Текст книги "Право на любой ход"

Конец XIX и начало XX века, Зинаида Райх. Одесса, Бендеры, Питер

Как много написано о Зинаиде Николаевне Райх, и как мало написано правды, если за дело брались мужчины, трактующие поступки женщины со своей точки зрения, со своей колокольни, полагаясь на мужской ум, мужскую логику и мужские поступки. Особенно же постарались современники. Один только «Роман без вранья» Мариенгофа, полный яда и желчи, чего стоил вкупе с его же мемуарами «Мой век, мои друзья и подруги»!

На многих интернетовских сайтах мужчины, брызжа слюной, клеймили Райх позором за красоту и успешность, забывая, через какие круги ада пришлось пройти женщине, чтобы обрести эту самую успешность и призрачное благоденствие. Другие современники, не враги и не завистники, воспринимали Зинаиду Райх как красавицу, умницу, блистательную женщину, по праву занявшую свое место и сумевшую найти себя в новой власти. Ведь Райх сама, без чьей-либо помощи, сделала успешную карьеру, занимая ответственные посты, и была близко знакома с Луначарским, Крупской, Маяковским.

Долго имя Зинаиды Райх не звучало рядом с Сергеем Есениным, поскольку было неудобным. Зачем замечательному крестьянскому самородку, обогретому советской властью, столь некрасивое пятно в биографии, как женитьба и венчание с дочерью дворянки? Да и многолетняя левоэсеровская деятельность Зинаиды до замужества не украшала жизненный путь поэта.

Зинаиде Райх довелось жить в конце XIX и начале XX века. Время – страшнее не придумаешь! Неустроенность, состояние войны и репрессий, голод, разруха. Как выжить? Как рожать и воспитывать детей? Немногие женщины отважатся на такой шаг. Но когда любишь, когда ждёшь ребёнка от любимого человека – а это главное предназначение женщины, – не думаешь ни о чём другом, как подарить ему это сокровище, зарождённое и раскрывающееся в тебе, как бутон необыкновенного сказочного цветка… Чтобы подарить возлюбленному… А он бросает в лицо упрёк, что ребёнок не от него…

Жизнь перестаёт иметь всякий смысл. Сердце разрывается на части, а женщина живёт с этой болью только потому, что у неё на руках малыш. А есть и ещё один ребёнок от любимого, живущий с её родителями в Орле и требующий не меньшего внимания. И женщина не имеет права быть сломленной, она не может из-за детей даже покончить с собой, хотя родилась на свет с чувственной обнажённостью, свойственной необыкновенным личностям, единицам среди оголтелой толпы.

Зинаиду Райх, по его собственным словам и по свидетельству современников, Есенин любил больше всех остальных своих женщин. Она же – единственная венчанная с Сергеем Есениным, а значит, по тем временам – единственная законная жена, но её имя не так часто упоминается в биографии Есенина и в мемуарах. Тем, кто поверхностно касался есенинской темы, Райх и вовсе остаётся неизвестной. И хочется воскликнуть: «Как же так?!» Ещё при Сталине её имя было вымарано из жизни крестьянского поэта Есенина после 1939 года, когда актрису убили.

Дочь Татьяна Есенина считает, что имя матери, Зинаиды Райх, «редко упоминается рядом с Есениным, поскольку в годы революции личная жизнь поэта не оставила прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания».

Вместе с тем Зинаиду Райх называли одновременно и «демоном, играючи разрушившим жизни двух гениальных мужчин, и музой Есенина и Мейерхольда, дурнушкой и неотразимой красавицей, великолепной актрисой и бездарностью», нагромоздив вокруг её имени ничем не подкреплённые домыслы.

Зинаида Райх родилась 21 июня 1894 года в селе Ближние Мельницы под Одессой в семье железнодорожного машиниста немецкого происхождения Николая Андреевича Райха и дворянки из обнищавшего рода Анны Ивановны Викторовой, рано потерявшей родителей, но происходившей из семьи культурной и образованной. Николай Райх, выходец из Силезии, был моряком, пароходным и паровозным машинистом, а в дальнейшем – высококлассным механиком и отличным слесарем. По политическим убеждениям – социал-демократ, член РСДРП с 1897 года, дважды находился в ссылке в Сибири ещё до встречи с Анной Ивановной. Именно увлечение отца политическими течениями повлияло роковым образом на судьбу старшей дочери Зинаиды Райх, повзрослевшей слишком рано.

