Текст книги "Восток – дело тонкое. Сборник рассказов"

Восточный базар

Огромным жужжащим или скорее гудящим ульем расположился на пересечении дорог восточный базар. Мимо ни пройти, ни объехать. И думаю, любопытство или, возникшая вдруг нужда чего-то прикупить обязательно заведут вас в пеструю и пахнущую вкусно толчею. А уж коли попались, не спешите выбираться, оглядитесь, все, что вашей душе угодно найдете там. Найдете и отдадите без сожаления деньги, как будто продавец вам приглянувшееся подарил, не спихнул в спешке, как ненужное, а именно подарил. Это вы почувствуете, потом и от этого, приобретение станет для вас еще дороже.

Базар на востоке испокон веков место священное. Это сразу бросается в глаза. Ни резких слов, ни косых взглядов, ни суеты, ни обмана здесь не встретишь. Веками, созданный сценарий разыгрывается с достоинством и не торопясь. Доброжелательностью сквозит во всем абсолютно, так уж устроено. Приятные улыбающиеся лица, яркий товар на прилавках, аромат, висящий густым облаком, вызывает желание долго бродить среди рядов, с разбегающимся от разнообразия взглядом.

Действительно продавцов столько, что прилавков не хватает и они, расстелив под свой товар целлофан, размещаются, кто, где пристроится, соблюдая обязательно рядок. Товара тоже много и по количеству и разнообразию вида, сортов и запаха. Не торопитесь покупать сразу, обойдите рядки, приглядитесь, поспрашивайте цену, а уж потом выбирайте понравившееся и обязательно поторгуйтесь. Так надо, так тут заведено. Стоит только заикнуться вам о цене и продавец сразу включается в древнюю игру. А почему бы не поиграть, очередь не стоит и, скучая в обездвиженном состоянии, хочется перекинуться словом: а тут новый человек, а новое всегда интересно. И завязывается разговор. Конечно, продавец уступит, если не до вами предложенной цены, так на несколько чисел от своей. Это обязательно.

Да, и к кому бы вы, не обратились здесь на базаре с вопросом, любой ответит вам и ответит, как своему давнишнему знакомому, посоветует и подскажет даже себе в ущерб. Это в крови восточного народа. Нажива, как таковая не цель продающего, хотя необходимость, родившая красивый ритуал – приветливо встретить, ненавязчиво красиво предложить и отпустить от себя обязательно довольного покупкой человека и от этого самому остаться довольным.

И так, вперед, что же ждет нас сегодня на восточном базаре, что на этот раз изволит наша душа, чем соблазнится.

Первое, что бросается в глаза ароматные яблоки, красные с бордовым боком кажется Китайка, одно лучше другого с любовью уложены в огромный таз. А вот Голден блестит золотом на подносе, и не сопротивляйся, бери, попробуй, протянутое продавцом порезанное на дольки яблоко. Он так желает укрепить ваше желание в покупке именно его товара. Попробовать на базаре это тоже святое дело. Пробуйте, это не обяжет вас купить, даже продавца не обидит, так как воля покупателя здесь закон. А вот виноград. Ух, красота. Розовый Тайфи, изумрудный Дамский пальчик, м-м-м черный Кишмиш, золотистый Столовый. Пробуешь, пробуй, пробуй. А это персики. Вот и с красным бочком и золотистый, а вот и инжирный особенный. Дальше, что там чернослив, сиреневым взором, строит нам раскосые глазки. Здесь орехи грецкие, арахис и в скорлупе и очищенные. Рядом сухофрукты. Курага одна к одной, как на подбор, янтарем горит. Мед тут же по объему в разную тару разлитый. Здесь тоже попробовать вам предложат, стоит только подойти. Расскажут где и как этот мед собирали и какое он, продавец имеет к тому отношение.

