Текст книги "Любовь в Атлантиде. Рассказы и повести"

Любовь в Атлантиде
Рассказы и повести
Марина Бойкова-Гальяни

© Марина Бойкова-Гальяни, 2024

ISBN 978-5-0062-3351-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Любовь в Атлантиде

Латон мечтал о наследнике. Аланта, его жена и прекрасная женщина, после мора, посланного богами на непокорных великанов, не могла забеременеть. Многих женщин Атлантиды постигла её участь. Они почернели лицом, утратили густоту волос и навсегда остались бесплодными.

Скорбно склонив голову, Латон глядел на виноградную гроздь, украшавшую чашу плодородия.

– Любимый, – Аланта тронула мужа за плечо, – корабль Аполодона причалил к пирсу четвёртого уровня. Идём смотреть невольниц?

Чернокожие рабыни стояли двумя длинными рядами: первый ряд занимали красивые, молодые, нерожавшие; второй ряд состоял из зрелых выносливых женщин. Первые предназначались для работ по дому, вторые для тяжёлой пахоты в полях.

Взгляд Латона выхватил юную хрупкую девушку: он подошёл, повернув рабыню задом, коснулся твёрдых налитых ягодиц:

– Хороша чертовка!

– Бёдра узковаты, – заметила подоспевшая супруга, – да и мелковата для инкубатора. Порвётся.

– Ничего, буду осторожен.

– Как тебе, вон та, мослатая?

– На лицо посмотри.

– М-да… А черна, как ад.

– Эта девушка и не очень черна, думаю, мулатка, и красива, – Латон не желал отказываться от избранницы.

– Хочешь, возьмём обеих. Но мелкую я бы не брала.

– Соседушка, ты не права, – вмешалась Мартиника, жена морехода-торговца, владельца невольников, – обрати внимание на то, какие тонкие и гибкие косточки у малышки, прямо хрящики. Легко разойдутся. А помрёт при родах, вам же меньше хлопот. Возьмёте кормилицу, да хоть нашу, в аренду. Ну?

– Уговорила, соседка, покупаем. Как её зовут?

– Как назовёте.

В доме архитектора Латона появилась рабыня с кожей цвета сильно топлёного молока. Элпида. Так обоюдно назвали девушку хозяева дома.

В семье Латона царил мир и покой. Несколько лет назад атлант женился на Аланте по сговору родителей. Отцы заседали в сенате, иногда выпивали вместе, и ещё до появления на свет потомства решили, если у одного будет сын, а у другого дочь, породниться, женив их, когда вырастут. Ни о какой любви речи не шло: в Атлантиде браки по любви были дурным тоном.

Отсутствие страстей в семье делало брак Латона и Аланты благополучным и ровным: супруги тихо заботились друг о друге.

Члены сената периодически устраивали оргии, но Латон побывал на празднике лишь один раз, о чём вспоминал с отвращением, так как это был настоящий вертеп разврата и пьянства.

Незадолго до приобретения Латон видел во сне прекрасную девушку, которая звала его за собой. Он преследовал незнакомку так, будто от этого зависела жизнь, но убегающую фигурку накрыл густой туман и она исчезла. В отчаянии Латон упал на колени, и проснулся весь в поту.

Едва увидев Элпиду, Латон узнал девушку из сна, поэтому решил купить, во что бы то ни стало. В день покупки супруга всячески показывала недовольство.

– Дорогая, тебе что-то не нравится? – Спросил за ужином Латон.

– Как ты уцепился за эту девку! – Раздражённо ответила жена. – Она мёдом намазана?

Что? – Искренне удивился Латон, – Ревнуешь? Милая, как тебе такое в голову пришло? Девчонка просто цыплёнок. Жалко стало. Защитить хотел: маленькая, хрупкая в мире великанов.

– Защитить? Да она сдохнет при родах! Где твой ум? Ты на себя посмотри: не самый маленький мужчина в Атлантиде.

– Но и не самый большой.

Аланта расхохоталась в ответ:

– Зато самый глупый. Мельчает народ Атлантиды: с греками не справились. Твой отец был выше тебя на целую голову – умнейший человек.

– Причем тут мой отец? Были духовные праотцы. А теперь сами богами себя почитаем. Золотому тельцу молимся.

