Текст книги "Криминальный оракул"

Марина Серова
Криминальный оракул

© Серова М.С., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Глава 1

– Во-о-он тот, Евгения, седой господин… – громко прошептал Арцах Варданян, одними глазами показывая на музыкантов на сцене. – Нет, не контрабас. Пианино. Заметили?

– Ага. – Я отвечала, скрыв рот за бокалом. Очень не хотелось, чтобы седой пианист заметил наши перешептывания. С учетом того, что мой спутник (журналист старейшей тарасовской газеты) успел мне рассказать, – не хотелось вдвойне.

Опять же невежливо. Пришли на концерт джазовой музыки: редкая изысканная программа, виртуозы-музыканты. Надо воздать должное, а заодно посидеть спокойно в приятной обстановке, пока есть возможность.

Седой господин за пианино продолжал играть, время от времени обводя зал обманчиво-рассеянным взглядом. На пару секунд задержал взор на нашем столике. И я, и Арцах, не сговариваясь, подняли бокалы, приветствуя моего вероятного заказчика.

– Заметил, заметил. – Арцах подождал, пока пианист отвернулся, и только тогда, чуть быстрее, чем нужно, выпил свой бокал. Потом, который раз за вечер, поправил запонки на обоих рукавах.

Я, напротив, ощущала полное спокойствие. Малый зал Тарасовской консерватории: самая что ни на есть возвышенная обстановка, леди в бархате и драгоценностях (я в шелке, но это частности), джентльмены в костюмах, вино старше, чем моя тетушка Людмила… Отчего не насладиться?

Одно из первых правил, которому меня научила даже не телохранительская, а еще спецназовская бойцовская жизнь: цени моменты покоя. Обстоятельства меняются стремительно; поэтому, если имеешь возможность передохнуть – передохни, черт побери, и не парься.

Вот и я не парилась: поймала заинтересованный взгляд мужчины за два столика от нас (оставила без внимания, не мой типаж); подозвала жестом официанта, прося вновь наполнить бокалы; и, когда музыканты отыграли, негромко поаплодировала вместе со всеми. Слишком громкие аплодисменты здесь считались вульгарными.

Словом, я втянулась и наслаждалась концертом. Не особенно люблю все эти музыкальные мероприятия. Или просто не успеваю их полюбить, так как у меня нет времени их посещать. Но этот понравился.

А вот Арцах и скучал, и нервничал, стараясь, впрочем, этого не показывать.

– Боже, еще сорок минут сидеть… – простонал он, когда мы с ним в антракте вышли на царских размеров балкон (отдельная достопримечательность здания консерватории). Оба мы не курили, но захотелось подышать свежим воздухом.

– Не любите классику? – хмыкнула я. – А вчера-то соловьем разливались, уговаривали…

– Это дань уважения пианисту. – Арцах опасливо оглянулся. Будто мой будущий заказчик не в гримерку к себе пошел, отдохнуть перед вторым отделением, а подслушивал прямо тут, за алым занавесом у балконной двери.

– Я с ваших слов поняла, что он сам заинтересован во встрече, – неприятно удивилась я. – А теперь, оказывается, мы перед ним должны выплясывать?

– Не мы, Евгения Максимовна, – уточнил Варданян. – а всего лишь я. Да и то – не выплясывать, а так, щелкнуть каблуками и почтительно склонить голову, когда он мимо проходить будет.

…Имя заказчика – Артур Лаврентьевич Соколов – Арцах сообщил мне при личной встрече два дня назад, в кофейне своей бабули (к слову, бывшей контрабандистки и по совместительству бухгалтера в центральном отделении полиции Тарасова).

Сообщил один раз, один раз повторил – и все. После, в телефонном разговоре, Варданян называл его «заказчик», а сегодня – «он» и «пианист». Так и хотелось предложить ему вариант, как в «Гарри Поттере»: Тот-Кого-Нельзя-Называть. Ей-ей, такого маразма у меня даже при работе на мафиози не случалось.

– И что за трепет такой от простого пианиста? – весело осведомилась я. Вопрос был с подвохом, конечно: ведь Соколов был не только пианистом, и недооценивать его не стоило.

