Текст книги "Привилегия женщин (сборник)"

– Ну, очнулся я только в больнице, рядом со мной Мишка в белой накидке, а лицо… Ты знаешь, Вероника, в книжках правду пишут – краше в гроб кладут, действительно бывает такое. Он сидел как мертвый, разве что дышал. Увидел, что я в себя пришел, и вдруг заплакал. Ты только представь – взрослый мужик, старший брат, и плачет. Я только через месяц причину узнал… Все время лежал и думал: почему отец не приходит, не навещает? У Мишки спрошу, а он – на учениях, мол, отец. И только после выписки сказал мне правду. Отцу позвонили из приемного покоя больницы и сообщили, что я умер. Совпадение, понимаешь? Ошибка. Умер-то пожилой человек с такой же фамилией, даже инициалы совпали. Отец на Мишку с кулаками кинулся, но даже ударить не смог – упал и… все. На месте. А через десять минут из больницы снова позвонили и сказали, что со мной все в порядке. Вот так…

Я только сейчас поняла, что мы уже давно никуда не едем – настолько меня захватила эта история. Надо же – бывает и похлеще, чем у меня… Переведя взгляд за окно, я с удивлением обнаружила, что прекрасно знаю этот дом. Я была тут вчера. Неужели… Точно: Михась – от «Михаил»! Господи, какая земля круглая…

– Андрей… а ведь я знаю твоего брата, – призналась я, тронув его за локоть, и Андрей встрепенулся:

– Откуда?

– А ты не помнишь, где мы познакомились вчера?

Он посмотрел на меня недоумевающе. А потом хлопнул себя по лбу и рассмеялся:

– Тем лучше! Значит, он уже в курсе всего, осталось только подтолкнуть его в нужном направлении. Пойдем.

Я снова оказалась в доме Михася, но уже без Инки. Андрей уверенно шел к дому и вел меня за руку, как маленькую. И мне почему-то было очень спокойно рядом с ним.

Михась нас не ждал. Мы застали его за занятием, никак не вязавшимся с тем, что я о нем слышала. Он ходил с небольшой пластиковой лейкой вдоль огромных подоконников на застекленной террасе и… поливал фиалки. Да-да, обычные фиалки – их было множество, всех цветов, какие только можно себе представить. На звук открывшейся двери обернулся, явно недовольный тем, что его потревожили, а когда узнал меня, и вовсе лишился дара речи. Он недоуменно переводил взгляд с меня на Андрея и, видимо, никак не мог понять, почему мы явились вместе.

– Миш, я тебя никогда ни о чем не просил, – начал Андрей сразу, не теряя времени на приветствие. – Это будет единственный раз, и потому я прошу тебя – помоги.

– Погоди, Андрюшка, – поморщился Михась, отставляя лейку и вытирая руки висевшим на крючке белоснежным полотенцем. – Давай по порядку и без галдежа и аффекта. Где ты девушку подцепил?

– Цепляют венерические болезни! – вдруг огрызнулся Андрей. – А с Вероникой я вчера познакомился на выезде из поселка.

– Ну, что она делала в поселке, я помню, – усмехнулся Михась. – Пойдем в кабинет, жарко тут.

Терраса и в самом деле походила на раскаленную сковороду для блинов, дышать становилось все труднее. Жаркое выдалось лето – в буквальном и в переносном смысле…

В кабинете было несравнимо прохладнее, к тому же буквально сразу пришла девушка с подносом, на котором красовался кувшин с соком и две бутылки минералки. Михась дождался, пока она расставит стаканы на журнальном столике и выйдет, и только потом заговорил:

– Суть проблемы мне понятна. Непонятно пока, как ее решить…

– Миша, надо скорее. Сегодня ночью квартиру Вероники сожгли. Обставили как взрыв газа, – перебил Андрей, и глаза Михася стали вдруг жесткими.

– Та-ак… совсем распоясались. – Он взял телефон и набрал номер: – Мухтар, зайди ко мне.

Я как-то вдруг разволновалась. Меня вообще стало пугать все, что связано с тем миром, о котором я имела весьма смутное представление, сформированное в основном телесериалами. Оказаться внутри я никогда не планировала – и надо же, попала все-таки.

Вошел хмурый высокий мужчина с седыми, коротко остриженными волосами.