– Подходи народ, половина сахар, половина мед. – Слышится чуть дальше. Кто это? Это продавец дынь, заскучав видимо, решил позвать к себе покупателей. Дыни на базаре круглый год. По весне Хандаляк, и затем по мере поспевания новых сортов появляются другие дыни, все нежнее и ароматнее приближаясь к осени. А кто зимой не видел обвитые в сухой стебель, как в корзинке, самые вкусные дыни. Пробуешь, пробуй, и здесь тоже пробуй. Рядом с бледно желтыми дынями расположились арбузы. Эту ягоду в таз не уложишь, ее горой разложил продавец на земле. Высокая зелено-мраморная с темно зелеными полосками хоть и не пахнущая, но издалека приметная горочка. А дальше сувениры поделки из глины, красочно раскрашенные, как живые, с тонко подмеченной мастером, причудливой изюминкой восточной. Тут же национальные браслеты и серьги из черненой бронзы. Узор удивителен, не оставит равнодушной любого возраста красавицу. Не заводская штамповка. Каждая вещь с вложенной частичкой души, исполнившего ее, мастера. А там что? Там ткани. Целый мир ярких красок, гармонии, волнующей красоты и блеска. Мир способный угодить, не побоюсь сказать, самому изысканному и избалованному вкусу.

Уф, кажется, еще не все обошли, но усталость с ног валит. Отдохнуть бы, к тому же, что за запах приносит ветерок, возбуждая аппетит. Там чайхана. Там можно отдохнуть, выпить чай и голод утолить тоже можно.

– Вы, что желаете – плов. Проходите, садитесь. – Приглашает под навес, к столам в большом фартуке усто ош (мастер приготовления плова). Говорит он это с таким почтением, будто вы у него в гостях. А сам из огромного казана ловким движением не накладывает, а быстро и красиво набрасывает рассыпающийся плов горкой, сверху порезанное мелко мясо, на уголок лягана ложки две сочного салата из помидор огурцов и душистой зелени. Вот вам, пожалуйста. Кушайте. Тут же появляется не менее ароматная, со свойственным только ей запахом, горячая лепешка и в компании пиал маленький, пузатый чайник, заваренный, каким пожелаете чаем. Ляган дымится, запах, перемешавшегося аромата мяса, салата, зелени, и вид блестящего янтарного риса вызывают желание приступить к немедленному уничтожению этого божественного блюда.

Чуть в стороне шашлычник колдует над дымящимся мангалом. Может, хотите шашлык? Вы только взгляните в ту сторону и шашлычник, сразу вас поймет и взглядом спросит – сколько. Стоит показать на пальцах и можно садиться за стол, заказ принят.

Здесь же находится тандыр – там готовят самсу. Широкое сантиметров сто отверстие, поднятое каменной кладкой над землей, открывает глубокую до полутора, а то и двух метров яму, на дне которой дрова ли или уголь, разгоревшиеся до температуры более двухсот. Раскрасневшийся от жара тандырщик, с повязанной белым платком головой, ныряет в тандыр, прикрепляя каждую самсушку к стенке, рядком: одну к другой, одну к другой. Тяжела его работа, поныряй-ка в раскаленный тандыр целый день. Но, парень улыбается, доволен своей работой, радость она приносит людям и ему от восхищенных взглядов вкусивших, им вынутую румяную, источающую аромат самсу. Такой тандыр на базаре не один их несколько. У каждого хозяина свой коронный способ приготовления. Вот здесь самса слоеная, откусишь нежно хрустит, усиливая общий вкус. А там, тесто простое, но податливое мягкое. Размер ее тоже различный: от большой до маленькой и форма – и треугольником, и круглая или четырехугольная вытянутая. Начинка сочная, курдючный жир придает особенную нежность и вкус. Кушайте, кушайте, не ждите когда остынет. Из надкусанной самсы валит пар, сок рвется наружу, и ты торопись, подхвати, не дай упасть янтарным каплям.

Приятного вам, аппетита и, как говорится Хуш келибсиз! (Добро пожаловать!) – приходите еще, здесь вам всем, всегда рады.

28 августа 2015 год.

Чайхана

– Эй, Сабир, шайтан тебя забери. Где ты? Шевелись, парень. Почему я всегда тебя уговариваю работать? Это что, мне одному нужно? Или ты бесплатно работаешь? – говорит пожилой, тучного телосложения мужчина в белом фартуке и поварском чепце. Это хозяин чайханы «Ариф-ата*», что на центральном рынке и зовут его также, как чайхану.

Его круглое доброе лицо в данный момент озабочено: вот, вот нагрянут посетители, а ничего еще не готово.

«Этот мальчишка Сабир совсем не шевелится: еле-еле ноги таскает. Ариф вспоминает себя в молодости: горело под ногами, за чтобы не взялся…. Сам доволен результату, окружающие довольны. А этот…. Эх-хе-хе, молодежь. Как жить собирается? Вопрос…».

