Текст книги "Черные люди"

– Ни капли, – ответил Михаил на полном серьезе. – Не этим хотел я вас удивить. Тут в одном поселении приключилась вот какая странная штука. Прибегает охотник, не мальчишка какой-нибудь, а взрослый мужик, и орет дурным голосом, что его товарища утащил под землю змей этот, Дябдар. Сначала подумали, конечно, что он пьян – у местных с этим дело из рук вон плохо, если пьют, то совсем меры не знают. Но нет, не пьян. Пошли посмотреть. Решили, провалился человек куда-нибудь, в старую берлогу, может, или овраг… Сами знаете, у страха глаза велики. Пошли, кстати, русские, а не местные. Те наотрез отказались – представьте себе, сразу своему поверили, ринулись к шаману… Но не суть. Я сам там был, пошел вместе с другими поглядеть. Не по себе было. Уже думал, что дурят нас – может, заманили таким образом в лес, кто их знает… Но что же? Пришли. В земле расщелина. Странная, как будто кто ножом ударил, а земля возьми и расколись. Не очень широкая, но человек провалиться может. Холодом из нее тянуло жутким, дна видно не было. Кричали-кричали, не докричались. Поняли, что спасать некого. Повернулись, пошли обратно…

Все, даже скептически настроенный Пал Палыч, затаили дыхание – почувствовали, что Михаил приближается к самой важной части своего рассказа.

– … Отошли уже немного, но тут я оглянулся. И, поверите, нет, увидел два изогнутых рога. Они торчали из щели, там и скрылись. Я, честно сказать, перепугался – подумал, самого дьявола увидел. Сдуру рассказал местным, а те давай доказывать, что это не рога были, а бивни мамонта Сэли. Вот так.

За столом повисло молчание. Каждый на свой лад обдумывал историю и думал, уместно ли задавать вопросы, и если да, то какие.

Тишину нарушил Пал Палыч:

– Ты уверен, что тебе не показалось? Сам-то не пил?

– Обижаешь! Уверен, что видел, но что именно – честно говоря, нет. Уже потом думал, вдруг… Ну, олень какой странный туда упал… Или еще что… Мало ли. Но вот, видите, из-за подобных случаев они еще нескоро от суеверий откажутся. Да я и сам, Богом клянусь, был готов поверить, что здесь чертовщина творится!

– Жутковатая история, – призналась Каролина.

– А то, – Михаил остался доволен произведенным впечатлением.

– Надо было попа позвать к той щели, на всякий случай, – хмыкнул Пал Палыч.

Михаил как-то странно помялся.

– Да я и сам думал… Но не успел.

– Уехал?

– Нет. Местные оттуда ушли. Буквально в пару дней. Зачем было возвращаться, если селения как не бывало, – Михаил пожал плечами. – Такие дела.

6

Остаток дня потратили на небольшой отдых. Немного погуляли по улице, но смотреть здесь было особенно нечего – прошлись вдоль домов, заглянули в церквушку, вот и вся экскурсия, – и решили пораньше лечь спать. Продолжить путь предстояло уже завтра.

Надю уложили в одной комнате с Каролиной. Они вместе улеглись на жесткую кровать и уже оттуда услышали торопливую дробь дождя.

Несмотря на шумные удары капель и ощутимую прохладу, Каролина почти сразу уснула, хотя, ложась, сетовала, что после рассказов Михаила ей предстоит бессонная ночь. Надя покрутилась немного. Через четверть часа удалось забыться призрачным сном, однако спустя всего несколько минут его нарушил протяжный скрип.

Надя уже успела увидеть обрывок начинающегося сна – огромную воронью голову, выглядывающую из окна поезда – и с удовольствием выбралась обратно в реальность.

В комнату на секунду скользнул слабый отсвет – кто-то прошел мимо с керосиновой лампой. Раздались тихие голоса и звон стаканов.

Понятно, подумала Надя, отец и Михаил решили еще посидеть и попить чаю – или чего покрепче. Она решила к ним заглянуть. Когда Пал Палыч сидел с близкими родственниками и друзьями, он, к неудовольствию Каролины, не возражал, если Надя какое-то время составляла им компанию.

