Текст книги "Разделяй и властвуй. Роман, сценарий и Муза"

Разделяй и властвуй
Роман, сценарий и Муза
Марина Калюк

© Марина Калюк, 2017

ISBN 978-5-4490-1145-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Совершенству нет предела, но процесс совершенствования интересен и увлекателен. Причем в любом деле. И мне нравится совершенствоваться, причем во всем, чем я занимаюсь. От уборки до творчества.

Так уж сложилось, но моя жизнь сплелась с литературным творчеством. В отличие от многих писателей, биографии которых, обычно краткие, я прочитала, в детстве ничего не писала, а сочинения… Этим меня можно было пугать. Стандартной оценкой было «два» за грамотность и «три» за содержание. В моем советском школьном прошлом оценки за сочинения ставили двойные (как сейчас я не знаю). И я ничего тогда не писала. Ни рассказов, ни дневников. Вообще ничего. И в семье я была самая литературная и грамотная. Этакий лирик в семье математиков. Можно было сказать, что ничего не предвещало нынешнего литературного настоящего, если бы… Если бы не мои сказки. И тогда, и сейчас я это называю «мои сказки». Я сама себе рассказывала сказки. По первым воспоминаниям это было еще до школы. Тех, кому бы мне нравилось рассказывать, тогда не нашлось, хотя и было несколько случаев, так и оставшихся исключением и почти забывшихся на сегодня. Сочинять выходило, а писать нет. И все плавно шло к тому, что быть мне математиком, тем более что с точными науками у меня тоже ладилось. Но судьба внесла коррективы в виде болезни и домашнего обучения.

Учить меня русскому языку и литературе пришла Кутукова Раиса Константиновна. Именно ей я обязана тем, что научилась внятно излагать мысли на бумаге и вообще пристрастилась к этому занятию годы спустя. Моим первым кошмаром стал тот месяц, когда я писала сочинение по картине «Вратарь». Как сейчас помню то бревно в центре с группой сидящих детей. И написать глагол «сидел» можно было лишь об одном. Два раза в неделю Раиса Константиновна приходила, читала и правила очередной вариант, объясняя мне азы, в итоге поставив «четыре» за содержание. Вторым кошмариком стало сочинение по «Капитанской дочке» Пушкина А. С. Именно при его сдаче я узнала, что всю книгу название крепости читала, а потом и в сочинении писала, не правильно. Бывает и такое. После этого я твердо встала на «путь лирика». Сочинения перестали меня пугать. Я смело писала опусы на вечную тему «Мое мнение/ Мои впечатления» на все прочитанное и при той же оценке за грамотность получала «отлично» за содержание. Проблемы с поиском ошибок в собственных опусах у меня до сих пор, ибо так и не научилась их видеть в только что написанном тексте. В старших классах начала что-то записывать, причем сначала стихи и, только следом, прозу, но это так и осталось некими обрывками, хотя при выборе профессии думала о писательстве.

Второй раз в жизни «литературной шлифовкой» моего мастерства занимался уже сценарист и режиссер Бородянский Александр Эммануилович, в мастерской которого во ВГИКе я училась в начале нулевых. Но он учил меня писать не литературу, а киносценарии, то есть отличный от поэзии и прозы вид литературы. Я бы даже сказала самый техничный. Свой же первый роман я начала писать еще лет через десять после этого, четко отдавая отчет, что манера у меня весьма сценарная.

С уроков Раисы Констатиновны начала слушать, а уже после школы и читать книжки о том, как писать романы. Сегодня их больше, чем тогда, а толку… Короче, многие рекомендации начинающим и вообще писателям вызывают у меня приступ возмущения, а то и праведного гнева. Вот возмущалась я, возмущалась… Делилась наболевшим с любимым папой… И в один прекрасный день он мне сказал:

– Марина, хватит возмущаться. Пиши книгу. Ты для этого созрела. Да и я устал слушать.

В ответ я насупилась, поартачилась и… согласилась. Любой опыт любого человека ценен уже хотя бы тем, что он уникален. Вот я и решила поделиться своим уникальным взглядом на профессию писателя. Тем более что могу говорить об этом не только как автор трех романов, но и как киносценарист по образованию и критик (и по прозвищу в Клубе Любителей Фантастики при ЦДЛ, и как призер нескольких конкурсов рецензий на сайте издательства «ЭКСМО»), да еще и с техническим уклоном.

