Текст книги "Бывших любовниц не бывает"

– Да, я вас узнала.

– Лариса Сергеевна, скажите, пожалуйста, вы ведь бывали в доме Никиты?

– Естественно, и не раз. Мы вместе работали с документами…

– Понятно. Вам случайно не приходилось видеть подруг Светланы?

– Подруг? Не помню… Хотя подождите… Кажется, я видела одну, правда, это было давно.

– Что вы можете сказать о ней? Мне нужны любые сведения.

– Подруга… Так… Девушка примерно того же возраста, что и Светка. Помню, что симпатичная, хотя сейчас я, наверное, не узнала бы ее. Мне показалось странным, что у нее были весьма своеобразные манеры… как бы вам сказать? О! Она вела себя как артистка.

– Артистка?

– Да. У нее мимика была такая… В общем, она вела себя так, будто выступала на сцене перед зрителями.

– Это интересно!

– Да, она все время жеманничала… А! Вспомнила. Никита потом сказал, что эта подруга у Светки еще со школы. Светка ее называла как-то так странно… не могу вспомнить…

– Ангелина-Пиаф?

– Точно! Ангелина-Пиаф! А вы откуда о ней знаете?

– Работа такая. Больше Никита ничего вам не говорил?

– Про эту подругу? Так… Что-то такое сказал, но что именно…

– Лариса Сергеевна, у меня к вам просьба: если что-то вспомните про подругу Светы, позвоните мне.

– Хорошо. Татьяна, а при чем здесь какая-то подруга?

– Долго объяснять.

Я попрощалась с бухгалтером и выключила телефон. Да, было бы неплохо найти Ангелину-Пиаф, хотя нет гарантии, что она может пролить свет на это темное дело.

* * *

Утром меня разбудил телефонный звонок. Я разлепила глаза, туго соображая, где я нахожусь и что вообще происходит. Звонок вновь прорезал тишину моей квартиры, и я, пошарив рукой по тумбочке, наконец нащупала прохладную пластмассовую трубку.

– Алло?

– Танечка, доброе утро! Это Вероника Станиславовна. Надеюсь, я вас не разбудила?

Я с трудом приоткрыла один глаз и покосилась на часы, висевшие на стене. Они показывали четверть восьмого. Черт! И отчего ей не спится, этой Веронике Станиславовне?! Я быстро взяла себя в руки, стряхнула остатки сна и как можно более бодрым голосом выдала:

– Ну что вы! Я давно на ногах!

– Значит, вы – молодец, рано встаете, не то что нынешняя молодежь: спят до обеда, как сурки. Бездельники!

Она что, позвонила мне в начале восьмого, чтобы пожаловаться на современную молодежь?!

– Вероника Станиславовна, вы…

– Ну, я-то практически вообще не спала, все думала о нашем вчерашнем разговоре… А встаю я всегда рано.

Конструктивный диалог. Для этого она и позвонила в такую рань – сообщить мне, что встает с петухами?

– Вы что-то хотели мне сказать?

– Да! Разумеется! Танечка, вы знаете, как я уже сказала, я не спала всю ночь, и вот что я вспомнила буквально под утро: Светка говорила про эту свою подругу, Ангелину-Пиаф, что она поет…

– Поет? – переспросила я. – В каком смысле?

– В прямом! Она поет не то в каком-то ансамбле, не то в хоре… В общем, она – певица.

– Певица? Это точно?

– Да, да, точно, Светка так и говорила Никите, мол, пойдем послушаем Ангелину, она сегодня поет там-то. А еще она как-то раз при мне звонила кому-то по телефону и спросила: «Петровна, ты у нас сегодня в голосе? Мы сегодня будем в зале…»

– Так-так, хорошо… Это все, что вы хотели сообщить мне?

– В общем-то, все. Вам этого мало?

– Не знаю, попробую покопать. Вероника Станиславовна, большое спасибо.

