Текст книги "Кольцо с секретом"

Глава 16

– Итак, дамы – вперед. Начнем с Ирины Демидовой.

На нас с монитора взирала крупная девушка с настороженным, вызывающим, пусть и вполне привлекательным лицом. В целом, если бы вместо разведения цветов или просиживания за учебниками-столами она хотя бы изредка делала зарядку, то была бы еще симпатичнее. Пока же лично я видела нечто, напоминающее весьма интеллектуальную, но все-таки морскую свинку. Пусть и с красивыми зелеными глазами. Из-за щек их не особо и видно.

Ленка некоторое время собиралась с мыслями, глядя на предложенный «тест», затем вынесла следующий вердикт:

– Сперва факты: наикруглейшая отличница. Язык на великолепном уровне. Безумно влюблена в старосту Вознесенского, но насколько юноша отвечает взаимностью, сказать не могу. По ощущениям – девица глубоко комплексует из-за внешности и более всего боится, что это кто-то заметит. Строит из себя сплошной бодипозитив – и отворачивается даже от витрин, не то что зеркал. Мне лично кажется, что она завистливая.

– Ну что, информативно, – признала я, – а Вознесенский – вот этот?

Я вывела паблик Алика.

– Вроде бы он, – глубокомысленно сообщила Ленка, потягивая очередной бокальчик, – только тут он какой-то уж больно миленький.

И трудно было с ней не согласиться. В самом деле, иное слово подобрать было трудно. Эти золотистые кудри-локоны, нежно-розовые щечки, этот чистый, открытый взгляд огромных васильковых глаз. Эконом-версия юного Леля или Есенина, если угодно.

– Что же, не такой он миленький, как на картинке? – поинтересовалась я у подруги.

Ленка подумала.

– Ну как тебе сказать. Конечно, он не кусается. Мирный, тихий, воспитанный, одним словом – староста. Но, и это замечала не только я, какой-то он двусмысленный. Такое впечатление, что он постоянно, как это называется, «фильтрует базар», всегда думает, прежде чем сказать. Даже «здравствуйте».

Я искренне удивилась:

– Это что, плохо?

Ленка удивилась не менее искренне:

– А ты что, много таких знаешь, которые так поступают?

Я подумала и взяла свои слова назад: в самом деле, среди моих многочисленных знакомых таких уникумов не было.

– И потом, он вообще не Алик, – добавила подруга, – по документам он Олег.

– Как это, Алик – и вдруг Олег? Странный какой полет фантазии, – пробормотала я, – мистификатор.

– Да уж, согласна. Но в любом случае в ведомостях он именно Олег Вознесенский. Так, по учебе, ничего не скажу эдакого. Учится хорошо, интеллектом блещет.

– А что, ты говоришь, у них с Ириной взаимно-серьезно?

– Сложно сказать, – важно, точь-в-точь психолог-эксперт, заявила она, – то, что Ирина на нем виснет, рискуя сломать или попортить…

– Он что, такой хрупкий?

Ленка показала рукой рост крупной болонки.

– Мелкий. И тощий.

– И слабенький, наверное?

Ленка послушно подумала и почему-то воспротивилась:

– Нет, я бы не сказала. Однажды открывали дверь в подвал основного корпуса, такая сварная калитка, еще советских времен, понимаешь?

Я кивнула.

– Вот, а замок порядком заржавел. Тыкали-тыкали ключом – входит, но не поворачивается. Так пока бегали за смазкой, Вознесенский пальцами так – раз – и повернул.

– Ого, – восхитилась я, представив подобную картинку, – в самом деле, здоров.

Я снова наполнила Ленкин бокал, напомнив, что все-таки надо закусывать.

– Ага, – согласилась она, лакомясь сыром, – давай дальше?

– Ну, допустим… еще один представитель династии Демидовых. Это кто, брат аль дядя?

Я вывела соответствующую страничку.

– Брат Иринин, – с непонятной нежностью сообщила Ленка, – старший.

Я мельком глянула на нее и несколько удивилась. Моя подруга, при всех своих странностях, все-таки дама со вкусом, все предыдущие ее избранники отличались как минимум презентабельным внешним видом.