Но Арцах был напряжен несоответственно ситуации, на мой взгляд. Хотя всех дел ему было – представить меня господину Соколову после выступления, а дальше я сама. Чай, не девочка уже, с моим-то стажем телохранительским. Если не столкуемся, так это и не конец света будет. Седой пианист наймет еще кого-нибудь для охраны, не исключаю, что и по моей рекомендации.

Варданян, отвернувшись, барабанил пальцами по каменному бортику балконного ограждения.

– Да ладно, – я пихнула его рукой в плечо, чтоб обернулся, – что, подгадили ему и не убрали?

– Тьфу на вас. Перед таким попробуй не убери. – Он обернулся и улыбнулся, но как-то натянуто. – Я вам больше скажу, я и подгадить-то не успел. Готовил серию статей о его… подвигах, а он об этом узнал. И постарался объяснить мне всеми доступными средствами, что публиковать эти статьи не стоит.

– Вы же все равно опубликовали, – озадачилась я.

Арцах поджал губы, отчего вид у него стал суровый. Очень ему это шло, и мне снова стало чуть-чуть жаль, что мы остались только друзьями. Ну, что поделать.

– Да. Ему это очень не понравилось. Ему вообще не нравится, когда приходится с кем-то считаться.

Выражение лица у меня стало более чем скептическое. Арцах поспешил пояснить:

– То есть когда кто-то может серьезно испоганить ему всю малину, понимаете? И с этим кем-то приходится считаться. Вот я, например…

– Теперь ясно, – нахмурилась я. – Он не любит препятствия, которые нельзя убрать, так?

– Или нельзя, или о-о-чень трудно и рискованно. Пойдемте в зал?

Я продела свою руку Арцаху под локоть, чтобы вернуться на наши места совсем уж чинно-культурно. Когда еще выпадет случай поизображать из себя светскую даму из высшего общества!

Такую бонтонность соблюдали не все зрители: высокая, с широковатыми плечами женщина пронеслась мимо нас, придерживая подол длинного платья. Ступни из-под него виднелись тоже внушительные: размер сорок второй, если не сорок третий. Гренадерша!

– О, вот как раз одно, – тихо отметил Арцах, когда дама скрылась в дверях зала.

– Препятствие? – догадалась я. – Эта женщина?

– Ага. – Варданян оглянулся, удостоверяясь, что никто не подслушивает. И добавил еще тише и серьезнее: – Имейте в виду, что это не женщина.

– Как это – не женщина? – шепотом воскликнула я и притормозила у лестницы, якобы поправить туфлю. – Она перед первым отделением в женский туалет зашла одновременно со мной!

И не только. Большеногая дамочка оказалась в соседней со мной кабинке, шумно возилась там, шепотом ругая «невозможное платье»; а потом очень вежливо, через стенку, осведомилась у меня – есть ли в моей кабинке туалетная бумага. Бумага была, и я незамедлительно ею поделилась.

Потом мы с этой дамой мыли руки в соседних раковинах, бок о бок. Она еще задержалась перед зеркалом, поправила помаду, взбила прическу попышнее… при всей ее комплекции в ней не было ничего мужского. Плавные, изящные женские движения, привычное и ловкое владение косметикой, покачивание бедрами при ходьбе и высоковатый голос. Да, ростом выше меня (а во мне полноценные метр восемьдесят). Но женщина же!

Или нет?

– Хотите сказать, – я оперлась одной рукой о плечо Варданяна и шипела ему на ухо: – что это мужик в платье?

– Именно это я и хочу сказать, – без улыбки подтвердил Арцах.

Н-да, вечер перестал быть томным. Не успела с клиентом познакомиться, как вон уже что вскрылось… Но кто предупрежден, тот вооружен: о вероятных затруднениях в работе лучше знать заранее. Тем более что сами заказчики далеко не всегда и не сразу обрисовывают мне полный расклад. А Арцах врать не станет.

Координатор у входа в зал поторопил нас, поэтому продолжить разговор мы не смогли. Но прямо у входа в зал я взглядом отыскала эту не-даму. И мне очень не понравилось, что она сидела на ряду позади нас, чуть сзади и справа. Слишком удобный обзор: так она (тьфу, то есть он, он) могла видеть и нас, и музыкантов.