– Да не за что, я ведь тоже заинтересована…

Мы попрощались, и я положила трубку. Понежившись еще какое-то время в постели, я поняла, что погрузиться в сон мне уже не удастся, встала и отправилась в ванную. Настроение у меня было не очень-то: во-первых, я не выспалась (угораздило же заказчицу позвонить ни свет ни заря!), во-вторых, я не знала, как дальше продолжать расследование, в какую сторону двигаться. Но я не из тех людей, у кого настроение зависит от внешних факторов. С полчаса я позанималась с гантелями, потом приняла контрастный душ, завершив его, естественно, холодным обливанием, и вышла из ванной, чувствуя себя в тонусе. Чашка горячего бодрящего кофе с бутербродом и выкуренная сигаретка довершили дело. Решение проблемы пришло само: надо попросить помощи у моего друга Андрюши. Конечно, он будет не в восторге оттого, что я опять гружу его, и без того заваленного делами, но куда же нам, бедным сыщикам, деваться! Приходится унижаться и клянчить помощи у органов.

Андрюша, выслушав мою просьбу, действительно не пришел в восторг, а заканючил:

– Мать, ну ты представляешь, что это такое – найти человека по одному только имени?

– Фамилия тоже известна… почти.

– «Почти»! – передразнил меня Мельников. – Воробьева, Воробьихина, Воробышкина или Воробьянинова – или «типа того»… А может, она и не Воробышкина вовсе? Может, она Иванова или Петрова?

– Вполне может быть, – согласилась я. – Зато мне известно ее отчество – Петровна.

– Это точно ее отчество? Это всего лишь тоже возможно, что она Петровна.

– А еще – возраст, Андрюша, – продолжала я, не обращая внимания на его сомнения, – она примерно с одного года рождения с подозреваемой – Светланой Говоровой.

– А почему ты не попросишь об этой услуге своего нового знакомого, Вадима Ложкина? Между прочим, именно он ведет дело твоего Никиты.

– Да как его просить? Он же пальцем о палец не желает ударить… Он с моей версией вообще не согласен, и вчера, между прочим, он во второй раз славно наелся за мой счет!

– Ага, он тебя объедает, а я у тебя – козел отпущения! Вымещаешь на мне обиду?

– Андрюшечка, ну зачем ты так? Ты мне только эту Ангелину найди – и все!

– Слушай, может, у этой Ангелины фамилия, скажем… Пиафанова?

– А что, есть разве такая фамилия? – удивилась я.

– И не такие еще бывают. Вот у меня сейчас по одному делу проходит некто Писюкин. Не догадываешься, какая у него кличка? Я ее тебе не назову: слово уж больно неприличное, а я – человек интеллигентный…

– Андрюшечка, ну пожалуйста, – взмолилась я, – ну ты хоть попробуй найти эту Ангелину!

– Мать, ты меня без ножа режешь.

– Андрюшечк-а-а-а, – заканючила я, – ну пожалуйста-а-а…

– Ладно, я сегодня добрый, но с тебя – две бутылки фирменного пива!

– Да без вопросов!

– Значит, мы ищем Воробьеву Ангелину Петровну, так?

– Да, и все производные от фамилии «Воробьева». И заранее спасибо тебе, родной.

– Пиво готовь!

Я положила трубку и откинулась на спинку дивана. Конечно, не факт, что по этому вопросу что-то выгорит и Андрюша найдет ту, кого мне и надо, но, как говорит моя подруга Ленка, «будем поглядеть»…

Он позвонил в обеденный час. Я в это время сидела в машине возле гостиницы Льва Эдуардовича и наблюдала за входом. Два часа назад он зашел в сие заведение и теперь торчал в нем, а я караулила его – на тот случай, если он вновь надумает отправиться к Светлане в кафе. Уж теперь-то я точно проникну туда и подслушаю их милую беседу. На заднем сиденье в сумке у меня лежал кое-какой театральный реквизит: иссиня-черный парик, розовая косынка, а мое лицо просто, извините, чесалось от переизбытка косметики. Мой сегодняшний прикид тоже кардинальным образом отличался от прежнего, так что, думаю, ни мадам Говорова, ни Лев Эдуардович не смогут узнать меня в новом обличье.

Телефонный звонок отвлек меня от этих мыслей.

– Тань, это я.

– Слушаю, Андрюшечка.

– Короче, так. Высветилась тут одна особа, на мой взгляд, для тебя вполне подходящая. Воробышек Ангелина Петровна, того же возраста, что и твоя подозреваемая вдова.

– В каком смысле, воробышек?

– Фамилия у нее такая.

– Что, вот прямо так – Воробышек?

– Да, именно так, ни больше ни меньше.

– Бывает же такое! Ладно.