В 1907 году из-за участия отца в революционных событиях семью высылают из Одессы. Они обосновались в Бендерах, где отец устроился слесарем в железнодорожные мастерские. Зинаида поступила в гимназию для девочек, но, окончив восемь классов, не получила аттестата об окончании – подумать только! – по политическим мотивам. Ещё гимназисткой Зинаида Райх организовала в Бендерах среди местной молодёжи кружок эсеровского толка, связанный с одесскими эсерами, и получала из Одессы «брошюры преступного содержания». За ней – гимназисткой! – было установлено наружное наблюдение. В донесениях она проходила под кличкой Болотная. Когда полицейские нагрянули с обыском, то изъяли переписку с одесским подпольем и собирались возбудить уголовное дело. Зинаиде Райх было семнадцать лет!

Пришлось срочно уезжать в Киев, где она с 1913 года стала членом Партии социалистов-революционеров (эсеров). В отличие от отца Зинаида выбрала партию экстремистскую, делавшую ставку на террор. И даже усмотрев в этом поступке юношеский максимализм, непонятно, куда смотрели родители. Такое при любой демократии дико: идти против власти в столь юном возрасте. Однако из-за этих событий Зинаиде в дальнейшем пришлось жить отдельно от семьи и надеяться только на себя.

Анне Ивановне, переживающей за старшую дочь, с трудом удалось выхлопотать свидетельство о среднем образовании, после чего Зинаида отправилась в Петроград вместе с отцом, Николаем Райхом. Но вскоре он оставил дочь в столице одну, поскольку они с женой вынуждены были опять переехать на новое место жительства, в город Орёл, к старшей сестре матери. Не потому ли возникла острая необходимость в срочном переезде родителей, что уголовное дело в отношении Зинаиды всё же было возбуждено?

Когда девушка осталась в Петрограде одна, то поступила на Высшие женские историко-литературные и юридические курсы Раевского, где кроме изучения основных дисциплин брала уроки скульптуры и совершенствовалась в иностранных языках, ведь она с детства знала помимо русского – немецкий, французский и латынь.

Немецкая педантичность, унаследованная от отца, помогла после окончания учёбы быстро найти работу, чтобы стать материально независимой от родителей. В 1917 году после Февральской революции и легализации партии эсеров Зинаида устроилась на хорошо оплачиваемую должность – помощником секретаря редакции левоэсеровской газеты «Дело народа», а не просто секретарем-машинисткой, как трактуют некоторые мемуаристы. Одновременно Райх была председателем Общества по распространению пропагандистской литературы.

Из воспоминаний Татьяны Есениной: «Среди её подруг были побывавшие в тюрьме и ссылке».

В редакции «Дело народа» располагалась и художественная библиотека, куда часто захаживал близкий в то время к социал-революционерам Сергей Есенин. Книги выдавала эсерка Мина Свирская, за которой Есенин ухаживал.

Э. Гетманский пишет: «Зинаида Райх появилась в жизни Сергея Есенина во время завоевания им модных литературных салонов… Деловая и бойкая эффектная красавица, окружённая поклонниками, быстро вскружила голову молодому и модному поэту».

Что же можно отнести к «завоеванию модных салонов»? В молодом Есенине было много всевозможных крестьянских предрассудков, но известная в народе хитреца имелась тоже. Начинающий поэт предстал перед столичной публикой в образе простодушного деревенского паренька, но ни наивности, ни простодушия, по словам Мариенгофа, в нём не было. Есенин жаждал литературного успеха и, добывая славу и признание, вёл тонкую игру.

