Текст книги "Криминальный оракул"

Вечер был изгажен окончательно.

– Вы правы, – через силу выговорила я. – Ощущение, будто в потроха грязными руками залезли. Или в мозги.

– Да, он, как видите, приятнейший человек. – Арцах поболтал в стакане остатки чая, но допивать не стал. – Он очень быстро показал вам свое настоящее лицо. Это и хорошо, и плохо.

– Отчего же плохо? Я предпочитаю знать противника в лицо. – Я вызвала официантку, чтобы нас рассчитали. На сей раз явилась та узбечка в кимоно. Она выглядела напуганной; за насыпанные сверх счета щедрые чаевые поблагодарила, но нервно.

Чувствовалось, как ей хочется, чтобы мы поскорее отсюда убрались. Ни я, ни Варданян не заставили ее ждать.

Машина Арцаха была в ремонте, и я согласилась подбросить его до дома.

– Так почему плохо-то? – напомнила я, едва он устроился на переднем сиденье и пристегнул ремень.

– Исходя из того, что я знаю про этого типа…

– Только покороче.

– Постараюсь. Знаете же, что хищники, выслеживая добычу, могут прятаться до последнего, чтобы не спугнуть?

– Ага. – Мы встали перед светофором. Красный.

– И если хищник являет себя перед жертвой, то только затем, чтобы напасть и сожрать. У льва нет никакой другой причины показываться на глаза антилопе.

– То есть мы с вами антилопы? – проворчала я. В вечерний поток машин с боковой дороги медленно вписывался небольшой грузовик.

– Да нет же! Ну, как бы это сказать…

– Как можно проще, Арцах Суренович, как можно проще и яснее. У меня уже голова кругом от этих шпионских игр с переодеванием.

– В общем, если Маков показал свое настоящее лицо, то все, кирдык. Он его показывает только тогда, когда полностью владеет ситуацией. Когда знает все, что ему нужно. И знает, что сможет надавить. В противном случае он бы маскировался до последнего, выжидал бы и наблюдал.

От слов Варданяна стало еще гаже. Хотя казалось бы – куда еще.

– Лично за мной он следил месяц, прежде чем вызвал на допрос. Не маскировался разве что под ребенка, и это я еще не все его личины опознал. Под конец я его все же засек, но тогда он прислал кавалерию, и меня загребли. Вот и сегодня – видели? Он даже не скрывался! На кой притворяться официантом, когда я его морду лица знаю?

– Разве что затем, чтобы продемонстрировать свою вездесущесть, – предположила я. – И вездесучность.

Арцах угрюмо хмыкнул.

Мы помолчали, затем я возобновила разговор:

– И это всего лишь потому, что вы готовили статьи про Соколова. Разоблачительные. – Грузовик наконец вписался, и мой «Фольксваген» двинулся побыстрее. – Что-то тут не сходится. Простите за мой французский… но на кой хрен вам контактировать с Соколовым, если вы за это рискуете отхватить от человека из такой организации? Или вам в свои сорок два года адреналина захотелось?

– Маков очень хочет посадить Соколова за решетку. Четыре года назад ему это почти удалось. Дело происходило в одном крупном городе, Соколова поймали с поличным. Поймал сам Маков. Лично. – Варданян, похоже, наплевал на собственное нежелание произносить имя моего возможного заказчика. – Отцу тогда довелось представлять сторону обвинения. И – не спрашивайте как, но Соколов с ним договорился.

Я глянула на лицо Варданяна и сразу перевела взгляд обратно на дорогу. На человека в моменты такой эмоциональной муки лучше не смотреть. Похоже, ему было просто стыдно таким делиться.

– И отец проиграл процесс. Соколова отпустили, Маков взбесился и надавил на отца. Запахло жареным. И тут в игру снова вступил Соколов. Не знаю уж, что он сделал, но отец вышел сухим из воды. Представляете, какое унижение, какой урон для репутации Макова?

Поток машин снова встал из-за светофора. Я воспользовалась моментом и сочувственно похлопала Арцаха по плечу.

– Это жесть, – только и ответила я. – Небось у вашего бати должок перед Артуром Лаврентьевичем.

