Текст книги "Заклятые любовники"

8

Последняя неделя выдалась не самой удачной. Попытка воззвать к голосу разума и совести де Мортена, чтобы он позволил отыграть хоть несколько ближайших спектаклей, ни к чему не привела. Точнее привела – к тому, что мне пообещали лично поехать в театр и решить все без моего участия. В том, что он не шутил, сомнений не было, поэтому через скандал и разрыв контракта пришлось поставить точку в карьере актрисы, выслушать много всего приятного от антрепренера – в частности о том, что я всех подставляю, а потом бегать с закладной на дом, чтобы оплатить театру ущерб: билеты на постановки с моим участием были раскуплены до конца года.

За мной постоянно следовал сопровождающий – невысокий неприметный человек, худой, состоящий сплошь из острых углов и вечно теряющийся в толпе. По крайней мере, я никогда не могла уловить, когда и куда он исчезал, и откуда потом появлялся. К такому подарочку де Мортена я отнеслась уже гораздо спокойнее, смирилась, что этот тип ходил за мной повсюду, стоило лишь высунуть из дома нос.

Когда все рушится, единственное спасение – представить, что ты на сцене. Занавес будет опущен, грим смыт, опустошенная ролью ты вернешься домой, а назавтра проснешься свежей и полной сил. В жизни все в точности как в спектаклях – и трагедии, и комедии, и любовные истории рано или поздно заканчиваются. Не стоит им позволять завладеть тобой без остатка, потому что расплата может оказаться слишком жестокой. Кому как не мне это знать.

Как только я закрыла все дела, центр Лигенбурга – мой любимый центр, с его оживленными улицами, просторной площадью короля Витейра, на которой пестрели палатки ярмарок, украшенный разнообразием фасадов высоких домов, наполненный многоголосьем разношерстной публики, цоканьем копыт, ржанием лошадей, шумом колес экипажей и окриками возниц, стал для меня недоступен. Дозволялось гулять только в парке, который раскинулся сразу за мостом, – большом, ухоженном, но таком пустынном, словно я поселилась за городом.

Крайне редко здесь кто-то встречался, особенно сейчас, в первые морозные дни, когда стужа и близость реки в считаные минуты превращали любого в ходячую сосульку. Не спасали даже теплые платья и удлиненные по моде меховые накидки. За полтора часа я продрогла так, что начала стучать зубами, но возвращаться в дом герцога не хотелось. Вне его стен я чувствовала себя свободной, а возвращаясь, снова оказывалась в мире, с которым мы друг друга взаимно отвергли. В мире, где женщина – всего лишь приложение к отцу, брату или супругу, где замужество равносильно заточению и где твоя самостоятельность заключается только в решении, что надеть на бал в очередном сезоне.

Начинало смеркаться, становилось еще холоднее, пришлось волей-неволей поворачивать назад. Арк трусил по краю склона, ведущего к воде, изредка оглядываясь на типа, чья остроугольная фигура маячила в отдалении.

– Мне он тоже не нравится. – Мои слова поглотили отчаянные женские крики:

– Элизабет, осторожнее! Элизабет!

Навстречу мне бежала раскрасневшаяся девочка лет пяти, ленты на ее шляпке развевались на ветру, а глаза сияли озорством. Женщина – достаточно пышнотелая, за ней явно не поспевала. Няни с непоседливыми детьми в этой пустоши встречались чаще всего, да еще изредка пожилые пары, чинно прогуливающиеся под ручку – остальные спали до обеда, а вечера либо коротали у камина, либо выезжали в свет.

– Собачка! – Малолетняя фея бросилась к Арку прежде, чем я успела что-либо сделать. Поскользнулась на обледеневшем краю и покатилась вниз, к реке. Женщина истошно завопила, я же пролетела стрелой через газон, бросилась вниз, и, разумеется, запуталась в юбках. Преодолев несчастные несколько ярдов на пятой точке – со свистом в ушах, под хруст замерзшей травы, ломающегося кринолина и собственные звучные ругательства, девчонку я подхватила у самого края. Она зыркнула на меня – глазищи огромные, перепуганные, но не заревела, а рассмеялась. Радостный лай скачущего рядом пса возвестил о том, что Арк тоже находит это забавным. А вот голосящая на возвышении дама и мой остроугольный невидимка явно были на другой волне.

– Все в порядке? Не ушиблась?

Та покачала головой, широко улыбнулась.

