Текст книги "Королева мести, или Уйти навсегда"

– Пойдем, я тебе порулить дам! – И утащил мальчика в гараж.

Хохол проводил их взглядом и повернулся к Марине:

– Ну садись, что ли?

Он катал ее по двору до тех пор, пока санки, наткнувшись на ледяной ком, не перевернулись и Марина не упала в сугроб. Хохол прыгнул следом, наваливаясь на нее и целуя в холодные щеки и губы:

– Котенок… красавица моя, как же я тебя люблю!

– И я тебя, Женька… Спасибо тебе за терпение. – Она смотрела в его серые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, и видела, как ему приятно то, что она сейчас говорит.

– Котенок, разве же я тебя терплю? Я люблю тебя такой, какая ты есть. – Он убрал выбившиеся из-под шапочки волосы, снова поцеловал. – Маришка, не пугай меня больше, я тебя прошу.

– Я сама не понимаю, что произошло, – тихо призналась Коваль. – Мне вдруг стало так паршиво, словно Ветка заглянула мне в душу и нашла там что-то такое, что я старательно прятала от всех. А с Егоркой… я не прощу себе этого никогда, я ребенка чуть от себя не оттолкнула, зарывшись в свои проблемы. И ты во всем прав был, Женька, мне даже страшно иногда оттого, что ты бываешь настолько прав.

– Я немножко больше пожил и чуть-чуть больше видел в жизни, особенно всякого дерьма. И мне очень хочется, чтобы ты этого не знала или знала как можно меньше. Хватит валяться, замерзнешь. – Он помог ей подняться и заботливо отряхнул снег с комбинезона. – Пойдем водителя своего забирать – сейчас реву будет… Кот, поганец, приучил его в «Хаммере» руль крутить, теперь не оттащить.

Егорка действительно восседал за рулем джипа, сосредоточенно крутя его в разные стороны и издавая какие-то звуки.

– Маму прокатишь? – поинтересовалась Марина, открывая дверку и садясь на пассажирское место, и Егорка, улыбнувшись во весь рот, согласно кивнул. – Ну заводи, поехали.

Ей пришлось просидеть в джипе минут двадцать, пока удалось, наконец, уговорить сына пойти домой. Марина вытащила его из-за руля и понесла, прижав к себе.

– Давай, я, – предложил Женька, но Егор, на удивление, отказался и отвернулся от протянутых к нему рук. – Ого! – вздернул брови Хохол. – Маме тяжело, между прочим!

– Не тяжело, – улыбнулась она, пошлепав Егорку по попе. – Это же мой котенок. Да? – И они с сыном потерлись носами, в самом деле как кошки. – Видишь? Я же говорю – котенок мой.

После обеда Марина с Егоркой прилегли в спальне, она тихонько рассказывала ему на ухо сказку до тех пор, пока он не задремал, посапывая носиком. Тогда Коваль осторожно выбралась из-под одеяла и вышла из спальни, спустившись в каминную к кайфовавшему в кресле с сигаретой и банкой пива Хохлу.

– Опять? – возмутилась она, отбирая у него жестянку. – День Сурка – вхожу в комнату, а там ты с банкой пива!

Хохол засмеялся, привлекая ее к себе и усаживая на подлокотник кресла.

– Не могу отвыкнуть, из стакана не тот вкус, сама попробуй.

– Я не пью пиво.

– А почему, кстати?

– Не знаю. Возможно, потому, что хорошо помню, как мать с утра за пивком бегала, чтобы здоровье поправить. А возможно, потому, что любовники сразу к дорогим напиткам приучили. – Марина улыбнулась, чмокнув Хохла в щеку. – Разозлился?

– А должен?

– Ну-у-у… хотелось бы… – промурлыкала она, чуть сжав зубами мочку его уха. – Ты разозлился бы… сгреб бы меня в охапку… отнес к себе…

– Говори… – Хохол закрыл глаза, прислушиваясь к постепенно захватывавшему его возбуждению.

– Ты содрал бы с меня халат… а под ним, сам знаешь…

– Все, хватит, идем ко мне! – не вынес Женька, подхватывая ее на руки и унося в свою комнату, где бывал теперь редко, только переодевался. Он сделал все именно так, как Коваль ему рассказала, не упустил ничего, основательно замучив ее и оставив на теле пару синяков. Заметив, наконец, что она устала, Хохол выпустил ее тело из своих ручищ, бережно укрыл одеялом и прошептал на ухо:

– Котенок мой… ты самая лучшая…

– Принеси попить, во рту пересохло, – тоже шепотом попросила Марина.