– Да, во-от такой. – Арцах развел руки в стороны. – А то, что он заинтересовался вами… не вижу ничего удивительного. Соколов профессионал высшего уровня и работать предпочитает с такими же. Меня припрягли сугубо для подстраховки. Вы же предпочитаете рекомендации от проверенных людей, а мы с вами когда-то работали вместе.

– Подставились ради батьки? – посочувствовала я.

– Вот только не надо меня жалеть.

– Упаси боже, и не собиралась. Все мы чем-то жертвуем.

Н-да, не повезло мужику.

Я бы на его месте оставила папочку самого разбираться со своим долгом перед этим не только пианистом. Но у Варданяна со своим отцом отношения были куда лучше, чем у меня с обоими родителями, вместе взятыми. Начать с того, что у него вообще были эти отношения как таковые. Я же после службы в спецотряде «Сигма» до сих пор не возобновила былые семейные узы.

Как я уже говорила, все мы чем-то жертвуем.

Трудный участок дороги остался позади, остаток пути прошел быстро – и в полном молчании.

Арцах так же молча выбрался из машины. Но затем – видимо, не давало ему это покоя, не давало, – заглянул в салон и уточнил:

– Все-таки пойдете? Завтра, на встречу в музей?

– Пойду, – просто ответила я. – И выслушаю. Если придется отказывать, я предпочту сделать это лично.

Арцах только пожал плечами. Мы попрощались, и я поехала домой.

А что тут можно еще было сказать? Да, сегодня я узнала много занятного. Но первая встреча с вероятным клиентом состоялась, была назначена вторая.

В принятии решения я ориентируюсь на собственные впечатления и суждения, а не только на слова других людей, пусть и заслуживающих доверия. В Соколове я пока не увидела человека, нуждающегося в охране, обеспокоенного своей безопасностью. Пусть и сказала обратное агенту Макову.

Мне нужна была ясная картина.

…Тарасовский художественный музей – не самый знаменитый в стране. Долгое время он был привлекателен для туристов только как «местный». В нем были представлены картины тарасовских художников и художников из близлежащих городов и поселков, предметы быта, украшения.

Все изменилось, когда лет восемь назад в дар музею была передана частная коллекция одной тарасовчанки. История у нее – и у коллекции, и у пожилой дамы – была какая-то мутная, интригующая. Кажется, что-то там было связано с Францией.

Но история осталась в прошлом, а коллекция украсила музей. Статуэтки, вазы, картины… Главной приманкой для туристов стала картина кисти самого Пабло Пикассо. На ней был изображен тореадор, готовый вонзить клинок в тело быка. Производила картина довольно жуткое впечатление; но публика во все времена рада пугаться, если только речь не об экономическом кризисе. Иначе триллеры Хичкока не были бы так популярны.

Так что «Тореадор» Пикассо регулярно собирал толпу. И был одним из ключевых экспонатов сегодняшней выставки. Ибо имя дамы, ранее владевшей коллекцией, публике не открыли.

Я пришла заранее, без пятнадцати двенадцать.

Выставка являлась бесплатной, потому народу в музее хватало. А что, удобно: у кассы не засветишься, и в толпе затеряться можно. Пришлось подождать несколько минут, прежде чем я смогла сдать пальто в гардеробную. И пройдя к сувенирному магазину (там было посвободнее, и кассы просматривались), сразу же увидела Соколова.

Мне было хорошо видно его сквозь стеклянную витрину. Он стоял внутри, уткнувшись в один из путеводителей у книжного стеллажа: получилась этакая реклама чтения для современной молодежи. Время до встречи еще было; и я воспользовалась им, чтобы немного понаблюдать за Артуром Лаврентьевичем.

Он был похож на библиотекаря, учителя, архивиста – только не на вора произведений искусства. Мало того: на вора, который мастерски ускользал от правосудия в лице малоприятного агента Макова. Я поймала себя на мысли, что посмотрела бы на их перепалку. Небось, воспитанный Соколов колобком от Макова укатывался бы…

Я не успела дофантазировать финал поединка: Соколов бросил взгляд на наручные часы, вернул книгу на полку и вышел.

Без одной минуты двенадцать.

