Текст книги "Правдивая ложь"

По истечении двух недель, как-то вечером, сидя в зале возле камина, Доминик ле Бург грел замерзшие руки и мрачно смотрел на плясавший огонь, слушая потрескивание горевших поленьев. Из-за невеселых дум, одолевших его, он не заметил, как к нему подошел аббат Шириз.

– Отец Доминик, вы звали меня? – заискивающим голосом спросил аббат, склонившись перед инквизитором в раболепном поклоне.

Доминик ле Бург медленно повернул голову и, смерив аббата высокомерным взглядом, сердито отозвался:

– Да, аббат Шириз. Но вы, как я погляжу, не очень-то торопились и заставили меня ждать.

– Клянусь небом, я не виноват в этом. Причина заключается в шуте герцога, Буффоне. Он всяческими способами хотел выведать у меня, как продвигаются дела. Весьма неприятный тип. Скажу больше: он не так прост, как кажется.

– И что вы ему сказали? – не обратив внимания на последнее замечание аббата, спросил инквизитор.

– Только то, что вы мне велели, отец Доминик, – ответил аббат, почтительно склонившись.

– Хорошо, – сухо обронил Доминик ле Бург. Немного помолчав, он продолжил:

– Как продвигаются ваши дела в роли наставника? Вы уже достигли каких-нибудь результатов?

– Как вам сказать, отец Доминик, – и да, и нет. Казалось бы, что теперь, когда герцога де Карруаза не стало, направить его старшую дочь на истинный путь стало намного проще, но, каким бы это ни казалось странным, именно его смерть и повлияла на окончательное решение Филиппы. Она твердо решила отказаться от своего первоначального намерения вступить в Орден и тем самым передать монастырю все имущество, которое ей досталось по завещанию. Таким образом, она якобы хочет исполнить волю покойного отца, который при жизни был категорически против этого ее решения. Ни уговоры, ни просьбы, ни, в конечном итоге, угрозы не подействовали на девушку.

– Что ж, тем хуже для вас, аббат Шириз, – зловеще произнес инквизитор, строго посмотрев на собеседника.

– Клянусь Святым Марком, я сделал все, что было в моих силах!..

– Значит, сделали недостаточно, – перебил его инквизитор. – Вам прекрасно известно, насколько Церкви необходимы богатства и земли, которыми располагает, по завещанию, Филиппа де Карруаз. Она должна дать согласие!

– Но она не хочет этого делать, упрямится… Зная девицу с детства, не думаю, что кто-то или что-то сможет повлиять на решение юной госпожи.

– Тогда… – задумчиво протянул инквизитор, глядя на весело игравший огонь в камине, – мы заставим ее это сделать!..

… Было раннее утро. Солнечные лучи с трудом проникали сквозь серое низкое небо, прогоняя темноту прочь, на запад, вслед за ночным светилом. Свежий утренний ветер проникал в замок, гуляя по каменным коридорам и заставляя поеживаться от холода давно уже поднявшихся слуг.

– Госпожа, госпожа, – услышала Габриэлла сквозь сон голос служанки.

С трудом вырвавшись из объятий тревожного сна, девушка открыла глаза.

Она с удивлением посмотрела на склонившуюся над ней Драбель.

– В чем дело? Что еще стряслось? Зачем ты разбудила меня в такую рань?

– О, госпожа, беда! Случилась самая настоящая беда! – затараторила служанка, обхватив голову руками.

Габриэлла побледнела. Мгновенно сбросив с себя одеяло, она села в кровати.

– Немедленно говори, что случилось!

– Помощники инквизитора только что ворвались в покои госпожи Филиппы и учинили погром. Они что-то все искали и искали… Потом один из них вытащил что-то из-под кровати, а другой – из сундука… Как они обрадовались находкам, как улюлюкали! А бедная госпожа в это время стояла на холодном полу и молчала. Успокоившись, они схватили ее и увели с собой… Ой, мне так страшно, госпожа!

– Увели? Но на каком основании? Куда? За что?

– Госпожа… Госпожа! Говорят, что… госпожа Филиппа – ведьма!

– Что?! Ты в своем ли уме, Драбель? Как это может быть?

