Текст книги "Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров"
Автор книги: Марина Крамер
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 3
Бристоль, Англия
Женщина страдает совсем не от того, от чего страдает мужчина.
Кавабата Ясунари, писатель
Грегори уехал рано утром, Хохол сам увез его к месту сбора, запретив Марине ехать с ними:
– Ты расплачешься, испортишь ему настроение, он расстроится и будет жалеть, что поехал. Не порти ребенку каникулы, я серьезно прошу.
И Марина подчинилась. Она поцеловала сына перед входной дверью и даже во двор не вышла, хотя из-за занавески долго наблюдала за тем, как Грегори и Женька грузят в багажник «Гелендвагена» рюкзак, как мальчик садится на заднее сиденье и пристегивается ремнем безопасности, как Хохол выводит машину за ворота. Только после этого она позволила себе заплакать. Сын становился взрослым, еще пара лет – и он совсем отдалится от нее, поедет в колледж, у него начнется своя жизнь, и Марине в ней будет отведено совсем мало места. Это, конечно, нормально, и так должно быть – но как же больно… Они останутся с Женькой вдвоем в этом огромном доме – хоть в прятки играй.
Поплакав всласть, Марина вытерла глаза и пошла в кухню пить кофе, джезву с которым заботливый Хохол оставил на зажженной спиртовке. Закурив, Марина смотрела в большое окно и думала, что же будет делать в отсутствие сына. Хохол забрасывал удочку насчет поездки в Черногорию – там у них был собственный дом, как и на Кипре, но Марина не очень хотела лететь. Возможно, ей и стоит согласиться – все-таки море, солнце, свежий воздух, прогулки в сравнении с не очень жарким Бристолем выглядели предпочтительнее. Подумать можно… Но все телодвижения, связанные с перелетами и переездами, всегда вызывали у нее ужас. Конечно, когда было нужно, она собиралась, летела, ехала – но отдых… это было не то, ради чего Марина соглашалась рисковать состоянием нервной системы.
Мысли перекинулись на сына – как он проживет этот месяц в лагере без родных? Даже когда Марина уезжала, с Грегом всегда оставался то Хохол, то отец Марины, специально прилетавший из Москвы к дочери и зятю. А сейчас мальчик окажется среди чужих людей – пусть давно знакомых, но чужих. Это беспокоило Марину, и она злилась, чувствуя себя курицей-наседкой, готовой затолкнуть своего цыпленка в гнездо и сесть сверху, чтобы не мог выбраться.
«Женька прав – мальчик должен стать самостоятельным, а я мешаю этому. Но что делать, если я подсознательно все время боюсь, что с Грегом что-то случится? Я несу ответственность за него перед Егором, я поклялась на его могиле, что выращу его сына достойным человеком. Хотя… Егор тоже не одобрил бы моих попыток контролировать в жизни Грега абсолютно все. Я должна, должна дать ему больше свободы, дать возможность почувствовать ответственность и принимать решения. Господи, как тяжело-то… Никогда не думала, что быть матерью – это такой тяжкий труд. Женька однажды сказал – мол, такой огромной бригадищей ворочала, а что с годовалым пацаном делать – не знаешь. И ведь это правда…»
Кофе остыл, а зажженная сигарета, забытая на краю пепельницы, превратилась в длинный столбик пепла. Марина взъерошила волосы, потерла пальцами виски и встала, чтобы сварить новую порцию. Предстоял длинный день, в котором теперь образовались свободные часы, раньше заполняемые общением с сыном, и она задумалась о том, чем будет заполнять эту пустоту весь месяц. Каждый день ездить в ресторан? Ее присутствия там почти не требовалось – умение подобрать грамотную профессиональную команду всегда было сильной стороной Марины, а потому дела шли хорошо и без ее участия. Заставить Хохла каждый вечер доезжать до набережной и гулять там? Запала хватит от силы на неделю, а потом что?
– Научись вышивать крестиком, – насмешливо раздалось за спиной, и Марина от неожиданности уронила на пол джезву с только что сваренным кофе, едва не ошпарив ноги.
– С ума сошел?! Ты чего подкрадываешься?!
Хохол шагнул к ней и, подняв на руки, аккуратно переставил в другую половину кухни:
– Не обожглась? Нервная ты стала – ужас просто.