– Звал, Михась?

– Звал. Пора тряхнуть нашего мэра, не кажется? Сколько он нам должен, посмотри, и к вечеру пусть ответ даст, когда и как будет рассчитываться.

– Но…

– Все, разговор руби, да? – сверкнул глазами Михась, и седоволосый, склонив голову, ретировался. – Теперь с вами, – тяжелый взгляд уперся мне в лицо, и я поежилась. – Объясните, с какой радости я вдруг втравлен в разборку с мэром города? На какой почве?

– Я…

– Миша, я влюбился, – вдруг совершенно буднично сообщил Андрей, и мы с Михасем оба онемели. – Ну, что уставились? Я не могу полюбить с первого взгляда красивую девушку?

– Ты – можешь. Я – не могу! – выпалила я и бросилась вон из кабинета.

Кажется, я даже не особенно разбирала дорогу, просто бежала к воротам, стараясь как можно скорее убраться из этого дома. Не знаю почему, но я чувствовала себя оскорбленной. Как он мог сказать такое? Зачем? За что мне это унижение?

Андрей нагнал меня уже у ворот, схватил за плечи и развернул к себе:

– Вероника, прости… Я не думал обижать тебя. Но… понимаешь, я…

– Зачем? Зачем ты? Я ведь тебе все рассказала… Олег – его нет на свете чуть больше месяца…

– Ника… Поверь, он не возражал бы, узнав, что в такой ситуации, как у тебя сейчас, кто-то протянул тебе руку помощи и поддержал, – перебил Андрей, осторожно вытирая пальцами слезы с моих щек. – Я ведь не настаиваю, я просто обозначил свое отношение к тебе. Ты вольна поступить как угодно.

Я молчала, совершенно запутавшись в своих мыслях, чувствах, в том, что происходило вокруг меня. Слова Андрея поражали. Мне казалось, что со смертью Олега и моя жизнь тоже закончилась. Кто я теперь? Вдова, обреченная остаток жизни носить черные одежды в знак траура, – а как иначе? Ведь все иное – предательство. И вот – так быстро, так ужасно быстро – появился человек, который смял все мои представления о дальнейшей жизни. Оказывается, в меня можно влюбиться, можно подарить мне надежду на то, что я еще не умерла внутри. Что все еще может быть…

Андрей не отпускал меня, чуть печально смотрел сверху, и в его глазах я видела острое желание услышать от меня хоть слово. От этого безмолвного диалога нас отвлек голос Михася:

– А ты везучая, девочка, я ведь говорил, что ты особенная.

Мы с Андреем вздрогнули и обернулись. Михась курил, облокотившись о перила балкона, и насмешливо смотрел на нас.

– Ну что, братишка, пришлось соврать мэру, что он на невестку мою будущую наехал. А за это, мол, решил я получить с него, родимого, все, что он мне за предвыборную кампанию должен. Залебезил наш красавчик, извинялся дико, клятвенно обещал, что «разберется и накажет» – и все такое. Так что ты уж не подведи меня – мэр подарок на свадьбу обещал! – Михась раскатисто захохотал и, выбросив окурок, ушел в дом.

Мы еще пару минут смотрели друг на друга, а потом вдруг расхохотались.

– Видишь, Ника, сам мэр благословил! – еле выдохнул Андрей, вытирая выступившие от смеха слезы. – Теперь у тебя просто нет выхода.

А я про себя подумала: надо же, как все просто. Один звонок – и мои неприятности рассеялись. А ведь если бы я уехала вчера с Инкой, все получилось бы совершенно иначе. И я не встретила бы Андрея. И в живых бы меня уже не было. Эта мысль приволокла за собой другую – а как же Олег? Нет, я не забуду его, ведь нельзя выбросить из памяти столько счастливых лет, прожитых вместе. Но и Андрей прав – разве муж хотел бы, чтобы я перестала существовать? Конечно нет…

Сын мэра Никита бесследно исчез где-то за пределами России. Поговаривали, будто отец отправил его учиться, но точно никто сказать не мог. Инка так и не перешла в разряд официальной любовницы Михася и уж тем более не стала его женой, однако неизменно получала в своем театре все главные роли. Как судачили ее товарки по сцене – «через койку спонсора», но Инка плевала на эти слухи с высоты своего величия и по-прежнему ходила королевой.

