Текст книги "Три повести. Вода"

Его учтивость Машу сильно удивила. Хотя с ним напрямую она никогда не общалась, но уже привыкла к тому, что в основном здесь командуют.

– Я уже говорила. Мне здесь нечего делать. Работы нет. В библиотеку не пускают, блокнот и ручку не дают, запрещают считать время, запрещают общаться. Мне здесь одиноко. Я не могу здесь находиться. Мне снятся кошмары. Я хочу туда, где твердая земля и деревья.

– Ваша работа заключается в том, чтобы помогать исследованию. Это важно. Профессор очень заинтересован в изучении снов, а они у вас яркие и разные. К сожалению, наша библиотека на языке, который вы не понимаете. Я попрошу, чтобы вам выделили бумагу и карандаш. Относительно времени. На корабле особые условия, любые часы и календари будут вводить вас в заблуждение. Потому постарайтесь отказаться от привычки считать время. Есть день, и есть ночь, остальные параметры будут истолкованы неверно.

– Сколько вам лет? – оборвала его Маша.

– Это имеет какое-то значение? – он оставался невозмутимым.

– Интересно. Вы же не считаете время? Значит, не знаете, сколько вам лет.

– Не знаю. И меня это не интересует. Я знаю, что завтра я буду занят, как и вчера, как и сегодня. Это единственно важно.

– Кому ваши занятия приносят пользу? – спросила Мария.

– Мы занимаемся фундаментальной наукой. Потому мое занятие полезно абсолютно всем. Так же, как и ваше, если вы сконцентрируетесь на нем, то найдете удовлетворение.

– А как ваши исследования поступают ко всем? С кем вы связываетесь на суше? – Продолжала допытываться Риа.

– Я не могу вас посвятить во все нюансы нашей работы.

– Что это означает? – Маша махнула головой на крест с мужчиной.

– Это распятие. Символ силы веры.

– Как это? Символ силы веры?

– Это когда вы настолько верите в свои убеждения, что готовы отдать абсолютно все за это, даже, когда никто больше не верит. К какой религии вы принадлежите?

– Что такое религия?

– Свод духовных законов, по которым вы живете.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

Маша была в замешательстве оттого, что он говорил. В ее жизни не было ничего похожего, никаких символов, никаких религий. Она пару раз слышала, что когда-то были непонятные ей учения, но в крепости такого точно не было, и отец ее этому не учил.

– Для чего нужны эти правила? – спросила она.

– Для того чтобы не сломаться, когда станет тяжело. Это как обувь, которая бережет ноги от ран. Так религия бережет от сомнений и угрызений совести.

Машу это заинтересовало. Кажется, сейчас это было то, что могло ей помочь, если бы она понимала смысл всего этого.

– И что это за законы, которые могут помочь?

– У каждой религии они могут меняться. Но в основном она вся направлена на созидание: не убивать, прощать, помогать, терпеть.

– Не понимаю, как это может помочь. К чему они приведут? Какова в этом цель?

– Достигнуть блаженства и полного удовлетворения. Попасть в рай.

– С помощью терпения и прощения достигнуть блаженства?

– Это всего лишь образы. Вы можете сами создать для себя религию. Чего вы хотите в этой жизни?

– Счастья, – Маша удивилась сама себе, хотя это был самый точный ответ для любого человека.

– Вот и придумайте для себя правила, следуя которым, вы достигнете счастья.

– А если я не стану терпеть, ради своего счастья? – Спросила Маша.

– Возможно. А ради чужого? – спросил Кристоф.

– Если это не помешает быть счастливой мне.

Маша посмотрела на распятье.

– А это настоящий человек? – спросила она.

– Да.

– Что с ним? Почему он на кресте?

– Его прибили гвоздями к кресту из-за его веры. Он пожертвовал собой, чтобы показать другим, что если они по-настоящему верят, то получат желаемое, даже если это что-то невероятное. Например, жизнь после смерти. Его убили, но он возродился.

– Это странно. Зачем возвращаться туда, где тебя хотят убивать? Если он так сильно верил, нужно было придумать себе добрых людей, а не восстание из мертвых.

