Текст книги "Стихи разных лет"

Судить о мастерстве поэта могут все, но судить правильно могут лишь некоторые. Кому это суждение удаётся? Такому же поэту, который способен анализировать системно и структурно стихотворные произведения. Марина Глебова судит о поэзии на примере собственного творчества. Она создаёт для себя образ поэзии, который поначалу не был системным. И возникновение поэзии из природного начала (в образе волчицы), и понимание её как искусства шитья из слов, звуков, образов, символов какой-то поэтической картины, и пробирание «в причудливом хаосе фраз» к непонятной цели через неуверенные колебания духа, и понимание поэзии как музыки, звучащей в словах, – всё это смутные и нечёткие представления о поэтическом процессе. В конце концов Марина Глебова приходит к укрощению стихии слов в направленном потоке духа. И если она и утверждает о кровавом следе в этом потоке, и говорит о ранах самой поэзии, то это она делает из своей любви к противоречиям.

В стихотворении «Каскадом слов.» есть и меткие отдельные метафоры: «каскад слов», «невнятный мой царапнула язык», «слова стояли жалкою толпой», «я слушала до головокруженья» паузы, бреши, интервалы в звуках – и целостная картина всего процесса как землетрясения, в котором могут погибнуть и слова, и пытающийся направить их в поток сознания поэт. Поток приносит свои воды, то есть слова и образы, в океан духа, в котором гармония манит поэта как цель и результат творения стихов. В поэзии Марины Глебовой эта гармония присутствует, несмотря на сомнения и духовные искания автора. Если сравнить поэтическое творчество с искусством живописи, то очень заметно, что у Марины Глебовой её манера письма универсальна. Она способна находить отдельные метафоры и помещать их в строках и строфах, и может всё стихотворение создавать с помощью больших, крупных поэтических мазков. В результате у неё возникают в процессе письма настоящие картины явлений природы, состояний духа, переживаний сердца, в которых одинаково красивы и символические образы, и правда самой жизни. Некоторые стихотворения у неё получились как маленькие шедевры: например «Последняя гавань пиратских утех.» или «Каскадом слов – печатью и печалью.». Они сделаны с большим мастерством и творческой изобретательностью.

Природа для поэта есть и источник его вдохновения, и среда его бытия. Поэт вдохновляется её красотой и её правдой, и живёт среди неё, наблюдая её многообразие, её законы и их проявления в жизни людей. Она есть тот субъект, с которым поэт беседует непрестанно, чтобы в конце концов обратиться к высшей гармонии – Богу. А он есть то, что скрывает в себе Веру, Надежду и Любовь, о которых поёт поэтическая душа.

Для Марины Глебовой природа есть и среда её бытия, и тот мост, который связывает её душу с самой жизнью и человеческой судьбой. Как среда она интересна поэтессе с точки зрения эстетической. В этом смысле её можно описать и изобразить поэтически. Как субъект, собеседник она нужна поэтессе в виде некоего морального Бога, которому можно излить свою душу. Ведь природа связана и со временем, а время часто изображается поэтами в виде рока, необходимости, Судьбы человека.

В стихотворении «Полянка» Марина предстаёт пред нами совсем с другой стороны, чем в стихах о поэзии или любви. В этом стихотворении слышится беспечная игра, удивление перед миром, умиление перед этим маленьким природным уголком, который возвращает нас в детство. Где встретилась ей эта полянка – не имеет значения. Важно, что она вызвала просветление души и сердца, которое и породило совсем не мрачные стихи.

ПОЛЯНКА

 
Есть в двух шагах от пруда,
Заросшего совсем,
Полянка – просто чудо —
С травою до колен.
 
 
Там прячутся под ёлкой
Головки земляник,
Стеснительных настолько,
Что не приметишь их.
 
 
Зато в глаза бросаясь,
Не лишены кокетства,
Ромашки им на зависть
Качаются под ветром.
 
 
Мохнатый шмель жужжа
Приметил сочный клевер
И важно, не спеша
Нектар прохладный цедит.
 

