Текст книги "Под знаком Льва"

– А вы хорошо знаете Орланди дель Мацца? – Небрежно спрашиваю я между делом, втайне надеясь узнать как можно больше о так неожиданно появившемся в Риме кардинале Орланди. Кто знает, может быть, это просто старый знакомый Джованни, и я все себе придумала.

Джованни пожимает плечами.

– Я не особо знаком с этой семьей, но мой отец был о ней весьма высокого мнения, к тому же она довольно почитаема во Флоренции.

Черт возьми, он тоже не знает его лично!

– А вы из Флоренции? – заинтересованно спрашивает он.

– Я? О нет, я родом издалека, из немецкоязычных земель. – Я пытаюсь выдать легкую улыбку, но, учитывая мою нервозность, это, наверное, больше похоже на оскал.

Джованни продолжает задумчиво разглядывать меня, а потом тянется за своим кубком с вином и, к счастью, отвлекается на чей-то оклик, раздавшийся над головами присутствующих. Поэтому я улыбаюсь ему каждый раз, пытаясь казаться максимально неподозрительной, мол: «Смотри я из эпохи Возрождения! Нет, что ты, я вовсе не пришелец из двадцать первого века, которого любому порядочному кардиналу следует немедленно сжечь на костре!»

Глава 8
Кардинал Орланди

В эту ночь мне снится Лео. Я чувствую, как мое тело беспокойно мечется по матрасу, пока ум охвачен сонным мороком, и как бы я ни старалась, у меня не получается из него вырваться.

Я бегу по аллеям ночного Рима, спотыкаясь и пошатываясь, Лео гонится за мной, и я уже слышу его позади. Его шаги по дорожкам из утрамбованной земли и нечистот быстрее и тверже, чем мои. Он догоняет меня почти сразу же.

– Розали!

Его голос отражается от стен домов, и мне вдруг так хочется обернуться и броситься в его объятия, но я делаю глубокий вдох и ощущаю, как осколки моего разбитого сердца снова разлетаются по груди, вгрызаясь во внутренности, и эта боль напоминает о том, что мне нужно бежать от него так далеко, как только возможно, чтобы он не смог снова причинить мне такой боли.

Я сворачиваю за угол, все еще ощущая на затылке его дыхание, но все же опережаю Лео на пару шагов.

– Не убегай от меня… Пожалуйста, прости меня!

«Никогда!» – хочется прокричать мне, но я больше не допущу такой ошибки. Дорога передо мной неожиданно разверзается, но я уже не могу остановиться, падая в пропасть. Эта бездна затягивает меня все глубже и глубже, пока я не падаю и не тону в темной воде.

Я вырываюсь из сна задыхаясь, жадно хватая воздух ртом, словно действительно только что чуть не утонула. Я все еще ощущаю боль от удара о воду и холодную сырость, окружавшую меня со всех сторон. Ощупываю волосы и ночную рубашку, но они сухие, значит, это был просто очень страшный кошмар, воспоминания о котором до сих пор не покидают меня.

Такие сны для меня в новинку. У меня, конечно, всегда была хорошая фантазия, но подобной погони, которая оставляет после себя след тревоги и по пробуждении, мне еще не снилось. В комнате царит полумрак, но из-за задернутых штор уже пробивается солнечный свет. Я вскакиваю с кровати, добираясь до окна, и резко раскрываю шторы, подставляя лицо теплому солнечному свету. Никакой воды, никакой погони, ничего, кроме призраков моих тревожных мыслей, которые тут же растворяются как дым в дневном свете.

В то время как на площади кипит бурная деятельность, в доме царит абсолютная тишина. Галатея и ее гости праздновали до самого утра и наверняка проспят еще несколько часов, чтобы оправиться от похмелья и… других занятий. Меня сморило уже где-то после полуночи, хотя подвыпившая Галатея и была против того, чтобы меня отпускать. Она хотела, чтобы я осталась с ними подольше, но мне уже было не до торжеств. Разговор с Джованни де Медичи и намеки на появление этого загадочного кардинала Орланди дали мне слишком большую почву для размышлений.

