Электронная библиотека » Марина и Сергей Дяченко » » онлайн чтение - страница 13

Текст книги "Рубеж"


  • Текст добавлен: 11 марта 2014, 22:38


Автор книги: Марина и Сергей Дяченко


Жанр: Книги про волшебников, Фэнтези


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 13 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Ярина Загаржецка, сотникова дочка

– Панна сотникова! Панна сотникова! Гвалт!

Этого хлопца она не знала. Маленький, ушастый, мохнатая шапка на нос налезла, шаблюка по снегу волочится. Ну и воин!

– Гвалт!

Этого еще не хватало! Весь день в седле, устала, коня заморила, думала, хоть в Валках спокойно…

– Гвалт, панна сотникова! Крамольника бьют!

Ярина вначале не поняла – какого еще крамольника? Но тут же вспомнила.

Лекаришка!

– И где ж его бьют, хлопче?

За что, спрашивать не стала. Валковчане – народ справедливый. Коль бьют, так за дело.

Парень моргнул и внезапно ухмыльнулся.

– А у Павки Гончара! За углом, тут близко.

Девушка вздохнула, провела рукой по лицу. Такой тяжелый день, а тут еще и гвалт!

– А без меня не разберетесь?

По довольному лицу недоростка поняла – не разберутся. Точнее, разберутся в лучшем виде – с паном Крамольником.

– Ладно!

Где живет Павка Гончар, она знала. Да и не Павка он – давным-давно Павло Севастьяныч, и сынов у него двое, у каждого – кулаки с добрый гарбуз. Уж если они бить начали!..

Толпа оказалась небольшой – всего с три десятка. И парни, и молодицы, и детишки. Стояли кружком – смотрели.

Было на что.

На снегу лежала попона – старая, в дырках; рядом валялись синие шаровары с кушаком в придачу и смушковая шапка. Хозяин всего этого добра находился здесь же – на попоне.

Без штанов.

В такой холодный вечер можно и замерзнуть, на попоне средь улицы лежа, а посему пана лекаря дружно грели.

В две руки.

Канчуками.

Добрыми кожаными канчуками.

Ярина невольно поежилась. Ох и славная вещь – кожаные канчуки! От одного свиста душа в пятки уходит!

– Двадцать пять! Двадцать шесть! – вопили в толпе. – Гуще! Гуще пригощай! По филеям его!

С попоны доносилось сдавленное подвывание. Голые ноги дергались в такт «угощению».

– Двадцать семь! Двадцать восемь!

Ярина почесала кончик носа. Важно пана лекаря лечат! Никакая застуда не возьмет! Вмешаться? Или обождать, пока до полсотни дойдет?

– Тридцать пять! Тридцать шесть!.. Гуще, гуще!

Доброхотов услыхали. Поровшие – сам Павка Гончар и его сын – переглянулись; и над улицей пронесся дикий вопль.

– Тридцать семь! – подытожил кто-то. – А добре парят, аж завидно!

– Хватит! Хватит, говорю!

Ярина подъехала поближе, соскочила с коня. Ее узнали – парни поспешили снять шапки, и даже Павка Гончар остановил поднятую в полном размахе руку.

– И чего это вы, добрые люди, творите? Или порядка не знаете?

Павка Гончар сплюнул, хотел ответить, но его опередили.

– А где ж такой порядок был, чтоб девок с пути сбивать?! Мало ему, сквернавцу-нехристю! Что смотрите, мужики? Поддайте ему, да так, чтоб навеки запомнил!

Толстая широкоплечая бабища – руки в боки, очипок на ухо съехал – выступила вперед, сверкнула карими глазами-вишнями.

Так-так! Ярина невольно усмехнулась. Тетка Гончариха! Ну, сейчас будет!

– И ты, панна Ярина, рассуди! Доченька у нас одна, родимая, как яечко пасхальное! А он, нехристь поганый…

«Нехристь поганый» между тем, сообразив, что канчуки откладываются, встал на четвереньки, потянулся за штанами…

– А ну лежи! – Тетка Гончариха грозно обернулась к бедолаге Крамольнику, ткнула деревянным «котом» в бок. – Пока сотни горячих не получишь, не отпустим! Сначала – сотню горячих, а потом к попу, икону целовать!

Похоже, лекарь попался – завяз по самые уши. Ярина хотела переспросить, но не тут-то было.

– Рятуйте, люди добрые! Ох, рятуйте! И чего ж это он, нехристь, удумал-то? Ох, дитятко мое, дитятко! Ох, да чего ж теперь будет?

Из хаты выглянуло «дитятко» – рябая пышногрудая девка в кожухе поверх рубахи, заплаканная, с распухшими губами.