– Здравствуйте, Артур Лаврентьевич, – негромко поздоровалась я, подойдя навстречу к нему.

Он ничуть не удивился.

– Евгения Максимовна! Здравствуйте! Вы очень вовремя, пойдемте. Отведу вас к своей любимой картине. Не возражаете?

– Против картины – нет, – улыбнулась я. Кивнула на его правый локоть, оттопыренный явно в ожидании, что я сейчас окажу честь и обопрусь: – А с этим не утруждайтесь. Я сейчас не дама, а ваш возможный телохранитель. А вы – мой возможный клиент. Ну, ведите к вашей картине.

Соколов только вздохнул, покачав головой, поправил очки.

Любопытный факт, по неизвестной причине не попавший ни в одну из статей Арцаха. Артур Соколов был вором, специализировался на предметах искусства – это да. Но имел необычное предпочтение: грабил лишь частные коллекции. Особо любил предметы искусства, считавшиеся пропавшими. Либо такие, которые владельцы, приобретя, прятали подальше от глаз зрителей.

Арцах предполагал, что это от большого тщеславия: частные коллекции охраняются зверски тщательно.

Любопытный факт номер два: Соколов никогда не оставлял добычу себе. Отправлял в музеи – разумеется, анонимно.

То есть как – анонимно. Мастерски подделывал дарственную от имени ограбленного владельца. В результате, когда владелец заявлял права на свою собственность, разгоралась та еще бюрократическая волокита. Впрочем, некоторые жертвы ограблений молчали в платочек – это в тех случаях, если предмет искусства был приобретен незаконно.

Этот второй факт в статьях тоже не был упомянут – уже из-за вмешательства Антона Макова. Агенту, ведущему охоту на виртуозного вора, совершенно незачем, чтобы вора прославили как этакого Робин Гуда от мира искусства.

Искусство принадлежит народу, и все такое.

– Знаете, а это довольно остроумно с вашей стороны, Артур Лаврентьевич, – заметила я, когда мы поднимались на третий этаж, к длинной галерее.

– Что именно? – Он повернулся, заинтригованный.

– Место встречи. Вы ведь тоже анонимный даритель, если меня правильно проинформировали.

Брови Соколова взметнулись в удивлении и вернулись на место. Он тихо и коротко рассмеялся.

– Если информировал Арцах Суренович, то все верно. Славный парнишка…

– Да, только с отцом не повезло, – добродушно, в тон Соколову, откликнулась я.

По лицу Артура Лаврентьевича скользнула тень, он на секунду нахмурился. Но только на секунду.

Мы остановились в начале галереи.

…картина оказалась небольшой и довольно мрачной. Изображалась там склонившаяся над блюдом с водой женщина. Она пристально вглядывалась в поверхность воды. Напряженные руки со скрюченными пальцами лежали на столе, по обе стороны от блюда. На столе горела одинокая свеча, отчего тени за спиной женщины казались особенно угрожающими.

Я несколько секунд разглядывала картину, затем перевела взгляд на Артура Лаврентьевича. Тот уделил картине чуть больше времени.

Я выжидала.

– Неизвестный художник, круг Репина, – негромко произнес мой спутник, не поворачиваясь. – Восьмидесятые годы девятнадцатого века. Картина попала в музей, не имея названия, в каталогах упоминается как «Гадалка».

– Если меня память не подвела, вы хотели со мной поговорить относительно работы, – напомнила я. – Я должна узнать, для чего вам нужна охрана, и решить, возьмусь ли я вас охранять.

Взгляд у Соколова стал слегка укоризненный. Что, сел на любимую лошадку, да я перебила? Извини, мое время тоже не бесплатное.

– Не меня, – поправил он. – Гадалку.

– Картину? – удивилась я.

– О, нет-нет. Живую гадалку. Женщину. – Мне показалось, или Соколов занервничал?

– Ваша родственница?

– Нет. Скорее мой близкий друг.

– Так, давайте как можно подробнее, – потребовала я. – Если, конечно, вы заинтересованы в сотрудничестве.

Да, сейчас он определенно утратил спокойствие, как выражается моя тетушка.

Сдернул очки, протер их белоснежным носовым платком, водрузил обратно на нос.

