Текст книги "Тайник 21"
Автор книги: Марина Тихонова
Жанр: Попаданцы, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Заткнись, Кирилл!
– Почему? Сам начал! Не больно приятно, да? А все меня тычешь – не делай того, не делай этого! Нашелся, умник!
Еще немного, и я ему точно врежу, прямо чувствую.
– Они найдут меня, Дэн…
Зелень повсюду. Ни с того ни с сего, начинает резать глаза, ужасно хочется спуститься. Я ищу подходящую ветку. Моя лестница куда-то запропастилась, наверное, соскучилась с нами… Вдруг вижу рядом в листве – Смотритель. Наблюдает. Как давно? И что он услышал?
В одно мгновение он поднимается и прыгает. Оказавшись напротив меня, дышит чуть ли не в лицо:
– Воры! – поворачивается к Кириллу, – разве не известно, что нельзя утаивать яблоки? Мелкий пакостник! – он как-то неуклюже растопыривает руки, ветер развевает его синий плащ и кажется, что он растет, набухает как будто.
Я чуть не вскрикнул от страха, а у Киры посыпался из карманов недавний улов.
– Еще что-нибудь украдешь, я пришлю за тобой полицейского! За обоими! – пригрозил в мою сторону.
Тут раздался оглушительный хлопок, и он исчез. Вокруг разлетелись сине-красные перья, пух в основном, но и несколько больших. Глупо, я протираю глаза. Заметил только удаляющуюся птицу, не крупнее воробья.
– Видел? – Кира побледнел как полотно.
– Эй, мартышки, дело есть! – доносится снизу.
– Че, Санек, что ли?
– Похоже…
– Долго вас ждать? Как нужны – так их не найдешь! Денис, блин, давай спускайся!
Последние несколько метров самые неудачные, я сваливаюсь на землю.
– Все, на сегодня работа закончилась, есть кое-что поважнее, – сияет как начищенный пятак, и откуда-то кучка растрепанных мальчишек рядом с ним.
– Далеко собираемся?
– Тише ты, разорался! Сделай вид, что гуляем, – и шепотом, – надо кое-что стащить.
– А они все на стреме? – оглядываю воинственную толпу Сашкиных адептов.
– Ты трепись по меньше, и все будет хорошо, – пошел вперед, видимо, объяснений не будет.
Кирилл и я, не спеша, бредем в конце толпы. Если Сашка думает, что это напоминает светскую прогулку, то он дурак. Ни дать, ни взять – малолетняя банда! Они, по моему, не совсем в себе, к тому же. Я расхохотался так, что скрутило живот. Злобные взгляды Санька еще больше смешат меня.
Нервное это дело. Если кто появится, как я дам Кире знать? Спускаются сумерки. Наверху, наверное, небо только наливается послеобеденной тяжестью и гаснет, а здесь уже темно и зажигаются десятки уличных фонарей. От живой изгороди идет терпкий запах. Но предчувствия у меня все равно не хорошие. С самого нашего приезда.
– Почему так долго? – Сашка вернулся, один и немного навеселе.
– Откуда мне знать? Зачем ты вообще Киру послал?
– Он же у нас профессионал… Ладно, не начинай! Ни я, ни ты бы в слуховое окно не пролезли. А малышню жалко, им и без того – нагорит, – смеется.
– Твоя идея была?
– Чего, нет, конечно! Сами подошли, купи, говорят, нам сидр, попробовать хотим. Ну потом сам знаешь… Да я с них и денег не взял – отдал, что мне там полагалось за работу. Блин, спина ноет, тяжелые эти яблоки, замучался таскать корзины! Еще, вдруг, у этого старика собака есть? Я и кошек-то вспоминать не хочу, а Киру не жалко. Да шутка, что ты в самом деле!
– Сильно на него зол? – над нами вспыхнул фонарь, я чуть не подпрыгнул со страху.
– Ты о чем? – посмеивается надо мной, – про доллары, что ли? Нет, не сильно, – глаза отвел в сторону.
Медленно из листвы появляются крохотные розовые бутоны, и вся изгородь постепенно зацветает. Пахнет жарким летним вечером.
– Саш, ты…
– Бить его я не буду.
Молчим. Мимо спешат люди с работы в комбинезонах, а им на встречу другие уже в нарядной одежде – гулять. Как он будет выбираться, у всех на глазах?
