Текст книги "Соль. Время любить"

Весь рассказ этой женщины свелся для меня всего к трем предложениям: «Дриэлл», «передача ребенка добровольно», «магичка, сила которой просто сгорела». Именно первое слово в моем списке заставило меня пораженно замереть. Элтрайс Эль Дриэлл, аланит, которого так интересовали мы, первородные. Аланит, рядом с которым до сих пор находился один из нас. Киран… Могло ли произойти так, что Киран рассказал ему? Могло ли случиться так, что, узнав нечто о наших исследованиях, лучший маг его Императорского величества просто доработал то, что создавалось во имя любви?

При этой мысли у меня нестерпимо защипало в глазах. Я не могла поверить, что наша любовь к Дорину могла привести к тому, что малыша, которого я приняла всего несколько дней назад, создавали на убой. Но зачем? Эксперимент? Зачем… зачем… зачем?! Мне стало трудно дышать. Перед глазами все поплыло от непролитых слез.

– Завтра я помогу тебе начать все с чистого листа, – сказала я, кое-как проглотив тяжелый ком в горле.

– Когда мы сбежали, я подумала, что это он прислал вас. Думала, что он все понял, осознал, что мы нужны ему… – тихо прошептала она.

– Вот что я тебе скажу, девочка… – глубоко вздохнула я. – Постарайся запомнить и не забывать: ты теперь мать – это главное. Ради блага своего сына никогда не говори ему, кто его отец. Никогда не рассказывай никому о том, что рассказала мне. И больше не жди, что однажды он вспомнит о вас. В день, когда это произойдет, твоя жизнь рухнет. Запомни.

– Что? – испуганно посмотрела она на меня.

– Тебе очень повезло, что все закончилось именно так.

Я говорила, подкрепляя каждое сказанное слово частицей своего дара. Совсем скоро Эрта забудет небольшой отрезок своей жизни, но эти слова она должна будет запомнить навсегда.

На рассвете я увела ее из песчаного сердца Элио. Мы переместились в небольшую деревушку на северной границе Алании. Это было очень далеко от столицы. Здесь зимой выпадал снег, а тепло было лишь летом и поздней весной. Деревенька располагалась в окружении лесов и озер. Иногда я тут жила, и у меня здесь был дом. Люди знали меня как знахаря с востока, что приезжал в эти края для сбора трав. Потому мне не составило труда представить Эрту старосте деревни и объяснить, что это моя племянница и молодая вдова. Муж ее погиб в день прорыва на восточной границе. Девка молодая и работящая, а вот жить теперь, где привыкла, не может. Дом, что выделила империя, отобрали, так как муж погиб, не выслужив положенного срока. История была простой и прозаичной, подозрений ни у кого особенно не вызвала. Да и люди здесь жили по большей части простые и немного дремучие. Что такое полукровка-аланит, даже примерно не представляли. Оно и к лучшему. Сыну Эрты я на прощание дала небольшой невзрачный медальон из той коллекции, что некогда подарили нам с Кираном, который будет скрывать ауру ребенка, и точно так же, под воздействием, наказала ребенку никогда его не снимать. Даже если мальчик унаследует часть силы своего отца, он будет всего лишь невероятно очаровательным парнем, легко покоряющим женские сердца. Пока на нем эта вещь, никто и никогда не заподозрит, какое у него происхождение.

Дом, который я передала Эрте, располагался на окраине деревни. Простой, но крепкий. С небольшим садом, который требовал хозяйской руки. Сейчас была середина осени, потому вырастить что-то в этом году было уже сложно. Я оставила девушке денег, которых бы ей хватило, чтобы пережить зиму. Монеты, что некогда позаимствовал из кошелька Ферта Кит, наконец-то пригодились, как и зарплата, что выплачивал мне Рейн.