– Наука шагнула вперёд, сколько новых товаров появилось.

– Угу. Бог наказывает нас. Рухнула духовная культура. Боги благоволят Афинам.

– Мы действительно сами боги, а что с Афинами не справились, тактический ход.

Вскоре Элпида забеременела, и её статус сильно вырос: теперь она проводила ночи в спальне по соседству со спальней хозяев. Латон окружил девушку заботой, что раздражало Аланту, которая вела календарь, радостно отмечая каждый прошедший день.

Атлант любил размышлять в одиночестве, сидя у воды. Океан тихо дышал у его ног, рождая в голове дивные мысли и новые идеи.

Однажды к нему подошла Элпида, и молча села рядом. Пребывая в глубоких раздумьях, Латон не сразу заметил девушку. Солнце садилось, лёгкий ветерок сгонял облака. Девушка зябко потёрла руками плечи.

– Замёрзла? – увидел её хозяин.

– Немного.

– Давно сидишь?

– Не знаю, задумалась.

– Задумалась? О чём, интересно?

– Скоро умру, а что будет после?

Латон заключил её в объятия, согревая, как маленького ребёнка: нежность разлилась по груди великана. Он вздохнул, готовя слова утешения.

– Не надо, – маленькие пальчики коснулись его губ, – я всё знаю. Так проще.

– Давай сбежим! – Горячо шепнул Латон.

– И нас будет преследовать весь мир. Нет, Латон. У тебя блестящее будущее на большой земле, где богов чтят.

– Да, я буду строить храмы в Египте, как только закончу дела в Атлантиде. Кажется, наш союз с Алантой изжил себя.

– Ребёнок это исправит. Госпожа будет хорошей матерью малышу. Супруга тебе под стать, такая же полубогиня, как ты, мой хозяин.

– Знаю. Но боюсь, что роды убьют тебя. Я полюбил тебя в ту же минуту, как увидел. Знаешь, ты мне снилась.

– Латон, у тебя такие тёплые, уютные руки.

– Воины Афин освобождают порабощённые нами народы. Убежим в Египет.

– И вместе станем рабами?

– Меня пригласили, как архитектора.

Элпида покачала головой:

– У нас нет будущего.

Латон нахмурился:

– Сейчас будет гроза, идём домой.

В семье атланта царило взаимопонимание: жена улыбнулась Латону:

– Голоден?

– Да. – Он повернулся к Элпиде. – Садись с нами.

– Такуба, – Эвридика позвала служанку, – неси ужин на троих.

Пожилая негритянка ушла на кухню, а вскоре вернулась, держа перед собой поднос, уставленный яствами.

– Что-нибудь ещё?

– Достаточно, – Аланта махнула рукой, прогоняя служанку. – Где гуляли? – Она вопросительно посмотрела на мужа.

– Ты знаешь, где я обычно провожу время в раздумьях.

– И в одиночестве.

– Элпида мне не мешала.

– Ах, ну да, конечно, рабыня не в счёт. Разве может помешать стул или стол?

Латон, молча, положил себе в тарелку куриную грудку и несколько долек помидоров. Аланта последовала примеру мужа. И только после них Элпида посмела взять немного салата и отварное яйцо.

Хозяйка проследила за выбором девушки:

– Возьми ещё куриную ножку.

– Спасибо, госпожа. Мне и этого много.

– Вас теперь двое.

– Мы с малышом знаем, что нам нужно. Он не голоден.

Время шло: для Аланты слишком медленно, для Латона неслось вскачь. В голове атланта зрели идеи по поводу будущих родов. До сих пор путём рассечения живота извлечены были из тел умирающих матерей младенцы боги Дионис и Асклепий. Но почему не попробовать операцию на живой женщине? Если понадобится.

Эскулапы, к которым обращался Латон, скептически качали головами: не забывай, ты не Аполлон. Дескать, да, теоретически возможно, но невыполнимо. Латон обратился с просьбой дать урок по анатомии женщины к одному давнему товарищу, учёному-медику.

– Аланта забеременела?

– Нет, но стараемся. Хочу заранее быть готовым к рискам.

– Похвально.

После курса анатомии Латон пришёл к выводу, что всё не так сложно, но страшно. Он выразил своё мнение другу, тот усмехнулся:

– Пока не станешь резать по живому.