– Этот в платье – он вас знает? – только и успела спросить я, задержав Арцаха у дверей, чтобы с ласковой улыбкой поправить ему галстук.

– Да, – кратко подтвердил Арцах, снова сгибая руку в локте, чтобы я оперлась. Он был ниже меня на десять сантиметров, так что, наверное, мы слегка привлекали внимание.

(Галантный армянский джентльмен и прекрасная леди из Владивостока, держим лица, не расслабляемся.)

Вот вернуться к прежнему спокойствию и дальше беззаботно наслаждаться концертом не получалось, хоть ты тресни. Внутренне я уже подобралась, как бывает со мной в потенциально небезопасной обстановке.

Телохранительский стаж, ага.

От третьей порции вина отказались и я, и Арцах.

Седой пианист Артур Лаврентьевич в моих глазах окончательно перестал быть уютным толстячком предпенсионного возраста. Спросить бы сейчас Арцаха Суреновича, отчего он вдруг согласился выступить посредником и дал Соколову мои рекомендации… но, пожалуй, это я выясню уже у самого Соколова. Варданян-то попросил меня об этой встрече в рамках «дружеской услуги». Клятвенно заверял, что «никаких обязательств, вы, разумеется, сами решите, браться за работу или нет», и что «за мной будет должок, хоть ночью разбудите – отдавать побегу».

В финале выступления артисты, все в черном, как на подбор, выстроились на поклон у края сцены. Медленно кланялись, устало улыбаясь друг другу и зрителям.

Рослая «дамочка» за нашими спинами во время оваций вскочила и, выкрикивая «Браво!», ринулась вперед, придерживая рукой внушительную корзину с цветами. Возле Соколова она оказалась аккурат в тот момент, когда он согнулся в очередном поклоне. Оттого он едва не уткнулся лицом прямо в протянутые ему цветы.

Если бы я уже охраняла Артура Лаврентьевича, этому субъекту в платье пришлось бы вести себя более сдержанно. А так вышло даже забавно. Соколов, впрочем, цветы невозмутимо принял и так с ними и простоял, пережидая овации: кланяться с этакой корзинищей и дальше было невозможно.

И спрятать в такой бандуре с цветами можно что угодно, невольно подметила я. Уж я бы ее проверила на предмет всякого излишнего. Бомбы, жучки-маячки, скрытые камеры, яд… Мало ли!

Но сейчас цветы не были моей проблемой, как и этот трансвестит. Может быть, и не станут.

…координатор – такой же пожилой и степенный, как музыканты, – не дал нам с Арцахом и шагу ступить от столика. Кашлянул, привлекая внимание, обратился ко мне:

– Артур Лаврентьевич просит вас пройти за кулисы.

Ага, щас. Много хочет.

Арцах нахмурился – похоже, не рассчитывал на такой поворот.

– И вас тоже, Арцах Суренович. – Координатор не дал моему спутнику и рта раскрыть для возражений.

Я, впрочем, тоже не успела возразить. Варданян шумно вдохнул и тихо попросил меня:

– Лучше пойдем.

Координатор был уже у дверей, явно торопя нас. Ишь ты.

– Кого ж это вы мне в подопечные сватаете? – прошипела я.

– Речь идет только о встрече. Не понравится – откажетесь, – напомнил Арцах.

– А этот господин, надеюсь, отказы принимает? Не придется разубеждать силовыми методами?

– Нет. Поверьте, он очень такое не любит.

Координатор, метрах в трех от нас, вел нас длинным закулисным коридором, а мы перешептывались, будто нашалившие дети.

Мелькнула внезапная мысль: хорошо, что тетушка Мила сейчас в санатории аж под Петрозаводском. Красоты Карелии, чистый воздух, сосны… и быть ей в этом раю – уф! – еще шесть недель.

– Да-да, войдите пожалуйста! – Голос у пианиста оказался мягкий. От обладателя такого не будешь ожидать жесткого напора. Но я была готова уже к чему угодно. Как и всегда: профессиональная привычка.

– Артур Лаврентьевич, вот, как вы просили… – Координатор кивнул на нас обоих, будто на доставленные под заказ деликатесы.

Вот тут у нас заливное из баранины, а это – лебединое суфле…

Тьфу ты, черт.

