Текст книги "Удержи меня"

Но я уже не слушала ее, выскочила в коридор и лихорадочно стала искать в сумке мобильный. Трясущимися руками я набрала номер Даниила и, когда раздался его недовольный, глуховатый голос, закричала:

– Даня! Максим в больнице… его собака порвала!

– Ты где? – моментально сменил тон муж.

– В школе…

– Так, сиди там, я сейчас приеду! И узнай, куда его увезли!

Данька бросил трубку, а я обессилено опустилась на диванчик в холле, обхватив голову руками. Что же это делается? Только бы ничего серьезного, бормотала я, только бы ничего сложного и опасного… Мне уже даже на Даньку наплевать, пусть только с Максимом все будет хорошо, пусть все обойдется…

Муж вбежал в холл в распахнутой куртке, лицо его выражало беспокойство. Он подскочил ко мне, схватил, поставил на ноги и слегка встряхнул:

– Ну? Ты узнала?!

– Нет…

– А, что с тебя взять! – с досадой бросил он, отдавая мне ключи от машины. – Иди, жди меня, я сам…

Я побрела в машину, села, откинулась на спинку и закрыла глаза. Я из последних сил старалась держать себя в руках, не распускаться, чтобы мой сын не увидел меня плачущей.

Даниил вернулся быстро, сел за руль и рванул с места. Мы молчали всю дорогу, до самой детской больницы. В приемном покое нам долго не говорили, где наш сын и что с ним, до тех пор, пока Данька не разорался, что он сам хирург и что дойдет сейчас до главного врача. Нас моментально пропустили, выдав халаты. Я уже ничего не соображала, все мысли устремились только к одному – чтобы у Максима не было ничего серьезного…

Он лежал в четырехместной палате, у самого окна… Вместо лица – марлевая повязка, кое-где уже пропитанная кровью, левая рука тоже перебинтована. Даниил подошел к кровати, сел рядом с Максимом и взял его за здоровую руку:

– Сынок… ну, ты как? Болит что-то?

– Болит… – расплакался Максим, уцепившись за отцовскую руку. – Так сильно болит, папа… заберите меня отсюда, я боюсь здесь…

– Максимка, сынок, не надо плакать, – проговорила я дрожащим голосом, стараясь не разреветься.

Даниил решительно встал, уступая мне место, и пошел к выходу:

– Здесь я его не оставлю, пойду к заведующему, пусть переводят к нам. Там хоть под присмотром будет!

Он вышел, а я, наклонившись к сыну, прошептала:

– Не бойся, Максимка, папа сейчас договорится, и мы заберем тебя, будешь лежать у деда Миши и папы в отделении, я с тобой буду все время, отпуск возьму – и буду рядом.

Максим всхлипывал, не выпуская мою руку из своей, я осторожно гладила его по выбивавшимся из-под повязки волосам на макушке. Наверняка, он еще и испугался, да и кто не испугался бы, когда собака кинулась? Развели волкодавов, что за жизнь такая пошла! Уж тогда гулять бы их водили в какое-то определенное место, а не в школьный двор, где дети! Максим понемногу успокоился, прижался ко мне и затих, словно осознал, что рядом со мной находится в безопасности. Наконец вернулся Даниил вместе с заведующим отделением – молодым еще, худощавым мужчиной. Он поздоровался со мной и обратился к Максу:

– Что, парень, боли есть?

– Да…

– Ну, ты потерпи, тебе сейчас укольчик поставят, и папа тебя к себе заберет. Вы, Даниил Владимирович, когда перевязывать будете, посмотрите там – щека уж очень глубоко порвана, как бы не загноилась.

– Да, я понял, – кивнул Даниил, но, как мне показалось, слов врача не слышал, а, скорее, догадался, о чем речь. – Мы можем забрать его сейчас?

– Да, только одежду получите у сестры-хозяйки.

– Оксана, сходи, – бросил мне Даниил, даже не глядя, и я послушно поднялась со стула и побрела в коридор.

…Домой мы вернулись только к вечеру, и то, чтобы мне позвонить на работу и взять вещи – ночевать я собиралась в больнице с Максимом. Даниил устроил его в одноместной палате, и я свободно могла там находиться.

