Текст книги "Мой лучший друг – брассист"

знакомая ватность? Катерина кое-как уняла волнение и на пятидесяти вольным пришла к финишу второй.

Следующие несколько заплывов не представляли особого интереса для Кучковой, так что она бесцельно слонялась по верхнему этажу, то заглядывая в пустой спортивный зал, то выходя на балкон, чтобы послушать результаты и объявление следующего заплыва. Двое малышей, кажется, Смирнов и Волков плыли в восьмом заплыве, но Кэт не было до них дела. Она с волнением ждала послеобеденных стартов. Первым выступал Гиреев, затем Олыбахин. Через четырнадцать заплывов после них – сама Катерина. Ей было страшно плыть, от беспокойства крутило живот, и никак не удавалось унять жажду и тряску. Девочка дважды сбегала в общежитие – сначала чтобы взять книгу, затем – вернуть на место. Не до книг сейчас. Какие уж тут выдуманные истории, если вокруг кипит настоящая жизнь, от которой вот-вот вывернет наружу? Но больше, чем собственного позора Кэт страшилась позора своих одногруппников. Признаться себе в том, что она боится потерять их из-за какой-то ерунды, она не смела, так что оправдывала свои переживания простым беспокойством за имидж их спортивной школы. Отчасти это помогало.

Ровно до тех пор, пока Гиреев нетвердой походкой не взошел на тумбочку, чуть не свалился с нее, а после натянул самую ублюдскую улыбочку на лицо и отсалютовал не то Кучковой, не то Валентине Георгиевне, сидевшей рядом с девочкой. Та ничего не заметила, а Катерина испытала прилив жгучего испанского стыда, как если бы соседнее сидение вспыхнуло, и сама Кэт вместе с ним. Поспешно отведя глаза, она поспешила успокоить себя мыслями о том, что почти все от волнения теряют голову на старте, и переживать, в общем-то, почти не о чем. Разве что… нет, об этом лучше не думать. Катерина посмотрела туда, где двумя минутами ранее виднелась поникшая голова Меньшова, но не обнаружила его на месте. Воспользовавшись этим в качестве предлога, девочка встала, полная решимости отыскать Дениса и устроить ему головомойку. Конечно, она не забыла о своем обещании не заговаривать с подлецом, но после недолго размышления пришла к выводу, что можно отчитать его, а затем уже бойкотировать.

– Денис! – Позвала Катерина, завидев Меньшова, сидевшего на полу пустого спортивного зала. У его ног лежал баскетбольный мяч, как финальный штрих, делавший картину абсолютно абсурдной. Пьяный пловец, навалившаяся на него масса ожиданий, тягость от огромного количества надежд, усилий, совершенная беспомощность, и такой податливый мячик, казавшийся обмякшим и выцветшим. Как символ заплыва – возьми и брось, вот так просто. Правда, нет никаких гарантий, что бросок получится удачный, что тебе удастся не то что трехочковый, а даже попадание в корзину. Так и у них – плыви, старайся изо всех сил, но никто не гарантирует победу. Воля, тренировки, целеустремленность, вера в себя или божественное провидение? Какой из этих факторов оказывается решающим в тот миг, когда ноги пловца отрываются от тумбы? Или в ту сотую секунды, когда рука делает финишное касание и безвольно падает вниз, потому что, даже не глядя по сторонам, даже оглохнув на мгновение, понимаешь, что ты только второй, или даже не второй. Невыносимая тоска заполнила Катеринино сердце, и ей стало до того жаль Меньшова, что она готова была спрыгнуть вниз к нему, забыть обо всем, что происходило за последний год, за истекшие сутки, и крепко обнять. Но отчего-то она просто помахала ему рукой и опустилась на скамейку, обхватив колени руками.