– Благодарю вас, Александр Владимирович, что привели. Больше ничего не требуется.

Координатор откланялся и вышел, и бровью не поведя на зверски развороченную корзину с цветами. Хотя ошметки зеленой губки (такую используют флористы), листья и лепестки усеивали диван и добрую часть пола. Сама корзина была пуста.

– Меры предосторожности, – кивнул Артур Лаврентьевич, заметив мой взгляд, – прошу простить за беспорядок.

Он успел снять концертный пиджак, и бабочку развязал, и нацепил круглые очочки. Сделался чрезвычайно уютным и домашним на вид; безобидный как зефирка, как сказала бы моя тетушка.

Словом, никак не напоминал матерого взломщика и вора. Коим и являлся в придачу к утонченной профессии пианиста. Интересно, кем стал стал раньше – вором или музыкантом?

– Артур Лаврентьевич Соколов, пианист, – Евгения Максимовна Охотникова, телохранитель. – Арцах странным образом перестал быть и нервным, и напряженным. Видимо, самое неприятное уже свершилось. Или он просто не показывал слабость перед лицом врага, так сказать. – Евгения Максимовна Охотникова – Артур Лаврентьевич Соколов.

– Очень приятно, Евгения Максимовна. – Мой потенциальный клиент пожал мне руку. Уверенно и крепко, даже властно.

– Взаимно. – Мое рукопожатие было не слабее.

– Арцах Суренович? – Соколов протянул руку и ему. – Ну-ну, не хмурьтесь, где ваши манеры? Оставили дома, с почтенной Гаруник Арамовной? Как ее здоровье?

– Бабушка прекрасно себя чувствует, спасибо. – Арцах поморщился и поторопился вытащить руку из крепкой хватки Соколова.

Похоже, стычка между ним и Соколовым вышла слишком уж болезненной, раз он не считал нужным скрывать свою неприязнь.

– Простите, что не предлагаю сесть, как видите, некуда. Да и встреча – вот, хотел только познакомиться, взглянуть… – Соколов был почти одного роста со мной. Вблизи было особенно заметно, что взгляд у него отнюдь не мягкий, в отличие от голоса. И смотрел он прямо в глаза.

– Позвольте выразить восхищение. Вы настоящий виртуоз. – Я непринужденно улыбнулась. – Я получила незабываемое удовольствие от концерта. Очень рада, что Арцах Суренович привел меня послушать вас.

Зато улыбка у Соколова оказалась мягкая. Мягкая и понимающая, как у доброго дядюшки, заранее простившего все шалости малолетним племянникам.

В лице нас с Варданяном.

– Позвольте вернуть вам комплимент, Евгения Максимовна, – ответил Соколов. – Первый раз вижу, чтобы стилеты так ловко спрятали в носках туфель и в поясе платья. Едва усмотрел.

– Ого. – Я лишь брови вскинула в изумлении. – Меткий у вас взгляд.

– Опыт, опыт… – Соколов потер ладони, переводя взгляд с меня на Варданяна и обратно. – Однако час поздний, а задерживать вас было бы невежливо. Вот…

Он протянул мне визитку – очень дорогую на вид, цвета слоновой кости. Я достала из сумочки свою. Озаботилась когда-то сто лет назад для одного дела. Вот и пригодилась.

Арцах терпеливо пережидал эти игрища великосветской вежливости; я кожей чувствовала, насколько ему неуютно.

Вероятно, не только я.

– Завтра в Тарасовском художественном музее открывается выставка под названием «Анонимный даритель», – игнорируя Варданяна, произнес Артур Лаврентьевич. – Как вы смотрите на то, чтобы встретиться завтра на открытии, в полдень? Скажем, у билетных касс? Чтобы я мог подробнее ввести вас в курс дела?

– В полдень мне вполне удобно, – заверила я.

Черт, придется встать пораньше; а я, типичная сова, не люблю этого.

– Если возникнут осложнения или непредвиденные обстоятельства, я непременно уведомлю вас заранее, Евгения Максимовна. – Соколов явно обрадовался моему согласию.

– Но не раньше девяти тридцати, пожалуйста, – с очаровательной улыбкой попросила я.

– О, разумеется. И вы, в случае чего, обязательно предупредите, если не сможете.

