Текст книги "20 прошлых жизней. Регрессивный путь самопознания"

Прусский кожевник

Запросом на очередную проработку было напрягающее постоянное перенапряжение нижней челюсти, которое отдавало давлением в висках и фоновое негативное состояние. Причину нам показала следующая прошлая жизнь про средневековую Европу. Она расскажет о непростой жизни мужчины, получившего тяжёлое ранение, которое навсегда изуродовало его лицо и жизнь. Медицина того времени не была в состоянии оказать помощь современного высокого уровня. И однажды, получив стрелу, можно было остаться обезображенным уродом навсегда. Это очень пошатнуло веру в себя, свои силы, очерствило сердце и окрасило жизнь в негативный оттенок. И от этого пора избавляться. В жизни Марины мне больше не нужен весь этот опыт осуждения прошлого несчастного случая. Я научилась уже на нём и вижу через него как человек своим ходом мысли формирует свою реальность. А у кожевника она стала весьма мрачной…

М: У меня уже образы пошли. Первое, что мне стало чувствоваться, что у меня прострел в щеке. Отсюда (показываю рукой слева направо) – сюда, в эту щёку. Прострел стрелой. Очень неприятное ощущение. Болезненное. Это не смертельно. Но очень неприятно и ужасно. Видимо, ещё зубы сломаны какие-то.

Р: Отсоединить тебя или хочешь это чувствовать?

М: Да нет, нормально. Я не сильно вживаюсь.

Р: Хорошо. Описывай мне, что это за тело получило ранение?

М: Мужчина. Обламывают наконечник и вытягивают стрелу. Она рвёт губу. Неприятно. В итоге лицо обезображено.

Р: Что это за ситуация, в которой он получил стрелу?

М: Военные истории. Какая-то тут неразбериха. Стрела прилетела… Сходу сложно сказать…

Р: Ну, что ты видишь, опиши. Кто воюет?

М: Не знаю. Он с этой стрелой… внимание только туда. Давай до этого лучше…

Р: Да, давай, чуть-чуть назад незадолго до этого, как это началось?

М: Это лес. Лиственный европейский лес. Мужчины на лошадях. Наверное, начало осени. Ранняя осень, ещё тепло. Начало сентября, где-то так.

Р: Кто на лошадях едет?

М: Я вижу себя на лошади, и есть ещё компания. Несколько человек. Четверо. И они едут один за другим на лошадях. Тропинка узкая. Такая одежда – кожаный доспех с клёпками металлическими. Шлема нет. Голова открыта. Кожаные перчатки. Длинные, прямо до локтя. Широкие, из достаточно твёрдой кожи, держат форму. Он держит поводья лошади. Лошадь коричневая. Седло, ноги… Достаточно крепкое мужское тело среднего возраста. От тридцати до сорока лет. Где-то 35.

Р: Как зовут?

М: Вольфганг.

Р: Хорошо. И куда едет Вольфганг?

М: Сейчас разберёмся, сейчас пока едет с какого-то поселения.

Р: С какой задачей, целью едет?

М: Пока тяжело сказать.

Р: Как состояние в пути?

М: В целом спокойное размеренное состояние. Тёплая погода, приятно. Снята с головы… какая-то защита. Там есть что-то типа кожаного шлема. Он наслаждается тёплой погодой. Волосы длинные, где-то до плеч, немного волнистые, тёмно-русого цвета. Борода есть, но небольшая. Они здесь бреются, это скорее отросшая щетина. Они такие вонючие мужики (смеюсь). Воняет мужичиной. Они в этих доспехах потеют, двигаются активно. Чтобы они купались много – я не ощущаю. Это такой естественный шлейф… (смеюсь). Так и надо.

Р: Давай пообщаемся с твоими спутниками. Задай кому-нибудь вопрос: «Куда мы едем?».

