Текст книги "За морем – море"

Марина Матисс
За морем – море. Сборник стихов

© Матисс М.; 2022

© Оформление. ООО «Издательско-Торговый Дом “Скифия”», 2022

От автора

В мире, где многие с ошеломительным коммерческим успехом превращают свои недостатки в достоинства, нет причин не развивать и прятать свои сильные стороны. Правда в том, что многие о них зачастую просто не знают.

В детстве я любила читать стихи и составляла свои собственные сборники любимых стихов и фраз, среди которых были прекрасные строки Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Михаила Лермонтова, сонеты Уильяма Шекспира и рубаи Омара Хайяма.

Однажды я начала интересную игру с одним своим приятелем: мы по очереди давали друг другу одно случайное слово и 5-10 минут времени на то, чтобы написать стихотворение, включив в него это слово. Так, например, появилось стихотворение от слова «пряник», включенное и в этот сборник, – «Вечера в хрущевке».

Я приглашаю читателей провести небольшой эксперимент и сыграть со мной – попробовать написать свои стихи с тем же самым словом «пряник» и затем сравнить их с тем, что получилось у меня. Возможно, сначала будет непросто, а может быть, у кого-то получится намного лучше, чем у меня. Но есть у человеческого мозга такая интересная способность: стоит только идею и мыслительный процесс хорошенько запустить – и остановить его уже бывает сложно. Он, подобно локомотиву, продолжит еще производить новые и новые образы, фразы даже тогда, когда вы уже захотите закончить, как по инерции.

В целом писать необходимо, если есть у человека три важные способности. При их наличии не писать в каком-то смысле схоже с воровством у целой нации, потому как, имея эти три уникальные черты, автор способен менять судьбы, представление о целом поколении и иногда обо всем народе: многие иностранцы имеют понятие о русских людях, их вкусах и мировоззрении по русской литературе. Мы формируем свое восприятие об иностранной культуре по произведениям авторов их стран.

Итак, первой великой особенностью я назову умение видеть и понимать, чувствовать других людей, наблюдать и замечать тонкости и мелочи во взгляде, интонации. Мыслить и заполнять пробелы в чьих-то словах, предсказывать возможные варианты будущего, умея ловко расшифровывать настоящее.

Вторая особенность – складывать понимание в четкие, почти осязаемые фразы.

Очень часто люди способны очень ярко чувствовать и осознавать реальность, но никак не могут подобраться к ее оформлению в слове. Она то, словно тонкий аромат на ветру, дает о себе знать и тут же улетает, то лежит на самой верхней полке, пусть и на виду, но никак до нее не дотянуться, не дотронуться.

Одна из моих читательниц однажды написала мне именно так: «Я часто об этом думала, но никак не могла это в своей голове упорядочить, а Вы словно разложили для меня эту ситуацию, и теперь всё на своих местах».

И, наконец, необходимо выразить эту реальность таким образом, чтобы ваши тексты, стихи хотелось читать, перечитывать и даже цитировать.

Вы никогда не узнаете о наличии у себя своей третьей способности, пока не попытаетесь писать. Возможно, таким образом я открою в ком-то из вас нового великого поэта, пусть начинать и показать другим людям частицу себя, так тщательно нами охраняемую, свои стихи, что-то настолько глубоко личное, откровенное, будет очень непросто.

В этом сборнике я собрала 41 стихотворение из тех, что писала на протяжении 3 лет. У меня не было цели стать писательницей или поэтессой. В какой-то момент я поняла, что писала, потому что не могла не писать: эмоции меня поглотили бы полностью, я должна была дать им выход, а иногда это помогало мне что-то понять и принять для себя.

Когда наступает ночь

Когда наступает ночь, на этом море происходит чудо: у самого горизонта оно обрывается, давая выход в открытый космос.

Если в это время сесть на лодку и доплыть до края, достаточно будет лишь сделать один шаг – и ты сможешь взлететь, и дна под твоими ногами уже не будет. Только бесконечная высота.

Это станет твоим последним полетом, полным безграничной свободы, перед тем, как тело твое превратится в горящий клуб газа, дающий другим людям свет надежды.

Я сижу на этом берегу часами и наблюдаю за звездами, ожидающими рождения новой звезды.

Человек человеку

 
Человек человеку – повесть,
Вдохновение, провокация,
Аксиома в последней инстанции
И незначащий дурачок.
 
 
Человек человеку – зеркало.
Отражение в нем – сенсация.
Либо он не имел понятия,
Либо он обо всем молчок.
 