«Не вредно прикинуться дурачком, – говорил поэт. – Шибко у нас дурочка любят. Каждому надо доставить удовольствие. Пусть считают, это я его в русскую литературу ввёл. Им приятно, а мне плевать…»

Появление смазливенького паренька со стихами в 1915 году могло пройти незамеченным, если бы Есенин не оказался в нужное время в нужном месте. Война с Германией и Австро-Венгрией способствовала усилению интереса к молодым людям «от сохи».

Из воспоминаний С. Городецкого: «Стихи Есенин принёс завязанными в деревенский платок. С первых же строк мне было ясно, какая радость пришла в русскую поэзию. Начался какой-то праздник песни. Мы целовались, и Серёнька опять читал стихи. Застенчивая, счастливая улыбка не сходила с его лица. Он был очарователен со своим звонким озорным голосом, с барашком вьющихся льняных волос…»

Горецкий упоминает, что «Есенин того периода жизни подчинил всего себя писанию стихов. Для него не существовало никаких ценностей в жизни, кроме стихов, а все выходки вызывались только желанием заполнить пустоту от одного стихотворения до другого». Но именно с лёгкой руки Городецкого Есенин на первом же чтении стихов был обряжен не во фрак, как предполагалась изначально, а в голубую рубаху.

Максим Горький «впервые увидел Есенина в Петербурге с Клюевым… Кудрявенький и светлый, в голубой рубашке, в поддёвке и в сапогах с набором, такие чистенькие мальчики из тихих городов, там видишь их приказчиками… Позднее, когда я читал его размашистые, яркие, удивительно сердечные стихи, не верилось, что пишет он».

Весной 1917 года Есенин пришёл в редакцию «Дело народа» со своим приятелем – начинающим поэтом Алексеем Ганиным, который захотел похвастать невероятной красотой своей невесты Зинаиды Райх. Вскоре намечалась их помолвка, но после знакомства Есенин зачастил к Зиночке, оказывая ей всяческие знаки внимания. Она же не спешила порвать отношения с Ганиным. Из мемуаров: «Позднее их втроём часто видели гуляющими по Петрограду. Поэты читали друг другу стихи, спорили, а Зинаида высказывала своё мнение».

Любовь к Зинаиде, самая сильная в жизни Есенина, возникла не сразу. Если проследить хронологию увлечённостей поэта разными женщинами, то, будучи уже знакомым с Райх, Есенин уезжает в родное село Константиново и вступает в серьёзные отношения с дочерью местного помещика Лидией Кашиной, которая была старше его на десять лет, ставшей впоследствии одним из прототипов Анны Снегиной в одноименной поэме. А вернулся в столицу поэт во второй половине июля.

Из воспоминаний Татьяны Есениной: «Весной 1917 года Райх жила в Петрограде одна, без родителей, работала в редакции газеты «Дело народа». Есенин печатался здесь. Знакомство состоялось в тот день, когда поэт от нечего делать разговорился с сотрудницей редакции».

Сотрудницей и была Зинаида Николаевна. С левоэсеровскими издательствами Сергей Есенин в 1917 году сотрудничает плотно и публикует у них в разных изданиях около 60 стихотворений и маленьких поэм, таких как «Марфа Посадница», «Товарищ», «О Русь, взмахни крылами».

Поэт пишет о себе: «В революцию покинул самовольно армию Керенского и, проживая дезертиром, работал с эсерами не как партийный, а как поэт». То есть на момент знакомства с будущей женой Сергей Есенин был дезертиром, которому приходилось прятаться от властей.

По другим источникам, Есенин пришёл в редакцию «эсеровской газетёнки» вместе с другом – поэтом Ганиным, таким же бездомным и неприкаянным. Сердобольная Зинаида позволила переночевать на конторских стульях.

Можно выбрать любую из версий, но знакомство состоялось именно весной 1917 года, и этот факт неоспорим. Сергею Есенину – 23 года, Зинаиде Райх – 22 года. Она смешлива и жизнерадостна.