Женька принес минералку, поднес стакан к ее губам, и Коваль жадно выпила воды, немного отдающей лимоном. Хохол смотрел с нежностью, это было так странно и трогательно, ему удивительно шло это выражение лица. В такие моменты никто и не подумал бы, что почти половину жизни этот человек провел за решеткой.

– Жень… полежи со мной, пока Егорище не проснулся, – попросила Марина, сворачиваясь в клубок.

– Конечно, родная, я ведь знаю, как ты любишь так полежать. – Он устроился рядом, обняв ее и дыша в шею. – Поспи, пока есть время, а я на тебя посмотрю, на мою красавицу… Знаешь, я помню, как впервые тебя увидел. Я еще тогда подумал – а грудь у этой ляльки настоящая или нет?

– Ну хорошо, хоть не врешь, – сонно заметила она, прижимая к груди его руку с синей вязью татуировки. – А то начал бы – мол, глаза твои увидел… Все так говорят. А ты по-честному – сиськи, мол, и все тут.

– А чего? Так и было, – целуя ее в ухо, отозвался Женька. – Мне тогда так захотелось к тебе прикоснуться, раздеть тебя, зацеловать до синяков… вот как сейчас… А ты была недоступная, чужая. Потом стала чужая жена, и снова нельзя… а потом приехала… и я тебя получил, ты сама мне отдалась, я и не надеялся, даже не мечтал, понимал, что не допрыгну. Котенок, я люблю тебя больше всего на свете, нет ничего дороже тебя.

– Как ты живешь со мной? – Марина повернулась к нему и обняла, прижимаясь и заглядывая в глаза.

– А как? Мне неважно, что ты думаешь по этому поводу, я хочу быть с тобой и буду. – Он провел пальцем по губам, по носу. – Ох, Коваль, какая же ты трудная! Тебе постоянно хочется выглядеть каким-то чудовищем, а на самом-то деле ты совершенно другая. Ты просто ребенок, который попал в такие условия, при которых ему пришлось резко вырасти, стать взрослым и бороться за право жить в этом мире.

Марине иногда было даже не по себе от этих его приступов проницательности, когда Хохол вдруг начинал рассказывать ей про нее же. В такие моменты из его лексикона начисто пропадали блатные словечки и жаргон, он говорил очень связно и интересно, и Коваль потом всегда удивлялась, почему в обычной жизни он не говорит так, как наедине с ней.

– Имидж, котенок, – так, кажется, ты любишь говорить? – смеялся он. – Я все же Жека Хохол, а не ботаник из университета.

– А тебе бы это подошло. Кстати, откуда ты слов таких нахватался? Говоришь, как пишешь, – поинтересовалась она сегодня.

– Котенок, я до восьмого класса отличником был, это потом, как в город переехал, так и перестал в школу ходить. А потом на малолетке книги читал – времени-то вагон. Ну и у Строгача тоже ведь непростые люди бывали, приходилось соответствовать, не с Бармалеем же равняться!

– Это точно! – засмеялась Марина. – Вот уж у кого мозг с булавочную головку! За что Гришка его так приблизил, не понимаю!

– За то, что не башкой работает, а кулаками сначала. Это ты у нас умных любишь, а Бес – нет, он хочет, чтобы вокруг него не думали, а тупо исполняли то, что он прикажет. – Хохол чуть пошевелил затекшими пальцами, погладил ее грудь. – Может, хватит воспоминаниями делиться?

– Золотой ты мой, ты ж так редко мне что-то про себя рассказываешь! – сладко потянулась Марина, подставляя грудь его жадным губам. – Поцелуй меня еще…

Уговаривать не пришлось, конечно… Они еще долго ласкали друг друга, забыв обо всем и обо всех, а Егорка, проснувшись и не обнаружив рядом маму, заорал так громко, что Марина сорвалась с кровати, едва накинув халат, и побежала наверх, перескакивая через ступеньку. Влетев в спальню, она упала рядом с сыном, обхватив его и прижав к себе:

– Маленький мой, я здесь, я никуда не ушла. Не плачь, котенок, мы с тобой сейчас пойдем, умоем личико, потом спустимся к Даше, она нам даст покушать чего-нибудь вкусненького, да? – говоря это, она поднялась вместе с Егоркой с кровати, пошла в ванную, умыла его прохладной водой. – Все? Успокоился? Вот и умница моя.