– Этот Воробышек чирикает в качестве солистки в одном ансамбле при здешней филармонии, «Родные напевы» называется. А это адрес ее гнездышка: улица Муравьева-Амурского, дом сто сорок девять, квартира двести ровно.

– Запомнила. Ну, Андрюшечка, ты… Короче, спасибо тебе, такое большое спасибо, размером с самосвал…

– Пиво готовь!

– Сегодня же заеду!

Я бросила мобильник в сумку. Итак, у меня теперь есть данные на подругу Светланы. Будем надеяться, что эта дамочка прольет некий свет на темные тайны нашей вдовушки. Хотя не факт. Возможно, эта Ангелина Воробышек (даст же Бог такую фамилию человеку!) расскажет мне, что Света плакалась ей о том, как сильно она любит своего мужа, готова для него день и ночь драить полы, варить щи и гладить рубашки и даже рада тому, что далека от его бизнеса – зато спит спокойно! И добавит Воробышек, что Света – кристальной чистоты человек, например, пыталась отравиться, узнав о смерти любимого супруга… И что тогда, Татьяна Александровна, вы будете делать? А тогда этот ход окажется тупиком, и я начну поиски убийцы заново. В общем, так: для начала встречусь я с этой подружкой, поговорю с ней, а там видно будет.

Я выжала сцепление и уже собралась было отправиться на улицу Муравьева-Амурского, как вдруг…

Глава 4

…Как вдруг Лев Эдуардович собственной персоной вышел из принадлежавшей ему гостиницы и решительной походкой направился к черному «мерсу» с номером, включающим три девятки. Я проводила его пристальным взглядом. Весь его вид говорил о том, что он сильно не в духе: лоб его был наморщен, брови сдвинуты к переносице, он что-то бормотал или жевал – на расстоянии разобрать было трудно, отчего именно шевелятся его губы. Так, кажется, моя поездка к Воробышку временно отменяется, нашлось дело поважнее. Черный «мерс» рванул с места, а я – что делать! – приклеилась к нему.

Он вновь ехал к кафе «ПАЛЬЧИКИ ОБЛИЖЕШЬ». Похоже, Эдуардовича зацепило-таки мое сообщение о том, что вдова продает заведение. Так-то и лучше: зачем тянуть кота за хвост? Пора все выяснить наконец!

«Мерс» действительно остановился возле кафе, где у Светланы имелся свой кабинет. Водитель решительной походкой направился к крыльцу, и я тоже вышла из своей машины. Я одернула экстравагантную, чересчур открытую маечку, поправила иссиня-черный парик с длинной челкой, закрывавшей мои глаза наполовину, накинула на плечо сумку «под золото» и развязной походкой светской львицы тоже направилась к кафе.

Я успела увидеть, как Лев Эдуардович свернул в коридор, где находился кабинет Светланы. Я, разумеется, отправилась за ним. Постояла несколько секунд в холле, давая ему возможность войти в кабинет директрисы и начать разговор… Ну, вот, пожалуй, пора идти и мне! Я взялась за ручку двери, на которой красовалась табличка «Служебное помещение», вошла в тамбур, осторожно приблизилась к директорскому кабинету. За дверью его слышались голоса, но, к сожалению, звучали они не очень разборчиво: мужской что-то глухо бубнил, и надо сказать, что тон его был, как мне показалось, угрожающим; женский голос время от времени вставлял в его монолог какие-то невнятные фразы. Я прижалась ухом к двери и затаила дыхание. Обожаю подслушивать! Итак…

– …выгодное предложение… а вы отказываетесь… неразумно… хорошие деньги…

– …хорошие деньги?!. в гробу… предложение…

Последнюю фразу произнесла Светлана, это, несомненно, был ее голос. Как это я удачно зашла! Просто сказочное везение. Да, подслушивание – не только интересное, но и крайне полезное занятие. Для сыщиков, я имею в виду. Так-так, слушаем дальше! Я еще крепче прижалась ухом к лакированной поверхности двери.

– …вы еще пожалеете… – проговорил Лев Эдуардович.

Ага, пошли угрозы! Ну и что на это скажет мадам «новая метла»?

– …кое-кто пожалел… продавать бизнес… в гробу…

Что это она все про гробы? Может, она тоже угрожает Льву?