И начать я бы хотела с того, что же это за профессия «писатель». Все люди что-то пишут в своей жизни, но писателями становятся далеко не все. Если человек писал чудесные письма или увлекательные дневники, которые были опубликованы после его смерти, разве он стал писателем? Нет. На мой взгляд, профессия писателя, как и любая другая, требует к себе профессионального отношения. Серьезного, осознанного понимания того, что ты пишешь не просто так или по необходимости, а производишь некий продукт, за который получаешь плату. Да, я считаю, что профессия писателя относится к числу тех профессий, в результате которых производится конкретный продукт. Кто-то производит зерно, кто-то детали, кто-то телевизоры с холодильниками, кто-то чертежи, кто-то некие услуги, а писатель производит литературное произведение. Причем изначально исходя из того, что результат его творчества будут потреблять люди, которых он никогда не узнает лично. И деньги ему за этот продукт платят весьма запутанно. Не в определенные дни месяца, не по факту завершения творчества, а по результатам окончания некоего производственного цикла, в котором непосредственное написание литературного произведения лишь самое начало. Произведение надо написать, издать, продать, подвести итог и забрать свою авторскую долю (роялти). Причем на каждом этапе этого цикла может случиться нечто такое, что оставит автора без оплаты или отдалит получение этой оплаты на годы. И это без учета того, что само произведение может создаваться многие годы. Вот такая путанная профессия. Именно поэтому начинающим писателям твердят о том, что нельзя рассчитывать на то, что будешь жить исключительно на роялти. В утешение начинающим авторам могу заметить, что то же самое можно сказать обо всех творческих профессиях. Пока писатель не стал началом отлаженного механизма по превращению его творческих замыслов в потребляемый множеством людей продукт, надеяться на то, что раз в месяц у тебя будет нужная для жизни зарплата бесполезно. Такая уж у этой профессии специфика. Поэтому на этапе создания и отладки этого механизма надо иметь другой источник для жизни. Творчество творчеством, а кушать хочется каждый день. Такова реальность.

Теперь немного о том, как я представляю сам процесс писательства. Как я заметила, многие «советчики» сваливаю в одну кучу все подряд. От вопросов самого творчества до того, как поставить стол. Это отвратительно. Ибо вреда от такой мешанины больше, чем пользы. Поэтому предлагаю разобраться.

1. Условия для работы.

Как и любая профессия, представляющая собой производство некоего материального продукта, а литературное произведение на бумажном или электронном носителе – это материальный продукт, она требует определенных условий для ее осуществления. Наука о том, как обустроить рабочее место, называется эргономика. И то, как поставить стол, когда и как писать – это вопросы эргономики, а не творчества. Хотя опять же, есть своя специфика.

Специфика заключается в том, что помимо удобства расположения рабочего места, нужно создать и другие условия. Например, Чехов А. П., живя в Подмосковье, писал во флигеле. И все знали, что когда он там, туда ходить нельзя. Почему? Да потому, что когда писатель пишет, у него должна быть возможность сосредоточиться на своей работе. Должна быть уверенность в том, что никто не помешает своими вопросами, просьбами и требованиями. А если помешает, то не устроит скандал, услышав в ответ: «Отстань, я занят». Такая это хрупкая штука – сосредоточенность на творчестве. Чуть отвлекся на любую мелочь, типа «где ты положил», «ты приготовила», «мама/папа можно я…» и так далее и придется делать долгий перерыв, чтобы получить вновь возможность сосредоточиться и дописать то предложение. Да еще и стресс получишь. Причем у каждого конкретного человека свои особенности. Каждому нужны свои условия для того, чтобы сосредоточиться, и у каждого своя «норма», то есть то минимальное/максимальное количество букв, которые он может написать, прежде чем его организм потребует перерыв.