– Повезло нам, что хозяин уехал. Будет им с Мастером о чем пообщаться. Как думаешь, дело совсем плохо?
– Мы ж не будем этим путем возвращаться, чего ты переживаешь?
– А каким?
Пожимает плечами.
– Посмотрим, – не внушает доверия мне это его «посмотрим», и не нравится упертость в поисках ключа. Дался он ему!
– Ты что-то мне не сказал?
– С чего ты взял?
– По лицу вижу!
Некоторое время он колеблется, шагает вдоль изгороди и не смотрит на меня.
– Представляешь, оказывается, у них курить можно! Серьезно, нижние листья с яблонь, они только по виду – противные, коричневые и жесткие, если свернуть – будет не хуже….не хуже… кубинских сигар!
– Конечно. Ты их пробовал?
– Листья?
– Ну или сигары? Хватит мне заливать! Я с тобой всегда в открытую.
– Это твой выбор.
– Чего? – я сбесился просто, – думаешь, ты такой незаменимый? Что все прямо сдохнут без тебя? Продуманный самый? Кира точно говорит, есть вот в тебе дерьмо, и иногда оно берет верх. Можешь засунуть себе свои секреты….
– Ты что несешь? – я думал, у меня сейчас уши свернутся от его ответа, а он стоит и смотрит непонимающе, – мне кажется, это у тебя скорее что-то на уме… – не знаю, ничего не хочу говорить, – ладно, только не разводи дискуссий, проблема в этих часах. Не уверен, что эта шпана ничего не напутала, но вроде – если действительно добраться до башни и украсть немного песка, даже полные часы набирать не надо, у них все тут рухнет. Понимаешь, ткань времени будет с дырой, и все перемешается. Потом, конечно, установится какое-то равновесие, как я понял, но все равно – будет черте что! Я не знаю, как это скажется на них, в смысле на живых людях….Если время начнет изменяться…
– Тогда как…
– Ну с другой стороны, они не очень-то в это верят, это у них как байка, дедушкины сказки. Никто эту башню не видел, ничего страшнее засухи с ними никогда не происходило. Ну и валяются эти часы у старика Фэлви в подвале. Тоже мне, хранитель редкостей! Никому и в голову не придет, что их кто-то надумает выкрасть. И что они правда – необычные… Вот мы и проверим!
– Слушай, может не будем этого делать. Наверняка, есть другой выход.
– Есть идеи? Не-а, Дэн, чтобы все зря? Ты же слышал от Бьолы, если чего и можно добиться от Магистра – то только подарив еще немного времени для его проклятого праздника. А нам нужен ключ, малыш, только ключ!
– На хрена вот?
– Денис, ты не понимаешь, что таковы правила? Что мы попали сюда только за этим? Они ж все тут полу монстры – полу безумцы, и потом – может, ничего не случится? Никто ведь не проверял, ну подумаешь – час-другой пропадет? Еще, я, конечно, понимаю, у тебя в голове другие шарики, но ты представь – мы можем что-то сделать… Представь! Не как там – хоть в лепешку разбейся, ни на миллиметр не подвинешь за всю свою долгую-предолгую жизнь! А здесь, от того, как мы поступим, может измениться мир! Дэн, он все равно странный. Сам посмотри – миндальные яблоки, зубастые машины… Не страшно, если он станет еще чуднее… Или наоборот, нормальнее, а? – улыбается. Не потому, что ему весело от какой-то глупости, а потому, что ему хорошо, я вижу. Как будто я первый раз его по настоящему вижу. И понимаю, о чем говорил Кирилл – он всегда самый, всегда первый. Вовсе не злюсь от этого, ему… можно.
Из-за изгороди раздался пронзительный лай. Приближается. Улица только-только опустела. Я мысленно считаю секунды. Сердце как будто с ума сошло. Кирилл с грохотом падает на мостовую, ноги запутались в длинных стеблях.
– Быстрее, быстрее отсюда! – вскакивает как ужаленный и дает деру.
– Ладно тебе, будто эта шавка умеет прыгать через забор! – хохочет Санька.
Слышу, как кто-то по ту сторону изгороди клацает зубами и шуршит в листве. Взбирается? Не тратя больше не секунды бегу за Кирой. Снова лай, уже расстроенный. Поводок короткий? Сашка несется следом и продолжает смеяться.