– Нет! Мне даже понравилось!

Пока мы с мелкой хулиганкой взбирались по склону, я умудрилась еще раз навернуться, чем вызвала очередной взрыв заливистого хихиканья и игривое поскуливание дога. В конце концов, именно он вытянул меня наверх – ну не предназначены мои сапожки на высоком каблуке для такого задорного времяпровождения.

– Мисс Элизабет, матушка меня убьет! Посмотрите, во что вы превратили свою одежду!

Женщина бросила на меня быстрый взгляд, схватила воспитанницу за руку и потащила за собой. В том, что Элизабет сегодня достанется, не было никаких сомнений: сначала от нерадивой няни, потом от матери. Но я бы все равно хотела оказаться на ее месте, всего лишь на один вечер. Маму мне знать не довелось – она умерла в то утро, когда я появилась на свет. Поэтому терпеть не могу отмечать Рожденье.

Мимо нас прошел фонарщик, разбрасывая по парку огоньки. Одного взгляда вниз хватило, чтобы понять, что платью пришел конец. Но весь размах катастрофы удалось оценить только оказавшись напротив большого, в полный рост, зеркала в холле. Накидка в грязи, из-под юбок выглядывал почивший смертью храбрых кринолин, перо на шляпке поломалось, в растрепанных волосах торчали сухие травинки, и в целом я выглядела так, словно валялась по земле, как это любил делать Арк.

К несчастью, де Мортен выбрал именно этот момент, чтобы появиться в холле. Он выглядел безукоризненно, в белоснежной рубашке и темном сюртуке – видимо, собирался в гости. Винсент приподнял брови, и под его насмешливым взглядом я почувствовала себя поросенком.

– Ваша псина дурно на вас влияет.

Я сдернула шляпку и критически осмотрела. Один край был погнут, но в целом ничего страшного, починить можно.

– Вы на меня влияете не лучше. Кстати, когда ваша светлость соизволит уделить мне немного времени?

Рядом с ним змея пусть медленно, но все же росла. Сейчас она даже до середины предплечья не доставала, но сама суть мешала мне спать спокойно.

– О чем вы хотели… поговорить? – Он выделил последнее слово, а я поймала себя на мысли, что пялюсь на его губы, представляю, как он меня целует, сердце заходится в бешеном ритме. Гадина тут же отозвалась пульсацией, и я с силой сдавила запястье.

«Гореть бы тебе синим пламенем, червяк позорный!»

– Почему эта дрянь все еще растет? Вашими стараниями я ни к кому из мужчин не приближаюсь, даже чтобы поздороваться. Делаю все, о чем вы меня просите…

– Она будет расти в любом случае.

Я недоверчиво замерла.

– Но вы говорили, что заклятие не позволяет противиться воле… мужа и что не должно быть измен.

– Еще я говорил, что мы с вами связаны до тех пор, пока оно не будет разрушено. Чтобы свести его действие к минимуму… – Винсент приподнял брови.

Не нужно быть провидицей, чтобы понять, на что он намекает. То есть я, конечно, догадывалась, что благодаря какому-то доброжелателю буду сходить от желания к де Мортену с ума, но чтобы близость с ним стала жизненной необходимостью?!

– У вас все?

Я подняла на него растерянный взгляд. Если честно, поговорить я хотела не только об этом. Чудо-послание, прилагающееся к шкатулке, я передала Винсенту сразу, а вот он до сих пор ни словом не обмолвился о том, как идут дела.

– Как продвигается расследование? Могу я чем-нибудь помочь?

Интерес во взгляде де Мортена тут же сменился легким раздражением.

– Вряд ли, – Он кивнул на меня, явно намекая на изодранное платье. – Вас лучше даже из комнаты не выпускать, не говоря уж о чем-то большем. Когда все закончится, узнаете об этом первой.

Винсент прошел мимо, словно я была вешалкой.

Спокойно, Луиза. Это всего лишь игра, а желание столкнуть де Мортена с той самой горки – ну, спишем это на временное помутнение рассудка.

– Ваша светлость, еще вопрос можно? – получилось даже не язвительно.

Он развернулся, окинув меня нетерпеливым взглядом, словно спрашивая: что еще?

– Почему вы ведете себя как последняя скотина? – мило поинтересовалась я, но ответа дожидаться не стала. Насладилась сиюминутным замешательством, подхватила перепачканные юбки и гордо потопала к лестнице. Считает, что со мной можно обращаться как с вещью, ни о чем не рассказывать, спокойно выдернуть из привычной жизни, что место женщины в спальне, а не на сцене? Отлично! Ночью я ему такое представление устрою – мало не покажется!