Сабир работает у Арифа чернорабочим: подай-принеси, убери-выброси. Он самый младший сотрудник из имеющихся восьми: два из которых – повара готовят на кухне супы – лагман, шурпу, лепят манты, чучвару, два тандырщика-самсушечника и шашлычник.

Ах, да, есть еще официантка племянница Арифа – Нелюфар, и сестра его Мунира-хола* – посудомойка. Обе пышного телосложения и с такими же добрыми лицами, как у Арифа-ата. Вот и весь штат.

Каждый из работающих знает свои обязанности и работает на совесть, иначе хозяин держать не будет: опозориться перед посетителями никак нельзя. Вот только Сабир не спешит: у него характер такой: куда торопиться, если целый день впереди. Его хозяин почему-то терпит, поблажки делает.

«Его жареный петух не клевал; он жизни не знает», говорит Ариф, иной раз, задумчиво глядя на угловатую фигуру юноши.

Другие спешат, равняются на хозяина.

Не думаю, что не будь его, работники повели бы себя иначе. Но, сейчас он здесь, и тон задает, несмотря на возраст: будь здоров. Поэтому на кухне аврал, столпотворение: все кипит, бурлит, повара бегают; тандырщики самсу закладывают, ныряя в тандыр, лепят ее к глиняным, побелевшим от жара, стенкам.

Сам же Ариф колдует над казаном, где жарятся куски мяса: он готовит плов. Ариф-ата – Усто-ош, то есть мастер приготовления плова. Это значит, он с легкостью может накормить 400 и 500 человек пловом с одного огроменного казана и работы у него по осени в свадебный сезон, непочатый край. Конечно, каждый родитель, копивший деньги всю жизнь на свадьбу сына или дочери, хочет удивить гостей сказочным пловом, такой не все умеют готовить – избранные. К тем избранным относится и Ариф-ата.

А сейчас он готовится открыть свою чайхану, где он хозяин и по совместительству приготовитель плова.

Еще раннее утро: восьми нет. Под казаном бушует огонь, а в черном чугунном чреве вкусно шипит жареное мясо. Лицо Арифа, раскраснелось от жара и лоснится, как праздничная лепешка; в руках большой с деревянной ручкой капкыр, то есть шумовка, ловко ворочает куски мяса. Дым от горящих дров и пар из казана поднимаются, словно легкая завеса, застилают мужчину, скрадывают очертания его, и он уже кажется добрым волшебником, а завеса: ничто иное, как аура, сопутствующая мага и напускная сердитость, омрачающая лицо, не может скрыть его любовь к жизни, к работе и абсолютно чужим, голодным людям, ради которых он так старается.

Наконец в дверях небольшого здания с раздаточными окошками наружу, появляется высокий худой паренек. Это Сабир. Он несет на голове вверх ногами столик. Совсем не торопится, парень.

– Сабир, дорогой, не испытывай мое терпение, шевелись. Скоро придут посетители.

– Вы, сами попробуйте, – огрызается мальчишка, устанавливая стол на топчан.

– Не дерзи, шайтан. Я, что, по-твоему, всю жизнь плов варил? Я, по-твоему, не знаю, что такое столы носить? А?

Разговор гасит резко тормознувшая перед чайханой навороченная машина. Сабир застывает, уставясь на горящие серебром бампера импортной тачки. Из распахнутых дверок выпархивают две разодетые красавицы, а за ними два крутых парня. Все весело смеются, а девушки вдобавок беспрерывно щебечут.

– Сабир, ты еще здесь? Скройся, скройся, кому говорят. Зови Нелюфар. Не видишь, гости. – Шепчет Ариф-ота, поглядывая на приближающуюся молодежь.

– Салам, – говорит один из подошедших, – самса есть?

– Салам, самса еще неготова, но пять минут, и будем доставать. – Отвечает, Анвар-тандырщик.

– Хоп*, мы подождем. Принесите чай и по два шашлыка, а самсу мы с собой возьмем, э…, штук восемь, хватит.

Не дожидаясь ответа, парень повернулся к друзьям:

– Куда сядем? Зулейха, выбирай.

Одна из девушек взобралась на топчан, куда последовали остальные.