– Мои кролики плодятся очень быстро, вот и потренируюсь.

– После эпидемии Аланта вряд ли забеременеет.

– Чтобы разрезать и зашить тысячу кроликов надо много времени. – Латон пропустил мимо ушей замечание друга.

– Если тебе удастся, это станет величайшим достижением века.

Первых трёх беременных крольчих нашёл быстро. После операции все самки подохли. Крольчата были слишком малы, и не выжили. Латон понял, что плод должен быть выношен. Он завёл дневник операций.

Шёл девятый месяц беременности Элпиды, но Латон провёл операции всего на сотне крольчих: выжила только одна. С крольчатами обстояло гораздо лучше: выжил каждый третий. Элпида часами молилась в храме Исцеления, чтобы возлюбленный избежал наказания, которое, она считала, неизбежно для народа Атлантиды. Гордый Латон, потомок полубогов, основавших Атлантиду, считал излишним посещение храма.

Когда у Элпиды начались схватки, Латон поместил её в специальный родильный бокс, который выстроил сам, и позвал двух эскулапов, согласившихся помочь. Женщина мучилась почти сутки. Эскулапы спорили между собой, родит или нет самостоятельно. Наконец, отчаявшись, Латон взял в руку скальпель и, облив его и живот роженицы вином, сделал огромный надрез вдоль.

– Много крови! – Сказал Термидион, – дальше я сам. Промакивай, из-за крови я ничего не вижу.

Второй эскулап, Никос, благополучно извлёк мальчика. Сердце Элпиды остановилось.

– Она умерла. Зашивать? – Спросил Термидион.

Латон кивнул и, мельком взглянув на новорожденного, вышел из операционной. Супруга, всё это время ожидавшая за дверью, бросилась к нему:

– Кто родился?

– Мальчик. Можешь зайти, взять ребёнка. Элпида мертва.

Посмотрев на серое лицо мужа, Аланта молча, вошла в операционную, где Термидион уже зашивал тело.

– Куда её?

– Не беспокойся, слуги уберут весь мусор. Тело сжечь.

Никос вручил Аланте вымытого и запелёнутого младенца:

– С рождением наследника!

Латон сидел у воды, там, где любил беседовать с Элпидой. Именно здесь им овладевала тихая грусть. Внезапно атлант вспомнил о предупреждении, которое сделала Элпида незадолго до смерти: он обещал возлюбленной, что переедет навсегда в Египет.

К ребёнку Латон был равнодушен: Аланта получила то, о чём мечтала. Через год супруги совсем отдалились: Латон объявил, что уезжает работать в Египет, возможно навсегда. Супруга только плечом повела.

Рано утром корабль отвёз его на материк. Атлант был на пути к Египту, когда с родной стороны появились чёрные тучи. Сердце дрогнуло, Латон резко развернул повозку: сынок, Аланта! До побережья слишком далеко, но он хлестал лошадей, что есть сил. Когда лошади пали, Латон бросил скарб, побежал. Вдалеке по небу носились обломки домов и деревьев. Через несколько часов, задыхаясь, достиг разрушенного стихией причала: мощная рябь несла к берегу куски цивилизации и трупы больших людей. Атлант, рыдая, упал лицом вниз. Цветущая Атлантида всего за сутки исчезла под водой.

Хищник

Выйдя из кухмистерской, городовой неспешно двинулся к набережной реки Фонтанки, где свернул к построенному несколько лет назад зданию цирка Чинизелли. Октябрьский туман держался над тёмными водами.

– Илья Ильич, – окликнул сзади знакомый голос.

Полицейский остановился и, широко улыбнувшись, протянул руку, подошедшему:

– Приветствую вас, Никита Петрович! Что нового в мире сыска?

– Видел афишу? Поволжский цирк на гастроли приехал. Да, вот же, на здании.

Городовой, глянув на ярко размалёванный плакат, протяжно свистнул:

– Ага!!! Снова Тигран!

– Эх, не удалось засадить в тюрьму, а ведь чую, – Сыщик стукнул себя кулаком в грудь, – и сердцем, и носом: убил, гад, свою жену, да на хищников списал.

– Как так?

– Как? Убил и в клетку бросил.

– Никита Петрович! Это ж кем надо быть! Невозможно и помыслить. – городовой покрутил большим и указательным пальцами ус.