– Я задумалась, а тут ты…
– Ты задумалась вслух, дорогая. Аккуратнее с этим. – Женька вынул из небольшого узкого шкафчика швабру и принялся вытирать коричневую жижу с кафельного пола.
– Отвез? – игнорируя совет, спросила Марина, усаживаясь на барный табурет.
– Ну а куда я денусь? Отвез, конечно.
– Он… плакал?
– Мариш, ну, что ты, в самом деле? – укоризненно покачал головой Женька, убирая швабру на место и открывая кран, чтобы вымыть руки. – Он взрослый парень, ему одиннадцать лет почти, а ты все считаешь его чуть ли не грудным. Сама, кстати, учила, что мужики при людях не рыдают.
Марина опустила голову так, что отросшие волосы закрыли лицо, и по вздрагивающим плечам Женька понял, что она плачет.
– Ну что ты, в самом деле? – обнимая ее, спросил он. – Подумаешь – парень в лагерь уехал! Нашла причину для слез. Давай лучше подумаем, чем будем заниматься в образовавшемся отпуске. Ты точно решила, что в Черногорию не хочешь?
– Я не знаю, – пробормотала Марина, вытирая глаза, – я вообще ничего не хочу.
– Ну, еще бы, – понимающе протянул Женька, – это ясно – когда ничего не взрывается и не горит, нам сразу скучно, мы ничего не хотим и настроение у нас тоже поганое. А вот в режиме аврала нам всегда легче живется, правда? Что-то давно никто оттуда не звонил и не орал – «караул, спасите», да?
Он говорил вроде бы со смехом, однако Марина чувствовала, что в словах Хохла никакого веселья нет, наоборот – он зол на нее. Зол – и прав, потому что в душе она давно поняла, что жизнь респектабельной английской дамы не по ней. Это не ее стихия, не ее ритм. Каждый наступающий день похож на предыдущий и будет похож на завтрашний, и можно почти поминутно заранее сказать, что произойдет. А для нее, привыкшей за много лет к совершенно иной жизни, к суете и опасности, это оказалось слишком тяжело. И вся хандра, нервы и скука – от этого. А Хохол просто устал, он старше, ему тяжелее далось последнее «приключение» в России. До сих пор на лбу у него довольно заметный след от ожога, а на груди – уродливые рваные шрамы, оставленные гранатными осколками. Если бы не Леон, телохранитель Мишки Ворона, то Хохла могло бы уже и не быть. Но он заслонил собой Женьку, и оба остались живы, хотя Леону досталось куда сильнее. Конечно, у Хохла имелись причины злиться на жену.
Она положила руки поверх его, обнимавших ее плечи, и проговорила виновато:
– Я тебя совсем измучила.
– Не в том дело, – зарываясь лицом в ее волосы, пробормотал Хохол, – я из кожи вон лезу, чтобы тебе было хорошо, а тебе все равно плохо, оказывается. Мне это хуже ножа, Маринка. Я обещал себе и твоему мужу, что ты будешь счастлива, что я все для этого сделаю, и теперь, выходит, проотвечался.
– Не надо, Жень… ты все сделал, сдержал слово. Дело не в тебе, ты ведь понимаешь. Это я… Наверное, я неблагодарная сволочь. Я очень счастлива с тобой – разве ты не видишь? Ни с кем так не было бы, ты же весь для меня. А я просто не умею этим наслаждаться, не умею, понимаешь?
Она откинула голову ему на плечо и тяжело задышала. Женька не любил этого ее состояния – сейчас начнет плакать, потом у нее заболит голова, и остаток дня ей придется провести в комнате с зашторенными окнами и в полной тишине.
– Не надо, котенок, – попросил он, изгибаясь и целуя ее в шею, – я ведь все понимаю, не первый же день знакомы. Давай все-таки подумаем о поездке, а? Не хочешь в Черногорию, можно на Кипр, только там жарко сейчас. Хочешь, позвони Марье, пусть берет Алену и с нами едет.
– Не поедет она, нельзя ей летом в жару, ты ведь знаешь. Да и в Москве она сейчас, одна, без Алены, – отозвалась Марина, давя подкатившиеся слезы. – Наверное, ты прав – поедем, заказывай билеты.
И Хохол в душе возликовал – удалось! Значит, хоть перед Грегом ему не будет стыдно, потому что мальчик взял с него обещание непременно вывезти мать на море и заставить отдохнуть.