Они спустились вниз, где на кухне уже сидел Женька, фыркнувший в кулак при их появлении:

– Успела?

– А то! – Марина подмигнула, усаживая Егорку в стульчик. – Умеючи-то…

– Папа! – заулыбался мальчик, протянув Хохлу ручку, которую тот бережно погладил пальцами.

– Выспался, парень? Сейчас перекусим и поиграем с тобой, а мама пусть займется чем-нибудь. Котенок, ты сегодня никуда не собираешься?

– Вроде бы нет, – пожала плечами Коваль, поправляя волосы и плотнее запахивая халат. – А вы меня не хотите взять поиграть?

– Нет, дорогая, это игры для мальчиков, да, Егор? – подмигнул сыну Женька.

– Ой, можно подумать! Я всю жизнь играю только в те игры, которые предназначены исключительно для мальчиков! Но раз вы оба так решили, то я займусь тем, чем положено девочке. Приму ванну, расслаблюсь и лягу спать пораньше, вот так! – Она показала им язык, и Егорка засмеялся, глядя на то, как дурачится мама.

Марина и в самом деле улеглась в джакузи, насыпав в воду морской соли с яблочным экстрактом, и долго нежилась в зеленоватой пузырящейся воде, мечтательно глядя в потолок. Но, разумеется, весь кайф был испорчен звонком драгоценного родственника Гриши.

– Привет, дорогая, давно тебя не видел! – радостно заблажил в трубку Бес. – Слышал, ты приболела?

– Было немного, но сейчас уже все в порядке, – неохотно сообщила она – надо же, и заболеть нельзя так, чтобы никто об этом не узнал.

– А я тебе вот по какому поводу звоню – мой приятель хочет встретиться с тобой…

Ну, елки, началось!

– А я вот не хочу с ним встречаться! – резко ответила Марина, понимая, что, возможно, вот этого-то и не стоило говорить.

– Ты что – не понимаешь, да? – изумленно переспросил Бес, начиная терять терпение. – Я же сказал – Кадет хочет тебя видеть.

– И я должна удовлетворить это его желание?

– Нет, бля, ты не должна – ты обязана! – взревел Гришка. – И прекрати эти свои понты! Завтра вечером чтобы у меня была как штык, и никаких выкрутасов! – взбешенный родственничек бросил трубку.

Коваль закрыла глаза и погрузилась в воду с головой, задержав дыхание. Спокойной жизни опять пришел конец, опять кто-то чего-то хочет от нее… «Как же надоело-то все, господи! Я ж прекрасно понимаю, зачем меня зовут завтра эти два урода – будут окучивать на тему команды. С кем бы мне поговорить об этом, кому предложить долю, чтобы не впустить в свой огород чужого?» – И тут ее осенило – Ворон! Спокойный, серьезный мужик, и потом, у него какие-то разногласия с Бесом, на этом тоже можно запросто сыграть… Вынырнув из воды, Марина схватила трубку и нашла в записях номер Ворона. Он ответил не сразу, и голос его показался каким-то раздраженным.

– Алло, кто это? – спросил Ворон неприязненно.

– Это Коваль.

– А-а! – тон моментально поменялся. – Здравствуй, дорогая, где пропала? Не заезжаешь ко мне совсем, и Женька твой бывать перестал.

– Некогда, Ворон, да и вообще – мы ж теперь люди семейные, не до куража!

– Ой не смеши – ты, и вдруг не до куража? Не поверю! Серьезно говорю – приехала бы, посидели бы с тобой, пообщались.

– Между прочим, есть повод – я хочу обсудить с тобой один вопрос.

– Заинтриговала! – засмеялся Ворон. – Когда красивая женщина хочет обсудить что-то, то лучше согласиться – вдруг передумает? Когда мы увидимся?

– В принципе, еще не поздно, может, приедешь ко мне?

– А не лучше на нейтралке?

– Ты меня боишься, что ли? – удивилась Марина совершенно искренне. – Мне казалось, что между нами нет ничего, что могло бы заставить тебя относиться ко мне с подозрением.

– Не в том дело. Просто я люблю говорить о делах не в домашней обстановке, чтобы не расслабляться. А у тебя Дашка накормит до отвала, и сам не заметишь, как подпишешься на что-нибудь! – засмеялся в ответ Ворон, и Коваль перестала напрягаться.