Прибежал Голиков, перепуганный, взъерошенный, за рукав олимпийки потащил куда-то Катерину. Он что-то путано объяснял, махал свободной рукой, отталкивал зазевавшихся спортсменов, что только ждали своего часа, или уже слонялись без дела, не желая возвращаться в общежитие без своих друзей. Кучкова попыталась вырваться или хотя бы выяснить, куда ее тащит Голиков, но безуспешно. Они пробежали мимо трибун, спустились по лестнице к раздевалкам, пробежали мужскую душевую насквозь, какое чудо, что там никого не оказалось! А затем столкнулись лицом к лицу с Валентиной Георгиевной. Голиков, увидев тренершу, потупился, шаркнул ногой и исчез. Катерина осталась один на один с женщиной, которая, по словам Меньшова, завидовала ее молодости и таланту.

– Ты глупая курица!

К такому началу диалога Катерина не была готова, она почувствовала, как слезы застилают глаза, и открыла рот, чтобы возразить, но поняла, что не возражать нечего. Когда не знаешь, в чем тебя обвиняют, и что послужило поводом к тому, чтобы взрослый человек называл тебя глупой курицей, контраргументы не лезут в голову.

– Но…

– Что значит «но»? Ты пропустила свой заплыв. Вся группа бегает по спортивному центру в поисках Кучковой, а ее носит бог весть где. Если я недостойна твоего внимания, ты могла хотя бы свериться с протоколом соревнований. Его специально вывешивают для таких безмозглых тупиц, как ты. Невыносимая дерзость, позор! Просто позор! Ты специально решила опозорить меня перед лицом коллег? Выставить на посмешище? Лишить нашу школу звания, между прочим, заслуженного, лучшей в городе? Я возлагала на тебя большие надежды, Кучкова, и думала, что в тебе есть не только потенциал, но еще и капля рассудка. Но ты разочаровала меня, и я жалею, что заявки уже поданы, и вносить изменения поздно, иначе не видать тебе эстафеты как своих ушей. Марш в раздевалку, сейчас тоже твой заплыв, или ты не в курсе?

Катерина стояла, потупившись, линолеум плыл перед глазами, крупные соленые капли стекали по щекам и падали на пол. Она и впрямь идиотка! Как можно было не посмотреть списки, но ведь Денис называл ее дистанции на той злополучной тренировке, она все запомнила. Что она пропустила? Что сейчас предстоит плыть? Девочка вопрошающе уставилась на Валентину Георгиевну, надеясь найти хотя бы намек, какую-нибудь подсказку, или сочувствие, но лицо тренерши было искажено злобой. Кэт пробормотала извинения и метнулась к раздевалке. Все валилось из рук. Следующий заплыв. Господи, да что же это такое! Ей неизвестно, каким видом и какую дистанцию предстоит плыть. Дважды выронив купальник, и чуть не порвав шапочку, Катерина умудрилась все-таки взять себя в руки, схватила полотенце и выбежала к бассейну. Ее соперницы спокойно разминались, посмеиваясь и перекрикиваясь. Кэт посмотрела на девушек, которые уже заканчивали плыть… на спине! Неужели! Не может этого быть! Валентина Георгиевна не пренебрегла ее предпочтениями, заметила предрасположенность! А Кучкова так ее опозорила и предала доверие. Тренерша отнеслась к ней по-человечески. Пускай она часто кричала, бывала несправедлива, придиралась к мелочам, выставляла Кэт полной дурой перед друзьями, но это было ради ее, Катерины, блага. Валя желала ей добра, а в ответ получила то, что получила. Пропустить свой заплыв, не выйти на старт, что может быть хуже? Все наверняка подумали, что она просто струсила. Едва не задохнувшись от обиды, Кэт снова посмотрела на плывущих. Мощные гребки, отточенная техника, это не барахтанье малышни, а большой, суровый спорт, требующий ежедневного многочасового труда, пота, тренировок и бешеной страсти к победе. Есть ли у нее эта страсть?

– Пятая дорожка. Екатерина Кучкова, город Тверь.

Кэт устремила глаза наверх, где, как она полагала, сидела ее команда, но не смогла разглядеть ни одного знакомого лица, из-за слез и запотевших очков. Быстро стащив их, девочка послюнявила палец и протерла стекла, а затем поспешно водрузила на место. Приветственных выкриков после ее имени не прозвучало, послышалось несколько редких хлопков от зевак, которые давно уже перестали следить за соревнованиями, и только вяло поддерживали тех, кому не хлопал больше никто. Ее сопернице, плывущей по седьмой дорожке, напротив, достался шквал аплодисментов. Кажется, в третьем ряду даже показался плакат с ее именем. Что ж, так всегда было, и, вероятно, это не изменится. Главный судья поприветствовал участниц заплыва и дал отмашку на спуск в воду.