Неожиданно тишину разбавили нежные тихие звуки музыки, которые словно ручеек зажурчали из висящего на дереве репродуктора. Это Сабир догадался включить магнитолу.

Тут же, словно пчелы в улей потянулись другие посетители, возможно, не успевшие поутру выпить дома чаю. Базар не любит сонь, он начинает работу чуть свет: с самым восходом солнца, если не раньше.

А в чайхане утро спокойное, даже с ленцой: будто не проснувшееся еще. Ажиотаж начнется к обеду, и тогда не зевай да поспевай: народ не любит ждать, хотя ждет, почему бы не подождать: свежий воздух, чистый политый водой уютный дворик, широкие вместительные топчаны, шелест тополей в унисон приятной успокаивающей музыке, прохлада, мягкие подушки, курпача* зовущие прилечь, вытянуть ноги.

А, запах… м-м-м….

Не успел удобно устроиться, чай с лепешкой поднесли, остальной заказ чуть позже. А раз чай завладел тобой, то ожидание уже не ожидание, а удовольствие.

Вон и заказы несут: кому-то плов, кому-то манты, кто-то довольствуется шурпой, а кто шашлычком. Ассортимент меню богат. А запахи и того хуже: такой аппетит нагоняют, что кажется, съешь столько, сколько не ел никогда и если пожадничал, бывает, кто-то бросит недоеденное, кто-то заберет с собой: вольному воля. Ни к кому и никто претензий не предъявит: все довольны, даже раскрасневшаяся Нелюфар, как большой корабль, плывет от раздачи к топчанам и обратно, улыбаясь.

Незаметно проходит день. Пустеют кастрюли, казаны, мантышницы. Опять накатывает затишье редкими посетителями, желающими выпить чаю или поужинать тем, что еще имеется.

Ариф-ата собирает кассу, доволен: хорошо день прошел.

– Сабир, ты что копаешься, шевелись, шайтан тебя забери. – Опять ворчит добродушно он. – Ты что, домой идти не хочешь?

– Что дома делать? – Отвечает парень, один за другим неторопясь, занося в подсобку столы.

Ата – отец (узб.).

Хола – уважительное обращение к женщине (узб.).

Салам – привет (узб.).

Хоп – ладно, хорошо (узб.).

Курпача – не большой цветной матрасик.

27 января 2017 год.

Ура, завтра на хлопок!

В руках тяжелые сумки, а надо достать ключи: опять набралась полные руки. Чьёрт побери. Нет, женщина пустая домой не придет, ну никак. Это не свойственно ее природе. Она тащит и тащит…. Что надо, что не надо – все в хозяйстве пригодится, ответит она, если спросить: на кой ляд, ты это все принесла. А что окажется с прошествием времени ненужным она с радостью подарит, то есть с радостью избавится и доставит радость другому, на ее взгляд, своим щедрым жестом. Не подумайте, что я это все о себе. Нет, конечно. Это я в целом, так сказать. Я лично женщина расчетливая, хотя когда деньги в руках об этом порой забывается. Но, не будем об этом: я вам хочу рассказать совсем о другом. Завтра я еду на хлопок. А это месяц вдали от цивилизации и комфорта. Естественно, данные обстоятельства, сами понимаете, требуют особой подготовки: то да се приобрести, прикупить, как ни как срок непредсказуемости и неопределенности намечается впереди – продолжительный.

Пока копаюсь в глубинах карманов, слышу за дверью скулеж. Это мой, пинчер Манюня меня у двери встречает. Пинчер, конечно, громко сказано, потому как окрас у нее белый с несколькими мелкими черными и коричневыми пятнами. Правда, шерстка гладкая короткая, круглые глазки на выкате, длинные тонкие ножки, ушки типичные: большие и стоячие, ну и миниатюрность само собой на некоторое присутствие породы указывают. Что интересно, щенки ею рожденные (от дворян, в смысле – дворняжек) все, как один появлялись на свет пинчерами и, даже бывало, с короткими хвостами, что в природе бывает редко и подтверждает, как это ни абсурдно, чистоту породы. А породой ее наградил папа, насколько мне стало известно, а мама была белой – болонкой.

