Текст книги "Бедовый месяц"

– Я должен злиться громко? – уточнил он.

– Нет, но… – Я перестала терзать кофе и вытащила ложку. – Честное слово, я даже пойму, если вы захотите, чтобы мои родственники немедленно отправились в Энтил и сто лет не появлялись на пороге вашего… нашего дома.

– Судя по тому, что уже середина дня, а госпожа Вудсток не осаждает наш номер, вы и без меня, дорогая супруга, неплохо справились со своими родственниками, – с насмешкой ответил он.

– Они по-прежнему в Сиале, – вынужденно призналась я. – Штурмуют горные склоны.

– Но ведь я уже оплатил их проживание на две недели, – заметил Филипп, принимая подвинутую чашку. – Было бы бездарной растратой просто отправить их восвояси.

– Вы еще должны кое-что знать, – решилась я покаяться почти во всем, что вчера произошло.

Филипп глянул на меня искоса и, кажется, напрягся всем телом.

– Что-то еще произошло? – тихо произнес он.

– Вы вчера вдруг заснули. Я испугалась и решила, что у вас случился сердечный приступ.

– С чего вы так решили?

– Вы же уже мужчина в серьезных летах. Возраст опасный…

Муж подавился и отставил чашку. Я немедленно передала ему салфетку. Как говорится, услужливости много не бывает.

– В общем, я решила, что у вас сердечный приступ, и позвала лекаря. Господин Эрлан Вестфольд знаменит… среди таких же, как он, именитых лекарей, – уверила я. – Повезло, что Рендел с ним познакомился во время дегустации.

Вдруг Филиппу важно, чтобы осмотр проводил не штабной коновал, а целое светило лекарской науки? Правда, насколько оно было ярким и не мерцало ли где-то на задворках нашего королевства, история умалчивала.

– Теперь понятно, почему он хорошо разбирается в средствах от похмелья, – хмыкнул Филипп.

Мы замолчали. Тишина была неприятной.

– Хотите еще сахара в кофе? – спросила я.

Во время нервного напряжения от меня сбегал аппетит, но нападала жажда деятельности. Сейчас очень хотелось ухаживать за мужем.

– Нет, благодарю, – отказался он от ненавязчивой заботы.

– Омлет? – быстро предложила ему и чуть-чуть подвинула большую тарелку с яйцами, овощами и с крошечной соусницей, пристроенной посередке этого разноцветного разнообразия. – Гренки? Намазать маслом? А сверху джемом? Медом?

– Я справлюсь, Тереза, – пресек муж и желание поухаживать за ним, и перевести разговор на безопасную тему возбуждающих аппетит блюд.

Оставалось признаваться дальше, пока он не перешел на еду, а только баловался утренним кофе.

– Я расплатилась с лекарем омаром!

– Простите?

Без преувеличений у Филиппа от удивления полезли глаза на лоб.

– Ох, не извиняйтесь, – вздохнула я. – Вы-то в это время спали на диване. Лекаря вполне устроило. Очень понятливый и предприимчивый человек. Еще и стейки прихватил. Впервые, правда, встречаю, чтобы осмотр проводили за еду, но он предложил обращаться в случае чего.

– Тереза, коль у нас тут… – Филипп кашлянул, – разговор по душам. Зачем ваша тетка решилась подмешать афродизиак?

– Ну… – Я пожалела, что недальновидно подвинула стул почти вплотную, но обратно отбуксировать его было неловко. – Она посчитала, что между нами недостает искры.

Признание повисло в воздухе.

– Тогда зачем бы я женился именно на тебе? – прямолинейно спросил он, неожиданно забыв про официоз.

– Вчера ты сказал, потому что у меня не было других мужчин.

На лице Филиппа появилось очень странное выражение.

– Это абсолютно нормально! – поспешно уверила я. – Мы же виделись до этого всего пять раз. Один из них на венчании.

– А вы вели подсчет?

– Ой, да тут не надо быть гением арифметики. Пальцы на одной руке даже ребенок способен загнуть, – отмахнулась я. – Мы фактически незнакомы. С далекого расстояния друг друга хорошо не рассмотреть.