 
Человек человеку – выручка.
И чем больше, тем больше хочется.
И желанье коварно щекочется
Даже в самом достойном из них.
 
 
Человек человеку – иллюзия.
Корпорация, секта, сословие,
Целый калейдоскоп из историй
И несбыточных мечт пустых.
 
 
Человек человеку – трагедия.
И реалий для масс чертежница,
Где живьем заливают в изложницу,
Продавая затем драгметалл.
 
 
Человек человеку – спасение.
Яркий свет, что ведет из тоннеля.
И из самой его купели
Он себя созидает сам.
 

Обыденная скука

 
Моя обыденная скука
Придет без стука.
Положит лапы свои на плечи,
Раздаст картечи
 
 
Из едких мыслей, воспоминаний,
Из фраз собраний.
Ехидно скалится, упивается
Демотивацией.
 
 
Штрихами приторно-тривиально
Портрет вербальный.
В стихах заезженные рифмы
И титры, титры…
 
 
Пустые стены и занавески,
Ложе принцессы.
Опустошенный дворец заброшен,
Хоть был роскошен.
 
 
С петель снимали усердно двери,
К ним ключ утерян.
А мы – как в связке от тех ключей:
Ничья.
Ничей.
 

Мое вдохновение

 
По набережной Фонтанки,
У замка, по саду Летнему
С величественною осанкой
Гуляет мое вдохновение.
 
 
То в парках туманом стелет,
Сокрыв от рассвета тени.
То кошкой пушистой, серой
Вдруг сядет мне на колени.
 
 
То балует, то лишь дразнит,
Явившись всего на мгновенье.
Нет муки на свете прекрасней,
Чем участь искать вдохновение.
 
 
То самое, что в квартире
Селилось, где жил еще Бродский,
И во дворце на Литейном,
И в доме княгини Волконской.
 
 
Мне было дано испытать
В поэзии снова рождение.
Великая классиков мать
Мне дарит запал вдохновения.
 

Царица

 
О благородная пора,
Поэтов верный покровитель!
В тебе психея прочной нитью
Во вдохновенье вплетена.
 
 
Свой шепот пролила в тиши
Сердец янтарная богиня.
Мой сад от слез своих укрыла
Подолом платьев золотых
 
 
И разложила зеркала.
На каждой улочке, дороге
Сверканье гладей серооких,
Чтоб наглядеться в них сполна.
 
 
С собою серьги принесла —
Калины спеющей ру́бины.
На плечи ку́дрями витыми
Спадает рыжая копна.
 
 
Один тоски исконный храм.
Одна царица вечна – осень.
И незаметно грусть уносит
Твоя к несбыточным мечтам.
 

Незаметно

 
Проходим мимо лиц, штрихов созвездий…
Раздав минуты, как буклеты у метро,
Мы незаметно как-то повсеместно
Живем по принципу простому домино.
 
 
На плечи оправданья, как накидка.
И как-то незаметно для себя
Мы совершаем первую ошибку
И тихо прячем ее где-то в закромах.
 
 
Влюбляемся, привыкнем и забудем.
И запечатаем в разделе «в никуда»…
Что толку объяснять обычным людям,
Как уязвима и чувствительна душа?
 
 
Случайно нацарапаем навеки
Незаживляемые раны на груди,
Надежней сохраняя чеки,
Чем совесть, что по жизни нам нести.
 
 
Истратив попусту бездумно и бездарно
Часы, недели, месяцы, года,
Всё реже замечаем фрагментарно,
Какой тропою мы зашли сюда
 
 
И как прекрасен этот ка́рминный закат…
О нем услышав только уха краем,
В безмолвной тяжести забвения лампад
Мы как-то незаметно умираем.
 

Стена

 
Словно насмерть пугающий странный сон:
Я стою, а вокруг из цемента люд
И движенья почти целиком лишен,
А тела их медленно реки несут.
 
 
Поднимаю я голову – неба нет,
Даже мыслей лириды покрыла мгла:
Стоит накрепко, не пропуская свет,
Заслонившая синюю высь стена.
 
 
Я не верю, что все здесь предрешено.
Не пугай меня роком, ведь это блеф!
Но запущено было, увы, ландо
И наматывало уже шарфа шлейф.
 
 
Кто-то рад предначертанному пути —
По теченью плывя, падать в океан.
А я вектор хотела сама чертить
И гулять босоного по облакам.
 