Андрей сделал мне предложение – сперва просто поселиться у него, а потом и выйти замуж. Мы поженились через год, следующим летом, в конце июля. Когда мы выходили из дверей Дворца бракосочетаний, я подняла голову и увидела в небе пару голубей. Они выписали круг и скрылись за домами.

– Все будет хорошо, Ника, – шепнул Андрей мне на ухо, и я счастливо прижалась к нему, дотянулась рукой и погладила шрам на правой брови – такой же, как у меня.

Теперь я точно знала – все будет хорошо. Потому что за черной полосой непременно следует белая – ведь жизнь, как ни говори, все-таки справедливая штука. И на каждую пролитую слезу непременно приходится один грамм счастья.

Киллер вслепую

На кой черт я пришла сюда? Ностальгия замучила, что ли? Не видела я вас всех почти пятнадцать лет – и еще бы столько. Проклятый Интернет…

Идея зарегистрироваться на сайте по поиску знакомых, друзей и прочих пришла как-то сама собой, в понедельник, на работе. Трудилась я бухгалтером в строительной конторе, доступ к Инету свободный, начальник не контролирует расход трафика. И началось… нашлись даже те, кого я успела забыть – то есть вообще не представляла, как они могут выглядеть сейчас. Наш класс никогда не был дружным коллективом, после выпускного мы совсем разбежались, а вот теперь сидим, понимаешь, в ресторане на встрече одноклассников… Шедевр просто!

Почему большинство мужчин с возрастом становятся толстыми, обрюзгшими и какими-то побитыми жизнью? Женщины, те за собой следят, стараются выглядеть лучше, а мужчины словно считают, что они и так подарки всему человечеству. Вон Витька Семеркин – такой был сердцеед и красавчик, а сейчас даже смотреть в его сторону противно – глаза заплыли салом, пузо как у беременной тетки, пальцы как сосиски. И это за ним бегали почти все наши девчонки, а также те, кто на год-два-три моложе?! Ни за что не поверила бы!

Или Игорь Ворожейкин… Ну, это же просто пародия! Блондин с сальными длинными волосами, собранными в липкий хвостик на затылке, в потертых джинсах и ярко-зеленой рубахе. Компьютерный гений, одно слово!

С этим самым Ворожейкиным был у меня бурный роман в конце девятого класса. Караул! Как я могла целоваться вот с этим? Бр-р-р!

Хотя… что это я вдруг? Обычно из меня не льется столько желчи и сарказма, я вообще существо миролюбивое и спокойное. Хватит, Люся, бери себя в руки, иначе дело кончится скандалом, а он совсем здесь не к месту.

Я приняла непринужденную позу, потянулась к стакану с минералкой, и тут возле меня возникла Наталья.

– Чего скучаешь?

– Да не скучаю я, – как можно небрежнее отозвалась я. – Садись, поболтаем.

Наталья – моя единственная школьная подруга, довольно известный косметолог, красивая женщина, счастливая мать девчонок-двойняшек, похожих друг на друга, как две пуговицы от пальто. Наташкин муж учился с нами в параллельном классе, и вот он-то как раз полностью опровергает мою теорию о «побитых жизнью» мужчинах. Сохранился Влад в почти прежнем состоянии, все так же высок, строен и подтянут. Да и немудрено – при такой жене нужно быть в форме, иначе убежит, махнув хвостом. Верность никогда не значилась в списке положительных Наташкиных качеств, это я еще со школы помню. Бедолага Влад натерпелся от строптивой красотки… Однако с честью выдержал все испытания и сумел-таки окольцевать первую красавицу класса. У них совместный бизнес, очень преуспевающая клиника пластической хирургии. Я, правда, удивляюсь, как они могут вместе и работать, и жить, и даже выходные проводить – я бы сошла с ума. А Стрыгины – хоть бы что, живут, души друг в друге не чают.

– Ты, Людмилка, совсем что-то пропала, – начала Наталья, перекинув ногу за ногу. – Ты хоть бы позванивала иногда, а то совершенно потерялась.

– Да работы полно, – вяло отмахнулась я, не желая называть истинную причину моих редких звонков и визитов в дом Стрыгиных.