Понимая, что обитатели дома наверняка еще какое-то время будут спать мертвым сном, я наскоро одеваюсь и решаю немного прогуляться. Мне нужно какое-то время побродить по городу, чтобы привести свои мысли в порядок. Кто знает, может, во время прогулки мне в голову придет удивительная идея, как решить проблему пропавшего Леонардо да Винчи?

Стоило мне спуститься на первый этаж, как где-то скрипнула дверь, и я слышу сонный женский смех откуда-то с верхнего этажа.

– Прощай, голубка моя, – слышу я мужской голос, сопровождаемый влажными звуками поцелуев. – Мне действительно пора идти.

Я ускоряю шаг, чтобы не столкнуться с этим задержавшимся гостем вечеринки, толкаю плечом тяжелую входную дверь и, наконец, выхожу на свет. Мгновение задержавшись на пороге, я подставляю лицо солнцу, наслаждаясь теплом воздуха. Понятия не имею, какой сейчас месяц, но что-то мне подсказывает, что это где-то конец весны и начало лета. Как же здесь красиво!

И тут меня настигает вонь. К сожалению, неприятные запахи так же вездесущи в прошлом, как неогражденные дороги и отсутствие мусорных урн. В зависимости от места пребывания воняет то отходами, то фекалиями, то трупами… А часто и всем вместе, и это действительно то, что требует привыкания. Я прокладываю себе дорогу по площади через выбоины и горы мусора. Впереди возвышается полуразрушенная средневековая церковь, производящая не самое приятное впечатление. Я оставляю ее позади и выхожу на улицу, ведущую прямо через лабиринт покосившихся от ветра домов. И пусть я никогда раньше не была в Риме, я все же знаю достаточно знаменитые места города, чтобы понять, в каком районе я оказалась. Скорее всего, где-то неподалеку располагается Колизей или Пантеон. Однако я ошибаюсь и, достигнув конца улицы, выхожу к совершенно другому зданию. Мне нужно мгновение, чтобы его опознать, но как только я понимаю, что передо мной, у меня перехватывает дыхание. Каменная, полуразвалившаяся, состоящая из стилистически переплетенных друг с другом зданий, громада возвышается передо мной монументальным сооружением. Так вот каков он на самом деле, старый Санкт-Петер. Значит, я добралась до Ватикана.

В благоговейном изумлении я выхожу на площадь Святого Петра. Это место не имеет ничего общего с тем, что я помнила. Ни следа элегантной площади, окруженной колоннадами с двумя фонтанами. Вместо этого моему взгляду открывается пыльное большое поле, с трех сторон окружающее здания, построенные, по-видимому, совершенно бездумно. Отсюда не видно собора, так как обзор преграждает строение с лоджиями. Паломники в массовом порядке заселяют все пространство, между зданий патрулирует стража, телеги и запряженные в них лошади громыхают по глинистым дорогам.

Пока я пытаюсь мысленно восстановить, как это место выглядит в настоящем, я попадаю в группу паломников и, окутанная яркой тарабарщиной языков, иду с ними по площади. Прежде чем я успеваю опомниться, мы входим в атриум. Прямоугольный двор, окруженный колоннами, за которым находится вход в настоящую базилику. Мое сердце бьется сильнее от волнения, когда мы входим в древнюю церковь, которая была построена еще в четвертом веке императором Константином, первым христианским императором Рима, а затем была полностью снесена в пользу собора. Вход в базилику кажется совершенно нереальным. Старый собор Святого Петра был безвозвратно разрушен несколько веков назад, а у меня сегодня есть возможность его посетить просто потому, что прогуливаясь, я на него набрела – удивительно! Если бы только у меня был телефон и я могла это запечатлеть! Но, к сожалению, он лежит выключенным и надежно спрятанным в моей комнате, кроме того, я бы, вероятнее всего, напугала прохожих до смерти, если бы достала его здесь и принялась фотографировать. Неф гигантский, более ста метров в длину, в ширину он размером с пять корабельных бортов. Каждый уголочек здесь покрыт цветным мрамором: полы с их искусными инкрустациями, стены и проходы, окруженные колоннами из разноцветного камня. Но больше всего меня впечатляют огромные мозаики в дальнем конце базилики над хором. Меня охватывает мистический флер, как бывает всегда, когда посещаешь древние святилища. Ладан курится над большими котлами и смешивается с эхом сотен голосов, возносящих молитвы и песнопения.