 
И без сна, не смыкая лазурных глаз,
Фантазировать, словно дитя, опять.
Только принято стало теперь у нас
По избитым другими тропам шагать.
 
 
Приглушая искусственно свой испуг
И теряя чувствительность в пальцах ног,
Невзирая на окаменелость рук,
Не ищу, кто бы выбраться мне помог.
 
 
Есть причины стремиться к судьбе иной
И, рискуя, самой свой искать исход.
Потому что я знаю: за той стеной
Бесконечное светлое небо ждет.
 

Трамвайчик

 
Легче перышка шаг,
Ненаполненный чемодан.
Мой трамвайчик причалит ко мне,
Разрезая туман.
 
 
Крыльевой дирижабль
На подушках седых облаков
Под ветвями плывет
Электрических проводов.
 
 
Я лечу, как Нефела,
Покорная лишь вышине.
В моем царстве сегодня спокойно,
Как и на душе.
 

Время меня выпивает

 
Иным отведен был в истории целый параграф,
Мне – фраза одна от заглавной до многоточия…
А о́круг меня шабаш дам и фанерных графов,
Что души свои ради бренной строки опорочили.
 
 
Им лица латают на новый манер гротескный,
Их имя из плоскопечатной – синоним величия.
Сложили им карточные на горе отвесной
Интеримарные храм богам безразличные.
 
 
Кому же мне кланяться, кто же вращает планету?
Теперь и сама я пишу. Без расчетов и фильтров.
…А время меня выпивает,
и разницы нету:
Узнают – забудут. И дальше искать кумиров.
 

Пикассо

 
Фотография или портрет имманентной сути?..
Есть врата, сквозь которые тот лишь пройдет, кто готов.
Я пришла к тебе с просьбой о временном, щедром приюте
В абиссальных глубинах твоих голубых миров.
 
 
Видеть пять измерений на плоскости белой холстины,
Заурядное в сон превратить, его чары узрев.
Нужна техника, чтобы так написать картину.
Нужен гений, чтоб каждый момент ощущать
как Lе Rêvе[1]1
  Сон (фр.), а также название одной из картин Пикассо.


[Закрыть].
 

Мотус

 
Как же хочется выбежать, выбить, разбить
Или даже самой разбиться!
У эмоций необычайная прыть
И меняющиеся лица.
 
 
Можно ссориться, спорить, планировать месть.
Можно сколько угодно злиться.
Безмятежность хранит твердой выдержкой честь
И порядок наводит в мыслях.
 
 
Я их спрячу под лестницею витой
За вуалью узорного ситца.
Кофе общие темы находит с душой
И способен с ней договориться.
 

Рата-та

 
Что в цене? Новая ценность.
Со скидкой.
Только сегодня и поспеши.
И по тоннелям мы – серые мыши
В ярких кафтанах иллюзий чужих.
 
 
«Не отнимай колесо! Оно нужно,
Чтобы по кругу могла я бежать.
Мир – это целая емкая клетка.
Все, что снаружи, – лишь часть миража».
 
 
Из голубого окна в установки
Новый Щелкунчик. Смотри и учи.
В энциклопедии дискредитаций
Выданы на расшифровку ключи.
 
 
И в подсознании новые фразы.
Вроде со смыслом, но мне не ясны.
Может, поэтому вижу все чаще
Я о свободе несбыточной сны.
 

Трансформация

 
Красным крестом отметка, галочка, пункт.
Засечка на самом сердце, переворот
От абсолюта твоих кромешных потуг
До самых глубинных моих волновых частот.
 
 
Вырвала, выжила, выкроила с нуля
Корпус, движения, мысли. Ресет на пароль.
На отсечение разом любовь-муляж,
Что вызывала во мне фантомную боль.
 
 
Без сожаления в топку – до самых углей.
Перерождение не терпит паллиатив.
Я теперь стала на целую жизнь мудрей.
Опыт – за плечи. Прожитое – в архив.
 

Есенину

 
На затертой временем глади,
Покрывающейся серебром,
Вижу я золотые пряди,
Лики ангелов белых кругом.
 
 
Вижу нрав твой крутой и смелый,
Слышу речь о житье и хлебах.
Нет сомнения: ты чистый гений.
Так за что же, за что тебя так?
 
 
Как же ловко тогда удавалось
Прослывать тебе весельчаком!
Неизвестна была им и малость,
Что ты в зеркале видел своем.
 
 
Я гляжу в него, как под гипнозом,
И ты будто ответишь вдруг:
«Окрестившие душу психозом
Не дадут жизни мне, не дадут».
 
