Текст книги "Пока смерть не разлучит нас"

Глава 3
Жена из демонического чертога

Два платья, одно из которых молило о чистке, жалкими бедными родственниками висели в абсолютно пустой гардеробной, примыкавшей к спальне. Если бы я догадывалась, что миссия «развод» обернется настоящей осадой, то прихватила бы вещей побольше. Светлые боги! Да я бы не стала разбирать дорожный сундук, возвращенный от Анкелей, и отправилась бы в Риор во всеоружии! В голову вдруг пришла ироничная мысль, что несостоявшаяся свекровь выделила мне комнату куда как скромнее: с чуланом вместо шкафа и с удобствами, что называется, «на этаже», как в общежитии академии.

И когда я вышла в свою новую шикарную спальню, то обнаружила Айдера Эббота. Мужчина с любопытством дотошной старушки изучал баночки с притирками, аккуратно расставленные горничной на туалетном столике. Он вытащил пробку из флакона с цветочным благовонием и поднес к носу. Сложив руки на груди, я в молчании следила за неожиданным визитером, в наглости переплюнувшим даже меня саму.

– Так и не спросишь, что я делаю в твоей спальне? – спросил он, аккуратно закрывая флакон и возвращая его на место.

Он действительно думал вызвать меня на разговор? Для наглядности к ледяному молчанию, пожалуй, стоило добавить магический фокус и заставить зеркало покрыться морозным узором, но было лень плести заклятье.

Не дождавшись ответа, Айдер повернулся в мою сторону и вызывающе сунул руки в карманы.

– Выходит, пять лет назад вы не просто сбежали, а обвенчались… – вымолвил он.

Кто этот человек и почему он столько знает о нашем с Доаром прошлом?

– После того как мой папаша наконец свалил к праотцам, я единственный родственник твоего мужа и свидетель вашего милого студенческого романа, – словно прочел он мои мысли. – Можешь называть меня кузеном Айдером.

Доар рассказывал, что его родители погибли, когда он был совсем ребенком, и что его растил троюродный дядька, мало отличавшийся методами воспитания от моей матери. И в Эсхардскую академию он заслал даровитого племянника, чтобы тот не мешался под ногами. После неудачного побега именно его дядька пришел в наш дом и наговорил глупостей, в которые я, раздавленная и испуганная девчонка, поверила.

Мучило ли меня сожаление, что я не ушла в тот день с Доаром, а позволила его скрутить и, закованного в магические кандалы, отправить в Риор? Без сомнений. Особенно сильно в первое время, когда образ парня, побледневшего от боли, но прожигавшего меня ненавидящим взглядом, не желал стираться из памяти.

– Мне любопытно, почему вы так долго скрывали брачные метки? – промурлыкал кузен, выказывая ценное умение задавать правильные вопросы. – Не знали об их существовании?

В этот момент раздался деликатный стук. Дверь открылась, и появился Доар. В спальне действительно повеяло ледяным холодом. Даже мне, ничего не знающей о семейных распрях Гери, становилось ясно, что братья, мягко говоря, друг друга недолюбливали. В войне за развод я бы назначила Айдера Эббота союзником, но скользкие типы вызывают во мне приступы гадливости. Возникает желание немедленно помыть руки, но, боюсь, что столько бутылей мыльного раствора в доме просто не держат.

– О, братец! – глумливо ухмыльнулся Айдер. – А мы тут с твоей супругой знакомимся и разговариваем.

Острый как бритва взгляд Доара переместился на меня.

– Честное слово, я не понимаю, что происходит! – открестилась от любого участия в «беседе». – Этот странный человек вдруг вломился ко мне в спальню и принялся сам с собой разговаривать. Конечно, не то чтобы я против, но в Эсхарде привычку заходить к чужим женам лечат всеобщим порицанием.

Кузен Эббот немедленно осознал, что сел в лужу, и попытался неловко отговориться от умышленного вторжения:

– Братец, я просто заблудился.

– Может, выдать тебе план дома? – поднял бровь Доар. – Чтобы ты не блуждал и не путал второй этаж с первым.