М: Сзади меня едет брат. Он помладше. Он молодой юнец, ему лет 18. Он безбородый, круглолицый ангелочек. С волнистыми волосами до плеч. Цвет волос более светлый. Худенький. Я чувствую, что я люблю брата. Я оглядываюсь назад и мне приятно на него смотреть. Я его люблю. У меня такие тёплые чувства к нему. Он тоже в лёгком кожаном доспехе. У него есть лук. А у меня лука нет. Я не стреляю. Ножны… есть меч, есть кинжал, топор есть ещё… щит. Мы, наверное, возвращаемся домой. Потому что брат говорит такую информацию: «Как хорошо, что мы сейчас вернёмся. Матушка приготовит. Я соскучился и хочу домой. Я рад возвращению». А ещё мы поём, чтобы скоротать время пока едем. Они запевают какую-то песню.

Р: О чём эта песня?

М: Это похоже на балладу. Про странствия и подвиги. Что-то такое. Я как будто её слышу приглушённо, издалека. Язык такой… похож на немецкий, но не тот немецкий, который сейчас, он несколько другой.

Р: Какие-то конкретные слова слышишь?

М: Нет, я только общую атмосферу улавливаю. Какое-то просто ощущение о звуках. Звуки какие-то такие… (дышу) на дыхании.

Р: Хорошо. И вот ты куда-то едешь на лошади, судя по всему, домой. Спроси ещё у кого-то из твоих спутников, откуда вы едете.

М (смеюсь): Я спрашиваю у впереди едущего. Он оборачивается и говорит, что я дурак, после моего вопроса (смеюсь). Типа я совсем рехнулся… ха-ха-ха, не помню откуда мы едем…

Р: Хорошо, давай отпрыгнем ещё немного назад и посмотрим, откуда вы едете.

М: Давай.

Р: Ещё немного назад. 1… 2… время и пространство сжимаются… 3.

М: Они в городе. Они что-то продают. Мне кажется, что это или пушнина, или кожи. Они приехали в крупный город, чтобы продать этот товар. Но они не на рынке стоят, а продают кому-то конкретному. Какому-то человеку… как его называют… скупщику, который покупает, а потом дальше сбывает. Они пришли к этому мужику. Здания такие интересные – каменно-деревянные. Деревянные каркасы и заложены природным камнем. Они пришли к этому мужчине. На лошадях. Лошади нагружены. Сзади за седлом – кожи и шкуры. Они показывают, он осматривает. Смотрит качество выделки кож, проверяет – не трескаются ли они. Гнёт их вот так (показываю руками). Мех смотрит. Тоже обращает внимание на качество выделки, смотрит обратную сторону. Переднюю проглаживает рукой (показываю движения поглаживания), смотрит, чтобы там не было плешей, жучков, дырочек. Мне идёт такое, что этот мужчина даже, наверное, портной. Он не только покупает эти кожи, но ещё что-то из них изготавливает. Верхнюю одежду. Да, он делает заготовки для такой одежды, как у нас – доспехов. А потом отдаёт их кузнецу. Кузнец дальше их как-то склёпывает. И ещё шьёт что-то типа курток, плащей, что-то с мехом. В общем, он производитель верхней одежды. Мы успешно продали ему то, что у нас было. Мы получили серебро. Монеты серебряные. Крупные достаточно, вот такие (показываю размер, соединяя большой и указательный пальцы). Сантиметров пять, наверное, в диаметре. Они в кожаном мешке.

Р: Это значительная сумма?

М: Это не то, чтобы капитал, но достаточно хорошая сумма, скажем так. Приличная. Я думаю, что другие – тоже мои братья. Ещё три человека. Да, мы все – братья. Мы, наверное, одной семьёй занимаемся добычей кожи… охотники. Мы заготавливаем пушнину. А кожи… у нас в деревне есть коровы, мы делаем выделку. У нас у самих коровы есть, но немного, мы их не разводим. Мы больше именно выделкой кож занимаемся.

Р: Вы сами охотитесь?

М: Да. Сами. Охотимся.

Р: А расскажи, какой это век, как ты чувствуешь?

М: 14…

Р: И какая это страна?

М: Мне почему-то приходит – Пруссия. Хотя они сами как-то это место по-другому называют…

Р: А как они сами говорят – «мы живём в…»?

