Текст книги "Помощница палача"

Наконец я решила, что пауза затянулась сверх всякой меры, а заодно вспомнила, что являюсь бывшим военным. Поэтому, не теряя больше времени, гаркнула:

– Разрешите войти, гражданин начальник?!

Кажется, прозвучало это неожиданно и странно. По крайней мере, оба мужчины слегка опешили, перестали таращиться в документы и уставились на меня.

– Проходите, Евгения, присаживайтесь, – начальник колонии после новой паузы гостеприимно указал на стул, – меня зовут Михаил Петрович Хворостов, я начальник этого исправительного учреждения.

– И на будущее, – добавил заместитель, – вы должны называть свое полное имя и статью, по которой осуждены.

– Это мой заместитель и начальник службы безопасности Ковров Василий Петрович, – представил начальник коллегу.

Я сочла, что говорить «очень приятно» будет не совсем уместно, поэтому просто кивнула и выдала робкую улыбку.

– Евгения, не стану ходить вокруг да около, вы человек с военной школой и дисциплиной.

– Непонятно только, почему ее на нашу голову навязали, – склоняясь к начальнику, громким шепотом буркнул зам.

– Поэтому, надеюсь, вам не составит труда вписаться и привыкнуть к распорядку и режиму нашего заведения, – повысив немного тон, закончил все же начальник мысль. – Жилые отсеки у нас называются бараками. В каждом из них содержится по сорок женщин. На четыре отсека имеется душевая и прочие удобства. Не так давно в наших жилых, рабочих и подсобных помещениях был произведен капитальный ремонт и значительно улучшились условия содержания женщин. Поэтому мы очень гордимся нашими достижениями, уютом и стараемся поддерживать чистоту, совместными, так сказать, усилиями. В каждом бараке имеется старшая. Она ознакомит вас с распорядком дня, графиком дежурств, а также с планом территории. Она же или кто-то из ее помощниц проводит вас на склад, где вы получите два комплекта белья, одежду и набор гигиенических средств. Вам выделят койку в бараке, покажут, где столовая, библиотека и так далее. Сегодня обживайтесь потихоньку. Завтра начнутся обычные будни. Рабочий день здесь длится двенадцать часов, из них один час выделяется на обед. Установленную норму выработки нужно выполнять непременно.

– А что нужно делать? – поинтересовалась я.

– Мы выполняем разнообразные заказы, но в основном женщины шьют спецодежду для различных служб.

– Я не умею шить!

После этого заявления повисла недолгая пауза.

– Что, даже иглу в руках никогда не держала? – язвительно поинтересовался зам.

– Разумеется, доводилось, только это была не та игла, – веско сказала я, имея в виду переносной зенитно-ракетный комплекс.

Мужчины переглянулись.

– Может, ее на кухню? – высказался начальник.

– Серьезно?! Хочешь дать ей в руки нож? – громким шепотом парировал зам.

– Готовить я тоже не умею. Совсем, – на всякий случай решила я внести ясность.

– А что вы умеете? – достаточно вежливо поинтересовался начальник.

«Умею убивать, могу даже голыми руками», – чуть не ляпнула я, но вовремя сдержалась. Невооруженным глазом было видно, как неуютно было обоим мужчинам в моем присутствии. Но, похоже, они что-то такое и прочли на моем лице, потому как снова переглянулись, начальник сильно побледнел, а его зам, наоборот, сначала покраснел, а потом побледнел и пошел неровными пятнами.

– Говорю же, она должна была попасть не к нам! – громким шепотом прошипел зам. – Зачем нам все это вообще нужно?!

– Я, конечно, могу предпринять какие-то действия. Написать рапорт и отправить ее куда следует. Но на решение этого вопроса уйдет времени очень прилично. Сам знаешь, как у нас принято дела решать: неторопливо да с расстановочкой.

Оба начальника обсуждали создавшуюся ситуацию, казалось, начисто забыв о моем присутствии.

– Я не собираюсь создавать проблемы, – искренним тоном заверила я. И постаралась не думать о том, что именно за этим и явилась. Ведь потасовки заключенных и побег, который последует за ними, этим двоим сулят и проблемы, и головомойки от начальства в неограниченных количествах.