Тем временем группа паломников, с которой я вошла, целеустремленно приближается к апсиде, где под мраморным навесом находится гробница апостола Петра. В каждом углу базилики – богато украшенные священные алтари, но посетители в основном направляются к Конфессио, могиле первого папы. У входа в склеп тут же образовывается гигантская очередь, но я пока довольствуюсь просто прогулкой по церкви, жадно впитывая в себя все, на что падает взгляд. Пожалуй, посещение этого места, которое в моем времени уже не существует, – одна из самых крутых вещей, которые мне доводится испытать в прошлом.

К тому моменту, как я выхожу из базилики во внутренний двор, я совершенно теряю всякое чувство времени. Огибая навес над внушительным бронзовым фонтаном в форме сосновой шишки, я возвращаюсь на площадь Святого Петра. Солнце уже высоко в небе, на площади становится все более людно, и мне хотелось бы еще побродить по городу, но я уже проголодалась и у меня нет ни гроша, чтобы купить что-то поесть на ходу. Кто знает, может быть, обитатели палаццо Элизео уже проснулись?

Я как раз собираюсь уходить, когда краем глаза замечаю человека – полы его пурпурного халата привлекают мое внимание. Узнав в нем Джованни де Медичи в полном кардинальском облачении, который как раз выходит из храма, я уже хочу помахать ему рукой, чтобы он обратил на меня внимание, но почти сразу же замечаю, кто его сопровождает, и моя рука застывает на полпути в воздухе. Черты лица его сопровождающего мне до боли знакомы.

Но этого не может быть! Невозможно! Он не может просто оказаться здесь! Однако мой зодиак предательски пульсирует, что только подтверждает мою догадку: это действительно Лео, и он так спокойно идет рядом с Джованни, болтая, будто они старые друзья.

Я прекрасно понимаю, что мне стоило бы тут же развернуться и бежать куда глаза глядят, но я не могу сдвинуться с места. Взгляд Лео словно парализует, лишая возможности пошевелиться, и меня снова переполняют все те чувства, которые я так усиленно подавляла с момента прибытия в Рим. Лео одет точно так же, как и Джованни, потому что выдает себя за кардинала. Ну, ничего себе, какая наглость! В следующий раз я тоже объявлю себя принцессой и построю себе дворец в прошлом!

Я слишком поздно замечаю, что эти двое направляются в мою сторону, и оцепенение меня наконец-то отпускает. Нужно немедленно уносить ноги, пока эти двое меня не заметили. Убегая я разворачиваюсь, но прямо за мной возвышается монументальная статуя апостола Павла, который вместе с Петром окружает собор. Я укрываюсь рядом с постаментом в надежде, что эти двое меня не заметят, и с яростно стучащим сердцем прижимаюсь к камню, когда мой зодиак взрывается болью. Инстинктивно обхватив правое запястье, я нажимаю на него, чтобы хоть как-то приглушить боль, но сразу же понимаю, это может означать только одно…

Поднимая голову я безошибочно, как бы само собой, нахожу взгляд Лео. Его глаза расширяются в удивлении, и в целом лицо выражает нечто похожее на облегчение. Проклятие! Он продолжает пялиться на меня, пока я усиленно пытаюсь сказать ему взглядом, чтобы катился к черту, но, как и всегда, он поступает с точностью до наоборот: просто оставляет Джованни, отталкивает с дороги какого-то несчастного прохожего и в несколько длинных шагов оказывается рядом со мной. В следующее мгновение он уже рывком прижимает меня к себе, утыкая лицом в изгиб плеча, и я едва могу дышать в стальной хватке его рук. Если он хочет убить меня, стоит отдать должное, он на правильном пути. «Смерть от объятий». Звучит безумно романтично, я уже представляю себе заголовки.