Сохранился снимок, датированный январём 1917 года, на котором она женственна, классически красива. Но в семье Райхов почему-то постоянно подчёркивалось, что Зина не так красива, как её подруги. Возможно, имела место отцовская ревность к любимой дочери. А возможно, что оба родителя хотели таким наивным способом уберечь красавицу-дочь от мирских соблазнов. Но уж если красота дана с рождения, говори не говори, а достаточно взглянуть в зеркало.

Известно, что вскоре после знакомства Есенин подарил Райх свою фотографию с надписью: «За то, что девочкой неловкой предстала ты мне на пути моём. Сергей». Что говорит о том, что Есенин не разобрался в будущей жене, которую вряд ли можно назвать «девочкой неловкой». Он приписывал ей черты характера, свойственные «тургеневским барышням», ставшим к тому времени для поэта эталоном красоты и женственности…

2012 г., Подмосковье

Ирина Соломатина действительно увлеклась изучением жизни Зинаиды Райх. Сначала по совету подруги-поэтессы Марии Ветровой она окунулась в революционную эпоху по творчеству Сергея Есенина, перелопатила страницы его биографии, пересмотрела некоторые художественные фильмы, а потом уже переключилась на биографию его жены Зинаиды Райх. И настолько увлеклась, что отмахнуться уже не получалось.

Но вернёмся от революционных потрясений прошлого столетия к нынешним реалиям. Ирина сейчас сидела за рабочим столом Олега Крестовского и рассуждала о собственном понимании революции:

– Столь неоднозначное событие необходимо рассматривать весьма аккуратно в свете новых архивных открытий, чтобы не задеть чувства пострадавших людей. У вас же там, на открытие сезона, собирается не прогрессивно настроенная молодёжь, а чиновники от культуры да бабульки с внуками, которых они на различные кружки водят, ведь родители в это время работают. Так что и репертуар для открытия сезона нужно подбирать соответственный – спокойный, безо всяких там перемен.

И оттого, что тема очень сложная, Ирине хотелось быстрее начать работу над сценарием. Просто руки чесались от творческого зуда! Но тема…

На пороге писательских восхождений её муж категорически запретил лезть Ирине в политику, тем более, что его бизнес предполагал частые переезды не только из Европы в Россию и обратно, но и поставку оборудования с других континентов. Позднее Ирина осознала, насколько это было мудрое решение, и старалась придерживаться его.

Олег с Ириной после встречи на работе прогулялись по парку и, расставаясь, решили вечером поужинать вместе. Почему бы нет?

Неожиданно встретившаяся неделю назад парочка пересеклась тем же вечером около ресторана вблизи Ирининого дома, откуда Крестовский её забирал днём на машине. Это было излюбленное место встреч писательницы с друзьями, поскольку здесь можно перекусить по-итальянски, насколько может быть «итальянской» еда в русском ресторане. Мало того, что сиё заведение находилось в шаговой доступности, Ирине оно нравилось ещё и потому, что открывались чудесные виды окрест из окон-витрин от пола до потолка. Она же не знала, как пройдёт беседа тет-а-тет, ведь они с Олегом не вели дружеских бесед с юности.

«Может, мы замкнёмся каждый в себе… Тогда самое время – смотреть в окна и комментировать с умным видом городские пейзажи», – рассуждала она, выбирая место для ужина.

Кроме того, в этом ресторане не было мягких диванчиков, располагающих к резкому сближению, чего Ирине на данном этапе вовсе не хотелось.

Удивительно, что двое разведённых судьбою на тридцать лет человека остались друг другу интересны через столько времени. Или они постоянно пополняли себя знаниями, жизненными переживаниями, судьбоносными решениями настолько, что становились с каждым годом только интереснее для окружающих? Но им было, на удивление, легко и хорошо вместе. Ирина ничего не знала об Олеге за эти годы, да и не пыталась выяснять. У неё хватало в жизни и без него проблем, особенно в последнее время. Перед выходом посмотрев на себя в зеркало и улыбнувшись своему отражению, Ирина решила не ворошить осиное гнездо, то есть постараться не касаться острых углов, не плакаться на жизнь, но… Не получилось…

Для начала была выбрана самая лёгкая и нейтральная тема для беседы. Они пустились в далёкие воспоминания, обсуждая бывших одноклассников, кто и где теперь устроился и обосновался. Ирина рассказывала о своих вечерах встреч выпускников, проводимых Викторией, Крестовский – о своих. Олег вспомнил многих девчонок и ребят из Ирининого класса, а она не могла похвастаться тем, что кого-то помнит из его. Писательница и своих-то школьных друзей помнила с трудом. Да, фамилии на слух были вроде знакомы, но не вызывали зрительных восприятий, как будто ударялись о стену прожитых лет, отделяющих от юности.