– Может, ее в медицинскую часть определить пока? – Кажется, дурной пример зама оказался заразителен, и теперь начальник излагал свои мысли громким шепотом. Потом он добавил, уже глядя на меня: – Женя, у вас есть медицинские знания?

– Только в рамках общей подготовки. В основном по оказанию первой помощи.

– Вот! Это просто замечательно!

– Ты что, Петрович?! – буркнул тот. – Это же козырная должность! С отдельным проживанием в комнате на двух человек, с душем и санузлом рядом. За нее нужно того, этого. Оказать помощь учреждению!

– Женя, скажите, – начал начальник.

Мужчина явно собирался поинтересоваться, располагаю ли я некоей суммой и готова ли ее потратить, чтобы улучшить условия своего содержания. За эти мгновения в моей голове промелькнула мысль, что проживание в комнате, отдельной от общего барака, сильно усложнит мое общение с Алиной. Да и присматривать за девушкой постоянно я не смогу никак.

– У меня нет денег, – торопливо заверила я, – совсем!

– С одной стороны, содержать ее отдельно от остального контингента очень заманчиво, – тем временем говорил начальник колонии заму.

– А с другой – общения между ними все равно не избежать, – убеждал зам, – так какой в этом смысл?

– Ладно, если не медчасть, тогда что?

– У нас ведь есть небольшой цех по производству сувенирной продукции? Вот пусть там матрешек расписывает, или что они там еще делают.

– Для этого художественный талант да некоторые умения требуются.

– Значит, пусть учится расписывать или лаком покрывает. Для этого особого умения не нужно.

– Значит, так тому и быть.

Так силовым решением и единым росчерком пера я стала ученицей художницы. И отправилась искать свой отряд, а также художественную мастерскую и женщину, которая была старшей по бараку.

* * *

В рамках подготовки к операции полковник Петров показывал мне снимки недавно отремонтированной колонии. Для привязки к местности, а также для того, чтобы я быстрее начала ориентироваться в расположении строений и могла легко отличить административное здание от бараков, производственных или технических помещений.

На снимках были клумбы и цветники, засаженные цветущими розами. Нарядные здания из белого кирпича. Чистый и светлый производственный цех, при входе в который висела яркая стенгазета с рисунками и лозунгами, словно из советских времен. Такими, например: «Любим потрудиться – есть чем погордиться!» или «За брак расплата – твоя зарплата!» Венчал сие великолепие крупный портрет мужчины, подозрительно похожего на начальника колонии или его зама, написанный акварельными красками. Мужчина приподнимал очки на изумленном лице и строго вопрошал: «А как ты сегодня поработал?»

В комнате, оборудованной под ученический класс, имелись не только парты, но и компьютеры на каждом столе. В библиотеке было много книг.

Но самое большое впечатление на меня произвели жилые помещения и душевые. Дверей в кабинках душа и туалета, конечно же, не было, зато висели яркие шторки. На стенах красовался современный розовый кафель, а сами кабинки были оборудованы новой сантехникой. В жилых же помещениях стояли двухъярусные кровати, на которых лежали яркие покрывала и подушки в парадных наволочках с рюшами. Кроме большой общей кухни, при каждом бараке имелись комнаты со столом, лавкой, стульями, чайником и микроволновой печкой, где можно было перекусить вечером или выпить чаю. Имелась в колонии и лавка с необходимым набором продуктов и гигиенических средств, а также комната отдыха с ковром на полу, мягкой мебелью и телевизором.

Разумеется, я и не рассчитывала увидеть клумбы с розами, нынче не тот сезон. Но все вокруг было совершенно иным. То ли отчетные фотографии были сняты в каком-то другом месте, то ли после репортажа все магическим образом испарилось в неизвестном направлении. Но мягкой мебели, ковра, кухонного оборудования, новой сантехники, нарядных покрывал и ярких занавесок я не увидела. Розовый кафель, правда, был все же на стенах, что позволяло предполагать, что снимали-таки здесь. Но после этого по территории словно Мамай прошелся, сметая на своем пути всю технику и предметы роскоши. Конечно, после ремонта прошло несколько лет, но подобного я не ожидала и была слегка шокирована.