Дело в том, что мы с Владом… как это помягче сказать… короче, связь у нас с ним была, вот что. Собственно, я сюда-то и идти не хотела исключительно из-за того, чтобы не наступать себе на больную мозоль – потому что Влад меня бросил. Но поддалась на уговоры Ангелины – одноклассницы и одновременно жены моего шефа.

Мне жутко стыдно перед Натальей, она моя лучшая подруга – но и отказать Стрыгину в определенный момент я просто не смогла. Я любила его тайно еще со школы, примерно с того момента, как рассталась с Ворожейкиным. Влад же если и замечал меня, то только как приложение к его прекрасной Натали – я была у нее кем-то вроде Санчо Пансы. Конечно, с годами я сильно изменилась, вплоть до коррекции черт лица с помощью пластики, и теперь выглядела, как говорили окружающие, холеной и привлекательной. И бабник Стрыгин, вспомнив, видимо, мои бросаемые тайком взгляды и томное выражение лица, при возможности начал увиваться около. И я сдалась, хоть и понимала, что предаю Наташку. Сдалась. Не совладала с желанием узнать, каково это – быть с таким мужчиной. А потом… В общем, была – и сплыла связь наша…

Я тоскливо посмотрела в ту сторону, где стоял Влад, о чем-то беседуя с Ворожейкиным. Господи, ну почему все так? Хотя конечно – по сравнению с Наташкой я просто бледная моль, даже несмотря на то, что одета я ничуть не хуже, и лицо мое теперь весьма даже ничего, и фигура в порядке – подтянутая, без единого грамма лишнего жира. Но не в тряпках, видно, дело…

Вечер катился своим чередом – тосты, воспоминания, кутерьма, и вдруг все веселье было прервано истошным криком:

– Влада убили! Влада Стрыгина убили!

После долгой паузы тишину разорвал Наташкин протяжный вой. Она вскочила из-за стола, где, красиво забросив ногу на ногу, минуту назад сидела и беседовала с кем-то, и побежала к выходу из зала. За ней рванули и остальные.

Тело Влада лежало в кустах сирени у крыльца ресторана. Как-то вышло, что голова оказалась как раз в ярком пятне света от большого фонаря, и потому кровавая лужа вокруг нее выглядела особенно страшно. Наташка сидела рядом с телом мужа прямо на траве, не заботясь о том, что кремовое платье будет безнадежно испорчено. При чем платье – когда рухнула жизнь…

Через какое-то время приехала полиция, нас всех попросили вернуться в помещение, а еще через час в моей сумке обнаружили пистолет…

Когда дверцы «воронка» захлопнулись, я, припав к маленькому зарешеченному окну, встретилась взглядом с Ангелиной. То, что я прочитала в нем, буду помнить, наверное, всю жизнь…

В камере после всех процедур оформления я забилась в самый дальний угол, поджала ноги и задумалась. Как это вышло? Как так могло случиться? Что это было вообще? Ведь это так… неправильно! Этого просто не должно было случиться.

…Моя личная жизнь как-то не задалась – после окончания школы я поступила в педагогический институт, но на факультете, разумеется, оказалось всего пятеро молодых людей, и те какие-то дефективные – да и кто из нормальных мужиков в начале девяностых поступал учиться на факультет биологии? В школе, куда я устроилась работать по окончании вуза, тоже был только один представитель сильного пола – предпенсионного возраста трудовик Геннадий Игнатьевич. Времени на дискотеки и кино у меня не было, как, собственно, не было и лишних денег. Моя мама тяжело больна – у нее парализована левая половина тела, результат обширного инсульта. Спасибо за это моему дорогому папане, на старости лет возомнившему себя ловеласом и ускакавшему к молодой стрекозлихе. Это и свалило маму, а через полгода папаня вернулся, поджав хвост и опустив уши – прости, мол, Тамарочка. Но и я уже была достаточно взрослой, чтобы громко и решительно выставить его обратно вместе с нехитрыми пожитками, что он успел забрать у своей пассии. Мама сильно переживала, обвинила меня во всех грехах, но я осталась тверда и неприступна в своем нежелании понять и простить предавшего нас отца, и ей ничего не осталось, как смириться.