Наука утверждает, что умственная деятельность – это тяжелая нагрузка не только на мозг, но и на весь организм. Писательский труд – это марафон, а не спринт, причем с удвоенной дистанцией как минимум. И если вы решили стать писателем, то готовиться надо к марафону. Поэтому советую всем, решившим написать свой первый роман – морально и физически готовьтесь к очень длинной дистанции. Что это означает на практике? Это значит, что творчеству надо выделить время среди своих ежедневных занятий. Как выделяется время для еды и сна. Причем его надо выбрать так, чтобы выполнить свою личную ежедневную норму, которая тоже определяется опытным путем. Завести некую привычку. Как привычка умываться с утра и застилать кровать или обедать в определенное время. И сразу отдать себе отчет, что с этой привычкой надо жить как минимум до тех пор, пока хочется быть писателем. То есть десятки и десятки лет. Можно даже сказать, что профессия писателя – это определенный образ жизни, который надо соблюдать не только писателю, но и всем, с кем достаточно плотно общается. Почему? Да все по той же причине, по которой родные Чехова А. П. обходили флигель. Чтобы дать писателю возможность работать.

В жизни бывает всякое. И может оказаться так, что главной помехой работе писателя будут его родные и друзья. С одной стороны они будут его поддерживать, помогать всячески, а с другой – полностью лишать его условий, необходимых для сосредоточенности на творчестве. Мне вот повезло. Я пишу дома, где кроме меня лишь мой папа и кошка Сира. И если я рыкну «отстань», они отнесутся к этому с пониманием. И чтобы моему папе от меня не было нужно, он подойдет ко мне с этим позже или же я подойду к нему, когда закончу свою норму или предложение, сделав короткий перерыв. И при этом у меня полно родственников, которые поступят наоборот. Ибо для них их дела – прежде всего, а мои – это то, что надо принести в жертву своим интересам. И мое счастье в том, что они живут далеко. Если же писателю «повезло» на таких родственников или соседей в одной квартире, то выход один – искать место для работы за пределами квартиры. Или же выбирать такое время, когда они отсутствуют хотя бы несколько часов подряд. Ну, или крепко спят. Причем мешать могут лишь своим укладом жизни. Например, включать громко музыку или приглашать друзей, с которыми громко общаются или поют. И эти громкие звуки, проникая через закрытые двери и стены в комнату писателя, могут лишать возможности работать напрочь. И при этом на все возмущения писателя, ему будут говорить: «Мы же ничего не сделали!» Они же не врывались к нему, морду не били. А вот звуковое вторжение – это же не серьезно с их точки зрения. Но с точки зрения писателя, они много чего сделали, и все гадкое. Как говорится, с какой стороны смотреть.

Это все вопросы отношений с близкими, вопросы организации рабочего места, но не вопросы творчества. Кто-то возмутиться, прочитав. Ведь все это имеет отношение к творчеству. На мой взгляд – нет. Хотя… Все в этой жизни можно делать творчески, но в данном случае, я творчество ограничиваю рамками профессии, то есть непосредственным созданием литературного произведения. При этих ограничениях – лишь подготовка к творчеству. Как у спортсмена тренировки, выбор формы, снаряжения, массажи, питание, психологическая подготовка лишь подготовка к выступлению на соревновании, но не само соревнование. На мой взгляд, в рамках рассматриваемого вопроса творчество надо сравнивать именно со своим выступлением на соревновании. Все остальное – подготовка.

Что же до эргономики писательского рабочего места, то тут тоже все индивидуально. Например, мне, чтобы долго печатать и потом не болели шея и плечи необходимо, чтобы центр монитора был на уровне глаз, когда я сижу прямо, а клавиатура чуть выше колен. У меня она стоит на выдвижной полочке, выдвигаемой прямо над коленями. Мышка на полочке над ней. Удобно ставить эти полочки лесенкой при одновременно работе обоими устройствами, хотя никак не привыкну при этом отодвигаться дальше от экрана (полочки выходят коротенькие). Кому-то может понадобиться еще и определенный порядок на столе и возле него. Может и музыка определенная или полная тишина. В любом случае, эргономика гласит, что условия работы должны быть такими, чтобы человек нужное время работал с нужной интенсивностью и без вреда для здоровья.

Вывод такой: условия работы писателя включают в себя не только необходимые материальные условия для создания текста (бумага, ручка, комп, ноутбук, стол, стул и тому подобное), но и создание эмоционально комфортной среды на время работы. Наибольшую сложность представляет создание именно этой среды.

2. Наличие минимально необходимых знаний для начала работы.

Любая деятельность требует определенных знаний и навыков. Писательский труд требует того же. Прежде всего, надо быть грамотным. Уметь читать и писать. Пусть и банально, но необходимо. Хотя, можно найти того, кто будет писать под диктовку автора или набирать текст с его аудифайлов. Но и в этом случае обязательно наличие некоего грамотного человека.