Некоторое время ушло на получение вещей, обустройство в бараке и обед. Описывать его, пожалуй, не стану. Я никогда не отличалась особой изнеженностью и не имею особых кулинарных предпочтений, но здесь, думаю, мне вспомнятся кулинарные и кондитерские шедевры тети Милы не раз и не два.

После обеда женщина по имени Валентина проводила меня в сувенирную мастерскую. Это было небольшое помещение, почти полностью занятое стеллажами с заготовками и готовыми изделиями, а также широкими столами. За столами, под ярким светом настольных ламп работали несколько девушек. Одни расписывали цветными красками деревянных матрешек разных размеров. Другие расписывали узорами большие деревянные блюда или вазы для фруктов. За стеной раздавался визг столярного станка, и вообще было довольно шумно. Я непроизвольно поморщилась.

– Это ненадолго, – усмехаясь, пояснила девушка в темном платке, что сидела ближе к двери, – сейчас лес распилят на заготовки, и несколько часов будет тихо.

– Девочки, – перекрикивая визг станка, сказала Валентина, – знакомьтесь, это Евгения. Она будет работать с вами подмастерьем. Пусть кто-нибудь возьмет ее в обучение.

– А как же нормы выработки?

– Первое время у нее норм не будет. Также норма значительно снижается для учителя. Это распоряжение Петровичей.

– А, блатная, – протянул кто-то из глубины помещения.

– Красивая, – ответил другой голос, словно соглашаясь. И как будто это определение в комплекте с предыдущей репликой все поясняло.

– Значит, я пойду, – сказала Валентина, – кто учить-то возьмется?

– Я! – выкрикнула женщина в синей косынке. – Ты проходи, Женя, мы не кусаемся. Меня Ольгой кличут. Ты рисовала когда-нибудь?

– Да так, ничего выдающегося – «но я охраняла популярную художницу с настоящим талантом», – хотелось мне добавить, но, разумеется, пришлось смолчать, – я умею грунтовать полотно и работать по трафарету или шаблону.

– Значит, совсем бесполезной уже не будешь. – Мне показалось, что Ольга выдохнула с облегчением.

До семи вечера я находилась в мастерской. Когда стих визг столярного станка, стало намного тише. Но девушки еще какое-то время работали молча. Потом немного освоились, привыкли к моему присутствию и начали потихоньку разговаривать. Но много мне узнать не удалось. Мы познакомились, то есть девушки по очереди назвали свои имена. Рассказали, что они из разных отрядов. Ведь в эту мастерскую попадали лишь те, кто раньше учился в художественной школе или просто умел хорошо, талантливо рисовать. Я предпочла пропустить явный намек мимо ушей, не стоит обострять отношения без особой надобности. Даже учитывая, что я здесь временно.

Главного мне выяснить пока не удалось, я по-прежнему не знала, попала ли в один барак с Алиной и удалось ли Генке это устроить. Судя по всему, Алина работает в другом месте, если она и живет не рядом, общение с ней будет весьма затруднительно. Тогда, полагаю, мне придется предпринять какие-то шаги, чтобы изменить существующее положение вещей. Но планировать это было преждевременно.

Также я пока не вышла на контакт, организованный полковником. Но торопиться с этим тоже не стоило. Мы заранее договорились, что тот контакт будет на экстренный случай, и я воспользуюсь им, только если не будет другого выхода.

После окончания рабочей смены все отправились в свои бараки или в столовую. Принимать пищу здесь было принято вместе со всем отрядом, а поскольку столовая была не так уж и велика, помещалось в ней только по четыре отряда за один раз. Ели здесь посменно, и времени на это отводилось не больше получаса. Дежурные едва успевали накрыть на стол между сменами. Посуду же за собой каждый убирал сам.

Многие женщины здесь носили платки или косынки темных тонов, и почти каждая из них во время еды низко опускала голову. Поэтому ни во время обеда, ни во время ужина мне не удалось высмотреть среди присутствующих Алину.