М: Не знаю. У них нет такого названия. Просто земля и земля, наша земля…

Р: Какой город, в который вы возвращаетесь? Где у вас мать, которая приготовила еду?

М: Это скорее поселение, а не город. Место, где они живут.

Р: И давай вернёмся на дорогу домой, незадолго до того, как прилетела стрела. Что случилось?

М: Мы подверглись внезапному нападению разбойников. Он едет и получает стрелу в челюсть, пока сидит на лошади. Я так предполагаю, что целились в мозг, но попали не в верхнюю часть черепа, а в челюсть.

Р: Так, они хотели что-то отнять?

М: Да, я так понимаю, что это грабёж.

Р: Деньги?

М: Я думаю, что при возможности они заберут всё, и деньги, и лошадей. Всё, что можно будет унести. И оружие, и остальное.

Р: И где это происходит?

М: В лесу. Мы идём по тропинке, а справа – подъём. Гора, что ли. Такая земляная стена. Они напали сверху. Мы их не видели. Мы проходили снизу, а они лежали сверху затаившиеся. Это была засада, но не прямо на нас. Это просто разбойники с большой дороги, они бы напали и на кого-нибудь другого. На любого, кто бы здесь проходил.

Р: Да, все выжили?

М: Сейчас у меня болит в челюсти. Сейчас история со стрелой. Он лежит. Он как воин дезактивирован этой стрелой. Упал с лошади и лежит на земле. В него первого стрельнули. Остальные, увидев и услышав, подняли щиты, спрыгнули с лошадей. Меня оттащили назад и спрятали за самих себя. Достали мечи. Встали в оборонительную позицию. Несколько стрел ударило по щитам. Дальше стрелять нет смысла. Они уже показали себя и раскрыты. Разбойники выбегают и нападают в ближнем бою. Удары топорами. Я не могу сказать, что они – хорошо обученные воины. Скорее бродяги какие-то. И одежда у них так себе, защиты нет. Страшные. Такие опустившиеся люди. Они нападают, чтобы выжить, что-то захапать, поесть… Я так понимаю, что мы все – обученные воины. Большой сложности справиться с этим нападением не было. Мы их закололи.

Р: Их закололи?

М: Угу. Их было 5 человек. Вероятно, ещё кто-то сбежал. Те, кто сверху оставались – сбежали, когда поняли, что нарвались на обученных мужчин и с нами не совладают. Кто струсил – сбежал. А кто напал – убиты. Старший брат обламывает наконечник стрелы и вытаскивает (резкие движения рукой показываю). Щека рвётся. Прямо разрыв сквозной. Губа насквозь разорвана.

Р: Есть какие-то лекарства, обезболивающие с собой?

М: Нет у них ничего такого.

Р: Как далеко вы от дома?

М: Где-то ещё сутки в пути. Понимаю, что у меня болевой шок. Сознание не отключается, но в не совсем вменяемом адекватном состоянии.

Р: Есть врачи среди вас?

М: Нет, врача нет.

Р: Хорошо. Что происходит дальше?

М: Я смотрю, что ему челюсть приматывают. Они не знают, что делать – нет врача. Приматывают челюсть жгутом ткани, затем обматывают вокруг. Он – замотанный до носа полностью. Надо заночевать. Уже вечер. Мы ночью не дойдём. Надо заночевать здесь в лесу.

Р: Угу.

М: Они заночевали, спят. Он мучается. То просыпается от боли и страдает, то от боли отключается. Видимо, челюсть сломана и с правой стороны раздроблена. Несколько зубов выбито. Даже не несколько, а много – практически вся правая сторона выбита. Слева стрела вышла ближе к губе, и тут всё порвано. Наутро они сажают меня на лошадь. Едет полулёжа. Они быстро рысью отправляются в деревню.