– Мы с одним моим одноклассником устроили грандиозное празднование 25-летия окончания школы, – рассказывал Олег.

– Но ты ведь не заканчивал десятый класс со всеми и наверняка даже на школьном выпускном не был.

– Ну и что? Не был. Причём в то время даже и не стремился попасть на выпускной школы. Когда поступил в техникум, тамошняя жизнь, новые друзья, знакомые захватили настолько, что о школе я и не вспоминал. И только много позже понял, что самые близкие друзья остались именно в школе.

– Да. Согласна. Мы ведь так и остались дружить втроём: я, Вичка и Тамара.

– Так вот, о том вечере встреч выпускников, который я готовил: даже наша звезда, жена думского заседателя, приезжала с охраной на наш вечер.

– Неужели сподобилась? Но мне кажется, что приезжать с охраной – это перебор. Неуважение к школьным друзьям. Кому она здесь нужна? Хотя в перестройку один мой родственник не выпускал из рук оружия. Представь себе, он спал у меня на недостроенной даче с пистолетом под подушкой.

– Кто это? Я его знаю?

– Вряд ли. Он москвич.

– Из нашего класса многие в люди выбились, – продолжил Олег. – Одна даже в Союзе писателей России…

– Вот уж удивил! Так я тоже в нём состою.

– Ты в Союзе писателей?

– Да. А что тебя удивляет? И целый иконостас наград к этому прилагается, причём я за них не платила, как многие сейчас делают. Чем очень горжусь.

– И как ты туда попала?

– Случайность. Которая как закономерность. Вначале выпустила первую свою книгу стихов. Тогда я думала, что она и последняя. Подруги уговорили. А она оказалась в руках нужного человека, который не поленился, несмотря на все свои регалии, и заглянул внутрь. Оказалось, что у меня и талант есть, и собственный стиль имеется. Это меня крайне удивило, поскольку ни о каком своём стиле я не только не подозревала, но и не задумывалась вовсе. И вообще, я так была далека от литературы в то время. Это уже потом поднатаскалась, поднаторела. И «Золотое перо Руси» мне сразу дали, и в Союз писателей России приняли с единственной книгой без дополнительных рекомендаций. Хотя я и после этого долго в себе сомневалась.

– А теперь сомнения есть?

– Нет. Появилась уверенность в себе, вернее – в моих стихах. Возникли сомнения, когда я на романы перешла, но это случилось после болезни…

– Подожди… А ты серьёзно болела?

– Да, – односложно ответила Ирина.

– Надеюсь, сейчас всё хорошо?

– Да. Так в этот период перестали стихи складываться, потому что мозги плыли конкретно. Решила написать роман, который оказался не то, чтобы успешным, но вполне читабельным. Я же не знала, насколько могу быть прозаиком, поэтому отдала рукопись сначала на строгий суд современного классика, с которым познакомилась в своём издательстве. Ждала ответ, как приговор. Но известный писатель дал вполне положительный отзыв: «С твоей героиней я не согласен, но пишешь ты хорошо». Так я получила путёвку в литературную прозу…

– А почему он с твоей героиней не согласен?

– Ему показалось, что она слишком независима, эмансипирована. Это большинству мужчин не нравится. Но я так пишу, это мой стиль, и в угоду кому-то ломать его не собираюсь. К тому же, читают-то меня в основном обеспеченные домохозяйки, а им интересны именно такие героини, бунтарки. Теперь выпустила уже пятый роман по счёту… Что мы всё обо мне? Расскажи лучше, как вам с другом удалось одноклассников собрать.

