Текст книги "Я здесь больше не живу"

Что это было?

Железнодорожная станция в небольшом приграничном провинциальном городке.

На путях стоит поезд «Москва-Одесса». Мимо него проходит группа мужчин в зеленой форме таможенников.

Крайнее купе рядом с туалетом. Дверь купе приоткрыта. Мимо него, пошатываясь, идет к туалету пьяный мужчина средних лет. Дергает ручку двери туалета. Дверь не открывается. Что-то бормоча себе под нос, кое-как он садится на краешек тумбы перед туалетом и положив ноги крест-накрест, немигающим взглядом в упор смотрит на дверь.

Из соседнего крайнего купе выглядывает высокая худая женщина на вид лет шестидесяти пяти. Она смотрит с брезгливым выражением лица в сторону пьяного мужчины. Вслед за ней из того же купе протискивается в коридор полноватый, небольшого роста пожилой лысый мужчина. Женщина громогласно обращается к нему:

– Куда ж ты рвешься? Угораздило тебя купить билеты в купе рядом с туалетом. Так и будут шастать тут всякие туда-сюда.

Потом она обращается к мужчине, сидящему перед туалетом:

– А Вы че не видите, что туалет закрыт на станции? Вот тронется поезд, тогда его и откроют.

Мужчина добродушно реагирует на слова, встает со словами «Точно. Спасибо Вам, женщина» и ковыляет по коридору в свое купе.

Пожилой лысый мужчина, поглядывая в сторону пьяного мужчины, почесывает затылок, виновато говорит:

– Зиночка-женушка, не нервничай ты напрасно! Лучше скажи, куда нам деть до….?

Зина резким хлопком ладони закрывает рот мужа, не давая договорить слово, другой рукой тянет его за рубашку обратно в купе. Дверь изнутри захлопывается.

В купе Зина свирепо смотрит на мужа, приглушенным тоном, говорит ему:

– Ты болван, Ваня! Что ж ты так громко?

В вагоне раздается топот ног и громкие голоса.

– Идут, – шепотом испуганно произносит Ваня.

Зина замирает. Ваня умоляюще-вопрошающе смотрит на жену. Та, словно опомнившись, говорит тихо:

– Вань, выйди-ка, покури там в тамбуре.

Она проворно берет со стола пачку сигарет со спичками, пихает их в руки Вани, раздвигает дверь купе, выталкивает мужа в коридор.

Муж открывает рот. Но Зина угрожающе смотрит на него, прикладывает указательный палец к его губам, произносит:

– Шшш…

Женщина провожает взглядом мужа. Тот проходит через закуток перед туалетом, выходит в тамбур, оставляя дверь в вагон открытой.

Зина поворачивает голову и смотрит в обратную сторону. Там в другом конце у дверей первого купе толпятся таможенники и проводники. Зина задвигает изнутри дверь купе и закрывает ее на замок. Напряженным взглядом оглядывает купе. Взгляд останавливается на вафельном полотенце, свисающем с сетчатой полочки над нижним спальным местом. Быстрым движением одной руки она стягивает полотенце, другой – берет со столика женскую сумку и кладет на диван.

Зина садится на диван лицом к окну. Загораживая спиной сумку, что-то проделывает с сумкой и полотенцем. Она встает с белым свертком из полотенца в руках и кладет его на полочку. Достает из сумки расческу, пристраивает рядом. Мыльницу кладет перед свертком.

Раздаются звуки приближающихся шагов. Зина, не вставая, наливает воду из бутылки в стакан и делает большой глоток.

Громкий стук в дверь. Зина встает, открывает дверь купе.

На пороге купе стоят двое таможенников. Один – зрелого возраста, другой – молодой, лет двадцати с папкой для документов под мышкой.

Строгим взглядом старший таможенник говорит:

– Извините, таможенный контроль.

Проходит и без приглашения садится. Молодой таможенник остается стоять в дверях.

Старший таможенник окидывает взглядом купе, смотрит пристально и оценивающе на Зину, командует:

– Паспорта предъявите!

Зина достает из сумки паспорт мужа и свой.

– Муж в проходе стоит, могу позвать.

Таможенник листает паспорта, протягивает ей их и говорит.