– Разумеется. – В тон ему ответила я. От всех этих куртуазностей у меня заныла челюсть. Вот Арцах не утруждался…

Да, чрезмерно благовоспитанные заказчики – это мое отдельное проклятие. Особенно если у меня пока нет возможности сокращать их расшаркивания до состояния короткой деловой беседы.

Помню, как-то раз меня нанимали телохранительствовать к пожилой бабуле, самой настоящей аристократке с соответствующими манерами. Было это в начале моей карьеры, и возможностей качать права у меня было меньше. Так что на том собеседовании мне пришлось выдержать двухчасовое чаепитие с тремя сменами блюд. Включая ломтики огурца, завернутые в лаваш – то был легендарный сэндвич с огурцом.

В моем деле, как по мне, чем конкретнее и честнее, тем лучше. Вежливо, но без всех этих словесных кружавчиков. В них заблудиться можно быстрее, чем в южноамериканских джунглях (бывала, могу сравнивать).

– Евгения Максимовна, было очень приятно с вами познакомиться. – Снова рукопожатие, не слабее первого. Рука у Соколова была трудовая, шершавая, кое-где мозолистая. И одновременно какая-то ухоженно-чувствительная, как хороший инструмент… для взлома, к примеру.

– Взаимно, Артур Лаврентьевич.

– Арцах Суренович, благодарю, что познакомили.

– Надеюсь, у вас все сложится. – Лицо Арцаха говорило об обратном, и руку он пожал неохотно; хотя и не пытался на сей раз первым прервать рукопожатие.

– …всю душу вынул! – Варданян произнес это уже в гардеробной, в полуподвале консерватории. Между нами и гримеркой Соколова было два этажа. – Позвольте?

Это он подал мне пальто.

– Арцах, ну хоть вы-то сегодня будьте по-простому, – взмолилась я.

– Хорошо, – хмыкнул он, – назад нагнитесь, я вам польты ваши на плечи вздену, да и двинем отсюда к такой-то матери!

Молоденькая гардеробщица посмотрела на Варданяна неодобрительно. Очевидно, до ее уровня культурного человека он не дотянул.

На улице противно моросило: январь в этом году выдался влажный и теплый. Декабрь был ему под стать. Так что граждане Тарасова зимнюю одежду из шкафов даже и не вынимали. Куда там, по такой парной сырости – еще перепреешь и простудишься.

От консерватории мы дошли до небольшой чайной, оформленной в восточном стиле.

– По-моему, для первого раза довольно неплохо, – осторожно заметила я, когда официантка принесла зеленый чай и рисовое печенье и оставила нас одних. – Смотрю, человек он очень вежливый; но, чуется мне, и впрямь опасный.

– Причем, Евгения, заметьте: совсем на опасного не похож.

– Такое уметь надо. Опытный товарищ, – согласилась я, надкусывая печенье.

– Вас-то тоже не заподозришь, – хмыкнул он. И, наклонившись вперед, спросил с мальчишеским любопытством: – Что, правда ножи в платье?

– Истинная правда.

– Не то чтобы я удивлен. А вы хорошо держались.

– Вы тоже, – подбодрила я. – Между прочим, делать кислую физию при таком человеке – это сильно. С вами он считается?

– Да. – Арцаха напоминание о встрече заставило поморщиться. – У меня ведь папа прокурор…

– …мама адвокат, – подхватила я, – и не забудьте мафиозную бабушку!

– И сам я, смею надеяться, не последний человек, – посмеялся Арцах, отпивая чай из бамбукового стакана. – Так что могу позволить себе немно-о-ожечко недовольства.

Он досмеялся. Смерил меня взглядом, помялся, похмурился…

– Что? – подтолкнула я. Давай, Варданян, говори, чего там у тебя на душе. Чую ж, что неспокоен.

– Серьезно, если вам не понравится его предложение… Отказывайтесь, а то и к черту шлите! Вы можете себе это позволить! – выпалил Арцах.

– Почему вы так уверены, что мне обязательно не понравится его предложение, и я откажусь? – Я посмотрела на него, матерого журналиста, стреляного воробья. Выдержала паузу. – Или вы хотите, чтобы мне не понравилось его предложение?

– Ну уж от вас ничего не скроешь, – проворчал Варданян.