– У каждого свое счастье. Кто-то меняет себя, а кто-то мир.

– И где он, этот измененный мир? – спросила Маша.

– Он здесь, вокруг нас.

– То есть все очень хотели, чтобы жизнь превратилась в хаос?

– На все воля Божья.

– Воля чего? – Маша окончательно запуталась во всем этом и уже не могла понять, о чем говорит Кристоф.

– Воля Создателя. Того, кто сотворил этот мир: нашу планету, Солнце, Вселенную. Нас с вами.

– Это тоже из религии? – недоумевала она.

– Это основа всего бытия, – в это время вернулся профессор и лаборант, – основа всего мироздания. Сущность, которая связывает молекулы, запускают спутники, склеивает наши внутренние органы, сводит людей, делает воду водой, а огонь огнем.

– Прекрати издеваться над девчонкой. У нее и так мозг кипит, а еще ты со своими божественными баснями, – прервал разговор профессор.

– Почему же, ей интересно. Она сама спрашивает и слушает. Или вы хотите, чтобы я рассказывал ей о нейронных связях ее мозга? – Кристоф был абсолютно спокоен.

– Я хочу, чтобы ты прекратил впихивать свои религиозные нравоучения людям в головы. Мы ученые и идем опытным путем, а не догадками.

– Мы идем путем подтверждения и опровержения. Вы мне до сих пор не предоставили факты опровержения моей веры, господин Равинд.

– Иди, отдыхай, – обратился профессор к Маше.

– Сначала завтрак, – пошел за ней лаборант.

Завтрак, как всегда, состоял из какой-то жижи. Еще были сухари, редис и зелень. Маша сидела, ковыряюсь в своем блюде.

– У вас здесь есть теплица? – спросила она.

– Да, есть небольшое помещение, где это выращивают, – ответил лаборант

– Ты тоже живешь по этим законам, о которых рассказывал Кристоф? – Маша надеялась, что он будет сегодня разговаривать. Похоже, у него было хорошее настроение.

– Каким законам? – удивился Никита.

– Ну, это… религии, он так ее называл.

– О, нет, – лаборант засмеялся, – и не забивай себе этим кошмаром голову.

– Почему у вас там, в лаборатории, висит крест с этим человеком?

– Чтобы Кристофу было весело.

Никита явно к этому относился не просто безразлично, он еще и насмехался над Кристофом по этому поводу.

– Это как? Почему весело?

– Ну, он с ним разговаривает. Молиться. Делиться переживаниями.

– Что-то вроде воображаемого друга? – спросила Риа.

Никита расхохотался на всю столовую. Она первый раз видела у него такую реакцию.

– Точно. Это самое верное определение. «Воображаемый друг».

Он стирал слезы у себя с ресниц и продолжил есть. Маша не очень поняла, почему Никиту так смешило это. Она серьезно думала о том, что для нее сейчас было бы большим облегчением такой воображаемый друг. Если она не может ни с кем общаться по душам, то этот друг был бы для нее спасением. Только вот она ничего об этом не знала. Как это работает? Ей бы еще времени, чтобы поговорить с Кристофом. Но когда она останется с ним наедине следующий раз? После завтрака размышления на эту тему заняли все ее внимание. Лаборант отвел ее в комнату, закрыл там. Маша пыталась читать книгу. Осталось еще несколько глав, но размышления на тему веры забирали все ее внимание. Хотя глава, которую она читала, со стороны сильно напоминало то, о чем она говорила с Кристофом. Только в книге было не о религии, а о пластичности мозга и обучаемости. По сути, о том, что если мы что-то много раз повторяем, то это становится нами. Это было нечто близкое, только другими словами. Маша решила дочитать книгу и перечитать ее снова, чтобы посмотреть на информацию под другим углом. Она точно знала, что увидит что-то новое, что раньше не замечала.

Вечером лаборант забрал ее на ужин.

– Меня теперь постоянно будут выгуливать как собаку? – спросила Маша.

– Ты себя так зарекомендовала, – спокойно ответил лаборант.

– Я хочу в середине дня бегать, – требовательным тоном сказала Маша.