Узкая тропинка поворачивает возле сарая и обрывается за двумя молодыми яблонями. Здесь кончается земля. Сашка и я сидим на самом ее краю. Справа, ближе к главной площади, расчищена целая поляна. Несколько ручных подъемников постоянно опускают вниз корзины с яблоками. Там всегда кто-то работает и кто-то мешает работать. Слишком шумно. Поэтому мы здесь. С другой стороны сады вплотную подходят к обрыву. Будто хотят уплыть за горизонт – так отчаянно тянут корни и ветви.
– Здорово придумала, нечего сказать! Что-то с ней творится, раньше хоть предупредила бы – когда вернется, куда собралась… Не помню, чтоб у нее в голове было столько дури… Взять и уехать. Кататься! Давно ты ее видел? – поджимает колени к груди, скручивает очередной темно-бурый лист. С его места пропасть не видно, я точно знаю. Вытягиваю ноги. Земля разогретая солнцем. Немного клонит в сон.
– Утром только, как из гостиницы вышли… Говорит, нашла интересные места, хочет кое-что проверить… – тепло разливается по телу и тяжесть.
Отсюда небо кажется больше. Медленно краснеет, ни единого облачка на сколько хватает глаз, духота отступает. Сашка уже не один лист извел, вокруг нас застыли в воздухе тоненькие нити белого дыма. Такой приятный, фруктовый вкус, а все равно крепкий. Сильно, видать, меня развезло.
– Надо было сразу уехать, как только часы заполучили! Черт! Ты их надежно спрятал? Дэн? Куда ты их дел?
– Да надежно, надежно, отстань! – куда же я их положил? Наплевать, найдутся, – блин, усталость как будто сползает, только что пошевелиться не мог, чтоб мышцы не ныли, а сейчас – как не мои, руки, плечи – дернешься чуток и улетишь, – щурюсь на заходящее солнце.
Несколько мальчишек выбежали к обрыву и принялись на перегонки карабкаться по старому кривому яблоневому стволу. Визжат, дразнят друг друга, мне еще веселее, до слез пробирает. Вдруг один срывается и, неуклюже взмахнув руками, падает вниз. Откуда-то издалека ветер приносит его тоненький детский смех. Остальные подхватывают его и друг за другом исчезают из поля моего зрения. Снова рядом с нами тихо.
– Дурачье! – фыркает, а по глазам вижу – самому до ужаса хочется так же прыгнуть. Раскинув руки, упасть, подставив лицо теплым лучам и алому небу.
– Стра-а-а-а-шно….? – заглядываю в его обгоревшее ухмыляющееся лицо.
– Не, че там, фигня вопрос! Еще по одной, и сиганем! Да? Денис… Или по две… – достает из кармана следующий лист, такой длинный, что у меня округляются глаза. Все карманы он ими набил, что ли…
– Слушай, тут это не очень приветствуется, – столько, сколько мы с Сашкой за последний час перевели курительных листьев, обычному рабочему бы на неделю хватило.
– Пусть они малышню свою гоняют, до нас-то – кому есть дело? Я только начал во вкус входить, – снова рядом поднялась возня. Теперь две стайки мальчишек лезут на дерево, стараясь забраться как можно выше. Но к детским крикам тут же примешивается низкое суровое ворчание, и акробаты бросаются врассыпную, только яблоня затряслась и затрещала, – ну как, прыгнем? – руку протягивает, не люблю эти условности, что, мало ему моего кивка? – Дэн, если здесь умереть – это все? Это будет конец? Или мы проснемся где-то еще, еще в более безумном месте? Или вернемся в штольни? Я как-то не представляю, что могу умереть, в добавок – в этом чокнутом мире? Ты не осведомлен о правилах игры на этот случай? – вокруг него уже плотное кольцо фруктового тумана.
– Хрен его знает. Но вообще-то, я тоже помирать не собираюсь, – иногда я несу полную чушь, причем ровно противоположно тому, что есть на самом деле, вроде как – чтоб никто не догадался о моих мыслях.
– Знаешь, а я недавно думал, что быть мертвым очень мерзко. Серьезно! Это все отец, с его дурацкими книжками. Воспитывает! Неважно, короче, книжка была про одного парня, как его из одной школы гнали в другую, и вся жизнь ему опротивела хуже некуда, но в общем, он так ничего был, нормальный33
Речь идет о книге Сэллинджера «Ловец во ржи».