– Даня… как ты думаешь, шрамы останутся? – осторожно спросила я, складывая в сумку халат, тапочки и косметичку.

– Конечно, останутся! Я, разумеется, постараюсь свести все к минимуму, но последствия все равно будут. Это еще хорошо, что глаза целы. Да и что не девчонка… – Даниил курил, стоя на кухне и глядя в окно куда-то в сторону школы.

– Да, хорошо… – вздохнула я.

Маша.

Вставать в шесть утра и собираться на конкурс в нашей семье всегда было делом нелегким. Юлька капризничала, недовольная то не так закрепленной шишкой, то не так надетой на нее сеткой, то отказывалась завтракать, мотивируя отказ «слишком узким» платьем. Сказывалось нервное напряжение перед соревнованием. Но вот, наконец, все собрано и готово, и такси подъехало. Юлька накинула на голову капюшон и вскинула на плечо кофр с платьем и туфлями:

– Мам, ну, ты чего? Опоздаем!

– Не опоздаем, – я рылась в сумочке, проверяя, взяла ли стартовые книжки.

– Не ищи, они в кофре, – догадалась дочь, похлопав по карману. – Интересно, папа приедет смотреть? – вдруг вырвалось у нее, и я отчетливо услышала в голосе желание, чтобы так и случилось.

Артем не приехал. Не знал или забыл… Хотя плакаты и афиши «Кубка мэра» висели по всему городу, это было довольно значительное событие.

– Ну, вот – Олега нет опять! – оглядев огромную раздевалку, сообщила Юлька, сбросив с плеча кофр на стул и садясь, чтобы снять сапожки.

– Юля, расслабься! – жестко сказала я. – Не превращай ерунду в проблему – они всегда опаздывают, ты ведь знаешь.

Юлька стояла уже в платье и натягивала гетры на туфли, чтобы на разминке мышцы лучше разогрелись, когда появился Олег с матерью.

– Проспали! – радостно объявила Ольга, вытряхивая из рюкзачка танцевальные туфли. – Олежка, давай быстрее, скоро музыку включат, надо будет размяться.

У Олега, как всегда, не было настроения, он смотрел под ноги и что-то бурчал. Я, чтобы не трепать нервы себе и Юльке, взяла ее за руку и утащила из раздевалки в холл.

Но на паркете, к счастью, все наладилось, и дети занялись тем, чем и были должны – танцами. В их возрастной группе пар было много, почти пятьдесят, так что борьба предстояла нешуточная. Ольга, как всегда, попыталась убить в детях всякую надежду на хороший исход, но я, стоя у нее за спиной, отрицательно качала головой, и Олег с Юлькой прекрасно меня поняли. Меня всегда удивляла эта манера Ольги настраивать детей на поражение, когда они еще и шага по паркету не сделали.

Но сегодня все пошло на удивление гладко – Олег и Юлька легко прошли все отборочные туры и добрались до финала. Оставалась самая малость – шесть танцев, на которые теперь еще нужно настроиться. А еще ведь и физическая усталость…

Когда дети после исполнения последнего танца подошли к нам, на их лицах отчетливо читалось – выложились на все сто и теперь только отдыхать, независимо от занятого места. Я набросила Юльке на плечи кофту, обняла, прижимая к себе, и подвинула тарелку с пирожными, но дочь отрицательно покачала головой:

– Не могу, мам, сил нет…

Потянулись минуты томительного ожидания, все нервничали, тренер нервно ходила в холле, то и дело затягиваясь сигаретой. Вот, наконец, всех финалистов выстроили для награждения…

Шестое место…пятое…третье…второе… Я увидела счастливое лицо дочери, обнаружившей, что они остались перед пьедесталом одни, и только потом услышала голос ведущего:

– И победителями ежегодного турнира на Кубок мэра нашего города становятся Олег Иващенко и Юлия Смирнова, клуб «Гармония танца», руководитель Наталья Абрамцева! Призы и медали чемпионам вручает первый заместитель мэра Андрей Семенович Синцов!

Я, кажется, не видела больше ничего, кроме высокой тумбы первого места и моей дочери, стоявшей на ней. Когда «золотая» медаль повисла на тонкой шейке, Юлька вздернула голову и улыбнулась, глядя прямо на меня. Я махнула ей и едва удержалась, чтобы не заплакать.