– Евгения Максимовна, вы слышали о Василисе Ефимовне Комаровой?

Теперь настал мой черед удивляться.

Глава 2

Удивляться было чему.

Я редко читаю газеты. Но Василису Ефимовну Комарову в последний год часто упоминали в СМИ, так что даже вечно занятая я что-то улавливала. Имя было на слуху.

Вроде бы эта женщина была тоже в возрасте, только под пятьдесят, а не за, как Соколов. И круг ее способностей выходил за пределы традиционного «позолоти ручку, раскину карты». Целительница, гадалка на всем, от кофейной гущи до песка с пляжа. И еще что-то вроде следопыта: поиск пропаж, от котят до брильянтов.

Словом, неплохо раскрученная персона, оказывавшая «магические» услуги всем, у кого были деньги на оплату этих услуг. Если судить по сплетням из желтых газет, круг клиентов у нее тоже был весьма разнообразный: от звезд шоу-бизнеса до разнокалиберных криминальных личностей.

Бесплатно эта «новая Ванга» тоже работала. Но в крупных масштабах: в телевизионных шоу. В основном дело происходило в больших залах или студиях, с непременным исцелением всего и вся в прямом эфире. Тетушка иногда посматривала эти шоу, сопровождая ехидными комментариями – мол, не обошлось без подставных лиц.

– Да, слышала, – осторожно подтвердила я. – Вроде бы она предсказывает будущее.

Был и второй повод для удивления, рутинно-неприятный. И я не замедлила о нем заявить:

– И что же получается, Артур Лаврентьевич, вы тоже – только посредник?

Длинновата дорожка выходила до непосредственного объекта охраны. Лишняя трата времени, причем без оплаты. А это я не люблю еще больше, чем недостаток сна. Если над вероятным охраняемым объектом так трясутся, что я должна переговорить с десятком человек, прежде чем меня представят лично… на фиг надо!

Кажется, Соколов смутился. Или счел нужным показать, что он смущен.

– Клиентом вы считаете того, кого охраняете, или того, кто оплачивает ваши… вашу работу? – замялся он.

– Кто платит, тот и клиент. Если платите вы, то вы клиент, и я работаю на вас.

– Прекрасно! – Он с облегчением улыбнулся. – В таком случае я – ваш клиент. Охрану Василисы Ефимовны оплачиваю я.

– Не торопитесь, – мягко возразила я. – Я еще не сказала «да». Для начала, я надеюсь, вы познакомите меня с госпожой Комаровой?

– О, конечно, не прямо сейчас, но…

– А когда, Артур Лаврентьевич? Обычно мое собеседование – это только одна встреча. В идеале сразу и с клиентом, и с объектом. Из уважения к нашему общему знакомому я согласилась на вторую. Похоже, намечается третья. Вы не усложняете?

– Она придет. – Соколов вновь говорил уверенно. – Буквально через десять минут. Василиса Ефимовна не самый простой человек, и угодить ее запросам сложно. Не всякий телохранитель ей подойдет. Она составила список требований. Вы подходите почти идеально.

– Ладно, допустим. – Я поджала губы, показывая, что не одобряю сложившуюся ситуацию. – Надеюсь, мне дадут поговорить с ней лично? Я должна знать, с кем, возможно, буду работать.

Мой клиент уловил только предпредпоследнее слово.

– Возможно? – умоляюще переспросил Соколов. – Евгения Максимовна, это вопрос жизни и смерти!

– Как обычно, – кивнула я. – Давайте по порядку, но сначала…

Я огляделась вокруг и заглянула через перила галереи вниз, на второй этаж. На галерее никого, кроме нас с Соколовым, не было. Но на втором этаже было довольно людно, доносился шум голосов и звук щелчков фотокамер. Ладно, вроде можно говорить.

– Вчера я имела сомнительное удовольствие познакомиться с неким Антоном Владиславовичем Маковым. – Я смотрела Соколову в лицо – оно прямо на глазах становилось более жестким, даже хищным. – Худой такой, длинный, весь в веснушках. Работает на одну влиятельную организацию и, как я убедилась, тот еще мастер маскировки. Вчера подарил вам цветы в корзине. Вроде имеет на вас во-о-о-от такой зуб.