– Куда ты собралась бегать? – хихикнул Никита.

– Я хочу бегать в коридоре вокруг корабля. Я сутками сижу в камере два на три. Мне нужно движение. Я здесь задыхаюсь, – начала переходить на истерику Риа.

– Успокойся. В коридор тебя никто не пустит, чтобы ты никого не угробила, – без эмоций ответил лаборант.

– Так убейте меня сразу, зачем вы надо мной издеваетесь? – Закричала на весь коридор Маша.

Они уже стояли у дверей в столовую. Лаборант растерялся и оцепенел, он ни разу не видел такой реакции у Маши, потому думал, как ему быть. Через несколько секунд в коридор из столовой вышел Равинд.

– Какого черта ты орешь? – набросился он на Машу.

– Какого черта вы взяли, что я лабораторная крыса, которую можно таскать, когда и куда захочешь, и закрывать в клетке? – Кричала в ответ Маша.

Из-за угла появился Тимур. Его смолянистые глазенки поблескивали в темном коридоре от радости. Жизнь здесь была настолько скучной, что такое представление его очень обрадовало.

– Ты, дура, чуть нас всех не убила, а теперь спрашиваешь какого черта тебя закрывают? – лицо у профессора стала бордовым.

– Да вы еще сто лет назад должны были сдохнуть. И что, до сих пор боитесь умирать? О вас хоть вообще знают за пределами корабля?

После этих слов Маши повисла гробовая тишина. Профессор побледнел. Все затаили дыхание. У Никиты начали дрожать руки. Воздух не двигался. После долгой паузы профессор сказал:

– Закрой ее.

– Она еще не ела, – промурчал лаборант, весь бледный, он втянул шею, его руки продолжали дрожать.

Профессор опять покраснел и посмотрел на него. Глаза Тимура стоявшего за углом, сияли ярким пламенем удовольствия.

– Закрой! – заорал он на весь коридор и ушел в столовую, хлопнув дверью.

Лаборант взял Машу за предплечье и силой повел в каюту.

– И? Что дальше? Навсегда меня тут закроете? – Не успокаивалась Маша.

– Ты хоть понимаешь, что теперь начнут всех проверять. Откуда ты взяла эту информацию? – лаборант был и зол, и напуган одновременно.

– Себя проверяйте. Двери надо закрывать, когда кого-то обсуждаете. Что с той правды, которую вы не хотите признавать? От нее кто-то умрет? Но вы готовы убить, чтобы правду не узнали? У вас у всех паранойя, каждый из вас сумасшедший. Вы непонятно для чего работаете и непонятно для чего живете. Каждый из вас несчастлив. Каждый из вас делает несчастным других и друг друга. Ради чего? Какая у этого всего цель?

Никита ничего не ответил. Он толкнул девушку в каюту и запер дверь. Маша легла на пол и начала дышать медленно, глубоко вдыхая и полностью выдыхая. Она старалась успокоить свое колотившееся сердце. Если раньше ее поглощала жалость к себе и отчаяние, то сейчас ее охватывала злость. Твердая и безапелляционная, именно такая, которая придает решительности и уверенности в своих поступках. Риа успокоилась и решила, что теперь она будет думать только об одном. О том, что она вырвется из этого подводного царства на сушу любым путем и неважно, сколько времени у нее это займет. Важно, что подчиняться она будет только себе.

Ее заперли в каюте надолго. Раз в сутки ей приносили еду. Ее никто не посещал, с ней никто не разговаривал. Она несколько раз перечитала книгу. Делала зарядку и бегала на месте. Учила некоторые абзацы книги наизусть и пересказывала ее, представляя рядом другого человека. Маша много думала о воображаемом друге. Каким он должен быть, чтобы она не сошла с ума и не сдалась? Кроме волшебника ей в голову поначалу ничего не приходило. Но волшебник делает все по желанию, а этого она ни разу не наблюдала. Может ли все происходить ради чего-то? Если в происходящем какой-то смысл? Цель? Что-то обозримое? Чему ее могут научить эти люди на корабле? Она опять вернулась к мысли, что ей нужно делать здесь то, что она может, и обходиться тем, что у нее есть, на данный момент. Сможет ли появиться новая книга, как тогда появилась эта? Она ничего специально ради этого не делала. Единственное, что она делала, часто задавалась одним и тем же вопросом.