Ее я увидела лишь в бараке и, честно сказать, сразу не узнала. Генка показывал мне снимки Алины, которые не отличались особым качеством. Но с них смотрела стройная, если не сказать щуплая девушка невысокого роста, блондинка с яркими голубыми глазами. Модная стрижка, умеренный макияж, приятные черты лица. Возможно, губы слегка тонковаты, но это ее не портило. Пожалуй, внешне Алина очень походила на свою бабушку в молодости, и ее можно было назвать хорошенькой, даже красивой.

Теперь же Алина сильно изменилась. Жуткая роба, ни следа косметики или прически, уродливая косынка на голове, излишне бледное лицо, затравленный взгляд лихорадочно блестящих глаз. На тонкой шее, чуть пониже ключицы, отчетливо виден наполовину сошедший синяк, на кисти свежий кровоподтек. Значит, Алина или невероятно неуклюжая особа, или ее достаточно сильно прессуют в заключении. Теперь остается только понаблюдать и узнать, кто именно: представители администрации или другие заключенные. Разумеется, выходить на контакт с девушкой я не торопилась. Не стоит бросаться к ней с места в карьер и заявлять, что я прибыла с миссией спасения. Это прозвучит глупо и неизбежно будет воспринято скептически. Поэтому я пока наблюдала, очень осторожно, чтобы ничем не выдать своей заинтересованности.

После ужина женщины занимались своими делами и готовились к отбою. Кто-то торопливо писал письма родным, кто-то собирался постирать свои вещи или занимался другими бытовыми делами. Алина улеглась на свою постель прямо поверх одеяла, уставилась в одну точку и не двигалась. Я даже начала подозревать, что она уснула. Но как только кто-то сказал, что в душе дали горячую воду, Алина резво поднялась с кровати и направилась к шкафчикам, в которых хранились личные вещи, в основном всякие мелочи. Достала из своего пакет с принадлежностями для купания и полотенцем и немедленно вышла за дверь.

– Я еще не до конца знаю, что здесь где, – обратилась я к девушке, которая, взяв небольшой пакет, двинулась в сторону выхода, – можно и мне в душ? Я Женя, кстати.

– Я Марина, и, разумеется, ты можешь пойти. Только не копайся долго. Горячая вода здесь редкость, да и пропасть может практически в любой момент.

– Холодной водой меня не испугаешь. Знаешь, я после СИЗО, потом изолятор. Так что еще чуть-чуть, и буду готова мыться в луже.

Девушка хмыкнула.

– Понимаю, но все равно поторопись.

В душе столпилось много народу, в помещении витал теплый пар. Чтобы не терять времени зря, многие раздевались, прямо стоя в очереди, или расстегивали одежду, чтобы сбросить ее практически в одну секунду. Алина ушла намного раньше, чем мы с Мариной, и теперь была впереди. Время шло, очередь продвигалась медленно. Счастливиц, что пришли первые, одергивали грубоватыми комментариями, чтобы мылись быстрее и не копались, нежась под горячими струями воды. Но очередь все равно двигалась медленно, словно неохотно.

– Не вздумайте там, за шторками, постирушки устраивать, – зычно выкрикнула женщина неопределенного возраста, – поимейте совесть. Всем нужно мыться, и все хотят мыться в горячей воде.

– Девочки, и правда, можно ведь немного ускориться, – добавил кто-то из очереди.

– Ой! – вдруг выкрикнул кто-то. – Все, помылись, называется, даже пену смыть не успела.

– Что случилось? – сделала вид, что не поняла я.

– Помнишь как в том фильме? «О, тепленькая пошла!», – поморщилась Марина, – так вот, здесь то же самое, только наоборот.

Очередь быстро, почти мгновенно рассосалась. Девушки и женщины, которые мылись, торопливо выключали воду, одевались и покидали кабинки.

– И что же теперь? – спросила я у Марины.