– …мозги…

А это опять Эдуардович. А что он там вякнул про мозги? Может, обещал мадам Говоровой мозги вышибить? Интересно, что она ему на это ответит?

– …я убила… вам конец…

Вот тебе раз! Ну и штучка эта мадам, точняк: она сама грозит бизнесмену! Да и в убийстве мужа, кажется, призналась. Да, парочка подобралась еще та! Кровожадные злодеи обещают порешить друг друга, не иначе. Ну-ну, что они еще отмочат?

– …жить осталось…

Ага, никак Эдуардович обещает Говоровой, что жить ей осталось пару дней: бизнес-то дамочка не продает, уперлась, понимаешь ли! Интересно, что она ему ответит?

Но услышать ответ Светланы мне не удалось: я так хорошо прижалась к двери ее кабинета, что та не выдержала и открылась – разумеется, вовнутрь, и я ввалилась туда, еле удержавшись на ногах. У директрисы челюсть отвисла, глаза округлились до размеров чайных блюдец, а ее коллега-бизнесмен, сидевший в кресле возле ее стола, даже отшатнулся и застыл как изваяние. Картина: «Мы такого не ждали!»

Я опомнилась первой, выпрямилась и как ни в чем не бывало улыбнулась Светлане:

– Здрасьте…

Наконец к ней вернулся дар речи, и она возмущенно завопила:

– Ты кто такая?! Какого черта?!

Эдуардович, как видно, тоже решил поучаствовать в нашей милой «беседе», а заодно и поддержать коллегу по бизнесу.

– Какого хрена?! Мать твою так и разэдак! – разразился он потоком непристойной брани.

Ну, с ним-то все понятно: хам – он и в Африке хам. Я сделала по возможности очень наивное, доброе лицо и мило улыбнулась этим двоим, сморщив носик.

– А я, это… туалет ищу!

Лицо Светланы побагровело от ярости.

– Что-о-о?! – протянула она – совсем как старший лейтенант Ложкин, при этом еще и возмущенно. И медленно поднялась из-за стола.

– Какого хрена?! Мать твою так и разэдак! – слово в слово повторил Эдуардович свою тираду, не утруждая себя подбором новых ругательств.

При этом он тоже поднялся с кресла.

Черт, неужели меня собираются бить?! Прямо в кабинете? Нет, такой расклад меня не устраивает!

– Извините, я, кажется, помешала вашей беседе, – на всякий случай сказала я примирительным тоном, попятившись к открытому проему двери, но оба моих подозреваемых были настроены отнюдь не дружелюбно.

– Она шпионка! – взревел хозяин гостиницы.

– Она воровка! Хочет меня обокрасть! – заявила хозяйка кабинета, указав на меня пальцем.

Да, ребята, примитивное, однако, у вас мышление! Но я не успела сказать об этом моим подозреваемым, как в тамбуре показались люди, сбежавшиеся, очевидно, из соседних комнат на эти крики. Они с испугом и любопытством заглядывали в дверь директорского кабинета. Мне ничего не оставалось, как выскочить в тамбур и, растолкав удивленных сотрудников кафе, пуститься наутек. Что ж, бывает в нашей профессии и такое: приходится позорно уносить ноги. Впрочем, почему – позорно? Смываться с места преступления – это вовсе не позор, это в данном случае разумный тактический ход, спасающий положение.

В машине я отдышалась, выжала сцепление и отъехала за угол, на случай, если меня видели работники кафе. Мне вовсе не хотелось, чтобы они знали, что я езжу в бежевой «девятке» с таким-то номером. Я вышла из машины и подошла к углу здания. Отсюда я понаблюдаю за моим опекаемым и увижу, когда Лев Эдуардович покинет резиденцию мадам Говоровой. Ну вот: не прошло и десяти минут, как он вышел из кафе и направился к своей черной красавице-машине. Его облик говорил о том, что он страшно зол и обижен на весь белый свет. Он в сердцах пнул заднее колесо своего «мерса», уселся на водительское сиденье и от полноты чувств с грохотом захлопнул дверцу. Я прыгнула в свою «девяточку» и выжала сцепление.

