Текст книги "Весь в папу!"

Мои старания не пропали даром. Владик по достоинству оценил физические данные и облизывался, как кот на сметану. Наверное, в своих смелых мечтаниях он уже видел во мне будущую соратницу по работе, приносящую ему немалый доход. Единственное, что могло его насторожить, – это моя полная профнепригодность. Пожалуй, я никогда не смогла бы работать в сфере обслуживания. Этот факт не вызывает у меня сожаления. Но у Владика вызвал. Особенно когда я представилась.

Известие о том, что я – сыщица, привело несчастного в замешательство. Он округлил глаза и попытался захлопнуть дверь. Но я не дала опуститься ему до такой степени. Человек должен быть воспитанным, даже если ему этого не хочется. Поэтому я сдержала его попытку избавиться от моего общества – легким движением руки протолкнула его внутрь и прошла сама.

Парнишка оказался довольно слаб. Во всяком случае, слишком покорно поддалось его туловище действию моей руки. Он упал на диван и уставился на меня с благоговейным ужасом.

Владик был молод, грязен и небрит. Квартирка была с претензией, но без вкуса. Кажется, большую часть свободного времени парнишка проводил за распитием спиртного и картами. Я прогулялась по комнате, пытаясь найти чистое место. Все сидячие поверхности были щедро усыпаны пеплом и хлебными крошками. Сам юноша явно не спешил проявить гостеприимство. Я вздохнула. Наконец он понял, что я ожидаю от него хоть небольшого проявления воспитанности. Он горестно вздохнул, встал и смахнул со стула вековой налет грязи. После этого движения Владик расшаркался передо мной и поклонился, прошипев:

– Прошу…

Я смерила его с ног до головы суровым взглядом, кивнула и присела на краешек. Он усмехнулся.

– Чем могу служить-с? – поинтересовался он.

– Послушай, дружок, – поморщилась я, – пока я еще не в состоянии осознать, отчего вызываю у тебя отрицательные эмоции. Но мне кажется, в твоих интересах быть немного вежливее и серьезнее.

С этими словами я задумчиво посмотрела на мой изящный острый каблук. Владик намек понял. На его сморщенном, как печеное яблоко, личике возникла и погасла злая усмешка. Да уж, тип попался очень неприятный…

– Так вот, – продолжила я, – меня очень интересует одна твоя подружка.

Он напрягся. Кажется, род своих занятий мой собеседник пытался завуалировать. Я сделала вид, что под «подружкой» я и понимаю простую приятельницу. Зачем лишний раз возбуждать в душе негативное отношение?

– Какая? – наконец вымолвил Владик.

– Маргарита…

– Откуда я знаю, где она, – вскинулся Владик. – Я ее уже два дня не видел… Она сорвалась и умчалась в Испанию.

– Ты в этом уверен?

– Конечно, – кивнул он, – если бы она была в городе, я бы знал…

Я ему поверила. Если бы Марго была в Тарасове, этот тип нашел бы ее. Как пить дать…

Наверное, мне все же удалось убедить его в необходимости помогать следствию. Он задумался и спросил:

– А зачем она вам? Что она натворила?

Я покачала головой:

– Она мне нужна как свидетель… Не более того.

– Попробуйте поискать ее у бабки, – вдруг сказал Владик. – Честно говоря, если ее там нет, она точно в Испании.

– А ты сам у бабки ее искать пытался?

– Да вы что? – округлил он глаза. – Я бабку больше смерти боюсь… Если у Марго назрела бы необходимость спрятаться от всех, она бы спряталась именно у бабки…

Поднявшись, он достал рваное подобие записной книжки и, полистав его, воскликнул: «Нашел!» Он протянул мне адрес Маргаритиной бабки. Что ж. Попробуем поискать там.

– Кстати, если вы ее найдете, передайте – пусть вернет Ленкин кулон… Она знает. Сердечко с брюликом… Ленка злится! – крикнул он мне вдогонку.

– Если найду, непременно передам, – пообещала я.