– Видел уже, он в тамбуре курит. Драгоценности, валюту везете? Признавайтесь!

Зина разводит руками:

– Батюшки! Увольте! Нет, ничего такого не везем.

Пристальный взгляд таможенника сменяется на равнодушный:

– Покажите ваши вещи.

Зина откидывает крышку от спального места, нагибается и достает один чемодан.

Молодой таможенник подходит ближе, кладет свою рабочую папку на край верхнего спального места, заглядывает под диван, вынимает второй чемодан и обращается к старшему таможеннику со словами:

– Здесь ничего больше нет.

Зина открывает первый чемодан. Перебирает женские вещи, демонстрируя их таможенникам.

Старший таможенник кивает головой в знак одобрения:

– Достаточно! Ну, а что в другом?

– Мужнины вещи, – отвечает Зина.

Таможенник привстает:

– Не надо открывать. Так вы одни едете в купе без соседей?

Зина закрывает свой чемодан:

– Соседи вышли на предыдущей станции.

Старший таможенник подходит к выходу:

– Ну, счастливого пути.

Молодой таможенник что-то невнятно говорит наподобие пожелания счастливого пути и выходит вслед за старшим.

В купе осторожно заглядывает муж Зины.

Дрожащим голосом Ваня спрашивает:

– Зиночка, ушли?

Зина делает глоток воды из стакана:

– Ну, конечно, ушли! Что ж им тут век оставаться?

Ваня заходит в купе, задвигает дверь, шепотом говорит:

– Нашли?

Зина смеется:

– Нет, не нашли!

Ваня приободряется:

– Куда ж ты их спрятала?

Зина садится на диван и подмигивает:

– А ты сам догадайся!

Ваня тупо смотрит вокруг и сокрушается:

– Не могу. Не моего ума дело.

Зина снимает с сетчатой полки свернутое полотенце, кладет на стол, медленно разворачивает его. Внутри лежат пухлые пачки долларов.

У Вани округляются глаза. Он поднимает глаза на Зину, полные восхищения и благодарности:

– Ну жена, ну женушка! Зина, ты у меня – гений!

Зина хохочет:

– И ты у меня молодец, что купил места в последнем купе рядом с туалетом. Я хоть успела сообразить, пока таможенники шарили у других.

Дверь с грохотом раздвигается извне. Молодой таможенник заходит в купе. Взгляд падает на долларовые пачки. Он открывает рот, не произнося ни слова, ошарашенно смотрит на лежащие на полотенце деньги.

Зина вскакивает, встает спиной к столу.

Раздается гудок, предупреждающий об отъезде поезда.

Зина отворачивается, быстро вытаскивает из стопки стодолларовую купюру, сует ее в карман пиджака таможенника и уверенно выталкивает его со словами:

– Пора тебе, сыночек!

Оторопевший молодой таможенник пятится назад и оказывается в коридоре. Зина задвигает дверь на него и закрывает изнутри на замок.

Проводница с конца вагона, заметив молодого таможенника, машет ему руками. кричит:

– Ой, быстрее выходите! Поезд отходит!

Таможенник бежит к выходу, выпрыгивает из вагона. Поезд трогается с места.

Зина приходит в чувство, сердится:

– Что ж ты дверь не закрыл за собой? Дурень ты, Ваня!

Муж с виноватым видом сидит на диване:

– Оплошал, Зинушка. Извини. А что ж парню надо было?

Зина убирает деньги с полотенца и укладывает в сумку:

– А мне почем знать?! Ну-ка, встань с места, чемоданы уберем на место!

Зина и Ваня сидят за столиком и допивают чай. Подъезжая к очередной станции, поезд резко тормозит.

Что-то сверху шлепается с треском вниз.

Зина с удивлением смотрит на пол:

– Вань, что это было? Подыми-ка.

Ваня нагибается и поднимает с полу папку с документами.

Зина выхватывает папку из рук Вани, открывает ее:

– Так, это ж папка таможенников. Вот что малому надо было!

Нерв

Нора – студентка последнего курса медицинского института. Это девушка с красивыми чертами лица, выше среднего роста, худенькая, изящная. На практических занятиях в больнице она всегда носит сверкающий белизной халат и накрахмаленный белоснежный чепчик на голове, который еще более подчеркивает бледность ее лица, но в то же время делает ее милее.