– Скажи, а она знает, чем вся эта история пятилетней давности закончилась? – широко улыбнулся кузен, словно не заметив откровенной агрессии родственника. – Ну, кроме того, что у вас появились брачные метки?

Я не подавала виду, но тут же насторожилась. О чем это он толкует?

– Тебе уже пора, – с непроницаемым видом перебил Доар и кивнул мне: – Аделис, я провожу нашего…

– Родственника, – подсказал кузен.

– Гостя, – сухо поправил он, – а ты спускайся к обеду.

– А меня не пригласишь? – ухмыльнулся Эббот.

– Ты говорил, что мой повар готовит помои, – отказал в гостеприимстве хозяин дома.

– В прошлый раз я ляпнул не подумав.

– Как обычно, – заметил Доар.

Они вышли, и мне захотелось немедленно поменять спальню, оскверненную присутствием скользкого родственничка, но будоражить слуг очередным переездом, когда платья уже висели в гардеробной, а баночки с нехитрыми притирками стояли на туалетном столике, было форменным свинством. Пришлось открыть окно и впустить в комнату холод, пахнущий опавшей листвой и осенними кострами. Цветочное благовоние я вылила в ватерклозет.

В столовой хозяина дожидался уже знакомый мужчина в годах, кажется Якоб. При моем появлении он неловко поднялся, вызвав перезвон фарфоровых тарелок:

– Светлых дней, риата Гери.

Пряча настороженность за высокомерием, которого обычно ожидают от аристократки, я едва заметно кивнула.

Лакей услужливо отодвинул мне стул на противоположном конце длинного стола, безмолвно предложив отделиться от мужа расстоянием в полкомнаты и не портить друг другу аппетит. По этикету благопристойной супруге, одаривающей благоверного плотскими утехами только в двух случаях: в брачную ночь и на пьяную голову (второе обстоятельство было невозможно в принципе), мне действительно следовало сидеть в гордом одиночестве на женской половине и скучающе ковыряться в тарелке. Но разве можно подпортить противнику трапезу, если с трудом видишь его лицо? Наплевав на усилия прислуги, с независимым видом я сама себе отодвинула стул и уселась напротив Якоба.

– Что-то Доар задерживается, – нервно пробормотал тот, видимо, чувствуя себя тем самым злосчастным наездником на приснопамятной хромой козе, нестройной рысью трясущимся навстречу чистокровной эссе.

– Он выпроваживает кузена, – обронила я.

– Простите?

– Я сказала «выпроваживает»? – вежливо улыбнулась. – Оговорилась. Провожает.

На том беседа закончилась, и комната погрузилась в неловкое молчание, от которого нас спасло появление Доара. Энергичной походкой он вошел в столовую и, устроившись за столом, вымолвил:

– Аделис, позволь тебе представить риата Якоба Нобри. Мой помощник и доверенное лицо. Смело обращайся к нему с любым вопросом.

У меня было подозрение, что за обедом «помощник и доверенное лицо» желал обсудить с хозяином важные дела, но присутствие незнакомой девицы из враждующего клана эсхардских эссов спутало деловые планы. Он прихлебывал жиденький супчик с плавающими кусочками какого-то кисловатого овоща и удрученно молчал. Я же ела с совершенно непристойным аппетитом.

Знаете, меня с детства отличала плебейская неприхотливость в еде, что вызывало у матушки беспросветное отчаяние. Она искренне верила, что женщине нашего круга следовало питаться исключительно деликатесами или оставаться голодной, если таковыми ее не кормили. Сама она даже дома не ела, а только дегустировала стряпню Руфи, ввергая добрую домоправительницу в уныние. За годы работы в нашей семье служанка освоила полное меню самой дорогой ресторации на южной стороне Эсхарда и могла дать фору властительскому повару.

– Вы можете идти, – вдруг отослал лакея Доар. – Думаю, Аделис не откажется за нами поухаживать.

Аделис была против любых телодвижений за столом, если они не приводили к точному попаданию полной ложкой в рот, но при чужом риате, хмуро косящемся с противоположной стороны стола, спорить не стала. Если Доар лично пожелал испортить себе трапезу, кто я такая, чтобы его отговаривать? Я-то не собиралась ничего предпринимать как минимум до десерта, но раз уж такое дело…

– Конечно, милый, – сладко улыбнулась.