* * *

Выйдя из обшарпанного подъезда, я осмотрелась. На скамейке перед домом качала в коляске младенца юная мамаша. В нескольких шагах отсюда располагался детский садик, откуда неслись звонкие голоса. Мирная картина… Насколько контрастна жизнь! На шестом этаже живет сутенер…

А у Мельникова на столе – пухлая папка с описаниями зверских убийств несовершеннолетних девиц. Жертв чьей-то похоти. Между всем этим находится Таня Иванова, пытающаяся защитить развратного старца от шантажа. Для этого необходимо найти загадочных девушек, из которых одна разъезжает по испаниям… А интуиция подсказывает мне, что ни в какие испании Марго не уезжала. Значит, она прячется. А если Марго прячется, есть у нее для этого свой резон. Не связана ли она с моим Дербеневым?

Вспомнив о Дербеневе, я опять задумалась. Пока его телефон хранил гордое молчание. Встретиться с ним мне хотелось, но только после того, как я найду его сообщницу. Маргариту.

Я дошла до машины. Ехать до Борисова Оврага, где жила Маргаритина грозная бабка, было недалеко. Поэтому я домчалась быстро. Поплутав по узким улочкам частного сектора, я наконец обнаружила полуразвалившуюся хибару с огромным белым номером «50». Именно здесь обитала Маргаритина бабка.

* * *

Калитка скрипнула, впуская меня в сад. Оказавшись внутри, я поняла, что обитатели этого домишки являются горячими поклонниками яблок. Яблони были широко представлены здесь – начиная от банальной антоновки и кончая редким кортлендом. Везде царили порядок и чистота. После Владикового кошмара это было приятно. Я прошла по аккуратной дорожке к дому и постучала в белую, недавно покрашенную дверь.

– Сейчас! – услышала я женский голос. Потом раздались шаги, и на пороге появилась женщина лет семидесяти, моложавая, стройная и подтянутая. Назвать ее бабкой я бы не решилась. Оглядев меня с удивлением, она спросила:

– Вам кого?

– Я Маргаритина подруга, – сказала я.

– Однокурсница? – переспросила женщина. Я на всякий случай кивнула. Женщина посмотрела на меня и вдруг схватилась за сердце. – Что-нибудь случилось? – спросила она. – С Ритой?

– Нет, нет, – покачала я головой, – просто я ее ищу. Говорят, она уехала… Может быть, вы знаете куда? У нее остался мой конспект…

– Да никуда она не собиралась, – сказала «бабка». – Значит, она в городе. Опять Владька на горизонте возник, гаденыш… Испортит он Ритке жизнь. Вы бы с ней поговорили!

– А мне сказали, что она собиралась в Испанию, – сказала я.

– Куда? – переспросила женщина. – В Испанию? На какие шиши она туда поедет? Здесь ищите. У Владьки. Если найдете – срочно пусть домой идет. К бабке. Запомните?

Я кивнула. Запомню, конечно. Только когда произойдет наша встреча с Марго – я не знаю. Надеюсь, скоро…

* * *

Уже в машине я достала сотовый и набрала мельниковский номер. Он должен был попытаться выяснить, уезжала ли некая Маргарита Тушина из Тарасова в Испанию. Номер ответил сразу, и Мельников, услышав мой голос, лаконично изрек:

– Не уезжала. Отсюда уехала только одна Маргарита. И ей семьдесят лет. Кроме того, фамилия у нее испанская. И в Тарасове она была по делам «Гринпис».

– Ты уверен?

– Угу. Не так уж много рейсов на Испанию.

– Она могла через Англию рвануть, – предположила я.

– Могла, – согласился он, – но я проверил все рейсы. Единственная Маргарита – пожилая. Так что твоя девочка явно прячется. А вот от кого или от чего – я не знаю. Попробуй выяснить сама. Хорошо?

Он положил трубку. Что ж, хорошо. Значит, Маргарита в Тарасове. Попробуем ее найти.