Она тихонько поднялась с кровати, натянула на себя платье и вышла в коридор. Из большой комнаты слышались приглушенные голоса. Надя сделала шаг к ней, но расслышала имя Эстер и замерла возле прохода.

– Печально, печально… – донеслось до нее бормотание Михаила.

– Так что Аюр?

– А…

Повисла пауза, заполненная характерным бульканьем, стуком толстостенных стаканов и звуками глотков. Надя слегка пришла в себя и навострила уши.

– Совсем голову потерял, задумал непременно жениться. Ты бы его видел, Павел – то носился как угорелый и по лесу, и между деревнями, то сядет и сиднем сидит, с места не сдвинуть. Глаза ошалевшие. Я его даже в Красноярск отправил, думал, нагуляется, образумится. Ничего подобного. Ждал поездку к вам, как соловей лета, – Михаил громко шмыгнул носом. – Потом, видимо, узнал… Кто-то слух привез, наверное. Он давай умолять меня отпустить к вам. Не поверил… Я велел пождать. Время-то какое, сам знаешь… Горячее. Рук не хватает.

– И как тогда? – тихо спросил Пал Палыч.

– Он в тот вечер совсем смурной был. Влад отправил его в лес, чтобы развеялся… Аюр на охоте отвлекался обычно. К ночи не вернулся, занервничали… Не договаривались так. Утром пошли искать. Нашли оленя мертвого, Аюр сверху лежал, прямо на рогах у него…

Надя сначала не поняла, о чем речь, и ждала продолжения рассказа. Аюра дернули, он встал, а что дальше?.. Только после очередной долгой паузы до нее начало доходить.

– Неужели это олень его?

– Непонятно. Олень мертвый был, но не застреленный. Даже мясо брать побоялись, мало ли… Только шкуру содрали. А Аюр… С ним тоже неясно, волки успели поработать… Оленя не тронули, а его… – снова гулко стукнул стакан. – Кое-кто поговаривает, что сам нарвался… Из-за этой…

– Эстер.

– Да. Имя-то какое…

Надя на негнущихся ногах вернулась к Каролине. Хотелось уснуть – резко, моментально, чтобы не думать, чтобы забыть услышанное.

В комнате стояла темнота, но мечущийся взгляд уловил внизу, у кровати, неестественный блеск. Надя нагнулась и онемевшей рукой нащупала на полу серебряный браслет в форме полумесяца. Она не помнила, что брала его с собой, и уж тем более он не мог выпасть из ее сундука. Этой тревожной ночью некогда любимое украшение показалось мрачным предзнаменованием.

Первым порывом Нади было распахнуть окно и выбросить браслет от греха подальше. С трудом она сообразила, что толку от этого немного – кто-нибудь непременно найдет утром и запросто спросит, нет ли в доме хозяев вещицы. Вопросов тогда не оберешься, и тяжелым переживанием разрыва с Эстер больше не оправдаешься.

Сердце больно кололо. Надя легла на кровать, забыв даже снять платье, сунула полумесяц под подушку и с час пролежала, глядя недвижимым взглядом в темноту.

Когда дождь перестал, она наконец уснула.

7

Утром все встали поздно, неспешно позавтракали и принялись собираться. К дому подкатили целых три повозки, запряженные лошадьми, и незнамо откуда взявшиеся мужики стали грузить на них вещи. Было шумно и пыльно. Надя и Каролина быстро устали от суматохи и вернулись в дом, но и там до них доносилась крепкая ругань. В конце концов Пал Палыч, тяжело отдуваясь, зашел к ним, внимательно посмотрел на бледную Надю и крякнул:

– Значит, так. Собирайтесь, садитесь. Поедете вперед.

– Одни, что ли? – вяло спросила Надя, за что удостоилась сердитого взгляда от Каролины.

– Почему одни? С двумя прекрасными проводниками. А мы пока догрузим вещи и вас догоним. Надька, ты как себя чувствуешь?

– Хорошо. Не выспалась.