– Пошла в хату, бесстыдница, бессоромница! – грянула Гончариха. – На лавку ложись да юбку задирай – сама тебя сечь буду, сквернавку! Рук не пожалею! А устану, всех соседей позову!

«Дитятко» исчезло. Между тем упомянутые соседи в дюжину голосов принялись пояснять «панне сотниковой», как дело было. Застукали их, лекаря да девку, на сеновале, причем с первого же взгляда на рубаху Гончаровой дочки ясно стало, что опоздали…

Крамольник все же изловчился – натянул шаровары и попытался нырнуть в толпу. Но его схватили, толкнули обратно.

На пана лекаря было жалко смотреть. Ярина не выдержала – отвернулась. Польстился кот на сметану! И была б еще сметана добрая!..

– Вот что, Ярина Логиновна! – Павка Гончар снял шапку, с достоинством поклонился. – Сечь его, сквернавца, так и быть, не станем боле, а отпустить – не отпустим. Сперва к батюшке сведем, к отцу Нифонту – окрестим бусурмана. А после пусть икону целует, что на моей Гапке женится. Вот Пост Великий пройдет, так на Красную Горку и окрутим. Пусть он, бессоромник, грех покрывает!

Девушка вздохнула. Оно и не поспоришь, в своем праве Гончар. Канчуки что, могли и за дубье взяться!

Сзади послышался топот. Подлетел Агмет на вороном иноходце, вихрем спрыгнул с коня.

– Ханум-хозяйка! Зачем без меня ходи? Зачем от Агмета убегай?

– Агметка! Иди сюда, Агметка! – радостно отозвались из толпы. – Давай камчу, камчой сподручней будет!

* * *

Хведир оказался на месте – в зале, за отцовым столом. Ярко горела немецкая лампа. Бурсак чуть сгорбился, водя пером по листу толстой тетради. Пан Рио пристроился рядом, что-то негромко поясняя.

Девушка лишь покачала головой. Ну, нашел Фома Ерему! Один сказки рассказывает, другой – записывает. Ровно дети!

– Ярина! – Парень вскочил, поспешно захлопнул тетрадь. – А мы тут…

– Вижу…

Шапка упала на лавку, темные волосы рассыпались по плечам. Ярина вздохнула – косу заплести, и то времени нет!

– В Полтаву отписал ли, пан писарь?

– Еще утром, – с готовностью отозвался Хведир. – С нарочным послал и коня ему доброго дал… Думал сам ехать, так ты ж, панна-сотник, не велишь!

– Хорошо…

Ярина не без труда расстегнула кожушанку, попыталась снять. Замерзшие руки не слушались. Пан Рио подскочил, помог.

– То спасибо…

Девушка подошла к очагу, протянула руки, поморщилась.

– А вы бы, пан Рио, чем байки всякие пану писарю сотенному рассказывать, за паном Крамольником бы смотрели! Или в земле вашей каждому гулене девок портить вольно?

Странное дело: пан Рио смутился – впервые за все их знакомство.

– Я… Я ему скажу, госпожа Ирина! Рам… То есть господин к'Рамоль и вправду иногда позволяет себе…

Ярина не удержалась – хмыкнула. Вспомнилась грозная тетка Гончариха. С такой свекрухой не разгуляешься!

– Вы б с ним поговорили, пан Рио! Утешили бы! Агмет вас отведет.

– Гм-м…

Рио задумался, вздохнул – не иначе, о чем-то догадался. Девушка подождала, пока за гостем закроется дверь, и повернулась к Хведиру.

– Ну так какую сказку рассказали пану Теодору сегодня?

Бурсак смутился – не хуже пана Рио, но мигом принял серьезный вид.

– Отнюдь не сказку, Ярина Логиновна, но предание давнее земли своей. И не весь день сим мы заняты, но токмо час, не боле. Днем же вовсе мы не безделью предавались. Показал я пану Рио, како из фузеи стрелять, дабы мог он врага оружно встретить…

Ярина только моргнула. Это же надо! Бурсак в окулярах учит «доблестного героя» рушницей владеть!

– И… как?

– Как и должно, – парень важно кивнул. – Пан Рио попал, я же – нет. Сейчас же, ради времени вечернего, рассказал он мне дивную повесть про злокозненных супостатов, Приживниками именуемых. Той супостат, Приживник который, сугубо к людской природе прилепляется и оную природу своей замещает…

– Вроде беса? – Девушка хмыкнула. – Эх, пан бурсак!

Хведир-Теодор только усмехнулся:

– Так фольклор же! Запишу, пусть пан Гримм порадуется… Устала, Яринка?

