрасте.

– Что это? – спросил он.

Я поборола желание выхватить у него блокнот.

– Планы. Скоро откроются летние лагеря…

Он оторвал взгляд от блокнота.

– Тренировочные?

– Да, для детей, – пояснила я. – Буду заниматься с ними несколько часов в день.

Он вновь бросил взгляд на мои заметки.

– Бесплатно?

– Да. Я занимаюсь с малообеспеченными детьми, чьи родители не могут позволить себе записать их в клубы и лиги.

Он задумчиво замычал.

Я почесала щеку; почему-то было неловко смотреть, как он читает о навыках, которым я планировала обучать детей. Чем больше он вчитывался, тем хуже мне становилось. Не то чтобы он сам был каким-то фантастическим тренером, нет. Он мог бы им стать, если бы захотел, просто он не хотел.

Я следила за ним, поджав пальцы ног, скрытые за носками.

– У твоих родителей были деньги? – в какой-то момент спросила я, сама не ожидав такого вопроса.

– Угу, – отозвался Култи.

Я подтянула колено к груди и положила на него подбородок, стараясь не испачкать йогуртом.

– Тебя не приняли по стипендии?

Култи мельком поднял на меня глаза.

– «Берлин» покрыл все расходы.

Охренеть. Его взяли в команду в одиннадцать? Такое случалось, но я все равно удивилась.

– А у тебя, Тако?

Я улыбнулась. Не ожидала, что он заинтересуется.

– Ты был у меня дома, Германия. Мы не совсем нищие, но фирменные кроссовки у меня появились лет в пятнадцать, когда брат купил их мне с первого аванса. Не представляю, как родители столько лет нас тянули, но, как видишь, справились. – На самом деле я представляла. Они экономили на всем. Абсолютно. – Мне повезло, что они нас поддерживали, иначе все сложилось бы по-другому.

– Думаю, они об этом не пожалели.

– Ну… подозреваю, пару раз они сомневались в своих решениях. – Или тройку. Или четверку. – Раньше у меня был ужасный характер…

Немец фыркнул. Прямо фыркнул, даже губы задрожали.

Засранец.

Я ткнула его ногой в бедро.

– Что? Сейчас у меня нормальный характер.

Потрясающие ореховые глаза вновь уставились на меня.

– Ага. У меня тоже.

– Ха! – Я снова ткнула его, а он перехватил мою ногу. Я попыталась вывернуться, но он не отпустил. – Я тебя умоляю, я в сто раз спокойнее тебя.

– Нет. – Он притянул мою ногу к себе, крепче ухватив за голень.

– Да, просто поверь.

– Тебя лучше не доводить, шнекке. То, что судьи не замечают, как ты щиплешь соперниц, не значит, что не замечаю я, – спокойно сообщил он.

Я выпрямилась.

– Не докажешь.

Култи посмотрел на меня, а потом покачал головой, с силой нажав на подъем стопы.

– Ты чудовище.

Плечи затряслись, но я сдержала хохот.

– Рыбак рыбака.

Немец улыбнулся уголками губ.

– В отличие от некоторых, я никогда не строил из себя душку.

– О, я знаю, – улыбнулась я. – Помню, как ты укусил того парня…

– Он сам напросился, нечего три раза меня кусать, – возразил он.

Я вскинула бровь, но продолжила:

– А сколько раз ты бил кого-нибудь локтем в лицо? – Я отпрянула, как только это сказала. – Как тебя только не отстранили?

То, как он пожал плечами, красноречиво показывало, насколько ему плевать на чужие разбитые носы и брови.

– А уж все твои драки…

– Обычно меня в них втягивали.

– Могу поспорить. – Он заморгал. – И не забывай о ногах, которые ты переломал…

Тут он не стал возражать, просто просверлил меня пристальным взглядом. Я самодовольно ухмыльнулась, пусть и за счет родного брата.

– Ты выиграл, – заключила я. – От меня оставались максимум синяки. – А потом добавила: – Не считая пары разбитых губ и одного сотрясения.

Немец отложил блокнот, придвинулся ближе, еще раз дернул меня за ногу, а потом поставил ее на диван, обхватив ладонью лодыжку.

– Даже не сомневаюсь, что в душе ты желала им куда худшего, а это главное.

Он был прав, но признавать я это не собиралась.

Вместо этого я просто смерила его раздраженным взглядом, а он улыбнулся самую чуточку шире и вновь вернулся к блокноту. Я оглядела магнитную доску со стикерами, перечитывая то, что успела записать.