В большой аудитории стоит группа студентов – несколько парней и девушек в белых халатах. Молодые люди о чем-то спорят со статным в летах, пожилым доктором-преподавателем. Нора стоит чуть поодаль от них, не принимая участия в их споре.

– Староста! Где староста вашей группы? – кричит преподаватель.

Нора делает насколько шагов вперед и громко говорит:

– Я здесь, Павел Константинович!

– Нора, будьте добры, принесите из моего кабинета журнал посещаемости студентов вашей группы. Вы найдете его в одном из ящиков моего рабочего стола, кажется в крайнем.

Нора идет по коридору своей горделивой походкой. Подходит к двери, на которой прибита табличка: «Доктор медицинских наук. Профессор. Капусткин Павел Константинович».

Нора заходит в кабинет. Подходит к рабочему столу. Выдвигает верхний ящик, аккуратно перебирает лежащие там документы. Задвигает ящик обратно. Потом выдвигает нижний ящик. Сверху лежит журнал посещаемости. Нора достает его. Из журнала выпадает бумажный лист формата школьной тетради, исписанный почерком профессора. Нора поднимает его, с интересом пробегает глазами список. На лице появляется выражение неподдельного отчаяния, она медленно дрожащим указательным пальцем проводит сверху донизу весь список. С журналом и списком в руках Нора выбегает из кабинета.

Запыхавшись, с нездоровым румянцем на лице Нора врывается в помещение аудитории, подходит к рассеявшейся группе однокурсников, озирается по сторонам.

– А где профессор? – с волнением спрашивает Нора.

– Его только что срочно вызвали, – отвечает кто-то из студентов.

– А куда?

– Кажется в операционную, привезли какого-то тяжелого пациента в коме, – говорит высокий симпатичный парень атлетического телосложения.

– Может нас тоже позовут посмотреть на него. А ты Нора, пойдешь? – с сарказмом спрашивает низкорослый студент-толстячок.

– Пойду, если разрешат присутствовать, – с достоинством отвечает Нора.

– А как же твои вечные обмороки? Ты же у нас такая нервная, – продолжает язвить толстячок.

В это время две девушки жеманно хихикают.

– Не нервная, а чувствительная! И вообще, лучше бы заткнулся ты, пока не поздно! – заступается за Нору высокий парень.

– Да ладно, ладно, Серж, слово сказать нельзя? – с обидой говорит толстячок.

Студенты покидают помещение. Нора выходит следом за ними.

В конце коридора у дверей операционной стоит профессор. Нора быстрыми шагами подходит к нему, протягивает журнал.

– Спасибо, Нора, теперь после. Пока унесите журнал обратно в мой кабинет, – и с этими словами он открывает дверь в операционную.

– Павел Константинович, подождите! Почему меня нет в списках в ординатуру студентов-хирургов? – срываясь на крик спрашивает Нора.

Профессор останавливается на пороге помещения. Чуть подавшись вперед, он внимательно смотрит на Нору, отвечает:

– Нора, вы лучшая студентка Вуза, гордость факультета, но из вас получится замечательный терапевт, а не хирург!

– Но почему?! – вопрос Норы звучит за спиной заходящего в операционную профессора.

Следом из двери выходит медсестра и громко объявляет, что минут через десять пригласят всех желающих в операционную посмотреть на уникальную травму мужчины.

Нора смотрит на наручные часы, бежит по коридору в обратном направлении.

Нора в кабинете у профессора. Она кладет на место журнал. Под руку ей попадается склянка с таблетками, на которой налеплена белая полоса пластыря и от руки написано «Феназепам». Нора открывает баночку, дрожащей рукой отсыпает оттуда таблетки в свою ладонь, бубня: «Раз, два, три. Хватит.» Она закрывает и ставит на место склянку, задвигает ящик и выходит из кабинета.

Нора заходит в туалет. Из кабинок слышен громкий разговор. Она останавливается у мойки с зеркалом, настороженно прислушивается.

– Да какой из нее хирург, вечно в обмороки падает?! – говорит одна из ее сокурсниц.