– Устала…

Девушка опустилась в кресло, прикрыла глаза. Хведир неуверенно потоптался на месте, шагнул к ней, осторожно погладил по плечу.

– Ну, ты чего? Ну, отдохни!

– Гонтов Яр пожгли… – Ярина сцепила зубы, мотнула головой. – Два десятка насмерть побили, а девок в лес увезли. Сегодня утром нашли – сгвалтованные, мертвые…

– Знаю…

– Знаешь? А что молчат – знаешь? Спрашиваю: кто сотворил?! – глаза отводят. Будто и не их сельчан побили да живьем пожгли! Мать, у которой дочек увезли, – седая, за ночь старухой стала…

Ярина устало прикрыла веки. Отец говорил: на войне страшно. Могла ли она подумать еще месяц назад, что доведется такое увидеть. И не в чужом краю – дома.

– Подкоморник один приезжал, – Хведир оглянулся, заговорил шепотом. – Из Мерлы. Туда снова Мацапуровы сердюки наведались. Говорят, пишитесь в крепость к пану нашему, он и защитит. А не запишетесь – все пропадете. И в Калайденцах они были, и в Циркунах. В Циркунах сход собирался, решили к пану Мацапуре под руку проситься…

Девушка кивнула. Широко пан Мацапура рот разевает! То выгон требовал, теперь же – село вместе с посполитыми!

– Значит, вот кто эти «татары»!

Ярина и раньше догадывалась, теперь же все ясно стало. Вот почему им подмоченный порох прислали! Сгорят Валки, погинут все, а потом, как из Полтавы наказной сотник приедет, Мацапура только руками разведет: не моя вина, я даже порох им прислал, от сердца оторвал. И что селяне молчат – тоже понятно. Татары далеко, а Дикий Пан – под боком.

– Батька снился, – Хведир вздохнул, ссутулился. – Черный весь, глаза неживые, страшные. Видать, не упокоился…

Девушка присела рядом, хотела что-то сказать, но слова не шли. Как утешить? Одно утешение – врага найти и кровью его умыться. Да разве достанешь пана Мацапуру!

– Батька, он… Он тебя сватать хотел, когда сотня вернется. За Мыколу.

– Твоего брата старшего?

– За него…

Девушка не удивилась – догадывалась. Умен был Лукьян Еноха! Нет сыновей у сотника Логина, а кому-то после смерти его доведется новым сотником стать. Впрочем, чтоб такое сообразить, ума особого не требуется.

Мыколу Ярина знала мало, хоть и росли рядом. Хлопец как хлопец: черноусый, веселый. И черкас справный.

– За Мыколу, значит? А ты?

Сказала – и укусила себя за язык. И не просто – до боли.

– Я? – Парень невесело усмехнулся. – Мне, Яринка, попадью вдовую найдут. Вот и весь сказ.

Девушка искоса поглядела на Хведира. Да, всем хорош хлопец – но не черкас. Стукнул бы кулаком по столу, чтоб с притолоки щепки посыпались!.. Хотя… О чем это она? Может, у пана бурсака и в мыслях ничего такого нет?

Навыдумывала, дуреха, навоображала!

Ярина встала, отвернулась, взглянула в темное окно. И вправду, хватит о глупостях! Не для того ее сотником кликнули!

– Ездила сегодня, смотрела… Не знаю, что и делать. Слепые мы, Хведир! Мацапура каждый час налететь может, а мы и не знаем, куда помощь слать.

Бурсак пожал плечами, снял окуляры, повертел здоровой рукой, снова пристроил на нос.

– То и пан Рио говорил. Надежду он имеет, что пани Сало весть подаст.

Ярина поморщилась. Странные дела творятся. Пан Рио тут из фузеи стрелять учится, а пани Сало, поговаривают, пана Станислава на постелях тешит-голубит. С чего это ей черкасам помогать? Другой у нее интерес. А может, и у пана Рио – другой? Приехал, чтоб Хвостика своего выручить. А как только тот на коня сесть сможет…

– Как думаешь, пан Рио не предаст?

– Он?!

Бурсак почесал стриженый затылок, поправил окуляры.

– Не такой он, Яринка! Он вроде лыцаря, а такие предавать не умеют…

Лыцарь! Девушка улыбнулась. А и вправду – лыцарь! В броне да еще с мечом. Дивный меч! Такой она только на картинках видала.

– …Так я понял, обет у него – без службы не жить. Как у Дон Кишота. Помнишь книжку?

Ярина кивнула и невольно улыбнулась. Хорошо еще пан Рио с ветряками не воюет! То-то бы хлопоту было!

