Текст книги "Любовница поневоле"

Глава 10

Утром я проснулась в таком хорошем настроении, которого у меня не было очень и очень давно. Может, этому поспособствовала новость о том, что скоро я решу свои проблемы, а может, ночь, что я провела с Домиником, но я чувствовала себя если не свободной, то близкой к этому. И, входя в магазин через дверь для посетителей, даже напевала услышанную по радио песню. Поэтому не сразу обратила внимание на яростно жестикулирующую Рэбел, которая показывала, что… Чтобы я не заходила?

К сожалению, я не успела ничего толком разобрать, а сейчас было уже поздно. Потому что теперь я заметила занявших кресла родителей, а они конечно же заметили меня. И лица у них были как у тех крестьян, которые в восьмом веке ходили с вилами на вервольфов.

– У тебя гости, – приблизившись, негромко объявила помощница.

– Спасибо, что сказала об этом раньше.

– Вообще-то я написала тебе сообщение.

Которые я сегодня не читала.

– Они устроили мне допрос с пристрастием, – понизила голос Рэбел. – О том, где ты и с кем. Они в курсе того, что у тебя проблемы.

Только этого не хватало!

– Ты рассказала?!

– Конечно, нет! – обиделась подруга. – Кто-то другой постарался. Не представляю, что им известно, но настроены они очень воинственно.

– Я заметила.

Особенно когда улыбнулась папе, а он только сдвинул брови.

– Ладно, спасибо, – шепнула я Рэбел. – Занимайся делами.

– Удачи!

– Кто-то умер? – шучу я, подходя к родителям.

– Шарлин, мы все знаем! – трагическим голос начинает мама.

– Знаете что?

– Что ты ввязалась в плохую историю, дочка. – Папа поднимается из кресла и кладет руки мне на плечи. Причем делает это так торжественно, что я едва сдерживаю нервный смех. – Но нам ты можешь рассказать правду. Про шантаж, про угрозы, про то, что продаешь магазин.

А вот это совсем не смешно! Но я не собираюсь вестись на провокацию.

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – требую я, переводя взгляд с отца на мать. – Что вы узнали и от кого? И, пап, хватит обращаться со мной, будто мне пять.

– Ты всегда будешь моей маленькой Чарли.

– Знаю. Но я уже давно не маленькая. Так что давайте перейдем к делу, потому что через полчаса здесь будет море посетителей и мы не сможем нормально поговорить. Что у вас случилось?

– Не у нас, Шарлин, – возмущается мама. – У тебя.

– Ты перестала заглядывать к нам на завтрак, – упрекает папа.

– Сейчас горячая пора в магазине, – напоминаю я, – так каждый год.

– Ты снова связалась с вервольфом после токсичных отношений с Дэнвером.

– Токсичных?

– Да, я прочитала это в статье одного психолога в «Прайме». Она называла так отношения, в которых один партнер разрушает личность другого, подчиняет себе, удерживает рядом с помощью шантажа и упреков. Ты не выглядишь счастливой рядом с этим вервольфом! – Она выделяет последнее, будто слово «вервольф» – ругательство.

– Мам, тебе не кажется, что это расизм? Я уже молчу о том, что моя личная жизнь на то и личная, чтобы такой оставаться. С чего вы вообще решили, что я несчастлива?

– Корс видел вас в «Коршуне», – вклинивается в разговор папа, – и сказал, что разговор между тобой и тем мужчиной был напряженный.

– Ты отказалась мне его представлять, когда мы с тобой случайно столкнулись на улице, Шарлин.

– Ты изменилась. Ходишь в платьях, а еще за тобой ходят верзилы.

– Прим Гаррет, из «Фламинго», видел, как ты снова встречалась с тем типом, который хотел купить у тебя магазин.

– А нас везде преследуют волки!

– Преследуют волки? – прижимает руки к груди мама. – Ты не говорил мне об этом.

– Прости, дорогая. Не хотел волновать тебя раньше времени.

Папа ее обнимает, а мне не остается ничего другого, как опуститься в кресло. Просто понимаю, что сейчас лучше сесть.

– Откуда вы узнали про волков?

Сомневаюсь, что вервольфы Доминика настолько неосторожны, чтобы легко себя выдать.