– Вы просто слишком громко думаете. – Я пыталась одновременно приободрить его и вызнать, что же его так беспокоит. – Серьезно, если вы что-то знаете или подозреваете – карты на стол! Знание – сила, а?

– Вас не напрягло, что корзина цветов была так, м-м-м-м… раздербанена на все лады? – Арцах взял печенюшку, но сжал слишком сильно и уронил ошметки в стакан.

– Я бы тоже ее хорошенько проверила, – пожала я плечами. – Если Соколо…

– Называйте его – пианист! – напомнил Арцах.

– Ладно, ладно. Если пианист знает, что ему может грозить опасность, а тут ему преподносят такую большую вещь… Я бы проверила. В цветах много что можно спрятать. У меня как-то был случай, охраняла оперную диву. Так ей в цветах змею спрятали! Правда, неядовитую: то ли ужа, то ли полоза. Но перепугалась она страшно.

– А вы не заметили, – прищурился Варданян, – что другие цветы в своей гримерке он этак не раздергивал?

– Не обратила внимания, – с досадой признала я.

– А это значит что? – Он глядел на меня, как учитель на отличницу, привычно ожидая, что я отвечу правильно.

Теперь уже я замялась. Примерила себя на место Соколова…

– Он знал эту, кхм, женщину и ожидал от нее подвоха? – Я назвала менее вероятный вариант из двух. Я-то подозревала, что лишь размер корзины и вызвал подозрение. Остальные-то цветы были в виде худосочных букетиков в прозрачных обертках. В таких и пластит толком не спрячешь. Хотя если о-о-о-очень постараться…

– Я вам больше скажу, Женя! – азартно вскинулся Арцах, в запале тыча в меня указательным пальцем. – Пианист знал, что это не женщина! И знает этого человека, о-ох-х-х, он очень хорошо его знает!

Я отвела его руку в сторону. Узбечка-официантка, одетая «под японку», в простенькое кимоно с цветастым поясом, опасливо поглядывала на нас от дверей.

– Желаете еще чаю? – пропищала она, выдавив улыбку.

Бедная девочка, поздний час, а тут двое взрослых с каким-то странным разговором.

– Да, будьте так добры. Зеленый, без сахара. – Я успокаивающе улыбнулась ей. Мол, не волнуйся: если дядя сойдет с ума, тетя большая и сильная, тетя его скрутит.

Едва официантка ушла, Арцах на всякий случай выглянул в коридор. Вернулся за столик, сел, подгибая ноги (мы сидели на подушках, за низким столиком – не очень-то удобно, прямо скажем; сидишь на собственных пятках).

Затем ручкой быстро написал на салфетке одно слово, передал салфетку мне.

Я прочла и присвистнула.

– Вот-вот. – Салфетка была порвана в клочки, клочки отправились во внутренний карман пиджака. – Если не ошибаюсь, эта же организация курировала некоторые операции «Сигмы», в которой вы служили?

– Парочку-троечку. Таких, знаете, самых ядреных, – подтвердила я без особой конкретики. – Так он оттуда, этот мужик в платье?

– Да.

– Теперь ясно, почему он так мастерски загримирован и одет. От бабы натурально не отличишь, – обескураженно признала я. – Если, конечно, под юбку не заглядывать.

– Этот… тип перевоплощаться умеет. Хоть у меня глаз на переодетых и наметанный, но вот с ним – я просто отваливаю подальше, не пытаясь угадать.

– И как вы определяете, когда надо отваливать подальше? – поинтересовалась я.

– Если где появляется пианист, значит, и этот… агент неподалеку. Просто десять из десяти. Ему, агенту, лет не меньше, чем пианисту. Пианиста поймать он пытается уже о-о-очень долго. И, поверьте, между ними лучше не встревать. Я-то встрял, когда статьи готовил. Сунул нос, куда не надо. Вы, Евгения, на допросе с пристрастием когда-нибудь были?

– Только допрашивать доводилось, – буркнула я.

Мне стало противно от услышанного. Вспомнился вежливый женский голос за стенкой кабинки, худые длинные пальцы с изысканным маникюром. Эти пальцы дотронулись до моей руки, когда я передавала женщине из соседней кабинки несколько кусков туалетной бумаги. И все это время это был мужчина.