А тут перед нами имело место явление исключительно утилитарное и недекоративное, на всех фото – в каких-то тельниках и хоккейных свитерах, антураж соответствующий: шашлыки, сосиски, резиновые сапоги и пиво-пиво-пиво. Возможно, если его поймать, почистить и побрить, открылась бы какая-то иная картина. Пока же я видела нечто заросшее диким волосом чуть ли не под глаза, постоянно с сигаретой в зубах – причем даже не нормальная сигарета, а, как я заметила с немалым удивлением, без фильтра, чуть ли не самокрутка. Лицо тоже, мягко говоря, не успешного управленца: костистое, скуластое, губы толстые, подбородок выпирает, волосы на голове торчат как щетка, лишь на лоб спускаются курьезным мысом, к лохматым нависающим бровям. Как и у сестры, глаза хороши – чуть раскосые, как у кота, удивительно зеленые, в густых длинных ресницах. Однако в его случае одни глаза – это хорошо, но крайне мало.

Мне при взгляде на него пришел на ум то ли дядюшка Ау, то ли чудище лесное из сказки про «Аленький цветочек». Однако, глянув на Ленку, я с немалым удивлением узрела, что от созерцания этого индивида она не только не приходила в ужас, но получала удовольствие.

– А что тут говорить? – проворковала она. – И так все видно. Демидов. Матвей. Добродушный русский богатырь.

Я уточнила, чисто на всякий случай:

– Этот шнауцер?

– Какой он тебе шнауцер? – воспротивилась она. – Никакой не… серьезный, хороший парень! Старается. Между прочим, он грант на обучение получил, стало быть, и небесталанный, и предприимчивый, знает, где всякие ходы-выходы. И ответственный!

– И в чем это проявляется? – осведомилась я, сатирически подняв бровь.

– Он старше всех в группе, и его уже назначили старостой, но он ответственно пошел в деканат и ответственно повинился: мол, не всегда смогу присутствовать, работать надо.

– Вот как. Надежный парень, а?

– А вот представь себе, – почему-то колко ответила Ленка, – руками работает, делом занимается. У него крестьянское фермерское хозяйство или автосервис…

– Да, легко перепутать, – хихикнула я.

– Ну что ты все смеешься-то? – возмутилась подруга. – Допустим, сельхозтехнику парень ремонтирует или нечто вроде. Он мне, между прочим, однажды кролика преподнес и ни копейки не взял – отличный кролик, нежный, жирный, чистенький. Не можешь представить, что не все фигней всю жизнь маются?

Я подозрительно поинтересовалась:

– Ты чего это завелась? Грядет импортозамещение? Французы разочаровали?

Ленка глянула довольно мрачно:

– С твоей стороны свинство.

Пришлось уверять в любви, дружбе и подливать еще.

– Ладно. А в смысле мозгов как он?

– Ну как. Конечно, до сестрицы далековато, но соображает. Не быстро, но соображает. По-русски тоже говорит гладко, грамотно, словарный запас вполне богатый. Если ты это имеешь в виду.

– Вот так вот, – пробормотала я, припоминая его комментарии, – в целом вот такой прямой и без заусенцев?

– Абсолютно, – твердо заявила Ленка, – положительный парень. Даже мужчина, так точнее. Не исключено, что Вознесенский и рад был бы свинтить от Ирины, да братца побаивается.

– Ну хорошо, хорошо, оставим твоего явного фаворита.

– Ты опять? – насупилась подруга.

Я заверила, что нет, даже не думала об этом.

– Давай по девочкам закончим? Хотелось бы вот по этому поводу услышать твое компетентное мнение.

Майя Ковач. Сразу скажу, мне эта девушка почему-то очень пришлась по душе. Не могу понять почему. Характер этой светлой шатенки, почти блондинки, читался, что называется, по картинке: внимательные ореховые глаза с небольшим прищуром, крупноватый, но изящный нос с чуть заметной горбинкой, немного выдающиеся подборок и нижняя губа. Исключительная красавица с умом и характером.

Чем-то они с Ольгой были похожи, но у Майи на лице отображалось то, что напрочь отсутствовало у Еккельн: спокойствие и здравый смысл.

– А, эта. Да, серьезная девица, – после паузы протянула Ленка, – сербка из Косова. Славная девушка, только чересчур серьезная, очень редко улыбается. Великолепно учится, автоматы ей ставлю, но она аккуратно все занятия посещает. И, знаешь ли, свои знания и таланты держит при себе.

– Это как?

– У нее французский идеальный – это я слышу, коллега утверждает, что и английский. Однажды – случайно, конечно – я слышала, как она на немецком по телефону шпарит. До кучи она еще разрядница по шахматам и капитан волейбольной команды. Мастер спорта.

Я одобрила:

– Разносторонняя личность. Ну, и на закусон – самый экзотичный персонаж? Та-дам.

