Текст книги "Самая честная мошенница"

Глава 5

За несколько секунд до сигнала будильника я открыла глаза и села на кровати. Цифры пять пятьдесят девять на световом табло сменились шестеркой с двумя нулями, и тут же зазвучала музыка. Стряхнув с себя остатки сна, я натянула футболку, спортивные шорты, кроссовки, на пояс пристегнула барсетку с револьвером и через пять минут уже бежала в предрассветной дымке по пустынным улицам города. Супермаркет на Студенческой был моим пятикилометровым ориентиром. У него я развернулась и побежала в обратную сторону. Затем комплекс физических упражнений на стадионе перед школой – четыре подхода по сто раз, прокачка пресса, отжимания. Этим пришлось ограничиться, так как часы показывали без пятнадцати восемь. К девяти я обещала быть у Бурсова, а до этого еще надо успеть принять душ, позавтракать и проверить почту.

Юзер порадовал меня полным отчетом о финансовой деятельности благотворительной организации «Защита детского счастья» и информацией по договорам, заключенным Бурсовым, а тетя Мила – супом из раков и остатками вчерашнего жареного поросенка. Подсушивая волосы феном, я не спеша пролистывала отчет Юзера. Оказалось, что из денег, выплаченных усыновителями организации, более ста сорока тысяч долларов перечислили на нужды детдомов. Сколько же вообще ушло этих денег, узнать было невозможно, так как, скорее всего, усыновители основную часть денег платили госпоже Михайловской, президенту благотворительной организации, черным налом. В свой отчет Юзер вставил выдержку из одной московской газеты, где говорилось, что усыновить больного ребенка в России иностранным гражданам стоит десять тысяч долларов, а здорового – несколько десятков тысяч. Всю цепочку от органов образования до паспортно-визовой службы клиенты «Защиты детского счастья» проходили в совершенно фантастический шестидневный срок. Слепому видно, что без крупных взяток такое не провернешь. Бурсова могла возмутиться чем-нибудь, потребовать больше денег и в результате пропала. Однако при чем тут угрозы ее мужу? Может, у Бурсовой имелся компромат на Михайловскую и ее коллег? Я решила позже поговорить с Олегом Николаевичем, чтобы он позволил обыскать квартиру. Вдруг обнаружится что-то интересное?

Поглядывая на экран компьютера, я набрала номер телефона президента «Защиты детского счастья» Михайловской Надежды Федоровны и представилась журналисткой газеты «Русские в Америке» из Америки.

– Кто вам про нас рассказал? – настороженно спросила Михайловская. По ее голосу я поняла, что человеку есть что скрывать.

– Мне про вас рассказал Пол Андерсен и его жена Джулия. Они из Нью-Йорка, усыновили у вас полуторагодовалую Иру Скворцову. – Я произнесла выделенную на экране фамилию усыновителей, надеясь, что президента это удовлетворит. – Пол так счастлив. Его жена в малышке души не чает. Он рассказал эту историю моему редактору Михаилу Зюбе, который решил сделать по данной теме материал на передовицу.

– Очень рада, что мы кому-то смогли помочь. Сумели, так сказать, принести в дом долгожданное счастье, – с деланым радушием ответила Михайловская. – Знаете, у меня скоро совещание…

– Я не займу много времени, – перебила я президента. – Было бы чудесно, если бы вы дали мне интервью для статьи. Ведь именно вы главный герой, тот, кто дарит детишкам счастье.

– Я бы с радостью, но у меня такой плотный график, – вздохнула Михайловская. – Кстати, в России не я одна занимаюсь этим.

– Знаю, – ответила я, – но результаты ваших трудов я видела воочию. Сколько детей обрело родителей! Благодаря нашей статье и другие несчастные, кто не может иметь собственных детей, поймут – есть еще надежда. Мы укажем им путь. Вы сможете помочь сотням страждущих. Подумайте над этим.

– Да, верно, помогать людям – мое призвание, – протянула задумчиво Михайловская. – А как ваша фамилия?