Якоб быстро вытер губы салфеткой. Когда несколько ошарашенный слуга оставил нас втроем, наверняка снаружи припав ухом к двери, то помощник не удержался:

– Уж позвольте задать вопрос.

Было заметно, что вопрос этот распирал несчастного риата, как запертый воздух – льдистый шар-заготовку.

– Как вышло, Аделис, что вас признали погибшей? Вы прятались, а теперь решили вернуться?

– Не пряталась, – честно ответила я, – более того, даже место жительства не меняла. Вы знаете, что чистокровные эссы редко переселяются за пределы Эсхарда? Нас осталось так мало, что мы местная достопримечательность.

На лице Якоба появилось светлое, ни с чем не сравнимое замешательство. Доар сдержанно кашлянул, мол, милая супруга, пожалуйста, заткнись. Спасибо.

На здоровье, дорогой супруг. Намек поняла, но не приняла.

– Я просто попыталась выйти замуж, – добавила светским тоном. – Все бы ничего, но на свадьбе присутствовало столько народу! Неловко вышло.

Правда отказалась вмещаться в Якоба и встала в горле комом. Бедняга сильно поперхнулся, схватился за пустой стакан и даже сделал всухую пару глотков.

– Запьете? – заботливо предложила я.

– Будьте любезны, – прокряхтел он.

Я была ужасно любезна, сама от себя не ожидала такой всепоглощающей услужливости. Торопясь спасти риата от удушения, громко щелкнула пальцами. Толика воды из хрустального графина исчезла и мгновенно забулькала в стакане Якоба.

– Она действительно водный маг… – прохрипел он и начал жадно пить, пытаясь протолкнуть в себя абсолютно все новости.

– Доар, а тебе? – любезно предложила я плеснуть водички на тот случай, если какие-нибудь из моих заявлений застрянут в горле.

– Воздержусь.

– Не стоит, – проигнорировала я отказ и снова щелкнула пальцами. Вода не просто возникла в стакане, а закрутилась в воронку, расплескалась через край, обрызгав соседние бокалы и немножко разбавив жиденький супец.

Вообще в голове созрел план заморозить еду, и я почти приступила к его исполнению, но Доар вдруг задал очень странный вопрос:

– Аделис, ты хочешь что-то поменять в доме?

Несчастный Якоб еще дыхание не вернул, как вновь схватился за стакан.

– Возможно, – осторожно согласилась я. Вряд ли мужу стоило знать, какие именно изменения в интерьере пришли мне на ум.

– Скоро наступят холода, и тебе нужен новый гардероб, – продолжил он поражать удивительной предупредительностью.

– Предлагаешь купить мне одежду?

До холодов я задерживаться не собиралась, да и старый гардероб меня вполне устраивал. Но – вот незадача – теплые вещи остались в Эсхарде. При мысли о лавках тканей, деловитых белошвейках, ворчливых сапожниках, примерках и прочем бессмысленном времяпрепровождении, вызывавшем экстаз у женщин, я содрогнулась. Еще одного кошмара, как перед свадьбой с Гидеоном, я просто не в состоянии пережить. Лучше замерзнуть до смерти, лежа возле камина, чем снова переступить порог этого демонического чертога! Может, Доар того и добивался? Беспрерывными покупками довести норовистую жену до летаргического сна, чтобы той не хватало сил на демарши?

– Можешь не ограничивать себя в средствах, – добавил он. – Ни в чем себе не отказывай.

– Не буду, – от души пообещала я.

Интересно, после какой по счету потраченной тысячи риорских шейров щедрый муж таковым быть перестанет, взвоет, как от укуса дикой виверны, и потребует развода? Подозреваю, что Якоб задавался похожим вопросом и уже в ужасе представлял, как к парадным дверям особняка стягиваются подводы с мешками, набитыми золотыми монетами.

Портить трапезу после такого разговора не позволила совесть, но устроить маленькую каверзу сами светлые боги благословили. Только я почувствовала сытость, как встала из-за стола, наплевав на приличия. Мужчины машинально поднялись следом, и в принужденной тишине раздался звон посуды.