Награждение закончилось, и дочь уже бежала ко мне, путаясь в волочащихся по полу плюшевых медвежьих лапах:

– Мама! Мы это сделали!

Я обняла ее вместе с этим огромным Топтыгиным, расцеловала:

– Я всегда в тебя верила, ты же знаешь! Вы просто молодцы, так танцевали, что я больше и не видела никого!

К нам подошли Наталья и заместитель мэра, полный, высокий мужчина с заметными залысинами. Он улыбался и восхищенно смотрел на мою дочь:

– Очень рад познакомиться с чемпионкой. Юленька, я тебя еще раз поздравляю, – он чуть нагнулся и потрепал Юльку по плечу. – Платье у тебя было самое красивое, его отовсюду видно.

Юлька покраснела от удовольствия – цвет платья был и в самом деле редким для такой маленькой возрастной категории. Оно было из стрейч-атласа, черное, слегка поблескивающее в свете прожекторов, и блондинка Юлька в нем смотрелась просто возмутительно хорошо.

– Ну, Мария Сергеевна у нас вообще оригиналка, – усмехнулась Наталья. – Я ей говорила, что в детской группе такой цвет – странно, однако мама у нас упертая.

– И правильно мама сделала. Так вы рассмотрите все-таки мое предложение, – повернулся к Наталье Синцов, и та кивнула:

– Разумеется. Это очень лестное предложение и для меня, как для руководителя клуба, и, думаю, для этой пары.

– О чем речь? – спросила я у Натальи, когда заместитель мэра откланялся и ушел.

Наталья взяла меня за локоть и потянула в холл, там села на мягкий диванчик и вынула сигареты. В холеных пальцах мелькнула золотая зажигалка, язычок пламени лизнул кончик тонкой сигареты, Наталья сделала затяжку и, помолчав, сказала:

– Тебе повезло, Мария. Синцов предложил твоим детям участие в программе мэрии по поддержке молодых спортсменов. Очень уж ему твоя Юлька понравилась. Это шанс из миллиона, «бальников» туда вообще брать не планировали, но вот видишь, как бывает. Соглашайся – они будут оплачивать сборы, семинары, возможно, даже поездки за границу.

– Что взамен? – я не случайно задала этот вопрос, прекрасно знала, что обязательно должно что-то быть.

– Взамен – участие во всех концертах, во всех праздниках, устраиваемых мэрией, во всех новогодних елках, во всех награждениях – словом, где скажут.

Это было выполнимое условие, особенно если прикинуть, какие суммы денег требуются на одну только поездку в Москву на Чемпионат России, скажем, а потому я без колебаний согласилась.

По традиции мы с Юлькой еще остались, чтобы посмотреть выступления всех членов нашего клуба, потом в перерыве пообедали в буфете, снова вернулись в зал…

Домой добрались уже поздно вечером, когда уставшая за турнир Юлька валилась с ног. Она даже ужинать не стала, наскоро приняла душ и ушла к себе. Я укрыла ее одеялом и сама тоже пошла в спальню, включила там телевизор. В «Новостях» показали итоги турнира, и даже Юлька с Олегом мелькнули, и я вдруг подумала: «Интересно, Артем видит сейчас ее или нет?»…

Даниил.

Страх за сына отбил у меня охоту ко всему. Я оставался после дежурства, сидел в его палате, подменяя Оксанку. Даже позвонить Машке у меня не было времени. Но и она не звонила, видимо, обиделась на мое невнимание к ней. Но я просто не мог отойти от Максима хоть на секунду, боялся оставить его одного, хотя умом понимал, что ничего не случится, если я просто на пять минут выйду в коридор и позвоню. Весь смысл жизни свелся у меня к одному – только чтобы последствия травм у сына были минимальными. Оксанка тоже была постоянно на нервах, срывалась на меня, когда Максим этого не слышал, я старался не реагировать, понимая, что жена с ума сходит от тревоги за ребенка.

Сегодня я решил заехать к Машке на работу, просто поговорить, объяснить, что случилось, чтобы она не переживала, куда это я запропастился. Подъехав к зданию клиники в обеденный перерыв, я набрал Машкин номер. Голос ее прозвучал как-то растерянно, точно она не ожидала моего звонка, и он нарушил какие-то ее планы:

– Даня?.. Ты где?