– Хорошо, тогда где?

– Приезжай в «Тишину», посидим у меня в кабинете.

Не совсем нейтралка, конечно, но Марина сейчас была не в той ситуации, чтобы диктовать условия, а потому согласилась:

– Хорошо, договорились.

Она выбралась из джакузи и начала собираться, позвонив предварительно Севе и предупредив о наметившемся визите. Когда Марина уже почти была готова к выходу, в спальню ввалились Хохол и Егорка. Ее вид сразу не понравился Женьке, он ссадил сына с шеи на кровать и недовольным тоном поинтересовался, куда это Марина направляется на ночь глядя.

– У меня встреча с Вороном, – застегивая пуговицы на черной кофточке, отозвалась она.

– Почему я не в курсе? Мне ведь тоже собраться надо, не ехать же в спортивном костюме!

– Уже в курсе. И ехать со мной не надо. Жень, мне нужно срочно увидеть Ворона, и именно сегодня, пока не стало поздно, иначе потом все осложнится, понимаешь? – Марина подошла к нему вплотную и посмотрела снизу вверх прямо в глаза. – Я хочу подстраховаться.

– От чего?

– Мне звонил Бес, завтра он ждет меня для беседы с Кадетом. Ты ведь понимаешь, что за тему они хотят со мной обсудить.

– Слушай, я не пойму политику твоего родственничка, – положив руки ей на плечи, произнес Хохол задумчиво. – То он тебя любит, аж заходится, а то начинает подлянки строить.

– Да тут родственные чувства вообще ни при чем, – поморщилась Коваль. – Когда речь идет о деньгах, Бес перешагнет через любого, ты ведь сам мне об этом говорил. Он брата не постеснялся шантажировать, а что уж обо мне говорить.

– А с Вороном-то ты что собралась обсуждать?

– Хочу попросить поддержки и помощи, если что.

– А взамен что собираешься предложить? – подозрительно поинтересовался Женька, перемещая руки с плеч на ее талию.

– Успокойся, не то, о чем ты подумал, – улыбнулась Марина, встав на цыпочки и целуя его в губы. – Я же не стану испытывать судьбу и проверять, на что способен мой ревнивый мужчина!

– О, я способен на многое! – заверил он, поднимая ее над полом. – Против меня и этот черный, ну который свою бабу задушил…

– Отелло, что ли? – усмехнулась Коваль, глядя ему в глаза.

– Вот, точно, Отелло. Так вот – он против меня просто плюшевый мишка, запомни это! – шутливо зарычал Хохол, подбрасывая ее вверх.

Егорка вдруг надул губы и заревел:

– Папа! Папа, нет! Нет!

– Папа шутит, Егор, – отбиваясь от Женьки, сказала Марина. – Иди ко мне, мой маленький.

Сын тут же залез на руки и обхватил ручками за шею, прижимаясь всем тельцем и пряча мордашку в ее волосах. Марина погладила его по спинке, обтянутой синей маечкой, вдохнула исходящий от ребенка молочный запах.

– Ты что кушал сейчас? Печенье с молоком?

Егорка кивнул, не переставая дышать ей в шею.

– Даша только начала ужин готовить, а он есть запросил, – объяснил Женька. – Егор, иди ко мне, мама на работу поехала. Котенок, я тебя прошу – будь осторожна, подумай о нас, ладно? Или, может, мне все-таки с тобой поехать?

– Нет, Женя, не надо – а Егор как же? Не волнуйся, любимый, я буду осторожна, обещаю тебе.

– Ох, твои бы слова да богу в уши! – вздохнул Хохол, забирая у нее сына. – Позвони мне сразу, как только поедешь домой, хорошо?

– Позвоню.

Коваль взяла сумку, сунула в нее мобильник и пачку сигарет и вышла во двор, на ходу застегивая черную норку – Женькин подарок. Машины уже стояли, готовые к выезду, возле «Хаммера» курили охранники и водитель. При виде хозяйки бросили окурки и как по команде вытянулись в струнку. Марина удивленно вздернула брови:

– Я что – генерал на плацу? Что за цирк?

– Пошутить хотели, – смутился Сева, открывая ей дверку машины.

– Не прошло, – заметила она, подбирая полы шубы и садясь в джип. – Юмористы!