* * *

Вот уже полчаса я дежурила возле оперного театра в ожидании некой неведомой Валентины. То ли оттого, что сия дама намеревалась прийти в красном, то ли из-за специфики ее занятий, но отчего-то в моем воображении поселилась жгучая брюнетка с алой розой в волосах и с кровавым ртом.

Рядом на лавке сидела бледная, как шотландская роза, девица с крашеными соломенными волосами и терпеливо курила, поглядывая на меня с интересом.

Я не обращала на нее никакого внимания, поскольку одета она была в темно-розовый плащ и ничего красного в руках не держала.

Кроме того, внешность ее была, хоть и немного вульгарной, но не вызывающей. Напротив, я скорее причислила бы ее к скромницам.

Я начала нервничать. Валентина была мне нужна. Ее любезное согласие встретиться со мной я расценила как дар судьбы. Теперь мой дар исчезал в туманной дымке, и как мне подбираться к гнусному шантажисту, я не ведала.

«Ну что ж, – решила я, вздохнув про себя так тяжело, что и у жестокого разорвалось бы сердце от жалости к несчастной Тане, – придется уйти в безнадежную мглу неизвестности».

В это время соломенная шотландка встала, подошла ко мне и спросила низким хрипловатым голосом:

– Извините, вас не Таня зовут?

Я изумленно уставилась на нее.

Она рассмеялась и протянула мне руку:

– Я – Валя. Меня просил прийти на встречу с вами Андрей Николаевич Мельников…

Валя была настолько не похожа на путану, что я очень долго смотрела на нее молча. Потом решила, что какая была путана, такую и прислали – нечего возмущаться ее нетипичностью, надо брать то, что дали. Поэтому я прекратила удивляться и постаралась быть приветливой.

Валя мое замешательство заметила и немного им забавлялась. Впрочем, она была явно девочкой незлобивой, потому как пригласила меня выпить кофе. Я согласилась. Вести разговор в кафе гораздо удобнее, чем торчать на холоде, и мы отправились на проспект.

– Меня интересует один из ваших клиентов, – начала я.

– Только давайте договоримся, Таня, что мы не будем говорить о… Ну, не станем касаться особенностей их сексуальных пристрастий.

С этим я была согласна. Обсуждать, на что способен в постели Алексанов, мне не хотелось.

– Валя, – спросила я, – наверное, Андрей предупредил вас, что разговор будет касаться не только Алексанова?

Она кивнула и посмотрела в сторону.

– Да… Он говорил. Кажется, у Алексанова неприятности?

– Очень большие, – вздохнула я, – и у меня подозрение, что ваша подружка Маргарита напрямую с ними связана…

Мне показалось, что Валя вздрогнула и отвела взгляд. Через минуту она смотрела на меня совершенно спокойно.

– Маргариты сейчас в городе нет. Она уехала в Испанию.

Опять Маргариту отправили в Испанию! Значит, девочки заодно? Но в Испанию ее отправлял и Алексанов… А он-то не мог шантажировать себя сам!

– Что она за человек? – поинтересовалась я. – Вы с ней дружны?

Валя вздохнула.

– Немножко взбалмошна, – ответила она, – немножко любит деньги.

Она замолчала. К столику подошел молодой человек и начал тихо разговаривать с Валей. Она посмотрела ему в глаза и засмеялась.

– Что он хотел? – поинтересовалась я, когда он отошел.

– Вас, – засмеялась Валя. – Он меня знает. Думал, вы теперь вместо Маргариты. Сказал, что вы сексуальнее ее. – Я почувствовала, как щеки заливает красная волна возмущения.

Валя это заметила. Похоже, ситуация ее позабавила.

– Не обращайте внимания, – посоветовала она.

Валя явно с трудом сдерживала смех. Я посмотрела на нее. И поняла, что, кажется, я прокололась. Валя держится с потрясающим самообладанием. Она ничего не скажет, даже если ей что-то известно. Впрочем…

– Валя, вы с Маргаритой и с Алексановым были двое суток назад в Адымчаре?

Она кивнула.

– А что случилось? – поинтересовалась она. – Алексанов на что-нибудь жаловался?