– Теперь программа-минимум. Банка из-под майонеза и новая очередь к бойлеру на кухне барака, а потом в кабинку туалета. Но ты можешь попытать счастья, если холодная вода для тебя не преграда. Только смотри, не простудись. У нас в медсанчасти зачастую из лекарств один аспирин.

– Она уже холодная, но еще не ледяная, – пробормотала одна женщина. И со словами: – Сполоснусь по-быстрому, – вошла в одну из кабинок.

В этот момент из предпоследней кабинки вышла Алина, а следом за ней из последней в ряду кабинки – стройная девушка с полотенцем на мокрых волосах. Она вскинула руки и быстро толкнула Алину в спину. Та, не ожидая толчка, мгновенно растянулась на мокром кафельном полу перед кабинками. Я, стоя к ним вполоборота, в это время медленно раздевалась и заметила произошедшее лишь потому, что внимательно следила за подопечной боковым зрением.

– Ой, какая неприятность! – прокомментировала девушка с полотенцем. – Нужно быть осторожней – пол такой скользкий.

Она аккуратно обошла Алину и направилась к выходу из душевой. Алина молча поднялась, отряхнулась, потом вернулась в кабинку, открыла воду и стала прямо на себе замывать самые заметные пятна. Я торопливо сполоснулась под ледяными струями и, пока вытиралась и надевала свои вещи, слышала, как Алина закрыла кран и вышла. Возвращаясь в барак, я видела ссутулившуюся спину бредущей впереди девушки.

Моя кровать оказалась расположена в очень удобном месте, койка Алины отсюда просматривалась достаточно хорошо, и наблюдать можно было, не привлекая внимания. Ночь прошла спокойно. Только вечером, сразу после отбоя, когда потушили свет и все стали укладываться, к кровати Поляковой подошла одна девушка, склонилась над ней и что-то прошептала. Судя по лицу Алины, девушка сказала ей нечто неприятное. Но, заметив, что я на нее смотрю, девица мгновенно ретировалась. Еще немного понаблюдав, я пришла к выводу, что Полякову прессуют старшая по бараку и ее помощницы. А вот что это, личная инициатива женщин или распоряжение начальства, было непонятно. Да и не особо важно, по большому счету.

* * *

Для меня подъем ранним утром – привычная вещь. Тут начальник колонии был прав, говоря, что к распорядку дня мне привыкнуть не составит труда. Отдых в помещении, полном других людей, напоминал отдых в казарме времен учебы и тоже был привычен. А вот ограничение свободы передвижения и физической нагрузки давалось мне очень тяжело. Тело, привычное к ежедневным тренировкам, изо всех сил противилось долгому бездействию. Впрочем, я знала, на что шла, и мой дискомфорт был временным и не имел значения.

Утром, сразу после подъема, в бараке все задвигались и зашевелились. Женщины проворно сновали по своим делам, не теряя времени. Через час начиналась рабочая смена, и до завтрака нужно было успеть многое. Привести себя в порядок, умыться, застелить постели, доделать то, что не успели вечером, и так далее.

Оделась я быстро и теперь делала вид, что вожусь с кроватью, чтобы дольше оставаться в помещении, потому что там оставалась Алина, которая тоже почему-то мешкала.

– Новенькая, у нас копаться не принято! – окликнула меня Валентина, подходя поближе. – Если мы опоздаем на завтрак или на работу, накажут весь отряд. Тебе за это никто благодарен не будет.

– Хорошо, я уже заканчиваю.

– Ты! – продолжала кричать женщина, только тон ее сделался более агрессивным, и обращалась она уже не ко мне. Она придвинулась ближе к койке Алины. – Ты опять за свои фокусы!

Женщина подошла еще ближе, почти вплотную, что-то зло прошипела и, похоже, даже собралась замахнуться.

– Что происходит? – растерянно пробормотала я. – Может, нужна помощь?

Это словно отрезвило Валентину. Она двинулась к выходу, на ходу бормоча, чтобы мы обе не вздумали задерживаться, потому как отряд уже почти собрался и готов направляться на завтрак.

– У тебя неприятности и нужна помощь? – снова обратилась я к девушке.

– Послушай, новенькая, ты ведь Женя, да?