– Я стою возле дверей, если ты оденешься и выйдешь, то я свожу тебя куда-нибудь пообедать.

– Но…

– Маш! Я очень соскучился и хочу тебя увидеть, – перебил я, даже не став выслушивать ее слова. – Выходи, я тебя прошу.

– Хорошо, – сдалась она.

Я прохаживался на крыльце и проморгал момент, когда Машка вышла, а, обернувшись на звук голоса, обнаружил, что моя Мария слегка изменилась – макияж стал ярче, волосы уложены как-то по-новому, из-под короткой шубки виднеется форменный костюм персикового цвета. И, что странно и в последнее время совсем непохоже на нее, она улыбалась. Улыбалась широко, радостно, и я отнес это на свой счет – соскучилась, хотела видеть.

– Привет! – она, не стесняясь, чмокнула меня в щеку. – Ты похудел, кажется?

– Привет. Отлично выглядишь, – я взял ее под руку и повел к машине. – Как себя чувствуешь?

– Неплохо, – она пожала плечами и села на переднее сиденье, аккуратно скрестив ноги в сапогах на тонкой высокой шпильке. – У тебя случилось что-то? – ее рука легла поверх моей, и я вздрогнул от ее прикосновения. – Дань…ты мне не нравишься, – Машка развернула меня к себе и заглянула в глаза.

Я вдруг не выдержал, порывисто обнял ее и уткнулся лицом в мех шубки. Машка всегда отличалась повышенной чуткостью в отношении меня, а потому вопросов и сейчас задавать не стала, просто гладила по затылку и шептала:

– Даня…все наладится, я знаю. Что бы ни случилось…

– Машка…ты не понимаешь… – проговорил я глухо, не отрываясь от нее. – Максим…он в больнице…

– Что-то серьезное? – в ее голосе прозвучала неподдельная тревога, она ведь сама мать, и все, что касается моего сына, всегда воспринимает близко к сердцу.

– В школьном дворе собака кинулась, все лицо в клочья…

– Господи… – я поднял, наконец, глаза, и увидел, как белеет машкино лицо.

Уж не знаю, о ком она подумала в тот момент, о моем сыне или о своей Юльке, но испугалась очень сильно.

– Дань…хочешь, я переговорю со своей шефиней? – предложила она.

– Спасибо, Машуня, не надо, – со вздохом отказался я, поднося к губам ее руку. – Тебе только этого еще не хватает – моих проблем.

– Да при чем здесь… – начала возражать она, но я перебил мягко:

– Машенька, мне очень приятно, что ты хочешь помочь, но я тебя уверяю – не нужно ничего, я все сам решу, ты не обижайся, ладно? – я поцеловал ее в прохладную щеку, потом чуть прикоснулся к губам. – Поедем куда-нибудь, а то скоро обед у тебя закончится, поесть не успеешь.

Я привез ее в пиццерию, ближе просто ничего не оказалось, заказал пиццу с копчеными колбасками и помидорами и зеленый чай. Странноватое сочетание, конечно, но, во-первых, пиво среди дня как-то не очень, да и не пьет его Машка, а кока-колу пить я ей не разрешаю – там полно всякой «химии», а ей и так вполне достаточно. Звучит совсем собственнически – «я не разрешаю»…

Машка вяло ковыряла вилкой в тарелке, потом и вовсе отодвинула, так и не съев ничего толком.

– Маш…ты чего? – удивился я, потому что знал, как они с Юлькой любят пиццу. – Невкусно, что ли?

– Нет…просто не хочется. Аппетита нет совсем, – призналась она, подвигая к себе керамический чайничек и чашку.

– Заставляй себя хоть чуть-чуть.

– Данька, ну, хоть ты-то не воспитывай меня! – устало попросила Машка, наливая чай в чашку. – И так все пристают, и мама, и Юлька, и даже лечащий звонит периодически. Я уже просто слышать не могу…

– Все-все, не буду, не сердись. Ты сегодня на вечер что планировала?