Когда услышишь этот простенький, весёлый ритм, когда перед глазами встанет картинка этой затерянной где-то на даче маленькой поляны, вспомнишь стихи Агнии Барто для детей, где энтузиазм и радость дышат в каждой строчке. Марина уловила этот жизнерадостный мотив, в котором природа и душа соединяются в каком-то танце, который заставляет душу забыть обо всём и черпать от природы настроение полного удовольствия от жизни. Стихи у неё прямо-таки танцуют, зовут к восхищению красотой природы. И далее она завершает своё стихотворение правильным выводом, который может сделать и совсем маленький ребёнок, и мудрый старый человек.

 
Стоит в зените солнце,
Поют, щебечут птицы.
Когда ещё придётся
С полянкой распроститься!
 
 
Кузнечик застрекочет
В некошеной траве,
Как будто что-то хочет
Поведать о себе.
 
 
Пусть мне принять участье
В беседе не дано, —
Я знаю, что он счастлив
Со мною заодно.
 

(На кромке, с. 8–9.)

Ощущение радости, описанное в этих стихах, не все могут разделять. Могут сказать, что стихи простые и даже примитивные. Но, по-моему, они не примитивны. Надо быть хорошим художником слова, чтобы использовать красивые метафоры: «головки земляник», «стеснительных настолько, что не приметишь их», ромашки «не лишены кокетства», «мохнатый шмель, нектар прохладный цедит». И в конце в стихах следует совсем не детский вывод: «Я знаю, что он счастлив со мною заодно». Это стиль Агнии Барто, но изображение природы – Марины Глебовой. Она раскрасила свою картину природы оригинальными поэтическими красками, показав тем самым, что её душа кроме сомнений и уныния может ощущать ещё и радость бытия.

Когда-то в начале перестройки Марина Глебова попробовала перейти на поэтическое поприще, спустившись с небес на землю. Она стала редактором малотиражной газеты в одном из ведомств – то ли строительном, то ли коммунальном. Проработала там она недолго, около месяца. Когда она в одном из номеров газеты на последней странице её целиком поместила художественный материал, в котором было и её стихотворение «Полянка» – её уволили. Начальство посчитало, что она отошла будто бы от основного направления газеты: воспитывать в людях трудовой энтузиазм и показывать реальные задачи людей, работающих в этой отрасли. Руководителей не тронуло качество стихов, их польза для людей. Скорее всего они «запижонили», то есть захотелось им поуправлять процессом и пренебречь и интеллектом сотрудницы, и её пониманием задач газетного издания. И этот случай показывает, что творческому человеку трудно, а иногда и невозможно найти общий язык с администратором. Первый говорит на языке поэзии, а второй – на языке обыденной выгоды.

Примерно тот же быстрый ритм стихов использован Глебовой и при написании стихотворения «Осень» (первый вариант). В нём передано не ощущение детской радости и счастья от слияния с природой. В нём чувствуется спокойное созерцание природы поэтом, тонко подмечающим её красоты, детали её пейзажей, проявления её в картинах дня и ночи. Чтобы передать особенности поэтического мастерства Марины Глебовой, приведём её стихотворение полностью.

ОСЕНЬ (1)

 
Осень в гости. Вот морока.
Запоздала – и с порога
За работу принялась,
Недовольная итогом
Летних шалостей и дрязг.
 
 
Всё казалось ей несносным:
Слишком буйная листва
И мельканье крыльев пёстрых
Возле пыльного куста.
 
 
Ночью веки не смыкала,
Чтобы время не терять.
Кистью в охре помакала —
Завтра будет рисовать.
 
 
Тучи с севера скликала,
Чтоб по веткам дождь хлестал,
Чтобы ветер, как бывало,
Листья сотнями срывал.
 
 
Клонит в сон. Рассвет всё ближе…
Что ж ещё? Ах, да, цветы!
И уже морозцем лижет
В белых россыпях кусты.
 
 
Всё испортила злодейка:
Серым выкрасила даль,
Перепачкала скамейки —
Ничего-то ей не жаль!
 
 
Задремала лишь под утро,
Веки нехотя смежив,
Торопливый, грозный суд свой
Над природою свершив.
 

(На кромке, с. 14–15.)