 
И с дыханием ветра осеннего
Мне в окошко береза стучит.
Донесется далекое пение
Запрещенных обманом молитв.
 
 
Солнца пламя под вечер остыло,
И сказал, улыбнувшись: «Поверь,
Что несчастье – удел счастливых.
Не грусти, милый друг, обо мне».
 

Король

 
Кто первый, тот и набрал цветов
Свежескошенных.
Жизнь не была легка, но мне взял
Положенное.
 
 
Мне место главы изобилья
Всего сущего.
У меня золотые крылья
Прав имущего!
 
 
В моих руках – перерожденных
Звезд энергия.
Я изъявился, чтобы влиять
На поколения.
 
 
Я – великан, что по головам
На променаде.
В центре ватаг, идущих к чертям
По эстакаде.
 
 
Я путь себе выбрал, а к цели
Привел Человек
Неинтересующийся,
Дав мне хлеб и ночлег.
 
 
Добро не в себя я усердно
Гребу ковшами.
Но что интересно: добрее
Не стал с годами.
 
 
Горами из бед и костей мой
Выстроен замок.
В нем комната, где я, как немой,
И вид мой жалок.
 
 
В том покое осиротелом
Терзает чувство:
Хоть полон карман мой, но в целом
Мире мне пусто.
 
 
Вовсю животным ревет мой рык,
Что я любим!
Я нужен! Я не останусь забыт!
Не буду один!
 
 
А мою метку выела моль
На лоскуте рваном:
«Я величайший в мире Король
Самообмана».
 

Счастье

 
Ты знаешь, а здесь хорошо очень. Правда.
Пусть в волосы не заплетают шелка,
Но он, когда нужен, всегда будет рядом.
Он спас из кромешного мрака меня.
 
 
Ведь дело не в страсти больной, агрессивной,
Не в сладости бессодержательных слов.
Он правда считает меня красивой…
Без пудры, жеманства и без каблуков.
 
 
Я на променажи хожу с ним к солнцу,
В метафоры счастья слагаю слова.
На старых качелях безумных эмоций
Сполна накаталась с тобою, сполна.
 
 
Теперь я должна только голову гордо
Нести без оглядки на те времена,
Когда мне казалось, ты был моим Богом.
Казалось, я даже любила тебя.
 

But not for me[2]2
  Название одной из композиций Чета Бейкера (англ.).


[Закрыть]

 
Кофе с легким привкусом миндаля.
Тихо Чет Бейкер снова играет джаз.
И вместо кроткого вздоха «твоя»
Ровное «это теперь не про нас».
 
 
У наших привычных бесед до утра
Новый, поистине сжатый формат.
И вместо «может, еще раз с нуля?»
Твердое «больше ни шагу назад».
 

Праздник фейерверков

 
Я и не думала тебя встречать
В ту ночь. Был праздник фейерверков.
Твои глаза в толпе безмерной
Легли мне в память, как печать.
 
 
Смешались краски на твоем лице.
Оно краснело в самом деле?
Или глядел ты все смелее,
И отражался в наглеце
 
 
Этот взорвавшийся рубин в огне?
Но это было поэтично.
И время так альтруистично
Остановилось, как во сне.
 
 
И распускались в небесах цветы,
На миг нам лица озаряя,
И наши судьбы в трибунале
У вечного сияния луны.
 

Эон

 
Как шутя, твердила: постой,
Задержись на миг.
Нам недолго быть, милый мой.
Мой отходит бриг.
 
 
Ты в ответ на меня грозой:
«Не глупи зазря».
Как же больно знать, милый мой,
То, что знаю я!
 
 
Акт божественного двора —
Эфемерный эон.
И печаль, и радость, когда
Выйдем на поклон.
 
 
Остановится здесь навсегда
Той кукушки звон.
Через годы забудешь меня,
Как нелепый сон.
 
 
Солнце стелет пушистой махрой
На заре цвета́.
Ты прости меня, милый мой.
Я бледнее льна.
 
 
Небо – камень мой надо мной,
А кругом трава.
Ты прости меня, милый мой,
Что была права.
 

Расскажи

 
Слово да взгляд… не верю.
Но очень хочется…
Что там в будущем нам с тобой
Маячится?
Расскажи на ночь сказки —
Твои пророчества.
Я под них тихо усну.
Будем жить праздно и весело.
Главное – вместе бы.
 
