Текст книги "Помощница палача"

– То есть это проблема наследственная?

– Это всего лишь одна из теорий. Так мы продолжим. Значит, Алина Полякова была осуждена вместе с остальными членами банды?

– Да, и получила весьма внушительный срок, с пребыванием в колонии строгого режима. Правда, потом ее адвокат добился пересмотра дела и некоторого смягчения приговора. В частности, изменения места отбывания наказания. И так как Алина молодая девушка, ей нет и двадцати, суд пошел навстречу.

– И где она теперь?

– Уже чуть больше года в женской колонии под Тарасовом.

– Правда? Обычно, если статья серьезная, преступника отправляют гораздо северней и не посмотрят, что это молодая женщина.

– Ты совершенно права, – кивнул Генка, – это я поспособствовал, чтобы Полякову здесь оставили.

– И зачем, любопытно?

– Есть некоторые соображения.

– А, – мелькнула у меня догадка, – ты хочешь с помощью Алины выманить Вадима, а может быть, даже и Александра?!

– Ты не совсем права, но мыслишь в верном направлении. Как я уже говорил, и Вадим, и Алина оба родом из этих мест. Алину воспитывала родная бабушка, которая все еще проживает в Тарасове.

– Так, и что?

– Вот я и подумал: что, если организовать девушке побег? Куда она направится, как полагаешь? К бабушке опасно, это и дураку понятно, там искать в первую очередь станут. Пускаться в бега совсем без ресурсов проблематично. Так что почти со стопроцентной вероятностью можно утверждать, что она решит любовника разыскать, Вадима Сидорова то есть! Или он, прознав, что Алина находится на воле, разыщет ее, это как вариант!

– Допустим, ты прав. Алине, окажись она на воле, будет некуда податься, и девушка решит, что разыскать любовника – неплохая идея. Допустим даже, что это у нее получится. Ведь Алина должна знать, как мыслит приятель или к кому он может обратиться здесь, в городе, за помощью. Но как она тюрьму-то покинет, если срок большой? Ей бабушка, что ли, побег организует?!

– Вот, подруга, ты зришь в самый корень! Я все продумал и разработал операцию по поимке опасных преступников! И ты сейчас возразишь, что задумка полна зыбких мест и темных пятен. И будешь права, по сути. Ведь все может пойти наперекосяк практически на любом этапе операции. И тогда всему конец. И самой разработке, и агенту, что станет воплощать в жизнь мою задумку.

– Поэтому ты не можешь приказывать никому из своих подчиненных сыграть ведущую роль в операции? И просишь это сделать меня? – снова озвучила я догадку.

– Понимаю, ты мне ничем не обязана, не любишь работать с полицией и много лет уж как сама по себе. Заплатить твой обычный гонорар государство не в силах, такие расходы никто не одобрит. А сама операция может занять некоторое время.

– Это ты меня так странно уговариваешь? – хмыкнула я. – В психологии есть такой прием. И я, между прочим, о нем прекрасно знаю! Так что давай без этих игр, друг любезный!

– Не собирался я ни играть с тобой, ни лукавить, честное слово. Просто сразу озвучил все твои возможные возражения. Чтобы ты понимала – я их полностью разделяю. А также осознаю все возможные риски. Но ты должна понять еще кое-что – с этим заданием никто, кроме тебя, не сможет справиться!

– Так уж и никто!

– Точно говорю, верь слову давнего друга! А лучше послушай мой план, тогда сама все поймешь.

– Предварительный план, ведь ты сам сказал – что-то может пойти не так практически на любом этапе операции.

– Разумеется, об этом я и говорю! Только ты способна сделать это! Воплотить в жизнь мою идею. Понимаешь?

– Пока нет, но ты излагай, не стесняйся.

– Для начала тебя арестуют.

– Спасибо вам с кисточкой за такое начало, – ехидно протянула я.

– Не боись, подруга! Дело будет сфабриковано исключительно в рамках операции. Но для полной достоверности его придется провести по всем этапам, от следователя и до судебного решения.