– О, Евгения Максимовна, это не ваша проблема. Совсем не ваша. Не извольте беспокоиться. – С таким лицом, как сейчас у Соколова, один из моих коллег по «Сигме» вынужденно застрелил на задании напавшего на него пленного террориста.

– Я убедилась, что он весьма пронырлив. Вы уверены, что он, скажем, не подслушивает прямо сейчас?

Соколов вместо ответа наклонился через перила галереи и громко хлопнул в ладони два раза подряд. Эхо усилило звук хлопка.

Посетители на втором этаже под галереей почти одновременно подняли головы, уставившись на нас, и помахали руками. Затем показали большие пальцы – все, мол, в порядке. И вернулись к своим занятиям.

Выглядело жутковато, словно это были роботы или зомби. Некоторые из этих людей были внизу, возле касс, кое-кого я видела в книжном магазине возле Соколова, перед встречей.

Ему был нужен человек из Тарасова, здесь у него связей нет, вспомнилось мне из разговора с Арцахом. Вах, дорогой, до чего же вы ошибались. Даже меня маленько пробрало.

– Уверен. Я подстраховался, – пояснил Соколов. – Очень не люблю, когда лезут в мои дела.

– Допустим, – повторила я. – А что с самой Комаровой? Ей угрожают? Для чего требуется охрана?

– Василиса Ефимовна весьма знаменита. Ей предстоит турне по городам Волги – Самара, Волгоград, Нижний Новгород, Казань. По пути будут захвачены и города помельче. Везде у нее есть поклонники, и могут быть и враги. Ваша задача – оберегать ее и от тех, и от других.

– Она же вроде стремится даровать исцеление, или как она там говорит в своих телепрограммах, – хмыкнула я. – Как же она его дарует поклонникам, если ее надо от них защищать?

– Пусть исцеляет, – отмахнулся Артур Лаврентьевич. – На выступлениях. Главное, чтобы после они к ней не лезли. У нее будут и отдельные клиенты, платные…

– Они же блатные? – снова вклинилась я.

– Не все. Но многие. Это тоже не ваша забота, Василиса Ефимовна умеет с ними управляться. Вы лишь следите, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. В случае чего и я посодействую.

– Вы что же, с нами поедете? – удивилась я. – Или кто-то будет следить за качеством моей работы?

– Нет, нет, никакого контроля лично за вами. – Соколов снова будто бы смутился. – Просто, если возникнут проблемы, решение которых потребует дополнительных ресурсов, вы всегда сможете обратиться ко мне. Будет еще несколько человек рядом с Василисой Ефимовной, необходимая свита на время путешествия. Но их вы охранять не должны. Их вообще не нужно охранять. Главное – Василиса.

– Ладно, за мной смотреть не будут, это я поняла. А за Василисой Ефимовной? – цепко уточнила я.

– Будут еще двое человек. Так, подсобить. Для внештатных ситуаций.

– И заодно за мной присмотрят, да? Если у вас есть сомнения в моей компетентности, может быть, не стоит?..

Он вскинул руку – резко, как патриций, призывающий бунтующих плебеев заткнуться на хрен и разойтись по домам.

– Евгения Максимовна, никаких сомнений. Иначе бы я не обратился к вам и уж тем более не стал бы беспокоить Арцаха Суреновича. Но вы не станете отрицать, что иногда, – он выдержал паузу и с нажимом закончил, – требуется помощь?

– Не стану, – в тон Соколову ответила я. – Главное, чтобы эту помощь согласовывали со мной.

– Будут, не беспокойтесь.

Что ж, именно это я и хотела услышать. Я не настолько самоуверенна, чтобы в чрезвычайных ситуациях выкарабкиваться в одиночку. Помощь – это неплохо, главное, чтобы она не оборачивалась помехой.

– Вы уже столько раз попросили не беспокоиться. Подозреваю, поводов для беспокойства у меня будет более чем достаточно, – с иронией заметила я. – Артур Лаврентьевич, что будет, если я откажусь от этой работы?

– Почему? – немедленно вскинулся Соколов. Очень уж поспешно.

Я молчала, ожидая ответа на свой вопрос. Мой клиент снова снял очки, сложил, задумчиво похлопал ими по ладони.