Наконец Лео выпускает меня, но все еще продолжает придерживать за плечи, пытливо заглядывая в лицо, словно я вдруг исчезну. Когда его лицо так близко, я невольно снова начинаю закипать обидой, разочарованием и гневом. Мне безумно больно от того, что он манипулирует моими чувствами. Я закипаю от злости, даже лицо покрывается краской, и, не успев до конца осознать свои намерения, высвобождаю руку, залепляя ему смачную пощечину, вкладывая в нее весь спектр своих эмоций.

Кто-то рядом издает шумный удивленный вздох, раздается грохот, заставляя меня вспомнить, что мы здесь не одни, но это последнее, что меня беспокоит. Сейчас я испытываю слишком сильное удовлетворение от этой пощечины… Но, пожалуй, я позже подумаю о том, какая я жестокая сволочь, и устыжусь, наверное, тоже позже.

Я снова замахиваюсь, но на этот раз Лео успевает раньше, перехватив мою руку на лету.

– Отпусти меня немедленно! Пусти! – шиплю я, задыхаясь так, словно только что пробежала милю, и все из-за этого ублюдка.

– Чтобы ты снова мне врезала? Нет уж, спасибо.

Видимо, Лео уже успел оправиться от потрясения, судя по тому, что к нему вернулась его привычная аристократическая бледность. Мне же все еще безумно хочется выцарапать ему глаза.

– Не могла бы ты объяснить, что ты здесь делаешь?

– Могу то же самое спросить у вас, ваше преосвященство! – Я сердито киваю подбородком на его шею.

Лео выглядит удивленным, когда я обращаюсь к нему как к кардиналу, но быстро оправляется, снова возвращая себе непроницаемое выражение лица.

– Нам нужно поговорить, – наконец выдыхает он.

Мои глаза сужаются в щелочки, и я очень надеюсь, что выгляжу настолько же ядовито, насколько себя ощущаю.

– Мне нечего тебе сказать.

– Розали, то, что произошло на чердаке…

– О, я напомню тебе, что произошло на чердаке! Ты растоптал меня и мои чувства. Признался, что все это время просто играл со мной. Неужели орден послал тебя за мной, чтобы вернуть обратно? Интересно, как ты это сделаешь?

Я и сама прекрасно слышу, что шиплю, как разозленная гадюка, и нужно быть полным идиотом, чтобы не воспринимать меня всерьез в таком состоянии. Но вместо того чтобы отступить, Лео только делает свой умоляющий взгляд еще более щенячьим. Если честно, мне даже кажется, что его глаза увеличиваются в размерах и блестят как в мультфильмах, не хватает только заскулить, поджав нижнюю губу.

– Я должен был рассказать тебе об этом, но уже в тот момент, когда я это произнес… Это выражение в твоих глазах… Черт, я хотел вовсе не этого… Ты все не так поняла…

Более слабый или менее разгневанный человек, возможно, был бы этим тронут, но не я. Я не верю ни единому его слову. Готова признать, номер, который он сейчас здесь разыгрывает, действительно хорош, но я слышала его разговор с Виктором. За каждым его действием стоит холодный расчет, и я не сомневаюсь, что он здесь исключительно для того, чтобы и дальше заставлять меня плясать под его дудку.

– Розали, пожалуйста! – Его глаза умоляюще светятся. У меня судорожно сжимается желудок: черт, никогда бы не подумала, что это так сложно. Я была уверена, что эта болезненная привязанность к нему осталась позади. Исчезла, убитая его расчетом. Но теперь, когда он снова стоит передо мной, мое измученное сердце рвется ему навстречу, и то, что меня предают собственные чувства, злит только сильнее.

– Слушай, я объясню тебе просто и доходчиво, чтобы ты понял. Ты мне нравился. Прошедшее время, слышишь? Мне казалось, что там, во Флоренции, мы многому друг у друга научились, сблизились, стали настоящей командой. Я думала, это взаимно, но, видимо, все это время ты просто манипулировал моими чувствами, чтобы развернуть все так, как тебе было нужно. Я жалею, что влюбилась в тебя, что так просто позволила тебе сделать себя твоей пешкой.