– Вот тебе и первый прокол в плане, Гена! Это долго! Дела длятся месяцами, если не годами! Что же ты мне прикажешь, все это время в СИЗО париться?

– Обижаешь, дорогая, дело на тебя уже сфабриковано. Да так, что не подкопаешься. Ты бывший военный спец, из элиты. Где и когда училась, засекречено, какие задания выполняла, разумеется, тоже.

– И за что же ты меня решил упечь?!

– Ты применила свои навыки для мести врагу и по случайности или специально убила его.

– Конгениально! А почему мною не военная прокуратура занимается?

– Так ты ж в отставке, да и убила, к примеру, гражданское лицо. Нет, это полностью в ведении полиции! А для абсолютной достоверности можем разыграть целое представление с задержанием. Выберем место не то чтобы людное, но где скапливается народ. Начнешь сопротивляться, «убьешь» парочку человек из спецназовцев. И эта история обязательно наберет нужные обороты, уйдет в народ и обрастет подробностями.

– То есть поскольку большая часть информации обо мне засекречена, то и проверить толком ничего нельзя. А тут скандал, слухи, толки и публикации в прессе? И если резвые ребятки заинтересуются, вся улица видела, как я несколько человек из толпы спецназовцев «на тот свет отправила»? Гениально!

– Правда? – обрадовался Генка.

– Нет! – тут же припечатала я. – А ты о тете Миле подумал? Ее ведь тоже могут захотеть проверить! И ты со своими ребятами прикрыть ее никак не сможешь, ибо полицейским нечего делать в квартире осужденного бывшего военного. А сколько ей всего придется наслушаться?! Сам знаешь, как это бывает, среди знакомых и не слишком всегда найдутся желающие уколоть побольнее.

– Жень, мы же потом все расскажем! Обвинения снимут, к тебе не будет никаких претензий. Хочешь, даже целую компанию в прессе организуем?

– Обойдусь, пожалуй, – буркнула я. – Кстати, о претензиях! А что, если ненароком я все же слишком помну спецназовцев? Проблем потом не оберешься.

– Все продумано. На самом деле никаких спецназовцев не будет! Возьмем их форму, достанем оружие и спецсредства и моих ребят переоденем.

– Они не согласятся.

– Согласятся, никуда не денутся. Тем более что мы заранее порепетируем немного, разработаем сценарий, распределим роли. И все пройдет без сучка без задоринки и будет совершенно натурально.

– Допустим. Твои парни потренируются, как мне половчее намять бока. Красиво и шумно задержат, препроводят в СИЗО. Допустим даже, что суд тянуть не станет, и меня достаточно быстро направят в ту же самую тюрьму, где отбывает наказание Алина Полякова. Что дальше? Что именно ты придумал, расскажешь наконец?

– Все перечисленные тобой этапы пройдут как по маслу! Этим лично я стану заниматься. Кроме того, я обязуюсь распределить тебя поближе к этой Алине. В один отряд и по возможности в одну камеру.

– Я так понимаю, мне нужно выйти с ней на контакт и наладить общение?

– Не только, дорогая моя, не только. Этот момент я тоже продумал. Алина как девушка недоверчивая может и не пойти на контакт! Понимаешь, ее, конечно, обследовали специалисты, но кто может сказать точно, что за тараканы поселились в головушке девицы? Правильно, никто! Не забудь: она не просто с психопатами водилась, она сама их на многие действия подбивала.

– И что же ты придумал, чтобы столь сложная, противоречивая и пугливая особа прониклась ко мне доверием?

– У тебя будут рекомендации.

– Липовые?

– Надеюсь, самые что ни на есть настоящие.

– Боюсь, что не совсем тебя понимаю.

– Я предпринял ряд шагов, чтобы бабушка Алины, Лидия Павловна, услышала о твоем аресте и узнала, в общих чертах, конечно, о твоем послужном списке. Теперь понимаешь? Обычно заключенные прекрасно знают, по какой статье осуждены их сокамерники, а также осведомлены о подробностях их «подвигов».