– Да, и я того же мнения. Настя, а ты знаешь, ее мама по каким-то причинам не доучилась в Меде и всю жизнь проработала хирургической медсестрой. Так что стремление Норы стать хирургом тоже понять можно.

– Ах, какие мы жалостливые, однако, Дашенька. Да, знаю я, и не такое еще знаю, – понизив голос, заговорщически продолжает Настя.

– А что еще? – любопытствует Даша.

Нора стоит перед умывальником не шелохнувшись, глаза ее наполняются слезами.

– Как-то раз я видела, как она глотает какие-то таблетки, – продолжает Настя: – Помнишь, она потом уснула на практике? Ну вот. Нора меня умоляла никому не рассказывать.

– А ты рассказала еще кому-то?

– Только тебе вот. И Сережке собираюсь. Пусть знает, в какую дуру влюблен.

– Ну ты Настя, даешь! Может не надо Сержу рассказывать?

– Ну вот еще. Я хочу, чтобы он разлюбил ее. Вот тогда я приберу к своим рукам этого красавчика.

– Да ну тебя, Настя. Давай короче, сейчас быстро в столовку и потом в операционную, – говорит Дарья.

Раздается шум сливающейся воды и с громким стуком распахиваются двери кабинок.

Нора незаметно успевает выйти в коридор и залипает к стене. Долговязая Даша и небольшого роста полноватая Настя выбегают из туалета. Открывшаяся дверь прикрывает Нору и девушки проносятся мимо неё.

Нора делает глубокий вздох, достает из кармана халата платок, вытирает мокрые от слез глаза. В это время в коридоре появляется ее сокурсник. Заметив Нору, он обращается к ней:

– Нора, всех желающих зовут в операционную. Там что-то любопытное. Ты пойдешь?

– Конечно, пойду! – бойко говорит Нора и быстрыми шагами следует за парнем в сторону операционной.

Настя и Даша подбегают к запертым дверям операционной.

Над дверью горит лампа с надписью: «НЕ ВХОДИТЬ».

– Черт, не надо было нам в столовку, такое пропустили! – сетует Даша. В этот момент за дверью раздается громкий шум от падающего тела и крики изнутри.

Дверь операционной открывается и оттуда первой выходит старшая медсестра со словами: «Достали своими обмороками!» и направляется в сторону канцелярии.

– Нора снова, – с презрительной гримасой на лице говорит Настя.

В дверях показываются двое студентов – Сережа и другой их однокурсник. Они под руки волочат студента-толстячка.

Настя спрашивает:

– Что это с ним?

– В обморок грохнулся, – отвечает Сережа.

– Да, ладно? – не веря, с удивлением говорит Дарья.

Толстячок приходит в себя. Кто-то из операционной выносит стул, толстячка усаживают на него.

– Ой, а что там такое было? – спрашивает Настя.

– Там у мужчины по пьяни, короче, одну ногу перемололо поездом. Гангрена началась. Ждут, когда жена объявится для разрешения ампутации. Профессор нервничает. Говорит, что ждать опасно для жизни мужчины, – отвечает сокурсник.

– Не томи, Колян, что с того? – перебивает его Даша.

– Так вот, профессор спросил, а не хочет кто потрогать висящую нитку нерва из этого месива, – продолжает Коля.

– И что с того? – не унимается Даша.

– Что-что? Что может быть, когда задевают открытый нерв? Человек в коме весь затрясся, хотя был в полной отключке, и фонтаном вся это каша взлетела во все стороны, – на этот раз отвечает Сережа.

– А кто же подошел потрогать нерв, ты, что ли? – жеманясь, спрашивает Настя.

– Нет, не я. Нора, – не обращая внимания на кокетство Насти с гордой улыбкой говорит Сережа.

– Нора?! – хором спрашивают девушки.

В этот момент доктор-профессор выходит из операционной в сопровождении Норы, разговаривая с ней. Группа студентов замолкает, слушая их.

– Вы держались молодцом, Нора. Теперь Вам понятно – что такое нерв? – с подчеркнутой теплотой спрашивает доктор-профессор.

– Да, – отвечает Нора.

Нора останавливается перед однокурсниками.