«Ну давай, скажи мне что-нибудь, – мысленно я бросаю ему вызов. – Докажи мне, что я не права, что все было совсем иначе, давай!»

Но Лео не произносит ни слова. Немой и бледный, похожий на восковую фигуру – только глаза живые: необыкновенная морская зелень штормового океана – он продолжает смотреть на меня.

Мы бы, наверное, так и простояли бы несколько часов, если бы не тихий шорох, прервавший это парное оцепенение. Оглянувшись, я обнаруживаю Анджело, прислонившегося к обратной стороне постамента статуи, рядом с которой застыли мы с Лео.

Что он здесь делает? Он что, все слышал?

Анджело улыбается, но выглядит при этом крайне задумчивым.

– Нам пора, не так ли?

Краем глаза я замечаю, как Лео слегка вздрагивает, наконец замечая Анджело. Он разглядывает его пренебрежительно. Я невольно задаюсь вопросом, о чем он думает, неужели Анджело для него такая же загадка, как и для меня?

– Она никуда не пойдет, – ворчит Лео. – Вы, вообще, кто? – Он чуть сдвигается, загораживая меня собой, словно пытаясь защитить от Анджело.

– Я – Анджело, и у меня есть сведения о том, что мадонна Розали гостит в доме моей хозяйки, или что-то изменилось? – Он вопросительно смотрит на меня. Раздраженная покровительскими замашками Лео, я протискиваюсь мимо него, вставая рядом с Анджело и расправляя плечи.

– Ничего не изменилось. Ты больше не контролируешь мою жизнь, Лео. Флоренция осталась в прошлом.

Лео вздрагивает, и мне вдруг кажется, что эти слова ранили его сильнее, чем пощечина. Но это ерунда: его просто не устраивает, что я больше не пляшу под его дудку. Бросив на него последний многозначительный взгляд, я разворачиваюсь, чтобы уйти, и мы с Анджело направляемся обратно, в палаццо Элизео. Он объясняет мне, что наш квартал называется Борго, а дорога, которой я пришла в Ватикан, – Борго Веккьо. Она ведет от замка Святого Ангела к Ватикану. Почти точно в центре Борго находится Пьяцца Скоссакавалли, где стоит дом Галатеи. Я жадно ловлю каждое его слово, впитывая информацию, чтобы хоть как-то отвлечься от неприятной встречи с Лео.

– Скажи, как ты меня нашел? – спрашиваю наконец я, потому что его внезапное появление кажется мне довольно жутким.

– Галатея забеспокоилась, когда ты исчезла. Она знает, что в ту ночь, когда я тебя нашел, ты была в беде. Это не давало ей покоя, и в итоге она отправила меня следить за тобой. Предчувствие подсказало мне, что ты, скорее всего, отправилась в сторону Святого Петра, и через некоторое время ты действительно вышла из базилики, прежде чем встретиться с двумя кардиналами.

– Галатее не стоит беспокоиться обо мне, – уклончиво бормочу я. После этой эмоциональной встряски с Лео я даже думать не хочу о той ночи, когда столкнулась с Люцием.

– Но она такая, какая есть: беспокоится обо всех и обо всем, ты к этому привыкнешь.

Мы идем некоторое время в комфортном молчании, пока Анджело внезапно не нарушает тишину.

– Это ведь был тот человек, из-за которого ты бежала в Рим, не так ли?

Я упорно разглядываю свои ноги, испачканные дорожной пылью. Пожалуй, не стоит притворяться, что я не понимаю, о чем он говорит.

– Да.

– И теперь он приехал за тобой сюда? – Взгляд Анджело продолжает меня сканировать. – Он тебя очень обидел, да?

Меня поражает его проницательность и пронизанный состраданием голос. Я молча киваю и хочу уже закрыть эту тему, но из меня вдруг невольно вырывается:

– Я боюсь его прощать, – тихо признаюсь я. – Он сделал мне очень больно, но увидев его снова, я поняла, что готова простить все, лишь бы снова быть с ним. Мне стыдно, что я такая слабачка…

– Порой люди совершают ошибки, ужасные ошибки, которым нельзя найти оправдание. Вопрос только в том, как простить их. И это вовсе не слабость, если твое сердце любит его, – любовь никогда не бывает ошибкой.