В деревне везут его к какому-то лекарю. Старичок седой. У него низкий стол-кровать. Что-то среднее между столом и кроватью. Туда его кладут. Старичок разматывает, приговаривая. Осматривает. Челюсть раздроблена. Он говорит, что сделает мне что-то типа каркаса для челюсти. Собрать её как-то надо, чтобы челюсть приросла. Мерит по размеру челюсти досочку. Собирает треугольник из досочек и накладывает. Он говорит, что будет очень больно, но надо терпеть. Он меня хорошо напаивает, я чуть ли не отключаюсь. Всё как в тумане. Очень пьян. Старичок прикладывает треугольник к челюсти, вытаскивает остатки выбитых зубов. Где пооставались корни, он вытащил их клещами. И кости как будто прижимает на доску и ставит изнутри деревянную распорку над языком. Я не смогу разговаривать какое-то время. Всё, что он собрал на дощечку – прижимает распоркой. Видимо, в те времена это очень сложно – лечить челюсть. Зашивает дырки. Обмазывает чем-то, алкоголем, наверное, обеззараживает. Траву какую-то внутрь кладёт. Я чувствую вкус. Травяной мешочек.

Р: В рот?

М: Да, это тряпочный мешочек, а внутри там – что-то типа травяной пасты. Наверное, тоже обеззараживающее что-то. И перебинтовывает челюсть.

Р: Можешь ли ты сейчас увидеть, этот лекарь – он где-то учился, он эти знания взял откуда-то или он – самоучка?

М: Я думаю, да. Он куда-то ездил и учился. У него есть основы анатомии, понимание, где какие кости. В целом он импровизирует. Зная анатомию, думает, что можно с этим сделать. Я думаю, что такие операции он не делал. Но он понимает принципы какие-то.

Р: У него есть книжки?

М: Нет, я книжек не вижу, он сам. Я думаю, по травам есть книги, а по анатомии – нет. Мне челюсть перебинтовывают, ко мне приходят братья и уносят меня на чём-то типа носилок.

Р: Хорошо, тебя уносят братья. Как происходит восстановление?

М: Долго. Я понимаю, что я мучаюсь от того, что это больно и долго. Я, наверное, несколько дней лежу без еды. Да, женщина, наша мать… старая, седая… А ещё есть молодая девушка, наверное, это сестра. Они разбинтовывают немного и поят меня. Но этот мешок с травами не вытаскивают. Я чувствую вкус этой травы. Три дня поят, но не кормят. Потом опять приходит лекарь. Я уже встаю, похаживаю. Он говорит, что мне надо лежать. Он разбинтовывает, придерживает травмированную часть, чтобы она не смещалась. Говорит, чтобы я лёг на бок. Кладёт меня на бок на твёрдую поверхность, чтобы эту часть прижать. Прижимает. Это для того, чтобы меня покормить. Он пришёл специально, чтобы это всё размотать. Он достаёт мешок, достаёт распорку. Жевать я не могу, естественно. Мне мать сделала какие-то варёные овощи и потолкла их. Что-то такое очень разваренное и перетёртое в кашу, жидкое достаточно. Как овощной суп. Перетёртое овощное пюре. Его закладывают в рот, и я глотаю. Потом водой споласкивает. Потом лекарь обрабатывает мне всё алкоголем, ставит распорку, новый мешок и забинтовывает. Ой… (лицо недовольства). Наверное, около месяца такая канитель или больше. Я похудел очень сильно. Когда раны уже зажили, я вижу, что я теперь страшный… шрамы… фиолетовые, некрасивые, разодранные… рваные шрамы. Мне кажется, челюсть не совсем правильно работает, не так, как раньше. С правой стороны срослось не так, как было. Визуально, если посмотреть, нижняя часть лица теперь смещена и кривоватая.

Р: Говорить можешь?

М: Видимо костные наросты. Да, говорить могу. Но жевать неудобно. Зубов нет на этой стороне. Жевать только на левой стороне и некомфортно, неудобно. Очень расстроен, что я теперь такой обезображенный. Без страха не взглянешь, хе-хе… На лице этого не скроешь.

Р: Есть сожаления о внешности?

М: О, да. Потому что он достаточно красивый мужчина был. А тут такое случилось. Конечно, от женщин теперь внимания не получишь.