И еще надо уметь хотя бы более-менее связно излагать мысли на бумаге. Причем достаточно длинные мысли. Без этого начать будет сложно, хотя именно этот навык писатель совершенствует всю свою профессиональную жизнь.

А дальше… А дальше уже зависит от специфики литературы. Поэзия требует одних знаний, проза других, пьеса третьих, а киносценарий четвертых. Поговорим о прозе.

Прежде всего, надо знать, что такое авторский лист. Раньше было еще понятие машинописного листа. Эти термины означают величину, в которой меряют прозу. Как массу меряют в килограммах, а алмазы в каратах, так прозу меряют в авторских или машинописных листах.

1 машинописный лист – 30 страниц, отпечатанных на машинке и максимально вмещающих в себя 1800 символов, включая пробелы.

1 авторский лист – 40.000 знаков, включая пробелы.

В электронном виде на странице формата А4 шрифтом 14 с полуторным интервалом умещается примерно те же 1800 (чуть больше) знаков. Лично у меня букв при таких установках набивается тысячи полторы (то есть забивка менее ста процентов).

Простой подсчет покажет, что один машинописный лист на четырнадцать тысяч знаков больше авторского. Объясняется это просто. Машинописный лист считался в страницах, без учета того, насколько заполнены строки. Авторский же лист считает знаки, но не страницы. Разница между ними – это как раз и есть те недописанные части строк, например в диалоге с короткими репликами. Нынче тексты от писателя требуются прежде всего в электронном виде. Поэтому и произошел переход с машинописного листа на авторский. Даже если автор пишет ручкой, потом ему надо либо самому, либо с чужой помощью, перевести текст в электронный вид. Такая нынче реальность. И как результат – желательность навыка машинистки, то есть умения печатать десятью пальцами. Сама я десятью пальцами печатаю лишь буквы, и то маленькие. А цифры и все остальное, что требует одновременного нажатия двух клавиш у меня до сих не отлажено. Даже в таком варианте сей навык очень выручает, так как позволяет сосредоточиться на тексте, а не на поиске нужной кнопки. И смотреть можно только на монитор, а не поочередно на монитор и клавиатуру. Шее легче.

Задумываясь о книге, надо сначала определиться с жанром. Можно сначала начать писать, но определиться все равно придется хотя бы к концу. Почему? Чтобы узнать, какого объема должна быть книга. В каждом жанре существует свой стандарт на объем. Его можно узнать на сайтах ведущих издательств, например «ЭКСМО». Для романа в жанре фантастики он составляет двенадцать авторских листов. Несколько лет назад было одиннадцать. Конечно, можно написать и больше, и меньше, но желательно соблюсти. Почему? Да потому, что издательствам так удобнее и читателю привычнее. С большим размером шрифта, текст меньшего объема легко займет привычное для читателя количество страниц, но прочтут его даже быстрее (крупный шрифт читать легче). И будет читатель смотреть на такой роман, как Вини-Пух на мед. Был и уже нет. А где остальное?

К читателю необходимо относиться с уважением и считаться с его привычками и ожиданиями. Вот приучили его к двенадцати авторским листам в романе, так и напишите их ему. Читателю приятно будет и автору денежка. Всем хорошо. Написали больше – значит, будет два тома. Тоже хорошо. Набирать объем ради издательств сегодня я лично не вижу смысла. Появилась масса так называемых издательств-агентов, где автор может сам сверстать свою книгу, потратив время и экономя деньги, после чего ее отправят на прилавки интернет-магазинов, то есть сделают доступной для читателей. И при этом лишь автор будет определять, какой объем обязательно должен быть у его книги. А вот обойти читателя никак нельзя. И лучше учесть его привычку к толщине книжки определенного жанра. Пока у писателя нет своей аудитории, он обязан соблюдать нормы, созданные уже нашедшими свою читательскую аудиторию. А когда найдет – все равно будет обязан учитывать интересы читателей. В конечном счете, деньги ему именно они платят. Учитывать интересы – это не значит полностью им подчиняться. Это значит включать их в техническое задание будущих книг, делать их частью отправной точки своего творчества. Писать надо о том, к чему лежит душа, то, что диктует Муза. Только тогда созданный писателем продукт может превзойти ожидания читателей и быть щедро оплачен и роялти с огромных тиражей и благодарственными отзывами.