[Закрыть]. Мне понравился. Так, я о чем – у него был младший брат, Алли, и он помер, а главный герой о нем рассказывает. Рассказывает, как ходил к нему на могилу, как родители клали цветы на живот умершему… Понимаешь, он говорил так, будто его Алли все еще там, в земле, среди тысяч этих разложившихся мертвяков, и никуда ему не деться, дождь – на него, палящее солнце – на него… Я об этом никогда не думал, ну что они там, в земле… Вообще ничего не чувствовал, даже вспомнить не мог родных, стоя на кладбище. А в жизни – часто с ними разговариваю. Почему так? На меня страх дикий напал, что вот также – зароют тебя и уйдут, а ты лежи там среди всяких уродов… Если ведь тут что случится – никто ж нас не будет…..Ну я тут такого не видел. А странно… Ты не видел? Ну его все! Мы никогда не умрем. Здесь, по крайней мере. Вот представляешь, если они там все подохнут, сто лет уж как, а мы здесь – живые! Или где-то еще – живые… Будет еще случай проверить… Так что, прыгаем, Дэн?
Я только молча пожал его руку. Еще одно соглашение. Слиняем, Дэн? Подпишемся, Дэн? Только обязательно на пару, ты прыгнешь – я прыгну, ты отдашь концы – я… я что? Достал меня со своей философией! Но все равно знаю, что прыгну вместе с ним. И буду всегда. Так мне кажется. Как я уверен, что не перестану дышать. Никогда, пока я есть… Вот зараза! Даже не курю, просто рядом сижу – и то хватает!
Вдруг Сашкино лицо озаряется улыбкой и, бросив:
– Щас вернусь! – он скрывается за сараями.
Что-то вертится в моей голове после его разговоров. Как будто дымок этот дурманящий не только снаружи, вокруг меня, но и внутри точно так же стелется и закрывает куски мыслей, отчего кажется, что в мозгах каша. А так вроде бы все понимаешь…
Встаю на ноги и подхожу к самому краю. Я уже видел обрыв, Сашка – еще нет. Внизу не пропасть даже, море. Море из созревших миндальных яблок. Весь урожай собирается здесь. Раз в неделю приезжают товарные поезда, вроде нашего Берта, такие же зубастые, и развозят лакомство по всем закоулкам. Нам их не увидеть, отсюда до выгоревшего глиняного плато, что маячит у самого горизонта, обозначая границу яблочной впадины, мили и мили. Разве что движущаяся точка, но говорят – их много, и к зиме яблок не останется совсем. Вот дурак, не спросил – а что там, под ними? Что? Скалы, берега сахарной ваты? Ну раз они так любят нырять, значит, опасного ничего нет. Если глубоко не забираться. Рядом с выпирающими из земли корнями установлена полосатая желто-черная, как пчела, рейка. Отметки там есть, цифры, чудно! Урожай измерять нормально подпорным уровнем!
– Эй, куда без меня! А ну назад! Я еще не настроился!
– Да… да… не пройдет и года…
– Смотри! – голос у него, будто сокровища нашел, я не выдержал – повернулся, догадываюсь, с самым идиотским выражением лица.
– Это, конечно, не Les Paul44
Речь идет о популярной модели гитары.
[Закрыть], но…. – светится весь, смотреть на него больно. Но на то, что он притащил – того хуже, глазам собственным не верю.
– Где ты ее достал? Обалдеть, Санек! Я уж и не помню, когда гитару слышал, сдохнуть можно! Ну ты даешь!
– И я об этом же, пол жизни за хороший рок! У тебя, конечно, ничего не выйдет – но покрути, хоть совесть мою успокой, что не видать нам здесь нормальной музыки до скончания веков… Там, за домами, собирались начать концерт, ну я попросил вежливо одну на время. На площади-то сутками всякие народные мелодии травят, житья от них никакого, ты попробуй, попробуй!
Как будто уговаривать меня надо.
Сел напротив, спиной к обрыву. Обхватил колени руками, ну и длиннющие у него ноги, и вроде забыл обо мне. То ли ждет, что я вот-вот совершу нечто сверх естественное, но скорее – задумался о чем-то своем. Всегда с ним так бывает! Минуту назад смеялся до упаду, и сразу же угас, а меня, как всегда, только начинает разбирать.