– Приятного аппетита, риаты, – едва заметно улыбнулась я. – Позвольте вас покинуть, что-то голова разболелась.

Восславься та женщина, которая первой придумала спихивать закидоны на головную боль! Подозреваю, что дамочке с мигренью простят любые причуды, лишь бы не корчила физиономию, изображая смертельные муки.

– Легкого пути, – пожелал Якоб на эсхардский манер.

– Вашими молитвами до спальни я доберусь живой и здоровой, – не удержалась от иронии, заставив помощника неуютно поежиться.

Когда я вышла из столовой, вдохновенно шпионивший лакей предупредительно отделился от двери и теперь пытался слиться с настенной тканью. Но стена была серебристая, а ливрея – красная, очевидный контраст не позволял ему оставаться незаметным.

– Лучше слейтесь с кухней и подайте риатам вторые блюда, – распорядилась я.

Проникнуть в личные покои Доара оказалось сложнее, чем утром вломиться в особняк, хотя они не охранялись боевыми магами и не запирались на ключ. Случилось неслыханное: меня неожиданно покинуло нахальство. Перед дверью я медленно вздохнула, точно намеревалась не гадость сотворить, а броситься с высоты в пропасть, что в отношении муженька, наверное, было равнозначным. Воровато проверив пустой тихий коридор, я юркнула в комнаты. Осмотрелась. Гостиная была по-мужски строгой, высокая арка вела в спальню с большой кроватью, застеленной серебристым покрывалом. В воздухе витал слабый аромат знакомого одеколона.

Не разглядывая прелести интерьера, я решительно вломилась в ванную комнату, размером, пожалуй, не уступающую моей спальне в матушкином доме. Ванна превзошла все мои даже самые смелые ожидания! Она представляла собой глубокую просторную купель со ступеньками.

– Любишь бултыхаться перед сном, милый? – промурлыкала я, присаживаясь на мраморный бортик и опуская руку в теплую воду. От кончиков пальцев заструились голубоватые потоки ледяного заклятья. Огненные камни, вмурованные в стенки купели, зашипели от прикосновения холода и вспыхнули алым светом. Бороться с магией было бесполезно. Природные обогреватели погасли, температура воды начала стремительно падать. Почувствовав в пальцах ломоту, я вытащила руку и стряхнула капли.

За несколько минут вода смерзлась в ледяную глыбу такой кристальной чистоты, что при желании можно было разглядеть искаженное дно купели. Над поверхностью вился полупрозрачный дымок. При всей магической силе, а боги не пожадничали, когда отмеряли Доару колдовской дар, ему придется провозиться пару часов, чтобы зажечь огненные камни.

Скоренько покинув хозяйские покои, я спряталась в своей спальне. Через час и пятнадцать минут (не то чтобы кто-то следил за часами, просто они находились в поле зрения) дверь без стука отворилась. Доар, как и планировалось, застал меня мирно рисующей в альбоме. Спрятав руки в карманы брюк, он замер на пороге.

Пауза тянулась и тянулась, а я по-прежнему изображала приступ вдохновения. Тишина нервировала. Очевидно, это был своеобразный воспитательный прием: довести хулиганку многозначительным молчанием до разговора. Я внесла еще пару штрихов в рисунок и все-таки подняла взгляд.

– Что?

– Для чего ты заморозила воду в моей ванне?

– Для ледяных статуэток, – беззаботно, как будто замораживать ванные комнаты – обычное дело, ответила я и продемонстрировала набросок. На альбомной странице растянулась непропорциональная страшилка с огромным носом, похожая на помесь горгульи и человека. Вообще я изобразила хозяина дома, но пришлось сильно постараться, чтобы он ни в жизнь не узнал собственный портрет.

– Да ты талант! – усмехнулся Доар.

Конечно, талант! Упарилась, пока намалевала нечто невразумительное! Стыдно перед бумагой и грифелями, что их пожертвовали на столь безобразную мазню.

– Тебе нравится? – похлопала я ресницами.

– Нет.