– Опарина Эмма Викторовна. Я работаю в местной газете «Вести Тарасова», а по совместительству у Зюбы в «Русском вестнике», внештатный корреспондент, – ответила я. В тайнике у меня хранились документы этой виртуальной журналистки. По ним я устроилась на работу в газету, а потом договорилась с редактором, что буду платить ему по две тысячи в месяц, чтобы, не работая, продолжать числиться в штате газеты.

– Да-да, – проговорила Михайловская. – Я сама выписываю вашу газету. Давайте я перезвоню, и мы договоримся о встрече.

– Хорошо, – ответила я. – До свидания.

Я отключилась и посмотрела на сотовый. В данный момент в нем стояла «симка», зарегистрированная на Опарину. Пока Михайловская не перезвонит, вытаскивать ее нельзя. Но что делать, если позвонят мне, Евгении Охотниковой?

В дверях появилась тетя Мила.

– Женя, я испекла эклеры, хочешь? – Мои глаза в этот момент были устремлены на карман ее халата – из него торчал мобильный телефон.

– Тетя, твой сотовый тебе очень нужен?

– Женя, нет! – воскликнула тетя.

– Ну, пожалуйста! – я прижала тетю к стене.

– Как устоять, когда любимый человек берет тебя за горло, – пробормотала тетя Мила. Она с обреченным видом протянула свой сотовый.

– Не волнуйся. Попадется по дороге магазин, я куплю себе новый, – пообещала я. Мои пальцы тем временем вскрыли корпус телефона, вытащили старую сим-карту и заменили ее на новую. – Вот, – я сунула тете в руку ее карту, – храни пока.

Тетя Мила поморщилась, разглядывая кусочек пластика. Я выпроводила ее за дверь, а затем выдвинула из спинки кровати декоративную планку. Под планкой находилась полость, где, упакованные в пакеты, хранились документы, которые даже специалист не смог бы отличить от настоящих. Их делал бывший спец из КГБ. Сотни фамилий, имен, отчеств, разные должности, звания, и на каждом документе мои фотографии, отредактированные компьютером, – где изменен нос, где подбородок, волосы всевозможных цветов и длины, глаза, возраст, комплекция. Выудив из тайника удостоверение журналистки и следователя по особо важным делам прокуратуры, я задвинула планку назад. Лицо на фотографии в удостоверении следователя было аскетическим, с длинным крючковатым носом, кустистыми бровями, ни капли косметики, тонкие губы, сильно выдающийся подбородок. Без грима не обойдешься. С полки платяного шкафа я взяла гримировальный набор. Полчаса – и я – сушеная вобла с тусклым взглядом. Я улыбнулась своему отражению. Нет, так не пойдет. Улыбка портила весь образ. В наборчике я отыскала вставные зубы – длинные, желтые и кривоватые. Вставила, улыбнулась. Вот теперь то, что надо. Меня саму от этой улыбки бросило в дрожь. Что говорить о тех, кого я буду допрашивать. Одевшись в темно-серый костюм, я положила в сумочку электрошок, газовый баллончик, в кобуру под мышку сунула револьвер. В респектабельного вида кожаную папку я сложила распечатки с данными по группировке Белаза, фотографию Бурсовой, несколько бланков справок об изготовлении субъективного портрета. Если придется составлять словесный портрет подозреваемого, пусть люди видят в моих руках официальный бланк.

С папкой под мышкой я вышла из подъезда и направилась к стоянке рядом с домом. Взяла машину. Чтобы исполнить свое обещание по обеспечению клиента всем необходимым, по дороге мне пришлось заглянуть в супермаркет и закупить продуктов. Списка Бурсов не давал, поэтому я выбирала по своему усмотрению. Колбаса, сыр, пельмени, кусок копченой грудинки, какие-то замороженные блинчики с творогом, котлеты в брикете, две пачки спагетти – всего на семьсот с небольшим рублей.

Прямо в машине я связалась с Валерием Игнатьевичем и попросила узнать, что выяснили по людям, звонившим Бурсову. Он сказал, что оперативники, записав разговоры, тут же пробили телефоны звонивших через свою базу данных и послали коллег по адресам проверить, что к чему. Первый звонок, про который мне говорил Бурсов, привел милиционеров в пятиэтажный дом в районе университетского городка, где проживала с семнадцатилетним сыном Солдатова Владислава Сергеевна. Про Бурсову Солдатова ничего не знала и по телефону не звонила. Мог звонить сын, но Владислава заявила, что давно не видела его, вроде шляется где-то. А учился, между прочим, сынок в университете, в котором преподавала Роза. Недавно парня отчислили.