9

В комнате было тихо и тоскливо, хоть вой. Темные плотно задернутые портьеры, темный балдахин над огромной кроватью с высоким резным изголовьем, темная мебель. Самую чуточку спасало положение светлое постельное белье и кремовая обивка кушетки и в тон ей покрывало со строгим узором. То ли у де Мортена была такая мрачная жизнь, то ли он просто не любил гостей, хотя скорее всего и первое, и второе. Насколько я помню, в прошлом Винсент тоже не жаловал общение, многие и сами его сторонились – из-за тяжелого взгляда казалось, что он смотрит прямо в душу.

Спальню озарил неяркий свет: я включила газовые светильники – здесь они были повсюду, не каждый может себе такое позволить, как и камины во всех комнатах, – пододвинула к комоду стул и устроилась возле зеркала. М-да, придется потрудиться: под глазами залегли темные круги, волосы торчат в разные стороны. Пожалуй, единственный плюс в доме де Мортена – ванная комната. Горячая вода спасет мир – в такой ванной можно нежиться и не думать о том, что через пять минут придется звать служанку с тазиком или выскакивать и насухо вытираться жестким полотенцем, чтобы не замерзнуть еще больше.

В первый же день ко мне приставили горничную, которая стала моей камеристкой. Сейчас она помогла мне раздеться и предложила помочь с ванной, но я покачала головой. Что, у меня сил не хватит кран с водой открыть? Хотя от приятной компании не отказалась бы: дома, с миссис Купер и камеристкой Джейн мы могли вместе устроиться в столовой и разговаривать обо всем на свете, здесь же подобное считалось моветоном. Гилл больше не пытался на меня нападать, но чопорное, сквозь зубы, «леди Луиза» его устами звучало как «бесстыжая девка».

Я не стала задергивать шторки, отделяющие ванну от умывальни. Положила под голову полотенце, устроилась поудобнее и созерцала то серебристо-серый кафель и картину с городским пейзажем, то густой снег за окном. Этот, наверное, еще растает, а вот следующий уже может лечь. Хорошо бы! Там и до катка недалеко. Правда, мне скорее всего каток не светит, у меня же прогулочный маршрут всего один в двух направлениях: склеп-мост-парк. Парк-мост-склеп. То есть дом.

Сам собой сложился стишок:

 
Вы запретили мне работать,
Вы запретили мне гулять,
А завтра буду с разрешенья
Дышать.
 

Надо будет записать и отнести ему в кабинет. Или оставить на самом видном месте в гостиной. Я представила на месте узорчатой курительницы в виде дракона де Мортена, прицелилась и запустила в него мочалкой. Она проехалась по подставке для раковины и с грохотом свалилась на пол. Маленькое хулиганство не помогло: настроение продолжало ухудшаться. Я привыкла быть в центре внимания, привыкла сама за себя отвечать, а теперь что? Сижу в горячей водичке, пенные пузыри гоняю.

Утешившись тем, что без ванной не обойтись, я все-таки позволила себе еще с полчаса праздного безделья, после чего всерьез занялась реализацией коварного плана. Откопала все компоненты для зелий, которыми пользовалась по большим праздникам, они у меня хранились в большом кованом ларце, под замком. Еще бы – Луиза Фоссет не была благородных кровей, поэтому все, что я делала, делала под покровом ночи. Как-то на кухню зашла Джейн, водички попить, так я чуть на себя почти готовый крем для улучшения цвета лица не вылила. Вообще-то, я редко прибегаю к магии красоты, но тогда у меня выдалась насыщенная неделя, постоянный грим опять же… Словом, пришлось.

Зато сейчас можно было не прятаться, поэтому захватив с собой все добро, я спустилась на кухню. Увидев меня, повариха – тучная миловидная особа в накрахмаленном фартуке, с убранными под колпак волосами, мигом подобралась.

– Ужин будет вот-вот готов, леди Луиза. Вам подадут в столовой, как обычно.

Угу, как обычно. Ела я в одиночестве – де Мортен не садился со мной за стол, даже если мы – а такое случалось редко, совпадали по времени. Просто кто-то очень любил поспать и выползал из кровати, когда я уже обедала. А еще кто-то очень не любил меня.