Попала она ко мне случайно и крохой. Возвращаясь как-то с работы, я у подъезда обнаружила ее – чистенькую и по всему домашнюю. Беленький, свободно разместившийся позже на моей ладони, собачий детеныш хотел спать, но не мог, видимо, найти места в незнакомой обстановке, где бы можно было преклонить голову. Он сидел, но глазки закрывались, и головка падала, от чего он просыпался, а затем опять клевал носиком. Я не смогла пройти мимо и потащила его домой. Щенок оказался больным: темно зеленый понос с белой пеной заставил его бегать из угла в угол, а меня – подтирать. Что было делать, принялась лечить: отварила рисовый отвар и через шприц заставила выпить. Час спустя покормила кашкой рисовой с молоком и дала таблетку фуразолидона (классное средство от поноса). После чего он уснул на матрасике брошенным специально для него.

Утром меня разбудил прыгающий по мне беленький шарик, лижущий руки и даже норовящий – лицо. Луж на полу не было и я, подхватив его, побежала на улицу. На улице он не отходил от меня ни на шаг. Хвостик как у поросенка закрученный спиралькой мелко дрожал, а он смотрел вокруг с опаской, но в туалет сходил. На редкость оказался чистоплотной собакой и вообще культурной до удивления. Этакая собачья интеллигенция, на морде которой порой читалось «боже мой, куда я попала» или «с кем приходится жить». Умела настоять на своем и демонстративно показать кто в доме главный. За ласковость и преданную любовь ко мне я ей прощала все. Сама не ангел.

Назвала я ее Манюней в том смысле что маленькая, малюсенькая. И как-то совсем упустила, что тетю Машу-соседку муж, тоже завет Манюней, который мне как-то высказал, что собак человеческими именами называть нельзя. На что я растерялась и не нашлась чем ответить – несколько позже сообразила: а как же коты Васьки, коровы Машки или козы Нюрки, Зинки…. Да бог с ним, я как-то на него не в обиде. Вот Манюнька поняла наш разговор превратно, это, да. Завидев его потом, кидалась каждый раз и кусала. Забавная была картина: Манюня несется как умалишенная и грозно рычащая, забегает сзади и кусает его, а, взрослея почему-то всех мужчин, и за чтобы такая не любовь. Может быть, ее раздражали мужские брюки или их самодовольная поступь? Кто знает? Что творилось в маленькой собачьей головке? Факт: неслась и кусала, не то чтобы кусала, а прихватывала или прищипывала за то место над туфлями, где пучок жилочек к пятке тянется: посмотрите у себя, потрогайте, и вы поймете, каково кусаемым было. Мужчины естественно всем корпусом разворачивались, а она опять забегала сзади и опять кусала, да так быстро, что поймать ее было невозможно и даже пнуть, хотя кусаемые пытались. И меня она, войдя в раж, не слушала, пока я не говорила: «все я пошла» и начинала удаляться. Только это мою собачку отрезвляло, и она меня стремглав догоняла, сделав еще пару укусов.

Я же совсем не об этом хотела рассказать, извините, опять повело в сторону. И что за манера постоянно отвлекаться на всякую ерунду. Так вот о хлопке, то есть поездке на хлопок: раз моя собака не представляла свою жизнь без меня, приходилось, ее брать с собой. Я так и заявила своим отправленцам: без собаки не поеду. На что те согласились почему-то с радостью. Хлопок для республики гражданкой, которой я являюсь – национальная гордость. И здесь его называют ни иначе как белое золото. Хлопок это сырье для производства разнообразнейших тканей, ниток, медицинской и бытовой ваты, масла и прочей необходимой для человеческой жизни продукции. Сбор хлопка начинается в сентябре и до осадков его надо собрать, потому как качество мокрого сырца значительно ниже сухого. От того государство кидает на сбор хлопка все силы: массово вывозятся из городов на помощь селянам рабочие, служащие, студенты и даже школьники старших классов. За два месяца общенародными усилиями удается собрать урожай хлопка до нескольких миллионов тонн.

Не буду вас утомлять излишними подробностями сборов и нудной ездой, хотя ехать в автобусе Манюне понравилось и в дальнейшем, мне приходилось вблизи транспорта брать ее на руки, так как она юркала в открытые двери машин и пряталась под сидение.