– Помыслить невозможно, а на каторгу никто не хочет. Ты хоть видел этого Тиграна?

– Был на представлении год назад.

– А я, с Тиграном, как с тобой общался. Зверь, чисто зверь. Львы и тигры котята в сравнении с ним. Даже сейчас, вспомню допросы, мороз по коже. Бр-рр! Ну, я в кассу, супружница просит билеты купить.

– И я с тобой. На слонов посмотрю, на девчонку Леонелли, ах, до чего хороша!

– Дочка Тиграна. Это цирковая династия Львовых. Леонелли, – сыщик фыркнул, – взяли моду иностранцев из себя строить. А Лана Леонелли – красотка. Что ж, ты холостой, тебе можно и облизнуться.

Илья Ильич, смутившись, потупился

– Да я, так, девчонка ещё совсем.

В этот вечер Лана превзошла саму себя: все сложные и рискованные трюки под куполом цирка давались легко, безо всякого страха. Даже Тигран, крививший рот, стоя внизу возле кулис, не мог найти ни малейшей причины всыпать дочери. Под крики «браво» и бурные аплодисменты (ей трижды пришлось возвращаться на манеж, делать сальто и посылать зрителям воздушные поцелуи) она удалилась, неся охапку цветов. Затем объявили антракт, во время которого установят решётки вокруг манежа и проход для крупных хищников. Тигран спешно стал командовать рабочими. Девушка попыталась проскользнуть мимо отца незаметно.

– Дочь! – Окликнул Тигран, – подойди.

Сгорбившись от страха, девушка подошла:

– Да, папа.

– Хорошо выступила. Но, смотри, не дам себя позорить. Мы – династия Львовых-Леонелли! Поняла? – Крепкий кулак закачался перед носом юной гимнастки. Хмыкнув, кивнул на букет. – Поклонники? Ну, ну, жаль этот никчёмный силос в стакан не нальёшь и на хлеб не намажешь!

Ещё год назад их было трое в династической семье: отец – укротитель тигров и львов, мама – помощница супруга в постановке номеров на манеже, выступала с дрессированными мелкими собачками. Ну и она, Светлана, а коротко Лана, воздушная гимнастка шестнадцати лет от роду.

Год назад, вскоре после дня Покрова Пресвятой Богородицы маму убили хищники. Это случилось не во время выступления, а ночью. Жили они в комнатах при цирке, так как звери требовали ухода. А кто как не дрессировщик решится подойти вплотную к больному льву, тигру или коварной пантере?

– Не знаю, что ей понадобилось в клетке со львом, – прокомментировал тогда отец гибель матери.

События, связанные с гибелью мамы казались Лане противоречивым и страшным сном. Казалось, девушка что-то знает, только вспомнить не может. Полиция констатировала смерть по неосторожности, дело быстро закрыли.

– Эй, малохольная! – Грубо окрикнул отец, – заснула, что ли?

– Нет, папа, – Светлана сжалась под грозным взглядом.

– То-то, стой за клеткой, учись, Скоро будешь моей помощницей. Не смей возражать! А то плохо будет!

– Да, папа. Только цветы отнесу.

– Потом отнесёшь. Оставь за кулисами.

– Хорошо, папа!

Тигран издал недовольный рык.

– Вот дура-то! Кроме, да и нет, будто и слов не знает. Впрочем, и не к чему.

Девушка облегчённо вздохнула. Отец отработал номер чисто и изящно. Звери, огрызаясь, выполняли команды дрессировщика. Тигран в красно-чёрном, расшитом блёстками, костюме, подтянутый и стройный, приплясывая, изгибал торс, вызывая всеобщее восхищение: дамы визжали от восторга, когда он злил тигра, а потом ловко уходил от огромных клыков хищника. Конечно, это была игра, танец смерти, отрепетированный тысячу раз, но зрители верили. Лана знала, что после представления богатые дамы будут встречать победителя львов и тигров у выхода из здания цирка. А потом его повезут в карете веселиться, и возможно, он явится лишь под утро, пьяный и весёлый, чтобы завалиться спать до дневной репетиции. А потом снова выступление, и всё повторится. Она любила, когда после вечернего спектакля отец не оставался дома.