– Не так легко, как показалось на первый взгляд. Я думал, достаточно бросить клич, и все сбегутся. Но – нет. А я как раз институт культуры закончил… Всё сошлось, чтобы собраться вместе и вспомнить школьные годы. Ресторан заказали, я развлекательную программу сделал…

– А у нас Вика всем занимается. Если бы не она, никто бы ничего не устраивал. Мы с классом тоже праздновали 25-летие окончания школы в 2010 году. Чуть припозднились. Но уже собирались не просто классом, а всем потоком. Так сложно стало кого-то вытащить из норки перед телевизором!

– А у нас почти все пришли. Активные. Знаешь, а я ведь только на таких вечерах встреч и живу по-настоящему.

– Мне тоже нравятся вечера выпускников… Но не до такой же степени! Мне интересно жилось и тогда, и теперь не хуже. Каждый этап моей жизни – это целая эпоха со своими падениями и взлётами. Жизнь была настолько насыщенной, что иногда мне кажется, что я Землю топчу уже лет триста. Не меньше! Вижу в твоих глазах скепсис, но это так.

– А у меня после школы… Так быстро жизнь пронеслась, как один миг.

– Не может такого быть! Ты преувеличиваешь. Я понимаю, когда мой семидесятилетний папа так говорит. У него была одна работа и одна семья. Но ты-то наверняка столько всего в жизни поменял… У вас всегда активный класс был, – решила Ирина вернуть разговор в привычное русло. Не хотелось переходить на душещипательные темы. – А у нас как-то все одноклассники быстро сдулись, как воздушные шарики. И такими птицами высокого полёта, как у вас, мы тоже похвастать не можем. Есть вполне обеспеченные, как мы с Викулей, у других – свои магазины и небольшие фирмы… Есть, кто в милиции служит.

– Тамарка твоя ещё там?

– Нет, на заслуженном отдыхе читает студентам лекции по юриспруденции, а была следователем прокуратуры. Мы ведь с ней, если помнишь, в школе почти не дружили. Она к другой группе девчонок относилась. Но мы с ней один авиационный институт окончили, там и подружились по-настоящему, на всю жизнь. А потом к нам и Викуля подтянулась в том же вузе с опозданием на один год, потому что брала академический. Теперь так втроём и дружим. А Каштанова ты знаешь? Он же – гаишник высокого ранга.

– Ты хочешь сказать, что Каштанов – твой одноклассник?

– Да, представь себе. К нему в случае чего все наши обращаются. Он, как и ты, после восьмого класса ушёл, но на все вечера встреч приходит, а иногда и с организацией помогает Вике. Наши в другом все рекорды побили… Просто пальма первенства по количеству отсидевших в тюрьме. Наш классный руководитель, когда мы отмечали пятилетие окончания школы, просто за голову хватался. Его же постоянно по судам таскали из-за бывших учеников: дать характеристику, как подсудимый учился в школе, были ли замечания по поведению. Есть осуждённые и за драки, и за изнасилования, и свои чёрные риелторы, и за убийство есть…

– Кто же у вас докатился?

– Давай как-нибудь в другой раз обсудим…

Вспомнили они и об Иришкиной двоюродной сестре Алёне, из-за которой и произошло её знакомство с Крестовским. Активная была девочка, вечно в кого-то влюблялась.

– Где она сейчас? Такая смешная была. Мне в любви признавалась. Представляешь? На том стадионе, где зимой каток заливали. Там с одной стороны скамейки были. Что-то вроде трибуны…

– Помню. Это со стороны Алёнкиной пятиэтажки… Алёнка мне рассказывала тогда об этом признании, но я ей не поверила. Думала, сочиняет. Она всегда была большой фантазёркой, – погрузилась Ирина в прошлую жизнь.

Но сколько ни силилась, вспомнить многое не могла. Всё будто проплывало в тёмной мгле или в тумане. Вставали общие силуэты, выстраиваясь в смазанно-цветастые картинки, и то скорее навеянные рассказами Крестовского, а не вспомнившиеся Ириной из школьной жизни. Ей проще было выдумать новый сюжет романа, чем ворошить прошлое. Да и приятнее выдумывать.