– Нет, – ответила я, – но в ту ночь с вами не происходило ничего странного?

– Я не заметила, – поспешно ответила она.

Слишком поспешно. Значит, либо она заметила, что их снимают, либо… Она знала?

– А когда должна вернуться Маргарита?

Мой вопрос странно на нее подействовал. Ее спина выпрямилась, и я почувствовала ее замешательство. Валя опустила глаза. Губы ее сжались. Она растерянно посмотрела в сторону, ища подсказку.

– Не знаю, – наконец решилась она на ответ.

Ситуация с Маргаритой начала возбуждать во мне любопытство.

Хорошо. Пусть она так срочно решила дунуть в Испанию, что только ураган остался после нее. Пусть никто ничего про нее не знает. Может, она решила начать новую жизнь. Благонравную и исполненную чистоты и целомудрия. Даже имя по этому поводу сменила. Может быть, ее вообще теперь зовут Авдотьей. Или сеньоритой Консуэло де Рамирес. В конце концов, где и начинать новую жизнь, как не в Испании?

Я бы тоже туда уехала начинать новую жизнь. Хоть сегодня согласна.

Но – что-то не так. Мельников прав.

Ответ напрашивался сам собой – Маргарита связана с шантажом.

Опять неувязка. Именно Алексанов первым сказал о путешествии в Испанию.

Я посмотрела на Валентину. Она сидела с тоскливым видом, глядя на меня, как школьник, уставший от уроков, смотрит на надоевшую учительницу.

Похоже, я ничего из нее не вытяну.

– Таня, – решилась она, – я ничем не смогу вам помочь.

Ее взгляд говорил: «Даже если я что-то знаю, я не скажу тебе». Я кивнула. Хорошо. Пусть идет.

Мы попрощались.

– Валя, – рискнула я, – если появится Маргарита или вы что-то вспомните, позвоните мне.

Я протянула ей свою визитку. Она посмотрела мельком, кивнула и засунула ее в карман.

Надежда на то, что она позвонит, была минимальной. И все-таки отметать ее не хотелось.

Что-то в этой истории было не так. И Маргарита не давала мне покоя. Именно в ней было дело. В уехавшей невесть куда Маргарите. Я чувствовала это нутром.

И Маргарита чем-то связана была с девочкой Ксенией.

* * *

Елена не знала, что ей делать. В кабинете стойко пахло корвалолом. Алексанов сидел с остановившимися глазами и тяжело дышал. Налицо были все признаки сердечного приступа, и она была к этому причастна.

Елена приняла решение быстро. Она прошла в женский туалет и, порвав листок со стихотворением на мелкие клочки, выбросила его. Задумчиво проводив взглядом кружащиеся в потоке спущенной воды белые лепестки, улыбнулась.

Теперь никто не узнает о странном стишке. А значит, она ни при чем.

Хотя… Интересно, отчего это стихотворение произвело на босса такое впечатление? Елена напрягла память, попытавшись вспомнить, что же там было написано. Но так как она прочла в своей жизни одну-единственную книгу, да и та оказалась «Книгой о пиве», она не смогла вспомнить ни строчки. Что-то там было о смерти, в этом она была готова поручиться.

Она вообще не очень понимала стихи. И не стала бы впадать от них в истерику. Если только…

Елена усмехнулась. По всей видимости, ее босс с этим стихотворением связывал что-то из прошлой жизни. Но что?

* * *

Алексанов приходил в себя. Дышать было еще трудно, но тупая боль почти прошла.

Он вспомнил о стихотворении. Куда же оно могло подеваться? Алексанов опять почувствовал приступ страха.

«Прекрати, – подумал он, – ты становишься каким-то мистиком. Ничего нет, и ты это знаешь. Мы смертны. Мы произошли от обезьян».

Скорее всего, пока он уходил, Елена решила убраться. И выкинула листок.

Он пошарил глазами. Листка нигде не было.

Он вздохнул и нажал кнопку вызова. Елена моментально появилась на пороге.

– Ты не видела здесь, на столе, тетрадный листок со стихотворением? – спросил он.