– Да, это был нерв, тонкий, белый, как ниточка, – спокойно говорит Нора с отвлеченным взглядом, не адресованным никому из них.

Нора в туалете открывает кран с холодной водой, медленно умывает лицо, потом смотрится в зеркало, поправляет волосы и улыбается себе. Затем проходит в кабинку туалета, вынимает таблетки из кармана халата. Медленно, по одному бросает их в унитаз и при каждом бульканье таблетки в воду, отсчитывает вслух: «Один, два, три». Потом нажимает на кнопку спуска воды.

Тихий час

Спальня детского сада. Все дети спят.

Только маленький мальчик лежит с открытыми глазами. Он балуется – то сбрасывает одеяло и дрыгает ножками по кровати, то накрывается одеялом с головой и хихикает.

Молодая воспитательница подходит к нему.

– Никита! – шипит она на него и стоит над ним, не отводя сердитого взгляда.

Никита замолкает, закрывает глаза. Постояв несколько секунд, воспитательница выходит из спальной комнаты. Никита осторожно открывает глаза, высовывает язык и корчит гримасы воспитательнице вслед.

Когда воспитательница скрывается за дверью, Никита слезает с кровати, берет одежду со стула и одевается.

В небольшом помещении с большим окном и со шкафчиками для верхней одежды детей Никита тихонько открывает дверцу одного из них, на котором нарисован самолетик. Быстро вынимает из кармана пальто цветной пакетик. Достает оттуда пачку вафель.

Никиту привлекают приглушенные звуки, которые идут из другого конца раздевалки. Он кладет обратно в пакетик вафли и с пакетиком в руках подходит к закрытой двери. Верхняя половина двери – стеклянная, с нарисованными овощами и фруктами. Никита становится на носочки, чтобы дотянуться до видимой части стекла между рисунками и смотрит через него внутрь помещения.

В центре столовой, где стоит множество низеньких столов и стульчиков, спиной к двери стоит молодой мужчина в форме охранника. В одной руке он держит букет хризантем. Перед ним стоит молодая воспитательница Никиты. Воспитательница в слезах говорит что-то непонятное для слуха Никиты и нервно жестикулирует.

Охранник пытается обнять одной рукой и поцеловать воспитательницу. Но она гневно отталкивает его, выхватывает букет хризантем из его рук, бьет его цветами по лицу.

Мужчина резко отворачивается, идет к выходу из столовой в сторону двери, за которой стоит мальчик. Никита пластом прилипает к стене со стороны дверных петель. Охранник открывает дверь из столовой на Никиту, громко захлопывает ее за собой. Не заметив Никиту, выходит в коридор.

Никита, проводив его взглядом, на цыпочках идет к своему шкафчику, юркает в него, прячется там.

Охранник, выйдя на лестничную площадку, спускается по ступеням, выходит из здания детского сада во двор.

Глухие подавленные рыдания воспитательницы из столовой затихают.

Молодая женщина умывает лицо у низенького умывальника, вытирает лицо платком. Поправляет волосы на голове. Собирает разбросанные на полу и на столе хризантемы, выходит с ними из столовой.

Никита следит за ней через щелку дверцы шкафчика. Воспитательница выбрасывает цветы в стоящее в раздевалке мусорное ведро, идет в коридор в сторону спальной комнаты детей. Когда звуки ее шагов затихают, мальчик выбирается из своего укрытия. Никита вынимает одну хризантему из мусорного ведра, медленно идет с ней по коридору в спальню.

Воспитательница сидит на стуле у окна спиной к кроватям со спящими детьми, смотрит в окно. Ее плечи вздрагивают. Она беззвучно плачет.

Никита на цыпочках подходит к своей кровати. Кладет хризантему на стульчик. Когда он достает из пакетика пачку вафель, пачка падает на пол.

Воспитательница поворачивается на шум, встает, быстро идет к Никите. Она берет мальчика за ворот рубашки, трясет его. Вафли остаются лежать на полу. Никита всхлипывает. Воспитательница быстрыми движениями раздевает ребенка. Швыряет его на кровать, накрывает одеялом. Поднимает пачку вафель с полу, кладет на стульчик. Увидев хризантему на стульчике, она замирает на месте. Лицо ее выражает удивление и растерянность. Она смотрит то на Никиту, то на цветок.