Содрогаясь от страха, девушка проходила мимо клеток с крупными хищниками, всякий раз вспоминая гибель мамы. Она видело то, что осталось от матери, но гнала от себя воспоминания, повторяя себе, как молитву, что это был сон. Но отца девушка боялась больше чем зверей. Первое время после трагедии отец был тихим и молчаливым, и дело закрыли, вынеся вердикт «Гибель по неосторожности». Прошло больше полугода. Однажды на манеже сцепились два тигра, их пришлось поливать водой из брандспойтов. Тигран пришёл в такую ярость, что забил тигра Расмуса до смерти. Директор труппы вызвал дрессировщика на «ковёр» и, пригрозив, что за любую следующую провинность вышвырнет Тиграна на улицу, наложил на артиста штраф.

Дрессировщик только ухмыльнулся:

– Пусть попробует! Всех зверей отравлю!

Конечно, слова артиста передали директору, но тот не отреагировал. Тигран продолжил выступления, и периодические порки животных для «профилактики».

Тем вечером дрессировщик сильно напился. Сидя за столом, налитыми кровью глазами наблюдал за дочерью, всё сильнее раздражаясь. Уловив злобный взгляд папаши, девушка хотела тихо уйти, но едва подошла к двери, отец хлопнул по столу кулаком:

– Куда?

– Меня звала Виолетта в гости.

– С каких пор ты дружишь с этой клоунессой?

– Эквилибристкой. Помнишь, она поддержала нас, когда мама погибла?

– И что? На твоей Виолетте негде ставить «пробы»: лахудра, одно слово. Не пойдёшь! – Отец подошёл к дочери и, одной рукой скрутил волосы на затылке Светланы. Ткнув девушке в нос кулак, пропахший табаком, прошипел прямо в ухо:

– Чуешь, чем пахнет?

– Да, папа, – прошептала несчастная.

– Спать иди!

Отпустив дочь, не удержался от веского подзатыльника. Шепча молитву, Лана легла в кровать.

Теперь он не допускал смертельных исходов, и ярость постепенно копилась, не давая полного удовлетворения. Вскоре у него появилась богатая любовница, Елизавета, которая после представления, иногда ожидала дрессировщика в шикарной карете. Муж Елизаветы, благотворитель купеческого рода, дослужился до чина личного дворянина, и соответственно супруга стала не купчихой, а дворянкой. Кстати, новопожалованный дворянин после представлений ожидал эквилибристку Виолетту в другой, более скромной карете там же, возле цирка. Супруги отправлялись в разные ресторации. А в ресторациях были номера, где гости могли свободно отдыхать.

Елизавета на время утихомирила любовника: Тигран, увлечённый новизной отношений, почти месяц не рычал на дочь. Потом всё стало, как раньше. Малейший повод, и глаза дрессировщика наливались кровью. Тигран бежал в трактир, напивался и затевал драку. Однажды избил пьяного работягу до полусмерти. Дрессировщика забрали в участок, откуда выкупила Елизавета.

Светлана ни во что не вмешивалась, надеясь, что когда-нибудь отца так отколошматят, что он станет тихим и робким. Она молила Бога и всех святых вылечить отца от дикой злобы и жестокости. Теперь девушка всё чаще вспоминала синяки и переломы у матушки, которые та объясняла своей неловкостью: то заденет дверной косяк, то на кромку льда упадёт, то с лестницы скатится. Когда отец бывал дома, Светлана сидела, как мышка в своей комнатушке, не встревая в скандалы родителей. Она ругала себя за трусость, но ничего не могла поделать с собой.

За неделю до окончания гастролей директор труппы объявил, что в ближайшее воскресенье артисты дадут четыре представления.

– Понимаю, тяжело, – добавил он, разводя руками, – но все хотят получить премии и привезти родным подарки из столицы. И вот, ещё, говорят, царская ложа выкуплена. Сам государь император будут с семейством. Уж, не подведите!

А в понедельник только вечерний спектакль, так сказать, прощание. Отдохнёте.

Лана прижала ладони к горячим щекам, и прошептав:

– О, Боже, я увижу самого императора, Александра Александровича! – бросила взгляд на отца.

Тигран ухмылялся, свысока поглядывая на артистов. Он увидел взгляд дочери, и, посчитав его наглостью, сдвинув брови, погрозил пальцем:

– Смотри не заглядывайся на императора и великого князя, Владимира Александровича! Сорвёшь номер – убью!