Р: А не было женщины постоянной какой-то?..

М: Нет, постоянной жены не было. Но временные бывали. А теперь его называют «Урод» некоторые женщины. Он – в кабаке с братьями. Да, к нему женщины пренебрежительно относятся, говорят, что он урод и страшный. Его это расстраивает.

Р: В остальном со здоровьем всё в порядке?

М: Да, только такое обезображенное страшное лицо.

Р: И на сколько сильно меняется его жизнь после этой травмы?

М: Мне кажется он становится более замкнутым и угрюмым. Наверное, ещё озлобляется. Он думает: «Вся жизнь насмарку, я теперь урод. Зачем это произошло? Всё было хорошо и приключилось такое…».

Р: К нему приходит в течение жизни понимание для чего это было нужно?

М: Нет, я не могу такого сказать. Нет… В целом жизнь одинокая. Он не смог завести семью. Вижу, он занимается кожами, продолжает это дело. Торгует ими. В городе его знают. У него какая-то неприятная кличка. Если по-русски сказать – «Кривомордый», как-то так, такой смысл. Он стал злее после этого случая. Он счёл, что это случилось несправедливо. Он считает, что лучше бы ему попали в грудь и он умер, чем то, что произошло. Это было бы лучше, чем таким быть и это терпеть. Он считает, что это несправедливость – то, что случилось.

Р: Может быть есть что-то ценное, что-то полезное, что появилось у него после этой травмы?

М: Нет, я не могу так сказать. Он стал старым, угрюмым, злым стариком. Ему лет 65, и он умер в гордом одиночестве. Мне кажется, это сердечный приступ.

Р: В гордом одиночестве?

М: Да, просто умер один в старом родительском доме на кровати от сердечного приступа.

Р: И его Душа отделяется, и можно сейчас посмотреть со стороны на этот процесс с благодарностью за эту жизнь и этот опыт. Душа покидает тело и очень плавно поднимается вверх, вверх. Можно сверху наблюдать какое-то захоронение, может ритуал, место, где похоронено тело… Как его похоронили?

М: Угу… закапывают. Потом сверху ставят камень какой-то. Всё.

Р: Да, и вот Душа поднимается выше, выше, туда, где она будет отдыхать между воплощениями. В своё родное пространство, в рай, какое-то безопасное, знакомое и приятное место, где можно осмыслить полученный опыт и отдохнуть. Описывай, что ты видишь и где ты находишься.

М: Такое белое пространство. Ощущение облегчения, наверное. От сброса Вольфганга.

Р: Давай переместимся в то место, где можно проследить взаимосвязи и немного пообщаться. Есть такое?

М: Угу…

Р: Ты сейчас себя уже ощущаешь как себя?

М: Угу.

Р: Давай проследим, есть ли взаимосвязи между твоей жизнью и жизнью Вольфганга?

М: Тут смысл в том, что нужно отпускать боль, негативные эмоции, осуждение. Вот, я поняла, почему у меня бывает – челюсть перенапрягается. Это когда я сталкиваюсь с этими сложными энергиями осуждения. Вольфганг прожил очень много в сильном осуждении. Он испытывал ненависть, злобу, осуждение, непонимание, разочарование многие годы. Я сейчас понимаю, что у меня иногда бывают приступы с челюстью. Она мне напоминает, когда я с подобным сталкиваюсь. Челюсть мне напоминает о том, что не смог сделать Вольфганг. Она мне говорит о том, что надо отпускать осуждение, гнев, ненависть, недопонимание. Боль, если она есть. Даже если она связана с какими-то травмами духовными, её тоже надо отпускать.

Р: Есть ли сейчас что-то, что Вольфгангу поможет отпустить?

М: В общем-то его опыт уже прожит и интегрирован. Ему уже ничего не надо. Он прожил свою жизнь так, как прожил.

Р: Хорошо, а для чего ему нужен был опыт с этой челюстью? Для чего его жизнь была так резко изменена?

М: Учиться отпускать. Несмотря на внешнее уродство, стараться развивать в себе светлые духовные качества, не пускаться в эти осуждения и негатив. Надо было научиться отпустить это всё.