– Но это правда, госпожа. Я, как только смогла, сразу же поспешила к вам.

– Быстро приготовь мне платье! Где отец Доминик?

– В зале… Он готовится к суду, который назначил на завтра.

– Хорошо… Найди Буффона и скажи, что я приказываю ни на шаг не отходить от Филиппы. И если ей будет угрожать хоть малейшая опасность, тотчас же сообщить мне. Затем разыщи господина аббата. Он в последние дни неустанно преследовал сестру. Я хочу узнать: не с его ли подачи произошел арест? Найти меня он сможет в зале…

Наспех одевшись, Габриэлла поспешила в залу, где Доминик ле Бург со своими помощниками готовился к завтрашнему заседанию суда. Инквизитор был очень доволен собой. Наконец-то его упорный труд принес свои плоды. Двое прислужников, измученные изощренными пытками и напуганные предстоящей расправой, рассказали все, что желал от них услышать и чего так долго добивался отец Доминик. Филиппа де Карруаз – безобидная тихоня, набожная и милосердная госпожа – на самом деле – ведьма, колдунья, одержимая Дьяволом. Чтобы утверждение не было голословным, рано утром, пока весь замок еще спал и никто не мог помешать осуществлению чудовищного плана, помощники инквизитора обыскали комнату девушки. Каково же было их «удивление», когда они обнаружили две маленькие фигурки из соломы, наряженные в красивые одеяния, и небольшой пузырек с остатками голубоватой жидкости. После этих находок все сомнения мгновенно улетучились. Филиппу обвинили в колдовстве и заточили в подземелье замка.

Обо всех страшных событиях сегодняшнего утра Габриэлла узнала от служанки, пока та одевала девушку. «Господи, Пресвятая Дева Мария! – молилась про себя Габриэлла, поправляя на ходу платье. – Сделай так, чтобы это было неправдой. Да это и не может быть правдой. Благочестивая Филиппа – ведьма! Абсурд!»

– Как вы посмели без моего ведома арестовывать мою сестру, господин инквизитор? – властным голосом начала разговор девушка, ворвавшись в парадную залу замка. – Эти земли, замок и люди, находящиеся на его территории, не принадлежат вам, следовательно, вы не имеете права распоряжаться их судьбами. Будь мой отец или муж здесь…

– Кто вам позволил врываться сюда, дочь моя? – отозвался ле Бург, не обращая ни малейшего внимания на слова девушки. – Я запретил страже пускать сюда кого-либо, пока идут приготовления к суду… я бы уточнил… к справедливому суду. Загублены невинные души, и божья кара настигнет виновных.

– Что? – переспросила Габриэлла, негодуя. – С каких это пор я должна спрашивать у кого-то разрешения? Хочу вам напомнить, господин ле Бург, что замок Дезир-ле-Руа принадлежит моей семье. Это, во-первых. А во-вторых, о каком справедливом суде идет речь, когда вы бросаете в подземелье совершенно невинного человека?

Отец Доминик соизволил повернуться к девушке и смерил ее с головы до ног высокомерным взглядом.

– Я снисходителен к вам, госпожа Габриэлла, и крайне терпелив. Вы много пережили за короткое время: свадьба в разгар военной операции, отъезд мужа, смерть родителей, а теперь еще и горькая правда о родной сестре…

– Ложь! – вскричала Габриэлла. – Филиппа никогда, слышите, никогда не смогла бы не только этого сделать, но даже и подумать об убийстве. У нее неиспорченная, чистая душа. Она… она готовилась посвятить себя Богу… Она хотела…

– Именно, что хотела, – сурово посмотрев на Габриэллу, отметил ле Бург. – Но ваш отец всячески противился ее желанию и отговаривал.

– Отец хотел только уберечь дочь от неверного шага, – ответила девушка и осеклась.

– Неверного шага? – негодуя, повысил голос инквизитор. – Прийти в лоно церкви и отказаться от греховной земной жизни, наполненной нечестивыми помыслами и дьявольскими искушениями и соблазнами, вы считаете неверным шагом? Берегитесь, дочь моя! В ваших словах слышится ересь! Повторяю, берегитесь! Надеюсь, вам рассказывали духовные отцы, что произошло с катарами полвека назад?