Часа два мы колесили по городу – впереди ехал Лев Эдуардович на «мерине», а я сзади, скромненько, на единице производства отечественного автопрома. Мы оба периодически останавливались то на заправке, то у крыльца супермаркета, то у зоомагазина. Из дверей всех этих предприятий малого бизнеса Лев Эдуардович выходил с таким выражением лица, словно ему там очень круто нахамили. Впрочем, он сам мог нахамить кому угодно, причем вполне конкретно… Хозяин гостиницы в очередной раз уселся в свою тачку, и на этот раз мы отправились в один из тихих спальных районов города. Так, сегодня, кажется, он никого не собирается убивать, значит, новых трупов в моем деле не прибавится. Я решила, что он приехал домой – отдыхать, и можно смело оставить моего подозреваемого в покое, во всяком случае, до утра. Я развернула машину и покатила к себе. Мне необходимо было побыть в тишине и покое и все хорошенько обдумать.

Кофеварка зашумела, создавая в доме атмосферу уюта. Вскоре я уселась на диван с чашкой дымящегося напитка и шоколадным печеньем на тарелочке. Итак, Татьяна Александровна, что мы узнали сегодня? Да много чего узнали, день, можно сказать, прошел весьма плодотворно! У нас на повестке дня – двое подозреваемых (все еще двое!), причем таких конкретных подозреваемых, что просто любо-дорого. И вдова, и владелец гостиницы были крайне заинтересованы в скорой смерти Никиты Говорова. Но кто из этих двоих пошел на убийство? Да, вопрос! Вот, например, Светлана. Как там говорила ее свекровь о мотиве? «…Их квартира – «трешка» в центре, между прочим, шикарная, с евроремонтом… А машина Никиты – «Лексус», а его счет в банке?.. Я уж не говорю о двух гаражах, это так, мелочь. Теперь она – владелица всего этого, а главное – теперь она управляет его бизнесом, как и хотела…» Как и хотела… Светлана желала лично управлять бизнесом мужа, вот и получила свое. После смерти Никиты выяснилось, что он сделал ее совладелицей своего бизнеса, ни много ни мало. «Это был от него такой подарок – на их свадьбу…» Хороший подарок! Не каждый муж способен на такую щедрость. Значит, Никита любил свою жену, по-настоящему любил.

Да, Светлане это убийство выгодно как никому другому! Что там еще говорила ее свекровь? «…Видели бы вы, как гордо она теперь ездит в его машине! А с каким видом входит в кафе! Как же, хозяйка! Единственная хозяйка…» Но если она заказала своего мужа, то расплатиться с убийцей Света может только теперь, когда все уже в ее руках, включая счет в банке. Интересно: снимала ли она большую сумму после того, как начала управлять бизнесом в одиночку? Кто может мне на этот вопрос ответить?

Похоже, только старший лейтенант Ложкин. Черт, неужели мне опять придется звонить ему? Я уже слышу его голос, ленивую манеру говорить, от которой меня просто коробит. Но куда же мне деваться! Думаю, у него хватило ума и рабочего запала проверить счет Светланы в банке. Я помедлила с минуту, а потом все-таки потянулась к телефону.

– Вадим…

– А, это ты, Настя! Привет…

Я просто в осадок выпала. Это он меня сейчас Настей назвал?

– Вообще-то меня Таней зовут, – осторожно напомнила я Ложкину.

– Тьфу ты, черт! Ну, конечно же, Таня! Танюша… Как же, помню…

Оно и видно! Я понимаю, мечта всех мужчин – чтобы всех женщин звали одинаково, для простоты в общении; а то одну Таней зовут, другую, понимаешь ли, Настей, третью… Женских имен много, запомнить все их сложно…

– Вадим, я звоню тебе по делу…

– Ну, если по делу, тогда давай так: у меня скоро рабочий день заканчивается, встретимся в кафе.

Опять собрался натрескаться на халяву? Ну, уж это дудки! Понравилось ужинать за мой счет? А где отдача – информацией?

– Вадим, мне сейчас некогда, если честно. Я слежу за одним подозреваемым. Ты мне вот что скажи: ты, я думаю, проверял, снимала ли Светлана деньги со своего счета после смерти мужа? Я имею в виду – крупную сумму.

– А ты как думала? Естественно, проверял.

– Вадим, не тяни. Какую сумму она сняла?

– Вот встретимся в кафе, тогда и узнаешь.

– Я же сказала: сейчас никак не могу, давай как-нибудь потом…

– Потом не пойдет, ты, как всегда, обманешь…

Я даже растерялась: когда это я его обманывала?! Наглая клевета! Или он меня все еще путает с какой-то Настей?