– И таких заключенных, как Алина, как правило, сильно «прессуют» в камерах. Значит, ты хочешь каким-то образом подвести ее бабушку к мысли?.. Какой именно?

– Да, она захочет, чтобы ты защищала ее внучку в тюрьме от нападок. Уж я постараюсь! И у тебя при себе в идеале будет какое-то доказательство, брелок или медальон. Чтобы сразу было понятно, что ты действуешь от имени бабушки, а не просто инициативу проявляешь. Не навязываешься ни с дружбой, ни с защитой. Понимаешь?

– Допустим, у тебя получится подвести ситуацию и все таким образом разыграть, чтобы бабушка клюнула. Гарантии, что Алина пойдет на контакт, все равно нет. Все будет зависеть от того, в каких девушка отношениях со своей родственницей.

– И у Алины, и у бабушки больше никого нет. Родители девушки погибли в автокатастрофе, когда она совсем девочкой была.

– Это ни о чем не говорит. С точки зрения психологии такие люди, как Алина, сами с собой не в ладу. И могут открыто конфликтовать с родней. Что тогда прикажешь делать?

– Тогда ты что-нибудь придумаешь на ходу, ведь ты мастер экспромта. Я верю, что тебе удастся найти подход к не совсем уравновешенной психически девице и расположить ее к себе.

– Допустим, мы встретились, познакомились и даже подружились. Я активно отбиваю атаки, которым подвергается Алина, и конфликтую со всеми заключенными подряд. Что дальше должно, по-твоему, произойти?

– Потом ты организуешь ей побег.

– С твоей помощью?

– Нет, Жень, там мое влияние будет очень ограничено. Так что самой придется.

– Конвоиры, – начала перечислять я, – вооруженная охрана на вышках, расположенных по периметру, кинологи с собаками, группа реагирования, натасканная ловить беглецов по горячим следам!

– И только ты способна все это преодолеть с блеском!

– Допустим, – осталась я равнодушна к его комплименту, – сам собой напрашивается один резонный вопросик. Мне-то зачем бежать? Добавлять к уже имеющемуся сроку еще несколько лет? И не покажутся ли подобные действия подозрительными?

– Конечно, покажутся. Или сама Алина, или ее подельники могут насторожиться. Так что ты должна придумать веское обоснование.

– Ладно, на месте разберусь.

– Конечно, дорогая подруга, я в тебя верю.

– Ага. Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я не только втерлась в доверие к опасной преступнице, организовала, воплотила в жизнь наш побег, но и потом осталась вместе с Алиной, пока та станет искать своего любовника? И вдобавок его приятеля? А после этого задержала их всех?

– Вот видишь, почему я утверждал, что с этим заданием способна справиться только ты одна?! Никому другому оно просто не по силам!

– Хватит лести, будем считать, что ты меня уговорил. Теперь давай обсудим детали.

– На сегодняшний день мне нужно лишь твое принципиальное согласие, чтобы все винтики закрутились. Детали можно обсудить и позже.

– Как скажешь, но у меня есть еще несколько вопросов.

– Конечно, спрашивай все, что угодно.

– В тюрьме у меня будет с тобой связь?

Генка замялся.

– Я помню, что там твое влияние ограничено, но если операция санкционирована, то можно же что-нибудь придумать.

– Понимаешь ли, тут вот какое дело… – Насколько я помню, друг Генка никогда не умел вдохновенно врать или качественно блефовать. И если его прижать к стенке, он станет мямлить, примерно так же, как сделал это только что.

– То есть ты хочешь сказать, что затеваешь операцию подобного масштаба без одобрения начальства? – растерялась я, – честно говоря, не ожидала от тебя, Петров.