Когда я сделала еще пару заметок, Култи постучал по стопе, которую я так и не убрала с дивана.

– Скажи, как тебе помочь.

Только сумасшедший мог хоть на секунду подумать, что я откажусь от его помощи. И дело далеко не в одних только спонсорах, к которым он имел доступ. Если бы он захотел поработать с детьми, то это все равно что брать уроки музыки прямо у Моцарта.

Я сглотнула, светясь изнутри.

– Как угодно.

– Просто попроси. – Затем, словно осознав сказанное, он прикрыл глаза. – Но ты ведь все равно не попросишь. Даже не знаю, зачем я это говорю. Я посмотрю, что смогу сделать.

– Хорошо, – улыбнулась я. – Спасибо, Рей.

Он очень торжественно кивнул, и я поймала себя на том, что изучаю его.

– Можно вопрос?

– Нет, – ответил засранец.

Я пропустила его слова мимо ушей.

– Почему ты согласился работать с «Пайпере», если не хотел быть тренером?

Он медленно опустил блокнот на колени. Мускул на челюсти дрогнул, а лицо вдруг стало бесстрастным.

– Думаешь, мне не нравится тренировать?

– Я на девяносто девять процентов уверена, что ты это все ненавидишь.

Плечи Култи едва заметно расслабились, и он уставился на меня долгим взглядом: то ли пытался запугать, то ли надеялся, что я сменю тему и забуду о разговоре. Не знаю.

В любом случае – хрен там.

Я моргнула.

– Ну?

На губах немца появилось нечто среднее между недоверчивой и изумленной улыбкой.

– Это так очевидно?

– Для меня – да. – Я пожала плечами. – Ты по пять раз на дню выглядишь так, будто готов кого-нибудь задушить, и это когда молчишь. А когда открываешь рот, ощущение такое, будто ты бы нас на костер отправил, если бы мог.

Он не согласился, но и не стал возражать, и я моргнула.

– Ну что, я права или да?

Он пробормотал что-то в стиле «да, права», но так тихо, что я не расслышала точно. Того, что он избегал взгляда, было достаточно. Я ухмыльнулась.

– Тогда зачем соглашаться? Подозреваю, в любой европейской команде тебе заплатили бы в четыре раза больше. Да и в целом в мужском футболе. Но ты пришел к нам. Почему?

Тишина.

Прошла, кажется, целая вечность, а он так и не ответил.

Честно говоря, даже обидно. Чем дольше немец молчал, тем сильнее задевал мои чувства. Я же не код от карты спрашивала и не почку просила. Я пустила его домой, рассказала о дедушке, а он не мог ответить на единственный личный вопрос? Я с самого начала знала, что у него проблемы с доверием, и в общем-то понимала. Мой брат тоже осторожничал с чужими людьми. Поначалу сложно понять, кто с тобой дружит, а кто использует.

Но… Наверное, я думала, что мы оставили это в прошлом.

Проглотив разочарование, я отвернулась и встала с дивана.

– Пойду сделаю попкорн. Хочешь?

– Нет.

Я отвела взгляд и пошла на кухню. Достала сковороду, поставила ее на плиту, вытащила огромный контейнер кокосового масла и пакет с зернами, пытаясь подавить неприятное чувство, проснувшееся в груди.

Он мне не доверял. Впрочем, чего я еще ожидала? В конце концов, все, что я знала о нем, приходилось выдавливать по крупицам. Крохотным, крохотным капелькам.

Я едва успела бросить в разогретую сковороду масло, как ощутила, что Култи подошел со спины. Но не обернулась – даже когда он подступил так близко, что я не смогла бы сделать и шага назад, не столкнувшись. Он спокойно молчал, и мне тоже не хотелось ничего говорить. Зачерпнув зерна, я бросила их на сковороду, закрыла крышкой и слишком уж злобно тряхнула.

– Сэл, – произнес он мое имя ровным тоном с заметным акцентом.

Не сводя взгляда со сковороды, я подняла крышку, чтобы выпустить пар, и спросила:

– Передумал?

Обнаженного плеча коснулись кончики пальцев.

Я не оборачивалась. Еще раз с силой встряхнула сковородку, но его пальцы не соскользнули, а только переместились выше, пока не оказались у шеи.

– Если хочешь, можешь взять первую порцию.

– Повернись, – попросил он.

Я попыталась стряхнуть его пальцы.

– Если не буду следить, попкорн сгорит, Култи.

Он тут же опустил руку.

– Повернись, Сэл, – настойчиво сказал он.

– Погоди минуту, пожалуйста. – Я еще раз встряхнула сковородку и открыла крышку.