Р: Он отпустил?

М: За свою жизнь он не отпустил. Но после этот опыт был пересмотрен. Сейчас мне стоит тоже уметь отпускать, когда я чувствую подобного характера мысли. Мне нужно учиться это всё перерабатывать, избавляться от этого, очищаться. Не задерживаться в этом всём. Вот мне челюсть об этом и напоминает.

Р: А что с висками? Это имеет отношение к этой истории или это что-то другое?

М: Я думаю, что да. Оно появляется как-то одновременно. От перенапряжения челюсти идёт перенапряжение дальше, сюда, по мышцам (показываю руками, проводя по вискам снизу вверх), в ту область по голове.

Р: Для чего ещё Марине дан этот опыт? Есть какая-то ещё причина почему у Марины сейчас эти ощущения появились?

М: Вспомнить этот опыт, отслеживать эти состояния и не допускать их в своей жизни.

Р: А Марине не нужны эти состояния?

М: Нет, абсолютно. Только лишний слив энергии, она выматывается от этого. Ей это не нужно. В общем-то она и сама замечает, что очень сильно устаёт, если начинает погружаться в это состояние. Она истощается. Это не нужно. Нужно уметь это пропускать и очищаться.

Р: Есть что-то ещё, что перешло от этой личности к Марине – установки, убеждения?

М: Нет. Это как напоминание… Это пример о том, что ничего хорошего не будет в жизни, если в этих энергиях повиснуть и держаться за них. Если хочешь дальше расти и развиваться, надо эти энергии пропускать и отпускать. И всё, это заметка.

Р: Хорошо, есть ли какая-то ещё работа, которую нужно провести? Может, пообщаться с Наставниками? Или это всё, что было нужно сегодня?

М: Вот, мы уже общаемся.

Р: Хорошо. Есть ли что-то ещё, что Марина не смогла увидеть? Может, Наставник хотел что-то сказать, показать?

М: Не то, чтобы он хотел что-то сказать. Сейчас он производит какие-то манипуляции энергетического характера. Я чувствую. У меня по телу как будто бегает волна, особенно по левой стороне.

Р: Что это?

М: Процесс гармонизации обеих сторон тела.

Р: Поблагодари его за этот процесс, за это исцеление.

М: Да, вот оно балансируется. Благодарю.

Р: У тебя там был ещё какой-то вопрос про деньги. Можешь его сейчас задать.

М: Он говорит…

Н: Мы тебя сопровождаем, мы о тебе заботимся. Ты – под присмотром. С голоду ты не умрёшь.

М: Ха-ха-ха (смеюсь), так и говорит: «С голоду ты не умрёшь. Мы тебя сопровождаем».

Р: Есть ощущение небезопасности, что нет достаточной подушки?

М: Да, у меня иногда возникает ощущение небезопасности.

Р: Можно что-то с этим сделать сейчас?

М: Вот с этим – надо развивать доверие к миру, чувствовать, что меня ведут, мне помогают. К себе доверие. Я двигаюсь в правильном русле. Больше доверия. Этот страх от недоверия к себе, к жизни. Недоверие, скажем так, Божественному промыслу. То есть к тому, какой у меня запланирован жизненный путь. От отсутствия веры и доверия эти страхи и поднимаются. Надо развивать доверие. Доверять миру, жизни и себе.

Р: А где этот страх живёт в теле?

М (показываю руками): вот здесь – в районе груди и солнечного сплетения.

Р: А кто автор этого страха, кто его там поселил?

М: Я.

Р: А зачем ты там его создала?

М: Это отголоски прошлых историй.

Далее идёт работа с этими частями, которые ответственны за страх при помощи техники «сущностной трансформации», которой я обучила свою коллегу. В итоге мы дошли до сущностного состояния спокойного умиротворения, растворения, и страхи были трансформированы. Мы пришли в намного более гармоничное и наполняющее состояние, чем было до этого. После этого вернулись к бодрствующему состоянию сознания через счёт.