– Знаешь, Жень, не стоит забывать, что я сам начальник! Так что почти не превышаю служебных полномочий. И потом, начальство в курсе того, что затевается операция, но я не посвящал никого в детали. Пока не посвящал и планирую тянуть с этим как можно дольше.

– Правильно, потому что детали очень сомнительные.

– Нет, не слишком! – упрямо вздернул подбородок Генка.

– Ладно, давай разберем все по порядку. Ты не задействуешь в операции штатного сотрудника, а нанимаешь постороннего специалиста, частника, никак не связанного с твоей конторой. Потом этот самый частник попадает в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Дальше – больше: бежит из тюрьмы, прихватив с собой опасную преступницу. Слоняется с ней по стране в поисках остатков банды. Кто знает, сколько мелких и крупных законов нам за это время придется нарушить? Правильно, никто. Но избежать этого, скорее всего, не получится. А потом еще твой посторонний специалист и операцию по задержанию проводит самостоятельно, без участия сотрудников полиции. Я ничего не забыла? Да, забыла упомянуть о разных досадных случайностях и недоразумениях, которые могут произойти. А также о том, что по твоей милости я буду на нелегальном положении. Бог с ним, выкручусь! Но когда до твоего начальства дойдут подробности, тебя распнут, Генка!

– Победителей не судят!

– Это замечательный лозунг, но что, если операция сорвется?

– Брось, ты сумеешь провернуть все безупречно.

– Допустим. Но если бы мне предложил подобное кто-то другой, я отказалась бы, не раздумывая!

Некоторое время мы с приятелем брели молча. Наконец Генка пробормотал:

– Ты же знаешь, что я никогда тебя не подставлю?

– Да, разумеется, знаю. И в конце концов твои взаимоотношения с начальством – это твое дело. Но в тюрьме у меня должен быть контакт. Мне может понадобиться информация или помощь в любой момент. Также я хочу, чтобы кто-то приглядывал за тетей Милой на протяжении всей операции.

– Сделаем.

– И, Гена, это должен быть не штатный сотрудник. Если тетушку станут проверять, рядом с нашей квартирой не должен крутиться никто даже отдаленно походящий на сотрудника или агента полиции. У этих товарищей на такие вещи нюх не хуже собачьего.

– Сложно выполнимое пожелание, но, пожалуй, ты абсолютно права. Сделаем.

– Отлично. И до начала операции мне нужно все, что у вас есть по делу банды. Все рабочие материалы. Клички, адреса, явки, подробности дел и так далее. Слухи, сплетни, какие только можно узнать о главных фигурантах, особенно об этой троице: Алина, Вадим, Александр. Мне потребуется абсолютно вся информация, ибо ее недостаток может сыграть злую шутку с твоим временным агентом.

– Так я же тебе вроде бы все рассказал по делу.

– Далеко не все! Гена, мне нужны подробности! Приведу один пример. Ты так и не сказал, кто расправлялся с жертвами похищений. Как их убивали? Где обнаружили тела и так далее?

– Я понятия не имею, Жень.

– То есть?

– Нам удалось обнаружить тело всего одной жертвы, Вики Мальцевой, и то практически случайно. Когда дом, где скрывались бандиты, штурмовали, ее нашли в подвале. Полагаю, бандиты просто не успели вывезти и спрятать тело. Девушку задушили голыми руками. Вскрытие показало, что ее насиловали несколько дней, жестоко и извращенно. Она была измучена, истощена и сильно обезвожена.

– То есть душить мог как мужчина, так и женщина?

– Нет. Душил мужчина, однозначно. На шее остались синяки от удушения. Это синяки оставлены крупными мужскими пальцами, да и размер ладони специалисты вычислили. Но кто именно убивал пленницу, выяснить не удалось. Задержанные молчали об этом или говорили, что ничего не знают. У меня есть показания лишь одного парня, он высказал предположение, что убивал пленниц обычно Каменев или Сидоров. И они вместе избавлялись от тел. Но никто из членов банды не знает о том, куда главари девали тела убитых.