– Интересный момент, – отметила я.

Второй звонок, когда говоривший обматерил Бурсова и заявил, что он попал на бабки, был от Белаза. Бандита разыскали в ночном клубе «Осьминог». Естественно, Алик-джан Идрисович сказал, что про звонок знать ничего не знает, а сотовый у него день назад украли в казино «Золото инков». Следившие за домом Бурсова оперативники даже заключили пари на результаты фонологической экспертизы записи телефонного разговора. Один из оперов упрямо указывал двум другим, что Алик Белаз не такой дурак, чтобы угрожать со своего сотового самолично. Для этого у него есть соответствующие люди, например Снежок. Я была полностью согласна с оперативником. Последний абонент звонил Бурсову три раза, разыскивал Розу. Этим абонентом оказался директор крытого рынка «Караван», Владимирский Алексей Георгиевич. Не застав его дома, оперативники перезвонили Владимирскому на сотовый и спросили, по какому делу он разыскивал Розу. Директор рынка очень удивился звонку милиционеров, но быстро собрался и рассказал о своем мимолетном знакомстве с Розой. Бурсова покупала у него со скидкой продукты для сироток – фрукты, сладости. Вот он и разыскивал ее, чтобы спросить, не надо ли ей чего еще. Я поблагодарила Валерия Игнатьевича за информацию и отключилась.

Подрулив к подъезду Бурсова, я затормозила. Никто не обратил внимания на неприятную, злобного вида грымзу, устремившуюся в подъезд с тяжелыми сумками. Внутри подъезда стояла мертвая тишина. Я вызвала лифт, затем послала его на восьмой, прислушалась – никакого движения, только гул лифтовых механизмов да звук открываемых и закрываемых дверей кабины. Вызвав лифт снова, я вошла в него и доехала до четвертого этажа. Лестничная площадка четвертого была пустой. Проверила этажом выше и ниже – то же самое, и только после этого позвонила в дверь Бурсова.

– Кто там? – спросил настороженный голос.

– Следователь по особо важным делам областной прокуратуры Дружинина Вера Сергеевна, – представилась я, поднося к глазку корочки в развернутом виде. – Олег Николаевич, мне нужно с вами поговорить. – Из-за вставных зубов мой голос здорово изменился, появилась шепелявость, так что я не боялась быть узнанной клиентом. Любопытно – купится или нет?

– Вы одна? – спросил Бурсов, наблюдая за мной через глазок.

– Одна, а вы что, целый отряд ждали? – поинтересовалась я. – У нас в прокуратуре людей раз, два и обчелся. Бегаю тут, как жучка, по всем адресам. Вы что, не собираетесь открывать? Я ведь сию минуту уйду и сами ищите свою жену.

В ту же секунду загремели открываемые замки. Я хищно улыбнулась, – попался лопух, – однако вслух ничего не сказала. Переступив порог квартиры, я увидела, что Бурсов отступил в глубь коридора, судорожно набирая на сотовом какой-то номер. Мгновение спустя я догадалась, кому он звонит, и, быстро опустив руку в карман, отключила сотовый. В этот момент Бурсов заметил мои сумки.

– А это что у вас?

– Продукты, – спокойно пояснила я. – Проезжала мимо супермаркета и подумала, а ведь мужик-то без жены остался, есть, наверно, нечего. Вот заехала и купила.

Было приятно видеть, как от удивления челюсть Бурсова отвалилась до уровня груди. Он не знал даже, что сказать на это.

– Что это у вас там? – указала я на ружье за спиной Олега Николаевича. – Не прячьте, я вижу! Незаконное хранение оружия!

– Нет, у меня есть разрешение, – возразил Бурсов, бледнея.

– Ну-ка дайте сюда это и принесите ваше разрешение! – приказала я сурово.

Как кролик перед удавом, Бурсов не смог сопротивляться. Безропотно он передал мне свое оружие, предупредив:

– Осторожно, заряжено!