Жутковато становится, когда внешность настолько обманчива. Я и сама умею менять облик, когда требует работа. Но тут была видна работа пугающе мастерская.

– А я на допрос попал вот к этому агенту. Один раз. Отпустил он меня только после того, как понял, что с меня и впрямь нечего взять. Даже разрешил опубликовать статьи. – Варданян скривился, будто лимон надкусил. – Ощущение осталось, будто у тебя во внутренностях пьяный патологоанатом поковырялся. Вот прямо пальцами.

– Короче, где один, там и второй, – подытожила я.

Подошла официантка со свежей порцией чая. Едва она скрылась, Арцах наклонился вперед и категорично произнес:

– Если пианист предложит вам охранять его самого – не соглашайтесь. Если кого другого – сами взвешивайте и решайте. Но лично Соколова – ни-за-что!

Он выпрямился и в несколько глотков опорожнил почти весь стакан.

Мне захотелось предложить выпить ему не чаю, а водки – я видела в меню саке. Но вслух я произнесла другое:

– Странно, что именно вас он попросил меня рекомендовать. У такого человека могут быть связи и пошире. У нас вполне могли бы найтись общие знакомые.

– А чего далеко ходить? – угрюмо усмехнулся Арцах. – Вы знаете меня, я знаю вас, я знаю его. Иногда чем проще, тем лучше. К тому же ему был нужен человек из Тарасова, здесь у него связей нет. Он здесь в первый раз; и лично я не стану спрашивать, какого черта ему понадобилось в нашей чудесной глухомани.

– Ну уж и в глухомани… – рассеянно отозвалась я. Ответ Арцаха показался мне каким-то мутным, недосказанным. Все-таки не походил мой знакомец из журналистских кругов на человека, на которого так просто можно надавить.

– Желаете что-нибудь еще?

На сей раз к нам подошла не миниатюрная узбечка в кимоно, которая приносила нам чай первые два раза. Этот долговязый мужик вообще не походил на официанта. Болезненно худой, будто иссушенный болезнью или голодовкой, вдобавок возрастной – лет пятьдесят, если не больше. Лицо с острыми чертами, щедро покрытое веснушками, доверия не внушало. Круглые черные глаза – как сверла, рот сжат в линию, а встрепанные короткие каштановые волосы придавали официанту вид городского сумасшедшего. Положение не спасали ни фартук, ни блокнот с предупредительно занесенным над ним карандашом. Карандаш в руках этого типа прежде всего напомнил заточенную деревяшку, которой можно запросто проткнуть чей-нибудь глаз.

Этот мужчина навис над нами, как пожарная каланча над одноэтажными домишками. Подавлял ростом, щерился во все зубы и разглядывал нас цепко, в упор.

В довершение всего он и в помещение проник чудовищно бесшумно, заставив меня и Арцаха вздрогнуть от неожиданности.

А это дурной знак.

Я перевела взгляд на его ступни в носках.

Большие. Не то сорок второй размер, не то сорок третий.

– Здравствуйте, Антон Владиславович – мрачно произнес Варданян. – Чайку?

Да, он застал нас врасплох. Если ожидаешь нападения, лучше не сидеть. Лишние секунды, которые тратишь на подъем, решают дело в пользу противника. Да и отбиваться труднее.

Мы же с Варданяном сидели на полу – все равно что лежали.

– Да, пожалуй. – «Официант» не прикоснулся к стаканам. Проверил заварочный чайник, поднял его, наклонил, не касаясь носика чайника ртом. Струя зеленого чая полилась ему в рот.

Потом он вернул чайник на место. И, подогнув ноги, уселся за столик рядом с нами. Не спрашивая разрешения.

– Вы к нему заходили?

Что я там говорила про конкретику в разговоре? Этот человек был антиподом Соколова: перешел сразу к делу. Вежливость? Какая еще вежливость?

– Арцах Суренович, вы нас не представите? – вклинилась я. – Очень интересно, что за Антон Владиславович к нам подсел.

– Антон Владиславович Маков. – «Официант» вспомнил про хорошие манеры.

Руки он не протянул, но хотя бы посмотрел в лицо, когда представился. Н-да, производить приятное впечатление – не его конек.