От печи тянуло свежей выпечкой, в большой кастрюле булькал ароматный суп с травами. У меня даже в животе заурчало.

– Элия, у вас лишней кастрюльки не найдется?

Та опешила – то ли от просьбы, то ли потому, что я назвала ее по имени.

– Найдется, но…

– Вот и ладненько.

Я подхватила поданную посудину и устроилась за соседним столом. Кухня здесь большая, сразу видно, для нескольких поваров на случай большого приема, поэтому – есть где развернуться. Водрузила ларец перед собой, достала мешочки и склянки и принялась смешивать ингредиенты в нужных пропорциях. Изредка приходилось подглядывать в блокнотик, который лежал тут же, но в основном все делала по памяти.

Повариха с любопытством поглядывала на меня, особенно когда я поставила кастрюлю на огонь и из нее полетели сиреневые искорки. Значит, не разучилась еще. Проблема в том, что если долго силой не пользоваться, она может угаснуть. Совсем. Рецепт-то для всех один и тот же, только у обычного человека вместо действенного зелья получится мутное варево, которым только врагов травить.

– Вы что же, магию разводите? – ахнула она.

– Ага.

Развожу в прямом смысле. Пыльца серебрянки, масло лейского ореха, ягоды зоряны фиолетовой, весский порошок и водичка. Обыкновенная, питьевая. Ей и развожу.

– А что это будет? – Любопытство пересилило этикет.

– Отрава для герцога, – заметив, как та изменилась в лице, поспешно добавила, – снадобье очарования.

Хотя одно другого не исключает. Я для него – яд. Значит, это отрава.

– Вот оно как!

– Хотите, поделюсь? Все равно его много получится.

– А что оно делает?

– Мгновенно снимает усталость. – Собственно, как раз то, что мне сейчас требовалось. – Никаких темных кругов под глазами, кожа гладкая, сияющая. Если пить пару дней, ломкие волосы восстанавливает, морщины разглаживает. Если неделю, даже похудеть можно.

На последних словах Элия заметно воодушевилась, а потом мы с ней как-то на удивление ладно разговорились. Снадобье пользовалось особой популярностью в сезон приемов и балов: лучше способа быстро привести себя в форму перед выходом в свет и придумать сложно. Но нужно быть осторожной: от неправильно сваренного зелья можно было наутро проснуться в прыщах.

Вечер складывался на удивление уютно до тех пор, пока на кухне не нарисовался дворецкий. Пришлось спешно уйти: не хотелось для Элии неприятностей. Я оставила ей большую часть снадобья, сама выпила полчашки – ровно столько понадобится, чтобы достойно сыграть встречу с де Мортеном.

К образу тоже подошла с особой тщательностью: тонкая сорочка в пол – не для сна, разумеется, а для того, чтобы ее снять. Светло-голубая, атласная, с жестким лифом на шнуровке, сверху полупрозрачный пеньюар. Волосы расчесывала долго – они отчаянно путаются, особенно после ветра в сочетании с ванной. Когда я крутилась, придирчиво разглядывая себя со всех сторон, они переливались золотом и бликами огненных всполохов. Надо отдать должное, старалась не зря: выглядела отдохнувшей и свежей, будто только что вернулась с побережья. Разве что загара нет, ну так он на мою светлую кожу никогда не липнет.

Часы пробили полночь, я как раз вплетала в свободную косу голубую ленту. Незнакомка в зеркале улыбалась – невинно, откровенно и в то же время завлекательно, у нее не было никаких счетов к мужчине, с которым она собиралась провести ночь. Проще говоря, ей было все равно.

Винсент возвращался позже, но я решила ждать в его комнате. Устроилась на кровати, откинула край пеньюара и принялась рисовать узоры на покрывале. Спальня де Мортена была побольше, а так почти ничем не отличалась от моей. Разве что здесь пахло мятой и табаком, а на столике вместо всяких флакончиков стояла пепельница. Я подавила порыв уткнуться носом в подушку и вдохнуть полной грудью – его запах действовал на меня одуряюще. К счастью, эту глупость я сделать не успела: в коридоре раздались уверенные шаги, а затем дверь распахнулась.

Де Мортен решительно вошел в спальню, снял сюртук и бросил в кресло, замер возле камина, обрамленного темным мрамором, рассматривая яркие всполохи огня. Плечи напряжены: погруженный в свои мысли, меня он даже не заметил. Мне всегда казалось, что этот мужчина сделан из камня и стали, высокомерный, холодный, расчетливый. Но каков он настоящий?