– Я умею обращаться с оружием, – бросила я, рассматривая его ружье с австрийской оптикой. – Недешевая штучка.

– Жена на день рождения подарила, – пробормотал Бурсов и отвернулся, чтобы идти за лицензией.

– Стоять! – негромко окликнула я, незаметно ставя карабин на предохранитель. – Повернись.

Бурсов повернулся с посеревшим лицом, глянул на направленное на него дуло и чуть не упал в обморок – завалился, оперся рукой о стену. Еле шевеля непослушным языком, он выдавил из себя:

– Вы чего? – хотя и так любому было ясно чего…

– Ничего, я собираюсь тебя пристрелить, – весело ответила я. – Ба-бах!

Бурсов вскрикнул и зажмурился.

– Все, урок окончен, – успокоила я его, опуская карабин. – Это я, Охотникова.

Бурсов сначала не поверил тому, что я сказала, потом пригляделся и воскликнул с обидой и злостью:

– Да что же вы творите! Как же можно! Зачем я вас нанял? Вот дурак! На свою голову…

– Поставим вопрос по-другому, – спокойно сказала я. – Зачем я с вами связалась?

– Что?! – завопил Бурсов, краснея, словно помидор.

– То. Вы не выполняете моих рекомендаций, дверь открываете кому попало, даже свое оружие отдали, – с нажимом сказала я.

– Но у вас же удостоверение, – попытался оправдаться Бурсов, – что, мне в женщину стрелять?

– Не надо было открывать дверь, – перебила я его, повышая голос. – Как мы будем дальше работать, я не представляю. Вы что думаете, среди киллеров нет женщин или убийца не может нарядиться старушкой? Был один вор в законе, он вообще под школьника косил в сорок два года. У него было редкое генетическое отклонение.

Бурсов молчал, потупив глаза, как нашкодивший ребенок. Ответить ему было нечего.

– Так как же быть дальше? – требовательно спросила я. – Вы будете меня слушаться, или я сворачиваю свою деятельность?

– Я буду выполнять отныне все ваши приказы, – пробубнил Бурсов удрученно и добавил: – Я же не знал, что так бывает на самом деле.

– Теперь знайте. Прощаю в первый и последний раз. – Закончив отчитывать подопечного, я перешла к другим вопросам: – На четыре часа я договорилась с одной фирмой. Они установят вам сигнализацию и поставят квартиру под охрану милиции. – Я протянула ему чек: – Это из магазина за продукты. Если надо что-то еще – заказывайте. Я вернусь к обеду и привезу.

– Пива бы упаковку, к нему арахиса там, рыбы, – с кислой миной проговорил Бурсов. – А вы куда?

– Потом расскажу, – пообещала я и добавила: – Знаете, как говорят, и у стен могут быть уши. В обед принесу детектор излучений, посмотрим квартиру. Но даже после этого я предпочла бы не распространяться особо о своей деятельности. Чем выше степень секретности, тем больше шансов у вашей жены.

– Понятно, – кивнул Бурсов. – Больше глупых вопросов задавать не буду.

Поправив немного грим, я прямо из квартиры клиента отправилась в Тарасовский государственный университет, где преподавала Роза.

Работница деканата встретила меня неприветливо. На вид очкастой девушке было не больше восемнадцати, а амбиций и гонору целый вагон. Удостоверение прокуратуры ее не испугало. По ее словам, такое любой школьник на ксероксе напечатает.

– Я не могу вам выдавать ни информацию, ни документы без разрешения декана. Идите к нему, – звучал в просторном помещении деканата ее звонкий голос.

Как назло, ни декана, ни зама, ни даже ректора на своих местах не было, их сотовые не отвечали, а тратить время на поиски или ждать не хотелось, поэтому я решила перевоспитать юную грубиянку за конторкой.

– Знаете, девушка, у меня тут недавно случай забавный был, – доверительно сказала я. – В магазине кассирша неправильно дала мне сдачу. Пришла домой, а двух рублей в кошельке недосчиталась.

– И что? – непонимающе спросила она.