Глава 4
Урал
Если бы мне нужно было кратко ответить на вопрос, что есть благо, я бы сказал, что благо – это терпеть страдания. Тот, кто не умеет терпеть, никогда ничего не достигнет.
Ямомото Цунэтомо, самурай
Мишка Ворон блаженно вытянулся на полке в бане и закрыл глаза. День прошел с пользой, и это держало его в тонусе – успех в делах всегда подстегивал и настраивал на позитивные мысли. Если все пойдет так, как он задумал, то через полгода в этом городе у него вообще не останется конкурентов. Собственный прикормленный мэр – ну, о чем еще мечтать? Вот только фамилия почему-то настораживала. Хотя «мало ли в Бразилии Педро», как говорилось в одном старом фильме. Вполне может оказаться однофамильцем, да скорее всего, это так и есть.
– Эх, бабу бы сейчас, – мечтательно пробормотал Ворон, глядя в обшитый березовыми плашками потолок бани, но потом, вспомнив что-то, поморщился: – Хотя на фиг.
Последняя пассия, Ксюша Короленко, надолго отбила у Мишки охоту к развлечениям с представительницами прекрасного пола. Почти целый год Ворон воздерживался от любых связей, тем более длительных, настолько напугала его любовница, ухитрившаяся организовать покушение на него.
– Вот почему все бабы не могут быть такими, как Наковальня? Ну, не баба – сказка же! А досталась в итоге отморозку Жеке Хохлу, – продолжал размышлять вслух Ворон, вспоминая давнюю свою знакомую Марину Коваль. – И чего я, дурень, не подсуетился вовремя? С ее мозгами мы б вообще горя не знали, это ж какая хватка – не всякому мужику такое снилось. Чего она нашла в этом Хохле? И ведь любит же, судя по тому, что я тут видел. Леон! – заорал он вдруг. – Леон, пивка принеси мне!
Через несколько минут в баню зашел высокий светловолосый мужчина в спортивном костюме. Правый глаз его был закрыт кожаным кружком, правое ухо отсутствовало, а через всю щеку тянулся розовый неровный рубец. Обе руки телохранителя тоже были сильно обожжены, а на левой еще и не хватало двух пальцев, но это не мешало Леону удерживать поднос с пол-литровой кружкой пенящегося пива.
– Ставь сюда, – похлопал по полку рядом с собой Ворон. – Слышь, Леон, а пробей-ка мне информацию кое-какую.
– Слушаю, – отозвался телохранитель, забирая поднос.
– Коваль Дмитрий Викторович.
Леон удивленно вздернул левую бровь:
– В смысле? Это же кандидат на мэрское кресло.
– Это я и без тебя знаю, – поморщился Ворон, садясь и беря кружку. – Эх, хорошо… – крякнул он, сделав большой глоток холодного напитка. – Официальную мульку я два раза прочитал, а ты мне нарой все что можно из, так сказать, неофициальных источников. Потому что сдается мне, что-то нечисто с этим кандидатом. Уж больно фамилия у него для нашего города звонкая. Улавливаешь? – Он вопросительно посмотрел на телохранителя.
– Вы думаете, что он как-то связан?.. – Договаривать Леон не стал, справедливо опасаясь, что произносить догадку вслух не стоит, Ворон и так все поймет.
– Что-то мне подсказывает, что вполне может быть такое. Но проверить надо, мало ли. Фамилия не то чтоб очень уж редкая, но тут еще и отчество…
– Тоже не Сигизмундович, в общем-то, – пожал плечами Леон, – но я, конечно, проверю. А вы напрямую спросить не хотите?
– Ты что – больной? Конечно, не хочу. Ей только дай тему – она ее вмиг разовьет, а мне без интереса, чтобы она сюда вернулась.
– С чего бы ей возвращаться? Им и там неплохо.
– Ну-ну, – неопределенно протянул Ворон и снова приложился к кружке. – Ты иди, Леон, иди…
Телохранитель вышел, плотно закрыв за собой двери парилки. Бросив поднос на стол в предбаннике, Леон вышел на крыльцо, закурил и задумался. Если выяснится, что новоиспеченный кандидат на мэрское кресло действительно приходится каким-то родственником Наковальне, то он должен предупредить ее раньше, чем принесет эту информацию Ворону. Леон умел быть благодарным и прекрасно помнил, кто именно спас ему жизнь, оставил крупную сумму денег на банковской карте, а также устыдил Ворона, и тот после выписки из больницы и реабилитации снова взял его к себе на работу, пусть и не совсем телохранителем уже. Если бы не Марина, неизвестно, курил ли бы сейчас Леон вот эту сигарету. Не будь ее – и Ворон, скорее всего, не повез бы его, обожженного и тяжело раненного, в больницу. Но Марина настояла, и благодаря ей Леон выжил и смог снова встать на ноги. И теперь самое малое, чем он может ей отплатить, – это предупредить о происходящем в их городе.