«Как бы сильно вы ни любили своих пациентов, не пытайтесь прожить за них жизнь» – слова, сказанные однажды нашим преподавателем по анатомии существ, всегда всплывали у меня в памяти, когда приходилось прощаться с теми, кому я однажды помогла. Я не могла жить с Эртой вместе и всегда быть с ней и ее сыном, но прежде чем оставить их, я должна была сделать все от себя зависящее, чтобы быть уверенной, что они в безопасности. Только так я смогу спать по ночам, только так смогу идти дальше. Я забрала ее воспоминания обо мне и о том, как она оказалась здесь. И очень надеялась, она запомнит то, что я однажды ей сказала.

Сидя за широким столом в просторной бывшей столовой королевской четы, я не без интереса наблюдала за тем, как нравится моему дому эта игра в жизнь. Сейчас я, Кит, Лил и «якобы» Джарред, хотя и не поручусь, наблюдали сцену подачи завтрака семье его величества. Саму столовую заливал золотистый солнечный свет, попадающий в нее сквозь распахнутые огромные окна. Легкий бриз нес с собой запах моря и цветов ассури, что так любила королева-мать за их тонкий сладковатый аромат. Стол был застелен белоснежной скатертью. Вокруг нас суетилась куча слуг с подносами, кувшинами с различными напитками, свежей выпечкой. Выглядело это довольно забавно, если понимать, что происходит на самом деле. Оборотни с жадностью принюхивались к витаемым вокруг ароматам, с трудом подавляя собственные инстинкты. Пожилой мужчина, а с ним несколько служанок с подносами, подошел к, возможно, Джарреду и поинтересовался, чего тот желает. К слову сказать, ассортимент был более чем! Оборотень, не будь дураком, пожелал тостов с маслом, сыром, ветчиной, свежий сок, джем, чай, немного хлеба, оказался совсем не против фирменного омлета от повара и сладкой сдобы.

Надо было видеть его лицо, когда пожилой мужчина, сгрузив на стол блюда, отошел, а стоило Джарреду подвинуть к себе тарелку, как оказалось, что роскошный завтрак – не что иное, как каша на воде. На отдельном блюдечке красовалась крошечная серая фрикаделька, которой полагалось быть «фирменным омлетом». К чему она была тут – непонятно, как и то, где он ее взял. И стоило видеть кислую мину оборотня, это по-детски обиженное лицо кудрявого парня, чтобы оценить чувство юмора дворца по достоинству.

– А… – только и смог сказать парень, смотря вслед уходящему мужчине, который уже интересовался у Кита, чего желает тот.

Внучек мой, похоже, смекнул, что к чему, и, заказав стакан воды, получил свою миску каши, сэкономив время всем нам.

– Что за дом такой? – пробурчал себе под нос Джарред. – И где та девчонка с младенцем? Я с утра ее не видел.

Насадив загадочное мясное изделие на вилку, я с интересом его разглядывала в момент, когда прозвучал данный вопрос. Потому, не отрываясь от своего занятия, просто сказала:

– Кто знает…

Вмиг воцарившаяся тишина заставила меня обратить внимание на тех, кто до этого мерно постукивал ложками. И только теперь я поняла, как именно выглядела в их глазах моя фраза, сказанная над фрикаделькой.

– Не, а что, ты коров здесь где-то видел? – невинно поинтересовалась я.

Два оборотня синхронно открыли рты, отчего часть каши вывалилась из них прямо на скатерть.

– Вот и я нет, так откуда эта хрень? – указала я взглядом на мясное творение Дворца. – С девчонкой все нормально, кстати, – добавила я, беззаботно съедая то, что давали, здраво рассудив, что в моем случае хуже не будет.

Дождавшись, пока двое из моих постояльцев, а именно оборотни, хорошенько поедят, потому как мне вовсе не хотелось, чтобы кто-то из них заработал несварение, я наконец-то решилась сделать то, что давно следовало, но все было как-то не с руки. Глубоко вздохнула, обращаясь к собственному дару и возвращая сморщенной и сухой коже вокруг глаз былую упругость. Поправила голосовые связки. Я видела, что волки сейчас больше заняты своими тарелками, чем мной, потому никто из них не обратил внимания, когда я осторожно начала отстегивать часть ткани, что так надежно закрывала мое лицо.