Или мне показалось, или мой такой обыденный в нашей ситуации вопрос поставил ее в неловкое положение. Я готов был пожертвовать даже парой часов времени, которое я провел бы с сыном, а она о чем-то вдруг задумалась! Мне стало обидно, но Машка неожиданно прервала молчание и сказала:

– Если ты хочешь меня встретить и у тебя есть на это время, то я не против.

Оговорка насчет наличия времени должна была, видимо, указать мне на безответственность по отношению к ребенку, но я стерпел – пусть.

– Тогда я подъеду к семи?

– Я буду ждать.

Маша.

Я лихорадочно пыталась найти повод, чтобы отказать Даниилу и не ехать с ним к Сереге. Не знаю, почему, но, услышав о произошедшем с Максимом, я вдруг почувствовала себя такой виноватой перед мальчиком… Ребенок в больнице, а его отец сидит в кафе с любовницей – как это можно назвать, каким словом? Только непечатным. И меня поразило, что в такой момент Даниил может думать о чем-то, кроме сына. Не дай Бог, что-то случилось бы с Юлькой – да я бы забыла обо всем и обо всех. Все-таки мужчинам в этом плане намного легче. Я вдруг совсем другими глазами посмотрела на своего любовника – оказывается, ради себя, ради своего удовольствия он может забыть даже о ребенке…

Подходящий предлог нашелся часов в пять – позвонила мама и попросила срочно зайти к ней после работы. Я обрадовалась возможности не сочинять ничего, а просто сослаться на необходимость этого визита. Голос Даниила по телефону был недовольным – я сломала его планы.

– Дань, там срочное что-то, – проговорила я извиняющимся тоном. – Ты не сердись, я же не знала…

– Ладно, не оправдывайся, – буркнул он. – Не судьба, значит.

Я облегченно перевела дух и только сейчас поймала себя на мысли, что действительно рада сорвавшемуся свиданию.

На улице мела такая метель, что на метр впереди ничего видно не было, да и в лицо летели ледяные крошки. Натянув капюшон шубы по самые глаза, я, согнувшись, брела к автобусной остановке, придерживая сумку, чтобы не моталась туда-сюда. Борьба со встречным ветром привела к тому, что я потеряла бдительность, за что тут же и поплатилась – какой-то парень, обходя меня сбоку, вдруг резко рванул мою сумку и побежал с добычей во двор соседнего дома. В сумке было все – кошелек со всеми наличными деньгами, телефон, ключи от квартиры…Я присела на низкий кованый заборчик, огораживающий закрытый щитами на зиму фонтан, и расплакалась. Не жалко было барахла и сумки, просто обидно, что кто-то может вот так, запросто, мимоходом…

Сунув руку в карман шубы за платком, я обнаружила какую-то мелочь и мятую сотню, сунутую туда впопыхах сегодня утром – собиралась дать Юльке денег на обед, но та отказалась, сказав, что из школы ее заберет дед, и у него она и пообедает. Ну, хоть что-то…

Когда я, заплаканная, с размазавшейся косметикой и без сумки возникла на пороге маминой квартиры, та ахнула, сразу нарисовав себе мысленно жуткую картину:

– Господи, Маша, что случилось? С Юлей что-то?

– Мама, ну, что ты сразу? Все с Юлькой в порядке, просто у меня сумку украли прямо на улице, а там и телефон, и ключи, и деньги, – я присела на маленький стульчик в коридоре и стала снимать сапоги.

– Чай будешь? – совсем другим тоном спросила мама, успокоившись и справедливо решив, что сумка – это мелочь по сравнению со всем остальным.

– Буду.

– Проходи, мой руки, я сейчас, – мама в своем репертуаре – сначала накорми, потом воспитывай, а в том, что речь пойдет именно об этом, я уже и не сомневалась.

Но сегодня процесс воспитания был совмещен с едой – мама села напротив, подперла кулаком щеку и начала:

– Маша, я долго не вмешивалась в твои отношения с Артемом, и теперь понимаю, что напрасно. Что происходит в твоей жизни?

– Ничего, – я пожала плечами и осторожно ковырнула вилкой котлету – есть мясо так до сих пор и не могла. – Артем ушел, у него другая женщина.

– Да? А насчет себя что расскажешь? – ядовито поинтересовалась она, внимательно следя за выражением моего лица.