Катерина чуть было не соскользнула с тумбы, но вовремя спохватилась и удержала равновесие. Вода не только казалась холодной, она в самом деле была ниже нормы на градус или полтора, во время обычной тренировки этого и не заметишь, но в стрессовой ситуации даже такая незначительная деталь может окончательно вывести из строя. Наскоро поправив соскочившие очки, Кучкова приняла правильное положение, и постаралась отогнать плохие мысли. Мысленно представляя сильное отталкивание, успешный старт, выход, который позволил бы ей сразу обогнать конкуренток на четверть корпуса, Катерина прокрутила в голове всю дистанцию. Только бы верно угадать момент, когда нужно развернуться для поворота, не сделать на груди больше одного гребка, только бы ноги не свело. Оттолкнуться и мчать во весь опор. Не думать ни о чем, не думать.

– На старт! – Рявкнул судья, и в тишине раздалась пугающая, жесткая трель, означавшая только одно – назад дороги нет. Правая рука дернулась, и секундная замешка нарушила все планы. В очках оказалось немного воды, не критично, но неудобно. Выход получился короче необходимого, пришлось сразу выкладываться. Левая рука наверху, правая совершает мощный гребок, толкает водную массу, смена рук, снова смена, ноги работают еле-еле, никак не ускориться. Не посмотреть по сторонам, слышно тоже плохо. Катерина поняла, что ее снесло из-за дрогнувшей руки, и теперь она плывет не посередине дорожки, а слегка отклонившись влево. Смена траектории – тоже трата времени, и без того нет сил. Внезапно левую грудь пронзила острая боль, на секунду ослепившая девочку. Конечно, она задела разделительную дорожку. Боже, до чего больно! Как невыносимо. Наверно, Валя внимательно наблюдает за ней и в отчаянии рвет волосы на голове. Как она жалеет сейчас, что дала ей возможность плыть на спине. Какой позор. Меньшов и Гиреев, скорее всего, ликуют, если их не рвет где-нибудь в эту самую секунду. Боль, пронзительная боль. Сколько еще до разворота? Только бы не прогадать, сделать сильный гребок, не доплывать на ногах, не врезаться в бортик. Катерина пристально вглядывалась в потолок. Во время разминки она пыталась придумать какой-нибудь ориентир, который подскажет, когда нужно переворачиваться, но из-за воды в очках не могла ничего разобрать. Интуиция, интуиция пловца, должна подсказать, ведь не напрасно столько времени она потратила, рассекая водную гладь. Отчего же так сводит ноги? Руки гребут вразнобой. Вот сейчас! Сейчас! Внутренний голос вопил изо всех сил, но Катерина сомневалась. Дотянув до последнего, она пожалела, что не прислушалась! Слишком мало места для выигрышного поворота, ни о какой победе и речи быть не может. Неловко кувыркнувшись, Кэт смогла наконец выровняться, даже изобразила некое подобие выхода. Мысли отступили, и Кучкова собрала волю в кулак. Не обращая внимания на технику, из последних сил она колотила по воде, забыв обо всем.

Едва не врезавшись головой в бортик, Катерина остановилась и нырнула. Только не оглядываться, не смотреть по сторонам, не видеть своего позора. Кажется, кто-то еще доплывал, значит, она не последняя. Что ж, это утешает. Но смотреть на зачетную таблицу, высветившуюся на большом экране, она не станет, ни за что. Лучше узнать потом. Было ясно, что девочке снова не удалось оправдать надежд. А впереди еще столько дистанций! Сегодня предстоит плыть сто метров кролем, а потом еще эстафета. Про завтра и думать не стоит! Только бы пережить оставшиеся два дня позора, а потом со спокойной душой вернуться в родной город, в привычный бассейн, честно признаться Валентине Георгиевне, что к соревнованиям она не готова, и вообще – для большого спорта уже поздно.