– Я понимаю, – все еще чуть сипло заговорила я, – что, наверное, не стоит так резко делать то, что я собираюсь. Но эта штука, – указала я пальцем на свой головной убор, при этом наклонившись так, что они до сих пор не могли видеть моих глаз, и пытаясь развязать потайные веревочки на шее, – меня уже допекла. Так что если кто рухнет в обморок, начнет орать, заикаться, тыкать в меня столовыми приборами, я вас сразу предупреждаю: ничем хорошим для вас это не закончится. Особенно если решите в меня что-нибудь воткнуть, ясно?

Сначала оборотни молчали, но первой не выдержала Лил.

– Мы можем себе представить, как выглядит дед-человек, – несколько высокомерно заявила она.

– И вообще, нам с самого начала было непонятно, зачем вы это носите. Стесняетесь своего возраста? Так мы представляем, как выглядят старикашки, – ухмыльнулся, вероятно, Джарред.

– А, ну тогда ладно, – наконец-то развязав последние узелки на своей чудо-шапке, я с удовольствием стянула ее с головы, позволяя тяжелым черным прядям рассыпаться по плечам, а себе – посмотреть на лица присутствующих. Хотя живу я довольно-таки давно, мне больше всего нравится наблюдать за реакциями живых на нечто, что не укладывается в их картину мира.

Так, например, всегда ловкая и собранная Лил выронила ложку, и та со звоном упала на пол. Рот блондинки удивленно приоткрылся, и она просто замерла. Скукотища. Зато Джарред не подвел.

Не знаю, что уж он там пытался сказать, но рот его просто открывался, оборотень издавал что-то похожее на «ма», потом закрывался, парень медленно моргал, точно собираясь с мыслями, и все шло по новой. Забавно, но не так, как было с Трэем. Тот просто воткнул мне вилку в ногу… Но тут я сама виновата: что меня все время за столом тянет открываться людям?

Первой не выдержала Лил.

– Вы… вы… ты… – дала она петуха на этом самом «ты» и закрыла рот, тяжело вздохнула и уставилась куда-то в пол. Длилось это недолго. Оборотница встрепенулась, точно ее озарила гениальная мысль, и выпалила:

– Девочка! – обличающе ткнула она в меня пальцем.

– Ма, – поддакнул, по всей видимости, Джарред.

– Нет, сто процентов нет, – покачала я головой, – и, нет, молодой человек, я не ваша мать.

– Но… девочка! – вскочив из-за стола, вновь дала петуха девушка.

– Можно мне воды? – устало обратилась я к воображаемым слугам, что продолжали кружить около нашего стола. Но несмотря на то, что просила я, а не чужаки, все равно получила еще одну порцию каши. Прелесть какая.

Отодвинув предложенную «воду», я глубоко вздохнула, собирая в кулак все свое самообладание, и сказала:

– Вот те Лурес в свидетели, – осенила я лоб святым кругом.

– Ма, – уже мне поддакнул, скорее всего, Джарред.

Некоторое время оборотни молча таращились на меня и почему-то на Кита, чем мешали пацану облизывать тарелку, что он делал, пока никто не смотрел. Поэтому, стоило им отвернуться, как парень, недолго думая, собирал остатки каши пальцем и засовывал себе в рот.

«Все же весь в меня», – умиленно подумала я, подмечая тот факт, что нам обоим хоть война, но обед должен быть все равно!

– Ну, хватит уже, – решив прервать смотрины, сказала я. – Повторю вслух, если вдруг так не очень понятно. Я женщина.

– Девчонка, – уже прошептала Лил, только на этот раз своему товарищу, с таким выражением, будто что-то поясняла ему.

– Бабуля твоя – девчонка, поняла? – фыркнула я, поднимаясь со своего места. – Все, иду к больной. Через два дня планирую уйти. Вас выгоню… и тебя тоже, – кивнула я Киту, который от такой новости, кажется, забыл вытащить палец изо рта.

– За что?

– Куда?

– Почему?

Что значит правильно сменить тему разговора! Это искусство.