Но ходить мама больше не могла, да и обслуживать себя тоже, и мне приходилось работать еще и ночной няней в круглосуточном детсаду, потому что моей учительской зарплаты едва хватало на лекарства, массажи и еду. А ведь есть еще коммунальные платежи, есть какие-то непредвиденные расходы, да и я сама еще была совсем девчонкой, и мне хотелось нарядиться и хорошо выглядеть перед учениками. Поэтому приходилось подрабатывать там и сям, чтобы хоть чуть-чуть сводить концы с концами. Кроме детсада, я брала двух-трех оболтусов и подтягивала их по биологии, или помогала абитуриентам готовиться в вузы, где профильным предметом была именно биология. Так продолжалось вплоть до того дня, когда я совершенно случайно встретилась с Гелькой Разумовской.

Ангелина налетела на меня в супермаркете, куда я обычно заходить стеснялась – со своим тощим кошельком я могла позволить себе только пачку жвачки. Но мама в очередной раз лежала в стационаре, ей нужно было хорошо питаться, и я зашла в этот музей купить индюшатины. В тот момент, когда моя рука растерянно блуждала над холодильником в поисках упаковки поменьше, меня кто-то взял за локоть. Я вздрогнула и разогнулась – рядом стояла невысокая полная женщина, лицо которой отдаленно напоминало мне кого-то.

– Люся? – заговорила она низким голосом, и я тут же вспомнила – Гелька!

Гелька Разумовская, моя соседка по парте с первого по пятый класс! Гелька, с которой мы делили эту самую парту не на жизнь, а на смерть, проводя каждый день карандашом черту ровно по центру – и не дай бог никому переместить локоть, обтянутый коричневым рукавом школьного платья, за эту межу! Гелька, после ухода которой у меня так и не было настоящей подружки вплоть до восьмого класса, когда сошлась с Натальей Куликовой… Но как же она изменилась, надо же! Располнела, разъехалась вширь… Волосы выкрасила в ярко-свекольный цвет, и они висят по плечам и спине, как веревки. На ней был красивый белый костюм со свободной длинной юбкой, немного скрадывающей полноту, босоножки на чудовищно высокой танкетке, а в волосы надо лбом небрежно воткнуты темные очки с надписью на стекле «Versace».

– Геля… Надо же – столько лет, и ты меня узнала! – выдохнула я, и Гелька рассмеялась своим низким голосом:

– Ну, это немудрено, Люсек, – ты все такая же крыска в очочках, и щуришься так же, как раньше – как будто сыр унюхала.

Это меня укололо – я начала понемногу забывать свою школьную кличку «Люсинда-крысинда». Зрение с возрастом стало только ухудшаться, носить контактные линзы я так и не научилась, а потому очки стали моим фирменным аксессуаром. Правда, я старалась выбирать максимально дорогую оправу, насколько это позволял размер моего кошелька, но все равно ничего приличного купить себе не могла. И Гелька, уже в детстве не отличавшаяся тактичностью, даже не посчитала нужным скрыть то, как именно я выгляжу в ее глазах.

– Ты зато изменилась, прямо не узнать, – буркнула я, и Гелька горделиво улыбнулась:

– Ну так! Сейчас столько возможностей – только успевай поворачиваться.

– А где ты работаешь?

– Я? Работаю? – приподняла выщипанные брови бывшая подруга. – Бог с тобой, Люся! Если есть голова на плечах, можно самой ничего не делать – всегда найдется кто-то, кто за деньги выполнит все, что тебе нужно. Я удачно вышла замуж, муж мой… хорошо упакованный товарищ, скажем так. Фирма у него строительная – занимается ремонтами, работает в основном на госзаказе. А чтобы мне не было скучно, подарил большой магазин женской одежды, так что вот там я типа и работаю. А ты чем занимаешься?

– Биологию преподаю, – пролепетала я, впервые в жизни испытав чувство неловкости за свои китайские спортивные брюки и дешевую футболку.

– А-а, шкрабы, значит, – протянула Гелька с еле заметной издевкой. – И что – никаких попыток как-то изменить свое положение?

– А чем тебе мое-то не нравится? – разозлилась я. – Зато не ворую, на свои живу!