VI

После длительного перерыва, пришел Никита. Он не разговаривал с ней, просто провел ее в лабораторию. Ее встретили профессор с помощником.

– Думаю, после такого перерыва твоя сговорчивость достигла своего пика, – сказал профессор язвительным тоном.

– Если вы называете ненависть сговорчивостью, то да, вы достигли своего, – спокойно ответила Маша.

Дальше разговор не продолжали. Профессор приказал лаборанту поместить Машу в капсулу. Ее вечной задачей было спать. Во время заточения ей почти не снились хорошие сны. Только какой-то бред или кошмары. Когда она не видела сновидений, чувствовала облегчение. Девушка не понимала, почему видит разных монстров, ведь в реальной жизни она нигде ничего подобного не видела. Риа уснула быстро. Она надеялась на то, что ей ничего не приснится. Но она увидела очень значимую для нее вещь. Во сне Маша долго шла по темному помещению, в котором ничего не видела. Пахло сыростью, и были слышны звуки изредка падающих на пол капель воды. В определенный момент она остановилась, наткнувшись на что-то. Она не сразу рассмотрела, что это, но потом, ее глаза будто привыкли к темноте, и она увидела дверь с замком. Ту самую дверь из подвала крепости, замок которой она долго очищала, чтобы открыть. А сейчас она снова стояла перед этой дверью, но замок был настолько окислен, ржав и искажен, что она стала осознавать, что никогда его не откроет. Ее охватила паника. Первая волна паники была оттого, что она поняла, что замок открыть невозможно. Потом ее охватила вторая волна паники. Каким-то образом она поняла, что за ее спиной стоит смерть и выбраться она не может. Риа не могла обернуться назад, чтобы посмотреть, как это выглядит. Но точно знала, что сзади нее нечто ужасное, а сама Маша стояла, оцепенев, и не могла пошевелиться. Ее паника достигла грани и она проснулась.

Первое, что ей пришло в голову: как хорошо, что она открыла тогда дверь. Второе, что перед ней опять дверь, но теперь она даже не знает, где она и как ее открыть.

Капсула открылась. Когда Маша из нее вылезла, в лаборатории был только Кристоф.

– Еще очень рано, вы можете поспать, – сказал ей ученый.

– Я не смогу сейчас снова уснуть.

В помещении было тихо, были слышны работа приборов и шорох пера ручки, которая двигалась неспешно по бумаге. Кристоф что-то записывал. На одном из небольших мониторов Маша увидела дверь, которую только что видела во сне.

– Вы смотрите мои сны как кино? – удивилась Риа.

– Почти. Но это не кино. Мы можем увидеть некоторые образы из вашего сна. Зависит от работы вашего мозга. В основном, вы видите больше, чем мы. Даже если сложнее настроить оборудование и поставить несколько мониторов, мы не увидим полной картины. Вот этот монитор, – он указал на маленький мониторчик, на которому была изображена прямая линия, – указал на то, что вы чего-то испугалась. Но мы не видим, чего. Что это за дверь? – Кристоф посмотрел на Машу.

– Не знаю, – Маша не хотела им больше ничего о себе рассказывать, – может, это дверь с вашего корабля. У вас есть на корабле двери?

– Здесь немного другая материя, потому такие двери здесь ни к чему.

– Где ваши коллеги?

Кристоф сказал, что еще рано. Значит, у них было какое-то измерение времени. Скорее всего, было часов пять, а может и раньше или позже.

– Они на сборе водорослей. Мы в районе с благоприятными условиями, для выращивания водорослей.

Маша знала, что возле Крепости было самое большое количество водорослей благодаря потокам воды, которые там проходили и почве на дне. Там было не очень глубоко, потому поля были просто огромными. Значит, когда она слышала этот ужасный звук в Крепости, рядом находился корабль, и они собирали водоросли для своей мерзкой еды.

– Чего вы испугались во сне? – допрашивал дальше Кристоф.