А зря! Ты еще не знаешь, что это уродство скоро украсит холл твоего дома.

– Коль ты взялась изображать страсть какую милую дурочку, то не постесняюсь спросить: почему именно в моей ванне ты решила наморозить льда для своих статуэток?

– Она самая большая в особняке, – пожала я плечами.

– Ясно.

Он мягко улыбнулся и вышел. Дверь закрылась. Тишина показалась оглушительной. Честно говоря, от изумления я выронила грифель. И это все? Доар благословил меня на использование купели в качестве ледового резервуара и просто ушел? Было в этом необъяснимом смирении нечто неправильное и ужасно настораживающее…

Сразу после визита он куда-то срочно отбыл и вынудил меня ужинать в компании пустой столовой, преломляющих свет хрустальных бокалов, фарфоровой посуды и запуганного до трясучки лакея. Когда бедняга накладывал в тарелку мясные тефтельки, один маленький, но очень гордый шарик сорвался с дрожащей серебряной ложки и поскакал по белой скатерти, оставляя след от соуса.

– Поймаете? – искренне полюбопытствовала я.

И вроде не сказала ничего обидного, а лакей побелел в цвет этой самой скатерти и чуть не упал в обморок. От жалости я едва не предложила ему флакончик с успокоительными каплями, которые перед побегом стащила у Руфи. Уверена, что слуги уже считают меня ведьмой из демонического чертога, а через седмицу пойдут нелепые слухи, будто я замораживаю в ледяшки младенцев и краду души у невинных девиц.

Огромный особняк действительно был слишком большим для одного человека. Весь вечер меня не покидало ощущение пустоты. В унынии я спряталась в спальне и, уютно устроившись в кресле перед зажженным камином, собралась почитать занимательную книгу по архитектонике из библиотеки особняка, но тут дверь снова без стука отворилась. И вечер перестал быть отчаянно скучным: в спальню, как к себе домой, вошел Доар. Хотя о чем я? Он и был дома.

– Доброй ночи, Аделис.

– И тебе…

С возрастающим замешательством я проследила, как подчеркнуто буднично муж стянул с себя пиджак и бросил на козетку. Потом ловко развязал галстук, а когда присел, чтобы снять туфли, то я не выдержала:

– Ты покои не перепутал?

– Нет, – отозвался он, не подняв головы и, более того, не прекратив возмутительного раздевания. Бух! Первая туфля стукнулась о полированный паркет. Тук! К ней присоединилась вторая. На пол полетели носки. Слава светлым богам, не под козетку.

Пока Доар не взялся за пуговицы на рубашке и не оголил грудь, я заторопилась внести ясность. Как бы… чтобы просто понимать причину неожиданного действа.

– Почему ты раздеваешься в моей комнате?

– Хочу помыться.

– Так… – Я почесала кончик носа и аккуратно прикрыла книгу, заложив ее листиком. – Но почему в моей ванной?

– В моей ты заморозила лед для статуэток, – напомнил он, начав расстегивать пуговицы на рубашке. И так ловко у него выходило, что в вырезе уже замелькала гладкая грудь.

– Логично, – с трудом отводя взгляд от обнаженного торса, отозвалась я. – У тебя не получилось разморозить?

– Даже не пытался, – покачал он головой.

– И чем тебя не устроили ванные комнаты в остальных восемнадцати спальнях? – любезно уточнила я.

– Ничем, но твоя мне нравится больше. В ней самая большая ванна.

– И как долго ты собираешься мыться в моей большой ванне? Сегодня, завтра, седмицу?

– Пока ты не используешь весь лед на статуэтки? – отчего-то вопросительно ответил он и резко снял рубашку, обнажив преотличный крепкий торс.

Ненавижу!

– Не смей снимать штаны, иначе я их приморожу тебе к заду, будешь отдирать с мясом! – не выдержала я, ткнув в его сторону указательным пальцем с потрескивающим ледяным заклятьем.

– Открою тебе тайну, – с серьезным видом отозвался Доар, совершенно не впечатленный демонстрацией магической силы. – Мужчины тоже моются голыми.