Давно всё ушло. Только она не могла в этом признаться ни себе, ни ему. Особенно ему. Чтобы не обидеть. Как можно жить прошлым, если так интересно жить в настоящем? Ирина не понимала…

– А я тогда так расчувствовался на её признание, – продолжил друг детства, – Что ушёл сразу, ничего не сказав в ответ. Такой вот я чувствительный! Не забывай об этом, Ириш, пожалуйста. Я очень ранимый.

– Мы, творческие люди, все ранимые.

– Помню, что она была в белом платье в крупный красный горох и с очень короткой стрижкой. Да?

– Насчёт Горохов ничего не скажу, потому что такие подробности точно не вспомню, а вот стрижка у неё была короткая.

В том году, о котором зашла речь, Алёну действительно остригли под мальчика, чтобы скрыть тонкие волосёнки. Ирина с улыбкой вспоминала двоюродную сестру, которая явно в очереди к Богу за волосами не стояла – на интеллект и незаурядный ум потратила время. А стрижка ей действительно шла гораздо больше смешных девчоночьих косичек и хвостиков, и взрослила.

– Хотелось бы на неё взглянуть. Интересно, я её узнаю?

– Ты же её помнишь хрупкой девочкой… А сейчас она, как бы помягче выразиться, несколько раздалась вширь. Да и вряд ли вы увидитесь. Она, как и я, живёт в Москве…

За тридцать лет многое изменилось. Что говорить, если целое государство рухнуло, переломав, перемолов судьбы миллионов людей. Всё поменялось! Ирину порадовало, что Олег не пьёт сейчас спиртного, как и множество известных ей мужчин, опустошивших пару цистерн с горячительным в бурно проведенной молодости. Порадовало, потому что она не переносила на дух пьяниц после развода с первым мужем, буяном и придурком. Поэтому сегодня бокал вина заказала по настоянию Олега только Ирина, чтобы выпить «за встречу».

И как потом выяснилось, зря! В подпитии, даже лёгком, она становилась слишком откровенно болтливой. Прямо находка для шпиона!

Олег много рассказывал о себе, о своей учёбе в институте культуры. Странно, что они не нашли времени поговорить обо всём раньше, несколько лет назад. Может, судьба Ирины сложилась бы по-иному, и она не сорвалась бы в смертельное пике. Хотя…

По большому счёту Ирина ни о чём не жалела, а даже благодарна Богу за столько серьёзных испытаний, выпавших ей. И если бы на полном серьёзе ей предложили что-то поменять, что-то изменить в жизни, то Ирина бы не согласилась. Ведь кто-то там, сверху, вёл её тернистым путём к литературе, к писательству, без которого она сейчас не мыслила себя. Иной судьбы она не представляла и не хотела.

Надо признаться, что все прошедшие годы бывшая подруга детства смотрела на Олега Крестовского несколько отстранённо и чуть свысока, потому что парень, играющий и поющий на танцплощадках и в ресторанах, для неё заведомо пустышка. Что он мог предложить Ирине, если вокруг него сновало бесчисленное количество женщин, выпивка лилась рекой? Что от ресторанного мужчины можно ждать хорошего? Такая жизнь точно не для неё, поэтому Ирина интуитивно избегала встреч с Олегом, хотя попытки с его стороны предпринимались.

– Олег, а как у тебя жизнь складывалась? По-моему, тебе нравится нынешнее положение, должность.

– На данном этапе – да. А ты замужем? – задал Крестовский вопрос, который, видимо, давно хотел озвучить.

– Конечно, замужем. Разве такая женщина, как я, может быть не замужем? Меня постоянно окружают мужчины…

– Так было всегда…

– И теперь ничего не изменилось, всё то же самое. Только мой брак сейчас перешёл в нескольку иную фазу…

– Это в какую же?

– Ты что-нибудь слышал о гостевом браке?

– Это когда супруги друг к другу в гости ходят, судя по названию.