Ей, Катерине Кучковой, четырнадцати лет от роду, пора признаться себе и окружающим, что мачеха права: плавание – пустая трата времени и сил. Лучше подумать об учебе, о подготовке к экзаменам, которые предстоит сдавать уже в следующем году, о поступлении. Ведь осталось всего ничего, школьная пора закончится, и нужно будет определиться с выбором профессии. Стать тренером – неперспективно, нерентабельно, ни отец, ни мачеха не одобрят, да и сама Катерина сомневалась, что ей это подходит. Конечно, можно подать документы на какой-нибудь экономический факультет, или отучиться на бухгалтера, или юриста, или поступить на филологический. Ей прочили большое будущее в этой среде, учительница русского языка и литературы неоднократно пыталась обратить внимание девочки на ее неординарные способности, и намекала, что немного больше усердия, и ее ждет большое будущее в качестве лингвиста, литературоведа или филолога. Но что дальше? Катерина не знала ответа на этот вопрос. Стать преподавателем университета, или школьной учительницей, или переводчицей. Все это привлекало не больше, чем тренерство.

С мыслями о будущем Кэт вылезла из воды, дрожащими руками ухватилась за перила лестницы и краем глаза все же заметила свое имя и время, высветившиеся на огромном экране. Что ж, приплыть третьей совсем не так плохо. Конечно, это не самый сильный заплыв на пятьдесят метров в их возрастной категории. Кэт укуталась в полотенце и поковыляла к раздевалке. Она не сможет вынести еще один разговор с Валентиной Георгиевной, поэтому нужно дождаться своего выхода в раздевалке. Перевести дух, отмокнуть под горячим душем, проплыть, как придется, и убежать в общежитие, где на двери есть замок, и на подушке лежит «Красное и черное» Стендаля. Неудачный выбор, устаревшая тягомотина, совершенно неспособная отвлечь от дурных предчувствий. Катерина укорила себя за неумение выбирать книги и дистанции! Два любимых занятия, чтение и плавание, приносившие когда-то наибольшее удовольствие, стали нынче мучением и обернулись провалом!

– Молодец, Катерина! – услышала девочка, подходя к раздевалке. Она оглянулась и увидела сияющее лицо Голикова. Кажется, он протрезвел. Наверное, пообедал, сообразила Кэт, и махнула ему рукой, давая понять, что не настроена говорить. – Валя просила тебя подняться.

– О, нет! – простонала Кэт, и чуть не упала. – Передай, что я неважно себя чувствую, и не могу даже подумать о том, чтобы преодолеть две ступеньки, не говоря уже о двух этажах.

– Она не собирается тебя ругать. Даст кое-какие наставления, вот и все. Кажется, что-то насчет эстафеты. Ну, я побежал. Плыву через пятнадцать минут.

– Удачи! – Искренне пожелала Катерина и вновь погрузилась в раздумья.

Не выйти на старт, а затем приплыть всего-навсего третьей. Наверное, Валя хочет сообщить о замене в эстафете. Сейчас она скажет, что поставила Олыбахина, несмотря на то, что все заявки давно поданы, рассмотрены и утверждены. Всегда можно найти лазейку и заменить одного спортсмена другим, если речь не об индивидуальном зачете. А в нем-то как раз Катерина облажалась. Такова ее доля. Эти соревнования должны были стать важным событием для всей группы, но никто не уточнил, станут они решающими в хорошем смысле или плохом.

– Стоит готовиться к худшему, но надеяться на лучшее, или как там, – пробормотала Катерина.

– Стоит и надеяться, и готовиться к лучшему. И лучше готовиться, – добавил кто-то.

Кучкова заметила, что она в раздевалке не одна. В дальнем углу переодевалась девушка лет шестнадцати, высокая, крупная, с широкими плечами и белоснежной улыбкой, Кэт невольно залюбовалась загаром по купальнику и стройным, подтянутым телом.

– Меня зовут Лиана, – сказала девушка, и, прикрывшись полотенцем, подошла к Катерине.

– Я Кэт, – произнесла она, протягивая руку новой знакомой.

– Екатерина Кучкова, город Тверь?