– Смерти, – ответила Маша.

– И как она выглядела? – удивился он.

– Не знаю.

– Черная и с косой на плече?

– Что?

– Это образ такой. Как вы ее видели? Что вам представилась?

– Ничего. Мне было страшно. Сзади что-то было. Что-то, от чего жизнь остановится.

– Вы же это не видели? – не унимался Кристоф.

– Нет, просто чувствовала, ощущала всем телом.

– Хорошо, – Кристоф стал записывать.

Маша опять рассматривала все вокруг, и опять ее взгляд остановился на кресте.

– Никита рассказывал, что вы молитесь. Как это? Это что-то вроде мантр?

– Ты знаешь, что такое мантра, но не знаешь, что такое молитва?

– Да я и не совсем понимаю, что такое мантра. Однажды она мне очень помогла, но сути ее я не понимала.

– Странно, как все меняется, – Кристоф в задумчивости отклонился на спинку стула, – вы же знаете, что наши слова могут быть благодарностью, просьбой, похвалой, успокоением, поклонением?

– Ну конечно, в словах можно высказать много эмоций и чувств.

– Вот выберите одно чувство, например благодарность, и опишите его как можно более полно. Возьмите слова из самой глубины сердца и запомните их. Запомните, насколько вы умеете быть благодарной. Когда почувствуете вновь, как ваше сердце наполнено благодарностью, вспомните эти слова.

– А если мое сердце наполнилось ненавистью?

– Тогда просите о прощении за то, что чувствуете. Попросите сил, чтобы побороть эту беду. Ненависть – это показатель того, что вы чувствуете себя слабой. Это чувство разрушает. Не поддавайтесь ненависти, не вселяйте в себя слабость, вселяйте в себя силу.

– И если попросить, сила придет? – Маша не очень этому доверяла.

– Сначала нужно признать, что вы чувствуете слабость. Тогда вы поймете, от чего вы ее чувствуете и так сможете отыскать силу. Только разглядев, что растите сорняк, а не розу, можно понять, как с этим бороться. Иначе вы будете поливать сорняк, думая, что это роза.

– А когда вы ничего не чувствуете, вы молитесь? – спросила Маша.

– Конечно, я благодарю за свое спокойствие. Прийти в равновесие – это большое счастье.

Все слова Кристофа казались абсолютно верными, хотя и немного странными. Конечно, Маша знала, что все, что узнаешь впервые, кажется таковым. Но сейчас для нее это казалось еще и нереальным. Она уже размышляла о том, как же она это будет испытывать. Ведь в любом случае она ничего не потеряет, если попробует.

– Вы обещали мне блокнот и карандаши, – обратилась Риа к Кристофу.

– Да. Пока не могу ничем помочь. Профессор еще не успокоился от вашей с ним размолвки. Да и вы подливаете масло в огонь. Научитесь молчать. Иногда это помогает.

– Молчать, когда над тобой издеваются? – возмутилась Маша.

– Научитесь делать поступки с какой-то целью, а не вопреки чему-то. Вам будет легче перестроиться. Вы ведете себя как профессор, а он не готов делить свое место.

И вновь Кристоф был прав, хотя Машу это безумно злило. Но ничего не оставалось, кроме как послушаться совета.

– Вы всегда собираете здесь водоросли? – Маше было интересно. Профессор и Никита еще не вернулись.

– Когда бываем в этой местности, то да.

– Никита говорил, на корабле есть своя теплица. Мне туда можно? – Маша надеялась, что ее выпустят за пределы маленькой каюты.

– Вас интересует теплица? – удивился Кристоф.

– Да, в Натюрине я работала в теплицах. Мне было бы интересно увидеть, как здесь все устроено, – Маша себя мысленно отругала за то, что ляпнула о Натюрине, ведь она не хотела ничего рассказывать.

– Знаете, теплицей заведую я, потому могу ее показать. Пойдемте.

Девушка чуть не подпрыгнула от радости. Она не рассчитывала на то, что ей это удастся прямо сейчас. Они спустились на этаж ниже, и Кристоф повел Машу в теплицу. Когда он открыл дверь в помещение, Риа очень удивилась. Никита говорил, что у них небольшая теплица, но помещение было огромным. В нем было несколько людей, которые работали с растениями. Девушка застыла в проходе от удивления.