 
Будешь мне мужем и папой
Троих детей моих.
Но, оглянувшись назад,
Скромно нос повесила —
Вспомнился репертуар.
 
 
Горы свернешь, исправишь
Ошибки прошлого.
Весь мир избавишь от бедности,
Войн и голода.
«Только ты верь: все будет теперь
По-новому.
Только надейся и жди».
 
 
Волю мою распяв, обезвредив
Бдительность,
Снова заставишь поверить в
Чистейшую искренность.
Минное поле бы мне подошло
Восхитительно,
Чтобы гулять в ночи.
 
 
«Знаешь, давай не будем спешить
Мы с клятвами.
Да и не стоит уже ворошить нам
Прошлое».
Лишь про себя подумала, ведь
Ничтожная
Дура-надежда живет.
 

За морем – море

 
За морем – море.
В нем люди – капельки росы,
И у прибоя
Мы испаримся. Среди тьмы
 
 
Ты ждешь рассвета.
Стремится птица к вышине.
За небом – небо.
Цветки в ветров веретене
 
 
Кружатся немо.
В контрасте прелесть познаёшь
Цветов и света,
За жизнью – смерть, за правдой – ложь…
 
 
Жизнь быстротечна.
Фракталы наших генераций
Бесконечны…
С повтором прежних кульминаций
 
 
Будет так же
Стремиться птица в небеса.
Но, милый Боже,
Какие у тебя глаза…
 
 
Уходит почва…
Влиянью обществ вопреки
Я знаю точно:
Все драгоценности Земли —
 
 
Такая малость…
Последний вдох, последний миг —
Я растворяюсь.
Ты знал? У ангелов твой лик.
 
 
Я слышу снова
Хрустальные их голоса.
«Да, я готова…»
Какие у тебя глаза…
 

Когда шафран начнет цвести

 
Когда шафран начнет цвести,
Придешь испытывать надежду
И станешь снова самым нежным.
Мне нет еще и тридцати —
 
 
Из строя вышел мой компа́с,
Но я стою прочней кольчужен.
Ведь годы больше треплют душу
Порою, чем земной каркас.
 
 
Описанные все пройти
Успела я круги и яви.
И страшно даже мне представить,
Что ждет еще на том пути…
 
 
Мыслители – и те молчок
О том, что будет после ада…
Меланхоличней нет заката.
Ты мне – цветаевский крючок.
 
 
Тебя глазами то и дело
Ищу. И мысли там мои.
Без них я лишь сосуд, увы, —
Пустое, тлеющее тело.
 

Хранила небо в чемодане

 
Хранила небо в чемодане.
Ногами – прочно на земле.
Себя спасала обещаньем
Однажды верной стать себе.
 
 
Гляделась в зеркало, казалось,
Но отраженье – не мое…
Ты – татэмаэ[3]3
  Социально приемлемое выражение мыслей или намерений (яп.).


[Закрыть], мы – полярность.
В тебе – вода, во мне – огонь.
 
 
И шепчет то и дело: «Шалость
Обычной шутки не вредней»
Та сущность, что во мне закралась,
Что притаилась в голове.
 
 
Моя душа – подтекстов призма,
Я красотой любуюсь в ней
Магического реализма
Моих сочтенно-вечных дней.
 

Поговори со мной

 
Словно сшили по чуждому крою
Жеманную маску в пол-лица.
Поговори со мной по-простому,
А доспехи оставь у крыльца.
 
 
Поговори со мной откровенно
И покажи мне свои глаза.
Как бесконечно красиво тело,
Когда душа в нем обнажена!
 

Мнема

 
Я помню момент – того света поток…
Я рада к нему причастности.
Теряю реальности почву у ног
В магическом трансе памяти.
 
 
И словно в ячейку, я в гости хожу
На те же знакомые встречи,
Подобно архивному миражу,
Где заперто солнце навечно.
 
 
Пыталась сюжеты ячеек менять,
Заполненных воспоминанием,
Но Мнема сегодня молила меня
Составить ей вновь компанию.
 

Сон

 
Отправляла мечты с пробелами в адресате.
На подходе июль.
Мое имя никто не писал на асфальте,
Как Наташ или Юль,
И не клялся украсть, как цыган, с чужой свадьбы.
 
 
Воздыхатели робостью сбиты с маршрута,
Горизонт их размыт.
Лазуриты-глаза по велению чуда
Заселяли в них стыд.
Мне хотелось, как в фильмах винтажного Голливуда.
 