– Ну что, я вернулась в супермаркет уже со спецназом, кассиршу арестовали, и уже на допросах выяснилось: мало того, что она подворовывала в магазине, но еще в течение всей жизни совершила кучу нехороших поступков. Их хватило на солидный срок. А потом через два дня после объявления ей приговора я нашла те злополучные два рубля. Оказалось, что по ошибке я сунула мелочь в карман, а в кармане монетки завалились за подкладку. Вот какие шутки иногда выкидывает с нами жизнь. Мне теперь даже как-то неловко перед той кассиршей, но вернуть уже все равно ничего нельзя. И смех, и грех.

– Прямо обхохочешься, – мрачно заметила работница деканата, с беспокойством поглядывая на меня из-за конторки. До нее, верно, стало доходить, что не стоит так обращаться с прокурорскими работниками.

– А та девушка была одного возраста с вами, – оскалилась я, выстукивая пальцем по крышке стола похоронный марш.

– На что это вы намекаете? – спросила девушка, глаза ее испуганно расширились.

– Ни на что, – пожала я плечами. – Просто мораль истории такова: посадить можно любого, если есть причина.

– Мой папа завкафедрой, и у него много влиятельных знакомых, – презрительно скривила губы наглая девица, – не советую мне угрожать.

Несмотря на ее уверенный голос, я чувствовала, что девушка боится. До конца пары оставалось минут двадцать. Мне надо было срочно решать проблему, пока в деканат не нахлынули студенты и преподаватели. Улыбнувшись секретарше, я выложила на конторку наручники.

– Или мы договоримся, или я отвезу тебя в КПЗ. Попрошу, чтобы тебя запихнули в камеру к старым лесбиянкам, и они с тобой такое сделают, к утру поседеешь.

– Я звоню папе, – срывающимся голосом сообщила секретарь, хватаясь за телефонную трубку. Я вырвала у нее аппарат и с рычанием ударила им об стену, только осколки во все стороны полетели. Телефон тренькнул и умолк навсегда.

– В-вы! В-вы с-с ума сошли! – заикаясь, воскликнула девица, выпучив глаза.

– Молчать! – рявкнула я. – Через пять минут я должна знать всю информацию, или же вы пожалеете!

И действительно, выходка с телефоном помогла. С девицы слетела вся спесь. Быстро и аккуратно секретарь отыскала в журналах отчисленных студентов, показала мне их оценки, посещаемость, кротко рассказав о тех, кого знала лично. С одним студентом, Солдатовым Виталием Игоревичем, были серьезные проблемы. Он попался на торговле анашой рядом с институтскими общежитиями. Дело до милиции доводить не стали, просто отчислили парня за неуспеваемость, не дав пересдать экзамены. А завалила его на пересдаче именно Бурсова. Солдатов прямо в аудитории обещал, что поквитается с ней. Остальные отчисленные за прошлый семестр сами не захотели пересдавать, просто забрали документы, и все. Секретарша даже сказала, что лично составляла письма отчисленным, чтобы приходили восстанавливаться, но ни один не пришел. Про саму Бурсову девушка высказалась нейтрально. С одной стороны, вроде бы ничего тетка, прикалывается на занятиях, с ней весело, объясняет все доходчиво, но если к кому прицепится, то это конец – пройдешь все круги ада. И на экзаменах, бывает, мучает немилосердно, если плохое настроение.

Так же высказывались и другие студенты, с которыми я разговаривала до посещения деканата. В коридоре я столкнулась с безобидным на вид очкариком, сыном главы администрации. Мне сказали, что у него тоже преподавала похищенная. Увидев мое удостоверение, он по секрету сообщил, что Бурсова вымогала взятки.

– Что, и с тебя вымогала? – спросила я серьезно.

– Нет, я сдал сам, – гордо заявил он. – Ну отец только установил на халяву пластиковые окна в квартире у Розы Аркадьевны.

Потом я расспросила о Бурсовой у ее коллег-преподавателей. «Преподаватель от бога, – вот как они ее назвали. – Большой души человек. Любому, оказавшемуся в беде, готова помочь. Кому дала в долг крупную сумму, кому помогла через своих знакомых. Всегда веселая, приветливая».

Закончив в университете, я поехала домой к студенту Солдатову. По данным Юзера, он уклонялся от призыва на воинскую службу.

На мой звонок в дверь ответила женщина:

– Кто там?