– Да, а тебя, я слышала, Алиной зовут.

– Вот и познакомились! Послушай, Женя, не лезь не в свое дело. Так и правда будет лучше.

– Но если есть проблемы или тебя обижают, я в самом деле помогу.

– Как поможешь? Исполнишь желание, как золотая рыбка? Стучать начальству побежишь? Так знай – здесь такого не любят и не прощают! Причем огребем мы обе, несмотря на то, что я не при делах! Так что у меня все нормально, и не лезь в это! – отрезала она.

– А если я имела в виду вовсе не это? Что ты скажешь тогда?

– Скажу, что если мы задержимся еще хоть на полсекунды, то обе огребем от Валентины, и произойдет это немедленно.

Я повела бровью.

– Тогда пойдем быстрее и давай встретимся где-нибудь после завтрака, чтобы поговорить без свидетелей. Это может быть очень важно!

– Не совсем тебя понимаю, – быстро пробормотала она, – но ладно. Сразу за производственным цехом есть небольшая курилка. Деревянное строение без одной стенки, нечто среднее между навесом и сараем. Это укромное место, и после завтрака там, скорее всего, никого не будет.

– Хорошо, встретимся в курилке.

Во время завтрака Алина смотрела в одну точку, жевала с безразличным выражением на лице и ни разу не глянула в мою сторону. Зато я поймала на своей особе несколько заинтересованных или недоуменных взглядов.

Похоже, события развиваются немного быстрее, чем я рассчитывала. Не успела я установить с подопечной предварительный контакт, как сей факт сразу привлек внимание сокамерниц. Значит, нужно готовиться к разговору. Надо будет на досуге продумать свою линию поведения.

– Что это значит? Почему ты ищешь общения со мной и предлагаешь помощь? Кто тебя прислал? – налетела на меня с вопросами при встрече наедине Алина.

– Спокойно, я не сделала ничего, чтобы вызвать твою злость.

– Правда? А как по мне, ты привлекаешь лишнее внимание, уж не специально ли? Так что я повторюсь: кто ты такая, кем послана и с какой целью?

«Ой, какая недоверчивая девочка!» – подумала я, сохраняя недоуменное выражение на лице. А потом ответила спокойным, ровным голосом: – Я такая же заключенная, как и ты, как и все вокруг. Но ты права, помощь я предложила не просто так. Об этом меня попросила Лидия Павловна, твоя бабушка.

Некоторое время Алина молчала и внимательно меня разглядывала, пауза затягивалась. Наконец она произнесла:

– Чем докажешь?!

– А, прости, чуть не забыла, – я торопливо сняла с шеи медальон на цепочке, – она просила передать тебе эту вещицу. Вроде как это семейное украшение, которое ты должна узнать.

Алина выхватила медальон, открыла и некоторое время настороженно всматривалась в монограмму. Потом поцеловала ее, захлопнула крышечку и повесила украшение себе на шею.

– Грехи, значит, замаливать пытается, – буркнула девушка так тихо, что я едва ее расслышала. А потом добавила громче: – Итак, тебя просили передать украшение, за что спасибо, конечно. Оно принадлежало предкам матери и дорого мне. Что до помощи или содействия какого-либо рода, еще раз повторюсь: не лезь в это.

– Ты можешь пояснить, почему отказываешься от моего содействия?

Алина поморщилась, словно ее лицо на несколько мгновений свело судорогой:

– Да что ты можешь вообще? Делить со мной на двоих тумаки с тычками? Вот уж радость-то!

– Думаю, ты сильно удивишься.

– Да? – Она немного подумала. – В любом случае, Женя, спасибо тебе за предложение помощи, но держись от меня подальше. Так правда будет лучше – и для тебя, и для меня.

– Хочешь сказать, твоя бабушка неверно понимает ситуацию и помощь тебе не нужна?

– Я не знаю, что и как она понимает, – недовольно буркнула Алина, – но поможешь ты мне или нет, а на себя обязательно навлечешь неприятности, если станешь здесь лезть в дела, тебя не касающиеся. Здесь каждый сам по себе. Уясни это, и пребывание в этом месте сразу станет гораздо проще. Более того, твои неуклюжие попытки вмешаться в ситуацию и как-то мне помочь могут, наоборот, навлечь на меня дополнительные неприятности. Я понятно объясняю?