– Я, знаешь ли, не слепой, дочка, – поправляет очки с толстыми линзами папа. – С тобой творится что-то странное. Скажи, ты связалась с бандитами? Тебе нужны деньги? Тебе угрожают?

Они с мамой так испытующе на меня посмотрели, что я прикрыла глаза ладонью. Стараешься, стараешься оградить близких от волнений, но они сами начинают накручивать себя и копаться во всех твоих тайнах.

Ну и что мне делать? Рассказать правду? Лучше так, чем родители придумают детектив покруче, чем в книжках.

– За вами действительно присматривают вервольфы. Из стаи Дэнвера. Они не бандиты, у них приказ вас защищать.

– От кого защищать, Чарли? – хмурится папа.

– От тех, кому муж остался должен денег. Да, у Дэна остались долги, которые перешли ко мне. Но я обратилась к альфе его стаи, и он согласился мне помочь. Вервольфы, приглядывающие за вами, – подстраховка.

Я рассказываю факты. О том, почему не пошла в полицию, а обратилась к Доминику. О том, что это только между нами. Лица родителей с каждым моим словом вытягиваются все сильнее и сильнее, пока отец не выдает забористое ругательство и убегает в другую часть магазина. Он всегда так делает, когда расстраивается, поэтому мы с мамой только смотрим ему вслед.

– То есть у тебя нет отношений с этим альфой? – интересуется мама.

– Они только деловые, – отрезаю и вспоминаю, как вчера бегала с волком по пляжу. Но я не собираюсь рассказывать об этом даже Рэбел. Эти мгновения я оставлю только для себя.

– Сколько тебе нужно денег? – спрашивает вернувшийся папа. – Мы можем оплатить долг.

– Не можете, – твердо отвечаю я. – По крайне мере пока я не увижу доказательств, что долг действительно существует. Иначе получается, что кредитор всегда может вспомнить, что Дэнвер должен был еще больше. Никто из вервольфов даже разговаривать с нами не станет.

Папа кивает, но перебивает меня, когда я собираюсь продолжить:

– Если долг существует, мы его погасим. У нас с мамой есть сбережения. Собирали на старость, но мы эту сумму и за всю оставшуюся жизнь не потратим, так что не вздумай продавать магазин.

– Мы знаем, что он для тебя значит, – соглашается мама. – Ты всегда можешь на нас положиться.

На глаза наворачиваются слезы: пожалуй, впервые за множество лет. От благодарности и любви на сердце становится легко. Я поднимаюсь и обнимаю маму, а затем папу.

– Спасибо, – шепчу и, отстранившись, уже нормальным голосом прошу: – Потерпите еще немного. Скоро я во всем разберусь, и не будет никаких волков и слежек.

– Хорошо бы, Чарли.

– Главное, не скрывай больше ничего, – умоляет мама.

Я обещаю. Обещаю держать их в курсе и провожаю до выхода. Хорошо сегодня все помощники остались снаружи, иначе бы пришлось объяснять присутствие Оуэна и компании. Хватит с родителей и того, что есть. До стойки дойти не успеваю: колокольчик оповещает о новом посетителе.

Я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с темноволосой девушкой-полицейским. Той самой, что сообщила мне о гибели Дэна.

У меня сегодня день визитов, не иначе. Если так пойдет, неизвестно. когда начну работать! Поэтому я мысленно повторяю папино ругательство и подхожу к девушке. Сегодня она без своего напарника.

– Прима Брайс, доброе утро. – Она улыбается, но как-то официально, из вежливости. Взгляд у нее цепкий, будто коп пытается просканировать мои мысли.

– Здравствуйте, сержант Лабрю. Чем могу помочь?

Хотелось бы верить, что она здесь ради подарка, но интуиция подсказывает, что нет.

– Хочу задать вам пару вопросов. Насчет гибели вашего мужа.

– Да, конечно.

Я указываю ей на кресла, в которых недавно сидели родители, а сейчас располагаемся мы. Я неосознанно рассматриваю ее и вдруг понимаю, что сержант – волчица. Угадываю это не по изменяющим цвет глазам, а по манере держаться, по плавным движениям хищницы. Как у Венеры или Одри. И для меня это открытие. Как волчица попала в полицию?