Никита наблюдает за воспитательницей, перестает плакать. Высовывает руку из-под одеяла, берет цветок со стула, робко протягивает его воспитательнице.

Словно встряхнувшись, она берет хризантему из рук Никиты, грустно улыбается. Ласково что-то шепчет ему на ушко. Никита кивает в ответ. С хризантемой в руках воспитательница идет к окну.

Никита закрывает глаза, что-то бормочет с сияющей улыбкой на лице.

Спальня детского сада. Все дети спят. Спит и Никита крепким сном уставшего умиротворенного ребенка.

Тепло нашего двора

Киноповесть из трех новелл

«Мечта бабушки Мариам»

«Не забывай…»

«Шиповник»

С благодарностью моей

старшей сестре Каринэ Геворкян

Мечта бабушки Мариам

Ереван, 1993 год

Занесенная снегом центральная площадь с памятником Ленину на высоком пьедестале с трибуной для митингов. Напротив памятника неглубокий бассейн с остовами для фонтанов завален снегом. К территории бассейна примыкает грандиозное из бежево-белого туфа здание с величественными арками. На резной широкой деревянной двери под аркой прибита металлическая гравированная табличка: «Государственная картинная галерея Республики Армения». Под табличкой прикреплен белый печатный лист бумаги, на котором от руки красным фломастером написано: «Галерея не работает до весны по причине отсутствия света и отопления».

С другой стороны площадь полукругом окаймляют красивые шестиэтажные здания из розовато-красного туфа. На отдельных угловых плитках рельефно выделяются крупные кисти белого винограда из мрамора. На крыше одного из этих зданий видны крупные буквы: «Гостиница «Армения».

За гостиницей «Армения» видна старая узкая улочка. На первом по ходу одноэтажном доме прибита табличка: «Улица Свердлова». Здесь стоят старые, а некоторые и вовсе ветхие одно– и двухэтажные дома. Через несколько домов открывается маленькая арка с нависшим над ней перекошенным балконом. В арке проход, обложенный неровным булыжником, ведет во внутренний замкнутый дворик-колодец.

При входе во двор справа стоит маленький низкий одноэтажный домик. На его двери висит табличка: «Фотоателье Ара Мисакяна». За замерзшим стеклом единственного окна с внутренней стороны закреплены лицевой стороной наружу фотографии разных размеров. На одной из фотографий, помещенных в окне, на фоне летнего двора с цветущим большим кустом розы сзади на скамейке сидит пожилая женщина с седыми волосами с едва различимой на лице грустной улыбкой. На ее коленях устроилась девчушка лет четырех, у ее ног в коротеньком цветастом платьице стоит другая девочка, лицом похожая на сидящую девочку, но чуть постарше. Рядом с пожилой женщиной с милой улыбкой сидит юная девушка с большими глазами, с густой черной челкой на лбу. Девушка одета в светлое, в мелкий горошек платье. Рядом со скамейкой стоят парни. Один из них, самый взрослый, смотрит серьезным взглядом в объектив фотоаппарата. Другой мальчик с фотографии, лет пятнадцати, смеется во все зубы. Третий мальчик, намного младше двух других, скорчил забавную гримасу.

Если идти от фотоателье вглубь двора, то можно увидеть стоящие по кругу двухэтажные дома с одним длинным балконом для всех квартир, окна которых выходят во внутренний двор. В центре двора стоит беседка, рядом с ней – мангал для шашлыка. Все засыпано снегом.

Светлое время суток. Пожилая женщина возится в маленькой комнатке, куда с трудом попадает дневной свет из низких окошек первого этажа. Она надевает на себя теплое пальто, ноги в толстых вязаных носках вдевает в старые потертые сапоги, накидывает на голову теплую большую шаль, концами шали обвязывает спину. Берет в руки старую выцветшую кожаную сумочку и сумку – провизионку, выходит из дома.

Женщина сразу оказывается во дворе (в ней мы узнаем постаревшую женщину с фотографии в витрине фотоателье). Она захлопывает за собой дверь. Достает из потертой сумочки ключ, запирает дверь (ее дверь – крайняя замыкающая на первом этаже), нагибается, приподнимает половик перед входной дверью, кладет туда ключ, накрывает его половиком, сумочку опускает в провизионку.