Этот ответ удовлетворил Пал Палыча. Он настоял, чтобы достали кофе, который он предусмотрительно закупил в Москве, и они на дорогу выпили по чашке. Затем Пал Палыч и Михаил помогли Наде и Каролине забраться в единственную крытую повозку. Лошадьми правил пожилой якут по имени Егор. Рядом с ним сидел мрачный Аркашка. Надя едва обратила на него внимание: ночной разговор вытеснил из головы случай у поезда. Она не заметила, как тронулась повозка и станция осталась далеко позади.

Не верилось, что Аюра больше нет.

Они с Эстер познакомились с ним, когда он впервые приехал из Сибири с Пал Палычем. Аюру тогда было около шестнадцати, а им с Эстер – всего по одиннадцать. Сначала они упорно дразнили смуглого паренька со встрепанными темными волосами, которого посылали туда-сюда с разными поручениями – сколотить прилавок для ярмарки, принести оленину, освежевать дичь и даже прибраться в комнате и принести чай. Было очень весело обозвать его или дернуть за рубашку и понестись прочь – и все это так, чтобы не заметили взрослые, ведь они, девушки, «должны вести себя соответственно». Аюр отмахивался от них, как от назойливых мух.

Дразнилки поутихли спустя пару недель. Надя и Эстер пошли прогуляться по лесу недалеко от дачного поселка. Надя обрывала с кустов дикие ягоды и пыталась подобрать сносную ветку для лука, а Эстер собирала цветы, походя плела венок и рассказывала одну из своих историй:

– Тут неподалеку есть замок. Знаешь, где болота? Вот, если их пройти, выберешься на старую-престарую дорогу, и дойдешь прямо до замка. Только имей в виду, он заколдованный. Причем взаправду заколдованный, а не понарошку. Давным-давно одного князя отвергла девушка, и он велел построить себе замок вдали ото всех, а в замке – лабиринт, чтобы он мог прятаться в нем, если вдруг кто увидит… Все сделали, как он хотел, но знаешь что? Он зашел в лабиринт и больше его никто не видел. Звали, звали – ничего. Пытались найти князя, да не смогли: лабиринт был слишком запутанным. Спустя много лет все были уверены, что князь давно умер, но время от времени люди приходили к замку. Думали, найдут кости князя. Их не нашли, но каждый раз, блуждая по лабиринту, люди видели на его стенах новые надписи. И поняли, что князь до сих пор там. Прошло еще много-много лет, замок давно разрушился, но лабиринт большей частью остался целым – он уходит глубоко под землю. Несколько человек спускались туда и видели – надписи продолжают появляться… А-а!!!

Крик в конце не был попыткой еще больше впечатлить Надю, зачарованную рассказом – она всегда сначала слушала, развесив уши, потом начинала сомневаться и упрекать Эстер в излишнем воображении, а еще позже рассеянно обдумывала истории, пытаясь доказать себе, что что-то из этого может быть правдой.

Эстер завопила, потому что ее нога ухнула куда-то вниз. Цветы выпали из рук и рассыпались вокруг живописным полукругом.

– Что с тобой? – Надя ухватила ее за плечи и посмотрела вниз.

Земля, покрытая травой, поглотила ногу Эстер по щиколотку. И как девочка ни старалась, не могла освободиться. Надя потянула ее изо всех сил – тщетно. Они вместе пытались разрыть землю, но под травой и грунтом оказалась железная решетка. Напуганные, подруги даже не задумались, откуда и зачем она могла здесь взяться – просто пытались высвободить ногу Эстер из коварной ловушки.

Они совсем обессилили, когда на тропинке появился Аюр. За его спиной было ружье, на плече – полотняная сумка с огромным багровым пятном. Увидев их, он сразу остановился.

– Что случилось?

И Надя, и Эстер моментально забыли, что ни разу не проходили мимо него, не бросив обидного слова. Они были безумно рады увидеть почти взрослого парня.

Аюр оправдал их надежды. Он быстро оценил положение, приподнял решетку и осторожно высвободил расцарапанную ногу Эстер. Пока раненая переводила дух, а Надя гладила ее по голове, Аюр заглянул в яму, положил решетку обратно и снова закидал землей.

– Что там? – спросила Надя. – Кто это сделал?

– Ничего.

– А зачем положил обратно? Кто-нибудь еще упадет!

– Схожу за лопатой. Руками все равно нормально не сделать.