К новому месту работы мы добирались часа два за это время Манюнька успела поспать, а с пробуждением бросала на меня нетерпеливые взгляды, будто спрашивала, когда же мы будем есть колбаску, которая как она знала, лежит в нашей сумке. Но, с колбаской пришлось обождать: приехали мы и занялись собственным размещением. А разместили нас в школе. Женщин в спортзале, так как представительниц этого пола в нашей организации было значительное большинство из-за специфики труда, а мужчинам хватило класса. Я расположила свою раскладушку у входа, чтобы собаке было без проблем выбегать на улицу, не беспокоя других женщин. Ответственные немного поворчали, что в расположении их ведомства появилось животное, но вскоре ее полюбили все, так как не полюбить это прелестное создание было невозможно. Да, люди, исподволь осознают, что они собакам не чужие: это заметно.

После недолгих хозяйственных манипуляций пришло время подкрепиться и, женщины группируясь, принялись обедать. Мы с Манюнькой решили выйти на улицу, вежливо отказавшись на предложения присоединиться к общему столу звавших нас к себе женщин. Признаюсь честно, я несколько боялась принимать приглашение: я не знала, как себя поведет моя (хотя и воспитанная) собака за общим столом, да и колбасы у нас было мало, а там пришлось бы, как принято, делиться, а это мне, Манюнька, я думаю, не простила бы. Поэтому, во дворе подальше от любопытных взглядов, на не примятую еще шелковую травку я бросила свою походную куртку, и мы пригреваемые теплым осенним солнцем расположились в собственное удовольствие. Я достала взятое из дома съестное, что берется обычно в поход: отваренную картошку, яйца, колбаску, хлеб и помидорки, огурчики, лук, из которых я нарезала салатик, и мы принялись за еду. Манюнька естественно налегала на колбасу и яйца, а я – на салат с картошкой. После обеда всем раздали фартуки – обработанные по периметру бельевым швом куски ткани размером метр на метр где-то и длинными лямками. Если эти лямки связать вместе, то получалось подобие большой сумки.

Утром следующего дня нам предстояло выйти на сбор хлопка. За нами приехали две большие бортовые машины и мужчины, хочу отметить удовольствие, с которым они помогали нам, женщинам взобраться в кузов, быстро погрузили нас, и мы поехали. Я держала Манюньку на руках, чтобы ее ненароком не затоптали. Дорога, по которой пришлось ехать, была грунтовая с выбоинами и колдобинами, поэтому машину изрядно бросало из стороны в сторону, и мы при каждом толчке дружно вскрикивали и смеялись. Веселым было начало рабочего дня. По приезду мы попали в руки арендатора, то есть хозяина поля.

После развала Союза колхозы распустили и землю раздали арендаторам, которые платили государству аренду собранным сырьем, а излишки оставшиеся после того доставались хозяину. Он, деловито наставляя, расставил нас по грядкам и мы, надев фартуки, принялись собирать хлопок. Если кто не знает, что это такое объясню: на грядках растут кусты хлопчатника, где на ветках находятся открытые коробочки, заполненные белой ватой эту самую вату и надо собирать. То есть сгибаешься пополам и вперед: ноги шагают, а руки быстро, очень быстро выбирают вату и в фартук складывают.

Нуднейшее занятие скажу вам. Но что поделаешь, работа есть работа, к тому же норма, как дамоклов меч над головой и выполнение ее обязательно. Одно приятно воздух свежий да солнце теплое, ласковое и куда не глянь зелёно-белые поля да деревья подернутые золотом.

Поделюсь с вами своими наблюдениями: вдруг пригодится. Хлопок поутру надо усиленно собирать пока он вес имеет от намочившей его росы, а после обеда, когда солнце его высушит, это не имеющий веса пушок. Поэтому налегаем и пашем в поте лица. Я до обеда собирала 40 кг и после обеда 20 в итоге 60 – это норма. После обеда совсем не хочется работать: во-первых, сытый, во-вторых, жарко, в-третьих, хлопок легок до невозможности. Но, были и передовики, которые собирали по 80 и 100 килограмм и которых ставили в пример нам простым трудягам. Местные сборщики, даже дети лет десяти вообще умудряются собирать 200 и больше. М-да.

За собранный хлопок естественно платили деньги, за вычетом стоимости питания. На питание уходило где-то 25—30 кг. хлопка. Утром давали хлеб, масло сливочное кружок и сладкий чай. В обед суп с мясом и хлеб, тоже самое на ужин. Супы варили на костре разнообразные и довольно вкусные. Деньги выдавали за каждую прошедшую пятидневку. Приятное дело получать зарплату. Радость на душе от того хотя и копейки получались. Хлопок из-за легкости стоит недорого. Но, отхватив причитающееся все бежали в магазин купить какую нибудь вкусняшку себе, а мне еще и собаке.