Леон вспомнил, как перед тем как уйти из больницы, Жека Хохол сунул в его тумбочку небольшой листок бумаги, на котором написал свой номер телефона. Леон положил его за обложку паспорта – на всякий случай, чтобы просто не объяснять никому, откуда у него чей-то номер с английским кодом. Теперь нужно улучить момент, когда он останется один, и позвонить Жеке – так будет лучше. Хохол все-таки знает свою жену и сможет предугадать реакцию. Хорошо бы, чтобы этот потенциальный мэр оказался однофамильцем – Леону меньше всего на свете хотелось причинить неприятности Марине. А в том, что эти неприятности неминуемо возникнут, он почему-то не сомневался.
Глава 5
Бристоль, Англия
…иногда бесчувствие бывает мучительней самой острой боли.
Юкио Мисима, писатель
Утро началось ссорой. Обычная такая семейная ссора – как у всех. Кто и что первым не так сказал, даже не поймешь, а выливается в приличный конфликт. Хохол держался как мог, сглаживал, пытался спустить на тормозах, но в конце концов тоже не выдержал и заорал, чем окончательно вывел и без того легко возбудимую Коваль из себя. Сочтя за благо ретироваться, Женька пошел из кухни, и вот тут едва не произошло непоправимое. Нож – тяжелый, из тех, что используют для тренировок десантники, – как-то сам собой лег в руку. Марина даже не сразу поняла, откуда он взялся, как попал на стол – обычно Хохол держал такие вещи в небольшой запирающейся беседке на заднем дворе. Но рукоять так удобно и привычно улеглась в ладони, словно всю жизнь там и лежала. Размахнувшись, Марина бросила нож, и тот, пролетев через кухню, воткнулся в дверь над самым ухом Хохла. Тот слегка дернул щекой, стараясь ничем не выдать того, что именно испытал секунду назад, услышав стремительно приближающееся к голове лезвие. Марина же, глядя на глубоко вошедший в дверь нож, вдруг поняла, что натворила. Но даже теперь она не могла показать мужу всю глубину своего ужаса, отчаяния и страха – нет, только не это, она сильнее, она всегда сильнее, она же Коваль, она не боится и не жалеет.
– Ну, что ж, пора, чувствую, в дурку вещи упаковывать, – проговорила она спокойным тоном, но Женька, проживший с ней много лет, хорошо знал цену этому спокойствию.
Марина, повернувшись на каблуке, вышла в гостиную через вторую дверь, находившуюся у нее за спиной, и щелкнула замком. Хохол, с усилием вырвав из покореженной доски нож, повертел его в руках, зачем-то провел по лезвию пальцем, оставив на подушечке тонкий порез и чуть видную кровавую дорожку, а потом, размахнувшись, изо всех сил швырнул нож в ту дверь, за которой только что скрылась жена:
– С-сука!
– Ну все верно, – раздалось из-за двери насмешливое, – уж если менять, то обе синхронно, чего ж с разными-то жить будем? Молодец, Хохол, дизайнер прямо.
– Заткнись! – заорал он, не в силах контролировать себя. – Заткнись, я тебе сказал, сука полоумная! Совсем башней поехала?! Ты в кого ножи мечешь, малахольная?! Слова сказать нельзя! А если бы пацан дома был?!
– Вот это тебя и спасло! – отрезала Марина, по-прежнему не открывая двери, чтобы муж не увидел, как она бессильно сидит за ней на полу и, кусая губы, старается не заплакать от нахлынувшего ужаса.
Хохол хлопнул себя по губам, сообразив, что, будь Грегори дома, мог услышать, какими словами он только что крыл его мать, а подобных выходок при сыне он себе не позволял. Даже хорошо, выходит, что его нет дома. Но что теперь делать с Мариной? В какой-то момент рука у нее не дрогнет, и что тогда? А ведь на месте Хохла может оказаться кто угодно – от управляющего рестораном до юриста или официанта. И что потом делать?