– Я… да. Да, это я. Откуда ты знаешь?

– Ты обогнала меня на полсекунды. На финише мне почти удалось догнать тебя, но ты словно обезумела.

– Значит, тебе тоже четырнадцать?

– Пятнадцать. Та девчонка, что приплыла первой, старше меня на два месяца, она фурия, обошла всех на полтора корпуса. В начале года выполнила мастера, потом на катке вывихнула ногу, очень неудачно, но сейчас почти восстановилась. До конца сезона планирует подтвердить МС, или сразу сделать МСМК. Даже сейчас, будучи не в форме, она сделала это легко и играючи, как если бы ничего и не было. Очень неплохие результаты. Я с трудом вплываю в кандидата, но у тебя-то, наверняка, нет таких проблем.

– Подожди, ведь после нашего заплыва было еще два или три, так?

– Ну да. Только возрастная категория другая – шестнадцать-восемнадцать, старички. Они нам не конкурентки. Их великое будущее превратилось в провальное прошлое и тоскливое настоящее.

– Значит, наш заплыв был самым сильным?

– Не знаю насчет самого сильного, но, думаю, да. Я слышала, что первую дорожку хотели дисквалифицировать, не до конца поняла, что за история. Связано с алкоголем, или вроде того.

Катерина похолодела от мысли о том, что и Меньшова могли отстранить от участия в соревнованиях, если бы заподозрили в причастности, это означало дважды позор на Валину голову, а если начнут копать и выяснят, что вся группа пила вчера ночью… Страшно даже подумать!

– А ты не знаешь, где она могла взять алкоголь?

– Какие-то парни. Меня тоже звали, кто-то с четвертого этажа пронес в общежитие бутылку водки, но я не самоубийца, чтобы пить перед соревнованиями. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, – опомнилась Катерина и улыбнулась, – просто недоумеваю, кому в голову могло прийти такое!

– И не говори. Какие у тебя еще дистанции? Хочу знать, где еще мне тянуться за тобой. Ты в отличной форме!

– Неправда, – смутилась Кэт и снова взглянула на Лиану. Вот кто был в действительно прекрасной форме. Немудрено, что ей захотелось заговорить с Кучковой и убедиться, что это было недоразумение, просто случайность, в результате которой Кэт оказалась в тройке лидеров, а на самом деле они никакие не соперницы. – На спине, вроде, больше ничего. Или еще стометровка. В основном – кроль. И эстафеты.

– А ты считаешь себя спинисткой?

– Как ты догадалась?

– Не знаю, интуиция, – отмахнулась Лиана, натянула купальник и скрылась за дверью, ведущей в бассейн.

У Катерины появилось странное предчувствие, что они познакомились неслучайно, и Лиана неспроста заговорила с ней. Никогда не угадаешь, какие опасности таит за собой та или иная встреча, и чего ожидать от того, с кем приплываешь почти вровень на пятидесятиметровке.

***

Кэт поднялась на трибуны и увидела тренершу. Валентина Георгиевна улыбалась и то и дело заходилась резким, высоким смехом, как флиртующие старшеклассницы, за которыми Катерине доводилось наблюдать в школьной раздевалке и в столовой. Рядом с Валей сидел мужчина в строгом костюме, с галстуком, и Кэт невольно задумалась, как жарко ему, наверное, в наглухо застегнутой рубашке. Тренерша заметила воспитанницу и жестом попросила подождать. Наконец, мужчина встал, поклонился Катерине, и как ей показалось, подмигнул. Девочка подождала, пока незнакомец поднимется и покинет трибуны. Валентина Георгиевна тоже проводила его взглядом и подвинулась, призывая Кэт сесть возле нее.

– Молодец, Кучкова. Пускай ты иногда туго соображаешь, но талант у тебя определенно есть. Не спи, умоляю, не спи, не позорь меня, и все будет отлично. Ты обедала?

– Нет, еще нет, – ответила Катерина, и почувствовала, что страшно проголодалась. Обед она снова пропустила, как и первый свой заплыв.

– Поешь обязательно, ты же не хочешь, чтобы нашу команду сняли с эстафеты из-за того, что один из участников упал в голодный обморок?