– Спасибо, очень доходчиво, – с непроницаемым выражением лица кивнула я, – но что если перспектива более мрачная, чем тебе кажется?

– Что ты имеешь в виду?

– Пара тычков и затрещин – это, конечно, ерунда. С этим можно и самостоятельно разобраться. Но что, если конфликт, как это часто бывает, станет развиваться по нарастающей? И тебе понадобится реальная помощь или поддержка?

– Думаю, ты сгущаешь краски, и не все так мрачно. – Девушка пожала плечами. Теперь уже она изо всех сил старалась сделать невозмутимый вид и сохранить непроницаемое выражение лица. – В любом случае, повторюсь, помощь мне не требуется, отстань.

– Ладно, как скажешь. Мое дело предложить.

После разговора мы разошлись в разные стороны. Как я уже выяснила, Алина работала в пошивочном цехе. Мне же нужно было отправляться в сувенирную мастерскую. Скоро начиналась смена.

Похоже, самым большим испытанием для меня здесь будет рабочий день. Эти бесконечные нудные часы за столом в прохладном помещении мастерской. Резкий запах красок, лака и дерева, а еще скипидара, в котором промывали кисти. Но самым сложным было сознание, что, сидя здесь, я никак не приближусь к выполнению своего задания.

Что же предпринять, чтобы избежать этой ежедневной рутины? Может быть, организовать небольшую производственную травму? Но если ее сочтут сложной, меня запрут в медицинском крыле, а если слишком легкой, от работы меня никто не освободит. Может быть, все же медицинский отсек? Оттуда, вероятно, будет не сложно сбегать, чтобы слоняться по территории и исподволь наблюдать за Алиной. С другой стороны, подобным поведением я рискую привлечь слишком много нежелательного внимания. А делать этого пока не стоило. Нет, на столь крайние меры я всегда успею пойти, а сейчас лучше подождать.

Но попасть в пошивочный цех мне очень хотелось. Значит, придумать что-то необходимо, причем как можно скорее. Здесь практически под рукой достаточно много различных средств, таких как лак, скипидар или ацетон. Они очень токсичны, а также токсичны их пары. Словно в ответ на мои мысли, Ольга поручила мне покрывать готовые матрешки лаком и велела делать это на столе, который ближе к окну. Разумеется, окно следует отворить настежь, чтобы не угореть самой и чтобы остальные не надышались. Но скоро стало понятно, что в прохладном помещении стало нестерпимо холодно из-за открытого окна. И я решила немного прикрыть створку, а потом и вовсе ее закрыла. Стараясь задерживать дыхание как можно дольше, я в два счета справилась с заданием.

– Уже закончила? – обрадовалась Ольга. – Ты проворная, это хорошо. Значит, будет время немного поучиться. Пойди в соседний цех, где заготовки делают, найди небольшой кусок бракованной доски. Я дам тебе кисть и краски и покажу несколько простеньких узоров. А ты попробуй повторить их. Посмотрим, что получится.

Но радовалась Ольга слишком рано. Я изобразила вымученную улыбку на бледном лице, поднялась, чтобы подойти к двери, и даже сделала неуверенный шаг в ее сторону. Потом еще больше побледнела, картинно закатила глазки и грохнулась в обморок прямо на пол. При падении, разумеется, умело сгруппировалась, чтобы не покалечиться об острые углы столов или табуретов.

Сначала от растерянности никто не среагировал. Кажется, Ольга успела вскрикнуть. Но не успела меня подхватить. Женщины повскакивали со своих мест, начали охать и суетиться.

– Девочка постеснялась окно сильно открывать, чтобы нас не заморозить. Вот и надышалась, бедняжка.

– Нужно расстегнуть пару пуговиц, дать доступ кислороду, и окно треклятое откройте, кто ближе.

– Ой, какой ужас!

– Просто кошмар, никогда не видала такого!