Он сделал быстрый глоток остывающего кофе. Видимо, очередная маленькая порция правды подступила к самому горлу и теперь настойчиво просилась обратно.

Не зря говорят, что честностью надо пользоваться дозированно, иначе можно довести собеседника до недостойного желания выйти в окно. Или выставить в окно чистосердечного идиота, не знающего, что простота иногда хуже воровства.

– Заешьте чем-нибудь, – предложила я.

– Что? – не понял Филипп.

– Правду.

– Просто скажите, Тереза, есть ли что-то, что мне еще следует знать?

Он неопределенно махнул рукой, видимо, намекая, что морально готов к продолжению исповеди. На самом деле никто не готов узнать, что в плачевном состоянии оказался окружен и даже перевален на диван новоявленными родственниками.

– На этом все, – слегка приврала я. – Самое шокирующее вы уже услышали.

Раздался короткий стук в дверь, и Марджери сама себя впустила в номер. Вошла она легкой походкой энергичной женщины, недоумевающей, почему возраст давно перевалил за средний, если сил причинять добро сохранилось изрядно.

– Слуга передал, что вы хотите со мной позавтракать. – Марджери на секунду помедлила, дождалась, когда Филипп поднимется, и заметила: – Поздновато будет, время уже обеденное.

Не дав шанса ни пригласить ее за стол, ни попросить выйти за дверь, она уселась и расправила на коленях льняную салфетку.

– Тереза, отвратительно выглядишь. Ты все еще в мигрени? – Мадам указала на бутылочку с афродизиаком, видимо, приняв его за болеутоляющее. – Надо лучше следить за своим здоровьем, милочка. Проводи больше времени на свежем воздухе, а не в четырех стенах. Бери пример с Лидии. У нее вообще не болит голова.

Как правило, никогда и ни о чем.

Утреннее меню из омлета и гренок с джемом Марджери совершенно не смутило. Она взялась за приборы и с королевским достоинством сняла пробу.

– Свет хочет познакомиться с новой леди Торн. Филипп, выведи супругу в люди, иначе поползут слухи, что она не желает ни с кем общаться. – Тетка всегда нападала внезапно, когда я была расслаблена и не ждала подвоха от жующего человека. – Это плохо скажется на семейной репутации. Или ты не собираешься ее представлять обществу?

– Полагаю, общество поймет молодоженов, желающих побыть наедине, – самым светским тоном невозмутимо отозвался он.

– Но не сутки же напролет! – фыркнула она. – Даже неприлично.

– Неприлично подсчитывать, сколько вечеров супруги просидели в номере, – с иронией отозвался тот, тонко намекнув, что плевать хотел на мнение окружающих.

Некоторое время мы провели чудесным образом: в молчании. Но тетку распирало поговорить.

– Вчерашний ужин вам пришелся по вкусу? Я заказала блюда, которые Тереза наверняка не пробовала.

К слову, и не попробовала, но выяснила, что омарами можно расплачиваться за лекарские услуги. Замечательный заменитель золотых крон.

– Ужин оказался неплох, – согласился Филипп.

– А вино? – Марджери оказалась непробиваемой, как крепостная стена. – Я специально проверила, чтобы оно было из королевских виноделен.

– Вино превосходное, – согласился он и небрежно проронил: – Зачем ты в него подмешала отворотное зелье?

Пауза, последовавшая за обманчиво небрежным вопросом, показалось острой, как наточенное лезвие. Я поймала себя на том, что выпрямилась на стуле. В голове вдруг замелькали сцены злосчастного ужина. Филипп фактически не глядя выхватывал бутылки с игристым вином и подливал в бокал. В общем, получил крепкий коктейль из возбуждающего и отрезвляющего.

– Отвращение к собственной жене, как правило, не способствует ни благополучной семейной жизни, ни продолжению потомства, – со вкрадчивыми интонациями, от которых у меня похолодела кровь, проговорил Филипп и припечатал тетку холодным, как осколок льда, взглядом: – Не согласна, Марджери?

Она отложила вилку, аккуратно промокнула губы и с достоинством произнесла:

– Полагаю, нам стоит завершить завтрак.