– И домой он попасть не может. Говорит, чародейство требуется. Вот Приживник этот… Думает пан Рио, что и в наших краях такой Приживник может обретаться. Оттого и…

– Хведир! Прекрати! – Маленький сапожок ударил об пол. – Все тебе байки да сказки!

– Кто ведает? – Бурсак усмехнулся. – Может, и сказки, а может, и тонкие материи, о коих учитель мой…

Ярина засопела от возмущения, но не выдержала – рассмеялась.

Что тут поделать? Фольклорист!

Скрипнула дверь. Вошел пан Рио, скинул шапку, головой покачал. Присел, снова головой мотнул.

Ярина отвернулась – чтоб улыбку не показать.

– Так что, пан лыцарь, не вы ли у пана Крамольника на свадьбе дружкой будете?

Юдка душегубец

Сердюк – косая сажень в плечах, голубые глаза навыкат – вытянулся, щелкнул каблуками:

– То прошу, пан сотник! Ждут!

Каблуками греметь да фрунт показывать я его не учил. Не положено здесь спрашивать, кто и откуда, но сказывают, будто служил этот парень в гвардии самого прусского короля. Служил да сбег – прямиком к пану Станиславу.

Нашел куда бежать, дурень!

Я кивнул гвардейцу и открыл знакомую дверь. Если пан Мацапура уже здесь…

– Добрый день, пан Юдка!

Я оглянулся – в библиотеке было пусто. Откуда же…

– Я тут!

Пани Сале появилась из-за кресла, в руках – большая книга в переплете, обшитом бархатом.

– Пан Станислав обождать просил, скоро будет. Присаживайтесь, пан Юдка!

Я еле сдержался, чтобы не усмехнуться. Не знал бы, кто она, точно решил бы – княгиня! Жесты, улыбка… А как голову держит! То-то она пану Станиславу по душе пришлась! Это вам не сельская девка, что только воет от страха да о невинности потерянной плачет. Эта себя показать сможет.

Дама!

Говорят, пан Станислав ей уже ключи от дома доверяет. Не все, конечно, но все-таки…

– Нам с паном Станиславом может понадобиться ваш совет…

Ага! «Нам с паном Станиславом!» Вэй, быстро это она!

Хотелось спросить о важном, но стены, как известно, имеют уши. Особенно эти.

– И что пани читает?

Она молча протянула мне книгу. Я взглянул на открытый лист. Ага! Это даже не книга, это альбом. Странно, его я ни разу не видел.

Рисунки были хороши. Хоть и не велит Святой, благословен Он, изображать нас, Адамовых потомков, но хорошие портреты мне всегда нравились.

Как тот, что висит совсем рядом.

В альбоме, понятно, было не масло – акварель. Незнакомые лица, улицы, дома, морские волны…

Рука пани Сале осторожно прикоснулась к моей, пальцы перелистнули страницу.

Так-так!

Старый знакомый! Да не один!

Я поднял голову, сверяясь с картиной на стене. Хороший глаз у пани Сале! Сразу заметила! Да, это он, тот самый неведомый пан, только не в испанском камзоле, а в рединготе и шляпе. И рядом…

Второй был мальчик – лет двенадцати. Тут и гадалка не нужна, чтобы понять – сын. И лицо, и глаза…

Подписи не было, но сбоку темнели маленькие, еле заметные буковки. Я всмотрелся: «Paris».

Париж!

Жалко, что ни года, ни имени. Но если на большом портрете – батюшка пана Станислава, то и здесь, конечно, он. А вот мальчик… Неужто сам пан Станислав?

Вэй, да зарежьте меня, глупого бестолкового жида, если это он!

Пани Сале поднесла пальчик к губам, закрыла альбом, отложила в сторону.

Значит, не один я что-то заметил!

Ладно!

Рискнуть?

Рискнуть!

Язык Исключения, наречие, неведомое ангелам…

– Успешны ли поиски ваши, госпожа? Нашли ли вы путь?

Она задумалась, поджала губы.

– Почти. В книге «Задея» описан один обряд. Его называют «Багряные Врата»…

Внезапно я почувствовал: воздух в комнате загустел. Не нужно даже гнать Тени, чтобы понять – нас подслушивают. Покинуть Рубеж для Малахов почти невозможно и сопряжено со страшным риском – но уловить отголосок вибраций, вникнуть, разобраться… Одно благо: слушают – и не понимают. Да, не все доступно даже Рубежным Малахам! Потому и сотворил Святой, благословен Он, смертного Адама…

– Это очень странный обряд – и очень страшный. В книге пишется, что он открывает дорогу в Шеол, но, по-моему, это и есть нелегальный путь через Рубеж к нам.