– Да не галдите вы, как морские чайки! Рита, смочи полотенце, надо обтереть ей лицо и шею! Если не поможет, пусть кто-нибудь сбегает за медиком.

Женщины продолжали что-то говорить и суетиться. Я еще немножко полежала без признаков жизни, а потом решила, что пора сворачиваться, а то и впрямь пошлют за врачами. Я позволила своим ресницам легонько затрепетать, потом порывисто вздохнула, открыла глаза и сделала неуклюжую попытку приподняться.

– Тише, тише, не торопись. Тебе уже лучше, Женя?

– Честно говоря, я не совсем поняла, что произошло. Внезапно меня замутило, а комната поплыла перед глазами, и вот я уже на полу.

– Ты надышалась лаком. Это сразу видно, вон как глаза слезятся.

– Пусть кто-нибудь проводит Женю в санчасть, – распорядилась Ольга.

– Не стоит, кажется, мне уже лучше, гораздо лучше. Только слабость сильная накатила и мутит немного.

– Ей бы молока свежего выпить, враз легче станет.

– Или подышать воздухом немного, здесь все еще сильный запах лака стоит, да и другие ароматы.

– Да, мне и правда нужно немного подышать, – согласилась я, все же поднимаясь с пола.

– Если тебя увидят шатающейся по территории во время рабочей смены, неприятности в первую очередь будут у меня, а во вторую – у тебя, – пояснила Ольга. – Давайте сделаем вот что. За пошивочным цехом есть курилка, тут недалеко. Место укромное, и, думаю, там сейчас никого быть не должно. Подыши немного воздухом, а потом отправляйся в магазин за молоком. Деньги есть у тебя?

Я пожала плечами:

– Еще не видела цен в местной лавке, но, думаю, на молоко хватит.

– Хорошо. Купишь молока, только скажи, что отравилась, и обязательно проследи, чтобы дали свежее! Не то подсунут такое, где срок годности закончился. Пей потихоньку, не все сразу. Если вырвет, все равно еще пей, оно гадость всякую их организма выводит.

– Ладно.

– А потом ступай в санчасть. Скажешь, что первую помощь тебе оказали, но пусть все равно посмотрят, может, угля дадут активированного или еще чего.

– Хорошо. Так я пойду?

– Давай потихоньку. Девочки, а вы продолжайте работать, план никто не отменял. Или может, пусть тебя кто-нибудь проводит?

– Думаю, все будет в порядке, – тихим голосом прошелестела я, – на свежем воздухе мне сразу легче станет.

И, разумеется, мне стало гораздо лучше, как только я покинула унылое помещение и получила некую свободу передвижений, пусть она и была весьма относительной. Сначала я пошла в направлении курилки. Потом, после того как убедилась, что никто не пытается контролировать мои передвижения, повернула в сторону швейного цеха и вошла внутрь. Я выдумала внятный предлог, который объяснял бы мое желание пройтись с экскурсией по швейному цеху и прилегающим помещениям. Повертелась там немного, потом заглянула в комнату, где работали закройщицы, и на склад готовой продукции. И, к своему удивлению, не обнаружила Алину нигде. Немного поразмыслив, решила заглянуть в курилку. Ведь уже не первый человек упоминает о том, что это укромное место. Значит, здесь девушки могут устраивать себе короткие перерывы, чтобы отдохнуть в течение долгой смены.

В тесном строении курилки скопилось несколько женщин и девушек, отчего оно стало выглядеть еще теснее. Здесь была старшая нашего барака Мария, одна из ее ближайших помощниц, Валентина и, как потом выяснилось, Римма Петровна, дама почтенного возраста и экстравагантной внешности, которая занимала должность старшей всего нашего отряда. Пока я подходила, до моего слуха долетело несколько обрывочных фраз. Слова разобрать не удалось, но интонации очень походили на угрожающие. Рефлекторно я увеличила скорость, поэтому в курилку не вошла, а практически влетела. Почти все женщины стояли спиной ко мне, плотно обступив худощавую фигурку, что забилась в угол, и бросали в ее сторону ожесточенные реплики.