– Можешь не есть, – согласился он, – за этим столом тебе, в принципе, не рады, но ответы я жду.

Сама от себя не ожидая, я тоже подчинилась приказу и опустила столовые приборы. Жевать мигом расхотелось.

– Почему ты решил, что я что-то подлила? – спросила Марджери.

– Отсутствие магии достаточный признак?

Клянусь, никогда не слышала, чтобы во время скандала никто не поднял голос даже на полтона. Однако каждое слово, произнесенное тихими, ровными голосами, словно взрывало пространство.

– Ты знаешь про мое отношение к этой женитьбе.

– Твое мнение не учитывалось.

– Именно! Ты должен был трезво оценить невесту и понять, что она никогда не приживется в нашей семье. Слишком простая.

Можно я разок ткну ее вилкой? Один удар – четыре аккуратные дырочки. Промеж бровей. Никто и не заметит.

– Филипп, у тебя остались в запасе три месяца до тридцатилетия. Ты успеешь покончить с этим недоразумением и связать наш род с достойной фамилией, а не с какими-то Вудстоками из замшелого Энтила. – Она повернулась ко мне. – Не в обиду, милочка.

– Какие обиды? – У меня вырвался во всех отношениях недостойный великосветского скандала смешок. – Я оскорблена до глубины души. Вы терпели почти полгода, но устроили непотребный бедлам во время нашего медового месяца?

– Бедлам?! – охнула тетка. – Милочка, ты выражаешься, как уличная торговка.

– Мадам, если бы я выражалась, как уличная торговка, боюсь, вам пришлось бы достать банку с нюхательной солью, – сорвалась я.

– Тереза, – вымолвил Филипп, разом усмирив нас обеих: и меня и свою тетку, – отворотные зелья срабатывают только с любовниками.

Я густо покраснела и действительно прикусила язык.

Знай адская тетушка, чем мы занимались на постоялом дворе, не торопилась бы с неприятными сюрпризами. Похоже, та метель и отсутствие шелковых простыней в дешевой ночлежке были ниспосланы мне святыми угодниками. Иначе бы сейчас я не с мадам огрызалась, а подписывала документы о разводе.

– Марджери, я рассчитывал, что ты станешь Терезе наставницей. И теперь ей решать, останутся двери нашего дома для тебя открытыми или нет. Мое доверие ты утеряла, но я соглашусь со своей супругой.

Ничего себе поворот! Хочешь серпентарий в гостиной? Ни в чем себе, дорогая, не отказывай. Заводи!

– Будь добра, сделай так, чтобы мы не догадывались о твоем присутствии в Сиале, – вымолвил он. – Желаю хорошего отдыха.

– Пойду. – Она аккуратно пристроила салфетку на стол и поднялась. – От разговоров разболелась голова.

– Возьмите средство от мигрени, – не удержалась я и любезно указала на флакон с афродизиаком. – Прекрасно помогает.

– Предпочитаю снадобья от нашего семейного лекаря, – к огромному сожалению, отказалась Марджери.

Из номера она вышла в гробовом молчании, идеально ровно держа спину и воздержавшись от презрительных взглядов. Королева в изгнании!

Я боялась посмотреть на мужа. В ушах звенело. Стало очевидным, отчего перед Филиппом Торном тряслись окружающие. Когда он внезапно нападает и говорит ледяным голосом, словно режет на тонюсенькие ленточки, хочется покаяться даже в том, чего никогда не совершала.

– Леди Торн?

– Да! – От напряжения я едва не подпрыгнула на стуле.

– Какие у вас на сегодня планы? – шутливо спросил он.

Постараться не довести себя до нервного срыва, а мужа до развода? Отличный, по-моему, план.

– Никаких.

– Прогуляйтесь со мной, – попросил Филипп и вдруг добавил с неожиданной иронией: – Вы абсолютно правы, моя дорогая супруга.

– В чем? – насторожилась я.

– У нас не было ни одного нормального свидания.

Глава 5
Клуб защиты магических тварей

У нас с Филиппом в принципе не было ничего нормального ни до свадьбы, ни за целых три дня, проведенных в браке. И вдвоем мы прогуливались только один раз: душным полднем в цветущем саду мадам свахи после знакомства в ее же гостиной, где от переизбытка вычурного золота рябило в глазах.