– Да, угадать несложно, но у нас с мужем ещё круче: мы живём не только в разных городах, но и в разных странах. Он уехал в Германию и владеет фирмой по поставкам оборудования, а я отказалась переезжать, потому что, как писатель, никому там не нужна. А без этого занятия я уже не могу. И каждый из нас теперь живёт, по сути, своей жизнью. При этом ни он, ни я разводиться не планируем. Нас всё устраивает: его – чтобы тамошние бабы не донимали, потому что в Европе женщины, как пираньи, оттяпают всё, а меня устраивает статус замужней женщины. Ну и обеспечивает он нас с Маришкой, конечно. Высокие отношения!

– Мне непонятные… А ты помнишь, что я ушёл раньше из школы?

– Да, что-то такое смутно припоминаю. Я ведь, как ты понимаешь, не сразу писателем стала, а долгое время трудилась в авиационной промышленности, окончив авиационно-технологический институт. Работала инженером на местном приборостроительном заводе.

– И в каком цеху?

– Скажешь тоже – в цеху! Меня мама сразу в отдел определила в обход всем правилам. Я работала в отделе, где испытывали приборы на высокие и низкие температуры, влажность, морской туман…

– А гироскопами занималась?

– Как раз наша бригада и занималась гироскопами, поэтому мы имели высокую степень секретности и долгое время были невыездными. Все уже челноками по заграницам мотались, а нам загранпаспорта не выдавали.

– А помнишь, как мы целовались у тебя в старом доме? – неожиданно спросил Олег.

– Конечно, помню. И засосы, которые приходилось прятать от родителей и подруг. А поаккуратнее нельзя было? Или ты на мне обучался? И как нас моя бабушка гоняла, чтобы мы не уединялись, тоже помню. А у меня ни о чём порочном и мыслей не возникало. Мне даже эротические сны не снились. Правда-правда!

– Хорошо, что мы встретились сейчас на празднике. Я ведь тебя хотел разыскать…

– Почему? Что это ты вдруг обо мне вспомнил?

– Это я тебя притянул своими мыслями! – вдруг сказал Крестовский.

– Нет! Это я тебя притянула своими стихами! – парировала Ирина. – Хотя о тебе конкретно в них ничего не сказано, но я очень хотела любви и называла внешние и внутренние черты мужчины, которого я бы хотела видеть рядом с собой. И ты практически идеально в них вписался. Так что мои стихи сыграли не последнюю роль в нашей встрече. А ты-то как меня мог притянуть? Ты ведь стихи не пишешь…

– Не пишу. Когда учился в институте культуры, нам однажды дали стихотворное задание. И я его добросовестно выполнил, конечно. Надо будет тебе прислать. Но это был единственный опыт.

– Так чем же, интересно, ты меня притянул?

– А ты мне снилась целый год…

Это было неожиданно! Как, впрочем, всё, что происходило сегодня. Ирине верилось и не верилось одновременно.

– А ты песни пишешь? – спросил Олег.

– Ты имеешь в виду песенные тексты? Да, пишу, причём они мне приходят вместе с музыкой. Но профессионалы, я имею в виду композиторов-песенников, сочиняют интереснее. У меня есть знакомый бард, который из обычного стихотворения может сделать настоящий шедевр. Просто им, в смысле песенникам, надо слепо довериться. А ты музыку не пишешь?

– Нет.

– Жалко. Я как раз недавно выбрала время, чтобы заняться моими песнями. Давно собиралась, но только руки не доходили. Моя младшая дочь Маришка облюбовала песню «Я ухожу» и попросила, чтобы я ей отдала. Какую-то мелодию она сама подобрала подходящую и аранжировку сделала…

– А у неё профессиональная подготовка есть?

– Ну, не совсем профессиональная… Не Гнесинка, конечно. Музыкальная карьера бесперспективна, поэтому я и не планировала, чтобы дочь дальше училась, но музыкальную школу по классу фортепиано она окончила в прошлом году. В нашем районе Москвы такая шикарная школа, что не отдать туда ребёнка – преступление.