– Я из военкомата, – соврала я. – Ваш сын в розыске…

– Его нет дома, – перебила меня женщина истеричным голосом. Она мне напомнила кудахчущую наседку, защищающую цыпленка.

– Да я не забирать его пришла, – ответила я. – У меня есть к вам предложение, могу помочь сравнительно дешево отмазать вашего сына.

Дверь открылась на цепочке. Худая женщина с бигуди на голове выглянула в щель, стараясь рассмотреть, есть ли со мной еще кто-нибудь или нет.

– Сколько вы хотите?

– Тысячу долларов, – ответила я, как заправская взяточница.

– Тысячу! Да вы с ума сошли! – воскликнула женщина, пораженная. – Откуда я столько возьму? Нет, ничего не выйдет.

– Подумайте, второй раз предлагать не стану, – безразлично бросила я и повернулась, чтобы уходить.

Из-за спины женщины послышался высокий хриплый голос:

– Мам, пусти ее, я сам с ней побазарю.

– Виталя, но у нас все равно нет денег, – жалобно проговорила женщина, отвернувшись от меня.

– Не твоя проблема, – был ей ответ.

Дверь захлопнулась. Зазвенела снимаемая цепочка.

Я вошла в обшарпанную прихожую, где по углам на потолке прятались пятна плесени, а дырявый линолеум на полу вздулся пузырями. Из комнаты вышел Солдатов собственной персоной, взлохмаченный и заспанный. Под глазом красовался здоровенный синяк. Видно, ночка вчера была трудная, раз парень спал до двенадцати.

– Сына, ну что без толку разговаривать с ней, – заговорила мать. – Деньжища-то какие! В переводе на наши – тридцать тысяч.

– Хватит, что ли, – процедил Солдатов, разглядывая меня исподлобья светло-карими, почти желтыми глазами.

Я тоже молча разглядывала его, дивясь, что гроза факультета – ростом «метр с кепкой», похож на головастика. Обнаженный до пояса, в каких-то спортивных трико и сандалиях на босу ногу, он смотрелся комично. Ни за что не подумаешь, что такой может быть опасен, но в этом и скрывалось главное заблуждение обычных людей. Любой профессиональный телохранитель знает, что больше неприятностей может доставить какой-нибудь тщедушный коротышка, чем здоровый увалень. Компенсируя свои недостатки, коротышка оказывался зачастую быстрее, изворотливее, сразу хватался за оружие и бил с максимальной силой, стараясь одним ударом решить исход схватки с более сильным противником. Даже восьмилетний беспризорник мог оказаться намного опаснее взрослого преступника. Поэтому с Солдатовым я действовала с максимальной осторожностью, предложила прогуляться на улице:

– Не здесь же разговаривать. Зачем тебе маму напрягать?

– Пошли, перетрем наши дела, – ухмыльнулся парень, натянул футболку и вышел вслед за мной из подъезда.

Сидевшие на лавочках бабульки поздоровались:

– Привет, Виталик. Как учеба?

– Все путем. Учимся помаленьку, – соврал Солдатов.

Я указала ему на машину:

– Может, там поговорим?

– Зачем? – прищурился он, чувствуя подвох. – И здесь хорошо. Деньги у меня есть. Могу хоть сейчас вынести.

– Ладно, тащи деньги, – согласилась я, поняв, что давить не стоит. – Жду тебя вон в той вишневой иномарке. Потом сразу съездим за военным билетом.

Однако, когда Солдатов вернулся и сел в машину, ни в какой военкомат мы не поехали. Я свернула к гаражам, притормозила и приставила к голове парня револьвер.

– Что такое! – воскликнул он, вытаращив глаза. – Что за дела? Я же собирался заплатить Хвату.

– Не в Хвате дело, – буркнула я. – Меня нанял муж Бурсовой, чтобы тебя убить.

– Бурсова, это училка, – сразу сообразил Солдатов. – Но что я ему сделал?

– Как что? Ты похитил его жену, убил, а потом изнасиловал мертвое тело. Ее вчера нашли. Все улики указывают на тебя. Видели, как ты убегал с места преступления, – с мрачным видом сказала я, сильнее вдавливая пистолет в лоб парню. – Бурсов вообще-то велел резать тебя по кусочкам, но мне некогда. Вышибу мозги, а ему скажу, что издевалась над тобой пять часов.