– Чай? – предлагаю я.

– Нет, спасибо. У вас все в порядке?

Вопрос настолько странный и неожиданный, что сначала заставляет меня опешить. Но только сначала.

– Да. Спасибо за беспокойство.

Сержант смотрит на меня долго, а потом подается вперед:

– Я спрашиваю не потому, что вы потеряли мужа, а потому, как вы его потеряли.

– В автокатастрофе?

– Я говорю об убийстве.

Возможно, как автор детективов (или как претендующая на это звание), я должна спокойно относиться к подобным разговорам. Но спокойно не получается. У меня от них мороз по коже.

Точно. Она говорила, что есть версия, в которой аварию Дэнверу кто-то подстроил. Новость о его гибели, а потом визит банды Кампалы разом вытеснили эти воспоминания. Тогда, но не сейчас.

– Вам удалось что-то выяснить?

– Не так много, как хотелось бы, – нехотя отвечает сержант. – Но кое-что все-таки выяснили. В последние несколько месяцев на счет прима Брайса поступали крупные суммы, а за неделю до аварии он получил визу в Роудэр, на Вазарские острова, и быстро забронировал билеты в один конец. Я подозреваю, что ваш муж хотел сбежать от чего-то. Или от кого-то.

От Кампалы. Но знает ли о нем Лабрю?

– У вас есть предположение, от кого?

– Есть, – кивает сержант. – По крайней мере кое-кто был заинтересован в его гибели.

Я снова получаю пристальный взгляд и начинаю думать, что она говорит обо мне.

– Доминик Экрот.

– Что?! – Я едва не давлюсь воздухом.

– Ваш друг, я так понимаю, – прищуривается Лабрю, – и нынешний альфа стаи, в которой состоял прим Брайс.

Она выделяет слова «друг», тем самым показывая, что в курсе нашей «дружбы».

– У него был весомый мотив, прима Брайс. Вы.

– Что значит – я?

– Вы нравитесь ему как женщина. Но ваш муж стал помехой, которую нужно было убрать.

Я в курсе, что нравлюсь Доминику. В остальном же пока мотив так себе, это я даже как начинающий автор детективов могу сказать.

– Я была знакома с примом Экротом до замужества, – расставляю акценты. – Если все так, как вы говорите, то что он делал все это время?

Вот теперь в глазах сержанта мелькают желтые огоньки, окончательно подтверждая мою догадку о ее происхождении.

– Я знаю законы вервольфов, прима Брайс. Гораздо лучше вас. Когда женщина выбирает другого мужчину, вервольф отступает.

– Мне это известно.

– Но несколько месяцев назад вы расстались с мужем и подали на развод. Который он отказывался вам давать. Тем самым мешая начать новую жизнь.

– Выходит, у меня мотив даже весомей, чем у Доминика. Но моего мужа даже полиция не могла найти, не то что я.

– Вы – нет, а вот у прима Экрота гораздо больше возможностей. Это сейчас он уважаемый альфа, а раньше был любимым внуком Анхеля Брайса.

– Его дед тоже был альфой.

– Недолго. Всего три года. Потом к власти в стае пришел его сын, но Анхель, можно сказать, не сильно расстроился. Он провозгласил себя альфой вне закона и создал Волчьи бои. Вы знаете, что это такое?

По спине пробежал холодок, но на моем лице не дрогнула ни одна мышца.

– Никогда не слышала, хотя название говорящее.

– Вы правы. Это подпольные бои вервольфов, на которые не так просто попасть даже в качестве зрителя. Сначала Анхель участвовал сам, потом уступил место более молодым и сильным волкам. И вроде как отошел от дел, когда взялся за воспитание внука. Но мне слабо в это верится. Он сколотил себе огромное состояние на криминальном бизнесе, который передал по наследству. Не спрашивали у вашего друга, почему он так неприлично богат?

Мне снова вспомнились слова Дэнвера о том, что Доминик может решить любую проблему. А ведь он сказал их, когда Экрот еще не был альфой.

– Странно обвинять внука в грехах деда.

– Думаю, у прима Экрота хватает своих грехов. Как я уже говорила, на счет вашего мужа с завидной регулярностью поступали крупные суммы. Он вполне мог знать какие-то секреты вашего друга и шантажировать его ими.