Слава светлым богам, он пощадил мою нервическую систему и брюки стаскивать не стал (или понял, что отдирать от зада примерзшие штаны – спорное удовольствие). Демонстрируя атлетически сложенное тело, широкие плечи и просто общую привлекательность, с бесстрастным видом Доар прошагал в ванную комнату. Словно завороженная, я следила за нахальным перемещением почти обнаженного мужа и вдруг поймала себя на том, что сглотнула набежавшую слюну.

Что это, Аделис Хилберт?! Ты рехнулась? Вообще стрелки на компасе сбились? Настоящая эсса, желающая мгновенного развода, должна буравить подлеца ледяным, полным презрения взором, а не пускать слюни при виде его на редкость неплохого тела!

Дверь ванной закрылась. Я ошарашенно моргнула, целых две секунды приходила в себя, а потом, мысленно выругавшись плохими словами, вскочила с кресла. Пока дражайший супруг под журчание воды до блеска тер себе спинку моей мочалкой, я выскочила из спальни и бросилась в сторону мужниных покоев, стараясь не думать об обнаженных телесах этого самого мужа. Чтоб ему поскользнуться в ванне!

Однако поскользнулась именно я, когда ворвалась в ванную комнату Доара, где царил северный холод, а мраморный пол покрылся ледяной изморозью.

– Проклятье! – для равновесия я расставила руки и мелкими шажками просеменила к замороженной купели.

Расколоть лед удалось только с пятой попытки. Глубокая трещина, похожая на шрам, пронзила толщу, и глыба принялась с шуршанием крошиться. Через некоторое время купель наполнилась ледяной крошкой, засыпавшей остывшие огненные камни. Сначала я попыталась откопать ямку руками, но пальцы покраснели и скрючились от холода. Пришлось использовать подсобные средства… Пожалуй, ничего унизительнее, чем ковыряться собственной туфлей в чужой ванне со снежной кашей, мне делать еще не приходилось! Наконец показался краешек темной пластины.

– Спасибо, светлые боги! – возвела я руки над головой и, согнувшись пополам, прикоснулась к согревающему камню. В трещинках природного обогревателя вспыхнули алые нити. Заструилось живительное тепло, быстро набирающее жар, и лед начал тихонечко плавиться.

– Никогда не думала о том, чтобы поработать рудокопом в триановых шахтах? – раздался от двери насмешливый голос. – Ты отличный копатель.

От неожиданности я взвизгнула и со всего маху уселась в подтаявшую ледяную массу. Босой Доар с влажными волосами, в расстегнутой рубашке и в брюках, не скрывая издевательской улыбки, наблюдал за моим снегоуборочным подвигом.

– Помочь выбраться? – предложил он.

– Сама справлюсь, – процедила я и, демонстрируя неуклюжесть, потрясшую даже меня саму, выбралась на мраморные плитки. Подол платья промок и отяжелел, волосы растрепались.

– Ты передумала вырезать изо льда статуэтки? – с невинным видом уточнил Доар, следя за моим, мягко сказать, не особенно грациозным обуванием. Влажная туфля отказалась натягиваться на голую ступню, так что пришлось просто нахлобучить ее на ногу, как наперсток на палец, и придавить пяткой задник.

– Нет, но льда действительно получилось слишком много, – деловито отозвалась я. – Так что теперь ты можешь плескаться в любое время суток. Пользуйся благами цивилизации в свое удовольствие в собственной ванной комнате.

– Благодарю.

– Не за что, – кивнула я с чопорным видом.

Однако когда, стараясь удержать на ноге испорченную туфлю, а на лице – высокомерную маску, я поковыляла к дверному проему, Доар и не подумал уступить дорогу. Стоял как ледяной истукан, вмерзший по колено в пол.

– Пропустишь? – изогнула я брови.

– Конечно, – едва заметно подвинулся он.

С гордостью истинной эссы, в смысле с идеально ровной спиной, втянутым животом и, главное, не дыша, я просочилась между ним и косяком.

– К слову, Аделис, – заставил Доар меня оглянуться, – позволь напомнить, что в игру, которую ты затеяла, вполне могут играть двое.