Аюра они больше не дразнили – если только чуть-чуть и по-доброму. Каждый раз радовались его приезду, иногда просили помочь со всякими пустяками – например, если во время игры в бадминтон волан залетал на крышу веранды.

А потом все изменилось. Прошлым летом Эстер стала награждать Аюра чересчур пристальными взглядами и не переставая говорить о нем. Надя сначала не понимала, чем вызван ее интерес. Догадки появились только зимой, и это открытие подняло бурю негодования и обиды. Во-первых, это было предательством их с Эстер дружбы. Во-вторых, какое право она имела влюбляться в работника ее отца? Глупо, но именно так Надя почувствовала себя в тот момент.

Летом они с Эстер снова, как прежде, проводили время вместе. Одним из их давних развлечений было пойти лес в поисках того самого места, где Эстер провалилась под землю. Они ведь так и не узнали, что было в яме. Аюра не спрашивали – им нравилось дразнящее ощущение тайны. И Эстер, конечно, напридумывала кучу историй о том, что там было на самом деле – украденные сокровища, тайно похищенная императорская корона и даже письма английской принцессы, которая давным-давно предпочла отказаться от королевства и бежать в Россию со своим тайным возлюбленным. С каждым годом истории Эстер становились все более романтичными, и когда она рассказывала их, ее глаза подергивались пеленой – видимо, она представляла себя на месте главной героини.

Теперь Аюра нет. И Эстер нет. А она, Надя, в Сибири.

Повозку сильно тряхнуло, Надя вырвалась из плена мыслей и увидела у кромки леса оленя. Он показался всего на несколько секунд, большой, серый, с огромной короной рогов на вытянутой голове. Наде показалось, что они обагрены кровью.

«Нашли оленя мертвого, Аюр сверху лежал, прямо на рогах у него…»

Надя хотела показать Каролине, но олень быстро исчез. Был – и нету. Должно быть, отступил обратно в лес. Или вовсе не было никакого оленя – просто показалось.

Как человек-ворон. Как то, под поездом.

– Слушай, Каролина, – сказала Надя. – Если человек видит то, чего нет, это ведь очень плохо, да?

Каролина подняла глаза от книги, которую умудрялась читать при жуткой тряске, и посмотрела на нее спокойным, внимательным взглядом.

– Обычно так бывает, когда у человека совесть нечиста.

Сказав это, она вернулась к книге.

«Нечиста, – подумала Надя, а может, это прозвучал голос в ее голове. – Ты даже не представляешь, насколько».

8

Большой черный ворон опустился на груду ветвей и хрипло каркнул. Алана заглянула в круглые и блестящие, как бусины, глаза птицы и сердито шикнула на нее. Ворон отпрыгнул в сторону, но не улетел.

В кустах неподалеку что-то зашуршало. Алана, нагнувшаяся за очередной ветвью, замерла. Животные обычно не подходили так близко к бикиту, но мало ли? В лесу всегда нужно быть начеку. Не далее как месяц назад Дыгиян, парень года на два старше нее, едва удрал от медведя, оголодавшего за время долгой спячки, а немногим позже волки только чудом не загрызли оленя, пасущегося у кромки леса.

Шорох был странный, нехарактерный для зверя – ветви покачивались на совсем небольшой высоте, а звук кусты издавали такой, словно там окопались сразу две лисицы. Черные брови Аланы свелись к переносице; она выпрямилась и засучила рукава – приготовилась задать взбучку нарушителю спокойствия.

Ворон снова закаркал, и Ганя не выдержал – вылетел из кустов с громким уханьем, размахивая руками. Зрелище было настолько нелепое, что Алане стоило огромных трудов не рассмеяться. Ну а ворон, издав возмущенный звук, взмахнул крыльями и улетел – на его месте и орел наверняка предпочел бы улететь подальше от безумного человеческого детеныша.

– Что бы ты без меня делала! – Ганя повернулся к сестре с гордым видом.

– Продолжала бы спокойно собирать валежник.

Гордость на круглом личике Гани сменилась испугом: знал, что поступил глупо, и что нагоняя теперь не избежать.

– Ганя, никогда нельзя ходить в лес одному, да еще и тайком.