– Открой, котенок, – постучал он, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, но там молчали.
Женька примерно представлял себе картину – Марина сидит на полу, подпирая дверь спиной, и, вонзив ногти в ладони, старается сдержать слезы. Ей уже стыдно за вспышку гнева и за полетевший в его сторону нож, она уже поняла, что едва не натворила, но встать, открыть дверь и признать свою неправоту она, конечно, не может. И вот это последнее, кстати, угнетает ее сильнее всего.
– Мэриэнн, открой.
Когда ответа опять не последовало, Женька изо всех сил ударил в дверь ногой. Раздался треск, и в полотне образовалась приличная дыра. Он просунул руку и открыл замок. Жена лежала на полу без сознания, и это испугало Женьку сильнее летевшего в его голову ножа. Упав на колени рядом с неподвижным телом, он стал трясти ее за плечи:
– Котенок, что с тобой? Очнись! – Но она моталась в его руках как тряпка и в себя не приходила.
Опустив ее на ковер, Женька метнулся в кухню, достал из аптечки нашатырный спирт и, обильно смочив кусок ваты, вернулся обратно. Поднеся вату к лицу Марины, он свободной рукой крепко обхватил жену за плечи и прижал к себе. Коваль закашлялась и открыла глаза, мгновенно заслезившиеся от едких испарений нашатырного спирта:
– Что случилось?
– Ты сознание потеряла, – убирая вату и поднимая Марину на руки, ответил Хохол.
– А… до этого?
– Не помнишь?
– Нет…
– Удобно, – пробормотал Женька, укладывая Марину на диван и садясь рядом.
Марина чуть приподнялась, подоткнув под спину подушку, и жалобно посмотрела на мужа:
– Я действительно ничего не помню…
– Говорю же – удобно. Швырнула нож мне в башку – и отключилась. А в другой раз очнешься – а я рядом, тепленький еще. Что делать будешь?
Она в ужасе отшатнулась от него:
– Что несешь?! Какой… нож?
– А мой, десантный, который Генка подарил, – невесело усмехнулся Хохол, пощипывая усики. – Хорошо, кстати, бросаешь – дверь пробила. Откуда силы столько?
Марина вцепилась в волосы и опустила голову:
– Я действительно ничего не помню…
Хохол, глядя на опущенную голову жены и ссутулившиеся плечи, испытал прилив нежности и отчаяния одновременно. Он понимал, что до Марины дошло то, что могло случиться пару минут назад, и теперь она страдает, но еще больше ее испугал вот этот провал в памяти. Он сгреб ее в охапку, усадил к себе на колени и крепко прижал:
– Ну, успокойся, моя маленькая, не надо. Все обошлось, я живой…
– А в следующий раз можешь быть мертвый, – всхлипнула она, утыкаясь лбом в его грудь.
– Я не могу умереть раньше тебя, Маринка. Так не будет. Я должен быть рядом, должен тебя защитить от всего.
– А я в благодарность за это бросаю в тебя ножи… повезло тебе с женой…
– Мне – повезло, – с улыбкой подтвердил он, чуть покачивая ее на коленях, как ребенка, – ты совершенно права, мне повезло с женой. Я ее добивался много лет, и вот она со мной. Моя мечта сбылась, ты – моя женщина, ты мать моего сына – что еще желать? Ты принадлежишь мне.
– Ты ненормальный, Хохол, – снова всхлипнула она, и он со смехом согласился:
– Конечно. А кто нормальный ужился бы с тобой? Поцелуй меня. Нет… не так, – он буквально сбросил ее с колен на пол и запустил руку в волосы. Коваль никогда не нужно было повторять дважды, даже в таком состоянии она знала, что имеет в виду муж.
– …О-ох, ну, вот и сняли стресс… – Хохол в изнеможении вытянулся прямо на ковре и блаженно закрыл глаза.
Марина легла рядом, уютно устроившись под его рукой, и прижалась всем телом к разгоряченному телу мужа. Он осторожно поглаживал ее изуродованной рукой, вызывая легкую дрожь, и Марина тихонько застонала:
– Ну, почему ты такой? Почему мне никогда не бывает достаточно? Даже когда уже нет сил?
– Потому что тебе со мной хорошо.
– Нахал, – пробормотала она, закрыв глаза.