Елена поежилась под его взглядом, но ей хватило самообладания невинно пожать плечами.

– Нет, – ответила она, – я ничего не видела.

Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

«Ничего, – сказал он себе, – ничего не было. Ты все придумал. Тебе померещилось».

Он почти поверил себе.

* * *

Вечер надвигался на город с неумолимой быстротой. Сентябрь украсил деревья осенним золотом, и мир вокруг меня напоминал гребенщиковское «Золото на голубом». Это было красиво. Я вдыхала запах осени, разреженный и легкий, и мне не хотелось думать о таких противных вещах, как алексановские проблемы.

Я присела на лавку и закрыла глаза. Легкий ветерок легонько погладил меня по щеке.

Почти ушло ощущение опасности, которую я чувствую солнечным сплетением. Я заставила себя расслабиться.

«Господи, – подумала я, – и отчего люди не могут жить просто и ясно, наслаждаться этим осенним вечером, вставать по утрам и петь от счастья, что сегодня опять взошло для них солнце? Почему они не хотят наслаждаться каждым моментом коротенького чуда по имени Жизнь?»

Как бы опровергая мои философские размышления, мимо прошла пьяная компания. Отвратительные мужики с внешностью, благодаря которой можно было смело заподозрить, что большинство нашего населения принадлежит к уголовным структурам, издавали непотребное ржание и громко матерились. Тут же присутствовали боевые подруги, изрядно накрашенные и тоже пьяные.

Один из этой веселой компании обратил на меня свое благосклонное внимание и, присвистнув, остановился.

Я встретила его похотливый взгляд с полным спокойствием. Он воспринял мое спокойствие как одобрение его дальнейшим действиям и в мгновение ока оказался рядом, гнусавым голосом протянув:

– Ой, какие мы симпатичные!

От него несло таким перегаром, что я пожалела, что не таскаю с собой в сумке противогаз для общения с подобными личностями.

Единственное, что я могла себе позволить, – это отодвинуться от моего назойливого ухажера.

Не уходить же, позволив ему считать себя сильным.

Он засопел. Я поняла, что, отодвинувшись, его обидела. И сейчас он начнет громко выражать негодование на единственно доступном для него языке.

Так и случилось. Переводить его речь было довольно трудно.

Но я попробую.

«О, великолепнейшая из дам моего сердца, неужели мой аромат вынуждает вас так сразу оставить меня в безнадежной тоске одиночества? Я обижен вашим невниманием, и мне тяжело воспринять отказ дальнейшего диалога с вами, смирившись до…»

Мой рыцарь от гнева и спиртного был красным, и глаза его угрожающе вращались. Спутники застыли, с интересом ожидая дальнейшего развития событий, явно рассчитывая, что он вмажет мне по зубам.

Похоже, он внял им более, чем голосу рассудка.

Он засучил рукава и, крякнув для пущей острастки, схватил меня за воротник, попытавшись поднять со скамьи.

Я не хотела его слишком наказывать. Но из-за неудобства моего положения рассчитать силу удара было трудно, и он получился чересчур сильным.

Бедняга согнулся и, судя по репликам, был не очень лестного мнения обо мне.

Меня это не расстроило. Мой поступок его разозлил. И не только его. Вся компания двинулась в мою сторону с явным намерением научить меня правильному обращению с цветом общества. В это время случилась странная вещь. Между ними и мной с резким свистом пролетела стрела и воткнулась в траву, заставив моих врагов осмотреться. Вокруг не было ни души.

Они остолбенели, уставившись с испугом на стрелу. Кажется, их серьезно напугали.

Мигом протрезвев, мои преследователи смотрели то на меня, то на стрелу глазами, полными непонимания. А непонимание для моих аборигенов было страшнее пистолета.

Поэтому, когда они, не сговариваясь, развернулись и быстро, еще стараясь сохранить свое пролетарское достоинство, семенящими шажками удалились, я рассмеялась.

Я подняла стрелу и внимательно ее рассмотрела.