– Ну, это понятно. Пролетарская гордость, – съязвила Гелька. – То-то и смотрю, пакет с мясом самый микроскопический выудила, как только рассмотрела-то – с твоим зрением! Ладно, не дуйся, я ж не в обиду, чего ты! – Она схватила меня за руку, так как я отвернулась и пошла к кассе. – Стой, Люсек, ну, что ты, в самом деле! Я так рада тебя видеть!

– Заметила я твою радость, – попробовала освободиться я, но безуспешно, Гелька держала крепко.

– Я серьезно говорю – извини, брякнула, не подумав. Идем, посидим в кафешке за углом.

– Как видишь, я не могу себе позволить! Мне еще в больницу надо к маме.

– О, а что с ней? – с живым интересом откликнулась Ангелина, и меня вдруг прорвало.

Очень трудно носить в себе все, а поделиться не с кем, и Гелька с ее вопросом пришлась очень кстати. Мы оказались-таки в кафе, хотя на меня покосился сперва охранник у входа, а затем и официантка в длинном черном фартуке поверх вишневого форменного костюма. Гелька заказала кофе и какой-то десерт, названия которого я прежде не слышала и даже не запомнила.

– Ну, давай, вываливай, – велела она, достав из сумочки узкую пачку сигарет и зажигалку.

Я говорила около часа, наверное. Гелька не перебивала, только машинально тянулась к пачке и брала очередную сигарету. В тусклом свете круглого светильничка, стоящего на столе, при этом маленькими звездочками вспыхивали камни в ее кольцах, и лучики от них разбегались по скатерти. Я же просто не могла остановиться, рассказывала про папашино бегство и возвращение, про мамину болезнь, про обнаглевших медсестер в отделении, где она лежала, про то, как мне приходится после школы бежать по ученикам, а потом, навестив маму, снова бежать – но уже в детсад на всю ночь. При подобном режиме дня я на самом деле ощущала себя загнанной в большое колесо крысой, которая мечется в бессильном ужасе и никак не найдет возможности выбраться оттуда.

– М-да… – протянула Гелька, когда я, наконец, закончила и перевела дыхание, уставившись на лежащую передо мной кофейную ложечку. – А кофеек-то остыл у нас…

Она небрежно махнула рукой, и тут же рядом с нашим столиком возникла девочка-официантка. Ангелина барским тоном велела заменить напиток и сразу потеряла всякий интерес к происходящему, сосредоточив свое внимание на мне.

– Ты мне скажи, Люсек, – так и собираешься угробляться?

– В смысле?

– Да в прямом – так и будешь тащить на себе это все, даже не пытаясь как-то улучшить свое положение?

Я подняла на приятельницу глаза, вмиг наполнившиеся слезами:

– Геля… а нет выхода у меня… Я же не брошу маму…

– Я не предлагаю тебе бросать маму, ты, бестолочь! – разозлилась почему-то она, подавшись ко мне через стол так резко, что я невольно отпрянула. – Я хочу просто помочь тебе.

– Как?! – выкрикнула я истерично и вскочила. – Как ты можешь мне помочь?! Достанешь волшебную палочку, взмахнешь ею – и мама снова встанет на ноги?! Или превратишь меня в преуспевающую бизнес-леди, а мою халупу в «хрущобе» – в десятикомнатный дворец?!

– Зачем тебе десять комнат? – спокойно поинтересовалась Гелька, стряхнув пепел и рассматривая кончик сигареты, и я вдруг опомнилась – что я несу, господи?

Опустившись обратно на стул, я сняла очки и закрыла лицо руками. Ничтожность и безысходность собственной жизни привели меня в полнейшее отчаяние. Только проговорив все свои проблемы вслух, я отчетливо осознала, что нет выхода, и все, что мне осталось, так это смириться и тянуть лямку дальше с покорностью шахтной лошади – были в старину такие, что вертели всю жизнь огромное колесо, поднимавшее и опускавшее в шахту бадью с углекопами…

Гелька тоже молчала, думала о чем-то, рассеянно глядя поверх моей головы. Не знаю, что за мысли роились в ее голове, но мне это было и неважно. В то, что Гелька может как-то помочь мне, я не верила.

– Короче, так, Люська, – вдруг решительно заявила она, и я вздрогнула. – Сделаем так. Сколько времени тебе нужно, чтобы уволиться с твоей горячо любимой честной работы?