– Отец, точно император будут?

– Не знаю. Говорят, будут и великий князь, тоже. Наше дело чисто выступить, а уж, какая публика за билеты платит, не твоя забота. Уяснила?

– Да, папа. Всё же, император очень красив.

– Закончили обсуждение! – Объявил директор труппы. – Работайте.

Недовольно шепчась, артисты начали расходиться, лишь Тигран злорадно ухмылялся, мол, то ли ещё будет. Лана Львова волновалась, потому, что ей впервые предстояло быть на манеже с самого утра до позднего вечера. И не важно, сколько времени длится номер артиста, он обязан работать всё представление, потому, что всегда случается аврал.

– Нас хотят угробить. – Высказался жонглёр. – Четыре представления!!! Ужас!

– Ему бы и сказал. – Осклабился Тигран, – смелый только в кулуарах.

– Ты, Тигран, уже лишился премии. Вылететь хочешь?

– Ха! Дрессировщики тигров на улице не валяются. Пусть попробует.

– С твоим злобным характером. Сколько цирков сменил?

– Все мои. Можете трепаться дальше, овцы безмозглые, – он вышел.

– С таким хищником лучше не спорить, дорогой, – сказала жена жонглёра, – подумаем, как облегчить наш номер, чтобы спокойно воскресенье отработать. Бедная Ланка. Знаешь, ходят слухи, что не тигр убил жену Тиграна, а сам Тигран.

– Тише, дорогая.

– Тигран ушёл.

– Зато у стен есть уши. – Жонглёр пугливо озирался.

Стоявший за дверью Тигран прошептал:

– Не докажете, дело закрыто.

– За стенами цирка не спрячешься, мой робкий муж.

– Думаешь, боюсь?

Жонглёрша, вздохнув, пожала плечами:

– Даже сам директор побаивается Тиграна. Чисто зверь. Кое-кто был свидетелем…

– Молчи, глупая.

Жонглёр на цыпочках подкрался к двери. Дрессировщик распахнул дверь с другой стороны и встал на пороге, усмехаясь.

– Что тебе, Тигран? – спросила женщина.

– Мы тут номер обсуждаем – промямлил жонглёр.

– Пугливый у тебя мужик, Акулина. А вот сплетничать не хорошо.

– Нам надо идти, – Акулина потянула мужа за рукав.

– А я бы потолковал с тобой. Наедине, разумеется… – он пропустил чету жоглёров к двери. Те, убежали.

– Интересно, кто слухи распускает? Надо припугнуть этого труса, Василия.

– Василий прав: не каждый выдержит четыре представления.

– Мала ещё, голос подавать.

Юной Светлане не приходилось участвовать в четырёх представлениях за день, и девушка боялась, что, не выдержав нагрузки, некрасиво повиснет на страховке, опозорив отца. Мысль, что это произойдёт пред светлыми очами императора, вовсе выбивало опору из-под девичьих ножек.

– Позор! – Шептали губы, как будто это уже случилось.

Накануне того дня Светлана долго не могла уснуть, а когда забылась сном, пришла мама, и сидя у изголовья дочери гладила ту по голове, говоря, что всё в руках божьих.

Вечер воскресенья выдался особенно тяжёлым. Наконец, четвёртое представление, и полный аншлаг. Измотанные артисты трудились из последних сил; натянутые улыбки делали лица похожими на маски. Наконец, объявили последний номер перед антрактом, после которого останется только номер Тиграна Леонелли с дрессированными хищниками.

– Воздушная гимнастка, Лана Леонелли!

Лёгкая, будто вырезанная из бумаги фигурка гимнастки, выбежала на манеж, сделав несколько сальто, и пройдя колесом, остановилась, делая приветственный поклон в сторону царской ложи, где сидели император Александр Александрович с императрицей Марией Фёдоровной, великий князь, Владимир Александрович и будущий наследник престола, Николай. Великий князь улыбнулся и кивнул. Обведя зал рукой, Лана приветствовала всех зрителей лучезарной улыбкой. Тигран с мрачным видом наблюдал за дочерью, стоя возле занавеса. Желваки яростно бегали по его щекам. Поймав взгляд дочери, Тигран провёл большим пальцем по своей шее.