Марине почему-то было совсем не до смеха, она нервно растирала ледяные пальцы, даже теплые перчатки не грели, а левая рука вообще не согревалась, сказывались переломы, полученные в ходе близкого знакомства с местной милицией.

– Юра, включи печку, мне холодно.

– Да что вы, Марина Викторовна, кочегарит на всю катушку! – отозвался Юрка, глядя в зеркало заднего вида.

– Странно, а я мерзну, – пробормотала она под нос, набрасывая на голову капюшон шубы и пряча в рукава руки.

Уже стемнело, все-таки зима, а через три дня – день рождения. И хороший подарочек преподнес родственник Гриша – завтра попробуют они на пару с этим Кадетом окучить Марину так, что мало не покажется.

– Приехали, Марина Викторовна, – коснувшись ее плеча, произнес Гена, и Коваль очнулась от своих мыслей:

– Что? А, хорошо, выходим.

Стоянка перед «Матросской тишиной» была почти совсем пуста, если не считать трех машин, принадлежащих Ворону и его охране, и еще четырех иномарок посетителей. Ну оно и понятно – завтра будний день, поэтому народа в кабаке немного. Хотя завсегдатаи этого заведения вряд ли трудятся на государственных предприятиях, да и вообще вряд ли где-либо трудятся. В полутемном зале сновали официанты в полосатой униформе, напоминавшей зэковскую робу, негромко играл ансамбль на сцене. А вот и сам хозяин – спускается по лестнице со второго этажа, где располагаются у него кабинет и небольшие апартаменты на случай, если Ворон не в состоянии будет покинуть заведение.

– Молодец, не опаздываешь! – Ворон поцеловал ее в щеку и небрежно кивнул охранникам: – Располагайтесь, парни, отдыхайте. Надеюсь, ты доверяешь мне, дорогая? – повернулся он к Марине, беря под руку.

– Теперь уже поздно думать о недоверии, – улыбнулась она, идя вместе с ним наверх.

– Ты умница, Коваль, – похлопывая ее по руке, сказал Ворон, пропуская перед собой в кабинет. – Всегда удивлялся, как тебе удается выворачиваться из любых ситуаций почти без потерь.

– Да уж, без потерь, – машинально проговорила Марина, сбрасывая шубу ему на руки и садясь в кресло рядом с низким стеклянным столом. – Давай о чем-нибудь другом, только не обо мне, хорошо? Терпеть не могу таких разговоров.

– Как скажешь. Текилу? – Ворон стоял у бара, перебирая бутылки.

– Лучше коньяк, замерзла что-то.

Он поставил на стол широкие коньячные рюмки, достал бутылку французского «Наполеона» и коробку каких-то импортных конфет. Расположившись напротив Марины и налив золотистый напиток в рюмки, Ворон поднял свою и внимательно посмотрел на гостью:

– Ну выкладывай, что у тебя ко мне?

– Понимаешь, – начала она, покручивая в ладонях рюмку, – у меня начинаются большие неприятности. Тебе о чем-нибудь говорит имя Кадет?

– Да. И что?

– А ты знаешь, что он – лучший друг нашего дорогого Гриши Беса?

– И это знаю, – кивнул Ворон, отпивая глоток коньяка.

– Так вот, этот самый Кадет нацелился на мой футбольный клуб, а я, как ты понимаешь, совершенно не собираюсь уступать его никому. Я вложила много денег и начала крупный проект по развитию футбола в нашем регионе и теперь поворачивать назад не имею никакого желания.

– И что ты хочешь от меня?

– Помоги мне, если вдруг что-то начнется. – Коваль смотрела в черные глаза Ворона и ждала реакции.

Он не торопился, смаковал коньяк и разглядывал Марину, но она видела, что мысли его где-то далеко, он взвешивает что-то, прикидывает.

– Ты просишь у меня защиты, Наковальня? – наконец произнес он, стряхивая с себя эту задумчивость.

– Да.

– Это странно и нехарактерно для тебя, ведь так? В чем подвох?

– Подвоха нет, – честно сказала она. – Больше того – я готова предложить тебе долевое участие в проекте.

– Мне нужно подумать.

«О, черт, только не это! Мне нужен четкий и конкретный ответ именно сегодня, потому что завтра вечером может быть уже поздно».