Немец протянул руку и выключил плиту.

– Нет. Давай поговорим.

Я обхватила пальцами длинную ручку духовки и глубоко вздохнула, сдерживая раздражение.

– Пять минут назад ты говорила, что не вспыльчивая, – напомнил он, что совсем не помогло успокоиться.

– Я не злюсь, – резковато огрызнулась я.

– Правда?

– Правда.

Он издал нечто, похожее на смешок, если немцы вообще были способны на подобные звуки.

– Ты назвала меня Култи.

Я стиснула пальцы на ручке духовки.

– Тебя так зовут.

– Повернись, – приказал он.

Я вскинула голову к потолку и попросила ниспослать мне терпения. Побольше терпения. Желательно вообще все. К сожалению, на мою просьбу никто не ответил.

– Да не злюсь я на тебя, ну? Просто думала… – Я вздохнула. – Слушай, забей. Я не злюсь, правда. Не хочешь говорить – не надо. Прости, что спросила.

Он не ответил.

Ну разумеется, он не ответил.

Конечно. Конечно.

«Спокойствие, только спокойствие».

– Я принял их предложение, потому что у меня не было выбора, – раздался низкий голос, который я сотни раз слышала по телевизору. – Я почти год ничего не делал, только разрушал себе жизнь, и менеджер сказала, что мне нужно выйти на работу. Заняться чем-нибудь позитивным, особенно после истории с правами. – Теплые руки легли мне на плечи. – Выбирать было особо не из чего…

– Потому что ты больше не хотел быть в центре внимания? – спросила я, вспомнив недавний разговор.

Он утвердительно замычал.

– В итоге мы сошлись на позиции тренера. Я всегда мог расторгнуть контракт и уйти, и меня это устраивало. – Култи замолчал, скользя подушечками больших пальцев по трапециевидным мышцам. Я хихикнула от щекотки, и он надавил сильнее. – Мой друг предложил пойти в женский футбол. Я провел небольшое исследование…

Этот разговор стоило оставить на будущее. Его исследование меня не удивило. Разумеется, он не следил за женским футболом.

– …и выяснилось, что американские футболистки неизменно оказывались лучшими, – закончил он, но я насторожилась.

Что-то тут не сходилось.

– Почему ты просто не присоединился к сборной? – спросила я, даже когда он с силой сжал мои плечи, разминая их, и господибожемой, как же это было приятно. Я уже несколько месяцев не ходила на массаж.

Немец издал протяжный вздох.

– Ты ведь не угомонишься, да? – спросил он обреченно. Он знал ответ.

– Нет. – Потом я задумалась, почему он так не хочет об этом говорить, и ахнула. – Они что, тебе отказали?

– Нет, дуреха. – Он назвал меня дурехой, но делал массаж, от которого подкашивались колени, так что злиться не получалось. Я понимала, что это скорее ласковое прозвище, чем настоящее оскорбление. – Разумеется, они бы не отказали, если бы я попросил.

Не представляю, как мы умещались в одной комнате с его самомнением.

– Я не ввязываюсь в ситуации, из которых не смогу выйти победителем, – заявил он.

Он не видел, но я закатила глаза.

– Кто любит проигрывать? Я тебя понимаю.

Волшебные пальцы сильнее надавили между лопаток.

– Знаю.

– Ну так…

Его руки остановились на моих плечах, и жар грубых ладоней разлился по коже, проникая в кости.

– Ты лучшая нападающая в Америке, шнекке. Набери в поисковике «лучшие голы в женском футболе», и четыре из десяти будут твои. Я не собирался тратить время ни на кого, кроме лучших. Дать тебе время и хорошего тренера, и ты бы стала лучшей нападающей в мире.

Он же не подразумевал, что…

Мозг отключился.

Я захлопала ртом, растеряв дар речи.

– Я пришел в «Пайпере» ради тебя.

Пипец, вот что на это можно ответить?

Ничего?

Земля словно ушла из-под ног. Легкие горели, лишенные кислорода. Потрясение не описывало и доли того, что я чувствовала.

«Соберись, Сэл».

Пошатываясь, я отпустила ручку духовки и медленно повернулась к Култи. «Держи себя в руках. Не сходи с ума из-за ерунды». Черт, легче сказать, чем сделать. Я же с детства об этом мечтала. Меня заметил Король… Во мне все еще жила тень юной Сэл, и сейчас она бесновалась от радости и разбрасывала повсюду цветные конфетти. Я даже подумать о таком не могла – ни тогда, ни сейчас.