– Конечно, я помню эту историю… Но все не так, отец Доминик! Отец только не хотел, чтобы Филиппа вступила в Орден по принуждению. Не проходило и недели, чтобы аббат Шириз не появлялся у нас гостях и…

– Его рвение заслуживает похвалы, дитя мое. Он старался спасти заблудшую душу.

– Да, но…

– Довольно! – инквизитор властным жестом прервал речь девушки. – Оставим эти пустые разговоры. Завтра днем состоится суд. Тогда и решится судьба Филиппы де Карруаз… А теперь я попрошу вас удалиться, дитя мое. Время не терпит.

– Но почему завтра? Господин ле Бург, я требую, чтобы процесс над моей сестрой был перенесен.

– Зачем, позвольте спросить? Вина вашей сестры очевидна. Показания свидетелей вот в этих документах, предметы, доказывающие, что Филиппа занималась колдовством, тоже имеются. Ее преступление уже почти доказано.

– Что вы такое говорите? Филиппа не колдунья и не ведьма!

– Но факты говорят об обратном, госпожа Габриэлла, – невозмутимо заметил инквизитор. Он отвернулся и подошел к столу, на котором лежали документы.

От услышанных слов девушкой овладел ужас. Без сомнения, завтра инквизитор добьется обвинительного приговора для сестры. И тогда Филиппа, милая, дорогая и любимая Филиппа может погибнуть от рук этого безжалостного палача! «Надо что-то делать! Надо хотя бы выиграть время, а там, Бог даст, что-нибудь придумаем».

– Я требую, чтобы мою сестру судили по всем правилам закона. Кроме вас, на суде должны присутствовать другие судьи и вассалы моего отца. Филиппа не простолюдинка, и вы обязаны с почтением относиться к ней… Более того, я требую, чтобы среди свидетелей были не только ваши, но и мои люди, которые знают ее с детских лет и могут многое о ней рассказать… Я немедленно пошлю гонца к королю с прошением о переносе срока суда.

– Хорошо, – скрепя сердце, согласился ле Бург, барабаня пальцами по столу от охватившей его ярости. – У вас пять дней. Если в течение этого времени король не пришлет ответа, я сам буду на процессе и судьей, и публикой. Итак, у вас пять дней!..

Злобно взглянув на Габриэллу, Доминик ле Бург важно удалился.

– Никто: ни муха, ни комар – не должен выскользнуть из замка без вашего ведома, аббат Шириз, – многозначительно посмотрев на святого отца, тихо проговорил инквизитор, поравнявшись с ожидавшим Габриэллу аббатом. – Ни королю, ни, уж тем более, Жирарду де Сен-Мору нельзя дать знать о том, что происходит в замке. Не справитесь – сгорите на костре первым!

Глава 5

Из всех несправедливостей судьбы Разлука для сердец страшней всего.

«Дорогая моя, любимая женушка, – так начиналось письмо Жирарда де Сен-Мора, адресованное молодой супруге. – Прошел всего один месяц с момента свадьбы и моего внезапного отъезда, а кажется, что пролетела целая вечность. Вдали от вас время тянется невыносимо долго, а дни проходят скучно и тоскливо. Да по-другому и быть не может, так как вас нет рядом со мною. Если бы не данный обет, я ни минуты лишней не задержался бы в лагере. Исход этого похода на Святую землю уже предрешен. Наш стареющий король слишком слаб для подобной миссии. Не многим суждено будет вновь увидеть родные берега. Графы, герцоги, бароны разобщены. Каждый подозревает другого в коварстве и предательстве. Возможно, вы осудите меня за эти слова и усомнитесь в моей вере. Спешу вас заверить, что это не так. С именем Господа на устах я ложусь спать, с Его же именем встречаю рассветы. Я молюсь, чтобы он защитил вас, моя несравненная Габриэлла, дал сил и терпения для преодоления всех тягот, если таковые вторгнутся в вашу жизнь. Я молю нашего Создателя о том, чтобы он указал мне путь домой, если, по воле провидения, я окажусь очень далеко от родных мест.

Моя милая и дорогая женушка, мне горько от того что я так и не сказал, как счастлив, не успел выразить всю полноту чувств, испытываемых по отношению к вам. Я верю: как бы ни был тернист путь домой, я вернусь. Ваша любовь будет мне надежной защитой. Воспоминания о тех счастливых днях, которые мы провели вместе, будут согревать меня одинокими ночами, а ваши нежные слова и клятва в вечной любви станут той живительной влагой, что спасет меня от жгучих лучей здешнего безжалостного солнца. Знайте, что мой дух и сердце навсегда принадлежат вам. Ждите и надейтесь! Я люблю вас, моя дорогая и милая Габриэлла. Навечно преданный, ваш Жирард».

Перечитав письмо, молодой граф вздохнул и печально улыбнулся. Он мысленно представил, как Габриэлла, сидя около окна в спальне, читает его послание. Теплый ветерок развевает ее чудные кудри. Затаив дыхание, она жадно вчитывается в каждое слово письма. По бархатной коже прелестного личика скатывается хрустальная слеза, а уста с нежностью шепчут: «Я люблю тебя»…

– Господин, господин, – услышал Жирард голос своего самого молодого оруженосца. – Король приказал всем незамедлительно собраться около его шатра.

Граф оторвал взгляд от пергамента и пристально посмотрел на юношу.

– Готье, ты состоишь при мне уже два года. Доволен ли ты своей службой?

– Да, господин, а как же иначе.

– Но тебе приходится много работать: ухаживать за лошадьми, собаками. Когда многочисленные гости удостаивают мой замок своим посещением, а это бывает нередко, ты их встречаешь, помогая сойти с лошади, и обязан прислуживать за столом. Обязанности твои многочисленны…

– Но я же справляюсь, господин, или вы мною недовольны?

– Конечно, доволен, – поспешил заверить его граф. – Именно поэтому и хочу поручить тебе одно важное дело. Выполнишь его, несмотря на запрет, посвящу тебя в рыцари. Ну, а если нет…

– Я все сделаю, господин. Не сомневайтесь. И если потребуется, без колебаний отдам за вас жизнь.

Услышав такой посул, юноша преобразился. От волнения его глаза загорелись лихорадочным огнем. На юном лице, то бледневшем, то красневшем от возбуждения, не было ни тени страха, ни тени сомнения в правдивости сказанных слов. Вскорости бедняге не раз пришлось на деле доказывать преданность своему господину, а пока Готье стоял перед графом де Сен-Мором, преисполненный решимости убедить того, что он достоин в будущем стать настоящим рыцарем.

– Хорошо, я верю тебе, Готье, – отозвался Жирард, подойдя к оруженосцу и потрепав его по плечу. – Видишь вот этот свиток? – он указал на свернутый пергамент, который держал в руке. – Ты должен передать его графине де Сен-Мор. Но только лично в руки. Ты меня понял?

– Да, господин. Я сделаю так, как вы мне сказали.

– Отправляйся немедленно. Останешься в замке до моего возвращения, будешь подчиняться только госпоже и выполнять все ее приказания.

– Как скажете, господин.

– А теперь иди. Вот тебе немного денег на дорогу. Возьми самого быстрого скакуна и в путь… Ну, иди же, – чуть повысив голос, промолвил граф де Сен-Мор, протягивая свиток.

Юноша молча взял его, с почтением поклонился и быстро вышел из палатки.

– Да хранит тебя Господь, – прошептал Жирард, проводив юношу взглядом. – Что ж, а теперь надо поспешить. Людовик хоть и не тиран, но не потерпит неуважительного отношения к себе.

Надев поверх кольчуги голубое сюрко[2]2
  Сюрко – длинный просторный плащ, защищавший кольчугу от солнца, дождя, грязи, а также крови во время сражений.


[Закрыть], он спешным шагом направился к большому шатру, куда по приказу короля Людовика IX стекались воины-крестоносцы. Уже больше месяца все ждали сигнала о начале похода, но король постоянно находил причины его отсрочить. Поэтому сегодняшнее обращение, как многие надеялись, предвещало, что время ожидания наконец-то подошло к концу.

– Необходимо стать на стезю освобождения Гроба Господня, исторгнуть землю эту у неверных. Неужели вы не слышите зова детей своих, молящих об освобождении? – с этими словами четыре года назад Людовик IX обратился к папе Клименту IV.

После последнего неудачного, если не сказать, позорного, крестового похода, в результате которого король попал в плен и был освобожден только после уплаты огромного выкупа, он не переставал молиться за Иерусалим, за всех несчастных, ставших пленниками неверных. И для того, чтобы удовлетворить праведное стремление к отмщению, а может, и доказать свою состоятельность, Людовик и решился на новое паломничество.

Нельзя сказать, что Климент IV с восторгом выслушал горячую речь стареющего короля. Папа не торопился благословлять войско верующих на новые подвиги во имя Иисуса Христа. Он долго колебался, как бы предчувствуя новое поражение. Но все же вскоре Климент IV одобрил решение короля.

Заручившись поддержкой папы, Людовик призвал христиан идти на Восток, чтобы предпринять еще одну попытку освободить Гроб Господень. Но, несмотря на то, что по примеру короля крест приняли сыновья Людовика и некоторые другие французские графы, многие рыцари уже не пожелали рисковать жизнью ради безнадежной, на их взгляд, войны. Невзирая на предательство французской знати, прекрасно сознававшей, что престарелому Людовику не под силу трудности похода, королю удалось заручиться поддержкой брата Карла Анжуйского, короля Обеих Сицилий. Более того, предоставив крупный займ английским принцам Эдуарду и Эдмонду, к весне 1270 года Людовику удалось собрать заметное войско. И вот, когда все было готово, он принял в Сен-Дени орифламму[3]3
  Орифламма (букв.: «золотое пламя») – штандарт французских королей.


[Закрыть], пилигримский посох и суму, после чего приказал сосредоточить все силы в Эг-Морте, откуда и собирался на кораблях, предоставленных генуэзцами, отправиться в Святую землю.

– Дети мои, преданные слуги Господа нашего и верные вассалы короля, – так начал свою речь Людовик. – Наконец-то мы все воссоединились, и теперь, смело глядя опасности в лицо, мы можем двинуться туда, откуда слышны стоны и плач наших единоверцев. Иерусалим жаждет освобождения, и каждый истинно верующий в нем молится о том, чтобы вы пришли ему на выручку. Настал час расплаты для неверных, оскверняющих наши святыни… Так пусть наш путь будет путем очищения!

– А по пути можно еще и карманы себе набить, – проворчал стоявший около Жирарда де Сен-Мор рыцарь. – А то целых два месяца болтаемся без толку. Ни денег, ни нормальной еды, ни дела… Сидим и подыхаем от скуки.

– Тебе бы только брюхо набить, Балдуин, – послышался в ответ насмешливый голос. – Смотри, скоро в доспехи не влезешь или лошадь под тобой прогнется.

– Клянусь, если ты не закроешь свой грязный рот, я тебя отучу говорить гадости, Раймонд.

– Ха-ха-ха, а ты еще в состоянии удержать меч в руках? Да ты так обленился, что и обыкновенный нож уже не поднимешь.

В ответ послышался яростный рык рыцаря, разъяренного подобными издевательствами.

– Потише, потише, граф, – уворачиваясь от удара и хохоча, ответил Раймонд Клермонский, учинивший весь этот беспорядок. – Король говорит! Умерь свой пыл. Оставь силы для сарацинов.

Людовик прервал свою речь и, сурово посмотрев на зачинщиков скандала, тяжело вздохнул. Вот уже два месяца ему то и дело проходилось усмирять пыл воинственно настроенных вассалов. Не проходило и дня без того, чтобы в лагере не вспыхнула какая-нибудь ссора или драка.

– Завтра на рассвете, – продолжил король после небольшой паузы, – мы двинемся в путь. Не всем суждено будет вернуться на родную землю. Но слава, честь и доблесть, которую вы проявите в боях за веру, навсегда прославят ваши имена. О ваших подвигах будут слагать легенды и стихи. Так не посрамим имя Господа нашего! Аминь!

«Я вернусь к тебе! – еле слышно дал свою клятву Жирард де Сен-Мор. – Я пройду огонь и воду, горы и пустыни, зной и леденящий холод. Но никто и ничто не остановит меня. Я преодолею все: обману смерть и перехитрю самого Дьявола, но вернусь к тебе, моя милая и дорогая Габриэлла. Я обещаю!»

Впоследствии Жирард часто вспоминал эту клятву, которую дал накануне отплытия к чужим неведомым берегам. Слова, сказанные в порыве страсти, оказались для него пророческими. Но трагические события, участником которых станет граф де Сен-Мор, были впереди, поэтому пока, не ведая своего будущего и воодушевленный словами короля и данной самому себе клятвой, он направился к палатке, чтобы как следует подготовиться к дальней дороге.

Глава 6

Клевета двоих делает преступниками, а третьего – жертвой.

День близился к концу. Габриэлла, позабыв про холод, который пришел вместе с промозглым сизым туманом, окутавшим близлежащие поля и леса, стояла на стене замка, как каменное изваяние, и смотрела на дорогу. Голодный и продрогший Буффон, сменивший замерзшую на сильном ветру Арабель, время от времени пытался образумить госпожу и заставить ее вернуться в комнату.

– Моя госпожа, послушайте же, наконец, меня. Вы целый день стоите здесь, не сводя взгляда с дороги, – старался вразумить ее шут, – вы ничего не ели, ничего не пили весь день и, наверно, ужасно замерзли. Так и заболеть можно… Если бы Жан прибыл в замок, то вам немедленно бы доложили.

– Буффон, – повернувшись к слуге, промолвила, наконец, Габриэлла. – Разве ты не понимаешь, что сейчас решается судьба моей сестры? Неужели ты не чувствуешь, что смерть опять стоит на пороге замка? Ле Бург уже собрал в зале своих изуверов, предвкушая завтрашнюю победу… Единственное, я не понимаю, почему она? Долгими ночами, проведенными без сна, я часами размышляла над этим вопросом. Пыталась найти связь между смертью родителей и уверенностью инквизитора в виновности Филиппы. Но связи нет!

– Может, и есть, – как бы невзначай бросил Буффон, глядя себе под ноги.

– Что? – девушка быстрым шагом приблизилась к шуту. – Повтори, что ты сказал.

– Согласно старому завещанию госпожа Филиппа после смерти родителей наследует замок и все земли вокруг него.

– И что из этого следует? – так и впившись взглядом в Буффона, поинтересовалась Габриэлла.

– А то, что, вступив в Орден милосердия, она бы передала все имущество Церкви…

Но после смерти ваших родителей госпожа Филиппа наотрез отказалась от прежних идей и…

– …и они решили завладеть всем, убрав с пути наследницу, – договорила за шута девушка. – Господи, какая же я глупая! Но откуда ты это узнал?

– Сегодня утром мне удалось подслушать разговор двух доминиканцев, которых, благодаря нашему милейшему инквизитору, в замке уже великое множество.

– Но если все дело только в завещании, то надо предоставить им подлинник и тем самым спасти сестру!

– Не думаю, что это поможет, моя госпожа, – поеживаясь, возразил Буффон. – Простите мою невольную жестокость, но, мне кажется, вопрос о казни уже давно решен, и весь этот суд – просто хорошо разыгранное отцом Домиником представление. Вы же помните его знаменитую фразу: «Никто не избежит кары Господа нашего!»

– Увы, да. Скольким людям она принесла несчастье… Но если Жан все-таки привезет решение короля, все еще может измениться.

– Будем молиться, госпожа… А сейчас спустимся вниз. Уже стемнело, да и дорогу заволокло туманом. А через час вы не сможете разглядеть в нем и вытянутой руки… Молитесь, моя госпожа.

– Да, ты прав. Будем молиться. Молиться и ждать, – машинально повторила Габриэлла, в последний раз бросив взгляд на дорогу.

Но ни вечером, ни ночью, ни рано утром слуга, посланный госпожой с прошением к королю, так и не появился. Опасаясь самого худшего, Габриэлла с восходом солнца приказала Буффону и еще одному слуге выехать навстречу Жану. К полудню на дороге появились двое всадников на взмыленных лошадях. Один из них держал на поводу коня, через седло которого было что-то перекинуто. По мере их приближения девушка все отчетливее различала хмурые лица двух всадников и безжизненное тело третьего. Подъехав поближе, Буффон поглядел на стоявшую на стене замка госпожу и отрицательно покачал головой. У Габриэллы сжалось сердце: приказа короля об отсрочке суда не будет. Но самое главное: теперь никто и ничто не сможет спасти Филиппу. Она обречена…

– Госпожа, все готово. Инквизитор… отец Доминик требует собрать всех в зале.

– Хорошо, Арабель. Я сейчас буду.

Устремив еще раз печальный взор на всадников, девушка спустилась в залу, которая была полностью забита людьми. Вассалы герцога, многочисленные прислужники, крестьяне – все собрались, чтобы присутствовать при оглашении приговора, на который показания свидетелей уже не могли повлиять. Оставалось надеяться только на чудо. Но… чуда не произошло.

С первой минуты этого несправедливого судилища всем стало ясно, что о беспристрастности Доминика ле Бурга не может быть и речи. Желая отомстить за старые обиды, удовлетворить свои амбиции и страсть к совершению злодейств, инквизитор всеми силами старался опорочить, очернить обвиняемую. Филиппа, похожая на тень, никак не реагировала на резкие выпады священника и ложные свидетельские показания, тщательно подготовленные и отредактированные отцом Домиником. Неподвижно сидя на скамье, она лишь изредка кидала грустный взгляд в сторону сестры. Читая в глазах Филиппы глубокую печаль, Габриэлла понимала, что та мысленно прощается с ней. И от этого сердце воинственно настроенной Габриэллы начинало бешено колотиться.

Несколько раз она порывалась вмешаться в судебную процедуру, но всякий раз аббат Шириз, которому инквизитор специально велел присматривать за Габриэллой, удерживал девушку от подобного шага, призывая Господа ниспослать ей терпение. Но когда отец Доминик начал перечислять все обвинения, выдвигаемые против Филиппы, Габриэлла уже не смогла сдержаться. Да и как было ей стерпеть эту грязную ложь! Девушка не могла и не хотела верить в то, что ее сестра – ведьма. Ведь Филиппу обвиняли не в убийстве родителей (как предполагалось изначально), а в занятиях магией и сношениях с Дьяволом. Вещественные доказательства, якобы найденные в покоях осужденной, будто бы доказывали ее связь с нечистой силой. А показания аббата Шириза, духовного отца Филиппы, еще усугубили ситуацию. По его словам, девушка постоянно каялась в своих прегрешениях, а значит, коли она опять, изо дня в день, продолжала грешить, то Филиппа – грешник нераскаянный, а из этого следует, что она подвержена ереси. А упорный еретик, да еще и нераскаянный (ибо она продолжала отрицать свою вину!), должен стать законной добычей костра.

– Ложь! – вскакивая со своего места, закричала Габриэлла. – Все сидящие в этом зале прекрасно знают мою сестру. Более тихого, незащищенного и безобидного человека во всей округе трудно сыскать. Я уверена в том, что никто из присутствующих здесь людей не поверит в такую наглую клевету!

Она обвела залу взглядом, ища поддержки, но все, опасливо косясь на восседавшего за высоким столом инквизитора, отводили глаза.

– Неужели среди доблестных вассалов герцога де Карруаз не найдется мужественных людей, готовых постоять за честь дочери своего господина? Неужели здесь собралась только шайка жалких трусов, позабывших о том, что они рыцари? Неужели вы не способны защитить слабую девушку от неправедного суда?

Сказанные в порыве отчаяния слова произвели неизгладимое впечатление на всех собравшихся в зале. С одной стороны, многие из вассалов герцога были убеждены, что инквизитор, помня вмешательство их господина в дела инквизиции и его заступничество, решил свести счеты с этой семьей, памятуя нанесенные ему обиды. Но, с другой стороны, открыто выступить против церковного суда они не решались, зная, что рыцари и их семьи легко могут оказаться на скамье подсудимых, подняв свой голос в защиту осужденной. К тому же представленные отцом Домиником доказательства подтверждали слова свидетелей. Поэтому большинство из сидевших в зале вассалов герцога, хотя и сочувствовали сестрам и мысленно были на их стороне, но открыто выступить против произвола инквизитора не посмели, ограничившись только недовольным ворчанием на протяжении всего судилища. Не дождавшись поддержки, Габриэлла тяжело вздохнула и опустилась на свое место. Разнообразные чувства: гнев, злость, отчаяние – смешавшись воедино, буквально разрывали на части сердце бедной девушки. Проявленная подданными герцога трусость не оставляла никаких надежд на спасение Филиппы.

– Если больше нет никого, кто мог бы опровергнуть обвинение, выдвинутое Святой Церковью, то я оглашаю приговор: Филиппа де Карруаз, вы признаетесь виновной в колдовстве, сношениях с Дьяволом, а также в убийстве своих собственных родителей. На основании вышесказанного вы приговариваетесь к смерти путем сожжения на костре. После вашей смерти все имущество, которое, согласно завещанию вашего отца, вам досталось после гибели родителей, переходит к Святой Церкви. Это окупит ваши грехи перед Господом. Аминь…

– Не так быстро, святой отец, – сухо отозвалась Габриэлла, медленно вставая со своего места и неспешным шагом направляясь к высокому столу, где восседал отец Доминик. – Я уже давно догадалась, что весь этот процесс вы, Доминик ле Бург, затеяли лишь с одной целью: отобрать у нашей семьи все, тем самым отомстив за унижения, якобы нанесенные вам моим отцом. К тому же вы нуждаетесь в пополнении казны, а наши земли приносят очень приличный доход.

– Дочь моя, вы забываетесь, – гневно сверкнув своими глазками-бусинками, отозвался инквизитор.

– Нет, это вы забываете, что, помимо вашего подлого суда, есть еще и Божий суд, отец Доминик. И гореть вам в Аду за все ваши злодеяния… Я не смогла уберечь родителей от ваших козней, не могу сейчас доказать и невиновность сестры. В ваши ловко расставленные сети попалось самое благородное дитя, когда-либо жившее на земле. Но ни замок, ни земли никогда не достанутся ни вам, ни вашим прихвостням, – сказав эти слова, она в упор поглядела на аббата Шириза.

Доминик ле Бург буквально побагровел от услышанного. Он тяжело поднялся и, чуть склонившись вперед, тяжело навис над стоявшей перед ним девушкой.

– Вы угрожаете мне, госпожа Габриэлла? – ядовито уточнил инквизитор.

– Нет, – в тон ему возразила Габриэлла, приблизившись, – только предупреждаю. И смею заверить: делаю это лишь из уважения к Господу нашему, которому вы якобы служите… Согласно этому завещанию, – девушка вытащила из рукава платья свиток, – после смерти… отца, – Г абриэлла слегка запнулась, – родовой замок, земли и все, что на них находится, переходит ко мне, если Филиппа не выйдет замуж. По воле отца я осталась единственной наследницей герцога де Карру аз.

– Что?! – вскричал инквизитор, отказываясь верить тому, что только что услышал. – Этого не может быть! Это фальшивый документ. Откуда вы его взяли?

Габриэлла повернулась к вассалам, сидевшим напротив, и решительным голосом осведомилась:

– Каждый из вас знает почерк моего отца и без труда сможет подтвердить подлинность документа и то, что каждое слово в завещании написано им собственноручно. Или ваши трусливые душонки и тут отрекутся от правды?

Габриэлла с вызовом окинула взглядом пристыженных вассалов. Те опустили головы, стараясь скрыть смущение и досаду. Им было стыдно за проявленное малодушие, но страх перед инквизитором и тут пересилил укоры совести.

– Габриэлла де Карруаз действительно является единственной наследницей, – раздался голос из отдаленного угла залы.

Все разом обернулись и увидели стоявшего в дверях Буффона. Он сменил шутовской наряд на холщовую рубаху и штаны, поэтому глядевшие на него не сразу признали в говорившем шута герцога де Карруаз.