– Ворон, я клянусь тебе своим сыном – нет никакого подвоха, мне действительно нужно, чтобы ты вступился за меня перед Бесом, если что. Подумай о том, что сегодня прижмут меня, а ведь будет еще и завтра, когда Кадету может понадобиться что-то твое. И к кому ты обратишься тогда? А ведь ты меня знаешь – я не забываю ни добра, ни худа. – Марина не сводила глаз с его лица, по которому пробежала тень сомнения. – Решайся, Ворон, завтра будет поздно.

– Не дави на меня, – окрысился тот, и она замолчала.

Пауза затягивалась, Коваль закурила, нервно барабаня ногтями по подлокотнику кресла.

– Слушай, а где Хохол твой? – вдруг спросил Ворон, потянувшись к своей пачке и вытягивая из нее сигарету.

– Дома, с сыном.

– Как же он выпустил тебя одну?

– Я не одна – у меня шесть человек охраны.

– Думаешь, помогут, если что?

– Ты о чем? – подозрительно спросила она, ткнув в пепельницу окурок.

Ворон захохотал, откинувшись на спинку кресла, потом вдруг успокоился и серьезно ответил:

– Ты слишком многим поперек горла, Наковальня. Черные затаили на тебя зло за Мамеда и Азамата, да и макаровские тоже. Я недавно разговор слышал, будто убрать тебя хотят.

– Тоже мне, новость, – вздохнула она. – Регулярно кто-то собирается меня убрать.

– Напрасно ты так легкомысленно относишься к этому, девочка, – покачал головой Ворон.

– Ну что мне теперь, в бункер закрыться? Так кому надо, и там достанут. От смерти не спрячешься, Ворон, значит, такая судьба. Вспомни, как погиб мой муж, – тихо сказала Марина, глядя прямо перед собой.

Он неловко обнял ее за вздрагивающие плечи, встряхнул:

– Ну что ты, девочка, успокойся. Что ж теперь поделаешь… Малыш хорошую жизнь прожил, все имел.

Она поднялась, выпрямившись во весь рост:

– Мне пора. Спасибо, что выслушал.

– Погоди, не уходи так, – задержал ее Ворон. – Я согласен помочь тебе, если что. В конце концов, ты мне как родная. Рассчитывай на мою поддержку.

– Мои условия в силе – ты можешь войти в долю в проекте.

Она поцеловала его в щеку с чувством искренней благодарности. Ворон снял с вешалки ее шубу и проводил вниз, в зал, где неожиданно пригласил на танец. Марина не танцевала медленных танцев со дня гибели Егора, просто не могла, но тут вдруг согласилась, и они кружились с Вороном в вальсе, а Маринина охрана изумленно таращилась на хозяйку, стоя по периметру зала. Когда музыка кончилась, Ворон поцеловал ее руку и сам довел до машины, помог сесть и попросил позвонить ему сразу после визита к Бесу.

– Домой, Юра, – велела Марина водителю, откидываясь на спинку сиденья и закрывая глаза.

– Все нормально, Марина Викторовна? – тихо спросил Сева, высовываясь между сидений.

Она молча кивнула, не открывая глаз.

– Красиво танцуете, хозяйка, – заметил Гена, касаясь ее руки. – Замерзли руки? Юра, печку подкочегарь.

– Не надо, потерплю, – пробормотала Марина. – А про танцы… накатило что-то, сама не поняла. Женьке не говорите, бзыкнет опять.

– Как скажете.

В доме было темно, только в каминной горел огонь, уютно потрескивали березовые поленья. Хохол сидел в кресле с книжкой Сайгё, курил и читал. Услышав, что Марина вошла, бросил сигарету в камин и вышел в прихожую, опускаясь на колени и снимая с нее сапоги.

– Все в порядке?

– Вроде да.

– Удалось? – Женька поднялся, помогая снять шубу, мимоходом чмокнул в шею. – Соскучился…

– Я устала, Жень… – Она виновато посмотрела на своего любовника, потерлась носом о его майку.

– А я тебя жду, чай заварил, думал, посидим вдвоем, поговорим…

– И посидим, почему нет?

– Так устала ведь. – Женька поднял ее на руки и понес в каминную, где в кресле лежал ее халат. – Давай помогу переодеться.