– Вадим, обещаю тебе: как только я закончу следить за одним кренделем…

– Кстати, насчет подозреваемых, – беспардонно перебил меня Ложкин, – можешь особо не пыхтеть: мы тут прихватили одного субчика, он во всем сознался…

– В чем это – во всем?

– В убийстве Говорова!

Сначала я потеряла дар речи, но чуть позже усилием воли взяла себя в руки.

– А ты ничего не путаешь? – осторожно осведомилась я. – Человек сознался в убийстве того самого, нашего Говорова?

– Того самого. И, как я и предполагал, это – хулиган, просто уличный хулиган.

– Ну да. Скромный уличный шалун! Никиту он зачем заживо сжег?

– Зачем? Затем! Я же говорю: из хулиганских побуждений. Так что я оказался прав. Эх, зря мы с тобой тогда не поспорили! А надо было – на ужин в дорогом ресторане.

Да, тебе бы все в ресторанах трескать за чужой счет, халявщик!

– Вадим, можно мне поговорить с этим задержанным? – спросила я.

– Да ты что! – возмутился старший лейтенант.

– Вадим! – взмолилась я. – Я на него только одним глазком взгляну! Ну, может, один вопрос задам ему… маленький-маленький вопросик.

– И что тебе это даст? Я же говорю: признался он, чистая «сознанка», понимаешь?

– Что, сам пришел?! Явка с повинной?

– Не совсем… Короче, какое это имеет значение? Главное, убийца сидит у нас в ИВС…

– Убийца? Ты что, уже доказал его вину? Как у тебя с доказательной базой?

– Слушай, Настя, ты чего к словам цепляешься? Чего занудствуешь?

– Я не цепляюсь, просто я всегда думала (по наивности, должно быть), что вину человека у нас определяет суд, – сказала я, не обращая внимания на то, что Ложкин в очередной раз назвал меня не моим именем.

– Думала она! – передразнил меня старший лейтенант. – Индюк вон тоже… того… сел не в свои сани… И еще, ему нос оторвали… на блошином рынке.

– Вадим! – взмолилась я пуще прежнего. – Ну разреши мне поприсутствовать на допросе этого типа…

– А как же статья номер сто шестьдесят один УПК? – съехидничал старший лейтенант. – Процессуальный кодекс читала?

– Так ты же не разглашаешь данные расследования, ты делишься кое-какой информацией с частным сыщиком, с коллегой, можно сказать… Между прочим, я официально веду параллельное расследование: у меня с заказчицей договор подписан! Если хочешь, я могу официально обратиться к твоему руководству, а оно уж точно разрешит мне явиться на допрос…

– Ладно, я сегодня добрый! Завтра подъезжай часам к десяти утра, я допрос провожу. Посмотришь на задержанного, сама все поймешь.

– Спасибо, Вадим!

– Не за «спасибо». С тебя – ужин в ресторане. Пока!

Пока, пока, мздоимец! Я выключила телефон. Нет, если каждый день кормить этого горе-следователя, да еще и в ресторане, я же разорюсь к концу расследования! Но на допрос я завтра обязательно поеду, посмотрим, кого же прихватили шустрые ребята Ложкина.

А что нам делать со Светланой и Львом Эдуардовичем, Татьяна Александровна? Нет, этих ребят я в покое не оставлю, продолжу разрабатывать их. Что-то не особо мне верится, что завтра я узрю настоящего убийцу Никиты Говорова.

* * *

Следующее утро для меня началось в кабинете старшего лейтенанта Ложкина. Перед тем, как к нему привели задержанного, он битый час читал мне лекцию на тему: «Как правильно вести допрос подозреваемого». О том, что мне это совершенно без надобности, Ложкин, разумеется, и слышать не хотел. Фамильярно хлопнув меня по плечу, он самодовольно подмигнул:

– Учись, старуха! – и вылил на меня очередной поток информации. – Припереть человека к стенке, задавить его фактами, уничтожить его морально…

Мне начало казаться, что эта пытка никогда не кончится. Я уже готова была послать к черту и Ложкина, и какого-то мистического подозреваемого, лишь бы убраться отсюда к такой-то матери! Но следователь, похоже, и сам уже устал от собственных нравоучений и приказал привести подозреваемого. Я мысленно воздала хвалу всем богам, святым и духам, сжалившимся наконец-то надо мною, бедной, уселась на стуле поудобнее и приготовилась к лицезрению кровожадного убийцы предпринимателя Никиты.