В этой поэтической картине автор показал осень как деятельное лицо, меняющее состояния природы. Осень в изображении Марины – художник, уполномоченный природой для отображения её в красках. В то же время она есть субъект, воздействующий на тучи, ветер, дождь; субъект, способный к бодрствованию и сну. В конце стихотворения об осени говорится уже как о судье, который стоит над природой, действует активно и своевольно. Олицетворение осени в виде особого надприродного начала не говорит об обращении поэтессы к мифологии. Такой приём олицетворения часто использовали многие поэты. Например, Николай Рубцов в одном из стихотворений пишет: «мороз под звёздочками светлыми. идёт, поигрывая ветками». Сергей Есенин говорит о клёне: «или что увидел, или что услышал, словно за деревню погулять ты вышел», а Андрей Белый в стихотворении «Осень» пишет: «Пролетела весна. Лес багряный шумит. Огневая луна из тумана глядит.» (Андрей Белый. Золото в лазури. Репринтное воспроизведение издания 1904 года. – М.: Прогресс-Плеяда, 2004. – С. 171.)

Марина Глебова пишет не как мифологический мыслитель, а пробует себя как поэтесса и в художественном понимании любви, и в описании своих душевных состояний, и в изображении картин природы. Но природа у неё не нейтральна, не есть что-то несвязанное с человеком. Она свою силу, энергию и гармонию передаёт через эстетическую гармонию и человеку и вызывает в нём иногда философские догадки. Например, в стихотворении «Иллюзия» она даже в обычном природном явлении находит поучение для ума:

 
Меж рифами и скалами
Всегда найдётся щель.
Гляжу, как рыбы плавают,
Отыскивая мель.
 
 
Кого-то чайка сцапает,
Других настигнет мель.
Как глупо, как внезапно им
Придётся умереть.
 
 
Из щели выплыв каменной,
В дремоте, в забытье
Беспомощною камбалой
Валяюсь на песке.
 
 
Ко мне сквозь сон доносятся
То писк, то стон, то гвалт.
Прожорливые, господи,
Пускай себе шумят.
 
 
Не голод мне обузою,
Другая есть боязнь,
Что всё вокруг иллюзии,
А я меж ними связь.
 
 
Иллюзии изменчивы,
Да некем заменить, —
Затерянная в вечности
Тонюсенькая нить.
 

(На кромке, с. 26–27.)

Марина не пишет о покрывале Майи или об обнаружении лешего в явлениях природы: дожде, звуках из болота или о видениях во внезапно и быстро наступившей темноте. Иллюзия для неё – сон, в котором видна связь единичных, отдельных явлений с духом человека.

Но поэзия для Глебовой – вовсе не иллюзия, а реальная жизнь души. В другом её стихотворении «Осень» (вариант 2) также присутствует олицетворение природы. Но с этой природой-субъектом Марина уже ведёт разговор, пытаясь довести его до раскрытия для себя высших истин. Осень в стихотворении есть уже как бы посол времени в жизни человека. Она напоминает ему о преходящем, о предназначении его для высокой цели, о его судьбе и несбывшихся надеждах. Наполненное красивыми метафорами, показывающее жизнь души, это стихотворение связывает природу, состояния души и ум человека в одном образе личности, ведущей разговор с собой о времени, которое её может совсем забыть в своём шествии по миру. Стихотворение это имеет большой философский смысл и во многом раскрывает сущность духовного мира Марины Глебовой. В нём слышится мотив сожаления о том, что жизнь не совсем удалась, слышится упрёк ко Времени, которое может бросить человека на произвол Судьбы, или случая.

ОСЕНЬ (2)

 
Осень. Встретились. Что ж ты застыла в наряде убогом,
Сиротливо прижавшись щекою к стволу?
Неужель это ты перешла мне когда-то дорогу,
Рыжей гривой волос щеголяя в сентябрьском лесу?
 
 
Неужель это ты тонкий стан наклоняла с обрыва
К серебристой воде, хорошея почти на глазах,
И пугливым волнам о любви прошептав торопливо,
Вслед за ветром ночным уносилась на всех парусах?
 