– Евгения Максимовна Охотникова. – Я руки тоже не подала. – Телохранитель.

Маков молча протянул служебное удостоверение. Внушительные увесистые корочки скрывали не менее увесистое и внушительное название организации. Я тщательно изучила удостоверение, чувствуя на себе сверлящий взгляд Макова. Самого Макова сверлил взглядом Варданян.

– Я знаю, что Соколов Артур Лаврентьевич позвал вас в свою гримерку для личной встречи, – с места в карьер продолжил агент. – Вы к нему заходили, не так ли?

– Допустим, – осторожно протянул Варданян.

– Я не вас спрашиваю.

– Если это допрос, вызывайте в участок, повесткой, – припечатал Арцах. – Официально.

– Снаружи отряд. – Маков перевел взгляд с меня на Арцаха и обратно. Совсем как Соколов сегодня после концерта. И смешно он в своем костюме не выглядел. Скорее – да, пугающе. Как человек, у которого не все в порядке с головой. – Восемь человек, вооруженные. По первому моему слову вас заберут по подозрению в соучастии.

– А что, этот ваш Артур Лаврентьевич уже что-то совершил? Здесь, в Тарасове? – с наивным видом спросила я. – Или нас заберут так, за компанию? За то, что рядом постояли, подышали одним воздухом?

Я говорила, одновременно машинально прикидывая – куда бить, если придется: в нос или в горло. Хорошо бы не пришлось, но обстановка в комнате образовалась очень нехорошая, напряженная. Руки невольно так и чесались.

Разрядил обстановку Арцах. Протянул руку, осторожно погладив меня по ладони (жест, у него лично не несущий ни малейшего сексуального подтекста). Пожал плечами и, сжевав печенюшку, проговорил:

– Можно в общем-то и сказать. Ничего такого. Вы, Антон Владиславович, знаете, что я с Соколовым знаком. Я его музыку очень люблю и повел Евгению Максимовну на его концерт. И так совпало, что в последнее время Артур Лаврентьевич беспокоится за свою жизнь – уж не знаю, насколько обоснованно. Во всяком случае, корзину с вашими цветами он перерыл вдоль и поперек. Я не ошибся, это вы ему цветы после концерта подтащили?

Если бы взглядом можно было убивать, Маков уже оставил бы от Варданяна свеженький труп.

Я ухватила нить разговора.

– Мы с Арцахом зашли после концерта – выразить свое восхищение. Мне лично очень понравилось! – вдохновенно продолжила я. – Мы увидели разворошенную корзину, стали выяснять… Слово за слово – и да, выяснилось, что этому замечательному пианисту требуется охрана. А я – телохранитель высшего уровня, мне внучку президента доверить можно!

Спокойная, уверенная улыбка, вот так. И сразу стало легче дышать! Все ковбои в этой комнате убрали руки от рукояток револьверов в кобурах.

– Во всяком случае, – добавила я, продолжая улыбаться, – от мэра нашего города отзывы о моей работе самые положительные. Можете сами спросить.

– Вы согласились? – отрывисто уточнил Маков, так и впиваясь в меня взглядом. – Охранять его – вы согласились?

– Мы пока не успели подробно обсудить условия. Я не уверена.

Арцах, в отличие от меня, не улыбался, но выглядел куда менее напряженным, чем за пять минут до этого.

На, подавись, секретный агент Маков. Ни капли лжи, но и ничего полезного. Доволен?

Секретный агент Маков ничего не сказал. Нарочно медленно сунул руку в карман фартука, вытащил визитку и положил на стол. Понимал, что из рук у него визитку не возьмут. Даже придвигать не стал к кому-то из нас. Просто положил на стол, рядом с чайником.

– Если вы станете охранять Соколова, – ровно и без угрозы произнес он, обращаясь ко мне, – вам лучше известить меня.

– Я подумаю. Звонок, надеюсь, бесплатный? – Теперь я не улыбалась.

– За наш счет, – заверил Маков. Так же медленно поднялся (скорее чтобы не волновать нас, чем из-за возраста) и покинул комнату.

Спустя минуту за внешней стеной чайной послышался шум отъезжающих машин. По звукам я бы предположила пару единиц тяжелой техники, но выглядывать в окно и уточнять не хотелось.