– Странно, обычно бывает наоборот. Главари поручают своим подчиненным делать грязную работу.

– Похоже, парни руководствовались одним простым соображением: никто не знает – никто не выдаст. И для них безопасней, если тела никогда не будут найдены. В том смысле, что, имея дополнительные доказательства, прокуратура может требовать пересмотра дела для этих двоих. Чтобы ужесточить наказание. Думаю, тогда мы могли бы рассчитывать на пожизненный приговор.

– То есть это тоже входит в мою задачу?

– Выполнять это побочное задание необязательно. Но если получится что-нибудь выяснить, я буду благодарен отдельно. И, конечно, ты можешь рассчитывать на благодарность семей, которые хотят хотя бы по-человечески похоронить своих детей.

– Понимаю и постараюсь что-либо выяснить.

– Спасибо. И, полагаю, нам стоит еще кое-что обсудить. Я уже упоминал вскользь, что не смогу пробить для тебя выплату обычного гонорара. Мы, конечно, оформим тебя как внештатного сотрудника. Я постараюсь выбить все возможные выплаты, включая премиальные. Но все это не идет ни в какое сравнение с тем, что ты привыкла получать за свою работу.

– Не бери в голову. Будем считать, что я оказываю тебе дружескую услугу. И стараюсь сделать улицы родного города безопасней.

– Значит, из любви к искусству? – хмыкнул приятель.

– А что?! Задачу ты поставил практически невыполнимую, а потому интересную. Ты должен был знать, что я приму это как вызов и не смогу отказаться.

* * *

В СИЗО меня сторонились, это стало ясно по прошествии пары дней. Женщины сбивались в небольшие группки, негромко общались. Обменивались рассказами о своих злоключениях. Опытные учили молодых, как поступить в той или иной ситуации. Опасались обыска, привычно остерегались «вертухаев» и передавали от камеры к камере «малявы» с последними известиями. Очевидно, за эти дни пришло сообщение, которое касалось меня, и в нем содержались все слухи о моем послужном списке, которые удалось узнать. А также, возможно, сюда просочились и сведения о спецназовцах, пострадавших во время моего задержания. И все без исключения обитатели моей камеры решили, что будет гораздо умнее не связываться с этой бешеной девицей и держаться от нее подальше.

Впрочем, как и обещал Генка, следствие провели в кратчайшие сроки. Мне объявили приговор и перевезли в колонию для отбывания наказания, которое было назначено по решению закрытого суда. Я пока не знала, попаду ли в один барак с Алиной Поляковой. Сначала мне предстояло пройти через карантин. Так называлось обязательное медицинское обследование, которое применялось ко всем вновь прибывшим, длилось оно пятнадцать суток и предполагало заключение в одиночной камере.

Что ж, после тесноты камеры в СИЗО я даже была рада одиночеству. Тем более что времени между осмотрами было достаточно, а мне предстояло о многом подумать.

Не знаю, на какие рычаги давил полковник Петров или какие слухи распространял, но, пока «шло следствие», меня действительно посетила Лидия Павловна Полякова, бабушка Алины. Это была хорошо сохранившаяся, приятная женщина с благородной осанкой и седыми волосами, уложенными в затейливую прическу. Ее строгий, классического кроя синий костюм удачно подчеркивал пронзительно-голубые глаза. Овальное лицо с правильными чертами сохранило остатки былой красоты. В молодости она была очень хороша собой, возможно, только ее губы были слегка тонковаты. А может, они утратили часть своего объема лишь с возрастом. Или после осуждения любимой внучки Лидия Павловна приобрела привычку крепко сжимать губы и вытягивать их в тонкую нитку.

– Возможно, вы удивлены, Евгения, визиту незнакомой женщины, – начала она после приветствия.

– Скорее я удивлена, что вам удалось добиться этого свидания. А еще мне любопытно, чем обязана?

– Вас никто не посещает? – Она предпочла сначала задать вопрос, вместо того чтобы ответить на мой. – Совсем нет родни?