Марина подчинялась его рукам с удовольствием, поворачивалась так, как он просил, до тех пор, пока не оказалась переодетой в черный шелковый халат и домашние туфли. Женька усадил ее в кресло, заботливо прикрыл ноги теплым пледом и подвинул кресло ближе к камину, зная, как Марина любит сидеть у огня и смотреть на пламя, языки которого медленно лижут лежащие в камине дрова, превращая их в угли. Она взяла обеими руками протянутую ей чашку с зеленым чаем, согреваясь, а Хохол, усевшись напротив, открыл книгу и наугад прочел:

 
«Несчастный!» – шепнешь ли ты?
Когда бы могло состраданье
Проснуться в сердце твоем!
Незнатен я, но различий
Не знает тоска любви.
 

– Ты о чем? – Марина сделала глоток и зажмурилась от удовольствия.

– Ни о чем, просто понравилось.

– А мне показалось, что ты решил опять пожалеть себя. Любишь ты, Женька, индийские мелодрамы!

– Терпеть не могу! – засмеялся он, закрывая книгу и откладывая ее на столик. – Мне просто захотелось отвлечь тебя от твоих проблем. Давай поедим? – И жестом фокусника он сдернул салфетку, накрывавшую поднос, на котором оказались тарелки с суши и сашими из семги, салаты из капусты и соленых огурчиков, Маринины любимые дынные шарики и чашечки с соусами и васаби. – Прошу!

– С ума сошел! – выдохнула Коваль. – Ночь на дворе, а тут такое!

– Давай-давай, знаю ведь, что ты у Ворона вряд ли что-то съела.

Это было ее правилом – никогда не есть в том месте, где ведет переговоры или разборки, если только это не ее точка: мало ли что. Поэтому Марина ужаснулась только для вида, а на самом деле была рада возможности побаловать себя любимыми блюдами, да и Женькина забота всегда была приятна. Они ужинали долго, и Женька обстоятельно пересказал все, что произошло за время ее отсутствия с Егоркой, – как он играл, как ел, как купался, какую книжку они читали перед сном. Марина слушала внимательно, не желая пропустить ничего из этого рассказа. Как же повезло, что Хохол настолько увлекся своей новой ролью, что Егорка стал ему родным сыном… Марина понимала, что он делает это не только из любви к ней и из уважения к ее мужу, а еще и потому, что мальчик действительно пришелся ему по душе и помог исполнить давнюю мечту иметь ребенка. Все-таки в Хохле оказалось намного больше человеческого, чем в Марине. Иногда ей в голову приходила одна странная мысль – стоит оглянуться назад, и весь ее жизненный путь окажется обычным кладбищем, на котором похоронены ее враги, ее друзья, ее любовники, ее муж… Вот Коваль – и вот могильные плиты, отмечающие какие-то этапы ее жизни… В такие моменты Марине становилось страшно и пусто на душе.

– О чем задумалась? – дотронувшись до ее щеки, спросил Женька, и она машинально ответила:

– Ни о чем…

– Не ври, я же вижу. Опять вспоминаешь? – Он пересел на подлокотник ее кресла и обнял Марину за плечи. – Котенок, время идет, а ты все стараешься уцепиться за прошлое, нельзя так. Надо сейчас жить, сегодня, понимаешь?

– Если бы это было так же просто сделать, как сказать! – вздохнула она, уткнувшись лбом в его бок и обнимая руками за талию. – Женька, мне иногда так тяжело, так противно, что жить не хочется…

– Не говори этого! А как же мы – Егорка, я?

– Знаешь, мне порой кажется, что я не настолько уж и нужна вам. Подожди, не перебивай! – Видя, что он собирается возразить, Марина закрыла его рот ладонью. – Помолчи, ладно? Ты только не подумай, что сейчас мне просто хочется, чтобы ты пожалел меня и утешил, нет. Я на самом деле так считаю. Я плохая мать, я плохая жена, и не ты первый попал на этом, Малыш тоже… Иногда я думаю – а зачем, собственно, я живу, когда от меня только неприятности? Что хорошего я сделала?

– Дура ты! – рявкнул Женька, отрывая ее ладонь ото рта. – Мне по фигу, что и кому ты мечтаешь сделать, мне достаточно того, что ты рядом, что я вижу тебя и слышу, что я живу с тобой! И перестань думать обо всем человечестве, подумай о себе! Нам хорошо рядом с тобой, и мне, и Егору, а до остальных нам и дела нет! И вообще – хватит, задолбал этот разговор, давай о чем-нибудь другом.

– Например?