И снова, к моему немалому изумлению, личность Рамзана Ленку и не поразила, и не впечатлила, и не вызвала ровным счетом никаких эмоций.

– А-а-а, конечно, знаю. Так и ты его наверняка знаешь.

– Я-то откуда?!

Присмотревшись повнимательнее, я так ничего особо знакомого в этой личности не увидела. Сухой, мускулистый, шея толстая, с характерными «парусами». Глаза светлые, нос крупный, нависающий. Уши крепко прижаты к черепу. Красиво очерченный рот, губы разве что тонкие. Волосы темные, аккуратная борода, усов нет и под нижней губой – лысое место, что придает всей физиономии экзотическое выражение.

– Нет, не знаю, – возразила я, – а кто это?

– Да ну что ты, не узнаешь? Это же сын Исламова, Хусаина Адиевича. Не помнишь такого? Ты тогда как раз из прокуратуры сбежала, когда он прибыл. Он был личный враг Дудаева, если я ничего не путаю.

– Ах вот оно что, – после такой вводной потихоньку стало проясняться.

И в самом деле, нечто похожее на героического Хусаина в юноше было.

– Ну, оставим его семейство. Сам-то по себе он что представляет?

– А ничего.

– То есть как?

– Ну вот так. С его акцентом во французском точно делать нечего, письменно еще куда ни шло, а как до говорения доходит – то хоть святых выноси, и вообще…

Я умоляюще подняла руку:

– Стой, стой, остановись. Я же не только про учебу, а именно вообще! Смотри внимательно на этот «тест». Вот все, что до «вообще» – забудь, а скажи, что он за человек.

Ленка подумала-подумала и призналась, что не знает.

– И сказать-то нечего. Вежливый, уравновешенный. Говорит мало, наверное, из-за акцента. Спортсмен, вроде борец, в костюмах-пиджаках не ходит – плечи не помещаются. Больше ничего не вижу.

– Тогда отдавай бокальчик, – пошутила я.

– Фигушки, – ответила она, – мое. Слушай, Танька, а вот вопрос, как детектив детективу.

– Та-а-а-ак?

– По какому критерию ты их отобрала и мне показываешь? Допустим, они одногруппники, так кроме них еще два десятка рыл. Что у них общего?

Ох и велик был соблазн признаться, что кто-то из них – злодей и убийца, а то и все разом. Только ведь потом Ленку на вечерние пары не загонишь. И бедные дети фермеров-прокуроров и иже с ними так и помрут неучами, французского не ведающими.

Но, по счастью, как раз вовремя зазвонил телефон, и я, подняв палец, потребовала тишины, а потом и вовсе покинула кухню.

Глава 17

Звонила Римма Алексеевна.

– Алло?

Та ответила после паузы, как будто с трудом:

– Танечка. Тут очень странное происшествие. Точнее, сообщение. Голосовое сообщение…

Пауза затянулась. Я даже сначала предположила, что эта селфмейд Римма наплевала на здоровый образ жизни – или что ей позволяет в сто лет так великолепно выглядеть – и напилась.

Однако, когда она снова заговорила, мне стало откровенно не по себе:

– В общем… если позволите, я сейчас подъеду к вам.

– Ко мне не совсем удобно, – замялась я, представив эпическую встречу нетрезвой Ленки и мадам Еккельн, но та сообразила быстро:

– Я не буду подниматься. Мне жизненно необходимо, чтобы вы это услышали.

– А…

– Конечно, все наши денежные договоренности остаются в силе.

– Я не это имела в виду, но спасибо. Я хотела спросить, знаете ли вы мой адрес.

– Да, конечно.

– Тогда жду вас.

Я вернулась на кухню.

Ленка, приканчивая очередной бокальчик, зависала во «ВКонтакте», в группе «Это Тарасов, детка!», чувствуя себя в моем ноуте как дома.

– Как там, что-то увлекательное? – спросила она без особого интереса, не отрываясь от монитора.

– И не говори. А у тебя что там нового слышно на белом свете и в окрестностях?

– Да ужасы всякие. Поножовщина. Нашли вот модель, которую упаковали в чемодан. Надо же, убил в столице, а привез сюда, охота ему было тащиться… и вот, забавник какой, еще и с мужиками переписывался от ее лица… Украли сейф с дневной выручкой – три лимона – из стоматологии на Маштакова. Ничего себе напломбировали. Схрон с оружием…

Ленка продолжала выдавать криминальную сводку, но я ее практически не слушала, а все пыталась представить, что такого мне Римма хочет рассказать, кто ей звонил и что сказал.