– А что насчет меня?

– Машка, ты мне-то не ври! Я ж, поди, не слепая, вижу! И даже знаю, кто и что!

Я изумленно уставилась на нее, не вполне понимая, о чем сейчас идет речь, а мама, разойдясь, уже не могла остановиться:

– Ты что же думаешь, я не знаю, что ты опять с Данькой Городницким схлестнулась?! Мало он тебе крови попортил в юности, так ты еще и семью развалила, дура безмозглая?! А ребенок, а? Про Юльку ты подумала, когда Артем уходил?!

Это было вообще… И откуда только она это узнала, интересно? И при чем здесь я, скажите на милость, если Артем заявил мне, что у него есть другая женщина и ни словом не обмолвился о Даньке, если знал? Кошмар какой-то…

– Мама, послушай только, что ты говоришь! – взмолилась я, пытаясь успокоить кипящую праведным гневом родительницу. – При чем тут Данька? Ты неужели не видела, что в доме-то творится? Артем сам по себе, мы с Юлькой – сами, я по больницам моталась, а он даже не соизволил узнать, как дела! Собрался и ушел!

– Да что ты мне сказки-то рассказываешь?! Вот на этом самом месте Артем сидел недавно, там, где ты сидишь, и все мне выложил – и про Юльку, и про твои болезни, и про Городницкого твоего! И нет у него никакой «другой женщины» – тебя, дуру, проучить хотел, надеялся – одумаешься! – в сердцах бросила мама, поднялась и стала искать в шкафчике лекарство. – Запомни, Машка, если сейчас окончательно с Артемом отношения испортишь – все, семья развалилась!

– Мама, как может развалиться то, что уже давно развалено? Мы жили как чужие, и не я в этом виновата! Я не знаю, когда это произошло, но точно, до того, как появился Данька! – выпалила я и прикусила язык.

– Ну, а я что говорила – опять Городницкий твой! – констатировала мама, капая в стопку валокордин. – Значит, правда?

– Ну – правда, правда! – заорала я, не сдержавшись. – И что?! Я тоже живая, между прочим! Я не могу жить в постоянном напряжении, бояться шаг ступить лишний, чтобы только супруга дорогого не разгневать! Да, он зарабатывал деньги, но я-то тоже не на диване лежала! Я ребенком занималась! Который, кстати, и его ребенок тоже! И хватит меня тыкать Данькой, понятно?!

Не в силах больше выносить этого разговора, я вскочила и выбежала в коридор, натянула сапоги и шубу и бросилась вон из материной квартиры.

Хорошо, что есть у меня привычка не вынимать из карманов мелочь, и теперь я могу, не одалживаясь у матери, добраться до ДК. У Юльки есть второй комплект ключей от квартиры, я дождусь конца тренировки, и мы вместе поедем домой.

Неприятной неожиданностью стало появление у танцевального зала Артема. Муж поднялся по лестнице в тот момент, когда тренировка уже закончилась, и в холл стали выходить дети. Заметив меня, Артем слегка изменился в лице – то ли не ожидал, то ли ожидал, но не этого.

– Привет, – он подошел и сел рядом со мной на скамейку. – Наша последняя, как всегда?

Вот, и снова недовольство, не успел сесть, уже претензии… Я промолчала. Ничего не меняется, почти три месяца вместе не живем – и ничего нового. А скоро Новый год… и к чему это я? Уж не к тому ли, что это семейный праздник, и впервые мы с Юлькой будем встречать его вдвоем? Артем больше ничего не спрашивал, молча сидел рядом со мной и крутил на пальце ключи от машины. Наконец появилась Юлька, сделала пару неуверенных шагов в нашу сторону и остановилась, надевая на спину красный рюкзачок.

– Привет, дочь, – Артем поднялся и подошел к ней, обнял, чуть приподняв над полом. – Как дела? Как в школе?

Господи, даже сейчас, впервые за долгое время, если не считать того случая, когда он приезжал в школу, Артем не мог найти каких-то других слов для единственного ребенка и не отделываться дежурными фразами. Юлька что-то говорила ему, но я не слышала ответов, я старалась унять в себе раздражение на Артема, не дать этому чувству выплеснуться наружу при дочери.