Хочу осторожно попробовать струны, но не тут то было – звон раздается такой – еле сдерживаюсь, чтоб не оттолкнуть гитару. Санька поморщился, блуждает взглядом вдалеке. Ну и инструмент попался! Слух режет, с трудом нахожу более-менее терпимое звучание. Первые аккорды долго еще не клеятся. Хорошо, что Сашкины мысли сейчас где-то бродят. Не хочу его расстраивать. Никогда не хочу, ни родителей, никого. А все равно подарки у них словно не для меня, для кого-то другого, для их воображаемого сына.
Саньку нельзя долго не улыбаться. Иначе у него глаза блекнут, смотришь – и тоска затягивает, о чем он думает?
– ужас, как странно получается! Почему-то ложатся эти слова, почему именно – не знаю, звук просто дикий, похоже на клавесин, если б его довели до истерики и он решил вдруг перейти в струнные. Смех накатывает, но не легкий, как до этого, слишком близкий к пустоте, невеселый. Сашка по-прежнему не смотрит на меня,
– Дэн, пожалей мои уши… – улыбка чуть-чуть тронула губы.
– Если тебе так хочется, – пододвигается ко мне и начинает перебивать,
– не замечаю, как теряю свою мелодию.
Некоторое время слышны лишь бессвязные звуки и дребезжание струн. Я лихорадочно пытаюсь вспомнить аккорды, но не успеваю за ним. Да и зачем? Сашка тоже не знает слова. Все сводится к неистовому «hello, how low?» Где совсем ничего не помнит, Санька начинает рычать и подвывать.
Больше не могу сдерживаться, хохот сгибает меня пополам. Несколько недовольных рабочих прошли мимо, косясь на нас.
– Here we are now…
Here we are now.
Here we are now!
Yea!
Гитара, издав последнее пронзительное «дз-з-зинь!», отлетает в кусты, а пение перерастает в возню. У меня живот надорвется! Слезы застилают глаза, остановиться не могу. Кто его разберет, где Сашкины, где мои ноги-руки…
– Эй, рискнешь? – захлебывается воздухом, но удивительно легко вскакивает, мне понадобился бы час, чтоб собраться, – че разлегся? – оказывается, давно стемнело.
В три шага он выходит из дрожащего света фонарей, один прямо над нами свисает из яблоневых ветвей, и словно бы идет в воздухе, в пустоте. Я не различаю почти ничего, только его тень, скользящую ближе и ближе к обрыву. Вдруг он раскидывает руки в разные стороны, поворачивается ко мне, смотрит. Внезапно меня как электричеством пронзает страх, и почти затихший смех переходит в стон. Я его не вижу! Знаю, чувствую, что он смотрит на меня, но не вижу его лица! Не вижу! Одна проклятая тень!
– Я буду жить! – тихо, но твердо. Только он и я слышим. Тень падает вниз, как будто ее и не было. Почему-то не бегу за ним, боюсь пошевелиться. Не за себя, будто могу спугнуть его, – эй, эй, эй! Дэн! Что, штаны намочил? – доносится издалека Сашкин крик. Вокруг тишина, в деревне еще гуляют, но здесь – ни души. Только пение сверчков. Ни один лист не шелохнется. Я задираю голову к небу, медленно подхватывает горячая волна – все хорошо, с ним все хорошо, а звезды яркие, каких никогда не было. Или не запомнил просто, не знаю. Если засмотришься, начинает казаться, что видишь, как они плывут.
– Эй, сколько тебя звать можно! Строил тут из себя! – руки у него ледяные.
Я словно очнулся, толкнул Сашку в сторону и побежал вперед. Под ноги не смотрю, все одно – ничего не видать, лишь бы не споткнуться, не остановиться. Потом до меня доходит, что я и края-то не замечу, пока за ним не окажусь. Вот так – раз, и нога падает в пропасть. Голову жжет, в висках начало стучать. Быстрее!