Что он с успехом и демонстрировал, но если пытался меня смутить откровенным вызовом, то не преуспел.

– Не понимаю, Доар, почему ты не хочешь вернуть брачные клятвы. Я тебе все еще нравлюсь?

– Нет, – спокойно отказался он от притязаний на нежные чувства.

– Привлекаю?

– Ты красивая женщина, но нет. Я тебя не хочу.

Иного ответа не ждала, но почему-то меня задело. К счастью, сохранять внешнюю невозмутимость я научилась с детских лет.

– Тогда назови причину.

– Мне очень нравится быть женатым на эсхардской эссе, – ухмыльнулся муженек. – Бодрит… Как лед в ванне.

И только нечеловеческим усилием воли я не запустила в него туфлей.

* * *

Весь следующий день я тратила деньги. Спустила столько риорских шейров, сколько за всю свою жизнь не заработала эсхардских синов. Теперь хозяйка ателье «Сонми», известный сапожник Кро и поставщик льда из северных ледников считали меня если не лучшей подругой, то точно самой желанной клиенткой. Особенно продавец льда. Вряд ли за всю его карьеру кто-то одним махом брал огромную ледяную глыбу и требовал за любые деньги доставить в Риор к концу седмицы.

Но самой забавной тратой была покупка карликового грифона на птичьем рынке. Вернее, пока он представлял собой большое пятнистое яйцо, лежащее в гнезде из сена на дне плетеной корзины. Каждый раз, когда карету трясло на неровной дороге, внутри твердой скорлупы громко скреблись. Надеюсь, существо не вылупится раньше, чем мы доберемся до особняка. Я понятия не имела, что делать с новорожденным голодным птенцом, представляющим собой смесь орла, льва и неведомой зверушки, родство с которой уменьшило монструозного гиганта до размера карликового уродца.

Осеннее солнце окрашивало деревья закатной бронзой, когда я вернулась в особняк. Знакомый лакей с поклоном открыл дверь. Обнаружив творившийся в холле хаос, я резко остановилась, словно ударилась о невидимую стену. Складывалось впечатление, что склады торговых лавок просто перекочевали в дом к Доару. Возле стен лежали рулоны тканей. Стояла длинная вешалка с плащами всевозможных фасонов. Высились шляпные и обувные коробки… Хорошо, что ледяную глыбу привезут позже.

– Мы ждем ваших указаний, куда девать рулоны и не поместившуюся в гардеробную обувь. Готовые платья горничные сумели развесить, – с непроницаемым видом объявил слуга, помогая мне снять верхнюю одежду.

– У меня есть время подумать? – пробормотала я, стараясь подавить угрызения совести. Определенно я перестаралась в попытке довести Доара до нервного тика. Из закупленных тканей можно было нашить нарядов для всех учениц Эсхардской академии магии и еще бы осталось на платочки.

– И что, риат Гери видел, когда привозили покупки? – как будто отстраненно спросила я.

– Даже некоторое время следил за разгрузкой, – объявил лакей.

– Просил зайти, когда появлюсь?

– Не беспокойтесь, – видимо, решив, будто я опасаюсь оказаться побитой хозяином, успокоил меня лакей. – Он не выходил из кабинета с тех пор, как доставили настенные ткани.

– Пойду в таком случае вручу подарок, – вздохнула я и, подхватив с пола корзинку с яйцом, направилась прямиком в кабинет.

– Может быть, не стоит его сейчас отвлекать? – окликнул меня слуга. Мол, прячься, дуреха, пока есть время! Забейся под какой-нибудь плинтус так, чтобы хозяин не выколупал раньше, чем утихнет его гнев за твои бесполезные чудовищные траты.

– Поверьте, сейчас самое время его отвлечь.

Через неплотно закрытую дверь кабинета доносился возмущенный голос Якоба. Я остановилась и прислушалась к разговору, звучавшему прекрасной музыкой.

– Две тысячи на тряпки и полторы тысячи золотых шейров на бесполезный хлам, Доар! Бронзовые светильники, настенные ткани. У меня сердце кровью обливается. Я еще не сказал про лед! Почти две с половиной тысячи! Ты посмотри на этот счет.