– Довезти вас до дома? – спросил тем временем Артем, обращаясь ко мне.

– Если ты не торопишься.

Я сказала это безо всякой задней мысли, но Артем вскинулся так, словно я его в чем-то обвинила:

– Нет, если я нарушил твои планы, ты скажи! Если за тобой должен кто-то приехать, я могу уйти!

Маразм… Самое разумное в этой ситуации – развернуться и уйти самой, прихватив Юльку, что я и сделала, так и не сумев понять ни причину его визита, ни последующую вспышку гнева. Артем догнал нас уже внизу, у большого зеркала, перед которым Юлька надевала шапку.

– Ты решила продемонстрировать характер? Сильно стала самостоятельная?

Я устало посмотрела на мужа, словно впервые заметив, как глупо выглядит Артем, когда злится.

– Тёма, давай не будем сцен устраивать. Если хочешь поговорить, поедем домой, там спокойно сядем и обсудим все, что ты посчитаешь нужным..

Он, по-моему, искренне удивился предложению зайти к нам, но ведь это и его дом тоже, там его вещи, которые он так и не забрал. Взяв за руку Юльку, Артем пошел к машине, я двинулась следом, надеясь, что Даниилу не придет в голову блестящая идея приехать сюда.

Дома дочь сразу пошла в душ, отказавшись даже от кефира, который пила на ночь, а потом сразу закрылась в комнате, зашуршав учебником. Мы сели за стол на кухне, я налила чай, достала печенье и конфеты. Артем вынул сигареты, поискал пепельницу – она оказалась на месте, я так и не нашла в себе сил убрать ее с глаз подальше.

– Где ты живешь? – спросила я, глядя в чашку с чаем.

– Тебе интересно? – усмехнулся он. – Есть место, не на вокзале ночую.

– Я рада.

Повисло молчание. Я уже пожалела, что позвала его – что толку вот так сидеть и молчать, ничего не изменится.

– Я настаиваю, чтобы ты брала деньги на Юльку, – произнес он наконец, потушив сигарету и подвигая к себе чашку. – Насколько я понимаю, твоя работа не слишком высоко оплачивается.

– Я работаю администратором в дорогой частной клинике, так что нам вполне хватает.

– Хочешь выглядеть мученицей? Больная одинокая мать?

– Артем, ты волен думать, как хочешь, как тебе удобно, я не стану переубеждать тебя, – я вздохнула – ничего не изменилось, все те же претензии. – Если ты настаиваешь, то можешь сам оплачивать Юлькины тренировки, но тогда будь добр, деньги тренерам отдавай тоже сам.

– У тебя на лекарство много уходит? – вдруг спросил Артем, и я растерялась, не ожидала такого вопроса, особенно после фразы про больную одинокую мать. – Скажи, если нужно.

– Не нужно, курс закончился.

– А следующий когда?

– Летом. А может, весной, если анализы ухудшатся.

Артем помолчал, сосредоточенно изучая скатерть на столе, а я вдруг вспомнила, что сегодня у меня еще и сумку украли, так что денег нет совсем, не только на лекарства, но и до получки. Просить не хотелось, лучше займу на работе у той же Катерины, но муж вдруг полез в карман и положил на стол несколько тысячных купюр:

– Вот возьми пока… на неделе объект сдаем, деньги в банк перекинули уже, так что потом привезу еще.

– Спасибо. Артем, ты если звонить будешь, то на Юлькин номер, у меня сегодня телефон увели вместе с сумкой, – не прикасаясь к деньгам, произнесла я.

– Я куплю тебе другой.

– Я не к тому… – смутилась я, но Артем перебил:

– Прекрати этот спектакль, Машка. Что мне, трудно мобильник тебе купить? Навороченный не обещаю, но такой, как у тебя был, вполне осилю.

Очередное «спасибо» застряло у меня в горле, и муж, кажется, заметил это. Внимательно посмотрев мне в глаза, он поднялся и пошел к двери.

– Мне пора. Юлька спит уже, наверное?

Я заглянула в детскую – дочь действительно спала, разметавшись по постели, после тренировок она засыпала, едва коснувшись подушки головой.