Схватившись за кор-де-парель гимнастка унеслась под купол. Зал напряжённо замирал, когда девушка выполняла рискованные трюки на трапеции, забывая о лонже (страховке). Впрочем, два зрелищных трюка она выполнила без страховки под барабанную дробь. Гимнастка готова была облегчённо вздохнуть, но в самом конце номера руки внезапно свело судорогой: гимнастка повисла на страховке.

Тигран матерно выругался. Сжав губы в чёрточку, он процедил:

– Я т-те покажу, дочурка!

Под свист публики, с красным от стыда лицом, гимнастка ушла с манежа. Ей вновь пришлось пройти мимо отца, который руководил установкой клетки.

– Вечером поговорим! – Крикнул вслед Тигран. – Чтобы дома сидела.

Тигран вошёл, злой, как дьявол, пряча за спиной бич с зашитым в наконечнике кусочком свинца. Светлана, вдоволь наплакавшись от страха и стыда, заснула, по-детски положив под щёку ладони, сложенные лодочкой. Неожиданно её бок ожёг удар бичом. Девушка резко вскочила, и крича бросилась к двери, но ты была заперта на ключ. Второй удар пришёлся по спине. Отец бил от плеча, размеренно и жестоко. Потеряв сознание, Лана упала. Отец бросил кнут, и рыча, стал безжалостно пинать её сапогами с железными подковами, сапогами, в которых он выходил на манеж один на один с дрессированными тиграми и львами: хищник против группы запуганных животных. После длинного дня на манеже Тигран скоро выдохся. Вяло подтолкнув девушку носком сапога, сказал:

– Эй! Вставай, наказание окончено.

Лана не шевелилась. Дрессировщик приложил руку к жилке на шее дочери:

– Жива, слава богу.

Досадливо кривя рот, поднял, отнёс на кровать. Твёрдой рукой налив воды из графина, жадно выпил. Снова налил, и, набрав в рот, попрыскал дочери в лицо. Придя в себя, девушка застонала, и с трудом открыла глаза.

– Сама виновата! – Молвил Тигран.

Дочь не ответила. Жуткая боль опоясывала всё тело, где-то внутри болтались сломанные рёбра, поясница будто жарилась на сковороде. Лана закрыла глаза.

– Ладно, спи пока! – Разрешил отец, выходя из комнаты. У выхода из цирка ждала очередная пассия, вдова главы городского суда, Серафима. Завтра всего одно представление, можно расслабиться. При мысли выпить в компании новой любовницы алчная усмешка искривила рот Тиграна, и дрессировщик зарычал.

Экипаж, проехав вдоль Невского проспекта, свернул на Набережную реки Мойки. Впереди полыхало пламя, и чёрный дым клубился, закрывая звёздное небо. Карета остановилась: суматоха, и скопление кричащих людей не давали проезда. Почему-то на глаза Тиграну попала ползающая на коленях женщина, которая хватала за руки всех подряд, о чём-то умоляя. Циркач приблизился.

– Господин, пожалуйста, умоляю. Там дети, трое, спасите.

– Где?

– Вон там, третий этаж. – Указав на окна, женщина набожно крестилась, призывая на помощь пресвятую богородицу.

Издалека послышался сигнал пожарной машины, но Тигран был уже в горящем доме. Дети откликнулись на зов, и он вытащил двоих из-под кровати. Мать обняла натужно кашляющих детей. Пожарные разворачивали шланги.

– Там ещё один! – Женщина махнула рукой в сторону огня. Прикрыв локтем лицо, циркач исчез в полыхающем здании. Рухнули деревянные перекрытия. Пожарные стали поливать водой то, что уцелело.

Тёплая волна накрыла Лану: внезапно ушла боль. Откуда-то сверху пролился золотистый свет: она увидела маму, и пошла навстречу по ромашковому полю. Возле мамы играли кошки и котята.

– А где твои собачки, мама?

– У меня теперь номер с кошками, доченька. Скоро придёт папа, мы все будем выступать с домашними животными. Вот увидишь.

– Скоро? – Удивилась Лана.

Подошёл Тигран, ласково улыбаясь, обнял их за плечи:

– Здравствуйте, любимые! В этом мире нет времени, доченька.