Я невольно усмехнулся. Чтобы попасть в Шеол, не нужны никакие обряды. Да и глупость все это – сказки для сапожников и портных. Шеола нет, как нет и Рая. Есть другое, совсем другое…

– Только… – пани Сале нахмурилась, качнула головой. – Там сказано, что для обряда нужна «чистая кровь». Господин Станислав считает, что это кровь детей. Он говорит, будто такая кровь нужна для всех обрядов, связанных с выходом за пределы этого Сосуда…

Точно, считает. Теми детьми, что в замок попали, можно целый пригород заселить. И не просто младени ему нужны! Лишь те, что совсем крохи, только от бабки-повитухи. А нас, жидов, еще обвиняют, будто мы замешиваем мацу на крови христианских младенцев!

– Я сделала большую глупость, господин Юдка. Когда мы переходили Рубеж, стража… Малахи едва не задержали господина Рио. Я решила откупиться и отдала свой амулет – крючок, ловящий чужие заклинания. С ним было бы легче.

Двойника не хотели пропускать? Так-так, запомним! Выходит, Малахам не по душе лишняя душа! Значит, и мне через Рубеж не пробраться – обычным путем.

Обычным – но есть и другие.

– И вы решились, госпожа?

Пани Сале не ответила, и я понял – решилась.

Ее не страшат «Багряные Врата».

И кровь – тоже не страшит.

– Мой господин, кажется, собирается пойти с вами?

Она улыбнулась – легко, чуть снисходительно.

– Он очень любопытен, господин Станислав. И жаден. Но что он там сможет сделать – один? Даже если возьмет с собой своих воинов…

Я не стал возражать, хотя и мог. Сотня хлопцев с мушкетами в Сосуде, где не знают, что такое порох! Да и одному всегда есть что делать. Жизнь спасать, например. А ко всему еще – ребенок, Чумаков брат.

Пленник!

Не зря пану Рио велели его найти!

Послали его – а вернется с Пленником пан Мацапура-Коложанский. Вернется – и просто так не отдаст. А может, и вовсе отдавать не станет.

Умен пан Станислав! Чтобы отхватить руку, ему не нужен палец – хватит и тени пальца.

– А ваши друзья, госпожа?

Снова улыбка, такая же снисходительная. Понимай как знаешь: то ли обмануть пана Станислава задумала, то ли пана Рио тут оставить – черкасам на съедение.

А может, еще проще: велели ей одной вернуться – с ребенком.

Одной!

А что амулет свой отдала – не беда. Повернется пан Станислав к ней спиной в постели…

Вэй, я бы не повернулся!

Негромко хлопнула дверь.

Он!

Вставать не стал – чтобы пан Мацапура лишнего не заподозрил. Ничего плохого: сидит пан надворный сотник, гостью разговором занимает.

А что Малахи разговоры подслушивают и зубами скрипят (если Святой, благословен Он, даровал им зубы, конечно), то моему пану не увидеть.

– Гу-у! Гу-гу!

Все-таки я вскочил – от неожиданности. Что значит «Гу-гу»?

– Гу-гу! Да… Да!.. Дай!

Топот крохотных ножек. Кто-то маленький, в коротком балахончике, косолапо пробежал по комнате, остановился у столика.

– Дай! Дай!

«Дай!» явно относилось к вееру. Сколько тут бывал, этот веер все время лежал на одном и том же месте. И никто, кроме пана Станислава, уже не скажет, откуда он взялся – легкий, изящный, с бабочками, летящими по тонким бамбуковым пластинкам.

– Дай!

Маленькая ручка потянулась вперед – и опустилась, не достав. Маленькая детская рука – с четырьмя пальцами.

Пленник!

Да, плохо быть жидом – даже не перекрестишься! Ведь этому мальцу и месяца от роду нет!

– Дай!

Взгляд нечеловеческих – от висков к переносице – глаз обжег, словно на меня взглянуло Пламя Эйн-Софа.

Взрослые глаза.

Страшные.

И лицо… Не бывает у детей таких лиц!

Послышался знакомый смех. Пан Станислав шагнул к столику, протянул веер.

– Держи!

Ребенок довольно засопел, прижал добычу к груди.

– Гу-у! Гу-гу!

И вновь я почувствовал страх. Брат Гриня Чумака не гугукал, как несмышленый младенец. Он говорил, пытался сказать, но не мог.

Пока что – не мог.

– Прошу прощения, пани и панове! Этот маленький пан меня слегка задержал.