В кабинет заглянул конвойный и доложил, что он привел гражданина Кувалдина. Ложкин милостиво кивнул – давай, мол, заводи. Я повернула голову к двери. О, господи!! Это еще кто? В помещение вошел, озираясь по сторонам, как затравленный кролик, подросток лет шестнадцати, тщедушный, невысокого росточка, с немытыми взъерошенными волосами. Он был одет в грязные джинсы и рубашку, а главное, имел вид человека, работающего «грушей» в секции бокса: на лице, шее и даже руках его красовались приличного размера синяки, а нос неестественно распух, как спелая слива. Я вопросительно посмотрела на Ложкина, но тот восседал на своем стуле, как на троне, с самым довольным видом.

– Ну, что-о, Кува-алдин, – пропел он, – продолжим допрос?

Подросток кивнул, затравленно посмотрев на следователя.

– Садись, – милостиво разрешил ему Вадим, указав на стул, стоящий поодаль от стола.

Кувалдин сел, съежившись еще больше.

– Так как насчет преступления, которое ты совершил? Ты ведь совершил преступление, а, Кувалдин?

Подросток быстро и часто закивал. Ложкин посмотрел на меня победно: учись, мол, старуха! Я скрипнула зубами. Мысленно.

– Так расскажи нам, Кувалдин, как ты залез на крышу того гаража, как зажег тряпку и бросил ее в вентиляционную трубу, как перед этим подпер дверь гаража доской.

Подросток пролепетал:

– Я залез на крышу того гаража, зажег тряпку и бросил ее в вентиляционную трубу, а перед этим подпер дверь гаража доской.

Ложкин расплылся в довольной улыбке и застучал по клавиатуре компьютера. Потом он задал еще один подробный вопрос, и задержанный повторил его – слово в слово, только с утвердительной интонацией. Старший лейтенант покосился на меня. Я поняла смысл его взгляда: учись, старуха! Этот дурацкий допрос закончился довольно быстро: Ложкин объявил, что ему достаточно материала для передачи дела в суд.

– Раньше сядешь, – раньше выйдешь! – противно засмеялся он, нажав на кнопку принтера, из которого тут же полез листок бумаги. – На, подпиши протокол… Тут… Тут…

– Подождите, – встряла я, – товарищ старший лейтенант, можно мне задать вопрос задержанному?

Ложкин посмотрел на меня недовольно – мол, какого черта тебе надо? Сидишь ты – и сиди себе тихонько, не порти «уютную» атмосферу допроса. Я не стала дожидаться, когда Вадим разрешит мне спросить Кувалдина о чем-либо, и повернулась к задержанному:

– Ты в тот день был в перчатках?

Кувалдин удивленно посмотрел на меня, потом перевел вопросительный взгляд на Ложкина.

– В перчатках он был, в перчатках, – недовольно пробурчал Вадим.

– В каких именно? – не унималась я.

– Слушай, зачем тебе это? Человек сознался…

– Сознался?!. Ах, ну да, я и забыла… А ты летом всегда в перчатках ходишь?

– Всегда он ходит в перчатках, всегда: у него руки мерзнут, – вновь ответил за подозреваемого Ложкин.

– А разве резиновые перчатки хорошо греют?

– Слушай, что ты мне картину раскрываемости портишь?! – возмутился Ложкин.

Я оставила его возмущение без внимания.

– Товарищ старший лейтенант, сколько лет вашему подозреваемому? – спросила я.

– А это ты к чему?

– По-моему, он несовершеннолетний, и в таком случае допрос должен проводиться в присутствии его родителей или педагога.

– Ему, между прочим, уже восемнадцать стукнуло, – огрызнулся Ложкин, – какой ему, на хрен, педагог?! Он сам себе педагог! Кого угодно ширяться научит. Кстати, если ты свои вопросы уже задала, можешь идти.

– Ага, спасибо, что разрешил! – съязвила я. – Нет, я еще не все свои вопросы задала, можно еще один? Кувалдин, ты можешь показать на гараж, который ты поджег? Знаешь его точное местоположение?