– Еще бы! Был бы не нахал – так и не вышло бы у меня ничего с тобой, дорогая.
И тут на барной стойке в кухне заголосил Женькин мобильный. Это насторожило Марину – у Хохла в Англии не было никого, кто мог бы ему звонить, кроме нее, Грегори и Гены. Но сын в лагере, у Гены сейчас тренировка – он с утра обычно пропадает в клубе карате, следовательно…
– Кто это? – спросила она в спину подскочившего Хохла, но он не ответил, только махнул рукой и, глянув на дисплей, скрылся с телефоном на втором этаже. – Однако… – удивленно пробормотала Марина, садясь на ковре и накидывая халат. – Это что-то новенькое.
Любопытство раздирало, но Коваль запретила себе подслушивать – незачем унижать мужа недоверием, он наверняка сам расскажет, когда закончит разговор. Она пошла в душ и долго стояла под горячей водой, стараясь унять дрожь во всем теле – так всегда бывало после их с Хохлом близости. Но в мозгу прочно застряла мысль о неожиданных провалах в памяти – это могло плохо закончиться. Да и то, что она так внезапно подняла руку на мужа, тоже не радовало. Обладай Женька менее крепкими нервами – и кто поручится за то, что могло бы случиться.
– Надо что-то решать с этим, – пробормотала она, снова подставляя голову под струи воды, – этак я овдовею быстрее, чем рассчитываю. Бедный Женька, как он со мной живет-то… как на вулкане, честное слово, даже самой страшно.
– Ты закончила? – раздался голос мужа, вошедшего в ванную и взявшегося за ручки душевой кабины.
Дверки поехали в разные стороны, и Хохол шагнул в кабину, прижимая Марину телом к стенке:
– Выходишь или со мной побудешь?
– Нет! – со смехом отказалась она, пытаясь вывернуться. – Если останусь, то весь день проведем в постели.
– Я не против.
– Не сомневаюсь. Пусти.
Он отошел в сторону, выпуская ее из кабины, и Марина, задвинув дверцы, села на край джакузи, принимаясь вытирать волосы полотенцем. Ей очень хотелось спросить, кто звонил, но она сдерживалась – пусть расскажет сам. Однако Хохол молчал, фыркал под водой, долго стоял под холодной струей, потом вышел и, чмокнув жену в макушку, обернул вокруг бедер полотенце:
– Ну, чем займемся?
Она только плечами пожала. Дел никаких не было, разве что наведаться в ресторан и просмотреть новый контракт с поставщиком овощей, но это не отнимет много времени. «А ведь он так и не сказал мне, кто звонил», – отметила она про себя с обидой. Никогда прежде у Хохла не было никаких тайн и секретов от нее.
– Собирайся, поедем двери выбирать, – муж стоял перед зеркалом, чуть согнув ноги в коленях, и водил расческой по мокрым белым волосам. Привычка выбеливать волосы укоренилась, хотя первое время Женька очень сопротивлялся. Но потом привык к собственному отражению, находя его уже обычным. Небольшую бородку и усы он тоже красил, и это придавало ему вид слегка странноватый, но интересный. Марина иногда замечала на улице, как реагируют на ее мужа проходящие мимо девицы, однако никаких беспокойств по этому поводу не испытывала. Для Хохла женщины как класс не существовали – у него был собственный идеал красоты, и этот идеал всегда под рукой, так какой смысл что-то менять? Он ни за что не согласился бы видеть рядом с собой вместо Коваль кого-то другого, пусть и с покладистым характером. Марина это отлично знала, да Женька особенно и не скрывал, хотя иной раз думал, что зря дает жене такую уверенность – может, оглядывалась бы хоть иногда, заводя очередную интрижку. Но вот уже год, как у Коваль никого не было, уж в этом-то Хохол научился разбираться за время, проведенное возле нее. Сейчас она принадлежала только ему, и Женька ощущал вкус победы.
– Двери? – растерянно спросила Коваль, и он подтвердил:
– Двери, дорогая. Перед отъездом надо все привести в порядок, а то сын начнет вопросы всякие задавать – тебе к чему это?
– Ты прав…
Она ушла в гардеробную, выбрала там одежду и, бросив ее на кровать, взяла фен. Вопрос о телефонном звонке так и повис в воздухе – Хохол молчал, а она из упрямства решила не давить. Но осадок остался.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?