– Вы об этом хотели поговорить?

– Нет, но это тоже важно. Виктор Павлович, мужчина, с которым я сейчас разговаривала, мой друг, приехал из Санкт-Петербурга. Он тренирует сборную России, и заинтересован в том, чтобы на этих соревнованиях зажглась новая звезда, которая пополнит ряды его воспитанников.

– Неужели в Питере мало достойных пловцов, и ему пришлось ехать в такую даль?

– Я пригласила его посмотреть на тебя.

Катерина раскрыла рот, и недоуменно уставилась на тренершу. Если она решила так пошутить в отместку за провал, то это оказалось бы очень грубо и бесчеловечно, но по лицу Валентины Георгиевны невозможно было понять, шутит она или говорит серьезно.

– Муха залетит, Кучкова. Есть еще одна девочка, правда, она постарше, поэтому он сомневается. Кажется, Лана, или Лиана, какое-то экзотическое имя. Он согласился понаблюдать и вынести свое решение, исходя из ваших результатов.

Вот что за предчувствие тревожило Катерину, они были не только соперницами на соревнованиях, обе могли стать частью сборной России по плаванию, вопрос только в том, кому из них удастся лучше проявить себя в оставшиеся два дня.

***

Новости, подобные той, что сообщила Катерине Кучковой ее тренерша, обыкновенно ошарашивают людей, к ним не подготовленных. Нельзя ни с того ни с сего вываливать на испуганного подростка, и без того замученного переживаниями, волнениями, стрессом, сообщения о том, что на соревнования приехал тренер сборной России по плаванию, и не просто так, а чтобы оценить твои способности и предрешить твое будущее. Особенно, если за несколько часов до этого та же тренерша обозвала тебя позором и безмозглой курицей. Катерина с трудом заставила себя подняться со скамейки. Придавленная, как ей показалось, тяжестью всего земного шара, она, путаясь в ногах, побрела в столовую, думая только об одном – почему в русском языке нет ни одного слова, которым можно описать ее состояние?

В душном зале почти никого не было. Повариха внимательно изучала поднос со свежевыпеченными пирожками и обсуждала с Клавой последние новости, да двое малышей в дальнем углу столовой. Кэт подождала, пока ее заметят, попросила суп и полторы порции второго – все-таки, изрядно проголодалась, хотя и не отдавала себе в этом отчет.

– А чего это ты не вместе со всеми обедать пришла?

– Я… ну… меня… меня задержала Валентина Георгиевна, – промямлила Катерина, потупившись. Отчего она вынуждена оправдываться перед поварихой?

– Странная она женщина, столько лет сюда приезжает, и никогда ни с кем не общается, только с одним мужиком, представительный такой тип. Я слышала, у них был роман когда-то…

– С Виктором Павловичем?

– Уж не помню, как его зовут, то ли Палыч, то ли не Палыч, но любовь, говорят, была – о-го-го!

Повариха осеклась, тупо посмотрела на Кэт и прикусила язык, сообразив, что перед ней всего-навсего подросток. Она махнула рукой, и вновь уставилась на выпечку, давая понять, что разговор окончен. Катерина шикнула на расшумевшихся малышей и уселась за столик у окна. Мимо шли счастливые спортсмены, для которых первый день соревнований завершился удачно, медленно плелись те, кому повезло меньше. Девочка напрочь забыла о голоде, и отрешенно смотрела, как солнце медленно спускается за горизонт. Неужели Виктор Павлович, этот суровый дядька из Петербурга, который должен решить ее судьбу, и есть тот самый возлюбленный Валентины Георгиевны? Их разговор с Меньшовым напрочь вылетел из головы, и Кэт пыталась вспомнить, что же у них произошло.

– Ах, почему я тогда прослушала, что говорил Денис? – воскликнула она, и в ту же секунду выронила от неожиданности ложку. Напротив нее, ухмыляясь, усаживался Леха.

– Что же такого тебе говорил Меньшов? В любви, небось, признавался?

Катерина закатила глаза, но внезапно подумала, что Гиреев тоже может быть в курсе, ведь несноснее его нет никого на свете, и он обожает совать свой нос, куда не следует.