Парнишка опустил голову и отрицательно помотал ею из стороны в сторону.

– Что, «под кайфом» был? Почему не помнишь? – допытывалась я.

– Я в тот день не кололся, дозу не достал…

– А зачем ты его сжег? Я имею в виду гараж? И… ты знаешь, сколько тебе «светит»?

Мальчишка еще ниже опустил голову и вдруг расплакался – как девчонка.

– Так, ну все! Хватит! – поморщился Ложкин и стукнул ладонью по столу.

Кувалдин съежился так, что стал почти незаметен на своем стуле. Боится, что его сейчас снова будут бить, догадалась я. Бедный мальчишка! Вадим повернулся ко мне. Лицо его выражало крайнее недовольство, он нервно жевал губами.

– Машка! Я тебе как человеку разрешил на допросе присутствовать, а ты что творишь?!

– Пытаюсь найти убийцу Говорова, – тихо и спокойно ответила я, глядя ему прямо в глаза.

– Он перед тобой! – кивнув на подозреваемого, заверил меня Ложкин. – Или тебе что-то не нравится?

– Да как сказать?.. В общем, для себя лично я выводы сделала. Да, и еще: ты обещал мне показать материалы дела.

– Хорошо. Но читать будешь здесь! И – молча.

Ложкин пододвинул ко мне папку с документами, я начала листать их, а он заставил подозреваемого подписать протокол допроса.

– И попробуй-ка на суде отказаться от всего! – пригрозил он парнишке. – Если дело вернут на доследование, я тоже тебя верну… туда, где ты вчера был!

Подозреваемый оказался понятливым: он быстро кивнул, мол, все понял, начальник!

Я захлопнула папку и вернула ее Ложкину.

– Спасибо. Мне пора.

Я встала и направилась к двери. Краем глаза я видела, как парнишка провожал меня испуганным взглядом.

– Ну и молодец, – усмехнулся Ложкин. – Давай созво́нимся.

– Созвони́мся, – автоматически поправила я следователя и вышла за дверь.

– Про ресторан не забудь, Катюха! – услышала я фразу, брошенную мне вслед.

Ага, как же! За такой допрос тебе еще и ужин в ресторане! Нет, ну и крендель этот Ложкин, ну и фрукт! Проходя по коридору мимо кабинета, в котором работал Андрей, я решила заглянуть к нему. Мне было до того противно и муторно, что хотелось срочно излить кому-нибудь душу. К тому же у меня с собой было обещанное приятелю пиво.

Мельников сидел за столом, что-то строча на «клаве» компьютера. За соседним столом расположился его коллега, громко беседовавший с кем-то по телефону. Я поздоровалась, повесила на стул Андрея пакет с банками пива и кивнула на дверь:

– Пойдем покурим!

Он прихватил со своего стола пачку сигарет и вышел в коридор.

– Привет, мать. Ты здесь каким ветром?

– Попутным. Имела счастье присутствовать на допросе, проводимом господином Ложкиным.

– А-а… понимаю. И где-то даже сочувствую. Ну что, пошли в курилку, поделишься впечатлениями?

В курительной комнате мы сели на стулья у открытого окна, достали зажигалки.

– Ну и как?

– Ложкин ваш – фамильярный товарищ. Уже называет меня старухой!

– Гордись: не каждой даме выпадает такая честь. Некоторым коллегам он говорит «старик», «кореш», и те по праву считают себя его друзьями. Остальные для него – так, коллеги, массовка.

– Мне эта его дружба… сам знаешь… Но ты не представляешь, Андрюша, как этот твой коллега, Ложкин, проводит допрос подозреваемого, – начала я. – Целый спектакль разыграл! «Реалити-шоу» отдыхает! Поймал какого-то пацана-наркошу, избил его…

– Лично, своими руками, он вряд ли бил: Ложкин мараться не любит, – заметил Андрей.

– Может, лично и не бил, – согласилась я, – но я видела этого задержанного: на нем же места живого нет! И потом, почему его допрашивают без адвоката?

– Открою тебе один секрет: наш Ложкин плюет на правила. Почти на все.

– Оно и видно! Как говорится, строгость наших законов компенсируется необязательностью их исполнения… Кстати, фамилия подозреваемого – Кувалдин, тебе это ни о чем не говорит?