Слова Анджело бальзамом льются на рану в моей груди. Мне хочется свернуться калачиком и переждать, пока буря чувств во мне утихнет и я перестану трястись, будто иду по канату над пропастью, пытаясь удержать баланс моего самообладания. Анджело приобнимает меня за плечи на ходу.

– Я по своему опыту знаю, что людей можно простить, даже если они причинили тебе невероятную боль. Сначала ты думаешь, что никогда не сможешь этого сделать, но в конце концов этому учишься, потому что они не смогли найти способ сделать лучше, потому что искренне раскаиваются или просто потому, что твое глупое сердце нуждается в них.

Я прислоняюсь головой к его плечу, сдерживая слезы.

– Эх, Анджело, почему мы с тобой не познакомились раньше? Пусть ты и заставляешь меня плакать, но я никогда не получала таких мудрых советов.

– Я не мудр, я всего лишь человек, которому кажутся знакомыми твои чувства.

Вернувшись в палаццо, я собираюсь немедленно отправиться к Галатее, чтобы она больше не волновалась, но мои планы нарушает брюнетка с кошачьими глазами. Она ловит меня в прихожей, словно поджидала.

– Фьора, – Анджело приветствует ее кивком головы.

По крайней мере, теперь я знаю, как ее зовут, пусть мне и кажется, что имя, означающее «цветок» – слишком нежное для девушки с таким ядовитым взглядом. Грациозно покачивая бедрами, она шагает к нам.

– Ты снова поймал нашу птичку, Анджело? – издевательски тянет она. – Между прочим, пока ты там шлялась по улицам, здесь был посыльный. Он оставил кое-что для тебя. – Фьора приподнимает брови.

– Посыльный? Для меня? Ты уверена?

Фьора фыркает, выражая свое скептическое отношение к моим умственным способностям.

– Да, для тебя. По крайней мере, на посылке твое имя, ее оставили в твоей комнате. – Она выжидающе смотрит на меня.

– Э-э… спасибо.

– Как думаешь, от кого это может быть?

Ее поведение вовсе не заставляет мой мозг работать усерднее, и с каждой секундой я смущаюсь все сильнее.

– Понятия не имею, я никого не знаю в Риме.

Кажется, это не то, что Фьора хотела от меня услышать, потому что ее лицо искажается гневом.

– Не держи меня за идиотку! Я еще вчера заметила, как ты ворковала с кардиналом Медичи! Он что, уже посылает тебя подарки? Или ты претендуешь стать куртизанкой для кого-то еще, чтобы играть со всеми в недотрогу и в конечном счете свести всех с ума?! Кого еще ты хочешь переманить у меня?

В поиске поддержки, я оборачиваюсь к Анджело, но, оказывается, он уже исчез. Чертов предатель! Оставил меня наедине с этой бурлящей от ревности фурией!

– Послушай, Фьора, я не собираюсь становиться чьей-либо куртизанкой, в том числе Джованни де Медичи. Они все твои. От кого бы ни была эта посылка, он, должно быть, ошибся, и позже ты в этом убедишься.

Не дожидаясь ее ядовитого ответа, я подхватываю юбки и бросаюсь вверх по лестнице к пиано нобиле. Господи, ну, что за сумасшедшая! Все в точности как сказала Галатея: в каждой куртизанке кипит ревность, и в данный момент ревность Фьоры сосредоточилась на мне. Я должна придумать что-то, что даст понять другим девушкам в доме, что мне не нужны их любовники и я не собираюсь их отвоевывать. Хотя Галатея наверняка позаботится о том, чтобы результат моих усилий был полностью противоположным, к ней здесь всяко прислушиваются больше, чем ко мне.