 
От минувших утех ничего у тебя не осталось,
Разве только душа, что не хочет смириться и ждёт
То ли ветра порыв, то ли отблеск луча запоздалый,
Что возникнет и вдруг благодарно к ногам упадёт.
 
 
Я признаюсь тебе, что и я не такая, как прежде,
Дело даже не в том, что блестит в волосах седина:
В каждой строчке дрожит, как слеза на ресницах, надежда
Но и эта слеза по щеке покатиться должна.
 
 
Я как будто смотрю в запотевшую призму печали,
Различая внутри одинокий светящийся лес,
Где под слоем листвы сохранился надолго едва ли
Тот особенный мой, неразборчивый бисерный след.
 
 
Оглянись хоть на миг, Время! Что ты наделало с нами?
Неужели тебя никогда не пугает вина
Перед тем, кто забыт, кто до одури бредил стихами,
Чья любовь не сбылась, золотая иссякла казна?
 

(33 стихотворения, с. 47–48.)

Это произведение написано тем же стихотворным размером, что и знаменитое стихотворение Ярослава Смелякова «Если я заболею, к врачам обращаться не стану.» Тот же задумчиво-неторопливый ритм, то же погружение в свою душу, те же размышления о жизни создают впечатление, что ты слушаешь исповедь хорошего человека перед Временем, которое можно увидеть, если только внимательно вглядеться «в запотевшую призму печали». Укор Времени, или Судьбе, поистине трагический. У древних греков время было богиней, которая пожирала собственных детей. Марина Глебова родилась в советское время, которое будто бы предоставляло людям все возможности для развития и расцвета их талантов. Почему же оно не приметило её талант, её уже зрелое мастерство в поэтическом творчестве, её божественную душу? Потому что в этом времени правили жизнью административные души, для которых божественность души есть пустой звук.

В этом стихотворном шедевре органически соединились природа, душа с её умом и чувствами и судьба человека. Осень показана Мариной Глебовой как духовная личность, символизирующая увядание красоты. Она и «щеголяла в сентябрьском лесу рыжей гривой волос» (Какая красивая метафора!), и «тонкий стан наклоняла к серебристой воде», и шептала о любви «пугливым волнам», и «уносилась за ветром ночным на всех парусах». Уметь находить такие слова – это всё равно, что художнику уметь каким-то тайным образом смешивать краски, чтобы потом сотворить с их помощью прекрасную картину. И когда в этой картине ум, эстетическое чутьё, душа и сердце соединены одухотворённо и возвышенно, образуется гармония, которая передаётся читателю уже независимо от воли поэта, независимо от рекламы и критического одобрения.

В стихотворении Марины Глебовой природа порождает настроение печальной красоты. Метафоры переходят от одной к другой, они показывают эволюцию состояний осеннего пейзажа. Краски осени блекнут, переходят в душу человеческую – в «запотевшую призму печали», в которой едва виден «особенный бисерный след» поэтессы. И в конце звучит вопрос и укор не ко Времени, а на самом деле к Судьбе и людям: «Неужели тебя никогда не пугает вина перед тем, кто забыт, кто до одури бредил стихами, чья любовь не сбылась, золотая иссякла казна?» У Времени, а тем более у людей, нет ответа на этот вопрос. Они равнодушны и эгоистичны. Они адаптируются к миру даже пожирая своих детей. В природе и в человеческой истории это иногда бывает. Хотелось бы надеяться, что культурная общественность России увидит талант Марины Глебовой хотя бы на склоне её лет и по достоинству его оценит.