Перед мысленным взором предстала картина, как Якоб потрясает бумагой, полученной днем от поставщика льда.

– Хорошо, я согласен, что она имеет полное право сделать ремонт в особняке, – кипятился он, – но для чего ей ледяная глыба по цене лошади и весом в эту самую лошадь?!

– На статуэтки? – предположил Доар. По тону было невозможно понять настроение мужа, но хотелось верить, что ему придет в голову светлая мысль, что с транжирой дешевле развестись, чем оплатить ее капризы.

– Доар, ты уверен, что лучше оставаться женатым на этой… воскресшей девице из демонического чертога? Сиана Улрич тебе точно обойдется дешевле.

– У Аделис Хилберт есть одно весомое преимущество, – отозвался тот. – Она чистокровная эсса. Не сомневаюсь, что теперь место посла в Эсхарде у меня в кармане.

Так…

Я почесала кончик носа и для чего-то в растерянности посмотрела на яйцо в корзинке.

Какая потрясающе меркантильная причина оставаться женатыми! Доар прав. Эсхард с большим трепетом относится к чистой крови и белоснежным волосам. Выбирая между риорским аристократом и обычным риорцем, женатым на чистокровной эссе, без всяких сомнений, послом назначат последнего.

Неожиданно в противоположной стороне коридора зазвучали голоса горничных. Не хотелось, чтобы меня застали подслушивающей собственного мужа. Пришлось прервать во всех отношениях интересную беседу мужчин и, с нарочитым усердием стуча каблуками, метнуться к кабинету. Я открыла дверь, не спросив разрешения войти.

– Светлых дней, риаты, – с порога поздоровалась я. – Заглянула сказать, что уже вернулась.

– Как вижу, Аделис, твой день прошел в хлопотах, – с насмешкой резюмировал муж, откидываясь в кресле. В руках он принялся крутить самописное чернильное перо с золотым колпачком. Надеюсь, от нервного напряжения, а то по бесстрастной мине ничего не прочесть.

Видимо, предчувствуя дивное объяснение между супругами, Якоб заторопился сбежать:

– Пожалуй, мне пора. Счета из торговых лавок надо подколоть.

Он с завидной проворностью оставил нас наедине.

– Значит, шесть тысяч шейров за утро, – вымолвил муж и швырнул на стол несчастное перо, этим самым жестом вдруг выказывая раздражение. – Впечатляет.

– Разве не ты говорил, чтобы я не ограничивала себя в средствах? – изображая дурочку, пожала я плечами. Конечно, раскидываясь щедрыми заявлениями, вряд ли он представлял размер трат. – Ты зол, Доар?

– Из-за денег? Нет.

Врун! Вон как нехорошо сощурились глаза.

– Прекрасно, потому что я потратила еще сто шейров и купила тебе подарок.

Когда на стол бухнулась корзина с яйцом, то у Доара дернулся на лице мускул.

– Ты купила большое серое яйцо?

– Быть точнее, домашнего питомца, – объяснила я. – Решила, что в особняке слишком тихо.

– И кто из него, позволь спросить, вылупится?

– Карликовый грифон.

– Аделис, не хочу тебя расстраивать, но таких просто не существует, – объявил Доар.

– Можно подумать, ты разбираешься в грифонах.

– Вообще-то да, прекрасно разбираюсь. Мой питомник считается лучшим в Риоре. Там держат триста отборных особей…

– Значит, по твоему дому будет бегать триста первая, – беспардонно перебила я. – Мне кажется, птицелев – отличная находка. Мебель не дерет, углы не грызет, выгуливать не надо.

– Уверяю тебя, в этом яйце кто угодно, но только не грифон…

– Не стесняйся чувств, Доар. Ты его полюбишь всей душой, – проигнорировала я замечание.

– Я ненавижу домашних животных.

Признаться, я сама не испытывала нежности к домашним питомцам, но что не сделаешь, чтобы довести до нервной почесухи мужа.

– Ты просто никогда их не заводил, – мило улыбнулась я. – Ну, мне пора. Дела.

Дел ровным счетом никаких не было, но хотелось уйти из кабинета, оставив за собой последнее слово.