– Что?! – я никак не могла поверить в то, что слышу это своими ушами. – Как это – уволиться? А жить на что?..

– Так, короче, заткнись! – решительно пресекла Ангелина. – Недели на это, я думаю, хватит. За это время мы переведем твою маму в хорошую платную клинику и наймем ей высококвалифицированную сиделку. Потом ты… а, ну да… – она критически оглядела меня и сморщила нос. – Как в таком виде тебя полиция-то не забрала до сих пор, я просто удивляюсь!

Я немного обиделась – ну да, я не Кейт Мосс, и прикид у меня не королевский – но что могу…

– Но и это решаемо, – продолжала Гелька, словно не замечая моего состояния, и в глазах ее появился азарт. – У меня все-таки магазин, там тебя и приоденем.

– Погоди… что значит – приоденем, что вообще происходит? – попыталась вклиниться я, но приятельница только нетерпеливо махнула рукой, как если бы отгоняла назойливую пчелу.

– Потом сразу в салон – прическа, стилист, все такое. Так, все, не сидим, поднимаемся! – скомандовала она, достала из сумочки несколько купюр, небрежно сунула их под свою чашку и схватила меня за руку, вытаскивая из-за стола.

Я настолько растерялась и обалдела от этого напора, что просто не могла сопротивляться и покорно тащилась следом за энергично двигавшейся к выходу Гелькой.

Через полгода я уже и не помнила, как выглядела и как жила до встречи с Ангелиной. Она устроила меня бухгалтером в фирму своего мужа, оказавшегося, к слову сказать, очень приятным толстячком с добродушной улыбкой и мягким взглядом, и я возблагодарила маму, в свое время заставившую меня окончить курсы. Работа оказалась интересная и неожиданно легкая – все-таки я не дура какая-то, и, освежив знания, смогла быстро во все вникнуть. Мама теперь находилась под постоянным наблюдением Лены – квалифицированной медсестры, чьи услуги я могла оплачивать без всяких затруднений. Кроме того, я вдруг обрела какую-то уверенность в завтрашнем дне и даже расправила плечи, чувствуя, что могу буквально все. Мне нравилось следить за собой, поддерживать в идеальном порядке прическу, макияж и маникюр, покупать новые красивые вещи и навсегда забыть о китайских спортивных брюках с вытянувшимися после первой стирки коленками.

Я решилась на операцию, после которой смогла отказаться от уродовавших меня очков, и первое время не могла привыкнуть к отражению в зеркале, а затем и на вторую – косметическую, подправила нос, губы – словом, преобразилась в лучшую сторону. Это вселило в меня уверенность, которой раньше так не хватало, я чувствовала себя привлекательной, и у меня появились даже поклонники, некоторым из которых я отвечала взаимностью. В общем, Ангелина оказалась не так уж не права, когда говорила, что наличие денег значительно облегчает существование.

И вот в этот момент в моей жизни случился Влад Стрыгин. Он приехал в офис Гелькиного мужа, чтобы договориться о косметическом ремонте в своей клинике – по старой дружбе, так сказать, – и наткнулся на меня в коридоре возле кабинета шефа.

– Люся?! – в голосе у Влада было столько изумления, словно я путем сложных пластических операций вдруг превратилась как минимум в Анжелину Джоли. – Это ты?! Не может быть! Не узнал, ей-богу…

Мне почему-то стало обидно – в школе Стрыгин меня в упор не видел, я для него была просто зубрилка в очочках, непонятно почему всюду следовавшая за его распрекрасной Натальей. И даже то, что я по сей день являюсь едва ли не единственной Наташкиной подругой и довольно часто бываю у них дома, никак не изменило его отношения. Мне порой казалось, что он и имени-то моего не знает, а вот поди ж ты… Стоило прическу сменить, нос перекроить да одежду дорогую напялить – и вот вам.

– Я, – буркнув это, я постаралась проскочить мимо, однако Влад поймал меня за локоть и удержал:

– Слушай, Люсь… А что-то ты к нам не заходишь давно, а? Года два, поди?

О, вот тут из меня просто брызнуло возмущение, прорвавшееся фразой:

– Да что ты? Я была у вас на дне рождения детей, если что. Но ты, как обычно, меня не заметил.