К этому надо добавить не только знания о структуре произведения (завязка, развитие действия, кульминация, развязка), психологию (чтобы было проще создавать и понимать своих персонажей), но и другие данные. Например, если хочется описать события в определенную эпоху, то придется изучить эту эпоху. Законы, нравы, события, исторические личности, одежда, транспорт, жилье, еда и так далее, и тому подобное. Упоминать в произведении все изученное надобности нет, но чтобы самому понять как и что должно быть, надо знать больше, чем пишешь.

В кино говорят, что в кадре должно быть лишь то, что необходимо для данной сцены. В произведениях живописи тоже лишь то, что необходимо для показа замысла художника. Тоже самое относится к прозе. С небольшой «добавкой» – плюс то, что поможет набрать объем. Если сложно сочинить нужное количество действий по сюжету – вставьте в текст изложение того, что знаете, или сделайте больше подробных описаний. Вот только сия «добавка» порой создает дополнительную сложность. Если ее слишком много, то произведение становится скучным или превращается в плохо связанный набор описаний или справок. То есть теряется качество конечного продукта. А кому нужен продукт низкого качества? Мастерство писателя, на мой взгляд, проявляется и в том, чтобы набрать нужный объем без явного использования «добавки». Самой пришлось в третьем романе «добирать» листа полтора. Читала роман, искала места, где можно было бы вставить сценку, которая если бы и не двигала развитие сюжета, то хотя бы добавляла дополнительный важный штрих к повествованию. Теперь сама с трудом найду то, что дописывала.

При подготовительном сборе материала возникает опасность того, что он сам по себе станет целью. То есть будет продолжаться вечно и станет непреодолимым препятствием даже для начала создания произведения. Отсюда необходимость навыка, помогающего определить, когда данных собранно достаточно, чтобы начать работу, и навыка, который позволит определить, а надо ли вообще собирать данные вот о том-то или без них лучше обойтись. При написании текста может возникнуть необходимость собрать дополнительные сведения. Например, я около часа лазила по интернету в поисках фотографий дорогих тканей. Понадобилось зрительное представление о том, из чего можно сделать вечерний наряд для героини. Посмотрела, почитала, определилась и… Прекратила дополнительный сбор информации. Можно было и более детально изучить данный вопрос, но для моих нужд этого было достаточно. Знаю несколько случаев, когда сбор материала как раз мешал автору писать. Автор считал, что ему надо еще узнать и то, и это, и лишь после начать писать. Порой это было важно, порой это было мелочью, но во всех случаях само произведение уже можно было писать. Но произошло «заклинивание» на сборе материала. И с этим надо бороться.

Теперь о киносценарии.

По своей сути киносценарий является техническим заданием на фильм. Техническое задание – это документ для разработки, проектирования, испытания изделия или программы или еще чего-то. В нем содержатся пожелания заказчика к исполнителю относительного того, чем должно обладать или какие свойства иметь, заказанное изделие. Вот так и сценарий отображает то, что должно быть в итоге в фильме. И при этом выглядит он скорее как литературное произведение, чем техническая документация. За время существования кино так и не появилось четкого, технического определения «хорошего сценария». Все хотят хороший сценарий, но никто не может сказать точно, как он должен быть оформлен, как построен и на какую тему. Известен лишь один критерий: фильм, снятый по хорошему сценарию, даст всем его создателем славу, награды и кучу денег, войдя в историю кинематографа. Хороший критерий, но совершенно бесполезный для понимания того, что же надо делать, чтобы написать хороший сценарий.