– Например, о том, что послезавтра у тебя день рождения. И по этому поводу я приглашаю тебя туда, куда ты сама захочешь, и там выполню все, чего потребуешь. Даже если придется голым по улице бегать, – засмеялся Хохол, целуя ее в макушку. – Но надеюсь, что все-таки не придется.

– А это заманчивая идея, кстати, спасибо, что подсказал! – промурлыкала Коваль, и Женька взмолился:

– Я ж просто для примера сказал!

– Ой, зачем ты штору открыл? – заканючила Коваль, накрывая простыней голову и пытаясь спастись от бьющего в глаза солнечного света. – Ну, Женька-а!

– Вставай, засоня! – смеялся Хохол, открывая окно настежь и впуская в комнату морозный воздух.

– Не хочу, у меня сегодня день тяжелый! Дай мне хоть немного поваляться!

– Ну валяйся. Кофе сварить тебе? – Он присел на край кровати и погладил ее через простыню.

– Свари, только не очень крепкий.

– Сейчас принесу.

Женька чмокнул ее в плечо и пошел вниз, а к Марине из соседней комнаты пришлепал сын, забрался на кровать и стал ввинчиваться под руку, тихонько поскуливая.

– О боже мой! – простонала она, обнимая Егорку и прижимая к себе. – Что ж ты полежать-то мне не даешь?

– Мамуя… – довольно промурлыкал Егорка, погладив ее ручкой по лицу и хитровато глядя в глаза.

– Ах ты, хитрюга! – засмеялась Коваль, целуя его в носик. – Маленькая, хитрая поросюшка!

Мальчик тихонько посмеивался, то и дело пряча курносую мордочку на ее груди, а Марина все прижимала его к себе, целуя то лохматую макушку с темными завитками, то розовую щечку, то маленькую пухлую ручонку, тянущуюся к ее лицу. Когда в комнату вошел Женька с подносом в руке, Егорка шустро спрятался под простыню с головой и затих, притаившись.

– Это кто тут в постели у моей жены? – грозно спросил Женька, едва сдерживая смех, и в тот же миг показалась хитрая мордашка сына:

– Я! Папа, я!

– Ах это ты? Вылезай! Пусть мама спокойно попьет кофе, а ты марш в ванную умываться!

– Нет!

– Я вот тебе дам – нет! – Женька поставил поднос на тумбочку и вытащил Егора из-за Марининой спины, унося в ванную.

Оттуда послышался сначала визг, а потом довольный хохот – значит, обливаются водой, черти. Коваль с наслаждением пила ароматный кофе и жмурилась от яркого солнца, заполнившего комнату. Если бы не сегодняшняя встреча с Бесом и Кадетом, этот день вполне мог бы стать счастливым и приятным…

– Мамуля, мы готовы завтракать! – объявил Женька, внося к ней завернутого в полотенце Егорку и усаживая его на постель. – Смотри, какой чистый и красивый мужчина! – Он потрепал мальчика по мокрым волосам, и Егорка задрал головенку, глядя на Хохла с такой любовью, что Марине стало немного завидно – на нее он так смотрел очень редко. – Ну-ка, поцелуй маму, – сказал Женька и сам первым прижался к ее щеке губами. Егор последовал его примеру, ткнувшись в другую щеку и затаив дыхание. – Видишь, котенок, какие у тебя мужики? С утра всю оближут, обцелуют, а ты жалуешься!

– Нахал! – обиделась она, толкнув его в плечо. – Когда это я жаловалась? Я же вас обоих люблю, я жить не могу без вас, мальчики мои!

– Тогда вставай, мы без тебя завтракать не хотим, – подловил Женька, поднимая Егорку на руки и направляясь в детскую. – Принимай душ, а мы пока оденемся.

Счастливое семейное утро, естественно, было омрачено звонком Беса с напоминанием о вечерней встрече. Коваль бросила трубку на подоконник и взяла сигарету, направляясь на крыльцо. На улице было солнечно и морозно, по снегу носилась единственная уцелевшая собака, при виде Марины моментально ретировавшаяся в будку. Коваль криво усмехнулась – даже животные ноги уносят, если она покурить вышла, кошмар какой-то.

– Доброе утро, Марина Викторовна! – крикнул из сторожки у ворот Костя. – День-то какой хороший, да?

– Кому как, Кот, кому как, – пробормотала она. – Где Сева с Генкой?

– С утра в сауну рванули, к вечеру готовятся.