– Но ты же ходишь!

– Я старше тебя. Тебе пока нельзя. И прятаться по кустам – тоже. А если бы я подумала, что там зверь, и выстрелила бы?

– Тут недалеко ведь, и… У тебя ружья с собой сейчас нет, – пробормотал Ганя совсем тихо.

– И так орать в лесу – последнее дело, – продолжала отчитывать Алана. – Еще и носишься, как угорелый! Узнает отец – никогда тебя с собой на охоту брать не будет.

– Я же просто… Пошутить… Помочь… – голос Гани задрожал.

Алана тяжело вздохнула. Ганя совсем не походил на другого ее брата, Иничэна. Тот был прирожденным охотником – рассудительным, тихим, смелым и находчивым. Ему бы никогда и в голову не пришло с криками бегать по лесу. Даже на обычной прогулке он ступал осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, и зорко глядел по сторонам, вычисляя добычу.

Ганя был совсем другим. Трусоватый, шумный, гораздый на подобные выходки. Отец беззаботно махал рукой – перерастет, мол, – а мать побаивалась отпускать его в лес даже с Аланой.

– Ладно, успокойся. Собирай ветки и клади сюда, только не теряй меня из виду, ясно?

Ганя закивал и бросился на поиски веток. Про себя Алана с горечью отметила, что ясно ему ничего не было – он то и дело норовил уйти в сторону. Приходилось зорко следить за ним и напоминать, что нельзя уходить далеко.

В какой-то момент Алана подняла голову и не увидела брата.

– Ганя! Не уходи далеко.

Нет ответа. Раздраженная, Алана бросила в кучу еще несколько веток.

– Ганя!

Тишина.

Алана быстрым шагом направилась в ту сторону, где видела Ганю последний раз. Сквозь колючие кусты она протиснулась без особой тревоги, но когда пришлось перебраться через упавшее дерево, сердце тревожно дернулось – неужели он мог уйти так далеко? Может, свернул в другом направлении? Где его теперь искать?

Она сделала еще несколько шагов и не сдержала вздоха облегчения. За ветвями низкорослых деревьев проглядывала спина Гани.

– Га…

Последний слог застрял в горле. Алана вдруг поняла, что Ганя уже долго стоит и не двигается, и никак не реагирует на шорохи. Почему? Увидел опасного зверя?

Она тихонько приблизилась, раздвинула ветви и поравнялась с Ганей.

Перед ними протянулась небольшая прогалина. За ней росли деревья и кусты, они словно расступались, образовывая неширокий проход. В его конце была еще одна, крохотная полянка, на которую каким-то чудом прокрался солнечный луч.

Свет падал прямиком на невысокую фигуру.

– Черный человек, – прошептал Ганя одними губами.

Алана напряженно всматривалась. Это был парень, примерно одного с ней возраста, стройный, с короткими черными, как уголь, волосами и в совершенно черной одежде, очень необычной на вид: она так плотно облегала его тело, что, казалось, двигаться в ней невозможно.

Но нет, он приметил их, легко повернулся. Из-за черных волос белизна лица больно била в глаза.

Алане стало не по себе.

– Пойдем отсюда, – сказала она.

Парень неотрывно смотрел на них. Поворачиваясь, она чувствовала спиной его взгляд.

Ганя так и не вышел из оцепенения – пришлось тащить его за руку.

«Будь спокойной, – уговаривала себя Алана. – Никто не говорил, что Черные люди нападают. С ними запретили говорить. Можно просто уйти».

Уйти можно, но что, если он пойдет за ними?

Ганя тихо поскуливал и бормотал какую-то нелепицу о том, что от Черного человека почернело дерево и теперь оно наверняка погибнет. Алана шикнула на него.

Они дошли до собранных веток. Алана быстро разделила их на две неравные части, связала припасенной веревкой. Вязанка поменьше досталась Гане, большую она закинула себе за спину и быстро пошла вперед, подгоняя и торопя спотыкающегося брата.

Вскоре они добрались до чума Улгэна. Алана, тяжело дыша, впервые обернулась. Лес, как всегда, стоял недвижной, молчаливой стеной.