Душа Марины Глебовой присутствует во всех её стихах. Читатель ознакомился уже с тринадцатью стихотворениями поэтессы, которые очень разнообразны и по стилю, и по сюжетам. По этим стихам видно, что душа поэтессы – это и стремительный поток образов бытия, и символы предметов и явлений природы, и стихия моря и солнца, и внутренний голос человека, который то возражает нашему бренному телу, то беседует с личностью о главном в жизни. Этим главным являются для Марины темы её стихов – любовь, поэзия, красота, верность и предательство людей, их порою парадоксальное и непонятное поведение, и всё многообразие мира. Особенность стихов Марины в их интеллектуальной окрашенности. Поэтесса словно пытается понять и объяснить и окружающий мир, и свою душу, найти между ними скрытую связь, раскрыть тайну и закон их единения. Можно назвать стиль её поэтического письма интеллектуальной художественностью. Метафоры и мысли в нём, соединяясь через противоречия и порою далёкие друг от друга предметы и чувства, образуют неожиданную гармонию, раскрывающую уму и сердцу ранее не замечаемую красоту. В единичных явлениях мира поэтесса находит намёки, тайны, образы и модели, в которых есть их связь с обобщающими их закономерностями. Ум поэтессы проникает в тайны мира и души, а чувство любви к поэзии объединяет единичные и кажущиеся нам хаотичными предметы и явления в упорядоченную, звучащую необыкновенно красиво гармонию. Душа, частью которой являются ум и чувства, становится и творцом этого сотворения гармонии, и в то же время и самим объектом сотворения. Она растёт, совершенствуется и обогащается в процессе поэтического творчества.

О своей душе Марина Глебова написала несколько стихотворений. Среди них выделяются два своеобразных автопортрета в стихах, по которым можно судить о её творчестве. Это стихотворения «Душа моя – прозрачная волна.» и «Я вся – осенний дым.». Первое из них как бы уточняет то, что было сказано о поэзии в стихотворении «Каскадом слов.». Если поэзия выражена в противоречивом и трудном преодолении тишины души, в которой подспудно содержится невнятный гул, откуда рождается и льётся через каскад поток слов стихотворения, – то это ещё не всё в поэзии. Она может рождаться из подземных глубин, но существовать в разных своих состояниях. И в виде чистой волны, и в виде маленького ручейка, и водопада, и сверкающего ледника. Этот образ перехода, трансформации, взаимопревращения, неуловимости характерен для поэзии Марины Глебовой.

Не только вода, но и ветер, времена года, и даже поэтическая душа выражены в этом образе исчезновения и возникновения. Это не что иное, как пульсация жизни самого мира. Само имя Марина (на греческом языке оно значит «Морская») становится для Марины Глебовой символом, который указывает ей на её предназначение – быть творцом поэзии, в которой переменчивый хаос в конце концов превращается в светлую гармонию.

 
Душа моя – прозрачная волна,
Цвет бирюзы и белый цвет сирени.
Ещё на ней ни облачка, ни тени,
Смотри – читай узор морского дна.
 
 
Душа моя – весёлый ручеёк,
Доверчивый, невесть какого цвета.
Не прерывай его счастливый лепет
В лесу апрельском в солнечный денёк.
 

Эта благая пастораль души – чистая вода с узорами морского дна – дополняется образом весёлого ручейка в лесу. Для этого ручейка, как для ребёнка, не важно, какой он. Он доверчив, не замечает того, что есть потоки и сильнее, и красивее него. Он счастлив своей игрой под солнцем, не ощущая ни опасностей, ни выгод в своём существовании.

Далее поэтесса говорит о тайном происхождении этого потока души, о темнице, в которой он заключён. Он спит до времени, пока в нём не возникнет желание вырваться на свободу. Душа растёт, она как ребёнок накапливает силы, чтобы в конце концов освободиться от ограничений, накладываемых бытием:

 
Душа моя – неведомый источник,
Что мирно спит глубоко под землёю,
Но час пробьёт – он вырваться захочет,
Отыщет щель и ринется на волю.
 

Марина сравнивает поток души и с бурным водопадом, дерзким и непослушным. В своём потоке душа может пораниться, распавшись на тысячи брызг:

 
Душа моя – безумный водопад,
Израненный об острые уступы.
Но скоро время боль его притупит
И камни дерзкий нрав ему простят.
 

Наконец, Марина свою душу понимает и в виде сверкающего ледника, успокоенного, чистого, зовущего к неведомым вершинам. В то же время этот гордый и возвышенный ледник – хрупкое, стеклянное создание. Его можно разбить, но невозможно превратить во что-то грубое и нечистое.