– Да, спит, – шепотом сказала я, вернувшись в прихожую, и Артем вздохнул:

– Ну, передай, что я не стал будить. Пусть звонит, если что.

– Да…

Закрыв за ним дверь, я просто по привычке пошла в кухню, выключила свет и встала у окна, глядя на освещаемую фонарем дорожку, ведущую от подъезда к стоянке. Вот и знакомая фигура Артема… Чуть ссутуленные плечи, быстрая легкая походка. Он сел в машину, но уехал не сразу, прошло какое-то время, прежде чем серебристая «тойота-королла» тронулась с места. Я пошла в спальню и легла прямо поверх покрывала, не включая ни свет, ни телевизор. Уже давно мне не было так тоскливо и тяжело, как сегодня, сейчас.

Артем.

Не знаю, зачем я приехал к Марье сегодня. Меня разочаровал этот визит, и это разочарование бесило. Возможно, если бы она встала в позу или заплакала бы, я повел бы себя как-то иначе, а так… Я не мог подстроиться под ее поведение, не мог найти нужную ноту в разговоре. Марья излучала спокойствие, уверенность какую-то, словно жизнь без меня пошла ей только на пользу. Она стала независимой от меня, пусть не настолько хорошо ей жилось, не настолько свободно в плане денег. Я всегда знал, что ей невыносимо просить у меня на расходы, особенно на те, что касались ее лично, на всякие женские штучки, но подсознательно я стремился именно к этому – чтобы она просила. Когда Марья ушла из больницы и осела дома, я испытал даже удовлетворение – вот теперь она уже не могла решать что-то сама, поскольку была полностью зависима от меня, от моего настроения. Я, разумеется, давал ей деньги, но именно ее просьбы об этом грели мою душу. Возможно, это было своего рода местью за то, что она посмела изменить мне…

И вот теперь я потерял этот контроль, Марья снова работала и могла не унижать себя просьбами, хотя в том, что деньги ей нужны, я не сомневался. Интересно, а любовник-то что же? Неужели не поддерживает любимую женщину? Хотя она вряд ли делится с ним своими проблемами – слишком уж гордая она для подобных разговоров.

Я помню, как-то говорил ей, что не понимаю мужиков, которые при разводе содержат не только ребенка, но и бывшую жену, особенно если она здорова и вполне может заработать сама. Конечно, это не мой случай – Марья больна, и не надо бы ей работать, я спокойно могу привозить им с Юлькой приличную сумму, не ущемляя при этом себя. Однако я слишком хорошо знаю свою жену – она скорее умрет, чем признается в том, что ей тяжело.

И, кстати, выглядеть она стала неплохо, разве что бледная и синяки под глазами, но это наверняка от препаратов, а так очень даже ничего. Марья никогда не была красавицей в прямом смысле этого слова, но в ней было что-то такое, что заставляло смотреть на нее с интересом. Мне не приходило в голову сравнивать ее с кем-то из жен моих друзей, просто потому, что она слишком уж от них отличалась. Меня удивляло, например, что при ней все мои приятели стеснялись говорить грубости или крыть матом, хотя при остальных женщинах делали это запросто. И всегда, на любой вечеринке вокруг моей жены кто-то увивался. Меня это забавляло – Марья никогда не давала повода для ревности, никогда не поощряла подобных ухаживаний. И как же подставила меня потом…

Оксана.

Максим поправлялся медленно, швы на лице заживали плохо, да и по ночам он постоянно вскакивал и плакал. Еще бы – я и сама боялась заснуть, потому что постоянно видела один и тот же сон – мой сын и летящая на него огромная собака. С каждым движением псина становилась все больше и больше, и я просыпалась в ужасе, понимая, что через секунду она разорвет моего мальчика. Даниил показал Максима хорошему неврологу, и тот назначил какие-то уколы, но они не особенно помогали, и сын продолжал плакать по ночам. Я считала дни до выписки, не могла дождаться возвращения домой, считала, что там, в знакомой обстановке, в окружении привычных вещей и игрушек ребенку станет лучше. Однако Даниил категорически возражал и, едва я заговаривала об этом, начинал кричать, чтобы не лезла не в свое дело, раз ничего не соображаю. Я не обижалась даже, понимая, что он тоже переживает.