– Есть, но довольно далеко, – я немного помолчала, – здесь только тетушка. Но я просила ее не приходить, ни к чему это.

– Что ж так?

– Это все, – я обвела мрачное помещение рукой, – не для нее.

– Расстраиваться будет?

– В том числе. Так кто вы такая и что вам от меня надо?

– Почему вы сразу решили, что мне что-то от вас нужно? – скупо усмехнулась женщина.

– Мне от вас не нужно ровным счетом ничего. Значит, дело обстоит как раз наоборот.

– Что ж, в логике вам не откажешь. Но, полагаю, вы делаете поспешные выводы и оттого неправильные. Скорее мы можем быть полезны друг другу.

– Давайте считать, что вы меня заинтересовали. Так что я внимательно слушаю, поясните, пожалуйста.

– Меня зовут Лидия Павловна Полякова. Полагаю, вас в скором времени отправят в колонию под Тарасовом. Там же отбывает наказание моя внучка, Алина Полякова.

Я молча кивнула, ожидая продолжения.

А женщина слегка замялась.

– Статья, по которой осуждена моя внучка, такова, что, как бы это сказать… Даже не знаю, как поточнее высказаться.

– Я не сильна в юриспруденции. Объясните своими словами, пожалуйста.

– Понимаете, Евгения, Алина девочка хорошая, но трудная, со сложным, противоречивым характером. Она молода и внушаема, оторвалась от родного дома. Поэтому попала под дурное влияние, просто запуталась и не отдавала отчета своим действиям. Плюс на следствии она просто не стала ничего отрицать, отказалась защищать себя, чтобы не сказать лишнего. Чтобы так называемых друзей не выдать. Думаю, она на самом деле не делала и половины тех вещей, что ей приписывают. Моя славная девочка просто не способна на подобное, поверьте мне, Евгения.

– Но суд состоялся и приговор был вынесен?

– Да, и теперь мою девочку очень обижают в колонии. Так вот, я хотела узнать, не могли бы вы взять на себя своего рода миссию по ее защите? По возможности, разумеется.

– Колония большая, не факт, что я буду рядом.

– Все равно вы будете ближе, чем я, например.

– Это да, полагаю.

– Отсюда я не могу ничего сделать для своей деточки! И я очень переживаю, что злость других заключенных или месть родни жертв ее настигнут. А вы, я слышала, умеете за себя постоять. А значит, и ей помочь тоже сможете. Поймите, Евгения, я не слишком богата, чтобы нанять защитника, и не смогу вам платить. И, возможно, вы сочтете эту сделку не слишком выгодной для себя. Но тем не менее я прошу вашего сочувствия и помощи! В свою очередь, я обязуюсь не оставить вас без необходимых вещей, тех, что бывают важны в заключении. Или посильной помощи вашей тете.

– Вы имеете в виду посылки для меня? Тетушка ничего не примет от незнакомки.

– Даже если у вас здесь имеется родня, лишней помощь не будет, полагаю. И, возможно, потом, после заключения, вам понадобится поддержка, особенно если в ней вам откажут родственники.

– Не совсем понимаю, что именно вы мне предлагаете?

– Может быть, вам об этом рано задумываться, но для бывшего заключенного поиск работы и соответственно поиск и оплата жилья может стать проблемой.

– То есть вы мне предлагаете возможность пожить у вас после освобождения? – удивилась я.

– Разумеется, если в том будет необходимость.