Пан Станислав улыбался, на пухлых щеках обозначились знакомые ямочки. Ни дать ни взять добрый дед, радующийся внуку-первенцу.

Интересно, когда он «чистую кровь» по углам пентаграммы льет, тоже так улыбается?

– Этот маленький пан очень любопытен. А ну-ка, подойди к пану Юдке! Можешь подергать его за бороду, он не обидится!

Мне бы посмеяться. Во-первых, шутит пан Станислав. Во-вторых, почему бы и не подергать пана Юдку за бороду?

Посмеяться бы – но я даже не улыбнулся.

Он понял!

Ребенок, видевший меня пару раз за всю свою жизнь (вэй, тоже мне жизнь, месяц всего!) – понял!

Простучали маленькие ножки. Пленник подбежал ко мне, чудные глаза смотрели твердо, не мигая.

Сдерживая страх, я наклонился, дернул губы улыбкой.

Вот она, борода, хватай!

Ручонка протянулась вперед. Уже другая, не с четырьмя пальцами – с шестью.

Я стиснул зубы.

Святой, благословен Ты! Не допусти!

Шестипалая ручка застыла, медленно опустилась.

– Гу-у! Гу!

Он что-то требовал. Чудные глаза взглянули в упор.

И сразу исчезли Тени…

Я был тут, я никуда не делся.

Но это был уже не я…

Кто-то другой сидел в старом тяжелом кресле.

Нет! Не сидел!

Стоял!

Вокруг был незнакомый сад, чужие лица – и только запах гари, такой привычный, был знакомым.

Дом пылал, пылал сад…


…Магнолии горели неохотно.

Дом, в полотнищах черного дыма, не желал сдаваться. Все эти старинные гобелены, посуда из серебра и фарфора, все эти ткани и резное дерево, дубовые балки и расписная известь потолков – все это сопротивлялось огню, как умело, и розовый мрамор садовых статуй давно уже сделался черным от копоти.

На коробку с коллекцией шлифованных линз наступили сапогом.

Собаку убили. Кошки разбежались. Улетела ручная сова, а белые мыши так и остались в доме.

Поперек усыпанной гравием дорожки лежит грузное тело тети. А там – дальше – бабушка, а няню куда-то волокут, выкручивая тонкие, в медных браслетах, руки…

И за сотни верст вокруг нет ни одного мужчины.

Ни одного; только потные гиены в стальных рубахах, несколько женщин, уже мертвых или все еще обреченных, горящие магнолии – и я, задумавший обороняться шелковым сачком для ловли бабочек.

Обо мне вспомнили. Сразу несколько рыл обернулось в мою сторону, в редких бородах блеснули белые зубы. Кто-то, временно оставив награбленное, двинулся ко мне – как бы небрежно, как бы привычно, как бы мимоходом, потому что всего и дела-то, что сгрести за шиворот обомлевшего от страха мальчишку, щенка, не сумевшего спасти даже свою белую мышку.

А тетя лежит поперек дорожки и уже ничего не видит. И бабушке все равно. А няня…

Белый платан за моей спиной устал бороться и вспыхнул снизу доверху, будто облитый маслом. Вместе с дуплом, вместе с гнездом болотницы, вместе с муравейником…

Я знал, что не могу отменить случившееся, – и знал, что оставить все как есть тоже не сумею. Зачем я здесь, кто я такой, если не сумел защитить свой дом, свою бабушку, няню, тетю?..

Я отступил на шаг. Еще на шаг. Шелковый сачок в руках дрожал. Гиены ухмылялись, но я боялся не их.

Я ненавидел себя. Я стыдился себя, слабого; япожелал, сам до конца не осознавая своего желания. Изо всех сил пожелал…

И шагнул в костер.

Вспыхнули волосы, боль впилась в щеки, в кончики пальцев.

Я дернулся, пытаясь вырваться, вынырнуть из страшного видения.

Рванулся…


– Пан Юдка? Да что с вами?

Лицо пани Сале было рядом – встревоженное, слегка растерянное.

– Сейчас! Тут у меня нюхательная соль…

Вот уж не думал, что в библиотеке пана Станислава есть нюхательная соль! Откуда?

Я глубоко вздохнул, прогоняя остатки кошмара.

Чужого кошмара.

Чужого – но такого знакомого.

Встал, улыбнулся, поправил сбившуюся на ухо кипу.

– То я прошу прощенья у моцного пана и сиятельной пани…

– Это я у тебя прошу прощения, пан Юдка! – Пан Станислав улыбнулся, хлопнул по плечу. – Да не вставай ты! Эх, мой грех, загонял я тебя! Ни дня субботнего не чту, ни дня воскресного…

Пан Станислав качал головой, усмехался дружески, но я уже не верил – ни его улыбке, ни добрым словам.