– Надо, – коротко бросила я. – Дела у меня. Одних вас тут не оставлю и с собой не возьму. Про тебя пошутила, чтобы в рот что попало не совал, – последнее замечание было адресовано Киту, который тут же вытащил палец изо рта. Покачав головой, я уже было собиралась уйти, как слово вновь взяла Лил.

– Мы вас не оставим, – коротко сообщила она, а я благоразумно не стала спорить. Нет так нет, можно подумать, я уговаривать буду.

Тереза пришла в себя на третью ночь. Времени на восстановление ушло гораздо больше, чем я планировала изначально. Хотя теперь мои посиделки у кровати больной больше всего напоминали какой-то кружок по вышиванию. Я и двое оборотней мучили методическое пособие дней моей молодости, представлявшее собой имитацию человеческой руки. Решив, что сидеть просто так и развлекать молодежь байками из моей жизни, мягко говоря, невесело, я достала игрушки, некогда принадлежавшие Кирану, а также личным целителям королевской семьи. Три искусственные руки, три скальпеля, швейный набор. Свиных ног тут не было, а жаль. Хотя рука анатомически была точной копией человеческой, но все же ненастоящей. Но мои уже бывшие студенты были в восторге. Таких муляжей они никогда в жизни не видели.

– Если бы вы видели, как это выглядит со стороны, – поделился с нами Кит, который этими ночами занимался по большей части тем, что носил мне чай и вытирал кусочком ткани «кровь», выступавшую на муляже, стоило мне сделать надрез.

– Не отвлекайтесь, сестра, я не вижу, – скомандовала я, в то время как Кит поспешно убрал лишнее. – А теперь смотрите сюда, мои недалекие коллеги, – покивала я на разрез, а оборотни тем временем дружно уставились туда, куда я показывала. – Вы освоили одну технику эйлирского шва, настало время для второй. Не всегда надо просто «заштопать» больного. Не стоит забывать и об эстетической стороне вопроса.

– Какой? – как всегда, переспросил Кит. По крайне мере, теперь он чаще переспрашивал, чем с умным видом поддакивал, выдумывая новые слова.

– Не всем нравится иметь украшение в виде шрама, особенно на лице, шее или руках.

– А, – покивал мой внук, с интересом склонившись над муляжом.

– Если все сделаете правильно, то у аланита или оборотня шрама не останется вовсе. У людей чуть хуже с регенерацией тканей, но если правильно обрабатывать шрам, то и у них тоже. Смотрим, – сказала я, вооружаясь иглой с нитью.

– Мне… – раздалось едва слышно у меня со спины, – тоже интересно…

Мы сидели спиной к кровати, где лежала девушка, потому повернулись все синхронно. Я даже не успела отложить муляж. И, только обернувшись, искренне понадеялась, что вид «оторванной» конечности не вернет ее туда, откуда она смогла вернуться.

Глава 5

– И? Вы уверяете меня, что понятия не имеете, каким образом первородному удалось исчезнуть из дворца? – осведомился Рейн, с интересом рассматривая мужчину, что сейчас сидел перед ним.

Саймон Тор, главный целитель городского госпиталя, выглядел расслабленным и как-то странно умиротворенным. Почему он решил поговорить с целителем? Рейн и сам не понимал. Он уже давно все рассчитал. И не сомневался, что Тор имеет отношение к побегу Соль. К тому же этот вопрос не был первым в списке его дел на настоящий момент. Тогда какого демона он спрашивает целителя об этом сейчас? Зачем?

– Именно так, – спокойно отозвался мужчина ровным и непривычно низким голосом.

– Я не люблю пустых угроз, – сказал Рейн, а подушечки его пальцев едва слышно прошлись по деревянной глади стола. – Но вы, Саймон, ходите по краю. Предупреждаю вас только потому, что вы полезны Алании, и даю вам шанс подумать над моими словами. Хочу, чтобы вы знали и еще кое-что. Насколько мне известно, ваш сын уже достаточно взрослый, чтобы отдать свой долг стране? Грядет война – и магу его уровня и умений самое место в строю тех, кто будет удерживать восточные границы империи.