Мы с Клементиной приехали раньше назначенного времени – междугородние дилижансы не делают скидок на пунктуальность пассажиров и прибывают на вокзал как придется. Пока ждали Филиппа, оказавшегося точнее часов на городской площади, я успела издергаться и толком не запомнила, о чем мы с ним беседовали, прохаживаясь вокруг маленького садового фонтана.

Помню, что фонтан звонко булькал, вокруг жужжали шмели и стрекозы. Я отвечала невпопад на самые простые вопросы и выглядела не прелестной дурочкой, а непроходимой тупицей.

Учитывая его нелюбовь к глупым женщинам, не понимаю, почему он сделал предложение именно мне. И тогда, получив письмо, тоже глазам не поверила. Три раза перечитала! Филипп был конкретен и сух. Понятно, что не очень-то романтично, зато практично. Договорные браки в принципе довольно практичные.

До нашей провинции жених добрался только через месяц. Для помолвки. Так мы увиделись во второй раз. Потом в середине осени собрались в строгом кабинете стряпчего семьи Торн, чтобы подписать брачное соглашение. А за пару недель до венчального обряда Филипп пригласил нас четверых в свой огромный особняк в центре столицы, куда я должна была переселиться после свадьбы.

Экскурсия по этому красивому ухоженному дому оказалась самым захватывающим событием, случившимся со мной с момента знакомства с будущим мужем. Если бы тетка Марджери не встревала по любому поводу и не советовала, как переделать гостиные под ее безупречный вкус, получился бы прекрасный день.

И когда, собравшись в нарядную деревеньку возле замка, в коридоре мы столкнулись с тетушкой и Ренделом, меня бросило в жар. Клементина держала в руках промасленный бумажный пакет.

– Добрый день, господин Торн, – с заискивающей улыбкой поприветствовала она. – Решили прогуляться? Погода чудесная! Лидия до сих пор на склоне. Ищет лыжные палки.

– Как самочувствие, зятек? – спросил дядька.

Возникла неловкая пауза. Ситуацию следовало спасать, но ни одной умной мысли в голову не приходило. По-моему, спастись можно было только героическим побегом.

– Знаете, господин Торн, возьмите! – Клементина проворно пихнула Филиппу пакет, очевидно, тем самым желая извиниться за вчерашнюю глупость. – Горячие пирожки. На свежем воздухе всегда хочется есть. Прогуляетесь, закусите…

Он еще не успел понять, что происходит, а я уже выдрала пакет из его рук и пихнула обратно тетке:

– Мы уже позавтракали.

Пусть не думает, что прощена!

– В них нет ничего, кроме капусты. – Она многозначительно отодвинула протянутый пакет в мою сторону. – Пусть твой муж угостится.

– Забери!

– Ну раз совсем не хочется… – Тетка просекла, что сегодня еду нам лучше не предлагать. И вообще ничего не предлагать, особенно свою компанию. – Господин Торн, когда приедете в Энтил, я непременно приготовлю свой знаменитый пирог с печенкой! Пальчики оближете.

– Благодарю, – сдержанно отозвался он.

Уверена, что Филипп ни при каких обстоятельствах не облизывал пальцы. Даже в кошмарных снах, в которых голыми руками разделывал вареных омаров.

– Хорошей прогулки, – пожелала тетушка напоследок и толкнула Рендела локтем, чтобы тот пошустрее отпирал номер.

Дядька ковырялся ключом в замочной скважине, словно не понимал, для чего придумана фигурная дырка в двери.

– Если что, зятек, заглядывай, – подмигнул он прежде, чем следом за супругой скрыться в апартаментах. – Я знаю, где здесь проходит дегустация отменных вин.

В тишине мы с Филиппом двинулись в сторону лестницы. Он молчал, но как-то очень значительно. Пришло время поражать его кротостью и благодарностью. Правда, первого во мне было мало, а второго что-то не находилось, сколько ни пыталась наскрести за эту многозначительную паузу.

– Филипп, напомните, когда я в последний раз говорила, что мне очень жаль? – вздохнула я.