– Так дело в секретах или во мне? – Мой голос подрагивает от ярости, и я заставляю себя взять в руки.

Я понимаю, что все это предположения и фантазии сержанта, потому что, будь у нее доказательства причастности Доминика к этой истории, она бы здесь не сидела, а уже его арестовала. Я даже чувствую ее раздражение насчет того, что наш разговор пошел вовсе не так, как ей хотелось бы.

В этот момент опять тренькает дверной колокольчик, и в магазине появляется первый посетитель. Из тех, кого больше интересуют книги, а не я сама.

– У вас все, сержант Лабрю? – спрашиваю я. – Потому что у меня сейчас много работы.

– Пока все. – Она неохотно кивает и поднимается. – Рекомендую вам быть осторожной, прима Брайс. Дружба с таким, как Экрот, может для вас плохо закончиться.

Совет неожиданный и неприятный. Потому что мне надоело, что все указывают мне на мое человеческое происхождение.

– Потому что он вервольф?

– Потому что он мерзавец, который считает, что для него закон не писан, – припечатывает волчица.

Она поворачивается, чтобы уйти, но я вспоминаю еще кое о чем.

– Сержант Лабрю, а что случилось со счетом моего мужа?

– Его обнулили, за сутки до гибели прима Брайса.

Вот значит как.

Рабочий день наконец-то начинается. И все идет ровно. Но разговор с Лабрю не выходит из головы. Разговор и мысль: должна ли я рассказать об этом Доминику?

Должна ли я копаться в его прошлом, если через две недели наши отношения все равно закончатся?

– Что она от тебя хотела? – поинтересовалась Рэбел, когда во второй половине дня толпа покупателей схлынула.

С того вечера, как подруга убеждала Доминика оставить меня в покое, мы даже толком с ней не разговаривали. Точнее, все наши разговоры заканчивались работой, особенно в присутствии Оуэна и помощников-вервольфов. Но сегодня они дежурят снаружи, так что сейчас в магазине остались только мы и Сайрус.

– Получить от меня чистосердечное признание в том, что я убила Дэнвера.

Рэбел прищуривается:

– Что, так и сказала?

– Примерно так. Разве что сделала я это чужими руками.

– Надеюсь, ты послала ее лесом? Лучше бы настоящего убийцу искали, а не страдали паранойей. Судя по твоим рассказам, у Дэнвера было достаточно желающих отправить его на тот свет.

– Не знаю, – отвечаю честно. – Чем больше я узнаю о его прошлом, тем больше понимаю, что влюбилась я в совершенно другого вервольфа. Как такое возможно, Рэбел?

– Еще как возможно. Сначала ты встречаешь классного парня, он дарит тебе подарки и поет песни о любви. Такие, что спустя месяц ты понимаешь, что жить не можешь без этих песен. А потом на тебя наступает реальность, и приходится одной тянуть на себе и недоделанного певца, и ваших детей.

Мы обе смотрим на Сая, настолько увлеченного чтением, что наших взглядов он попросту не замечает.

– У тебя чудесные дети, Рэбел.

– Я знаю. – В ее голосе звучит материнская гордость. – Только ради этого стоило вытерпеть весь тот кошмар, в котором я долгое время жила. Зато сейчас они моя радость.

Подруга всегда светится, когда речь идет о Сайрусе и Лоле. Поэтому я непроизвольно улыбаюсь.

– Мне дети не грозят, – напоминаю я.

– Рядом с вервольфом так и останется, – соглашается она. – Но может, это и неплохо?

От неожиданности я даже воздухом поперхнулась: в который раз за этот день.

– Что значит – неплохо?

– Я не про детей, – уточнила Рэбел, – а про то, что есть мужчина, готовый ради тебя свернуть горы. Это дорогого стоит, ты и сама это знаешь.

– Дэн тоже из-за меня из стаи ушел, а толку?

– Вот именно! А толку-то, если он это на тебя повесил? Но Доминик ни капли не похож на твоего бывшего. Дэн о себе заботился и хотел того же от тебя. Чтобы ты ему сопли подтирала. Иначе бы не связался с этими боями и девицами. А Доминик – альфа. Вожак стаи. Значит, может менять правила.