– Пройдемте. Я угощу вас апельсином.

Маша удивилась еще сильнее. Она не ела фрукты на корабле, а апельсины в своей жизни она ела лишь пару раз.

– Выращивать фрукты и ягоды в таких условиях очень тяжело. Небольшое количество плодов, которое удается собрать, мы добавляем в морс, чтобы была возможность разделить фрукты на всех. Здесь уже есть немного редиса, – Кристоф показал на одну из грядок, – скоро он появится и в столовой.

Маше на глаза попались лица пары сотрудниц, абсолютно одинаковых. В столовой она тоже много раз видела одинаковые лица сотрудниц лаборатории, которые, как ей казалось, ничего не ели.

– Почему эти женщины так похожи? – спросила она Кристофа.

– Женщины? А, вы о помощниках. Это роботы. Они максимально сделаны по подобию людей, но это машины. У нас есть три сотрудницы, по подобию которых сделали тридцать прототипов. Вы их не отличите от живых, а живые, поверьте, любят играть в эти игры.

Маша вспомнила роботов Технополиса, похожих на директора. Похоже, здесь был тот же прием.

Они уже прошли на другую сторону теплицы. Там было около двадцати небольших деревьев. На одном свисали апельсины.

– Поскольку теплица моя, я имею право пробовать первый плод урожая. Сегодня я разделю его с вами.

Маша была в предвкушении. В сравнении с той жижей, которую она ела уже столько времени, самый кислый апельсин показался бы ей самым сладким. Кристоф снял плод с дерева, расчистил его и отдал половину Маше.

Она отделяла каждую дольку и старательно переживала ее, пытаясь запомнить вкус. Кристоф тоже не спешил. Фрукт был почти пресным, лишь немного напоминал вкус апельсина, но сейчас Маше казалось, что это самый вкусный апельсин на планете.

– Спасибо. Вряд ли мне когда-то еще удастся съесть апельсин, выращенный под водой. Он очень вкусный, – обратилась Марша к Кристофу.

– Да, к сожалению, плодов мало, потому каждого угостить мы не можем. Но если повезет, то в скором времени удастся пару раз поесть клубники. Завязь редко вызревает. В основном осыпается, но сейчас есть белые ягодки. А чем вы занимались в теплицах? – спросил Кристоф Машу.

Видимо потому он и повел Машу в теплицу сразу. Его любопытство пересилило то, что профессор на это отреагирует негативно.

– В одной теплице мы поливали и удобряли цветы, которые потом отправляют высаживать в город. В другой, маленькие саженцы деревьев, с которых потом выращивают дома, – рассказала Маша.

– Как это, выращивают дома? На бревна? – уточнил Кристоф.

– Нет. Дома из деревьев. Их так выращивают, что внутри ствола есть пространство для комнат. Мы жили в небольшом таком доме, диаметром он меньше этой теплицы, но там три этажа и пространства достаточно, чтобы жить. Есть дома побольше, есть даже школы, магазины, управления, и мосты, выращенные из таких деревьев. Там целая деревня, которая постепенно разрастается. Они постоянно экспериментируют с разными деревьями. Там очень красиво.

Кристоф слушал Машу и пытался понять, как это устроено. Биология явно была его любовью, но к такому инженерному делу он отношения не имел, потому ему было сложно вообразить такие дома.

– И как долго стоит такой дом? Это же дерево, оно разлагается.

– Почему разлагается? Оно живет, некоторые даже продолжают расти, очень медленно, но как любое растение, имеют свой предел.

– То есть дома с зеленой кроной? – удивился Кристоф.

– Да. Это полноценные деревья. Хотя очень необычные. Над этим работает много ученых и у них получается, – Маша посмотрела на Кристофа.

Тот сидел на стуле в застывшей позе и ничего не говорил. Даже почти не моргал, будто в ступоре, сидел и о чем-то думал. У себя на корабле он с трудом выращивал еду и не представлял, что кто-то выращивает дома. Он просидел так минут десять или пятнадцать, когда раздался звонок по рации.