Я оглянулся – Пленник исчез.

Ясно…

Пан Мацапура продолжал улыбаться, что-то твердить о том, как вредно три ночи подряд не спать, но я не слушал. Умен мой пан! Наверное, так и было: взглянул он в глаза Пленнику, то ли случайно, то ли заподозрив что – и провалился в пропасть.

В чужую пропасть.

В бездны чьей-то памяти.

Да, пан Мацапура умен! Не испугался (а может, испугался, да себя преодолел) – и проверить решил.

На мне.

На своем верном псе Юдке.

Так-так…

Интересно, что моему пану привиделось? Нет! Не привиделось!

Что он заставил моего пана увидеть?

Кто же ты, Пленник?

* * *

Нюхать соль я отказался и от стопки знакомой гданьской вудки – тоже. Пан Станислав не настаивал. Мы присели к столику, на скатерть легла толстая книга с позеленевшими медными застежками переплета.

Я узнал – книга «Задея».

Так-так…

Для того и собрались. Пан Станислав и тут верно рассудил. Пани Сале в своем Сосуде некромант не из последних. И сам пан Мацапура не один год такие книги почитывает. Ну и я, глупый Юдка…

Слушать о «Багряных Вратах» было неприятно. Читать – тоже. А смотреть на рисунки – тем более. И не только из-за «чистой крови». Я не брезглив; тем более людей, кто попадет в замок, все равно не спасти. Говорят (говорили – прежде), что такой кровью пан иногда ноги парит.

От боли в суставах.

Может, врут?

Другое не нравилось. «Багряные Врата» – все равно, что топор в руках ювелира. Или портного. Вместо тонкой работы – удар сплеча.

Хотя…

Я вновь перечитал затейливую вязь скорописи, проглядел густую киноварь рисунков. Три круга: глумленье, Имена и кровь. И дорога – тоже из крови. Грубо! Очень грубо!

Но кто знает?

Обнадеживать не стал. Может, и выйдет. Хвала Святому, благословен Он, мне таким заниматься не приходится!

И не придется.

Пани Сале принялась что-то рассказывать о настоящих Воротах – о тех, которые стерегут Малахи, – но я не стал слушать.

Захотят рискнуть – пусть!

Я им не спутник.

Другое сводило с ума, не давало покоя.

Пленник!

Чего он хотел от меня? Помощи? Или просто угрожал? Или?..

* * *

Дверь хлопнула, пан Станислав откинулся на спинку кресла, улыбнулся.

– Тебе и вправду надо отдохнуть, пан Юдка! Завтра поспи, а послезавтра работа будет.

Я плечами пожал. Впервые, что ли?

Мацапура поглядел на дверь, за которой скрылась пани Сале, и внезапно подмигнул:

– Хитра баба! А ведь врет! Чую – врет! И ты, пан Юдка, врешь!

Он понял. Да и мудрено не понять! Пани Сале все-таки баба – увлеклась и сболтнула о Рубеже то, о чем лучше молчать.

– Значит, эти твои Малахи некоторых задарма пропускают?

Да, кое-что пан Станислав сообразил. Но не все. О том, что перед ним – консул Рубежа, он все-таки не догадался.

– Ладно, после поговорим… А теперь о деле. Пора с Валками кончать. И побыстрее!

Я кивнул, вспомнив худую некрасивую девочку, ладно сидевшую в седле. Моя Смерть… Можно ли покончить со Смертью?

– Утром гонец прискакал – Циркуны согласны под мою руку пойти. И Мерла тоже…

– Поздравляю зацного пана!

Он дернул щекой, огромная ладонь рассекла воздух.

– С чем? Два села – разве того мы хотели? Проклятые селюки! В норы забились да поглядывают, кто верх возьмет! А из Полтавы, того и гляди, наказной сотник приедет. Полковник там не дурак – знает, как таляры звенят, но и он тянуть долго не сможет.

Я задумался. Легко пану приказывать!

– Валки с налету не взять, – осторожно начал я. – И Минковку не взять. Да это зацному пану и не нужно. Черкасов там нет, все на панне Загаржецкой держится…

– Верно! – Пан Станислав хохотнул. – Ты, пан Юдка, мне ее живой привези! Прежде чем шкуру содрать, я хочу знать, чем ее кожа пахнет!

Перед глазами вновь встало ее лицо – плосконосое, некрасивое. И глаза – темные, как ночь. Как та ночь, когда встретились все трое – Смерть, Пленник и Двойник.

Двойник!