– Вчера утром.

– Сегодня мне снова очень жаль. Жальче, чем вчера.

– Вы собираетесь таким образом начинать каждый день? – хмыкнул он.

– Надеюсь, что сегодняшний – последний. Когда мне будет не жаль, я вам тоже обязательно скажу.

В холле мы встретили знакомых Филиппа. Нас представили. Я не запомнила ни одного имени. Не то чтобы у меня была плохая память на имена или на лица, наоборот, весьма неплохая, но этих представителей знати, что мужчин, что их спутниц, неуловимо роднила манера льстиво поглядывать на моего мужа, словно проверяя его реакцию.

Пока они громко, словно стая каркающих ворон, обсуждали, до чего хорошо этой зимой кататься со склонов, над плечом у невысокого крепенького господина я следила за коридорным. Тот толкал поперек холла тележку с дорожными сундуками. Ничего особенного в этом банальном действии, понятно, не было, но весь багаж, от самого большого сундука до крошечного ларца, венчающего аккуратную башню, оказался ярко-красного цвета. Очень приметный! Такой и не своруют, и на вокзале среди чужих вещей не потеряешь.

– Леди Торн тоже участвует? – вдруг донесся до меня голос одной из дам.

В оживленной беседе наступила выжидательная пауза, и я с трудом отвела взгляд от дорожных сундуков. Стая великосветских ворон смотрела с любопытством. Знать бы, чего от меня хотят эти шумные люди…

– Безусловно, – проговорил Филипп с такими благодушными интонациями, словно записывал ребенка на конкурс поедания сандвичей с ореховой пастой и заранее умилялся, как деточка победит. И объестся до икоты.

Пришлось улыбнуться той самой улыбкой прелестной дурочки, которая у меня особенно хорошо удавалась, когда я понятия не имела, о чем толкуют люди вокруг. Только бы никто не догадался, что леди Торн слегка потеряла нить разговора. В самом его начале.

– Вы, без сомнения, станете главным украшением аукциона! – прокаркал один из мужчин.

Простите? Не изменяя все той же улыбке, я подняла выразительный взгляд на Филиппа. Дескать, дорогой супруг, я что-то не очень понимаю: вы собрались меня продать?

Не менее выразительно он изогнул бровь.

Что, правда?! Дорогой супруг, у вас помутнение рассудка после коктейля из паленых снадобий? Какой приличный муж отдает с молотка юную, невинную и – боже! – не целованную ни вами, ни каким-то другим мужчиной супругу? Просто усладу глаз!

Кто вообще усладу продает?!

– Филипп, признайтесь, я согласилась продаться в рабство? – пробубнила я, когда мы добрались до парадных дверей и своим приближением заставили швейцара броситься их отворять. – Если что, позвольте напомнить, что в нашем королевстве торговля людьми строжайше запрещена.

– Вы согласились украсить собой драгоценности королевского ювелирного дома, моя дорогая супруга, – пояснил он без капли иронии или насмешки.

В курортной деревеньке возле Сиала не было стройности. Каменные домики ныряли под горку и с любопытством высовывали черепичные крыши, прикрытые шапками снега. Потом упрямо взбирались вверх, словно карабкались на склон. Были здесь и торговые лавочки с колоритными вывесками, и уютные чайные.

Филипп велел кучеру остановить напротив букинистического магазинчика, возле дверей которого под жестяным козырьком стояла стойка с цветными зимними карточками. Выбравшись на мостовую первым, муж поправил узкое короткое пальто и протянул мне раскрытую ладонь:

– Тереза.

Я взялась за предложенную руку, вышла из кареты и подхватила его под локоть. Даже слегка обалдела от собственной смелости. Но ведь мужей можно без застенчивости хватать. Замечательная же точка опоры!

– Вы сюда приезжали каждую зиму? – полюбопытствовала я, когда догадалась, что он знает местные улочки как свои пять пальцев.

– Последние пару лет не удавалось, – ответил он. – Открывали новые драконьи фермы. Было не до отдыха.

– Поэтому вы фактически не появлялись у нас до свадьбы? – с невинным видом принялась подтрунивать я. – Лидия утверждала, будто вы слишком близко приняли к сердцу примету, что жених не должен видеть невесту до свадьбы.

– Так и сказала?

– Да. Я посоветовала ей читать поменьше любовных романов. – Я помолчала и напрямик спросила: – Все-таки, почему вы сделали мне предложение?

– Почему вы его приняли? – легко ускользнул он от ответа.

– Мне импонирует то, как вы составляете письма, – хмыкнула я, тонко намекнув на исключительно деловой тон предложения руки и сердца. – Я подумала, что мы смогли бы стать друзьями.

– Мы уже женаты, – напомнил Филипп.

– Супруги не могут быть друзьями? – фыркнула я.

– Верите в дружбу между мужчиной и женщиной? – Он иронично улыбнулся.

– Судя по вашему ехидному тону, вы в нее не верите.

– Нет, но ваша наивность мне тоже нравится.

– Тоже? – оживилась я и с весельем заглянула в его лицо. Как ни странно, Филипп едва заметно улыбался. – Что еще вам во мне нравится? Уверена, вы умеете делать шикарные комплименты!

– Детская непосредственность.

– Пф… Не могли на ходу сочинить что-нибудь приятное? – подувяла я. – У Рендела и то лучше получается, а он, между прочим, отставной военный.

– Я тоже служил.

– Серьезно? – Я изумленно округлила глаза.

– Два года после окончания учебы, – согласился он.

– И вы жили в казармах?

– Даже, бывало, ночевал на голой земле.

Зато понятно, почему он без проблем обходился без камердинера. Всегда думала, что избалованные богачи не способны самостоятельно вставить в петельки запонку, а Филипп прекрасно справлялся без слуг, подносящих галстук, пиджак и утреннюю газету. Оказывается, у него имелся богатый опыт выживания в полевых условиях. В палатку-то кофе на блюдечке никто с поклоном не принесет.

– То есть деревянная раскладушка – не самая жесткая постель, на которой вам приходилось спать, – пошутила я.

– Да, но я ни разу не спал на голой земле женатым, – с особым вкусом ответил Филипп на колкость.

– Семейная жизнь бывает непредсказуемой, – сумничала я.

– Вы, похоже, об этом много знаете.

– Иногда я тоже почитываю любовные романы. Грешна! Мои соратницы надо мной все время подсмеиваются.

– Соратницы?

– В смысле, подруги.

Неожиданно я поймала его острый, проницательный взгляд. Обсуждать подвиги в Женском клубе по защите магических тварей что-то желания не возникало. Не зная, как вернуть разговор в безопасное русло, я выпалила первое, что пришло в голову:

– Вам нравилось служить?

– Я был обязан отдать долг королевству, как любой маг моего положения, – просто ответил он. – Потом не стало отца, и ко мне перешли семейные дела.

– А ваша матушка?

– Покинула нас гораздо раньше.

Перед мысленным взором возникла красивая женщина с семейного портрета Торнов, висевшего в библиотеке столичного особняка. Судя по изображению, картину рисовали, когда Филиппу было не больше десяти лет. В том мальчике, в его взгляде, осанке и даже крепко сжатых губах уже сквозила небрежная аристократическая надменность, с какой он смотрел на людей, став взрослым мужчиной.

– Мои родители тоже рано ушли к святым заступникам, – вздохнула я. – Рендел – дальний родственник по отцовской линии. Он забрал меня к себе в дом, а Клементина приняла как родную. Филипп, они действительно хорошие люди. И если что-то делают, то от всей души.

– Я заметил, – отозвался он.

– У вас не случалось, когда хочешь сделать как лучше, а получается как всегда? – проворчала я, уловив тонкий намек на дурдом, в который мы попали, в общем-то, с моей легкой руки и благодаря услужливости Вилсона. – Или у вас все и всегда получается хорошо?

Ответное молчание было до неприличия выразительным.

– Господи, вы так громко промолчали, что мне даже неловко, – прокомментировала я. – А знаете что?

– Что, моя дорогая супруга? – В его голосе звучал смех.