Саймон судорожно прикрыл веки. Этот мимолетный жест не ускользнул от взгляда Рейна. У всего есть своя цена. Каждый выбор влечет за собой последствия. Саймон выбрал, и теперь пришло время платить по счетам. Кто пытается идти против Ариен, должен быть готов к последствиям.

– Вам же следует готовиться, совсем скоро польется кровь. Мне необходимо, чтобы вы мобилизовали все силы городского госпиталя. Целители должны быть подготовлены в соответствии с положением о военном времени, это ясно?

– Я понял, – скупо ответил мужчина, и Рейн заметил, как сжались его кулаки и побелели костяшки пальцев.

– Если вам есть что добавить, то прошу, – сказал он, делая вид, что изучает бумаги, лежавшие перед ним на столе.

Некоторое время Саймон молчал, точно размышляя, стоит ли ему вообще открывать рот. Рейн давал ему возможность выбрать.

– Я рад, – наконец-то сказал он, – что он ушел.

– Неужели? – изогнув бровь, посмотрел исподлобья мужчина на главного целителя. – С чего бы? Не был бы он полезен сейчас для нашей страны в сложившейся ситуации?

– Разве… он не был для нее полезен однажды? Ни один из нас не отдал столько империи, сколько сделала, – словно через силу выдавил целитель это окончание, – она.

Рейн резко отложил в сторону бумаги и прямо взглянул в глаза Саймону.

– Вы знали?

Саймон коротко кивнул.

– Вы бы тоже знали, если бы только проявили должный интерес к ним. Еще можно найти сказки о ней, если хорошо поискать.

– И?

– Я не жалею, – твердо сказал мужчина, прямо посмотрев в глаза Рейну. – Ясно вам? Не жалею, – можно сказать, с вызовом обратился целитель к главе тайной службы империи.

Рейн коротко усмехнулся, но больше ничего не стал спрашивать у этого мужчины. Ему было многое понятно и без лишних слов.

– Вы можете идти… пока, – счел необходимым добавить он.

Стоило двери затвориться за целителем, как Рейн тяжело поднялся из-за стола. Впервые в жизни он не чувствовал себя на своем месте. Стены душили его, в груди пекло и ныло, ему было тесно в собственном кабинете. Тесно и невыносимо оставаться тут. Грядущая война, как бы сильно он ни убеждал себя в обратном, занимала лишь второе место в его мыслях. Он ощущал физически, что принуждает себя оставаться в стенах возглавляемого им управления, хотя больше всего на свете ему хотелось распахнуть крылья за спиной и взлететь. Выше! Туда, где солнце лучами целует перья облаков, откуда все кажется таким маленьким и незначительным… Там, лишь там он мог поверить, что его чувства имеют больше смысла.

Некоторое время он смотрел на центральную площадь Аланис. Величественные белоснежные здания, мощенные розовым камнем дороги, снующие туда-сюда жители столицы. Такие разные, все в хлопотах и не обращающие никакого внимания друг на друга. Солнечные лучи отражались в струях фонтанов, разбивая их на крошечные золотые песчинки. Дети, весело смеясь, бегали вокруг статуи одного из героев древности, что своим обликом сейчас и украшал этот фонтан на площади. Было обычное утро для столицы империи. Как знать, быть может, оно последнее такое?

Рейн тяжело вздохнул, отворачиваясь от окна. И только сейчас он заметил небольшой конверт на том самом месте, где сидел Саймон. Мужчина с интересом взял его в руки, заметив небольшую надпись в самом углу.

«Если и впрямь интересно…» – гласила она.

Не придав ей большого значения, он просто распечатал конверт. Внутри оказалось несколько пожелтевших от времени листов магически укрепленной бумаги. Это было единственной причиной того, почему она до сих пор не рассыпалась по прошествии стольких лет. Эти листы казались частью какой-то книги, написанной на эйлирском языке. Положение Рейна обязывало его понимать этот язык, но более древний вариант его он уже не знал – только тот, что существовал на момент угасания этой цивилизации. Это был рассказ или сказка о верховной жрице Двуликого Бога при храме в городе Ортис, некой Соул – как мог, прочитал имя Рейн. Автор рассказывал о том, как Соул лечила людей, проклятых гнилью. Вероятнее всего, имелась в виду болезнь, которую в Алании называли черной хворью.