Винсент словно очнулся, потер глаза и расстегнул жилет. Возможно, так бы и продолжил раздеваться, но, видимо, почувствовал мой взгляд, потому что резко повернулся в сторону кровати и замер. Все злоключения, что я испытала по его милости, а заодно и часы подготовки к маленькой мести, стоили этого мгновения, особенно когда он нахмурился и яростно сверкнул глазами.

– Ошиблись комнатой?

– Вы так и не удостоили меня визитом. – Я медленно приподнялась, от чего пеньюар скользнул с плеча, капризно надула губы. – А я ждала! Каждую ночь!

На самом деле после всех тревог и волнений я падала на кровать и засыпала как убитая, но он-то об этом знать не мог. Да и вряд ли у него был с десяток любовниц под заклятием, чтобы проверить, как оно действует на хрупкую женскую психику.

Взгляд де Мортена скользнул по моему телу, от неприкрытых сорочкой щиколоток до глубокого выреза на груди, глаза его потемнели еще сильнее. От одного только взгляда стало жарко, во рту пересохло, словно я брела по пустыне несколько дней, не имея возможности сделать даже глотка воды. В каком-то смысле так оно и было, поэтому сейчас сладко кружилась голова.

Он подошел, оперся о кровать, навис надо мной.

– И чего же вы хотите?

Читать стихи с выражением. Эротические. По ролям. Даже оделась соответственно, что тут непонятного?

Я невинно взглянула на него, провела пальцами по его щеке и ответила на выдохе – низким, чувственным голосом:

– Вас.

Винсент перехватил руку, резко притянул меня к себе и впился поцелуем в рот. Властно, жадно, вжимая меня в свое тело. Если мгновение назад было жарко, то сейчас я просто плавилась, как свеча. Он то сминал губы, то прикусывал их, то почти нежно ласкал языком, а его руки не позволяли отстраниться, спрятаться от наваждения и его демонической власти. Вожделение собиралось сладкой тяжестью внизу живота, дыхание сбилось. Я готова была задохнуться, только бы Винсент не отпускал, но он меня оттолкнул на перину.

– Насквозь фальшивы, как и все ваши куклы, – его голос – низкий, завораживающий, сейчас звучал так, что стыла кровь. Хотелось завернуться в теплый плед, и желательно в другой комнате. – Странно, что держите псину, потому что натура у вас кошачья.

– Недавно вы намекали на мою змеиную сущность. – Я невольно облизнула пересохшие губы. Стоило больших усилий не отпустить маску.

– Это был комплимент. – Де Мортен шагнул ко мне и, прежде чем я успела отпрянуть, уже оказалась на животе. Он без труда удерживал мои запястья, провел по ноге, задирая сорочку. Там, где его пальцы касались змеи, вспыхивали искры – зеленоватое свечение разрывало полумрак, чувственные ощущения заклятия растекались по предплечью мягкой, будоражащей дрожью, а от прикосновений к внутренней поверхности бедер хотелось стонать в голос. И все же я нашла в себе силы прошептать:

– Повторяетесь, ваша светлость.

Он не ответил, отпустил мои руки и с такой силой рванул шнуровку лифа, что затрещала ткань. Опираясь на локти, я приподнялась и бросила на него взгляд через плечо, с лихвой возвращая его дерзость, а в следующий миг вскрикнула – Винсент накрыл ладонями отяжелевшие на весу груди, сжимая и поглаживая напряженные соски. Всякий раз, когда он задевал их или обхватывал кольцом пальцев, вздрагивала и подавалась назад. Хотелось почувствовать его в себе или чтобы ласкал ниже – пусть даже небрежно и грубо, как в библиотеке.

Я пришла, чтобы привлечь внимание де Мортена, чтобы доказать, что он ко мне неравнодушен. Что же, его неравнодушие я сейчас чувствовала и с трудом сдерживалась, чтобы не начать тереться о жесткую ткань брюк, как блудливая кошка, которую на всю весну заперли в кладовке. Всхлипнула, когда его пальцы скользнули ниже и внутрь, бесстыдно вжалась в руку, а спустя миг короткого многообещающего удовольствия этот гад неожиданно отстранился!