С этими словами я взвела курок. Щелчок механизма заставил Солдатова вскрикнуть. По моему замыслу, в этот момент, если студент действительно замешан в преступлении, он должен был во всем сознаться и показать место, где Бурсову держат живую и невредимую. Но вместо этого Солдатов истерично запричитал:

– Богом клянусь, я не делал этого! Мамой клянусь! Я ее не трогал! Просто позвонил по телефону, хотел попугать.

– Свидетели видели тебя, не ври! – рявкнула я.

– Нет, они брешут! Покажите меня им. Вот увидите, они расколются, что это не я. Правда не я! Когда ее убили? Может, у меня алиби есть? Вот скажите, скажите и увидите, что это не я!

– Деньги откуда? – закричала я, указывая на тысячу долларов, которые он притащил как взятку за военный билет. – Когда Бурсова выходила из дома, у нее как раз с собой тысяча была.

– Нет-нет, это деньги мои! Я их сам заработал, торговал травкой. У кого хочешь спроси, я все время торгую. У меня сейчас даже дома целый пакет «плана» и еще деньги, – пошел признаваться Солдатов. – Я наркотики у Хвата беру.

– Где был позавчера вечером? – холодно спросила я, глядя ему прямо в глаза. – Соврешь, сразу вышибу мозги!

– Дома. В новую игру играл. У мамы спросите, – с жаром предложил Солдатов.

– Мама не алиби. Где Бурсова? Куда ее дел, падла, – решила надавить я в последний раз. – Говори!

– Не знаю, честно. Клянусь чем хочешь! – заверещал он, обливаясь потом.

От разговоров накладка, стягивающая мою нижнюю губу лопнула и отстала, словно кусок кожи. Очевидно, был некачественный материал. Парень заметил это, и его глаза вовсе полезли из орбит.

– Видишь, до чего ты меня довел, лицо уже слазит. Наверно, я тебя все-таки пристрелю.

– Нет, пожалуйста, я Бурсову не трогал! – взмолился Солдатов, испуганный еще больше.

Анализируя его состояние, я поняла, что добиться большего не удастся, парень на грани обморока да к тому же может испачкать салон.

– Все, вылезай, – буркнула я, указывая пистолетом на улицу.

– Нет, не убивайте меня! – зашелся Солдатов в истерике, цепляясь за ручку. От дула моего револьвера у него на лбу остался отпечаток наподобие индийского знака. – Ты хочешь пристрелить меня на улице, чтобы не замарать машину! Не выйду, стреляй здесь!

– Да чтоб тебя, – выругалась я сквозь зубы и врезала ему рукояткой револьвера по башке.

Солдатов вырубился, уткнувшись лицом в приборную панель, а я, дотянувшись через него до ручки, распахнула дверцу и выпихнула ногой безвольное тело на дорогу, затем захлопнула дверцу и уехала. По пути я сменила сим-карту и позвонила в милицию, сообщив старчески дребезжащим голосом, что дома у такого-то пакет марихуаны.

– Да, мальчик, я сама видела, как он торгует. Приехала к подруге, а тут прямо у подъезда наркоманы коробочки с травой покупают. А этот мальчишка, торговец – Виталик Солдатов, еще меня обматерил, когда я попыталась им объяснить, что наркотики до добра не доводят.

Дежурный хотел прервать меня:

– Бабушка, может, это не наркотики, может, глаза вас подвели?

Но я продолжала гнуть свою линию:

– Я ветеран войны и не позволю какому-то молокососу меня оскорблять! Если вы не примете мер, то я пойду в прокуратуру, напишу губернатору. – Не дав дежурному открыть рот, я отключила сотовый. Дело сделано.

Остановившись в соседнем квартале на безлюдной площадке за магазином, я прямо в машине сняла грим и к часу, как обещала, вернулась в квартиру своего клиента с упаковкой пива и здоровенным сушеным лещом.

Вид леща насторожил Бурсова.

– В них могут быть солитеры всякие. Лучше бы купили копченого. Какая-никакая температурная обработка.