Покачав головой, я спешу по коридору к своей комнате и, открыв дверь, сразу же вижу посылку, о которой говорила Фьора: на моей постели лежит коричневый пакет. Присев на край кровати, я верчу в руках этот таинственный подарок. На оберточной бумаге изогнутыми буквами выведено мое имя. Розали Грифиус. Я до последнего момента была уверена, что это какая-то ошибка, но, видимо, нет. Удивительно! Что, если это от Лео? Нет, этого не может быть. Нахмурившись, я разрываю бумагу, в ней еще один небольшой сверток, открыв который я вижу небольшой золотой предмет, размером с грецкий орех, который тут же падает мне на колени. Откопав его в складках юбки, я задумчиво верчу его между пальцами – тяжелый нелепый перстень с выгравированным на нем гербом, окаймленным крохотными рубинами. Я внимательно рассматриваю герб и невольно задерживаю дыхание: папская корона над двумя скрещенными ключами, а под ними фамильный герб с быком.

Что за…

Когда я снова хватаюсь за оберточную бумагу, чтобы проверить, не упустила ли я что-нибудь, из нее вываливается сложенная записка, запечатанная капелькой воска, осторожно сломав которую, я дрожащими пальцами разворачиваю письмо.

Дорогая Розали!

Прошло уже два дня с момента исчезновения Рубиновой Табулы, и, к сожалению, я вовсе не уверен в том, что ты сможешь как можно скорее вернуть ее. Разве я выразился недостаточно ясно? Что ж, я решил создать тебе небольшой стимул, который, надеюсь, будет отличной мотивацией для тебя поскорее приняться за дело.

Чезаре Борджиа, герцог Валанский, сын Папы Александра, сейчас находится у меня. В качестве доказательства я высылаю тебе фамильный перстень (его подлинность подтвердит любой, кто знаком с этой семьей). У тебя четырнадцать дней, чтобы вернуть Табулу, иначе Чезаре умрет, а ход истории изменится.

Подумай хорошенько, хочешь ли ты быть ответственной за это.

Письмо не подписано, но я и так прекрасно понимаю, кто является его адресантом. Волна ужаса парализует меня, и я снова и снова перечитываю строки письма, лежащего на моих коленях, пока каждая буква не отпечатывается у меня в памяти.

Убийство Чезаре Борджиа… Изменение хода истории…

В этом послании бесполезно искать скрытые смыслы: Люций похитил старшего сына Папы Александра, Чезаре Борджиа, и убьет его, если за две недели я не смогу вернуть Табулу. Одной этой угрозы достаточно, чтобы меня прошиб панический холодный пот. Во мне и так кипело чувство вины за то, что в последние дни я была так увлечена собой и своей жизнью, что едва не забыла о Леонардо, которого я, возможно, безвозвратно отправила в неизвестную точку истории и не предприняла ни единой попытки его отыскать, а теперь еще и это. Нужно из кожи вон вылезти, но вернуть да Винчи: кто знает, вдруг он в опасности?

Но как же мне вернуть Леонардо и Табулу? Та взрывная энергия родилась во мне только после соприкосновения с Табулой, и с тех пор я не ощущала в себе даже ее отголосков, как же мне снова ее пробудить? Способна ли я вообще на такое?

Лихорадочное стремление действовать и уныние от ощущения собственной беспомощности борются во мне, и сейчас я чувствую себя одинокой как никогда. Хочется поговорить с Лео, посоветоваться с ним, может, у него появилась бы какая-то догадка или предложение, может, он бы смог разобраться в этом всем… Но мысль о том, чтобы просить его о помощи после нашей встречи на площади Святого Петра, кажется мне отвратительной. В конце концов, это по его вине я вообще здесь оказалась, мой необдуманный побег в прошлое был не более чем ответной реакцией, и следовало ожидать, что Рубины найдут способ меня найти. Но я не могу просто протянуть ему мизинчик и предложить помириться для дальнейшего сотрудничества. Сегодня мне было безумно больно находиться рядом с ним и бороться со вновь вспыхнувшими чувствами. Я все еще не готова простить его, хотя самым правильным решением было бы пожертвовать личным комфортом ради высшей цели.

Вздохнув, я опускаюсь на подушки: нет, я еще не готова пойти к Лео, хотя и понимаю, что рано или поздно у меня не останется другого выхода. Я обязательно решу, как со всем этим справляться, но только когда вся эта заварушка закончится, а пока я полна решимости приняться за дело самостоятельно. Да, возможно, я слишком самоуверенна, но я хочу доказать и себе и Лео, что умею решать проблемы самостоятельно.