 
Душа моя – сверкающий ледник
На подступах к вершине безымянной.
Не спрашивай – откуда он возник? —
И растопить не пробуй – он стеклянный.
 

(33 стихотворения, с. 30.)

Переходы водной стихии из одного состояния в другое символизируют для Марины Глебовой нескончаемые возможности обнаружения новых тем и стихов в поэзии. Они означают, что поэзия есть всепроникающая стихия, регулируемая природой, её круговоротами, подобными круговоротам воды. Поэзия, как и душа, многообразна и всепроникающа. Душа существует внутри нас, но её знаки можно видеть вне нас в разных состояниях природы. Она способна к изменениям, к затиханию своей активности и к бурному эмоциональному проявлению её. И чем разнообразнее душа, тем более она приобретает опыта в своём бытии, тем более она становится совершеннее. Разнообразие и трансформации души характерны не только для поэтической души Марины Глебовой, но и для души любого нормального человека. В своём поведении человек опирается на такие закономерности природы, которые он может наблюдать повсюду и ежедневно. Системная структурность мира, адаптация к ней, переливы информации из одной части материи в другую существуют как законы природы. Человек их часто не замечает, но поэт может их интуитивно чувствовать и отображать в своих стихах в виде красивых образов и символов, становящихся для людей поучительными.

Второе, и самое главное, понимание Мариной Глебовой своей души, а следовательно и предназначения её для жизни в нашем мире, можно увидеть в её произведении «Я вся – осенний дым.». На мой взгляд, это самое лучшее и значительное её стихотворение. В нём форма, содержание, образы, смыслы, красота языка передают настроение воздушности поэзии, её неуловимости и лёгкости. Но это настроение проходит, когда читатель в конце стихотворения увидит свет в конце туннеля, спасительную Надежду, уносящую нас в манящую светлую даль. Мастерство Марины Глебовой проявилось в этом стихотворении в полной мере:

 
Я вся – осенний дым, рассеянный в полёте.
Не след – мираж угаснувшей любви,
Что скрылась в голубом водовороте
Существовавшей некогда реки.
 
 
Я повторяю все её извивы,
Я плеск волны, как музыку ловлю.
Течением то бурным, то ленивым
Любуюсь я. Я всё ещё люблю.
 
 
Я только дым, разорванный на клочья
Тумана, облаков, ползущих над водой,
Как символ грёз, нечёткий и непрочный,
Одушевлённый страстию земной.
 
 
Мой к морю путь, где зреют ураганы,
Где, всхлипывая, пенится вода,
Я к ней спущусь, я в ней омою раны,
В ней растворюсь бесследно, навсегда.
 
 
Я только дым без контура и плоти.
Лишь в памяти твоей пребуду я
Отчётливым штрихом на горизонте,
Что означает парус корабля.
 

(На кромке, с. 44–45.)

Какой-нибудь придирчивый критик заметит недостатки в этих стихах. Первое, что он скажет: в начальной строфе слова «любви» и «реки» плохо рифмуются друг с другом. Скажет даже больше: это вообще не рифмы. Второе, что бросится ему в глаза: в этом стихотворении десять раз повторяется слово «я», что говорит будто бы о неумеренности и неумении поэта создавать образ души. Третье, о чём он вероятно скажет: во второй строфе говорится о том, что давно уже исчезло то, о чём было сказано в первой строфе (о мираже любви, водовороте реки, которого уже нет). В четвёртой строфе говорится о том, что «я», то есть дым, омоет раны – а это невозможно, поскольку он не может омыть: ведь он не есть жидкость. Всем этим придиркам можно дать достойный ответ.

Во-первых, в хорошем стихотворении рифмы не самоцель. Они подчинены образу, в котором есть гармония. И если форма не бросается в глаза, не противоречит содержанию, а вместе с ним не портит гармонию, то ею можно пренебречь. «Река» и «любовь» есть те смыслы, которые включены в образы, из которых складывается гармония стихов. Единичные выпирания не совсем стыкующихся между собой рифм не портят гармонию стихов и отвечают и содержанию строк, и правде самой жизни. Поэтому о таком недостатке лучше вообще не говорить. Как говорит народная пословица, «умный поймёт, а дурак не догадается». Поэзию надо понимать умно, а не формально, Это духовная пища, в которой отдельные вкрапления не очень хорошо сочетаемых составляющих просто незаметны – если пища здоровая и вызывает наслаждение.