 
Ты остался лишь грезами о совершенстве,
Иллюзией счастья.
Я не знаю, как долго кружить мне на месте
В вальсе безучастья.
Предпочту я реальности сон о блаженстве.
 

Жду тебя

 
За шагом шаг, и нет сомненья:
Мне будет счастье. Для того живу
И расшифровку сновиденьям
Придумываю на ходу.
 
 
Всему есть смысл. Всему есть время.
И я, мой милый, не спешу.
Есть неземное наслажденье
В мгновенье каждом, mon chouchou[4]4
  Мой милый (фр.).


[Закрыть].
 
 
Вокруг меня – волшебный сад.
Я в нем – творец. Мое созданье —
Розарий чувств и песнь цикад,
И звезд далекое мерцанье.
 
 
Тебя я знаю, как себя,
Пусть мы еще и не знакомы.
Проходят годы, как вода,
И сущности виденье вторит:
 
 
На дальнем острове надежды
Мне золотые купола
Сияют ярко, как и прежде.
Я, как и прежде, жду тебя.
 

Критика

 
Ворвались, окружили уже
И готовы вцепиться.
Для моих снарядились ушей
Оживлять небылицу.
 
 
Критиканты, не видящие суть.
Воины андабаты[5]5
  Воины-гладиаторы, сражавшиеся вслепую (пер. с лат.).


[Закрыть]
Собрались на потеху взглянуть
К дигитальным фасадам.
 
 
Здесь эксперты из всех мастей
И простые зеваки.
Не видал по сей день Колизей
Беспощадней атаки.
 
 
Вы без устали, без кости́
Говорите, болтайте.
Все должно к своей будет прийти
Завершительной дате.
 
 
Новизны нет в таких вещах —
Истина ненаружна.
Говорят, ваше право – вещать,
А мое – не слушать.
 
 
Путь в воронках Харибды лежит
Поединков пустых.
Тот лишь, кто ее смог обойти,
И остался в живых.
 

Зачем?

 
Зачем ленивому талант дал, Боже?
Хоть ежедневный труд Твой, знаю, кропотлив,
В таком подарке ценности не больше,
Чем уже целый век спустя после молитв
Пролить вдруг дождь на мертвый сад засохший.
 
 
Разжечь огонь, и знать, что он остынет,
И бесприскорбно принимать унылость дней.
Не жалко потерять на гильотине
Пустую голову, лишенную идей,
Или не быть рожденной и в помине.
 
 
Но не могу не думать: может, все же
В Твоем творенье каждом смысл есть,
И иногда лишь верить нужно, Боже,
Что, несмотря на длительный его протест,
Но гений и меня коснется тоже.
 
 
Смогу себя, надеюсь, в этом мире,
Как непослушную мою витую прядь,
Во что-то стоящее я отныне,
Мозаику словно, по деталям собирать
И чьим-то быть оазисом в пустыне.
 

Небо в тебе

 
Танцуя на краю, я замечала,
Как магнетизмом тянет вдруг сорваться вниз.
Я в тени вглядывалась и мечтала
Осуществить свой да́внишний каприз:
 
 
Найти себя, тебя и стать счастливой.
И больше не планировать успех.
И быть единственной, одной, неповторимой,
Особенной, а не одной из тех…
 
 
Я выбросила тонны ширпотреба:
Мои сомнения, зависимость и страх.
Я безнадежно в пропасти искала небо,
А оказалось, что оно в твоих глазах.
 

Мой сокол

 
В нас пыл ардел[6]6
  От ardeo (лат.) – гореть.


[Закрыть], ты был мне смыслом.
Мой сокол! Взнесшись в небеса,
Ты дал мне рай и дивный, чистый
Яд – я послушно приняла.
 
 
Аллею вечности сквозь слезы,
Сквозь штормы ревности вдвоем.
Ты – ангел мой черноволосый.
Ты был тропой и тупиком.
 
 
Кто в страсти остается мудрым?..
Уйдешь – казалось, я умру!
А попрощались этим утром —
Знакомы словно пять минут…
 
 
Ты вспыхнул ярко, и с тобой
Сгорела вся моя любовь.
 

Ценою в жизнь

 
Желанья – низменны,
Но чувства – высоки.
Без слов о физике
Все строки о любви.
По небосводу
Мимо звездных сторожей,
Из плоти вырвавшись,
Стремлюсь к твоей душе.
Траве на смену
Кучевые паруса.
А впереди меня —
Желанная стезя:
Одно касание пылающей души.
Одно касание.
Одно.
Ценою в жизнь.