– Из-за меня? – фыркнула я.

– Почему нет? Мужчины ради любви способны на многое. Вот только у каждого свой потолок. У кого-то фантазия не идет дальше вымытой раз в неделю посуды.

А кто-то готов отказаться от невесты, только чтобы я осталась с ним.

– Это не любовь. Он одержим моим запахом.

Я вкратце рассказываю подруге про теорию Хантера и про собственный аромат, но она настроена скептически:

– Ты уверена, что дело только в этом?

– В чем же еще?

– Как все запущено, – покачала головой Рэбел и взяла мои ладони в свои. – Чарли, дело в тебе. Ты красавица. Умница. Твердая, когда нужно, и мягкая с теми, кого любишь. Ты потрясающая. Но в браке с этим убожеством ты просто похоронила себя как женщину. Заперлась в башне, как принцесса из сказки, и просто удивительно, что впустила в свою жизнь этого альфу.

– Я не впускала!

– Ну может, вначале он вломился туда без спроса, – согласилась подруга. – Когда ты мне обо всем рассказала, я всерьез думала, что тебя нужно от него защищать. Но потом я поняла, что он готов порвать любого, кто вздумает тебе навредить.

– Или просто ко мне подойти!

Рэбел смеется:

– Все мужчины – собственники.

Появление новых посетителей заставляет нас прервать разговор. Помощница обслуживает их, а я успеваю посмотреть небольшую стопку новых раритетных книг и определить их на нужные полки.

– Он не человек, – озвучиваю свой главный аргумент против отношений с Домиником, когда дверь за покупателями закрывается.

– Думаешь, с людьми проще? Мой бывший муж – человек, а на самом деле вел себя как волк. Важно, как он к тебе относится, а не есть ли у него хвост.

Вообще-то у Доминика красивый хвост, но я решаю, что для Рэбел такая информация будет чересчур.

– Разве не важно то, что чувствую я?

– Не знаю, что ты там чувствуешь, – усмехается помощница, – но ты здорово изменилась.

Ее слова вводят меня в замешательство.

– Изменилась?

– Да, ты больше не пытаешься тащить все одна. Больше не боишься оставлять магазин на меня. Продолжила писать роман. Я уже молчу про то, что Лола все уши мне прожужжала о том, как классно ты выглядишь.

– Дело в новой одежде.

– Нет, – отрезает Рэбел. – Дело в тебе. Ты светишься. Так что не нужно мне рассказывать про односторонние чувства!

Ну и как объяснить этой женщине, что в наших с Домиником отношениях все гораздо сложнее?

– Копы подозревают, что это Доминик устроил аварию для Дэнвера.

– Ты им веришь?

– Да. Нет. Не знаю. – Я сама последовательность.

– Хорошо. Спрошу так: для тебя это имеет значение?

– Никогда бы не подумала, что моя лучшая подруга настолько хладнокровная!

– Просто ответь.

– Да, имеет. Не хочу, чтобы мой мужчина был убийцей.

Рэбел выразительно приподнимает бровь:

– Ты сказала – твой мужчина?

Разговор с Рэбел не заставил меня изменить планам, но заставил задуматься. Сейчас слова Доминика о том, что я не подпустила бы его к себе, попробуй он за мной просто ухаживать, звучали правдоподобнее версии о скучающем альфе. Он привык добиваться поставленных целей, но зачем так стараться ради женщины, которую хочется пару раз поиметь и забыть? Нет, Доминик с самого начала твердил, что хочет, чтобы я была с ним. Чтобы осталась с ним даже после завершения нашей сделки. Чтобы осталась вопреки ей.

Он уничтожил все мои щиты, сделал уязвимой, но не воспользовался этой уязвимостью. Доминик мог меня раздавить, но не стал. Теперь я это понимала. Мне хотелось видеть его злодеем, хотелось ненавидеть, но, по сути, он меня спасал. В том числе и от меня самой.

Но любит ли он меня?

Вряд ли.

Если бы не пример моих родителей, которые всегда относились друг к другу с нежностью, я бы, наверное, вообще не верила в существование этой любви. В моей жизни была влюбленность в Дэнвера, превратившаяся в ничто, и наше влечение-противостояние с Домиником. Именно так, потому что насколько сильно меня к нему влекло, настолько же сильно от него отталкивало.