Только теперь она наверняка знала, что в нем можно наткнуться на Черных людей.

9

День прошел в обычных трудах и заботах: Алана помогала матери готовить еду, сходила к реке выстирать одежду, прогулялась до пастбища, но ничто не могло выбить из головы необычную встречу в лесу. Черный человек стоял перед ее глазами, как живой – стройный, узкий силуэт на озаренной солнцем полянке, непоколебимо спокойный, будто вокруг – его стихия, хотя все в облике говорило о том, что стихия этого существа невообразимо далека от тайги. Никто не ходит по лесу в таких нарядах, да еще и без всего – ни сумки, ни ружья, ни ножа. Алана была уверена, что под облегающей одеждой невозможно что-либо спрятать.

Рослый олень вдруг ткнулся влажной мордой прямо ей в лицо. Алана от неожиданности вскрикнула и опрокинулась навзичь. Раздался хоровой смех, и она тоже, не выдержав, рассмеялась.

– Внимания хочет, – сказал Эден и протянул ей руку.

Алана ухватилась за нее и снова села. Эден и его брат Урэн были братьями-близнецами и, по общему мнению, ничего, кроме наблюдения за стадом, доверить им было нельзя. Они с самого детства постоянно витали в облаках. Сначала строили бесконечные планы побега в Москву, а потом, когда повзрослели и вполне могли отправиться в долгое путешествие, переключились на другие места, о которых никто никогда не слышал. Еще братья хорошо себя показали в постройке тайных убежищ – для обсуждений им нужны были укромные местечки, и они в совершенстве освоили строительство укрытий на деревьях, чем с удовольствием пользовались охотники.

– О чем задумалась, красавица? – спросил Урэн, подсаживаясь к Алане.

– Увидела в лесу Черного человека, – призналась она.

Братья переглянулись.

– Испугалась? – спросил Эден.

– Не знаю. Правда, не знаю, – Алана глянула на них с подозрением – они-то явно не удивились и не испугались. – Вы их тоже видели, да?

Эден и Урэн снова переглянулись, как видно, заключили молчаливое соглашение, и Урэн кивнул:

– Мы первые их и увидели. Думаешь, кто Улгэну рассказал?

– Семен.

– Семен!.. А ему кто?

– Он, правда, сначала нам не поверил, – уточнил Эден. – Все ваши выдумки, говорит.

– А мы ему: пойди с нами да посмотри. Он пошел, увидел и понял, что дело странное. Сказал нашему саману. Улгэн с духами переговорил… Дальше сама знаешь, слышала.

– Где вы их увидели? Как?

– Семен попросил нас построить новое убежище, – начал рассказывать Эден. – Мы пошли туда, куда он сказал, стали искать подходящее дерево.

– Не каждое дерево подойдет, – вставил Урэн. – Иногда видишь – кажется, что отлично подходит, а забираешься – и оказывается, что для нашей затеи никудышное.

– Вот мы и забрались на очередное, оно показалось нормальным, и тут слышим пение.

– Пение? – глаза Аланы расширились от удивления.

– Не совсем пение… – Урэн посмотрел на Эдена.

– Непонятно было, пение это или музыка, – объяснил брат. – То есть, неясно, инструмент это или голосами так… Красиво в чем-то звучало, но жутко. Да и кто в тайге поет?

Урэн молча кивнул, соглашаясь.

– И что было дальше? – поторопила Алана.

– Мы спускаться не захотели, – продолжил Эден. – Стали раздвигать ветви, но ничего не видели. Мы же специально место такое подбирали, чтобы совсем незаметно было. Пришлось на другие деревья перелезать… Когда нашли просвет, эти люди уже почти прошли.

– Но мы их увидели. Их было много. Шли по тропе, мы видели их черные спины. И головы черные.

– Подождите, – запуталась Алана. – Вы же были там, где охотится Семен? – она знала это место – очень далеко, сплошные дебри. – А Улгэн говорит, сейчас они там, где было старое пастбище.

– Ну да, – подтвердил Урэн. – Туда они и шли.

– Мы когда Семена привели, перехватили их на полпути, у ручья. Музыки уже не было. Шли молча, но так было еще страннее. Так много их и вообще не говорили.