– Когда мы приедем в гости в Энтил, ни в коем случае не ешьте теткин пирог. Он несъедобный, тем и знаменит. Но обычно гости не хотят показаться неблагодарными и нахваливают, как не в себе. Не уподобляйтесь этим трусливым людям!

Незаметно мы добрались до ярмарочной площади и словно окунулись в суматошный, шумный праздник. На открытых прилавках продавались всевозможные эрминские сувениры: расписные игрушки, горные кристаллы с острыми гранями, гроздья разноцветных бус. Знакомые панталоны сказочно ярких расцветок и разновеликих полосок тут тоже имелись. Уникальное начесанное белье мадам Руфьи оказалось не так чтобы уникально. Символом моего позора они висели над макушкой румяной торговки.

– Может, выпьем что-нибудь горячее? – с излишним воодушевлением предложила я и деятельно указала в противоположную от панталон сторону, на палатку с травяным чаем и подогретым вином. – Вы когда-нибудь пили горячий чай на морозе?

– И не раз, – отозвался Филипп, но в указанном направлении зашагал.

– Ну да, – пробормотала я, – вы даже на голой земле спали…

– Тереза, вы замерзли? – поинтересовался он.

– У меня покраснел нос? – всполошилась я. – Сильно к вам прижалась?

– Вы бежите.

– Очень чаю захотелось.

– И полосатое белье в той лавке ни при чем? – полюбопытствовал мой муж, не страдающий невнимательностью и проблемами со зрением.

– Хотели прикупить? – съехидничала я. – Обещаю уступить вам свой комплект. Вместе с чулками. Подденете, как полезете на гору кататься на лыжах.

– Составите мне компанию?

– Я не настолько мерзну, чтобы втискиваться в начесанные шорты.

Перед мысленным взором вдруг мелькнуло, как в четыре руки мы пытаемся натянуть на мужнину ногу узкий чулок с непотребно растянутыми сердечками. Какая страшная фантазия! Как ее теперь выкинуть из головы?

– Завтра с утра я хочу сделать пару спусков со склонов, – пояснил Филипп, не обидевшись на шутку про панталоны.

– Вы в этом смысле… У меня, знаете ли, был травмирующий опыт катания с горок.

– На лыжах?

– На санках.

У мужа неожиданно вырвался громкий веселый смешок.

– Настоящая трагедия! – с трудом удерживая серьезную мину, с укором покачала я головой, дескать, грешно смеяться, где другие плакали. – Клементина запрещала мне кататься на ледянке. Считала, что девочкам благородного происхождения не к лицу скатываться с горки на… в общем, на той части тела, на которую они не должны искать приключений. Но Рендел тайком взял санки у соседей. Две сломанные руки.

– У вас?

– На двоих с Ренделом. Я упала, а дядька попытался меня поймать. Клементина так рассвирепела, что пришлось прятать трость. Дядька боялся, что ему вторую руку сломают.

– Другими словами, на лыжах вы не стоите? – резюмировал он.

– Какой же вы все-таки проницательный!

– И любите льстить.

– Ну кто-то же из нас должен это уметь, – лучезарно улыбнулась я.

Мы добрались до напитков и попросили тетушку-торговку налить горячего чая. Она сноровисто подставила под краник в большой медной посудине слюдяной стаканчик. Стенки у такой, буквально одноразовой, «чашечки» постепенно таяли и истончались, но согреть ладони на колючем морозе времени хватало. А холод уже успел пробраться и под перчатки, и под теплый плащ.

– Четыре геллера, – объявила тетушка, ставя перед нами два стаканчика с темным дымящимся чаем.

Привычным жестом Филипп достал из внутреннего кармана пальто кожаное портмоне, извлек ассигнацию и запросто протянул тетушке. Возникла ошарашенная пауза. Бумажные деньги с королевской печатью мне доводилось видеть нечасто. Судя по круглым глазам торговки, ей вообще повезло впервые в жизни.

– Филипп, вы что такое делаете? – пробормотала я сквозь зубы и одарила его красноречивым взглядом. – Спрячьте обратно в кошелек. Не позорьте нас.

– Простите? – От искреннего изумления у него изогнулась одна бровь.

– Тетушка, сколько, вы сказали, геллеров? – уточнила я и, стянув перчатку, наскребла в кармане плаща горку мелких монеток.