Потом огляделась. Моя надежда обнаружить доброго Робин Гуда, пришедшего мне на помощь так вовремя, не оправдалась.

Я засунула стрелу в сумочку. Ее конец предательски торчал из нее.

Но я не могла оставить добрую освободительницу валяться на земле.

– Эй! – попыталась я позвать ее владельца. Ответом было молчание.

Я посмотрела в сторону, откуда она прилетела. Никого…

Что ж. Я пожала плечами. Раз мой освободитель предпочитает оставаться инкогнито – его дело.

У меня осталось напоминание о нем в виде этой стрелы. Похоже, она станет мне дорога. Нечасто случается стать героиней такого романтического приключения.

Поэтому я смирилась с испуганным вниманием троллейбусных пассажиров, разглядывающих странный предмет, торчащий из моей сумки.

Не могла же я объяснять каждому, что она просто вовремя прилетела неизвестно откуда, спасая детектива Иванову от уличных пьяных хулиганов!

* * *

Ночью мне снились кошмары. Началось все с того, что я шла по Тарасову, но только Тарасов был странным, потерявшим обычную солнечную приветливость. Был он смурной, как с похмелья, и окутанный лондонским смогом, да еще таким, что в двух шагах не увидать было соседа.

Я шла, намереваясь купить подсолнечного масла, за которым стояла огромная очередь очень упитанных людей, и все они были с большими канистрами.

Подойдя, я вежливо осведомилась у тетки необъятных размеров, стоящей последней со сложенными на животе руками, кто крайний.

Она развернулась, смерила меня с ног до головы недобрым взглядом и воскликнула:

– Да вы крайняя!

И почему-то я заплакала. Я очень не хотела быть крайней.

– Нет! – закричала я, размазывая по лицу слезы. – Я не крайняя!

Очередь с канистрами развернулась в мою сторону и начала разглядывать меня с осуждением.

– Вы только посмотрите на нее, – всплеснула руками толстуха. – Она не хочет быть крайней!

Народ в очереди зашушукался: «Наглая какая… Крайними все хотят быть, а она… Фря какая выискалась…»

От этакого незаслуженного обвинения я была готова умереть на месте. Я сразу представила себя неведомой фрей, и от этого мне стало совсем плохо. Я вдруг увидела, что бочка с маслом живая и мне улыбается, приветливо машет при этом ручкой. Присмотревшись, я поняла, что это вовсе не бочка, а Алексанов, наполненный подсолнечным маслом.

В лысине у него была дырочка, а из дырочки торчал краник. И из этого краника вытекало подсолнечное масло.

Я развернулась и побежала. Добежав до дома, я заперлась на все замки. Потушила везде свет и забралась с головой под одеяло. И правильно сделала – потому что через минуту в мою дверь начали звонить. Я поняла, что это мои преследователи из очереди, и решила, что дверь открывать не стоит. Однако звонки продолжались…

* * *

Я проснулась. За окном властвовала темнота. На часах было четыре утра.

Я вспомнила, что мне снился кошмар, и проснулась я от настойчивых звонков в дверь.

Я эти дурацкие звонки ночью ненавижу. Есть в них нечто подлое, и запах у них неприятный. Зловещий…

Прислушавшись, я с облегчением вздохнула. Впрочем, для полной уверенности я все-таки подошла к двери и посмотрела в «глазок». Там никого не было. Пустота лестничной площадки меня обрадовала.

Я спокойно легла снова. Закрыла глаза.

В это время зазвонил телефон.

Я подскочила. Так. Значит, звонки все же имели место. Ладно. Телефон все-таки лучше, чем ночные визитеры.

Я взяла трубку.

– Алло?

На другом конце молчали.

– Алло, – повторила я.

– Здравствуй, Эмми, – услышала я чей-то глухой прерывистый голос. – Эмми?

– Вы не туда попали, – вздохнула я и повесила трубку. Никаких Эмми тут нет. Одни Тани.

Тани, которые не хотят быть в этой жизни крайними…

Я опять легла и погрузилась в темноту без снов. И слава богу. От снов я немножко устала.