Не представляю, как получилось, но я почувствовал. Вдруг остановился. Точно знаю – все, дальше пустота, и земля под носками тихонечко сползает вниз. А Санек пролетает мимо меня, и, изогнувшись как стрела, летит с обрыва. Я даже забыл, почему встал, так красиво он упал. Небо и вправду вертится! Хочется закрыть глаза, самому смешно – зачем? Не буду думать, не буду! Так и получается, только я решил еще перевести дыхание, как моя правая нога сама по себе сделала шаг вперед. Какого…?
Вокруг меня проносятся звезды. Хочется закричать от счастья, но воздух заперт в груди. Как же их много! Просто уйма сумасшедших звезд!
На самом деле падать в яблоки ничуть не больно. Я думал, синяков не миновать. В двух словах и не расскажешь – они будто в невесомости, бессчетное количество миндальных яблок, парящих в воздухе. Ты просто раздвигаешь их руками, проскальзываешь между, а если забраться сверху и усесться – все равно что надувная подушка. Но даже не это самое важное. Запах! Тут, внизу, стоит такой восхитительный яблочный дух! Крепкий, спелый. Выпрыгиваешь и хватаешь ртом струйку прохладного ночного воздуха, чтобы тут же провалиться обратно. Наконец, у меня получается закричать. И хотя, в отличие от Сашки, я способен только на нечленораздельные звуки, таким счастливым я не был никогда!
Плыть сложнее, больше сил приходится тратить, чтоб справиться с этими волнами. Теперь я понимаю, почему мне казалось, что звезды везде. Склон, с которого мы прыгали, усыпан колониями светлячков. Одни из них карабкаются в сторону леса, другие – к садам и на площадь. Эти крохотные огоньки постоянно движутся, их количество только растет, и они разноцветные! Розовые, голубые, светло-зеленые, желтые…
Рядом с рейкой начинается пологая лестница. То и дело отклоняясь влево, она взбирается наверх. Вышли мы чуть в стороне от брошенной гитары. Темно уже, деревня спит. Где-то слышны приглушенные разговоры, шорохи, но кажется, это сама ночь претворяется, чтобы напугать лишний раз.
– Еще прыгнем? – устало, радостно. Трясет его немного, все же страшно. Сильно, видать, страшно.
– Давай посидим, я выдохся.
– Не, чего вдруг? – устраивается рядом, облокотившись на ствол, теперь уже лицом к пропасти. Мы в нескольких шагах от нее.
– Санек, в тебе прям рок-звезда умерла, ей Богу! Поешь, ты конечно, неважно, но запал…
– В каждом из нас кто-то умер…
Я отмахнулся.
– Да серьезно! У тебя никогда не бывает чувства, будто вся жизнь сводится к тому, что ты кого-то закапываешь. Закапываешь, закапываешь… И без толку. Такой мартышкин труд. Чтоб он не вылез, чтоб его никто не увидел, и уйти нельзя, пока он там, непокрытый под небом. Мерзкое ощущение. Знаешь еще что – ты это не по доброй воле делаешь. Нет, ни за что… Тебя заставляют! Все! Весь этот мир! Он хочет тебя уничтожить, стереть, раздавить… и получит свое в конце – проглотит, спрячет в темноте навсегда… Но пока делает одолжение – хорошо, мол, поживи немного, только по моим правилам, понимаешь? Это же ужасно, отказываться от какого-то себя, чтобы другой получил отсрочку… А иного не дано! Если хочешь добиться чего-то в жизни, – скривился, копируя кого-то, – плати…
– Ты опять свои разговоры про мертвяков? Что сегодня за день такой? Достал уже! Поменяй пластинку! Слышь? – тут же привязывается картинка, как самого себя посыпаешь землей. Мурашки по коже.
– Ладно, ладно… Думаешь, Юла вернулась? Слушай, хотел спросить, что ты к ней чувствуешь? Как относишься?
Одно другого веселее. Я начинаю злиться.
– Обычно.
– То есть? – спасибо еще темень кругом, а то чувствую – краской до ушей заливаюсь.
– То есть она хорошая, в том смысле… Ну как к тебе, почти..
– Ты меня пугаешь…
– Да пошел ты! – отворачиваюсь, – она хороший друг, правда, девчонки редко такими бывают. Мне с ней как с тобой, только она…. девушка… – звучит почти как ругательство, хотя я произношу слово намеренно аккуратно, словно с гранатой без чеки, – да я понял, о чем ты… Не знаю, я как-то не думал… в этом смысле. То есть, иногда, когда вдруг обнимет, или еще что, или подойдет близко так… Что-то происходит со мной. А в другой раз – абсолютно ничего, даже намека нет, как с пацаном… Ты меня понял! Тебе зачем?