– А вас они видели?

– Улгэн говорит, что да, – сказал Эден. – Мы не заметили, но он уверен, что да. Говорит – все видят, даже сквозь деревья. И прятаться от них бесполезно.

Алана снова почувствовала на себе пронзительный взгляд Черного человека, и кожу пробрало морозной дрожью, хотя светило солнышко, уже очень теплое. Невольно она обернулась, но за спиной бродили олени, и если на нее сейчас кто и смотрел, то только они.

– Откуда же пришли эти Черные люди? – прошептала Алана.

– Из дебрей пришли, – мрачно проговорил Урэн. – По-другому не получается.

– Верно. Я слышал, старики говорили, что они, конечно, могли через лес пробираться, как ссыльные эти…

– Беглые, ты имеешь в виду? – уточнила Алана.

– Да, как беглые. Но они ведь совсем не были похожи на беглых. Одежда на них чистая, и шли строем, не прятались, будто наверняка все дороги знали и знали, куда нужно прийти…

– И пели еще, – добавил Урэн.

– И пели. И о диких животных, видно, совсем не думали, раз так шли… Дело ясное – необычные люди. Лучше держаться от них подальше.

Алана была полностью согласна, но история братьев сделала мысли о Черном человеке еще навязчивее. Хотя стоило помнить и о том, что Эден и Урэн были теми еще выдумщиками.

Ложась спать, Алана вспоминала Черного человека, уверенно стоящего посреди леса с видом если не полноправного господина, то почетного гостя. Что заставляло этих людей вести себя таким образом? Устроено ли у них все так же, как здесь? Мелькнула даже мысль – а может, это жители Угу буга, Верхнего мира?.. Или Хэргу буга, Нижнего?

Тревожные размышления еще долго не давали уснуть. Когда Алана наконец начала проваливаться в сон, до ее ушей донеслись звуки – не то музыка, не то пение, низкое, звенящее, вызывающее потаенные страхи и бесконечную скорбь.

Алана попыталась проснуться и понять, что происходит, но ничего не вышло. Сон увлек ее в свое царство, где ее ждала высокая фигура в черном плаще с длинной белой каймой.

10

На следующий день Алану позвал с собой отец – он собирался к русским. Ганя увязался за ними: он любил русских девчонок, которые постоянно норовили обрядить его, словно куклу, в свои платья и бусы и накормить хлебом с вареньем, а если повезет – то печеньем и конфетами. Геван никогда не обращал на эти игры внимания, зато Алана всегда сердилась: ей думалось, подобные развлечения портят и без того изнеженного брата. Поэтому она попыталась оставить Ганю дома, но не вышло – Геван махнул рукой:

– Пускай идет.

Алана слегка рассердилась. Ганя это почувствовал, потянул ее за рукав и попросил:

– Расскажи мне об Иничэне.

Идти было совсем недалеко, да и отцу не следовало слышать подобных разговоров. Но он шел впереди. Алана замедлила шаг и тихим голосом начала рассказывать случай, о котором Ганя любил слушать больше всего:

– Однажды мы с Иничэном отправились к Оленьему озеру. Ты знаешь, что оно очень далеко, и родители не разрешили бы нам пойти туда одним, но мы пошли. Мне было страшновато, потому что старики говорят, туда нельзя ходить, что это места Оленьего бога, и что в это озеро по ручью из другого мира приходят еще нерожденные олени. Но Иничэн ничего не боялся, хотя был меньше меня.

– Как я? – с надеждой спросил Ганя, хотя и так знал ответ.

– Побольше, – была вынуждена разочаровать его Алана. – Но ты ведь подрастешь еще… Мы с Иничэном очень долго шли. Без него я бы, наверное, заплутала, но он отлично запоминал тропы, а если надо было, находил новые. По пути нам попался волк, но он был больной. Иничэн сразу это заметил, пугнул его палкой, и волк убежал. Когда мы добрались до Оленьего озера, там…

Дом Александра Васильевича был уже совсем близко – самый большой в биките, красивый, с резными наличниками, которые на заказ сделали привезенные для этого умельцы. Во дворе играл с собакой Дружком неутомимый Егорка, младший сын хозяина.