День рождения стрыгинских дочек праздновали три месяца назад, и Влад действительно не узнал меня – вежливо кивнул, и только. Сейчас я с наслаждением наблюдала за тем, как меняется выражение красивого лица Влада.

– Не может быть… – Он был явно смущен. – Слушай… а ты здесь как?

– Работаю я здесь. Бухгалтером.

– Погоди… как бухгалтером? Ты ж вроде в педагогическом училась?

Ох ты, смотрите, ну, надо же! Помнит! А я-то думала, что он совсем меня не замечает. Внезапно я расправила плечи, выпятила вперед грудь и вроде бы стала даже чуть выше ростом. В меня вселился какой-то мелкий бес, озорно нашептывавший на ухо: «Ну, не стой, как статуя, скажи ему что-нибудь! Погляди, какой он красавчик! И смотрит на тебя с явным интересом – неужели ты не видишь, как у него глаза заблестели?» Повинуясь этому бесу, я проговорила:

– Училась. Но жизнь-то движется, Владик, нужно успевать как-то. Я ведь девушка свободная, мне все самой приходится.

Я произнесла это совершенно не свойственным мне раньше легкомысленным тоном и сама удивилась – неужели я флиртую со Стрыгиным?! Я?! С ума сойти…

А он, похоже, тоже это понял – улыбнулся, сверкнув идеальными зубами – хоть сейчас в рекламу какого-нибудь «блендамеда»:

– Тогда вот что… может, кофейку после работы? – предложил, глянув на часы. – Посидим, пообщаемся…

Как же мне хотелось завопить: «Да! Да, конечно, я согласна!»… Но…

– Не могу, к сожалению, – тем же легкомысленным тоном отказалась я. – Вечер занят.

Стрыгин недоверчиво посмотрел на меня и растянул губы в ехидной улыбке:

– Да ну? И чем же?

– А вот это уже не твое дело, Владик, – отрезала я, стараясь скрыть досаду по поводу того, как быстро он меня раскусил, и спешно ретировалась к себе в кабинет.

Там, прислонившись к запертой на ключ двери, я почувствовала, как дрожат коленки от напряжения. Господи, ну почему, почему человеком, пригласившим меня на чашку кофе, оказался именно муж моей подруги?! Неужели нет никого, кто мог бы меня заметить и оценить по достоинству? Ведь я уже совсем другая!

Однако Влад не прекратил своих попыток обратить на себя мое внимание. Он, как оказалось, ничем не отличался от остальных представителей мужской породы – стоило ему напороться на отказ, как кровь взыграла – мол, как так? Кому, мне, мне – великолепному?! Снести подобного Стрыгин не смог. Он начал настоящую охоту со всем, что к ней прилагается, – цветами, письмами по электронке, эсэмэсками и просто как бы случайными визитами в контору под предлогом своего ремонта. Ну, кто устоял бы? Вот и я не устояла…

Мы стали встречаться сперва осторожно, раз-другой в неделю, чтобы не вызывать подозрений у Натальи, но вскоре совсем обнаглели. Я знала, что именно сейчас Наталья переживает бурный и страстный роман с актером нашего местного театра, который не так давно делал в их клинике пластику носа, а потому совершенно не замечает, во сколько возвращается домой ее супруг. Нам это было только на руку.

Я старалась устроить все так, чтобы Владу каждая встреча со мной казалась подарком, праздником. Мне хотелось быть для него кем-то особенным, а не просто очередной любовницей, от которой он спешит к своей такой же неверной, как и он сам, Наталье. Во многом помогала, как ни странно, Ангелина, с чего-то вдруг решившая принимать живое участие в устройстве моей личной жизни. Она иногда разрешала нам пользоваться своим загородным домом или второй квартирой, купленной «на черный день», обставленной дорогой мебелью и бытовой техникой, но сейчас пустовавшей. Влад никогда не интересовался, кому принадлежат эти апартаменты, какая подруга одалживает мне ключи – ему было абсолютно все равно, главное, что там чисто, уютно и – самое основное – ему, Владу, не приходится ничего искать самому. Я же была так глупо влюблена и ослеплена его присутствием, что не обращала внимания на такие мелочи. Влад никогда не забывал привезти цветы, иногда баловал меня конфетами или дорогими духами – словом, играл по правилам.