– Кристоф, где номер три?

Это был голос профессора. Кристоф немного помолчал, но, через несколько секунд, пришел в себя и ответил.

– Мы с ней в теплице, – ответил он.

– Какого черта? Я разрешал ей покидать каюту?

– Речи о заточении не было. Вы говорили не оставлять ее без присмотра. Она под присмотром, – Кристоф был спокоен.

В это время Машу посетила мысль. Она могла платить Кристофу рассказами из своего путешествия за его протекцию. Ей понравилась теплица, хотя здесь и было влажно, но она была большая и все столы с растениями были в центре, а по периметру комнаты было свободное пространство.

– А могу я здесь бегать, когда здесь кто-то есть? – Спросила она. – Под присмотром. Я не буду шуметь. Я просто хочу двигаться. Это возможно?

Она посмотрела на Кристофа. Тот в задумчивости сидел и смотрел на нее. В нем было абсолютно нормальное человеческое любопытство, и Маша это понимала. Но у него был начальник, и пока она не знала, как он влияет на Кристофа.

– Я подумаю, – ответил он.

Маша обрадовалась, это не отказ и это уже хорошо. В теплицу зашел лаборант.

– Пойдем в каюту, – обратился он к Маше, – профессор сказал ничего ей не показывать, – сказал он уже Кристофу.

С виду лаборант был такой же нервный, как когда Маша с профессором ссорились в коридоре.

– Не переживай. Я поговорю с профессором, – ответил Кристоф Никите.

Лаборант вывел девушку из теплицы.

– Как прошел сбор водорослей? – спросила она у него.

Лаборант остановился и посмотрел в глаза Маше. Она заметила, как широко у него раскрывались в этот момент крылья носа.

– Не вздумай это ляпнуть при профессоре, – Никита, видимо, хотел просверлить Машу взглядом, но она отреагировала безразлично.

– Здесь нет профессора, и разговариваю я не с ним. Вас еще ни разу не ловили на полях? Что будете делать, если вас поймают?

– Делать с кем? – спросил Никита Машу.

Маша удивилась. Она прекрасно знала, что поля охраняются. В крепости пару раз ходили слухи о том, что поля кто-то посещал не из рабочих. Но она ни разу не задумывалась, что с кем-нибудь из рабочих произойдет несчастье. Риа много раз ныряла за водорослями, не опасаясь, что в воде может быть кто-то чужой.

– Ведь на полях есть рабочие. Они охраняются.

– Уже нет. А если бы и охранялись, то ночью все равно все спят.

– Почему «уже нет»? – В этот момент они подошли к двери Машиной каюты, лаборант втолкнул девушку внутрь.

– Почему уже нет? – переспросила Риа, но он не ответил и захлопнул дверь.

Эта фраза вывела Машу ненадолго из себя. Она так и не узнала точно, что сейчас с крепостью и ее обитателями. В глубине души она надеялась еще раз встретить тех, с кем была знакома. Но сейчас девушка была далеко под водой, на корабле, о существовании которого вряд ли кто-то знал. С роботами и роботами-людьми, одни из которых вообще не думали, другие думали только о себе, третьи, хоть иногда и задумывались о других, но от страха быстро забывали.

Маша опять стала думать о воображаемом друге, с которым она сейчас могла поговорить. Она посмотрела на книгу, которую уже несколько раз перечитала, и вспомнила о Бродяге. Знал ли он о том, что с ней будет тогда, когда дарил эту книгу? В тот раз он появился, когда его и не ждали. Хотя первый раз Айзек очень надеялся на него. Почему же он появился второй? И все его странные рассуждения. И просьба написать ему письмо. Он говорил о Создателе и вере. Маша вспомнила это только сейчас. Тогда она была так впечатлена происходящим, что не вникала в его суть, ощущала лишь эмоции. Но сейчас она точно вспомнила, как он говорил, что единственным Создателем должна быть вера.