За время учебы во ВГИКЕ, я для себя вывела одно нельзя, которое обязательно надо соблюдать при написании сценария. Нельзя отбирать работу у тех, кто будет снимать фильм по твоему сценарию. Образно киносценарий можно представить как пучок полой вермишели. Каждая трубочка – один из создателей фильма. Трубочка режиссера, трубочка продюсера, трубочки актеров, операторов, звукорежиссеров, художников, костюмеров и даже уборщиц на площадке. Вот каждому надо дать свою трубочку, да так, чтобы он в этой трубочке мог вволю проявить свой талант и творчество, а пройдя ее, получить свои славу и деньги. Поэтому в сценарии нельзя очень подробно описывать внешность героев. Где потом найдут актера с такой внешностью? Гример сделает? А если нет? Нельзя подробно описывать интерьер или местность. Почему? Отберете работу у художника. Думаете, он вам за это спасибо скажет? Скорее всего, расскажет коллегам, какой вы плохой сценарист. Когда пишешь сценарий, приходится думать и об этом, и о том, как будет выглядеть актер в том или ином гриме (если пишешь в расчете на определенного актера) и о других подобных вещах. А если не подумать? Ничего страшного. Те, кто будет читать, либо укажут на эти недочеты, требуя их устранить, либо выбросят в ведро и постараются впредь избегать работ этого автора. Все просто. Плохой товар мало кому нужен. Плохой сценарий обычно идет на идею, если она действительно хороша.

Впрочем, даже если удалось каким-то чудом создать хороший сценарий, это еще не значит, что по нему тут же снимут фильм. Первым препятствием может стать отсутствие режиссера, способного это сделать. Потом денег. Потом актеров и так далее по списку. И даже если фильм в итоге снят, то и тогда он может оказаться «на полке» на долгие годы. А сценарист останется без славы, без денег и без единственного в мире кино ценного аргумента – успешного фильма по его сценарию. Да. В мире кино все меряется успешностью фильма, в создании которого данный человек принимал участие.

И еще одно существенное отличие киносценария от других литературных произведений. Он обязан описывать движущуюся картинку. И не а бы как. А так, чтобы все, что можно, было именно показано, а не описано. Нельзя написать, что для героини была важна эта брошь, являвшаяся свадебным подарком мужа. Надо это показать. Через свадебные фото, например. Или через диалог при рассматривании фото. Нельзя употреблять фразы, которые хороши для романа, но которые нельзя напрямую перенести на экран. Во время учебы, одна из женщин, учившаяся со мной в одной группе, в сценарии (мы свои опусы читали на занятиях) написала, что лицо героини притягивало к себе тем больше, чем дольше на него смотрели. Про себя я сразу отметила, что это слишком литературная фраза (сыграть такое нельзя, да и лицо такое найти уж очень сложно), но промолчала. Через несколько лет по телевизору одна из актрис, рассказывая о том, какие сценарии ей предлагают, повторила именно эту фразу. И продолжила тем, что после этой фразы выбросила сие сочинение. Как говорится, случай навсегда запомнился своей показательностью.

И чуток о размере. Размер сценария на полтора часа фильма – 90 страниц по 1800 знаков (162 000 знаков). Это максимум. Для сериала в 12 серий – как для трех фильмов. Причем любым шрифтом (как по размеру, так и по сжатости), с любым интервалом и отступами надо «умудриться» все изложить в определенный объем. И при этом надо избегать малого количества страниц. То есть в литературе полно рассказов, которые длиннее полнометражного сценария. Моим «бичем» стала компактность изложения. Вроде все есть, но по толщине сценарий спешит слиться со столешницей и на него закономерно начинают коситься с подозрением. Поэтому я для себя взяла за правило, всегда распечатывать сценарий со «стандартными страницами». Без всякой экономии бумаги. Чтобы на столе был заметнее.

И маленькое замечание об экранизациях. На заре становления кино, оно соперничало со «старушкой» литературой. И потому на долгие годы в кинематографе утвердилось мнение, что чем ближе экранизация к литературному прототипу – тем хуже, а чем дальше – тем лучше. Сегодня ситуация начинает меняться, и появляется все больше экранизаций близких по содержанию к книжному прототипу, но это еще не означает, что автор, продавший права на экранизацию своего произведения, увидит на экране его точное воспроизведение. Может получиться вариант по «старым правилам», с массой отличий с разной степенью существенности.

3. Само творчество.

Когда созданы необходимые для работы условия, собрана нужная информация, освоены минимально-необходимые навыки, можно приступать непосредственно к творчеству. И тут есть два очень разных способа, которые я называю «по плану» и «с Музой».

Способ создания литературного произведения «по плану» достаточно подробно описан в большинстве книг о том, как писать романы и прочее. На заре своих первых записанных работ, я как-то составила простейший план написания продолжения коротенькой истории. На этом история закончилась для меня окончательно. Даже попытка написать стихотворение, строго соблюдая рифму, имела тот же результат. Как выяснилось, этот способ мне совершенно чужд. Поэтому и воздержусь о нем говорить.