Во-вторых, поэт говорит о себе, о своём «Я», как о духовном существе. «Я» есть его душа, переходящая из одной ипостаси в другую, бесплотный дух, приобретающий разные отличия и функции. «Я», или душа поэта, путешествует по миру то в виде дыма, то исчезает в водовороте реки, то оно вновь возникает в виде клочьев туч, то устремляется к ураганам и исчезает в море – чтобы возродиться вновь. «Я» в этом стихотворении есть символический образ души. Объемля своим «Я» многоликость мира, Марина Глебова хочет показать участие своего духа в эволюции и трансформациях мира. Посмотрим, какие этапы при этом проходит «Я» или душа:

1) Душа подобна дыму, миражу любви;

2) Водоворот реки жизни убил любовь;

3) Душа возрождается в извивах жизненной реки;

4) Поэт различает и любит в этой реке плеск волны, музыку жизни;

5) Душа есть не только дым, она есть символ грёз;

6) Душа, израненная трудностями жизни, растворяется и исчезает в море как дым, мираж;

7) Душа возрождается и возвращается в жизнь в виде паруса.

Как видим, душа у поэта Марины Глебовой не просто беспорядочно и беспомощно мечется куда попало. Она исчезает и возрождается, снова исчезает ввиду её лёгкости и текучести – и снова возрождается. Она из одной стихии (дыма) переходит в другую (воду), затем из воды возникает вновь в виде «дыма без контура и плоти». Здесь она обнаруживает себя в памяти уже другого человека в виде «паруса корабля», который есть уже другой символ – символ человеческой жизни. И этот символ говорит уже не об эфемерности души, не о душе, а о жизни, в которой есть надежда и спасение от этой нескончаемой эфемерности. И пусть парус этот существует только в памяти, но душа не исчезает. Стихи Марины Глебовой – это и есть её душа, которая оставляет людям надежду на спасение. В стихотворении Марины Глебовой утверждается бессмертие души поэта, поскольку он своими стихами творит красоту человеческого духа. Этого придирчивый критик не видит, поскольку он не понимает красоты поэтической картины в целом, а видит в ней только шероховатые мазки художника. Отойди от картины подальше, сравни её с другими картинами и увидишь её великолепие и идею. Таковы должны быть усилия, которые любой человек, в том числе и литературный критик, должен совершить при созерцании и уяснении для себя красоты и смысла поэтической картины.

О душе Марина Глебова пишет не только в приведённых нами двух стихотворениях. Во многих других её стихотворениях о ней сообщается в переносном смысле. Проявления души разнообразны как и стихия самой жизни. Душа может быть целеустремлённой и несобранной, светлой и тёмной, доброй и злой, мирной и дерзкой, религиозной и атеистической, трудолюбивой и ленивой, понимающей красоту и безразличной к ней, сумасбродной и благоразумной и др. Поэтому о душе можно рассказывать по-разному. В стихотворении «Кто на стекле нарисует узоры?», посвящённом своей подруге, звучит доброта души поэтессы. Она напоминает, что в мире кроме взаимопревращений духа есть ещё и тайна, и сказка, и удивление. В стихах звучат следующие строки:

О.П.

 
Кто на стекле нарисует узоры,
Стёжкой заманит в мартовский лес,
Кто унесёт за кудыкины горы?
Сказка. А в жизни нету чудес?
 
 
Кто угадает время и место
Встречи единственной, бросив стрелу
В сердце лягушки, бывшей принцессы,
Золушку кто разглядит на балу?..
 
 
Кто на ладони протянет колечко,
Дверь предо мною раскроет в чертог,
Кто мне заветное скажет словечко,
Боже ты мой, неужели никто?..
 

(33 стихотворения, с. 23–24.)

Слова о колечке есть не просто вопрос и напоминание о проблеме жизни, об ожидании девушкой своего суженого. В них звучит и утешение, и надежда, и утверждение о том, что всё будет хорошо.