– Четыре, – поспешно напомнила она, следя, как я пересчитываю мелочовку.

С непроницаемым видом Филипп молча спрятал деньги в кошелек и вернул его обратно в карман.

Чтобы не выглядеть скупердяйкой при богатом муже, пришлось наступить на горло жадности и отдать за два жалких стаканчика горьковатого чая, пахнущего соломой и чабрецом, целую крону!

Когда мы отошли от палатки, я не удержалась и заворчала:

– Ближе надо быть к простому народу, господин Торн. Нас почти приняли за мошенников! – Я сунула Филиппу оставшиеся монеты. – Вот, возьмите. Будете расплачиваться. Хотя постойте! Сколько там денег осталось?

Эмоции на его лице не поддавались переводу. Честное слово, если не знать Филиппа Торна лично, решишь, что он чуток обалдел.

Я заставила его разжать кулак и предъявить на раскрытой ладони остатки медяков.

– Давайте еще купим пирожки, – предложила ему. – На свежем воздухе что-то аппетит разыгрался.

Он молча следил за тем, как указательным пальцем я перебираю монеты.

– Почему вы на меня смотрите? – не поднимая головы, уточнила у него. – Я же из сельской местности и привыкла считать геллеры.

– Хочу поблагодарить.

– Это еще за что? – насторожилась я.

– За бесценный жизненный опыт, – с насмешкой отозвался он и взвесил геллеры на ладони: – Так что? Здесь хватит на перекус?

Пока мы считали медяки, как оголодавшие студенты-стипендиаты, наскребывающие денег на обед, возле лавчонки с пирожками выросла очередь.

– Кажется, господин Торн, у вас появилась возможность приобщиться к жизни простого народа, – задумчиво протянула я.

– Вы хотите ждать на морозе? – уточнил он.

– Не могу же я оставить вас без этого бесценного опыта. За что вы тогда будете меня благодарить? – пошутила я.

– За то, что вы не простудились.

– Деревенских девчонок простым морозом не возьмешь.

– Да, вашу жажду приключений способны остановить только санки, – хмыкнул он и кивнул: – Идемте, леди Торн, преодолеем очередь.

По дороге я притормозила возле прилавка со стеклянными елочными шарами, разложенными по ящичкам. Из кудрявых стружек высовывались разноцветные хрупкие бока, такие тонкие, что было страшно к ним прикоснуться. В маленьких корзинках лежали позолоченные и посеребренные еловые шишки.

Я была готова предложить Филиппу вместо пирогов купить изящную игрушку, но за спиной мужа не обнаружила. Оказалось, он пристроился в конец длинного людского хвоста и активно приобщался к простому народу.

– Тереза? – окликнул меня знакомый женский голос. – Точно! Тереза Вудсток!

Всего в нескольких шагах, возле палатки с разноцветными теплыми платками, во все глаза на меня смотрела бывшая соседка по общежитской комнате. Та самая, которая намеревалась познать мужчину на шелковых простынях. Во время учебы у нее с простынями не сложилось, а потом мы разъехались, и я не узнала, чем закончилось дело.

– Вирена! – обрадовалась я.

Пусть особенно близкой дружбы мы не водили и частенько ссорились, но ее рассказы об ухажерах были… познавательными. Можно сказать, что Вирена и анатомический атлас научили меня всему, что я знала о реальных мужчинах, непохожих на книжных героев из любовных романов.

Забыв на прилавке сверток с платком, она подскочила ко мне и крепко обняла, отчего у меня с головы свалился капюшон, а почти остывший чай выплеснулся под ноги.

– С самого выпуска не виделись! – Она заправила под меховую шапочку темную прядь волос. – Как ты здесь очутилась? С тетушкой приехала?

– У меня медовый месяц, – пояснила я, снова натягивая капюшон, пока не отморозила уши.

– Ты вышла замуж? – Вирена округлила темные, как переспелые вишни, глаза. – С ума сойти! Самая первая из нас троих! Наверное, по большой любви. Да?

Она потрепала меня за рукав, словно действительно жаждала узнать подробности неожиданного замужества.