Мы еще немного поговорили, вернее, я нашла лишний повод немного расспросить о своей будущей подопечной и окружении, в котором она выросла. Но Лидия Павловна использовала все свое красноречие, чтобы уговорить меня охранять ее внучку, и очень скупо отвечала на вопросы о семье, детстве и родителях Алины. А как только я обронила, что в принципе согласна помочь и обещаю сделать все, что могу для безопасности ее внучки, поспешила свернуть беседу, попрощаться и уйти. Во время прощания Лидия Павловна дала мне медальон. Овальной формы вещица из серебра и на серебряной цепочке на первый взгляд смотрелась очень просто и не таила в себе ничего примечательного. Но на самом деле медальон состоял из двух частей, соединенных подвижным шарниром: плоского основания и выпуклой крышечки. На крышке была тонкая гравировка из лиан и цветов, переплетенных в изящные узоры. Внутри же находилась позолоченная монограмма, состоящая из соединенных друг с другом букв «А» и «П». Лилия Павловна заверила, что Алина обязательно узнает этот медальон. И когда она увидит вещицу, принадлежащую семье, поймет, что я действую по просьбе ее родной бабушки.

Так что, как и рассчитывал Генка, я не просто встречусь с Алиной в неволе, у меня будут хорошие рекомендации. Остается надеяться, что они действительно пригодятся. Но надежда – это, конечно, замечательно, а расслабляться все равно не стоит, а значит, не нужно забывать и о моей легенде. Ведь подготавливая свою операцию, Петров не стал продумывать особых деталей моей биографии. Потому как любой, кто станет наводить справки, наткнется на гриф «секретно». Мне же это не совсем подходило. Конечно, бывший военный специалист, рассказывая о себе, вполне может начать напускать туману и кое-что замалчивать. Но если собираешься навести с человеком мосты, расположить его к себе и склонить к откровенным разговорам, подобное поведение не подойдет. Нужны истории из дней военной службы, различные воспоминания, включая детали и подробности. Причем такие, что не оставят и крохи сомнений в моих словах. Также важно ничего не перепутать и не сказать лишнего. А чтобы подобных накладок не происходило, сейчас в тишине и спокойствии мне как раз и предстояло хорошенько продумать все детали и подробности моей выдуманной биографии.

Несколько дней у меня ушло на подготовку. Я продумала все основные вехи «своей» биографии. Адаптировала для широкой публики или придумала несколько историй из времен «своей службы». В моем репертуаре были и веселые, и грустные, и поучительные рассказы, на разные случаи жизни. На всякий случай я придумала внятное объяснение тому факту, что меня не посещают родственники в тюрьме. Наконец после долгих раздумий я решила, что в моей истории нужно оставить немного места и для импровизаций. Во-первых, они мне всегда мастерски удаются. А во-вторых, по моему скромному мнению, слабое место любой совершенной легенды как раз в том, что ее приходится заучивать. И, разумеется, проблема не в том, что это сложно или может подвести память. Как раз на память я никогда не жаловалась. А в том, что придуманный и заученный текст и звучит зачастую как заученный и никакой другой. И хороший лжец или талантливый психолог легко выявит обман просто на слух, даже факты проверять не придется. Другое дело – заученная легенда плюс доля талантливой импровизации. Такую оборону никому не пробить и легенду не опровергнуть, как ни старайся.

Видимо, благодаря вмешательству Генки Петрова мое пребывание в карантине было сокращено до одной недели. Так что торопилась я не зря, следующий этап операции начинался на следующий день. И я была к этому готова настолько, насколько это вообще было возможно.

* * *

В отличие от мужской зоны в женской тюрьме нет понятий и жесткой иерархии. Пожалуй, имеет значение лишь срок отсидки, статья и собственно поведение самой осужденной. Некоторое время назад по стране прокатилась серия скандальных репортажей и даже видео, где рассказывалось о плохих условиях содержания в женских колониях, а также о вопиющих случаях физического и сексуального насилия, которые там имеют место.

Благодаря этому во многих женских тюрьмах и изоляторах был произведен ремонт, а кое-где даже проведена перепланировка помещений, направленная на улучшения условий быта и содержания. Колония под Тарасовом, куда меня направили, была как раз из таких.