«Ортис устоял. И не было в городе дома, которого не коснулась длань Двуликого; человека, которому не пришла бы на помощь Соул. Жизнь не сдалась, хотя, казалось, смерть ждет ее поражения у каждого порога. Правитель Аттавии не счел нужным прийти на помощь городу, от которого отвернулись боги, а дитя Двуликого Бога осталась с нами в этот темный час».

Последние строки истории ясно говорили о том, что описанное не сказка. На протяжении полугода город был закрыт от остального мира. Правитель тех времен запретил поставлять туда товары, пищу, медикаменты. Город оказался отрезан от цивилизации. Был дан четкий приказ никого не впускать и не выпускать оттуда. Неужели эта история и правда о Соль?

Не успел Рейн додумать эту мысль, как на последнем листе бумаги увидел изображение девушки. Она стояла у самого края крепостной стены. Обычно иллюстрации таких историй красочные и яркие, главные герои всегда в нарядных дорогих одеждах, а тут… Она смотрела на простертый внизу город с нескрываемой печалью во взгляде, ее густые темные волосы были собраны в растрепавшийся на сильном ветру хвост. Одежда темная, какие-то нелепые, потертые и явно большего размера, чем надо, брюки и рубашка. А внизу, у самой стены, горел погребальный костер для тех, кому помочь она так и не смогла. Он не мог не узнать черт ее лица, пусть и видел ее лишь однажды. И этот взгляд, словно она молчаливо оплакивала кого-то очень близкого ей.

«Ты совсем не знаешь ее», – часто говорил ему Трэй, а он всякий раз вспыхивал, точно пламя на ветру. Эти слова задевали его. Он ревновал? Возможно. Но, пожалуй, именно сегодня он впервые задумался над этим под другим углом. А что он знает о ней? Сколько ей на самом деле лет? Что видели эти древние глаза, принадлежащие, казалось, совсем юной девушке? Каким было бы его сердце, проживи он столько же лет, испытав то же, что и она? Имеет ли это значение в свете того, что он желает ее? Сможет ли он сохранить свою решимость, если как следует задумается над этим?

– Вопросы… почему, когда дело касается тебя, я никогда не знаю, каким будет ответ? – тихо спросил он у нарисованной на пожелтевшем листе девушки, что вот уже не первое столетие тихо плачет над погребальным костром.

* * *

– Итак, белошвейки мои, отложим иглы ненадолго, есть дела поважнее, – стоя рядом с кроватью Терезы, сказала я. – Кто знает, какие? – посмотрела я на своих два с половиной студента.

Несмотря на то что девушка очнулась, выглядела она слабой. Что, собственно, и немудрено, учитывая, сколько она лежала без движения и нормального питания.

Студенты смотрели на меня так, словно вчера на свет родились. Эти наивные и милые глаза, трепет ресниц, ощущение, точно я больную в коровник привезла.

– Ну же, – милостиво подбодрила я своих буренок.

– Нужно осмотреть ее, – выдала Лил, заслужив завистливый взгляд своего товарища, наивно-добродушный от Кита и поощряющий – мой.

Я милостиво разрешила оборотнице действовать. На самом деле своим даром я уже все проверила и была спокойна за девушку, но ведь и студентам нужна практика. Так что пусть уж потерпит немножко.

Лил решительно приблизилась к кровати, одним резким движением сорвала с Терезы одеяло, и, будь я проклята, она начала ее осматривать. В этот момент я почувствовала себя зрителем в театре абсурда. То есть все участники постановки что-то там понимают, одна я не при делах. Даже Кит – и тот с умным видом пялится на больную.

– Что ты делаешь? – между делом спросила я, когда Лил все же соизволила измерить пульс у больной.

– Провожу осмотр, – как ни в чем не бывало заявила она.

– На предмет чего, я стесняюсь спросить? Думаешь, у нее какая-то деталь отпала, пока она тут лежала?