Пять дней, решаю я. Я устанавливаю себе срок в пять дней, чтобы хоть немного упорядочить этот хаос внутри меня и придумать, как вернуть Леонардо. Либо за это время я успеваю хоть что-то выяснить, чтобы прийти к Лео не с пустыми руками, либо окончательно проглатываю свою гордость и признаю, что мне нужна его помощь.

* * *

Ранним вечером приходит Анджело, чтобы сопроводить меня на ужин, но я притворяюсь спящей и не реагирую на стук. У меня вызывает облегчение, что он не входит в комнату, а прекращает попытки до меня достучаться и уходит. Почему-то сейчас я ему не доверяю: меня пугает, что он может подумать обо мне что-то не то или посмотреть на меня как-то не так. И что гораздо хуже, кажется, что он видит меня насквозь своими проницательными каре-зелеными глазами.

Я лежу, растянувшись на кровати, и ломаю голову над тем, с чего начать поиски Леонардо. Постепенно я прихожу к тому, что моя главная проблема сейчас – это полная изоляция в Риме: я здесь почти никого не знаю, и поэтому мне не к кому обратиться за информацией. Кому я могу доверить то, что я путешественница во времени и занимаюсь поисками человека, которого случайно запульнула черт пойми куда? Нет, я должна справляться, используя доступные мне ресурсы и быть крайне осторожной, если вдруг придется обратиться к кому-то за помощью.

Поскольку то немногое, что мне известно о путешествиях во времени, никак не помогает решить эту загадку, я снова и снова прокручиваю в голове послание Люция. Мне сразу становится ясно, почему он выбрал в качестве жертвы именно сына действующего папы Александра: Борджиа в значительной степени оказали влияние на ход истории, и Люций просто не мог пройти мимо них. С другой стороны, мне не совсем понятно, что именно изменит в истории гибель Чезаре. Кстати об этом, что я вообще знаю о нем?

Я напряженно прокручиваю в голове всю информацию, которая мне известна, включая даты жизни, чтобы прийти к гениальной мысли. Чезаре слишком рано получил от отца титул кардинала, он вообще не хотел становиться священнослужителем и до этого вел довольно светский образ жизни. В 1497 году его брат Хуан был убит при загадочных обстоятельствах, и Чезаре было разрешено снять одежды кардинала. Таинственный скандал, после которого он вместо Хуана принял на себя командование папской армией!

Все, что мне известно о Чезаре, по большей части проистекает из легенд и слухов, которыми окружена семья Борджиа. На протяжении веков факты и сплетни переплелись так тесно, что практически полностью утратили достоверность, ложь и клевета воспроизводились снова и снова до тех пор, пока их не стали принимать за чистую монету: истории о коррупции, инцесте и убийствах. Чезаре приписывают любовную связь с собственной сестрой Лукрецией, убийство своего младшего брата Хуана, а также шурина Альфонсо. Макиавелли в своем произведении «Князь» описывает его как идеальный образ правителя, жестокого и лишенного нравственной совести.

В общем, вырисовывается образ довольно неприятного парня, которого, так или иначе, нужно спасать, если не хочешь, чтобы ход времени изменился. Проклятый Люций!

Я все так же лежу, погруженная в свои мысли, когда снова слышу стук в дверь. Ненадолго воцаряется тишина, и я невольно прислушиваюсь, ожидая услышать нежный голос Анджело, зовущего меня спуститься вниз, но снаружи не доносится ни звука. Я в напряжении жду еще несколько минут, прежде чем спрыгнуть с кровати и приоткрыть дверь. В коридоре никого не видно, пока я все-таки не догадываюсь посмотреть вниз и не обнаруживаю на полу накрытый поднос. Эта забота так меня трогает, с ума сойти.

Забирая поднос в комнату, я понимаю, что с самого утра ничего не ела. Я была голодна, вернувшись с прогулки по Ватикану, но послание Люция мастерски отбило у меня весь аппетит, и до этого самого момента я даже не понимала, насколько успела проголодаться.