– Что было, то и купила, – буркнула я. – А солитеру на ваше копчение начхать.

Из гостиной прибежал Цезарь. Терьер вяло облаял меня и с чувством выполненного долга удалился.

– Я вчера спрашивала у вас разрешения обыскать квартиру, – напомнила я, доставая из спортивной сумки детектор «жучков». – Как, вы не передумали?

– Не понимаю, какой в этом смысл, – пожал плечами Бурсов. – Милиция уже осматривала квартиру и вещи моей жены с моего разрешения.

– Одно дело осматривать, а другое – полномасштабный обыск, – ответила я. – Понимаете, мы можем обнаружить что-нибудь, что натолкнет на мысль, где искать вашу жену. Записка какая-нибудь, чек, может, билет на маршрутку – точно не знаю.

– Ладно, делайте, что считаете нужным, – проговорил Бурсов, обреченно вздохнув. – Только полы паркетные не вскрывайте.

– Обещаю, не буду, – улыбнулась я и, осматривая его наряд, спросила: – Вы куда это собрались? – На клиенте был надет стального цвета костюм, белая рубашка, галстук.

– Позвонил следователь, велел приехать в три. Вроде бы открылись новые обстоятельства дела, хотел задать мне несколько вопросов, – ответил Бурсов, рассматривая себя в зеркале в коридоре. – Вроде не мятый, да?

– Отличный костюм, – похвалила я. – Вы уверены, что это был именно следователь?

– Да, – ответил Бурсов и повернулся к зеркалу боком. – Фамилия Петерсен, я узнал его голос. Он приходил сюда. Как вы учили, я перезвонил ему и удостоверился.

– Отлично, вы молодец, – улыбнулась я и задумчиво пробубнила: – В три, в три… Должна успеть.

– Все-таки на спине немного помято, – сказал Бурсов нерешительно.

– Нет, – сказала я, – он просто немного морщит, нужна подгонка по фигуре. Вы его на заказ шили или покупали?

– Жена подарила. Хоть дешевый, а смотрится прилично, – ответил Олег Николаевич, поправляя галстук.

– Говорите, дешевый? Позвольте. – Я заглянула на ярлык. – Это дорогая марка, такие костюмы нельзя назвать дешевыми. Меньше пяти тысяч долларов такой не стоит.

– Да бросьте вы, – не поверил Бурсов.

Настаивать я не стала – не до этого.

Проверка квартиры детектором излучений «жучков» не выявила. Осмотр туалетного столика Бурсовой показал наличие дорогой косметики и духов. В шкафу я нашла несколько сумочек от известного дизайнера. Туфли Бурсова предпочитала носить той же фирмы. Одни, я даже не поверила глазам, из кожи питона. Скромные вечерние платья от знаменитого модельера по тысяче зеленых и тому подобное.

– Значит, говорите, ваша жена в секонд-хенд заходила? – переспросила я Бурсова, крутившегося рядом.

– Да, вот это платье она там купила, шуба искусственная оттуда же, – проговорил он с серьезным лицом.

Я пригляделась, не шутит ли он. Бурсов не шутил. Он действительно принимал на веру все, что ему говорила жена.

– Это настоящий соболь, – ткнула я пальцем в шубу. – Уж поверьте, я разбираюсь в вещах.

– Но тогда она стоит очень дорого, – нахмурился Бурсов. – Откуда бы Роза взяла такие деньги?

– Мне тоже интересно, – призналась я, выдвигая из шкафа ящик. Вытряхнув из него содержимое, я обследовала дно. С обратной стороны при помощи скотча была укреплена толстенная пачка новеньких хрустящих стодолларовых банкнот.

– Что это? – хрипло спросил Бурсов.

– Деньги, – ответила я и, оторвав пачку, проверила. – Настоящие.

– У нее же зарплата тысяч пять-шесть, – потерянным голосом сказал Бурсов. – Она, что же, брала со студентов взятки? Как же так? Ведь сама же говорила, что это мерзко. Я просто не верю!

– А откуда у вас пластиковые окна? – поинтересовалась я. – В режиме жесткой экономии это весьма существенная сумма. Вы же все деньги на квартиру откладывали.