– Нас так учили осматривать людей, – с готовностью ответила она. – Она человек, и я не могу определить ее состояние, опираясь на свои ощущения, – наминая пациентке живот, поделилась Лил.

Я устало прикрыла глаза. Почему-то заломило виски. Что за дурдом тут творится? Первым желанием было вломить оборотнихе по хребтине, благо посох был неподалеку. Желание было острым – должно быть, так себя чувствует алкоголик в завязке.

– Я начинаю новую жизнь, новую жизнь, новую жизнь, – все еще с закрытыми глазами продолжала шептать себе под нос я до тех пор, пока не смогла вновь ровно дышать.

– Что? – осведомилась девушка.

– Первое, что тебе стоит проверить у пациента, который вышел из такого состояния, – это его реакции и рефлексы…

– Что такое рефлексы? – поинтересовался Джарред, возвращая меня на грешную землю, так и не дав мне стать хоть немного лучше согласно плану.

– Отдохни, милая, – погладив больную по щеке, я тут же погрузила ее в глубокий оздоровительный сон, подкрепив свое действие еще одной частицей собственной силы. – За мной, – уже сквозь зубы процедила я, обращаясь к своим недорослям. Легко подхватила посох и направилась к выходу из комнаты. За моей спиной послышался возбужденный шепот, но бунтовать в открытую никто не решился.

А уже спустя двадцать минут двое оборотней переминались у окна столовой, смотря на то, как я привязываю Кита к стулу.

– Доставайте тетради, поганцы, – фыркнула я, связывая внучка.

– Ну почему я? Ошиблись-то они, – проныл Кит.

– Потому что, не ровен час, папашей станешь, а писать толком до сих пор не научился.

– Я зарисую, – с готовностью согласился Кит.

– Рисуешь ты и того хуже, – фыркнула я, не став добавлять, что в этом-то он точно весь в меня. – Итак, любители подглядеть, у кого что и где выросло, – поднимаясь на ноги и ставя на стол предметы, что любезно материализовал для меня мой дом, сказала я. Первым появился молоток, за ним – тонкая длинная игла и горящая свеча. – Узнаем же, что это за хрень такая – условные и безусловные рефлексы и на кой демон Двуликий их придумал, – с нездоровым блеском во взгляде изрекла я. – В этом нам любезно согласился помочь этот маленький ленивый мальчик, который никак не может выучить алфавит, чтобы писать, не подглядывая в шпаргалку.

Кит нервно сглотнул, оборотни переглянулись. Думаю, этот урок они запомнят если не на всю жизнь, то надолго уж точно.

И хотя я прекрасно понимала, что, вероятно, никто из них не виноват в том, что случилось с этим миром, но больно мне было все равно. Все знания, что мы веками, точно ненормальные муравьи, стаскивали в одну кучу и хранили для них, стали вдруг никому не нужны. Настолько не нужны, что лечатся они теперь только магией, чтобы болезнь просто выгорала под действием силы или подножными травами. А люди? Их и вовсе лечат как придется. Есть старые рецепты от самых распространенных заболеваний, например, чтобы сбить жар, обезболить, против кашля и простуды. Ну и так, кое-что от кое-чего. Элементарные операции, где если ты не магически одаренное существо, то непременно отбросишь копыта от послеоперационных инфекций, прости меня Двуликий. К чему им знать о каких-то там реакциях организма у пациентов, которые выходят из комы? Зачем? Из нее никто и никогда не выходит! Как только Тереза-то продержалась?!

Когда урок был пройден, Кит отпущен спать под честное слово, что завтра он таки выучит все буквы, а оборотни отосланы заниматься тем, что им в голову взбредет, я отправилась в комнату к девушке, с которой нам предстояло познакомиться.