– Так, просто так.
– А ты – что?
Ответа я жду долго. Без часов страшно трудно ориентироваться во времени, но для меня минуты растягиваются на целый век. Злость отпускает, я даже о том, что говорил Кирилл, вспоминаю спокойно, как о не имеющем значения.
– Ты не хотел бы вернуться? Ты же понимаешь, что мы… так уже не будет, никогда. То, что мы оставили.
– Не знаю. Вот сейчас – точно, нет. Блин, Саш, сегодня точно день икс! Конечно, жалко, столько всего должно было начаться, все равно что исчезнуть посередине прыжка… Понимаешь, когда ты совсем не готов ни с чем расставаться. Но… как-то не сильно, что ли жалко… Черт, у меня были серьезные планы на жизнь! Так что, как только вернемся…
Смеется.
– Не сильно жалко, – передразнивает меня, – а чего тебе жалеть? Нет, ты мне еще порассказывай про свою будущую счастливую жизнь! Что ты собираешься делать? Сказать родителям, что хочешь заниматься музыкой, а не писать программы? Какие у тебя шансы заработать этим на жизнь? А ведь это самое важное – сколько… Ты подумай головой, Дэн. Чего ты там ждешь? Все, все ж от порога уже – подделка, дерьмо собачье! Я отлично помню свои вступительные, тебе не противно было? Так бы встал и послал всех к черту – и все равно бы меня приняли, даже если бы я экзаменационный лист матом исписал! А ведь я учил, идиот, я же честно… Все ради денег – вкалывать ради денег, тратить деньги так, чтоб привлечь еще больше денег… Где там что-то от тебя, от Дениса? Мне все это опротивело! Еще немного, я чувствую, и одни привычки останутся… Это же страшно – когда в тебе человек умирает… А ты потом еще долго-долго живешь, существуешь… Дальше что? Думаешь, я не хотел, чтобы… чтобы… – он вдруг запнулся так резко, словно подавился словами. Сашка никогда не ревел, я с детства его знаю, никогда, – понимаешь, Дэн, они все врут, только и делают, что претворяются… Как будто все делают ради чего-то, а нас самом деле… На самом деле их жизнь – самое бессмысленное, что только есть на свете. Знаешь, как я их всех ненавижу? Это от страха, Дэн, от ужаса, что все они пустые… Если бы тебя вдруг не стало, не знаю, чтобы я сделал. Юлька… – внезапно он меняет тон, легко, перешагивая с одного настроения в другое, – нет, ты представляешь, что все это значит, а? Денис, блин, ты хоть понимаешь? – голос подрагивает от волнения, – значит, кроме того, той картонной запертой коробки, есть что-то еще! Даже не важно, что, какое оно, почему мы, мне наплевать! Есть! Это самое важное, что случилось в моей жизни! Есть что-то еще! И это все ты, ты нас сюда затащил! – начинает смеяться, – Дэн, они там все превратятся в пыль, их никто никогда не вспомнит, а мы… мы будем всегда! Мы будем жить где-то еще!
Я заражаюсь его ликованием. Знаю, он и прав и не прав одновременно. Но и себе признаюсь, что испытываю облегчение от мысли, что мои плечи свободны. Может быть, мы вернемся, может быть – нет. Я не знаю, но хочу надеяться, что… что нет. И даже не верю себе по началу.
Я свободен, наконец, от того злобного тролля, что сидит у каждого на шее и заставляет быть взрослыми, крадет у нас память и сны… Он исчез!
Мы снова прыгаем без оглядки, с криками и смехом. И мне не кажется, что нас мало. Только двое, но это много, очень много. Я чувствую, что нас целая толпа!
– Я хочу до самого дна! – еле слышно его, сип один.
– Слушай, по-моему, пора…
– Я… хочу….достать….до….дна! Давай, Денис, как в детстве, помнишь? И чтоб в руке песок был!