Ну какая из нас пара? Человек и вервольф. Владелица букинистического магазина и альфа огромной стаи. Вдова и миллиардер, завидный жених, потрясающий любовник и мужчина, не лишенный чувства юмора. А еще ужасный ревнивец и собственник. Вспыльчивый, любит командовать и женщин в юбках.

Вот и все, что я знаю о Доминике.

Я так задумалась, что не сразу заметила, как на телефон пришло сообщение от него. Он что, мысли мои читает? Или это мои мысли в последнее время сосредоточены на нем?

Приглашаю тебя на свидание. Заеду после работы.

Я печатаю в ответ:

А вдруг я откажусь?

Соглашайся. Хочу тебе кое-что показать.

Я хмыкаю.

Из того, что еще не показывал? Куда отправимся?

Увидишь. Венера привезет одежду.

Опять?!

Это сэкономит нам время.

Я почти смиряюсь с тем, что там, куда мы собираемся, нужен особый дресс-код, но, к моему огромнейшему удивлению, ассистент Доминика привозит светлые джинсы и теплую водолазку.

– Ты уверена, что Доминик сказал взять именно это?

– Абсолютно, – улыбнулась Венера и вручила мне еще один пакет с тонкой коробкой. – И еще попросил передать вот это.

– Что там?

– Я не знаю, потому что на этот раз выбирал он сам.

Я подозрительно прищуриваюсь, но она смотрит на меня так бесхитростно, что приходится отказаться от этой идеи.

– Но догадываешься?

– Судя по эмблеме на коробке, это нечто очень нежное и красивое.

Мне не нужно смотреть на эмблемы, чтобы догадаться, что внутри нижнее белье. Я помню наш разговор с Домиником. И оказываюсь права. Когда я остаюсь одна и раскрываю коробку, то нахожу в ней не только изящный черный комплект, но и нижнюю сорочку. Настолько тонкую и прозрачную, что прикрывающая бедра длина совсем не спасает.

Подарок с намеком, и я в общем-то не против все это надеть, чтобы после снять. Я думаю об этом оставшееся до встречи время, равно как и о том, каким боком в это уравнение вписываются джинсы и водолазка? Потому что они надежно скрывают подарок Доминика от посторонних взглядов, а сорочку я складываю в сумку прямо в коробке.

Вовремя: Доминик уже ждет меня.

Сегодня он снова за рулем и тоже в джинсах и легкой рубашке.

– Я так понимаю, сегодня мы не в бар собираемся? – уточняю, располагаясь на пассажирском сиденье.

– Нет, – усмехается он и на все мои попытки вытащить из него хотя бы маленькую подсказку молчит.

Впрочем, когда я узнаю дорогу, ведущую к мужскому клубу для альф, мое настроение резко портится. Я надеялась, что мы больше сюда не приедем, но, видимо, Доминик все опять решил по-своему.

Я тоже молчу. Минут пять. А потом прихожу к выводу, что роль идущей на заклание овечки мне не идет. Так какого беса я молчу о том, что меня не устраивает? Наши отношения изначально были за рамками сделки «я приказываю, ты делаешь», а сейчас и вовсе перешли в нечто иное и непонятное.

«Только попроси», – кажется, так говорил Доминик.

– Может, вернемся к тебе домой? – предлагаю я. – Я надеялась провести этот вечер вместе. Исключительно вдвоем.

Вервольф вскидывает брови.

– Значит, наши желания сходятся, Шарлин. Мы почти приехали.

«Почти» – явно не то слово, потому что он останавливает машину и заглушает мотор. Мы уже приехали.

То, что мы не возле клуба-отеля, я понимаю сразу, но где именно? Натыкаюсь взглядом на окруженный соснами одноэтажный деревянный дом, в окнах которого горит приглушенный свет. Нас ждут? Но ни других людей, ни машин я не замечаю.

Здесь, в горах, не просто холоднее: с неба сыпется такой густой снег, что дорожку к домику замело и до крыльца мы добираемся по свежим сугробам. Я топаю, отряхивая кроссовки, и позволяю вервольфу стянуть с меня пальто. Только после прохожу в холл-гостиную.