Мальчишка показал мне!..

– Что молчишь, пан Юдка?

Я заставил себя улыбнуться.

– Пану нужна панна Загаржецка? Он ее получит. Да только она зацного пана ласкать не станет.

Он захохотал – громко, до слез. Затем махнул широкой ладонью:

– Ну ты и скажешь! Нагайки или железа каленого испробует – враз захочет. А нет – руки свяжу да рот заткну. Не в том дело!

Да, не в том. Мне не пережить свою Смерть. Значит? Значит, вот он, мой час?

Страшно, глупый Юдка?

– Пан Станислав сказал «послезавтра», – я встал, взглянул ему прямо в глаза. – Значит, будет послезавтра. Пан меня знает.

Он хотел что-то сказать, но осекся. Да, он меня знает. Иегуда бен-Иосиф выполнит панскую волю. И не потому, что я предан ему – зацному пану Станиславу Мацапуре-Коложанскому, бешеному псу, парящему ноги в теплой крови. Просто от судьбы не уйдешь, а долги надо платить.

Моя Судьба рядом – протяни руку.

И я протягиваю.

Но сначала…

* * *

…А Давид отвечал Филистимлянину: ты идешь против меня с мечом, и копьем, и щитом, а я иду против тебя во имя Г-да Саваофа, Б-га воинств Израильских…


Средний треугольник – Гевура, Теферэт, Хесед.

Гевура – созвездие Шор, могучий Телец.

Теферэт – Кешет, Стрелец-из-лука.

Хесед – Мознаим, Весы Б-жьи…


Неярко горит семисвечник, белые линии на деревянном полу проступают четко, вбирая священный огонь и отдавая свет обратно.

Желание Отдавать – то, чем озаботился Святой, благословен Он, сотворив мир из самого Себя.


Нижний треугольник – Год, Йесод, Нецах…


Я не тороплюсь. Время тоже послушно, его можно сжать, можно развернуть, как ночное небо.


…А Давид отвечал Филистимлянину…


Маген Давид – Щит Давидов, великий образ Творения, путь к Двейкут – Единению. Шесть лучей – шесть дорог…


Год – созвездие Арье, гривастый Лев.

Йесод – Бетула, небесная Дева.

Нецах – Г'ди, лобастый Козерог.


Линии замкнулись, и свет, до того сдерживаемый, наполнил комнату. Не огонь светильника – пламя Сфирот, отблеск Вечного Пламени.

Шесть лучей, шесть созвездий, шесть пророков. Теперь вы со мной, Ицхак, Иаков, Авраам, Моше, Йосеф и Аарон!

И Ты, Б-г отцов моих, вспомни обо мне!

Пора!

Я ступил на самую середину, в Крепость Малхут, в средоточье Давидово, сияющее под пламенем Творца. Космос раскинулся вокруг – бесконечные слои сфир. От Мира Малхут – сфиры Действия до Мира Кетер – Великой Короны.

И Космос объял меня.

Я прикрыл веки – обычное зрение уже не служило мне. Тени сгинули, и я узрел блистающую белизну. Мир ждал моего слова, и на миг душу объяла гордыня, невероятная, безмерная, как море, в котором до поры затаился Левиафан.

Я МОГУ ВСЕ!

ВСЕ!

Я, маленький мальчишка из Умани, я, Иегуда бен-Иосиф…

* * *

Очнулся…

Глубоко вздохнул, заставил себя вынырнуть из Бездны Левиафановой.

Святой, благословен Ты, прости меня, грешного!

Мне не нужно пламя сфир, не нужно служение ангелов. Мой час близок, а мне еще так много надо узнать! Когда я впервые открыл великую книгу «Зогар», то вознамерился уподобиться самому Шимону бар-Йохаю, да пребудет мир с ним, знавшему все о Тверди и о Небесах. Но я не смог узнать все даже о самом себе – и, наверное, уже не успею.

Мой час близок, и дорога стелется под ноги.

Пора!

Я поднял руку, сосредоточиваясь, представляя того, кто должен прийти ко мне.

Двойник!

К твоей душе взываю я!

Приди!

Белизна дрогнула, поползла пятнами. Меня услышали – и множество душ откликнулось на зов. Но мне нужна одна – душа того, кто так схож со мной. Двойник! Именем и Силою Б-жьей заклинаю тебя!

Откликнись!

Откликнись… Откликнись… Откликнись…

Невидимый ветер сфир унес чужие души, и вот сквозь белое свечение проступило неровное пятно. Я замер. Пятно, похожее на кокон; внутри, за полупрозрачной пеленой, темная сердцевина, словно косточка в спелой вишне.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации