Текст книги "И в печали, и в радости"

– Мы тебя искали, – сказал Миша.

Юра смотрел мне прямо в глаза. Спокойный такой, милый. Это нормально вообще? Если бы не восторженный взгляд мальчика, я высказала бы мужчине, что он выбрал неудачное, неуместное, бессмысленное место для прогулки. Да и время. Мне не нравилось то, что меня подкарауливали, даже наша последняя милая встреча – не повод заставать меня врасплох. Я не скрывала недовольства, и оно, предполагаю, должно было читаться в моих глазах. Но Юра не прятал взгляд, не спешил понимать, продолжал мирно на меня смотреть.

– Ты где была? – Миша давил и требовал моего внимания.

– Работала.

– Ты когда придешь ко мне играть? – Опять властный тон. Парень, до трех хотя бы дорасти!

– Миша, я не знаю, что тебе сказать.

– Почему?

– Я не привыкла к таким длительным отношениям и обязательствам.

– Я не понимаю.

– Не слушай меня. – Я чувствовала, что вот-вот сдамся.

– А зачем ты говоришь?

– Привыкла так говорить и говорю, не думая.

После таких намеков его папе неповадно будет искать меня по киевским дворам. Что это он ухмыляется? Только глазами. Слишком у него выразительные глаза, чтобы скрывать язвительную улыбку! Я возмутилась.

– Юра, а вы всегда выходной в выходной?

– Вообще да, – коротко ответил он.

– Интересно, но я часто вижу вас в будние дни, когда все честное население трудится.

– Я вас тоже.

– Я не в счет!

– Потому что вы не относите себя к честному населению, которое стремится к длительным отношениям и выходным?

Я притворно улыбнулась. То есть ты услышал все, что я тебе сказала, но это вызывает у тебя не более чем насмешку? Мне захотелось избавиться от его общества. Я надулась и решила не отвечать на колкости непрошеного гостя. Сегодня я капризничаю. У меня месячные. Я хочу новое платьице, под одеяло и сказку. Про муми-троллей. Я хочу плакать, нет, я хочу хныкать! Почему у меня нет ПМС, но так сложно в первый день цикла? Эти еще пришли… То, чего уже почти добился сын, одним самоуверенным взглядом уничтожил отец.

– Я вообще-то уже выбросила мусор и возвращаюсь домой.

– И что будете делать?

– Не знаю, – сказала я. – Но уже решила, что сегодня я ношу домашнее платье.

Ага, удивился! Что, нет логики? А куда она делась? Потерялась? Ой, лучше уходите, мальчики, а то я вам сейчас все нервы скушаю.

– А можно в домашнем платье погулять по вашему двору, до того… – он всмотрелся в глубину двора, – это что… Чебурашка?

Я посмотрела на облезлое двухметровое деревянное Нечто, вбитое в землю, в углу грязной песочницы. Кто знает, чем оно было лет двадцать назад…

– В общем, до этой фигуры, – продолжил Юра, – и назад? Вас никто не увидит в вашем платье…

Сначала показалось, что в его тоне было что-то просящее, но мои надежды развеяла последняя реплика. Платье-то было симпатичным, из сиреневого вязаного полотна, с рюшами… Я в нем, конечно, озябла, и к нему не шли короткая красная велокуртка и сапоги цвета хаки, а с грязным ящиком из холодильника это все вообще сплошная эклектика, но можно было бы и не акцентировать на этом свое мужское внимание! «Ящик в руки, и домой!» – скомандовала я себе и раздраженно присела, чтобы взять свой аксессуар, а там, внизу, меня поймали обаятельные, серые, как мартовское небо, глаза, которые без всяких слов умели просить и за которыми можно было пойти даже в таком прикиде, даже… Ну нет, за пределы двора они меня не вытянут!

– Хорошо, – сказала я, улыбаясь Мише. – Если вы так далеко зашли в поисках столь сомнительного счастья, то давайте пройдемся… Только по двору.

Если не двигаться, куртка не согревала, но пойти утеплиться – значит дать им надежду на долгий променад. Так я и пошла – с ящиком, в резиновых сапогах и спортивной куртке – вдоль своего дома.

Из третьего подъезда вышла Лена, моя давняя знакомая. Лене сорок восемь лет, она мама троих детей и дважды бабушка. У них большая и дружная семья, о которой я наслышана. Лена всю жизнь проработала уборщицей, так же как и ее мама, а Ленин муж – простым рабочим на киевском заводе. Но отсутствие взлетов по карьерной лестнице – не мешает им всегда им быть, пожалуй, самыми довольными жизнью людьми, которых мне приходилось встречать. Держаться на плаву, полагаю, помогает «семейный бизнес». Семейство – коренное, когда-то они получили в наследство от умерших родственников несколько квартир – вот теперь и сдают их в аренду. Одну из них Лена как-то предложила мне.

Раньше мы работали на одну компанию, и мне нравился ее жизнеутверждающий взгляд на все. И ее любили дети, хотя до этого дня такой аргумент не показался бы мне значимым. Но позже, анализируя, я поняла, почему не дернулась и не придумала, как отвлечь ее от Миши. Ведь все было так естественно: она – добрая, он – хорошенький. Вот кто умеет обращаться с детьми, не то что я.

– Маричка, привет. Выходной? Ой, а это кто? Что это за мальчик? Как тебя зовут?

Лена его не трогала, но это не помогло. Она наклонилась и ждала ответа, а Миша нахмурился и попятился. Дети так делают, правда? Стесняются. Я вот была в детстве стеснительной и помню… Но Миша злился. Он искал избавления, глаза забегали, щеки покраснели. Плакать будет? Или убежит? Нет, стесняются иначе. Стесняются и ждут, когда собеседник примет меры и растормошит. Тот, кто стесняется, все же надеется, что человек – хороший. Миша же хотел, чтобы его не трогали. Юра взял его на руки и всем видом продемонстрировал нежелание заводить знакомство. Я не могла так игнорировать приличия и добрую Лену.

– Это мои друзья: Юра и его сын Миша. Миша стесняется незнакомых людей.

– Бывает – и проходит. Ну, тогда я побежала дальше. У Витальки день рождения, надо успеть все. Гости придут. Забегай к нам.

– Не буду обещать, но вы передавайте поздравления.

Все-таки она хорошая. Юра смотрел на меня выжидающе и… немного испуганно, что ли.

– Маричка, вот так с нами всегда. Ты еще хочешь с нами гулять?

Вот тогда я поняла много вещей сразу: он перешел на «ты», он уже второй раз назвал меня моим именем, он боится, что я отвечу «нет», с его сыном что-то не так и мне срочно нужно сменить домашнее платье на прогулочные брюки. Гулять я намерена теперь долго, пока не пойму еще и того, что именно «не так» и что мне сулит дружба с такими странными соседями.

Потом Юра предложил поехать на остров, и я второй раз вернулась в квартиру. Раз такие дела, то и Хорошо надо взять с собой. Мальчики пошли домой и вернулись за нами на машине. Вообще Юра предложил поехать куда-то, где можно долго гулять, а остров выбрала я и подсказала, как туда заехать. Они здесь раньше не были, хотя это очень близко от их дома. И в большом парке вдоль реки, до которого рукой подать, – тоже не были. Люди, не выходящие из своей комфортной берлоги. Так, не об этом сейчас, наоборот, нужно сузить круг вопросов, чтобы получить как можно более точные ответы.

На острове школа верховой езды. Там проводят занятия для детей с ДЦП, так что наверняка имеются смирные лошадки для такого малыша, как Миша.

– Пойдем к лошадкам?

– Да!

На конюшне нас встретили радушно.

– Привет! – подошел дружелюбный инструктор Витя. Вот ни на секунду, ни на долю секунды Миша не засомневался в его дружественности.

– Привет, – ответил он.

Мы с Юрой остались за изгородью, а Витя посадил Мишу на пони и водил по кругу. Столько счастья в глазах!

– Спасибо, что придумала сюда приехать.

– Я заслужила поощрение?

– А оно тебе нужно? Намекнула бы, ты давно его заслужила.

– Кажется, мне нужно кое-что знать.

– Спрашивай.

Я молчала.

– Спрашивай прямо, я могу долго угадывать, что именно тебя интересует. Ты ведь вообще ничего обо мне не знаешь.

– Потому что еще не было такой цели – узнать. В качестве поощрения мне нужна информация не о тебе. Миша… он очень стеснительный?

– Я хочу туда, в лес! – скомандовал Миша.

В лес нельзя водить лошадку, но он уламывал Витю. Если инструктор поддастся, нам с Юрой придется пробираться через заросли, чтобы не упускать их из виду. По тропинкам ходить запрещено – они только для животных.

– Не очень. – Юра повернулся ко мне, теперь за Мишей следила только я. – Он не любит женщин.

– Не любит? Боится, что ли?

– Не знаю. Он не очень понимает свои чувства. Хотя это, наверное, фобия. Он их игнорирует, замыкается, истерит. Я, конечно, учу его не реагировать бурно, но он маленький еще… и если его трогают, это плохо заканчивается.

– Незнакомые женщины?

– До знакомства у него не доходит.

Мы немного помолчали. Как-то не верю я в это. Неужели правда? Неужели нелюбовь к противоположному полу – это врожденное? Я никогда не верила в то, что гомосексуалисты и гетеросексуалы разделяются на лагеря еще в утробе матери. Была уверена, что предпочтение созревает в процессе жизни и на него влияют какие-то внешние обстоятельства. Неужели я вижу такого ребенка? Наверное, эти мысли предсказуемы, потому что Юра сказал:

– Маричка, я не думаю, что, когда он вырастет, будет любить мужчин. У меня есть основания так думать.

– Какие?

– В какой-то мере он пошел в меня. Я не в восторге от женской компании. Я всегда сторонился девочек, девушек.

– Почему?

– Не чувствовал потребности в отношениях, которые реально не стоят затраченных усилий. Мне жаль своего времени и мыслей для кого-то, кто, скорее всего, войдет в мою жизнь для того, чтобы испортить ее. Но я традиционной ориентации.

– Точно? Я нормально к этому отношусь, если что.

– Точно. Я тоже не гомофоб. Я долго жил в Европе, где к этому относятся спокойнее, чем в Украине, и у меня есть хорошие знакомые и коллеги, которые живут в однополых браках. Нет, я просто не стремился и не хотел никому ничего доказывать.

А я еще козыряла своими свободными взглядами! Нашла перед кем.

– А ты не думаешь, что Мишу нужно психологу показать?

– Конечно, я показывал. Ты не представляешь, сколько неудобств из-за этой его особенности.

– Няни?

– Да. Мужчин в агентствах очень мало. И не с каждым я оставлю сына. Нашел одного и жил полтора года нормальной жизнью, ну, относительно нормальной. Даже уже начал готовиться к возвращению в Германию, из-за Мишки я тут застрял… Но у этого няня своя жизнь, свои проблемы. Дочь внезапно заболела, и в Германию поехал он. Он и сейчас с ней, на лечении. Скоро должны вернуться. Но я так понимаю, что рассчитывать на его ежедневную помощь я уже не смогу.

– А… мама?

– С ней как с официанткой и твоей соседкой. Она очень переживает, все-таки он ее единственный внук… – Он помолчал, потом опомнился. – Или ты о его маме? Я подумал о своей. Но и ее он тоже не любит. Вырывается из рук, кричит, прячется. Мне надоело экспериментировать и мучить его. Не хочет, и ладно.

– И давно это у него?

– Я бы сказал, всегда…

– Что, вот прямо с роддома?

– Нет, конечно. Ему было семь месяцев, когда в гости приехали мои родные. В том числе мама и сестры. Ну вот тогда и открылось это. Мама взяла его на руки, а у него истерика. Думали, болит что-то. Берет папа или брат – все хорошо. Не сразу поняли, в чем дело, но протестировать в последующем хватало возможностей.

– Так, а что психолог?

– Непонятно. Говорит, что, может, он это перерастет. Я жду.

– Ну так он же начал перерастать уже…

– Я очень и очень на это надеюсь.

Мне стало как-то не по себе. Уже расхотелось выяснять, куда подевалась родная мать, и кто смотрел за ребенком первые семь месяцев, и все остальное…

– Ты же не хочешь сказать, что он… ну что…

– Ты такая одна.

– Нет!

– Да.

– Почему?

– Не знаю. Я очень сильно удивился, когда он ни с того ни с сего подошел к тебе в сквере. Я был просто в ступоре, я не верил своим глазам! Это правда было в первый раз, сколько я его знаю, а я его знаю с первого дня. Или с третьего, если быть точным…

– Может, я не женственная?

Юра посмотрел на меня, как на сумасшедшую:

– Это риторический вопрос?

– Да. Не отвечай.

Я просто не знала, что и думать. В том, что я женщина, – сомнений нет. И маскулинности во мне… ну очень маленький процент. По крайней мере во внешности, а характер… не мужской – это точно. Работа, конечно, внесла свои коррективы и добавила зубов. Но все равно к решению проблем подход у меня женский. Короче, я женщина, и мальчик меня не боится. Хорошо. Нет, даже здорово! Я – особенная, и это приятно.

– Это приятно! Но мы уже столько знакомы…

– Два месяца.

– Два месяца… Как он с другими?

– По-прежнему.

– А с маленькими девочками?

– Нормально. Всегда было нормально. Но у девочек есть мамы, и когда подходят взрослые женщины – начинается страшное.

– Как же вы живете? Как ты работаешь?

Катание подошло к концу. Витя привел пони и передал нам Мишу. Мы пошли гулять по лесу, мальчик болтал про лошадок, а я чувствовала, что сильно замерзла. Мне вообще холодно в эти дни. И плохо. Тут еще такие новости. Пора пить обезболивающее. Чувствую, мне предстоит та еще ночка. Я попросила отвезти меня домой. По дороге Миша заснул в автокресле.

– Мы напугали тебя? – Юра смотрел на дорогу.

– Нет. Не знаю. Я не знаю, как к этому относиться. Я думаю, что он действительно начал перерастать свою проблему. Просто ему попалась я на глаза. Что-то ему привиделось. Интересно, когда он вырастет и влюбится – его девушка будет похожа на меня?

Юра даже от дороги оторвался.

– Извини, я глупости говорю. Но ведь правда в этом что-то есть… Я сейчас неважно себя чувствую, поэтому не слушай меня.

– У тебя что-то болит? Ты побледнела.

– Ты мне не поможешь.

– Ну я же доктор. И я не только в мозгах разбираюсь.

Мне не хотелось об этом говорить. Но мы попали в пробку, нужно было перенаправить его мысли.

– Мы не закончили разговор. Если твой нянь – ты так его называешь? – если он сейчас не может сидеть с Мишей, то кто это делает?

– Когда как. Иногда сосед. Он у нас такой один. Остальные заняты, или их неудобно просить. Иногда мои друзья. Несколько раз приезжал мой отец. Часто я оставляю Мишу в ординаторской, и он ждет, пока у меня не закончится операция. Но это не дело…

– А где живут родители?

– В Харькове.

– Ты не просил их переехать на время к тебе?

– Нет, я попросил их этого не делать. У мамы там балетная школа, у папы – кафедра. Маму Миша не переносит. Что она будет здесь делать? А разлучать родителей только из-за своей… из-за своего решения оставить себе ребенка – это неправильно. Это мои проблемы и моя жизнь. Надо как-то все утрясти самому.

– Получается?

– Пока не так, как хочу.

Больше до самого дома он ничего не сказал. Странно, и как меня не укачало? Я вообще не люблю ездить в машине по городу, потому что меня тошнит и начинает болеть голова. В моем теперешнем состоянии это было бы логичным продолжением дня. Но мне даже как-то лучше стало. Может, потому что уже потемнело. Вечером физически я чувствую себя лучше.

Миша спал. Юра припарковался и вышел из машины вместе со мной.

– Ты будешь еще гулять с Хорошо?

– Да, немного. Только здесь, во дворе. Он уже нагулялся сегодня.

– Я пройдусь с тобой?

– А Миша не испугается, если проснется?

– Я знаю, когда и чего он может испугаться. Я включил музыку, и у него телефон. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, спасибо.

– Маричка, я хочу поговорить с тобой.

– Ты целый день этим занимаешься.

– Я хочу тебя кое о чем попросить. Я с тобой целый день разговариваю не для того, чтобы вызвать жалость к себе…

– А потому, что я тебя спросила…

– Нет, не поэтому. Я бы мог уйти от ответа. Не общаться. Я обычно так и делаю. Но я хотел тебе рассказать, чтобы ты понимала ситуацию… Я вижу, что ты – самодостаточная взрослая женщина.

Вот, спасибо на добром слове!

– Я понимаю, что у тебя насыщенный график. У тебя карьера, в конце концов. И хотя ты живешь одна, я далек от мысли, что ты не занята и в свое личное время. Я понимаю, что мне нечего тебе такого предложить, чтобы заинтересовать.

Мама! Он о чем?!

– Но так получилось, что ты мне нужна.

– А… а в чем просьба?

– Ты не могла бы иногда бывать с Мишей?

– Ф-фух! – Я выдохнула. – Юра, ты испугал меня… Да без проблем. Ну, то есть если у меня будет время.

– А когда у тебя есть время?

И тут я зависла. Все в моей жизни так сложено, чтобы подстроиться под съемки. Спортзал – на работе. Велопокатушки – в редкие выходные. Косметика и вышивка – всегда в сумке. Еда, опять-таки, как и где получится. Разве что перед Хорошо я еще в ответе. Меня никогда не ждут в гости так, чтоб наверняка. И на свидания я если и хожу, то с непростительным опозданием… Посидеть еще и с ребенком?

– А тебе когда нужно?

– Я тоже не могу дать точный ответ, потому что… всегда. Разве что в выходные я не оперирую. А так каждый день, с утра до… Ну, до Мишиного появления это было сутками напролет. А теперь я не могу даже быть уверенным, что прооперирую в определенный день.

Конечно же, мне стало его жалко.

Так, безвыходных ситуаций не бывает. Я вошла в их жизнь, хоть и не собиралась, и надо помочь. Но если я узнаю, что я не особенная и Мише все равно, кто какого пола, – я его папе устрою!

– У меня есть возможность брать выходные среди недели. Я буду просить так выстраивать мой график, чтобы, например, в среду и в пятницу быть свободной. Или в другие будние дни. Господи, что я планирую?! Юра, я же не умею обращаться с детьми! Вообще не умею! Что я буду делать с Мишей целый день? У меня никогда не было детей, я не знаю, что ему давать, и как укол делать, и чем кормить!

– Маричка, ты правда сможешь посвятить нам часть выходных?

– Да хоть все. Но ты меня слышишь?

– Теперь ты меня послушай. Мне все равно, что ты знаешь о воспитании детей. Миша в тебе души не чает. С тех пор как ты появилась, я слышу о тебе сутками! Все принцессы в мультфильмах – Марички. Все девочки в книжках…

– А как он, кстати, воспринимает женщин в сказках?

– Хм! Нормально. Вполне даже… Короче, у тебя все получится, я уверен.

– Меня могут отправить в командировку. Я не могу тебе пообещать.

– Ну хоть что-то. Ты – хотя бы шанс. Пока что у меня даже этого нет. Что я могу предложить тебе… что-то в компенсацию затрат твоего времени?

– Ты что, собрался меня материально заинтересовать?

– Это логично.

– Возможно, но не в данном случае. У меня есть свой интерес.

– Какой?

– А смогу ли я? Ну вот у меня никогда не было ребенка. А если бы был? А смогла бы я совместить уход за ним с работой? Я, возможно, буду помогать вам и в другие дни. Но опять-таки не обещаю.

Мы попрощались. Значит, в тот вечер, когда он спрашивал о свободном времени, он был заинтересован не во мне-женщине, а во мне-няньке? А я надумала себе… Я так устала, что даже не смогла понять, что чувствую после такого открытия. Разочарование, облегчение, обиду? Мне было все равно. Я хотела под одеяло и в сказку.

* * *

Он: Он не верил своим ушам. Она согласна! Он не верил своему голосу, когда озвучивал это, хотя такие мысли уже не раз посещали его, но она…?

Он попрощался, сел в машину, привез ребенка домой. Переложил его в кроватку, поднял игрушечного пони, который упал с одеяла. Держа в руках пони, Юра сел в кресло напротив спящего сына. «Сегодня ты впервые катался на лошадке. И мы были в лесу, представляешь?!» У Мишки много чего не было из того, что было у нормальных детей в два года и восемь месяцев.

У него не было мамы, бабушки, няни, тети, зато теперь появится подружка! Юра чувствовал, что она ему не только живого пони может подарить. У нее много всего, он чувствовал. В ней столько жизни и столько желаний! Она хочет потренироваться с Мишей? Может, у нее есть кто-то, или замуж собирается… Конечно, есть. Кто-то… Хотя кто ее выдержит?

Юра вышел из детской, пошел на кухню, открыл холодильник, достал оттуда пиццу. «У нее, уверен, так же пусто в холодильнике», – спорил он с собой. Он пытался объяснить себе, как пошел на это. Из-за Миши, конечно. Тот первый перешагнул барьер. А Юра? Он готов пустить в свой дом женщину? Она уже тут была. И он ее тогда почувствовал. Только зашел в квартиру и сразу учуял изменения: Мишка не выбежал навстречу; тихий разговор из детской; полумрак в той части квартиры; на кухне оставлен включенным свет; в прихожей – ее кроссовки, куртка, ее запах; на полу – рюкзак, из него вывалились книги. Что она читает? Он наклонился, чтобы поднять рюкзак, и тут услышал, как на него рычат. Он поднял глаза. Терьер охранял имущество хозяйки. «Это мой дом!» – мысленно ответил ему Юра. Пес заскулил, она вышла из детской и убежала из квартиры. Он понял тогда, что она убегает от него. А Мишка? Мишка счастлив! Почему она? Юра до сих пор не знал.

Он доел пиццу, принял душ. Проходя мимо детской, открыл дверь. Потом, оставив открытой и дверь своей спальни, лег в кровать. Сна сегодня не будет, он это понимал. Он согласен ее пустить. Он… он хочет этого? Почему? Потому что ему нужна помощь с Мишей! И если честно, то наивно верить, что она часто будет брать его на себя.

Юра начал осознавать, что этого всего не будет. Не может быть. Она, конечно, согласилась, но он же видел, как она живет. Она не придумывала, ее правда все время кто-то где-то ждал. Она постоянно была в тонусе, все время готова сорваться и выйти из кафе, взять телефон и убежать из леса, извиниться и, оставив их на улице, выскочить на дорогу, чтобы поймать машину. Ей надо было куда-то туда, в ее жизнь. Неужели она будет тратить на них свое время? Даже если она собирается замуж и рожать детей… Немыслимо, чтобы она проводила время с чужим, соседским ребенком. Немыслимо…

Но Юра уже очень этого хотел. Потому что если не она, то кто? У него были три друга, один сосед и все. Александр – в Германии, папа сейчас читает лекции в России. Юра уже готов был на отчаянный шаг – позвонить брату в Малайзию. Но нельзя так! Сергею не до его проблем, он недавно с женой развелся, ему нужно сейчас работать или не работать, а медитировать, отдыхать или что он там, на островах, уже почти год делает… Юра соскучился по брату, по миру, по жизни вне Киева.

Он встал с кровати, подошел к полке с дисками. Выбрал. В комнату вкрадчиво вошел Арво Пьярт. Юре нравился этот эстонский композитор. Под него можно было уснуть. Он набрал в легкие воздуха, задержал, выдохнул.

У него никогда не было женщины. В его доме. В его комнату никогда не заходил никто, кроме матери и сестер, где бы он ни жил. Те, с кем занимался сексом, приглашали его к себе, или в отель, или… Не важно, в его доме их не было. Она может зайти сюда? Нет! Он встал с кровати, прошелся по комнате, обхватил свой затылок и потянул его вперед-вниз. Спина заболела. «Надо подольше растягиваться перед пробежкой», – подумал он. Неплохо бы вернуться на плавание. Или хотя бы с Олегом в баскетбол поиграть… С тех пор как Александр уехал в Германию, у Юры не было ничего, кроме пациентов, мультфильмов, сквера, набережной, детской и бега по утрам. И пациентов ему было мало, потому что часто приходилось отменять консультации, что-то переносить, кому-то отказывать. Потому что Миша не всегда вел себя спокойно, и он болел, и он… Неужели она поможет?

«Мне все равно, как она это сделает, если сделает», – решил он. Он пообещал не упрекать себя еще и за нее. Если она сможет по каким-то своим причинам, то, значит, ее ему Бог послал. И он не будет пока что спрашивать, в чем Его тайный замысел. Послал, и спасибо.

* * *

Я: – Где он? – Валя испуганно захлопала глазками.

Я сегодня была в боевом прикиде: красный брючный костюм, подобранные волосы, очки, наступательное настроение. Валя пала.

– В 406-й ординаторской, на 11-м этаже, в старом корпусе.

Я тряхнула головой в знак благодарности.

– Туда, – показала она направление.

– …Если они примут эти поправки, то мы можем забыть о поиске сенсаций на несколько месяцев! – убеждала я своего редактора, Макса, в необходимости делать сюжет. – Как не понимаешь?! Потому что никого ничто другое интересовать не будет! Скандалов не оберешься: и на международном и на локальном уровнях! – Телефон уже жег ухо, но мне нужно было говорить, каждая секунда времени – на счету, эфир – через девять часов, и мне плевать, что в больничных коридорах я – яркий и громкий раздражитель.

– Извините? – Я закрыла микрофон ладошкой. – Мне в старый корпус. Я правильно иду?

– Треба піднятись на ліфті на восьмий, а там перейти по коридору і на два поверхи спуститися, там лєстніца, але не та, що праворуч, а зліва, зліва! Запомнітє? – как смогла, объяснила санитарка.

– Ты еще здесь, Макс?… Погуглил? Согласен? Слава Интернету! Да, да это именно тот закон, и они еще в 2007-м пытались это провести! «Регионы» тогда против были, надо не забыть им сегодня об этом напомнить и спросить, почему они изменили решение.

Я все говорила и говорила, а коридоры петляли. Мимо провезли каталку с пациентом без сознания. Я чуть не сбила медсестру, которая шла за каталкой и несла капельницу. Все – в белом, может, я тоже должна была надеть халат? Где же лестница слева? Мужичок!

– Извините, пожалуйста, я заблудилась. Мне в старый корпус надо… Макс, повиси на трубке! – остановила я редактора, который последние пять минут убеждал меня в моих же аргументах. Он теперь понял, что сюжет необходим, но ему нужно было дать время проговорить это вслух. – … Я тут лестницу ищу. – договорила я просьбу толстенькому низенькому мужчине средних лет. Он тоже соблюдал дресс-код, а еще у него были очки и не было волос. Перед собой он толкал какой-то аппарат на колесах, накрытый голубой медицинской клеенкой.

– А тебе что там надо, деточка?

– Одиннадцатый этаж.

– Не перепутала? Может, десятый?

– Нет. Точно, одиннадцатый этаж, четыреста шестая ординаторская.

– А-а-а. Знаю я таких… шастают туда. Посторонним нельзя.

– Мне очень надо к тем, кто туда шастает.

– Срочное что-то?

– Очень срочное. Очень-очень. Я быстренько, заберу кое-что, скажу и сразу уйду оттуда.

– Ладно, иди за мной.

– Макс, ты здесь? Короче, нужно делать на сегодня. Я поеду в парламент, а ты отправь кого-то на границу… Не успеваешь?.. А я? Ладно. – Сброс.

Опять лифт, опять коридор! Тоннель какой-то. Белых халатов стало совсем не видать. Я уже звонила координатору, которая отвечала за сеть наших корреспондентов в других регионах. Темно и пустынно. Мой поводырь с аппаратом катились впереди. Надеюсь, ему хоть по пути со мной было… Заброшенный этаж. Верхний этаж больницы. Четыреста шестая!

– Спасибо! – прошептала я мужичку. – …Элина? Привет. Сегодня в Раде хотят принять закон 1388. Ну, давай, вспоминай! Не важно, суть в том, что если примут поправки, то, скорее всего, фуры с товарами станут на границе. Нам нужны комментарии дальнобойщиков… Я думаю, что водилы разложат закон по пунктикам не хуже парламентариев! Даже лучше. Если бы из двухсот двадцати шести читала и вникала хотя бы половина, то… мы жили бы в другом месте.

В каком месте я была? Это не было похоже на ординаторскую. Большая захламленная комната, огромное окно, на подоконнике и столах сидели четверо в белых халатах. Панорама на Днепр… Где ребенок?

– Элина, отправь Колодяжного. А я вырву у коммунистов, регионов и политологов нужные мессиджи. Главное – побывать сегодня на границе… Я перезвоню.

– Где он? – спросила я у Юры.

– Привет. В ординаторской. Ждет тебя.

– В какой?!

– В моей.

Я открыла рот от изумления и в отчаянии развела руками.

– Как ты сюда попала? – Юра первым пришел в себя.

– Не знаю. Я же у Вали спросила… ну конечно, я спросила: «Где он?», и она, естественно, – все эмоции я вложила в это слово, – подумала, что я ищу тебя. А Миша, значит, был в тот момент за дверью? Класс! Извините за вторжение. Я пошла.

– Ты вернешься сама назад?

– Юра, нет такой двери, какую бы я не нашла, если я даже в этой дыре тебя отыскала!

Конечно, это было самоуверенно. Даже слишком. Но мне нужно было так себя чувствовать. Я все могу. Примут закон, не примут закон – нужно сделать сюжет. Вечером, после эфира, нужно еще съездить со скрытой камерой к проституткам… Но сначала нужно найти ребенка.

Как же быстро бежит время! Где дверь? Вот, но она ведет в коридор, который заканчивается дверью в кабинет. Написано «Кабінет головного лікаря». Нет, здесь я не была. Вот другая дверь, тут огнетушители. Вот еще дверь, тут лестница, которая ведет наверх! Куда наверх?! На чердак? Я чувствовала себя Алисой в стране чудес. Нужно что-то съесть, я стану маленькой и… тогда точно ничего не найду. Нужно оставаться Маричкой и признать поражение.

Я открыла четыреста шестую на фразе: «Ты не мог попроще няню выбрать!?» И мужской смех. Знаю я этот смех. И знаю, как быстро его прерывать. Вот, уже все молчат. Да, мальчики, я все слышала.

Такое впечатление, что Юра подобрал себе друзей, взращенных в «Hitler Jungent». Все здоровые, все альфа-самцы. Все проще, все наверняка хирурги. Молодые и пока не спитые.

– Я найду дверь, если вокруг будут люди. Там все вымерли, спросить не у кого, – сказала я с вызовом.

– Я проведу тебя.

Конечно, за Юрой пошли остальные. Опять звонок. Макс еще что-то узнал про этот закон?

– Да, Макс… Завтра? Но я не могу завтра лететь в Берлин!.. Не надо ничего на мое имя бронировать! У меня ведь совсем другие темы запланированы… – На самом деле я обещала Юре, что завтра побуду с Мишей весь день, потому что у него самого много операций в графике. Мы об этом договорились еще на прошлой неделе. – Да, это очень важное соглашение для нашей страны, но при всей моей самоотверженности – я не буду совершать этот глупый поступок. Во-первых, я не могу, во-вторых, они его не подпишут, в-третьих, встречу дипломатов может снять кто угодно… Давай подключим наш отдел новостей и… Так с этого бы и начинал, тебе не соглашение нужно, правда? Макс, конечно, он там будет, он же в составе делегации… Возможно, я бы его разговорила. Но не завтра. Завтра я буду в Украине.

Юра встал передо мной и схватил за плечи. Он давно пытается меня остановить?

– Можешь лететь, – прошептал он губами выразительно.

– Я поняла, – ответила я ему без звука.

– О’кей, я полечу. – сказала я уже своему редактору. – Да, передумала. Да, я женщина. И именно поэтому я завтра лечу, и поэтому тебе нужна там именно я. Вечером обсудим. У меня и так параллельно две темы развиваются. Пока.

Мы зашли в лифт. Он такой маленький? Нет, просто эти – здоровые все. Всем так неудобно, а мне все равно. Я в красном, и я решительная.

– А что у тебя завтра? – спросила я у Юры.

– Четыре операции.

– Ну да, вскрытие черепа – это ж любимый Мишин мультик.

– Олег с Никитой завтра по легкой программе. Он с ними будет. Познакомься, кстати, это мои друзья: Олег, Никита, Саша.

– Очень приятно. Юра, я сейчас возьму Мишу, но если вечером ты опять задержишься, то… нет, не подумай, для меня это не проблема, но он со мной поедет на Окружную.

Олег закашлялся, а Юра в лице вообще не изменился. Это может означать что угодно.

Вариант первый: ему все равно, что там стоят проститутки. Вариант второй: я сейчас назвала просто улицу, и он не знает, кто там стоит. Что-то мне подсказывало ответ: вариант номер два.