В небольшом камине потрескивают поленья, поэтому в комнате очень тепло, но больше ничего и никого не слышно. На столике вино и закуски, на широких диванах теплые пледы. Из гостиной только две двери, и в проеме одной виден уголок кровати. Тот, кто подготовил для нас этот уют, явно уже отсюда ушел.

Видимо, Доминик замечает, что я оглядываюсь, либо он действительно научился меня читать, потому что он обнимает меня со спины и шепчет на ухо:

– Исключительно вдвоем.

От того, как его губы касаются кожи, как звучат его слова, а может, от нашей близости по венам начинает струиться возбуждение. Которому я стараюсь не поддаваться.

– А ты, оказывается, романтик, – усмехаюсь я.

– У тебя были сомнения на этот счет?

Доминик скользит пальцами по моему животу, забираясь под свитер, но я перехватываю ладони и разворачиваюсь в его объятиях.

– Мне нравится начинать наши свидания с ужина и с разговоров.

– Разговоров? – прищуривается Доминик. – О чем ты хочешь поговорить?

– О ком. О тебе. Хочу тебя узнать.

Вервольф расслабляется и легонько подталкивает меня к столику с закусками. Неудивительно, что я сначала решила, будто мы присоединимся к вечеринке – здесь столько всего, от тонких, почти прозрачных ломтиков сыровяленого мяса до разнообразных морепродуктов, что я забываю о своем желании немедленно показать Доминику, как на мне выглядит его подарок.

– Ты думала над моим предложением?

– Думаю, – поправляю я. – И пока склоняюсь к тому, чтобы отказаться. От отношений с мужчиной я жду немного большего, чем классный секс и дорогие подарки.

– А чего ты ждешь?

– Доверия.

– У меня нет и не будет от тебя секретов.

– Если я попрошу?

– Нет, просто не будет. Но в обмен я жду того же.

– Справедливо.

Пока я наполняю большую тарелку тарталетками и канапе, Доминик откупоривает бутылку игристого вина, которую достал из ведерка со льдом. После нашего свидания в баре вряд ли я могу напугать его своим аппетитом, даже сейчас на его тарелке оказывается много мясных кусочков. Кто-то любит мясо! Но здесь оно во много раз лучше, чем в «Коршуне». А учитывая, что с обеда прошло достаточно времени, я мысленно благодарю того, кто трудился над созданием всех этих вкусностей. В том числе и виноделов. Вино оказывается игристым розовым, с мягкими фруктовыми нотами.

– Не знала, что вервольфы пьют вино, – говорю, когда мы располагаемся на диванах – я на одном, Доминик на том, что напротив. Видимо, тоже решает, что для ужина и разговоров нам лучше не прикасаться друг к другу.

– Мне нравится его вкус. Особенно в сочетании с мясом. Но, как ты понимаешь, голову мне оно не кружит.

– А хотелось бы?

– Не особо. – Вервольф усмехается, но скользит по мне жадным взглядом. – Рядом с тобой, Шарлин, оставаться трезвым у меня все равно не получается.

Нет, не хочу снова обсуждать мой аромат!

– Давай вернемся к разговору о тебе.

Доминик откидывается на спинку дивана и ставит бокал с вином на деревянный подлокотник, который вполне может заменить столик.

– Что именно ты хочешь узнать?

– Например, каким было твое детство.

– Насыщенным. Мои родители погибли, когда мне было пять.

Не такого ответа я ждала. Я вообще не могла представить Доминика ребенком, но сейчас его равнодушный голос резанул по сердцу. Чувствовалось, что для него это все в прошлом, но для меня это произошло в настоящем.

– Сочувствую.

– Я их почти не помню. Дед взял меня к себе на воспитание и научил меня всему, что знал сам. Он готовил из меня своего преемника, поэтому большую часть моего детства занимали тренировки – я учился драться, в обличье как человека, так и волка – и учеба. У меня были частные преподаватели, я не посещал школу с остальными вервольфами из-за того, что дед предпочитал жить в своем поместье в Робрине.

Преемник.

Кажется, об этом говорила сержант Лабрю. И мне бы сейчас спросить у Доминика, чем занимался его дед, но меня цепляет другое.

– Наверное, тебе было очень одиноко.