В стихотворении «Я буду весёлой, покуда ты весел.» Марина говорит уже о другом: о чувстве верности, о радости жизни. Сам ритм стихов её – совсем иной, чем в философско-лирических стихотворениях о душе. Он становится лёгким, даже стремительным. Строки уже не полны образно-символическими погружениями в душу. В них речь идёт о повседневных буднях, о связи души с земными радостями.

 
Я буду весёлой, покуда ты весел.
Печаль моя – будто сквозь пальцы вода.
Уеду ли к морю, где солнце и ветер,
По пыльным ли буду бродить городам,
 
 
Я буду весёлой. Пускай уличают
Меня в легкомыслии, как в колдовстве,
Глядят исподлобья и вслед мне бросают: —
У этой лишь ветер один в голове!..
 
 
Я буду весёлой, а что мне наградой?
Безумная радость и память о ней,
Пожатье руки, завороженность взгляда —
За тысячу лет одиночества – мне.
 
 
Как будто на гребне волны поднимаюсь,
А берега, края ещё не видать.
Покуда ты весел – и я улыбаюсь,
Покуда живёшь на земле – не отнять.
 

(33 стихотворения, с. 28–29.)

В стихотворении говорится о душе, наполненной любовью, о душе, дорожащей любовью и желающей её удержать и сохранить – хотя бы в памяти.

О том, что душа Марины может быть не только жизнерадостной и весёлой, но беспечной и даже удалой и бросающей вызов судьбе, воспринимающей судьбу как лотерейную игру, можно судить по песне, которую она посвятила некоему Ю.К. В этой песне звучит бардовский мотив, зовущий нас в молодость и независимость от случайных метаморфоз любви. Её хоть сейчас можно петь под гитару, вспоминая песни Ю. Визбора или Б. Окуджавы.

 
– До свиданья – змейкой
К вашему порогу.
Можете уехать
– Тридевять земель
Нам не расстоянье,
Даже не дорога:
Шагом голубиным
Осени к зиме.
 
 
Я ещё не знаю,
Что мне напророчил
Баловень апреля,
Полководец туч.
Я ещё не знаю,
Где поставить точку,
Улицей какою
Подвести черту…
 
 
Я ещё не знаю,
Кто из нас обманщик,
Кто из нас сорвётся
Песни на краю.
Вы ко мне не ближе,
Я для вас не дальше
Расстоянья между
Буквой «л» и «ю».
 

(33 стихотворения, с. 26–27.)

Беспечность души и вызов её к лотерее судьбы отразились и в строках этого стихотворения, сказались на качестве первой его строфы. Например, в первом предложении этой строфы нет сказуемого, его в какой-то мере заменяет тире. В нём использовано повелительное наклонение, не требующее присутствия и существительного в качестве подлежащего члена предложения. По смыслу в нём сказано: «До свиданья – змейкой к Вашему порогу Вы можете уехать». На деле в этом первом предложении из-за неправильно поставленной точки не выражены субъект действия и само действие. А действие это могло быть выражено словами: уползти, уехать, улететь, убираться и т. п. И вследствие того, что подлежащее и сказуемое скрыты в предложении, лишь подразумеваются в нём, всё оно звучит отрывисто и недосказанно.

И уже совсем нехорошо звучит второе предложение в этой строфе. Повелительное наклонениё в нём затмило поэтессе понимание гармонии стиха. Предполагается опять обращение на Вы, а вся фраза звучала бы, если бы она была высказана правильно в прозе, так: «Вы можете уехать – тридевять земель нам не расстоянье, даже не дорога: этот путь надо проделать мелкими шажками, напоминающими следы голубя на первом снегу, разделяющим осень и зиму». Но об этом недосказанном смысле читателю надо лишь догадываться. Если бы она непонятную из-за её недосказанности концовку с «голубиным шагом» заменила на другую, более ясную и логичную, то шероховатость всей первой строфы была бы устранена. Тогда второе предложение приняло бы примерно такой вид: «Тридевять земель Вам не расстоянье, даже не дорога: путь совсем не длинный в зимнюю метель».