Мне удается нырнуть одновременно с ним, в этот раз сосредоточенно, молча. Я не успеваю разобраться, почему вдруг стало не по себе – то ли предупреждение, то ли – сильная усталость. Захлебнувшись яблочным ароматом, я поворачиваю в верх, но Сашки рядом нет. Нигде – нет. Слишком тихо. То же мне, супергерой «я хочу достать до дна»! Вот дерьмо!
Какая тут глубина, я не представляю. Воздух проникает и сюда, но он спертый, тяжелый. Приходится прилагать усилия, чтобы скользить вниз, меня выталкивает обратно. Яблоки, яблоки, одни яблоки, будь они не ладны! Звать его бесполезно, да и не получится.
Внезапно меня словно подхватывает поток, я уже совсем не контролирую движение. Потом резко, ударом, мое тело швыряет вниз, и я начинаю бояться в серьез. Такая сила притяжения, должно быть, у черных дыр. Расплющивает в лепешку, а ты все падаешь и падаешь без конца. Яблоки вокруг становятся реже, сквозь них проглядывает темнота. Не могу определить, она бесконечная, или наоборот – надвигающаяся, сужающаяся. И то и другое страшно. Ее все больше.
Самые важные вещи иногда невозможно передать словами. Я не умею. Это беда. Самые сильные чувства – одно мычание. У кого-то так и сыплется бисер определений, метафор, даже причина гаснет перед их напором. А я как воды наберу, хочется еще в такие минуты чтобы все остальные тоже замолкли, но так не бывает.
Еще чувствую границу, где миндальные яблоки и кружащееся небо, но сам уже перешел ее. Все очень странно устроено, и если есть в этом мире настоящее дно, то я на него смотрю. Такое ощущение, что здесь нет понятия высоко или низко, глубоко или на поверхности… Я, например, задрав голову вижу то же самое, что и опустив глаза.
Похоже на водоворот. Впереди темноты больше. Я ее чувствую. Она кажется неподвижной, густой…. Алеф-ноль99
Алеф-ноль – бесконечное множество всех натуральных чисел.
[Закрыть] направленных на меня черных глаз. И оттуда она растет, начинает вращаться, раскручиваться спиралью. Каждый следующий виток отличается от предыдущего. Я заставляю себя не всматриваться в них. Боюсь, что меня затянет туда.
Там вращаются миры, и, глядя на тени, а единственное что можно уловить в этом движении, это тень от мира, я сам распадаюсь на миллион частиц, перестаю существовать. Может, легче было бы не противиться, сдаться, если б они не были такими страшными. Полные ужаса, полные бессмысленности. Бессчетное число уровней, алеф-один 1010
Алеф-один – бесконечное множество всех действительных чисел. Согласно теории Кантора, Алеф-один больше, чем Алеф-ноль.
[Закрыть]виток спирали.
Чем ближе ко мне, тем громче звуки и настойчивее ощущение запертого внутри света. Хоть я и не вижу его, но знаю – здесь тьма другая. Это уже не полуночные тени с их бормотанием и криками, а послеполуденные, рожденные от солнца. За спиной у меня последний из миров, откуда льется едва уловимый запах спелых яблок, но и он несется по кругу, вверх… вперед.
Хочу угнаться за ним, чтоб не потерять. Я чуть не плачу от досады. Так сильно я желал чего-то только в далеком-далеком детстве. Яблочный аромат неумолимо слабеет, отдаляется. Одновременно, снизу поднимаются следующие витки, скоро я окажусь на одном уровне с ними. Страшно, но сильнее горечь от потери. Я хочу обратно! Обратно! Закрываю глаза руками, не буду смотреть больше ни на что!
Медленно успокаиваюсь, не опускаю ладони сразу, представляю, что я где-то в другом месте. Мы с Сашкой стоим у края, протяни руку – и схватишь звезду. Ветер шепчет, пробегая по лицу и волосам. Кроме этого, ничего больше не существует. Ничего!
Если бы можно было проснуться, но мешают незакрытые глаза. Доли секунды мне кажется, что я падаю вниз с головокружительной скоростью, в самое сердце спирали.
Вздрагиваю. Подкатывает тошнота, в ногах слабость. Не знаю, как мне удается стоять. Я у обрыва. Ни за что не прыгну еще раз. Вдалеке, с пустошей, идет песчаная буря, холодные крупинки обжигают кожу. Ночь в самом разгаре. Где-то позади вскрикивает птица. Захлопала крыльями и стихла.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