– Да, конечно, обещал достать звезду с неба. Слушай, ты знаешь Виктора Павловича?

– Валиного ухажера?

– Ну, про это мне ничего не известно. – Смутилась Кэт. – Но да, про него…

– Слышал что-то, только давно уже. Вроде у них был роман в юности. Постой, кажется, Меньшов мне об этом и рассказывал! Давай у него и спросим.

– Вот трепло! Он всем подряд, что ли, выкладывает всю подноготную Вали? Забей, ладно? Забудь и отвали от меня, я поем спокойно.

– Когда я пришел, ты вертела в руках пустую ложку, а к еде даже не притронулась. Тебе нужно собраться, Кэт, я случайно услышал вашу беседу с Валей, думаю, у тебя неплохие шансы. Уехать в Питер – это круто! Я тоже хотел бы, но, думаю, меня ни за что не выберут.

– Почему? Ты отлично плаваешь, несмотря на то, что ты идиот!

– Спасибо за комплимент! Умеешь поддержать… это мне в тебе и нравится!

– Перестань.

– Ты права, я идиот, и всегда им буду, а у них там жесткая дисциплина, им нужны ответственные спортсмены, типа тебя и Меньшова.

Леха смутился и наклонился достать оброненную ложку. Вдруг он скрылся под столом целиком и схватил Катерину за ногу.

– Какого черта?

– Залезай ко мне!

– Отвали, никуда я не полезу! – Девочка попыталась высвободиться, но Гиреев вцепился двумя руками. – Я сейчас закричу!

– Не нужно, просто спустись. – Леха произнес эти слова тихо, но настойчиво, и Катерине захотелось тоже залезть под стол. Она вспомнила, как в детстве папа строил для нее халабуды – натягивал простыни, делал стены из подушек, приносил из мастерской настольную лампу, и брал какую-нибудь книгу, чтобы почитать в полумраке. В этих смешных домиках, занимавших добрую половину комнаты, было так уютно, тепло и тихо, что казалось, никаких проблем не существует – они просто снятся по ночам, как и другие кошмары, про монстров, про огромных людей, пытающихся вломиться к ним в квартиру. Катерина часто засыпала на мягких диванных подушках, раскиданных на полу, и отец на руках вытаскивал ее из крепости и укладывал в кровать, накрывая большим одеялом. Само собой, под этим столом ничего такого не было, ни книжки, ни лампы, ни папы, а только противный Гиреев, и все же – Кэт сползла со стула и уселась на пол, скрестив ноги по-турецки. Длинная скатерть скрывала их от любопытных глаз тучной поварихи, да и на улице уже почти стемнело, так что обстановка получилась почти интимная.

– Вот, я здесь.

– Прекрасно. Можем просто посидеть в тишине. Знаешь, в детстве я часто строил…

– Халабуды, – закончила за него Кэт. – Мы с папой тоже.

– Ясно. В них всегда было спокойно, да?

– Да. А сейчас – неспокойно. Мне неловко от того, что мы тут с тобой сидим. Говори, что хотел, и я пойду, не то пропущу еще один заплыв, и Валя оторвет мне голову, а Виктор Павлович ей поможет.

– Не переживай из-за этого. У тебя больше часа до старта, и очень хорошие шансы попасть в сборную. Как и у Меньшова.

– Валя его не упоминала. Сказала, что нужна только одна звезда.

– И ты сразу подумала о себе?

– Нет, но…

– Зазнайка ты, Кучкова. Ты ему тоже нравишься, понятно? Но вы никогда не будете вместе. – Выпалил Леха и принялся тянуть на себя кончик скатерти.

– Ты сейчас свалишь мой обед. С чего ты взял, что я ему нравлюсь? И почему – тоже? Я, кажется, не говорила о своих чувствах к нему!

– Значит, они все-таки есть! – Воскликнул Гиреев.

– Нет!

– А вот и да! Но вместе вы не будете. Он старше, и совсем тебе не подходит.

– Откуда ты знаешь, кто мне подходит, а кто – нет? – Крикнула Катерина, не на шутку разозлившись на саму себя за то, что позволила Лехе втянуть ее в этот бессмысленный разговор.