– Очень трудно подобрать Василисе Ефимовне такого телохранителя, который ее устроит, – повторил он. – Она… женщина сложная и своенравная. Она моя покровительница, если хотите. Та святая, у которой я прошу благословения перед каждым делом. Это она помогла избежать мне тюрьмы.

– Когда отец Арцаха проиграл дело?

– Да! – Артур Соколов заговорил оживленно, даже страстно. Чувствовалось, что он верит в то, о чем говорит. Верит безоговорочно. – И если вы откажетесь, она не поедет в турне. Застрянет здесь, пока я не подыщу другого подходящего телохранителя. Она будет недовольна, а я потеряю ее расположение. И, чего доброго, попадусь Макову.

При этих словах Соколов трижды постучал рукой по деревянным перилам галереи.

Подставные зрители на втором этаже одновременно вскинули головы. Соколов отмахнулся: мол, все в порядке.

Мне отчего-то представилось, как все эти люди по приказу Соколова в едином порыве бросаются на агента Макова. Если, конечно, они не были наняты лишь для контроля периметра. Возможно, были еще наблюдатели, только я их не видела. Торчали где-нибудь снаружи.

– Сорвется турне, придется платить неустойку? – поинтересовалась я. Аргументы Соколова не особенно меня впечатлили.

– Да, причем крупную, – подтвердил Соколов. – Уже заказан транспорт, гостиницы, арендованы залы в каждом городе. Если все сорвется, боюсь, такая сумма будет критична даже для меня…

Да, попадались мне клиенты, которые самым верным способом уговорить считали давление на жалость. Со мной это бесполезно; впрочем, Артур Лаврентьевич не пытался вышибить у меня слезу. Но чувствовалось, что ситуация для него весьма серьезная.

– Ладно, а чего же во мне такого особенного? Раз Василиса Ефимовна требует именно меня?

Я думала, что Соколов начнет говорить про стаж или опыт, или сочетание того и другого с принадлежностью к женскому полу. Многие из тех, кто ищет телохранителя для ребенка или для женщины, хотят нанять именно женщину. Безопаснее, мол.

Но Артур Лаврентьевич ответил неожиданно:

– Это она вам сама и объяснит, и покажет.

– Прямо здесь покажет? – скептически осведомилась я. – Или вы поддержите традицию, и музей окажется не конечным пунктом назначения, а еще одной ступенькой к нему?

Это начинало реально бесить. Пожалуй, если бы не просьба Арцаха и не моя привычка доводить разговор до логического завершения, я ушла бы прямо сейчас. Ведут какими-то запутанными путями, клиент оказывается посредником, туману понапустил…

– Она вот-вот прибудет, – заверил Соколов.

– У нее должны очень веские причины, – съязвила я, свое недовольство уже не маскируя. – Надеюсь, госпожа прорицательница не в маске придет?

Артур Лаврентьевич меня словно не услышал. Отвернул голову вбок и весь замер. Застыл, будто статуя.

Я осторожно обошла его, заглянула в лицо. Взгляд у моего клиента сделался остекленелый, расфокусированный.

– Артур Лаврентьевич?

Черт, вроде он дышал. Или нет?

Я протянула руку к его шее – пощупать пульс. Но не успела дотронуться, как Соколов отмер, заморгал и всем телом развернулся в мою сторону. То есть туда, где я стояла пару секунд назад до того, как он замер.

– Я здесь, – озадаченно оповестила я. – Вы сейчас как-то… застыли, как памятник Ленину. Все в порядке?

– О, ничего страшного. – Соколов улыбнулся, но нервно. Похоже, эти мгновения собственной беспомощности ему не понравились. Ну, это я могу понять, сама ненавижу подобное состояние.

Не успела я и рта раскрыть, как мой клиент, потеряв всякий интерес к картине, кивнул в сторону лестницы:

– Она уже здесь. На первом этаже, у касс. Ждет нас обоих.

И заторопился вниз, более в мою сторону не обернувшись. Шел быстро, почти бежал. При этом со своей комплекцией умудрялся выглядеть не забавным, а скорее страшно занятым. Таким, что упаси боже отвлечь.