Что же касается насилия, говорят, разборки, разного рода столкновения и драки в женских тюрьмах случаются гораздо реже, чем в мужских. С другой стороны, женские драки могут быть более жестоки. Как рассказал мне полковник Петров, дамы нередко пускают в ход зубы и остро заточенные ногти. При первом удобном случае норовят вцепиться в лицо оппонентки или вырвать клок волос побольше. В женских колониях также гораздо реже встречаются случаи применения самодельного оружия. Но любые затяжные конфликты могут перерастать в ожесточенные драки с серьезными жертвами. Так что бабушка Алины беспокоилась не зря, пожалуй.

Для женщины, которая первый раз попадает в тюрьму, бывает достаточно придерживаться нескольких важных правил, чтобы избежать конфликтов. Вести себя естественно, разумеется, не грубить и не устраивать истерики. Не болтать лишнего, особенно о сексуальном опыте и предпочтениях. Это могут неправильно истолковать и обязательно используют против тебя. Не затрагивать чужие интересы или личное пространство, что в казарме на сорок-шестьдесят человек бывает сделать трудновато. Уважительно относиться к соседям по камере. Не ставить себя в положение изгоя, демонстративно избегая общения. Не отлынивать от работы. Не воровать и не стучать. Вести себя крайне осмотрительно, ибо любое неосторожное слово или действие может быть неправильно понято, истолковано и принято к сведению, что может сослужить плохую службу.

Правда, в случае с Алиной Поляковой все еще сложнее. Она, будучи пособницей насильников, попадает в категорию низких личностей, таких как детоубийцы, наркоманки и стукачки, что работают с начальством колонии. Их не любят, не уважают, зачастую избегают с ними общения или откровенно травят и избивают.

Впрочем, наверное, это зависит от многих обстоятельств. От того, как поведет себя Алина, от того, станет ли ее сокамерницам известно, за что именно она оказалась в заключении. И, наверное, оттого, приглянется ли девушка старшей по бараку.

В женской колонии нет воров в законе или смотрящих. Вершину местной скромной иерархии составляет старшая по бараку и по лагерю соответственно. Как правило, она избирается сокамерницами, при условии одобрения ее кандидатуры начальством тюрьмы. Старшая избирает себе помощниц. Они исполняют ее поручения и следят за порядком, графиком дежурств и прочим. И от взглядов этой женщины и от того, какую она станет проводить политику на подведомственной ей территории, зависит многое.

* * *

На следующее утро мой карантин был завершен. Конвоир проводил меня к административному зданию и завел в кабинет начальника тюрьмы. Наверное, каждый вновь прибывший заключенный проходил через аудиенцию у начальства, распределение на работу и так далее.

Кабинет начальника был обставлен довольно аскетично. Обыкновенный письменный стол, несколько стульев, книжные полки, большой шкаф со стеклянными дверцами, сквозь которые были видны корешки толстых папок с делами или документами. Одинокий цветок с длинными колючими листьями на подоконнике.

За столом, в некоторой тесноте, сидели двое мужчин в форме, оба среднего возраста и ничем не примечательной внешности. Один был немного плотнее и, может, чуть старше другого. Они оба листали какие-то бумаги, кажется, мое дело изучали, и в тот момент, когда я вошла, один на что-то указывал другому и эмоционально что-то говорил. Но резко замолчал, едва открылась дверь. Конвоир доложил о прибытии заключенной. Я переступила порог, дверь за мной закрылась. Я осталась молча стоять на месте. Молчали и мужчины, они продолжали пялиться в документы и делали вид, что меня здесь нет.

«Вот вам и подготовилась, – думала я тем временем, – нужно было хоть в общих чертах узнать у Генки, как положено себя вести новоиспеченному заключенному с новым начальством. Мало того что я за столько лет на вольных хлебах отвыкла от подобного общения, но и, подозреваю, в исправительных заведениях существуют собственные ритуалы, обязательные для выполнения».

Пауза затягивалась. Я решила, что тот, кто сидит в центре стола, скорее всего, и есть начальник. А тот, что приставил поближе к нему стул, возможно, заместитель или начальник службы безопасности. Значит, решили встречать вдвоем? Что ж, репутация меня явно опережает.