– Я тебе потом дорасскажу, – прошептала Алана, с опаской поглядев на отца.

Причина была даже не в том, что речь шла о походе к запретному месту. Каждый раз, когда Геван слышал об Иничэне, он награждал дочь долгим взглядом, и той это совсем не нравилось.

– Аланка! – бросился к ним Егорка. – Привет! Давай в салки играть.

– Не сегодня, – сказал Геван. – Хочу, чтобы она нас с Александром послушала. А с Ганей вот поиграй.

– Я лучше с Олей и Настей, – Ганя посмотрел на Егорку с опаской. Тот догонит его в мгновение ока, и, конечно, от него варенья не дождешься.

Они вошли в дом. Внутри было просторно, сундуки накрыты вышитыми покрывалами, в уголке – несколько икон. Алана, Геван и даже Ганя перекрестились на них. Они верили в своих богов, но считали, раз все русские так делают – значит, надо; следовать обычаям хозяев дома – дело хорошее.

– Заходите, заходите! – радостно встретил их Александр Васильевич, приподнимаясь из-за стола, на котором были разложены толстенные книги. – Жена! – крикнул он в глубину дома. – Вели принести гостям чаю с пышками.

– С пышками? – воскликнул Ганя пораженно, не веря своему счастью.

Александр Васильевич рассмеялся.

– С пышками, с пышками. Вы садитесь. Книги убрать не могу пока, но вы тут поместитесь…

Они послушно уселись с другого края стола. Лена, жена Александра Васильевича, сама разлила им чай, затем принесла и блюдо с пышками. Алана не очень любила сладкое, но выпечка была такой воздушной, мягкой и ароматной, что она сама не заметила, как съела несколько штук.

– Ешь, ешь, – засмеялась Лена, заметив ее смущение. – Ты, Алана, худющая, смотри – ветром сдует, и все.

Алана выдавила на лице мимолетную улыбку и уделила все внимание недопитому чаю. Она не считала себя худой, хотя если сравнивать с необъятным телом Лены и ее дочерьми, формами напоминающими эти самые пышки, то ее, конечно, меньше.

После чаепития Лена, сунув Гане блюдо с остатками выпечки, повела его к Оле и Насте. Хотела сначала и Алану с собой утянуть, но Геван дал понять, что она останется с ними. Лене не удалось скрыть недовольство – у русских женщины редко когда участвовали в деловых разговорах, а именно таковой и предстоял.

Александр Васильевич уже несколько лет организовывал торговлю в их районе. Вызнавал нужды, искал поставщиков, договаривался о вариантах обмена. Попутно подыскивал русских помощников для тунгусов и, что бывало гораздо чаще, тунгусских – для русских, разрешал конфликты и споры. Здесь его уважали все, и пусть другие люди занимались почти тем же, если бы кто спросил, кто среди здешних торговцев главный – любой бы указал на Александра Васильевича. Сам он был вторым сыном в богатой купеческой семье, которая до сих пор вела успешные дела в Москве. Но Александр Васильевич, по случаю попав в малолетстве в Сибирь, влюбился в нее с первого взгляда и рано задался целью устроить дело именно в этих краях, причем не где-нибудь в Красноярске или Томске, а подальше, на отшибе, где пока ничего нет, но, свято верил он, «обязательно будет». И оттого, что он выбрал такой, непростой путь, его уважали вдвойне. Только семья его была не очень довольна. «Царь насильно людей в Сибирь отправляет, а мы, дураки, сами поехали», – ворчала его старшая дочь Настасья.

И, наконец, Александра Васильевича любили за то, что он с уважением относился к обычаям тунгусов и от своих соотечественников требовал того же.

– Что, Алана, наследницей будешь? – спросил Александр Васильевич полушутя.

Алана равнодушно пожала плечами.

– Пусть познает потихоньку, – сказал Геван. – Не захочет сама заниматься, так другим передаст.

– Как скажешь. Так, что-то нужно тебе? Или предложишь что?

– Ружья нужны и патронов побольше.

Александр Васильевич принялся листать одну из своих огромных книг.

– Это тебе повезло. Совсем скоро к нам большой человек приезжает, обещался привезти. Давай запишу, сколько вам…