Бродяга. Он был идеальным претендентом на роль воображаемого друга. Он был тем, что невозможно ни понять, ни ощутить физически. Но он был. Точно был. Маша в этом не сомневалась. Чем он был на самом деле, было неизвестно. Но для Маши он уже дважды стал спасителем. Первый раз в подвале с беженцами и нищими, второй – когда подарил книгу, которая не дает ей сойти с ума.

Кристоф говорил, что когда молятся, думают о чувствах, которые волнуют. Первое чувство, которое он озвучил, было благодарность. «Что ж, пусть будет так», – подумала Мария. Она представила перед собой Бродягу, таким, каким она его запомнила, и обратилась к нему.

«Бродяга. К сожалению, я не знаю, твоего настоящего имени, но думаю, ты поймешь, что эти слова предназначены тебе. Сейчас мне тяжело, но я точно знаю, что жива благодаря тебе. Ты дал мне пищу, когда это было необходимо, и совет, когда я в нем нуждалась. Ты позаботился о моем сердце, еще до того, как я поняла, что это будет важно. Ты спас меня от одиночества и до сих пор даришь те знания, которые делают мою жизнь полнее. Я не знаю, получаешь ли ты взамен добро, потому что я тебя лично поблагодарить не могу. Все, что я сейчас могу, это мысленно пожелать тебе счастья, такого, каким ты его видишь, и просить Создателя о том, чтобы твои силы не покидали тебя. Я благодарю тебя от всего сердца за то, что ты есть».

Маша посидела еще несколько минут в тишине с закрытыми глазами. Когда она открыла их, увидела перед собой лаборанта. Риа даже не заметила, когда он вошел.

– Пойдем завтракать, – сказал он.

Его брови были сдвинуты. Он как-то странно смотрел на нее.

– Меня уже пускают на завтраки? – удивилась Маша.

– Профессор разрешил водить тебя в столовую, – они вышли из каюты, – мне показалось, или ты с кем-то разговаривала?

– С одним своим знакомым. А что? – Маше не понравилось то, что Никита в принципе это видел, тем более, она не знала, с какого момента это было.

Они зашли в столовую и сели за стол. Никита опять начал рассматривать ее.

– Так что это за знакомый, с которым ты разговаривала?

– Неважно, – буркнула Мария.

– Ты что, молилась? – во взгляде лаборанта опять прослеживается сарказм.

– Сколько дней ты сидел в изоляции? – спросила она его.

– Что? – брови парня взлетели вверх от удивления.

– Я тебя спрашиваю, сколько времени ты провел в одиночестве, что сейчас смеешься над людьми, которые разговаривают сами с собой? – глаза Маши блестели от злости.

– Я всегда в одиночестве, но воображаемых друзей у меня еще не появилась, – выражение его лица изменилось на серьезное.

– И когда был последний день, когда ты вообще ни с кем не разговаривал? – спросила Маша.

– Ешь. Иначе останешься без завтрака, – ушел лаборант от ответа, который был очевиден.

VII

Маша уже понимала, что в этом парне, в этом мужчине с внешностью молодого человека, нет бунта. В нем есть страх, возможно даже раболепие. Но в основном страх, которым он живет. Он никогда не задумывался над тем, что может жить иначе, что может изменить все. Ему было комфортно находиться в пространстве, которое ему знакомо. Есть то, к чему он привык. Общаться с теми, кого он уже хорошо знает. Он не хочет ничего менять. Даже осознавая, что его никто не вспомнит. И, что если он исчезнет, те, кто его знает, не будут о нем горевать. Ему было от этого спокойно. Ему было комфортно знать, что ничего не изменится, что ничто не надо менять, будто он был старцем, который не хочет менять свои дырявые ботинки, из-за того, что они растоптаны под его мозоли. Он был телом с застывшим сердцем.

Никита заходил еще вечером, чтобы отвести ее на ужин. Но разговаривать с Машей не хотел. Маша тоже молчала, потому что не понимала, о чем с ним разговаривать. Она была до сих пор зла за утро, к тому же, после обеда она обнаружила огромный подарок в своей каюте. Когда она взяла книгу, она увидела, что книга изменилась, и теперь в ней было написано о религиях. О том, что ее интересовало последнее время, но чего она не знала.