«А может, все не так уж плохо. Может, Ольга все-таки вышла на связь. Скажем, из Амстердама, где ее удерживает пылко влюбленный трансгендер турецкого происхождения. А что? Вполне может быть…».

– …и надо же, сколько месяцев туда-сюда труп перепихивали, от берега к берегу, и так допинали до самой Волги!

– Что?! – очнулась я. – О чем ты?

– Да вот же! – возмутилась Ленка, тыча бокалом в соответствующий пост.

Я пробежалась по строчкам: «…чертовы оборотни в погонах… обезглавленный труп в узле… утверждают, что это с сортировки бытовых отходов… темные слухи по городу».

В общем, из какофонии идиом и мата следовало, что на протяжении энного периода времени по речке Осиновец, что протекает вплоть до самой Волги, крейсировал безголовый труп, увязанный в тряпье. Загвоздка состояла в том, что левый берег «обслуживало» пятое отделение, а правый, соответственно, шестое, и ни у одного, ни у другого с показателями не заладилось. Поэтому доблестные правоохранители все это время – когда под покровом темноты, иной раз и среди бела дня – отпихивали несчастные останки от «своих» берегов, пока в конце концов не достигли устья. Там попытались свалить вину на мусоросортировочный комплекс.

И разразился скандал.

Да уж, не завидую я никому в этой ситуации.

Постойте, Осиновец, Осиновец… минуточку.

Ленка продолжала что-то рассказывать, я, кивая да поддакивая, открыла карту, полученную от агентши перед моим историческим визитом в «Дуб и липу». Так и есть. Я без труда установила, что тоненькая синяя извилистая ниточка всего-то в паре километров от поселка – именно Осиновец.

Зазвонил телефон. Римма вызывала меня вниз.

Надо отдать ей должное: характер и самообладание просто на высоте, хотя с первого взгляда было очевидно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Лица на ней не было в принципе, глаза смотрели куда-то внутрь головы, а руки ходили ходуном. Однако именно в таком состоянии она умудрилась самостоятельно доехать до меня, и, когда она заговорила, ее голос звучал размеренно и ровно. Как у робота.

– Вот здесь, – Римма протянула мне телефон, – сообщение от Ольги. Возьмите, вот тут наушники. Слышно не очень четко.

Я глянула на экран: был открыт мессенджер «ВКонтакте» и предлагалось мне послушать нечто из аудиозаписей.

Установив наушники в разъем, я запустила файл. Сначала были слышны помехи, шорох, как будто шум льющейся воды или дождя, а потом было озвучено следующее послание:

– Мам, привет, с того света шлю вам всем привет. И тебе, и всем тем, кто всегда хотел, чтобы я куда-нибудь – раз! – и сама по себе делась, не мешала и не отсвечивала. Ну, если вы слушаете этот шрайбн, то желание сбылось, и меня больше нет.

Я поставила на паузу:

– Это ее голос?

– Ее, – одними губами и почти неслышно ответила Римма, и лицо у нее было таким страшным, что я отвела взгляд.

– И лексика?

– Абсолютно.

Я запустила файл снова.

– Я принципиально против любой мести из могилок. В самом деле, умерла так умерла. Однако если вдруг все-таки кто-то решит кого-либо покарать за невозможность увидеть меня до всеобщего воскресения, то могу кое-что подбросить.

Запись оборвалась, начала воспроизводиться следующая:

– К великому делу впадания в нирвану причастны некоторые мои фройнды. Причастны – не значит, что именно они. Я, по вполне понятным причинам, пока этого не знаю. Возможно, что их имена – ключи к основному злодею. Сказать правду, я пока все до конца не знаю, но говорю заранее, потому что потом может быть поздно. Сыграем в шарады с того света?

Запись закончилась.

«Дурдом», – подумала я, но про себя.

Вслух же поинтересовалась:

– Продолжение загадки последовало?

– Да. Простите, я забыла очки. Можете прочитать сами?

В самом деле, далее шло пять сообщений, одно другого краше.

 
Исконно русский – черен, раскос,
Режет всех, в том числе коз.
С улыбкой нежной
На кривой роже
Доит всех.
И козлов тоже.
 
 
С утра, как туча грозовая,
Жиро-белками налитая,
Ломает буйную головушку
О беду-хворобушку:
Как в постели удержать
Того, кто норовит сбежать?
 