Вот писать с Музой у меня выходит легко. Видать за долгие годы совместного сочинительства, мы с ней научились хорошо понимать друг друга. Но этот способ имеет заметные отличия от первого. И я бы разделила его на два вида: Муза-начальник и Муза-соавтор.

К первому виду я отношу те случаи, когда произведение приходит в голову автора в совершенно готовом виде (можно сказать от первой буквы до последней точки) и его надо успеть записать. Улетит – уже не вспомнишь, и придется либо ждать нового «залета Музы», либо, используя «написание по плану» стараться создать недостающее. Есть у меня рассказик «Улыбка». Вот он в мою голову «залетел» именно так. Дня два ходила с ним в голове и помнила каждое слово, словно все еще рассказываю его стенке в первый раз. Потом сдалась и записала, но чуток не успела. Последние одно или два предложения в том варианте были лучше, чем в записанном. Улетел до того, как записала последнее слово. Пришлось додумывать самой. Второго прилета нет до сих пор, да и рассказ из головы вылетел напрочь сразу после записи. А вот другие, не записанные, еще крутятся, причем некоторые годами.

Ко второму виду я отношу то, как пишу сейчас. Муза для меня скорее соавтор, чем вдохновение. Она не только продиктует историю на ее выбор. Ее можно попросить продиктовать историю на нужную мне тему. Типа дать техническое задание и потом бодренько писать под ее диктовочку в удобное мне время мою норму без боязни, что завтра все забудется. Ничего подобного. Завтра Муза опять придет и продолжит с того места, на котором вчера закончили. Без всяких потерь. Удобно? Очень!

Главное отличие такого соавторства от работы «по плану» – это почти полное отсутствие черновиков и записей. Зачем мне их делать, если Муза и так все помнит? Правильно, смысла большого нет. Поэтому и нет у меня файлов с биографиями героев, описаниями миров и их обычаев. По молодости что-то записывала, но нынче вся надежда на трудолюбивую мою Музу. Она у меня хорошая. Всегда рядом, всегда все помнит, всегда все учитывает, даже то, о чем мне лично лишь предстоит узнать. Я ей даже сочувствую иногда, а именно тогда, когда меня воротит от писательства. Вернее от записи продиктованного Музой. Ей в такие моменты так тяжело усадить меня за клавиатуру. Впрочем, в такие времена мы с ней обе как рыбы об лед бьемся и почти без толку. Ибо корни сего безобразия в моем случае уходят шибко далеко и простым усилием воли или еще каким, типичным для нашего материального мира, способом его устранить нельзя. Но об этом позже.

Внешне наша с Музой деятельность выглядит замечательно. Я сажусь за комп, открываю файл с очередным опусом, читаю несколько ранее написанных страниц, или новый, которому шустренько задаю нужные параметры (шрифт, отступы, интервалы, дату начала работы и тому подобное). И шустренько так шпарю по клавишам, набирая почти чистовой текст. Останавливаюсь в двух случаях: Word указал на ошибки красным или зеленым цветом и нужно сверить какой-то факт. Потом продолжаю. И так до конца. Разница между едва отредактированным текстом и тем, что я считаю готовым к встрече с читателем, минимальна. В основном из-за технических ошибок (пальцы на клавишах перепутала, не смогла сразу определить, на что Word возмущается) и минимальной шлифовки текста. Можно сказать, писательский рай!

Но и тут есть свои подводные камни. Муза не может мне подсказать тех слов из русского языка, которые я не знаю. Не может использовать термины, с которыми я не знакома или не понимаю. Поэтому уже самой приходится знакомиться с великим и могучим русским языком. Чтение толкового словаря – это увлекательнейшее занятие! Особенно если есть компания. Сесть и начать читать вслух определения слов. Сначала одного, потом тех, что были использованы в этом определении и обсуждать, с какого боку да с какой плоскости вот это слово окрашивается в связи с этим определением или понятием вот того слова. При некоторой склонности к философии это увлекательнее чтения телефонного справочника, где куча имен и якобы масса историй, если верить состоявшимся писателям. К тому же сие занятие помогает точнее понять смысл слова и позднее использовать его наиточнейшим образом. Пусть это и будет малозаметный для большинства факт, но те, кто заметят – точно оценят.