– Знаю, и все. Потому что я тебя знаю. Мы как-никак были друзьями очень долго.

– А что случилось потом? Ты начал издеваться надо мной, этот постоянный сарказм, подколы, ты мне проходу не давал, а потом объявил бойкот, и из-за тебя вся группа меня игнорирует!

– Я не виноват. Я влюбился и запаниковал, а потом понял, что ты неравнодушна к этому олуху. Но я буду бороться и не допущу, чтобы он причинил тебе боль!

– Это ты олух, Леха, и ты мне причинил боль, а не Меньшов, так что заткнись и не подходи ко мне больше никогда.

С этими словами Кэт поднялась, случайно дернула скатерть и услышала грохот посуды. По полу растеклась лужа супа, в которой плавали осколки битых тарелок и две котлеты. Глаза наполнились слезами, и Кэт вновь опустилась на холодную плитку, позволив Гирееву прижать ее к себе. Она понимала, что сейчас прибегут повариха с тетей Клавой, устроят им взбучку, но все это нисколько не беспокоило. Важно было то, что она нравится Денису, и ее, возможно, возьмут в сборную, и она нравится Денису!

– Блин! Давай выбираться. Прости меня, Катерина! Я полный кретин! Извини. Не знаю, что на меня нашло. С ума схожу от ревности, ты так на него смотришь, что я места себе не нахожу.

Катерина покрутила пальцем у виска, вылезла из-под стола и рванула к выходу, чуть не врезавшись в Клаву, бегущую к их столику с половой тряпкой.

– Ты чего наделал, засранец? – Послышалось из столовой, когда Кэт была уже на безопасном расстоянии.

– Ну и в жопу его, – еле слышно произнесла Катерина и побрела к зданию бассейна.

***

За оставшиеся дни соревнований никаких инцидентов не случалось, Кэт ни с кем не разговаривала, но почти не переживала из-за этого, ей нужно было время, чтобы побыть наедине с собой, обдумать события последних недель. Дважды они оказывались в раздевалке с Лианой, но та лишь странно улыбалась, намного натянутее, чем в первый раз, и быстро убегала. Несмотря на отвратительное самочувствие, недосып и внутренний раздрай, Кучковой удалось показать сравнительно неплохие результаты, как, впрочем, и Меньшову. Валентина Георгиевна была довольна своими воспитанниками и перед отъездом устроила нечто вроде прощально-поздравительной вечеринки – с вафельными тортами и апельсиновым соком.

В эстафете команда заняла второе место, а в индивидуальных зачетах удалось завоевать шесть золотых медалей, четыре серебряных и семь бронзовых. Что и говорить – не подвели, не опозорили. Даже Катерина не подвела, пятью медалями группа была обязана ей. В автобусе все светились от счастья, шумели и обменивались впечатлениями от поездки. Леха только ободряюще улыбнулся и уселся на задний ряд, а Меньшов сел в соседнем ряду, но ничего Катерине не сказал.

Кэт пыталась понять, чувствует ли она себя довольной, гордится ли своими заслугами, и если нет – что делать дальше? Валя еще не заводила разговор о Питере, но Катерине казалось, что это неизбежно. И когда тренерша спросит, ей нужно будет дать ответ. Что сказать? Что ей не хочется заниматься плаванием дальше? Это перестало приносить ей удовольствие? Слишком привыкла к группе, чтобы уезжать от них? Мачеха ни за что не отпустит и приложит все силы, чтобы вновь разрушить веру Катерины в свои силы? Если бы удалось узнать, правда ли то, что говорил Гиреев – что Меньшова тоже будут смотреть. Он выступил не блестяще, но не хуже обычного. У них с Лёхой было поровну медалей, и почти одинаковые результаты. Достаточно ли это для Виктора Павловича? И отпустят ли Дениса?

Катерина знала, что мать Меньшова воспитывала сына одна, они виделись на соревнованиях, улыбались друг другу, и девочка всегда считала ее очень сильной и мужественной, но не задумывалась о том, что она за человек, и что для нее значит Денис. Сам он тоже никогда этого не упоминал.