 
Там, где с Карах идет бараш,
И плов кипит в казан,
Запил айран жижиг-галнаш
Спаси – Аллах…
 
 
Со слезой наресничною
И с ножом в кармане
Живет скотина двуличная
Под двумя именами.
 
 
В ней все – восторг и красота
От рогов и до хвоста.
На всех языках, аки птица, поет…
О маче моя, как те череп не жмет?
 

Я вдруг поняла, что улыбаюсь во весь рот, и немедленно изгнала неуместную мимику. К моему счастью и везению, Римма ничего не видела, сидела, закрыв лицо ладонями.

«Дурдом и… дурдом», – мелькнуло у меня в голове.

– Что все это значит? – глухо спросила она, не открывая лица. – Как вы думаете?

– Думаю, что ничего хорошего, – призналась я.

Она наконец убрала руки. Глаза у нее были блестящие, пустые, но совершенно сухие.

– Скажите, вы можете разобраться в этом деле?

– Возможно, – пожала я плечами.

– Тогда давайте так. Найдите мне человека или людей, виновных в этом деле. Выясните, где она – в любом виде. Гонорар за сутки я удваиваю плюс сто процентов, как и договорились.

– Да что вы…

– Я все сказала, – отрезала Римма, – нужна машина, содействие, средства на накладные расходы – что угодно, обращайтесь. Пока вот, возьмите.

Она протянула мне кредитку.

– Пин пять ноль шесть ноль. Тут примерно пятьсот тысяч. При необходимости счет будет пополняться. В итоге просто расскажите, что да, жива, или нет, не жива. И, конечно, вот он виноват – или она. Или они.

Поднимаясь на лифте обратно в квартиру, я в очередной раз подивилась: какая, однако, у меня мощная интуиция.

И знаю, что с жертвой, и знаю, кто к этому причастен. И даже – вполне возможно, – что знаю и способ убийства.

Дело, как всегда, за малым: доказать то, что и так знаешь. Бедненький Гарик, бедные мои бывшие товарищи, а ведь для них эта мука – рутина и повседневность.

На кухонном диванчике почивала Ленка, ноутбук почивал тоже. Первую я трогать не стала, просто прикрыв пледом, чтобы не мешалась, а второго растолкала.

«А что там Ленка болтала про труп в узле?» – и я полезла обратно в интернет.

Глава 18

С утра, первым делом с трудом собрав раскалывающуюся от мыслей голову, делом вторым позвонила Гарику и решительно напросилась на очередной интимный обед в служебном кабинете.

Правда, Гарик в этот раз был какой-то несвежий и недовольный жизнью. Сидел, страдая, обливаясь потом и даже с расстегнутой пуговкой на пузе.

– Заколебался, – с суровой мужской прямотой сообщил он, – Танечка-джан, просто как родной скажу: заколебался. Ну что за люди такие, ну не люди, а форменные с…

Я с укоризной постучала по столешнице:

– Гарик.

Он смутился.

– Да ты сама подумай.

Он принялся чертить толстым волосатым пальцем по той же столешнице, как бы невзначай подползая все ближе к моей руке. Я следила за его эволюциями с профессиональным сочувствием, но дистанцию держала.

– Осиновец, ширина – около четырех метров, – излагал он диспозицию, – глубина – воробью по колено. Течет с северо-востока по южной окраине города до самой Волги. Так?

Я пожала плечами:

– Наверное.

– Так, – кивнул он, – один берег – территория одних баранов, второй – вторых. Разные отделения полиции работают. Ясно?

Я, похлопав ресничками, соврала, что нет.

– Ну территория на одном берегу – одного отделения, на втором – другого. Так?

– Что, граница отделений проходит по руслу? – «сообразила» Танечка, прелесть какая дурочка.

– Ну да, – терпеливо, как и положено мужчине, подтвердил Гарик, – молодец. Ну вот и плыл узел, а в узле – труп, без головы и рук.

– Ужас какой.

– Ну плыл и плыл! – вспылил он. – Вытащи-оформи, будь человеком! Ну что тебе, жалко? Нет, они почти три недели – слышишь, джаночка?! – три недели, подлецы такие, перепихивали его от одного берега к другому. И так пока не сплавили до устья, а там мусоросортировка…

– И что? – продолжая невинно хлопать глазками, спросила я.