Четверо мальчиков в свитерах и теплых штанах гоняют мяч по двору, покрытому грязным снегом. На мангале свалены в кучу их куртки, шапки, шарфы.

Мальчики, увидев идущую старушку, останавливают игру. Мальчик лет восьми подбегает к ней (в нем узнаем мальчика с фотографии с забавными ужимками), обращается к ней:

– Бабо Мариам, когда же ты нам гату испечешь?

Пожилая женщина останавливается, отвечает:

– Вот пришлет моя племянница деньги из Америки, Гагик джан, пойду куплю муки, масла, испеку гату на весь двор!

Другой парень лет шестнадцати, (стоящий рядом с Гагиком на фотографии), с сомнением восклицает:

– Эх, бабо Мариам, да ты ждешь этих денег целый год! Мы твоей гаты, поди, так и не дождемся!

Бабушка Мариам идет дальше в сторону арки, кричит им вслед:

– Дождетесь, дождетесь, Тигран джан! Вот пойду сейчас на почту. Может деньги меня там уже ждут!

Тот же дворик – колодец. Падает снег крупными хлопьями.

Под навесом балкона верхнего второго этажа рядом с дверью бабушки Мариам женщина лет сорока стирает детское белье в корыте, стоящем на высоком табурете. От корыта поднимается пар. Рядом на скамеечке стоит таз, куда женщина бросает постиранные выжатые вещи.

В другом конце двора из арки показывается бабушка Мариам. Женщина у корыта поднимает голову. Увидев старушку, она вытирает руки о передник, пытливым взглядом смотрит на нее в ожидании, когда та подойдет поближе.

Бабушка Мариам подходит к своей двери, отряхивает с шали снег, притопывает ногами. Женщина убирает со скамейки таз, ставит на землю, говорит:

– Присядь, бабо Мариам. Ну что, есть новости?

Пожилая женщина садится на скамейку, кладет провизионку рядом с собой, едва слышно, со вздохом произносит:

– Есть…

Женщина с интересом спрашивает:

– Ты наконец получила денежный перевод?

Бабо Мариам разводит руками, причитает:

– Куда уж, Кима джан, никакого перевода не было. Эх, детям гату испечь обещала.

Кима берется за стирку, говорит:

– Бог с этой гатой. Так какая же новость есть у тебя?

Бабо Мариам подавленно отвечает:

– У меня талоны на питание за этот месяц украли.

Кима выпрямляет спину, горячо восклицает:

– Ну, бабо Мариам, что ж ты так? И в прошлый раз ты их теряла. Надо быть внимательнее в такие времена. Ну, хоть не пускать тебя идти одной за ними!

Пожилая женщина встает, берет сумку, обиженно говорит:

– Не надо со мной ходить. Сама всё знаю.

Кима выжимает белье в руках, говорит примирительно:

– Ты меня извини, бабо Мариам! И не переживай сильно. Что-нибудь придумаем.

Бабо Мариам нагибается перед дверью, достает ключ из-под половика, с чувством произносит:

– Спасибо, Кима! Добрая ты душа!

Затем открывает дверь, заходит в свою комнату, захлопывает дверь изнутри.

Бабо Мариам в своей комнате закрывает дверь изнутри на ключ. Кладет провизионку на коврик перед дверью. Раздевается, аккуратно вешает шаль и пальто на деревянную, инструктированную с рисунком виноградной лозы, вешалку. Садится на стул, стоящий под вешалкой, снимает обувь. Надевает резиновые колоши. Встает со стула, берет с коврика провизионку, идет к тахте, которая стоит справа от двери у стены с маленьким окном с короткими в цветочек ситцевыми занавесками, садится на тахту, задумчивым взглядом обозревает свое бедное жилище.

Стены комнаты в выцветших серовато-блеклых обоях. В центре комнаты стоит деревянный обшарпанный небольшой круглый стол с двумя стульями, рядом со столом – небольшая железная печка. От печи труба уходит в боковое низкое окно в правой стене комнаты. Здесь же у стены стоит умывальник для рук, под ним стоит ведро с крышкой и оловянной кружкой на ней. В другом углу этой же стены в небольшой нише стоит громоздкий деревянный сундук. У стены слева от тахты рядом с вешалкой – старый двухстворчатый платяной шкаф. Напротив тахты за столом и печкой – невысокий, местами с облупленной полировкой сервант. Внутри него за потускневшим граненым в бронзовых металлических прожилках стеклом на полках стоят хрустальные бокалы и вазы, фарфоровые тарелки разной величины и супница, разные фигурки с пастухами и пастушками из фарфора, изображающие пасторальные сценки. Сверху на серванте по центру стоят массивные бронзовые большие часы. Стрелки часов не ходят, они показывают время пятнадцать минут шестого. Рядом по обе стороны от часов стоят фотографии в рамках. На одной из них изображена стройная молодая женщина благородной внешности в шляпе со страусовыми перьями, с белым закрытым зонтом в руке на фоне старинного дворца и пальм. В углу под фотографией написано: «Гагры, 1934 год». На другой фотографии изображена группа молодых гимназистов. На переднем плане в центре сидит зрелый мужчина интеллигентной внешности в пенсне на носу. На его коленях сидит забавная девчушка лет трех с большими бантами на голове. На фотографии в углу написано: «Тифлис. Нерсесяновская духовная гимназия, август, 1917 год».

Чуть поодаль от последней фотографии на стене над сервантом висит рамка с каким-то документом. Подойдя ближе, можно увидеть, что это потертая по краям и поблекшая бумага под стеклом – диплом, датированный 1934 годом, выданный Мариам Дарбинян за успешное окончание Лазаревского института восточных языков в Москве.

Бабушка Мариам, сидя на тахте, начинает разбирать свой бумажник, перетасовывает какие-то бумажки, что-то кладет обратно в бумажник, другие стягивает резинкой. Потом встает, подходит к серванту. Она приподнимается на носочки, аккуратно придерживает одной рукой рамку с дипломом, другой осторожно снимает его с гвоздя.

Старый двор. Предрассветное утро. С перекинутым через плечо узлом, с холщовыми большими сумками в руках, кряхтя, заходит во двор косматый мужчина большого роста. На его голове кепка с козырьком. Он проходит через двор, тяжело ступая по дорожке, подходит к дому, устало опускается на скамью перед дверью. Кладет на землю сумки, опускает с плеча узел на скамью.

Дверь открывается, наружу выходит Кима, окутанная в плед. Второпях она шпильками убирает и закрепляет растрепанные волосы на голове.

Она смотрит с сочувствием на мужчину, спрашивает:

– Господи, как же ты такую тяжесть один дотащил, Арто?

Арто сурово возражает:

– А что ты мне прикажешь делать? Снова срывать Тиграна с учебы? Или Гагика брать? Мелкий же еще. Да и в дорогу одному до деревни и обратно дешевле выходит.

Кима со вздохом говорит:

– Да, ты прав. Я тебя еще вчера ждала, вся изнервничалась.

Арто снимает кепку, протирает рукой покрытый испариной лоб, устало произносит:

– Рейсовый автобус сломался. Сосед твоей матери, Ваник, выручил. Довез до центрального рынка меня. Ты же знаешь, он там своей картошкой и луком торгует. От рынка я шел пешком.

Кима берет узел со скамьи, говорит участливо:

– Посиди ты, отдохни пока, я сама всё потихоньку занесу.

Вечер. В углу просторной комнаты горит печка, бросая веселые блики огоньков на стены. Большой обеденный стол освещен керосиновой лампой, стоящей по центру. На столе много соленостей, большая тарелка пшенной каши, хлеб в форме кирпича и кувшин, заполненный до краев молоком.

За столом сидят Арто, его сыновья – Тигран и Гагик. У стены в деревянной кроватке посапывает малыш. Укрыв ребенка шалью поверх одеяльца, Кима садится за стол.

Гагик возбужденно смотрит на еду, бодро спрашивает:

– Маа, это всё нам бабушка из деревни прислала?

Кима отвечает:

– Да, сынок, – в сердцах восклицает: – Вот и живи в наше время в городе. Без деревни пропадешь.