Я легко нагнала его.

– И что это сейчас было? – спросила я, пробираясь за ним мимо подставных посетителей. – Вы словно в транс впали.

– О, это Василиса. – Соколов отвечал, не сбавляя темпа, и ничуть не запыхался. – Она дала знать, что пришла.

– У вас с ней телепатическая связь, что ли? – хмыкнула я.

– Да, навроде того.

Ух, уржаться просто. Расскажу Арцаху, он любит все эти штуки навроде «Звездных войн» и «Секретных материалов». По ходу, сила пребывает с достопочтенной Василисой Ефимовной, не иначе.

Шутки шутками, а чем ближе мы подходили к кассам, тем сильнее и я ощущала что-то этакое.

Не то чтобы давящее, но… Как если бы один человек вдруг размножился до десятка своих копий. И все эти копии стоят в маленькой комнате, и когда входишь в комнату, ощущаешь…

Вот. Вот оно – энергетика, аура, не знаю, как еще сказать, но присутствие некоей особы я почувствовала издалека. Очень сильное присутствие, как будто замедляющее твое собственное движение в пространстве. Едва мы вступили в коридор первого этажа, у меня в мозгу невольно возник образ Комаровой – такой, как запомнился по газетным фотографиям.

Невысокая женщина, для своих лет – умеренно полная, с интеллигентным лицом. Но одетая неподходяще, нарочито простецки. Как пожилая учительница, переехавшая из города в деревню и плюнувшая на прежнюю презентабельность.

Две кофты одна поверх другой, широкая юбка с оборочками, цветастый платок, не подходящий ни к кофтам, ни к юбке…

Мой предполагаемый объект охраны выглядел почти так. Разве что из-под левого рукава кофты были видны массивные и дорогие часы, на ногах – фирменные зимние ботинки (кстати, хорошие, прочные, сама такими пользуюсь). Да и платок Василиса спустила с головы, повязав на шею. И то сказать, ей это шло немного больше: стали видны ухоженные темные волосы, которым интересу придавала одинокая седая прядь, слева в проборе. Притом с такой темной мастью и одеждой в ней не было ничего черняво-цыганистого, маргинального-бродяжного, отшельнического. Того, что обычно увязывают с гадалками и так называемым колдовством.

На фотографиях гадалка представала без очков, но здесь была в них, и это усиливало сходство с учительницей.

– Сокол мой ясный, явился не запылился! И красну девицу добыл, как я просила.

– Добрый день, – осторожно поздоровалась я.

– Василиса Ефимовна Комарова – это Евгения Максимовна Охотникова, телохранитель. Евгения Максимовна…

Ну, хватит, пожалуй.

– Я в курсе, что вы гадалка и заинтересованы в личной безопасности. Артур Лаврентьевич настаивает на моей кандидатуре, говорит, что это ваш выбор. Но не смог объяснить, по какой причине вам нужна именно я. – Я бесцеремонно перехватила инициативу. – Если я правильно его поняла, дело не в стаже и не в опыте. Верно?

«Новая Ванга» смотрела на меня чистым и незамутненным взором, какой я видала у фанатов восточной медитации и прочих практик для душевного здоровья.

Глаза у моей возможной подопечной оказались светло-карие, с желтыми крапинками. И отчего-то от взгляда их делалось очень спокойно и тут же – очень не по себе.

В душу смотрит, как говорится.

– Вы не бойтесь, родная, – ласково произнесла Комарова. – Я вас не укушу.

Народу вокруг нас было прилично, но никто в нашу сторону и бровью не вел. У меня мелькнула мысль: это не потому, что и эти посетители подставные.

Появилось ощущение, что Комарова как бы замкнула нас троих – меня, себя и Соколова – в отдельный пузырь в пространстве. И оттого люди вокруг перестали нас замечать.

Ну, в данный момент «способность головы чуять жопой», то есть интуиция вкупе с субъективным восприятием сообщали мне именно такое ощущение.

Артур Лаврентьевич стоял с таким видом, словно происходившее было ему давно привычно и приятно, а сам он очутился в самом безопасном месте на земле. Стоял, короче, с бесяще-блаженной физией.

Во рту пересохло. Я сглотнула.