Я-то росла в городе, хотя и носилась с мальчишками, игнорируя куклы и фальшивые чаепития.

– На самом деле нет, – слегка пожимает плечами вервольф. – Мне хватало общения с дедом и его… подругой.

– Подругой, в смысле любовницей?

От моего внимания не ускользнула заминка Доминика. Любопытно, но я начала относиться к этому спокойнее, и теперь даже он смотрит на меня иначе – испытующе.

– Да, Тина была человеком и спутницей деда, а мне заменила мать. Женщина с огромным сердцем. – Доминик улыбается настолько открыто и светло, что сомнений в его любви к… мачехе – пожалуй, ее можно назвать именно так – просто не возникает. – Ее все любили. Из-за нее дед больше не женился.

Вот почему у Доминика отсутствуют предубеждения против наших с ним отношений. У него с детства перед глазами был пример счастливой пары вервольф – человек, и он не видит ничего плохого в том, что у любого нормального альфы своя любовница. Которая, я так понимаю, любовницей и осталась.

– Но у него уже были дети, – говорю я.

– Конечно. Мой отец и мой дядя.

– А у нее? Разве она не хотела детей?

Он приподнимает брови.

– Этого я не знаю.

В воздухе повисает невысказанное: если у Тины были дети, то явно не совместные с Анхелем. Потому что для вервольфов и людей это невозможно, какие бы гипотезы ни выдвигал Хантер. Но у Тины по крайней мере был Доминик, который любил ее как маму. Он считал ее своей мамой. Смогла бы я воспитывать чужого ребенка?

– Ты хочешь детей, Шарлин?

Я так увлеклась собственными мыслями, что не заметила, как Доминик на меня смотрит: внимательно, будто видит впервые. Его вопрос поставил меня в тупик – мне бы не хотелось обсуждать с ним тему моих будущих детей. Если, конечно, они у меня когда-нибудь появятся.

Можно было отшутиться, солгать или просто не ответить, но этот вечер располагал к искренности.

– Хочу.

– Когда ты выходила замуж за Дэнвера, ты не хотела.

– Я была моложе. Наивнее. Беспечнее. Тогда я считала, что для меня это не важно. Наверное, возраст берет свое.

У меня все-таки вырывается нервный смешок.

– Тебе двадцать восемь, – как-то невесело усмехается Доминик.

– Значит, природа. Самое время, чтобы завести семью. Тебе ведь тоже этого хочется.

По тому, как мрачнеет лицо Доминика, понимаю, что попала в точку, поэтому спешу закончить свою мысль:

– Да и старейшины наверняка не просто так заставляют альф брать в жены волчиц. Для продолжения рода. Уверена, ты и сам думаешь о полноценной семье. У тебя ведь была именно такая, пусть даже с приемными родителями. И у меня была. Я – единственный ребенок, но очень любимый.

– Существуют семьи без детей.

– Знаю. Мы с Дэном были такой семьей. И куда это нас привело?

– Думаешь, Дэнвер стал бы хорошим отцом?

– Теперь я этого уже не узнаю. – Я пожимаю плечами. – Но ты будешь прекрасным.

Кажется, Доминика обескураживает мое признание, иначе не объяснишь, почему он отвечает далеко не сразу.

– Ты не знаешь, каким я буду отцом.

– Знаю. Ты умеешь заботиться. Ты защитник. Ты сильный, иногда тот еще тиран, но никогда не причинишь вреда своей семье.

– Если бы не вставка про тирана, я бы решил, что речь не обо мне.

Я смеюсь. Искренне. От души. А Доминик вдруг перетекает на мой диван, оказываясь непростительно близко. Он поглаживает пальцем мою щеку, и у меня перехватывает дыхание.

– По-моему, Шарлин, ты постоянно находишь причины, чтобы не быть со мной. На самом деле для меня нет такой проблемы, которую я не могу решить.

– Сможешь изменить свой генетический код?

– Нет, я про детей. Мои дети могут стать нашими общими.

До меня не сразу доходит, что он подразумевает под этим, но, когда доходит, я злюсь.

– А куда ты денешь жену? – Я выставляю вперед руку, не позволяя ему меня перебить. – Стой! Лучше не продолжай. Ну так и мои дети могут стать нашими общими, разве не так?