Войдя в комнату, я заметила, что она пришла в себя и сейчас с интересом изучала пейзаж, который открывался за окном. Дворец показывал ей эйлирское утро. Солнце едва коснулось горизонта, окрасив темное небо в предрассветные тона. Рассветы и закаты на моей родине всегда были насыщенными красками, пряными от ароматов ночных цветов и неповторимо зачаровывающими. Поговаривали, что это из-за обилия магических энергопотоков, что сходились на этой земле. Словно бы именно они преображали действительность вокруг, искажая пространство и явления. Из окна спальни, в которой сейчас находилась моя подопечная, виднелся лишь сад. Отсюда нельзя было разглядеть город. Но и того факта, что за окном цвела жемчужная роза тали, должно было хватить, чтобы привести девушку в недоумение. Цветок был искусственно выведен магами Эйлирии. Не нуждался ни в воде, ни в каком-то особенном уходе, лишь должен был расти в богатом энергией месте. Магически выведенные цветы имели необыкновенный тонкий аромат, который изменялся в зависимости от предпочтений того, кто пытался его вдохнуть. Например, Зорис чувствовал аромат арнийского коньяка, для Кирана она пахла чернилами и бумагой, мне чудился запах дезинфицирующего средства. Не цветок, а настоящий психологический детектор.

«Я единственный нормальный из нас троих, – сказал как-то Зорис, – подумать только, дезинфицирующий раствор и чернила?! Идеальная парочка, ничего не скажешь!»

Он еще долго высмеивал наши пристрастия, а я радовалась как ненормальная тому, что узнала, что нравится Кирану… Мое сердце стучало в те дни так быстро, что, пожалуй, если бы не мой дар, должно быть, я с легкостью могла стать пациентом кардиологического отделения. Мы еще не встречались в то время. Скорее, я изводила его как могла, со всей присущей мне увлеченностью, делая вид, что просто терпеть его не могу. Что сказать, в этом вся я. Как хорошая спелая капуста, которую надо исследовать слой за слоем, чтобы хоть что-то понять.

Не вовремя накатившие воспоминания, вопреки всему, не расстроили меня, как это частенько бывало, а заставили легко улыбнуться. Моя память может быть синонимом слова «боль». Стоит вспомнить тот или иной период жизни, чтобы почувствовать, как не хватает мне моей семьи, как я тоскую по временам и людям, что окружали меня тогда. Моя память – опасная трясина, с которой нужно быть весьма осторожной. Но иногда, очень редко, боль была не острой, а скорее ноющей и почему-то теплой, как сейчас. Главное, не раскручивать колесо времен, не вспоминать сразу еще что-то. Достаточно и простого воспоминания о цветке, моей первой любви и дружбе. Вот так.

Глубоко вздохнув, отгоняя непрошеные картины, я подошла к девушке.

– Ты проснулась? – спросила я нечто очевидное и нехарактерное для себя. Но я же вроде бы как пытаюсь быть милой. Что за бред?!

– Кто вы? И где я? – слабо сказала она, с интересом посмотрев на меня.

Демоны побери эту моду Алании! Сейчас я, как последняя идиотка, обмоталась белой простыней из своей спальни и подпоясалась шнурком от шторы в гостиной. Напялила сандалии Кита и улыбалась, точно у меня склянка с маковым молочком в рукаве.

– Для начала позвольте мне задать вам несколько вопросов, прежде чем я отвечу на ваши, – выдала я свою фирменную улыбочку. С непривычки свело щеки, но я продолжила: – Ваше имя?

– Вам не сообщили, кто я? – растерялась она.

– Ну что вы, – мило захихикала я. Ну, должно было выглядеть мило, но не поручусь. – Это простые вопросы, чтобы проверить ваше состояние.

– Эллиана Мортис, – тут же протараторила она, точно пытаясь доказать кому-то, что с ней все хорошо.

– Что последнее вы помните?

– Что вам рассказал господин Дриэлл? – после минутного замешательства спросила она.

– Будьте уверены, все и даже немного больше. Мы с господином Дриэллом вместе работаем… ну, вы понимаете, – многозначительно посмотрела я в глаза девушки. Моя азартная душа авантюриста вошла в раж. Больше всего на свете мне нравилось ничего не понимать и самозабвенно врать! Это я любила. – Он просил вас быть предельно откровенной со мной, ведь от этого зависит наше общее дело.