– Я верю, – выдавила я. – Верю, что не укусите. Но сейчас надо обсудить важное дело, и я не хочу обсуждать прямо здесь.

– Здесь безопасно, – возразила Василиса. – Энергетические потоки благоприятные.

Чуть помолчала и выдала с тем же просветленным видом:

– Да и этого говнюка Макова тоже не видать.

– Да, Артур Лаврентьевич говорил, что возьмет его на себя. Просил не беспокоиться по этому поводу, – подтвердила я. – Может, хотя бы присядем куда-нибудь?

Гадалка, никак не отозвавшись, пошла вперед, мимо касс, мимо книжного магазина – в конец коридора, к скамейке возле тупичка с кофейным автоматом и кулером. Занятная у нее была манера двигаться – так, будто всего мира вокруг нее не существовало или же он никак не мог ей навредить. Отстраненное выражение лица… уж не под кайфом ли она, случаем?

– Артур Лаврентьевич, Василиса наркотики принимает? – шепотом осведомилась я. Гадалка шла метрах в десяти от нас.

– Нет! – возмущенно возразил Соколов. – Ни наркотиков, ни алкоголя!

А лицо-то, а: мол, и как это у меня язык повернулся такое сказать про его покровительницу?

– Если я возьмусь за это дело, будьте готовы к тому, что я буду задавать неудобные вопросы, – все так же шепотом сообщила я.

Василиса Ефимовна уже уселась на скамейку – ровно посередке. Нам с Соколовым оставались места справа и слева от нее. Я осталась было стоять, но Комарова требовательно похлопала по мягкой обивке:

– Садитесь, душа моя. Не люблю, когда нависают.

– Как Маков? – уточнила я, припомнив замечание про «говнюка» из Василисиных уст.

– Нет, меня это просто отвлекает. – Она все держала этот умиротворенный тон. Да и ощущение «пузыря» никуда не делось.

– Итак, Василиса Ефимовна, – начала я, – Артур Лаврентьевич в целом посвятил меня в вашу ситуацию. Вам предстоит турне по Волге, вы будете выступать и консультировать. Мне предложили охранять вас от нежелательного внимания и обеспечивать вашу безопасность. Также я узнала, что мне в помощь дадут еще двоих человек, и заверили, что они никак не помешают.

– Турне продлится около месяца, – торопливо вставил Соколов. – Если не возникнет каких-либо осложнений. Но за этим я присмотрю.

– Смотри, как бы за тобой не присмотрели, – усмехнулась Василиса Ефимовна. – Антоха-то как та Машка у медведя на закорках – высоко сидит, далеко глядит…

– Василиса Ефимовна, – напомнила я о себе. – Артур Лаврентьевич утверждает, что мое участие – вопрос жизни и смерти. И что только я и смогу вам сейчас помочь. Он сказал, что вы сами мне объясните – почему.

– А потому что у вас, Евгения Максимовна, с головой непорядок.

– Простите?! – Такого заявления я ожидала меньше всего.

– У вас в мозгу – от нормы отклонения. В физиологическом смысле. В детстве башкой стукались? Лет в девять, в десять?

– В медицинской карте указано, было небольшое сотрясение, – вставил Соколов.

Ладно, я привыкла, что порой клиенты владеют обо мне куда более обширной информацией, чем можно ожидать. Неприятно, но объяснимо.

– У тебя где-то там посередке не все в порядке. – Комарова постучала себя указательным пальцем по голове, примерно посередине черепа. – В промежуточном мозге и этом… как его… гипоталамусе. Влияет на центральную нервную систему, на восприятие.

Меня пробрало легким ознобом.

Ребенком, как и подростком, я была довольно активным. Мама одно время подозревала синдром гиперактивности, папа просто говорил – мол, прет изо всех мест. Как и многие дети, я обожала лазать по деревьям, и однажды я навернулась с дерева. С маленькой высоты, метра полтора, но для восьмилетнего ребенка это прилично. Отделалась легким сотрясением, потому что основной удар пришелся на плечо и бок; да и упала я на рыхлый, влажный после дождя газон. Последствия были небольшие и недолгие: сбился режим сна и бодрствования, всего-то на неделю.