Манюне-то только колбасу подавай – любила она ее до самозабвения. Да, забыла, была у нее еще одна странная для собаки привязанность: она любила морковку. Вы не поверите, стоило мне ударить ножом об разделочную доску (шинкуя морковь – на что-то другое она не реагировала) то Манюнька появлялась тут как тут. Она усаживалась у моих ног и вожделенно взирала на меня, перебирая от нетерпения лапками. Если я не обращала на нее внимания, то она начинала прыгать (как можно выше) и в полете дрыгала своими тонюсенькими ножками чисто балерина в танце белого лебедя из «Лебединое озеро». На хлопке понятно с морковкой была напряженка, так как мы сами еду не варили и Манюньке приходилось обходиться тем, что я покупала себе. А себе я покупала на утро молоко свежее, а на вечер катык (кислое молоко) приносимые местными молочницами. Там на вольных полях знатное молоко давали коровы, не чета нашим городским. Да и вечерами, стоило получить деньги, к нам в расположение собирались местные торговки. Они приносили с собой самсу, вареную кукурузу, арбузы, дыни или, что мы с моей псиной ели с удовольствием, хасыб – самодельная колбаска из легкого и риса. Жирненькая и тающая во рту вкуснятина, которую приносили горячую – с пылу с жару.

Обед на поле тоже примечателен. Его ждешь как манну небесную. Крик «обед» для хлопкороба имеет колоссальнейшее значение: значительно глобальнее, чем само понятие данного слова. Это не только прием пищи, это законный в течение часа отдых. Привозили еду на прицепленном к трактору прицепе в больших термосах и раздавали с него же. Выстояв очередь и получив положенный черпак варева, все спешили к расстеленным загодя фартукам: достарханам. Манюнька и здесь приобрела быстро поклонников, которые бросали ей не съедаемые кусочки мяса. Она игнорировала свою тарелочку, наполненную мной из своей, ложилась на место повыше – типа холмик, где принималась усиленно чесаться или неожиданно вскакивать (ловкий собачий маневр для привлечения внимания – примечание автора), а то и прохаживалась, как будто, не глядя, мимо расположившихся группками едоков. Один парнишка, облаиваемый как и все Манюнькой, но не кусаемый: ходил он в кирзовых сапогах с загнутым голенищем, давая ей мяско, сказал:

«На, красотка, не подумай, что задабриваю: нравишься ты мне». Чем вызвал всеобщий хохот и Манюнькино снисхождение: она перестала на него кидаться и даже виляла, завидев, хвостом. После супа пили долго чай. Чай ставили в огромном самоваре заранее, назначенные для этого люди. За чаепитием следовал отдых с возлежанием и легкой дремотой или не затрагивающей сложных тем беседой.

Как и любой труд, труд хлопкороба тяжел: тяжел сам сбор, а как тяжко нести собранный и утрамбованный в завязанный из фартуков тюк весом 15 или 20 кг. по неровным грядкам и черте куда – на херман: где стоит прицеп, куда вываливали хлопок, предварительно взвесив и записав соответственно на свой номер вес, а затем назад и все по новой: согнувшись – вперед. С меньшим весом ходить не выгодно: на ходьбу бы уходило много бесценного времени.

Несмотря на трудности, мне нравилось собирать хлопок. Норма у меня была потолком и я, рассчитывая силы, потихоньку работала с минутными перерывами на отдых; стоило устать: ложилась на собранный хлопок и смотрела в синеву неба глубокую, глубокую, как бескрайнее море; на пролетевшую вдруг надо мной легкую зеленоглазую стрекозку или пеструю бабочку, а то и целый рой летающей насекомой братии. Красотень непередаваемая.

Еще момент упустила – веселость, с которой народ работал: то с одной стороны летит шутка, то с другой анекдот, то сам что-то брякнешь смешное и пошло поехало, не успеешь, оглянуться, а день-то пролетел. Пролетел и срок моей трудовой деятельности во славу Отечества, и мы едем домой похудевшие, загорелые и… счастливые.

2 ноября 2016 год.