Я чуть не взвыла от разочарования – острого, обжигающего ничуть не меньше, чем пламя заклятого желания. А потом все началось по новой: он заставил меня подняться и теперь прижимал к себе спиной. Винсент терзал губами мою шею и плечи, сжимал ноющие соски, я выгибалась навстречу его прикосновениям, стонала в голос. С трудом сдерживала порыв перехватить руку, направить в себя пальцы и двигаться, пока мир перед глазами не разлетится разноцветным калейдоскопом оргазма.

Дразнящие ласки перешли в издевательски-жесткие, Винсент поглаживал внутреннюю поверхность бедер, мял ягодицы, его ладонь скользила между ног – то мягко, то яростно, почти до боли, и этот контраст сводил с ума. Он водил меня по краю, я хватала воздух ртом, колени дрожали. Наслаждение собиралось внизу живота мучительным, тянущим ощущением. Неужели это чувственная пытка наконец-то закончится?

Ожиданиям было не суждено оправдаться – меня снова отпустили и швырнули на постель, на сей раз на спину. Перед глазами все плыло, но мне удалось задержать на нем взгляд. Винсент не стал раздеваться, но и так заметно, что он отлично сложен. Сильный, мощный, хищный. И сейчас его добычей была я. Додумать не успела, потому что де Мортен задрал мою сорочку выше головы, тем самым спеленав руки и лишив возможности его касаться.

– Что вы творите?!

Язык отказывался слушаться, голос дрожал. Тело превратилось в натянутую струну неудовлетворенного желания, готовую вот-вот порваться ко всем демонам.

– Разве вы не за этим пришли?

– Я пришла к вам.

Де Мортен приподнял бровь и склонился надо мной. Когда его зубы сжались на соске, взвизгнула во весь голос: острая ласка отозвалась болью во всем теле.

– Хватит! – сдавленно пробормотала я, задыхаясь. – Демоны вас раздери! Или вы сейчас меня трахнете, или…

– Или? – уже за одну эту насмешку стоит его придушить. А может быть, за то, что после «или» мне добавить нечего.

– Пожалуйста, – пробормотала я и добавила уже тише, заранее себя ненавидя: – Я больше не выдержу. Я хочу вас.

– Похоже на правду.

Новый поцелуй – почти нежный, хотя мне было не до того, выветрил из разума оставшиеся мысли, я забыла про роли, и кто я, и где нахожусь. Когда он наконец-то вошел, резким рывком наполняя собой до предела, это было больно, но я не могла дальше сдерживаться: терялась в ощущениях и жгучих глазах, всхлипывала и вскидывала бедра – до тех пор, пока мощная судорога удовольствия не пронзила низ живота. Я задрожала, затем еще и еще. Его сильные толчки разливали по телу новые волны наслаждения, в какой-то миг Винсент содрогнулся вместе со мной. Я услышала его хриплый стон, и наваждение рассеялось.

Он все еще был во мне, но, что самое ужасное, хотелось задержать мгновение этой близости.

– Ненавижу… – яростно прошептала я. – Как же я вас ненавижу!

– В этом вы поразительно искренни. – Винсент приподнялся на руках, освобождая меня, только вместо радости я испытала лишь разочарование. – Пожалуй, только в этом.

Равнодушие в голосе хлестнуло наотмашь. Он поднялся, застегнул брюки и убрал прядь волос, упавшую на лицо, жестко взглянул на меня. А я уж было подумала, что ему ничто человеческое не чуждо.

– Зато вы просто кладезь чувств! – приподнявшись на локтях, прошипела я. – Будь моя воля, обходила бы вас стороной, даже если бы вы остались последним мужчиной в Энгерии!

Лицо его исказила ярость, а глаза сверкнули так, что чудом не поразили молниями. Де Мортен схватил меня за локоть, сдернул с кровати и потащил к двери, не позволив даже надеть туфельки.

– Вы ни демона обо мне не знаете, – прорычал он, – и никогда не стремились узнать! Так что держите домыслы при себе, или я своими руками вырву ваше тщедушное сердечко, леди Луиза.

Винсент буквально вытолкнул меня в коридор и, прежде чем я успела хоть слово сказать, дверь перед моим носом захлопнулась с оглушительным треском. Подобрав расползающуюся сорочку – он ее все-таки разорвал, кутаясь в пеньюар, я побрела в свою спальню. В такой ярости я видела его впервые – обычно большее, что он себе позволял, это пригвоздить неугодного взглядом к любой попавшейся поверхности. Чаще всего к полу, чтобы удобнее было смотреть свысока. Что на него нашло?