– И то! Моя земля, Таня, моя, понимаешь?! – горестно ответил Папазян. – Крышка, гроб, хана отпуску… у меня братан женится через месяц, я уже и билеты купил, дорого! Думаю, подойду, по-человечески попрошу – отпустят. А теперь как пойду? Так и слышу: «Какой отпуск, Гарик, слушай, у тебя пазл еще не собранный». Эх!

– Гарик, а ведь я как раз по этому делу к тебе, – подала голос я, выдав немалую долю сочувствия.

Гарик слегка поперхнулся:

– По какому «этому»?

– Ты хочешь в отпуск, к брату за стол?

– И очень даже, – искренне, от чистого сердца выдохнул он.

– А не можешь. Пазл у тебя не собран, так?

Гарик развел руками: мол, нечего прибавить.

– Ну вот, а я по определенным причинам страстно желаю разобраться именно в этом деле. Видишь, как совпадают наши с тобой цели?

– Не во всем, – со значением протянул он, – чем я крайне огорчен.

– И даже более того тебе скажу, если угодно.

– Угодно, еще как, – заверил Гарик, – не тяни, чего там.

– Да в целом уже есть и версия, и круг подозреваемых, и вообще практически все есть. Не хватает основного: трупа, ну и по мелочи.

Я сделала драматическую паузу и закончила:

– Документальных доказательств.

Гарик на секунду опешил, потом разразился аплодисментами – явно под влиянием корпоративного духа:

– Вот это работа. Труп, джаночка, у меня есть. Сколько угодно. Экспертиза тоже скоро будет. Только, прости, не уловил суть твоего уникального предложения.

– Ты делишься со мной информацией и помогаешь справиться с объективными трудностями… сам понимаешь, без служебного удостоверения кое-что не всегда просто.

– Так, а ты? – подбодрил он.

– А я тебе на стол – материалы под ключ, хоть сейчас в прокуратуру. Ну что, по рукам?

Гарик пошевелил носом, точно пытаясь вынюхать, в чем подвох:

– Таня-джан будет за меня народ опрашивать, инфу добывать, по помойкам в поисках улик ползать, общаться с кучей уродов – а я на выходе еще и в отпуск да на свадьбу свалю. Ты что же, думаешь, я откажусь?

– Отлично! Тогда первым делом – фото покажи мне.

– Может, доешь сначала? – черновато пошутил он, но в сейф полез.

Да, он прав. Сколько ни привыкай, к этому привыкнуть невозможно.

Впрочем, в чем я желала убедиться – в том убедилась. На трупе имелась кофта с V-образным вырезом, и вот оно: в районе живота полотно повреждено явно очень острым клинком: нити были в основном – насколько можно было судить – разрезаны, а не раздвинуты.

– Острая штука?

– Очень, – подтвердил Папазян, – даже концы у ниток ровнехонькие.

– А вариант «сама напоролась»?

– Не-е-е-е. Исключено. Это удар, зуб даю.

– И только одно повреждение?

– Да, из ран только этот след. Но, сама видишь, шеи нет тоже. Нельзя исключать и удушение.

– А по поводу того, чем голова отделена, можешь сказать что-нибудь?

– Вряд ли, – покачал он головой, – вот так с уверенностью не могу утверждать, тем более после воды… надо в любом случае ждать результатов экспертизы.

– Ну а в целом-то что скажешь?

– Ну что-что… не первую неделю в воде, причем, на мое счастье, в холодной и проточной. Тканям практически ничего не сделалось. Ну, насколько судить можно, по возрасту не более двадцати – двадцати пяти лет. Одета очень хорошо, качественный трикотаж, джинсы фирменные, Италия. Дорогое белье, вообще все дорогое. Даже тряпье, в которое труп был увязан, – ни много ни мало стопроцентный лен.

– Какие-нибудь штампы, маркировка?

– Нет, ничего нет. Однако не Китай, ткань качественная, толстая.

– Следов связывания, потертостей не видел?

– Да нет, разве что изначально… ну, то есть когда паковали… подтягивали колени к животу, руки вокруг, для компактности. Однако следов веревок, наручников и так далее – нет, не видел. Все.

Я прищурилась:

– Все ли?

– Все, – уже менее уверенно ответил он, потом, спохватившись, решительно закончил: – Ну точно все. В карманах, при себе – ничего, ну а подробности, возможно, эксперты скажут. Что ты еще хочешь?

Я задумалась, потом попросила копии фото с руками и корпусом, а также, якобы засмущавшись, попросила:

– Мы можем с тобой сымитировать проверочку фэмээс?

– А что тут имитировать-то? И делать нечего. Изложи, зачем, почему и куда.