Текст книги "Арена заблудших"

Когда Кристина поднялась по ступеням и постучала, принтер гулко зашумел и начал работать. Графиня охнула и отступила на шаг, как будто случилось нечто из ряда вон выходящее, а «поэт» выдохнул, глядя на нее с восторгом и опаской:

– Ничего себе! Значит, это ты!

– Извините, – кашлянула Кристина, про себя удивляясь, почему заработавший принтер вызвал столь бурную реакцию.

– Привет! – несколько рассеянно отозвалась Графиня. – Сейчас, подожди немного, ладно?

– Доброе утро, – вежливо поздоровался «поэт» и кивнул, рассыпав белые локоны по плечам. – Я Лас.

– Я бы поспорила насчет «доброго», – буркнула Кристина. – А я – Крис…

– А у нее пока нет имени, – перебила Графиня, забрала из принтера распечатку – это оказалась яркая цирковая афиша – и обратилась к Кристине: – Ну что, пойдем поговорим?

Кристина вышла из трейлера, едва не столкнувшись с мальчишкой-«обезьянышем», который зачем-то продолжал ее ждать, и вздрогнула: возле самых носков кроссовок в землю воткнулся нож.

– Кабар! – предупреждающе протянула Графиня.

– Что? – ворчливо отозвался коренастый черноволосый метатель ножей, неторопливо подходя ближе.

– Не нарывайся. Она не виновата.

– В чем не виновата? – тут же насторожилась Кристина.

– Ни в чем, – резко ответила Графиня.

«Моя удача. Не успела появиться в новом коллективе – и меня уже не любят, – подумала Кристина. – А я даже не знаю, что такого сделала, чтобы настроить всех против себя».

– Не виновата? – Кабар окинул Кристину неприязненным взглядом с ног до головы и демонстративно отвернулся. – А я считаю, что очень даже виновата!

– Во-первых, все мы появляемся тут только одним способом, и ты это прекрасно знаешь, – парировала Графиня. – Во-вторых, мы еще не знаем наверняка, останется ли она с нами.

– Может, кто-нибудь все-таки объяснит, в чем я, по вашему мнению, виновата? – снова попыталась добиться ответа Кристина.

– В том, что ты – эгоистка, зацикленная на своих надуманных обидах и проблемах, – презрительно прищурившись, ответил Кабар.

Кристина даже вздрогнула; неожиданное, прилетевшее из ниоткуда обвинение ужалило, словно внезапный удар. Он ее вообще не знает – с чего вдруг такие выводы?

Желание оправдаться и немедленно ответить на несправедливые слова боролось в душе с желанием выпустить шипы и с видом оскобленной невинности вызывающе вздернуть подбородок и промолчать – так, как всегда делала это в школе. Последнее привычно победило.

– Оставь новенькую в покое, слышишь меня? – отчеканила Графиня. – Я тебе запрещаю!

– Запрещаешь? Мне? А тебя кто назначил главной? – тут же взвился Кабар.

Лас сделал было шаг вперед, словно намеревался вступиться за Графиню, и метатель ножей перевел на него злой взгляд.

– Что? Хочешь мне что-то сказать? – с вызовом спросил он.

Лас промолчал. Чрезвычайно довольный результатом, Ка-бар снова перевел взгляд на Графиню. Та изогнула темную бровь и выразительно уставилась на метателя ножей. Рядом с его яростью ее спокойствие выглядело особенно контрастно. Снисходить до ответа она, похоже, не собиралась.

Кристине только и оставалось, что переводить взгляд с одного собеседника на другого; на ее глазах разворачивался конфликт, корни которого, судя по всему, уходят глубоко в прошлое. Она ничего не понимала, но знала одно: метатель ножей, во-первых, явно недолюбливает Графиню, а во-вторых, считает Кристину в чем-то виноватой. И, похоже, не он один.

– Проблемы? – делано небрежно поинтересовался подошедший к ним мужчина в потертых джинсах, кожаных сапогах и клетчатой рубашке с закатанными до локтя рукавами. На щеках красовалась легкая рыжеватая небритость, на ремне – массивная пряжка, во рту – короткая соломинка. Прямо-таки ходячая реклама ковбоя Мальборо; для завершения образа не хватало только кобуры пистолета и широкополой шляпы с загнутыми краями, но Кристина была готова поверить, что все это лежит у него в фургоне.

– У нас всегда проблемы, – резко ответил Кабар.

Не говоря ни слова, «ковбой» подошел к Кристине, вытащил из земли нож и, держа за острие, протянул Кабару. Тот не глядя его взял, и в следующее мгновение нож пропал; впечатляющий фокус, если учесть, что у метателя не было длинных рукавов, которые так удобно использовать для создания иллюзии исчезновения.

– Можешь идти, – сдержанно сказала Графиня.

– Уйми свою подружку, Ковбой, а то она слишком раскомандовалась, – фыркнул Кабар, и Кристина невольно усмехнулась: надо же, и правда «ковбой»!

– Попридержи язык, – угрожающе ответил тот.

– Я ему не подружка, – одновременно с ним ответила Графиня, а Лас снова сделал было шаг вперед, но опять ничего не сказал.

Слова Графини Кабар пропустил мимо ушей, в его глазах загорелась неприкрытая радость. Похоже, ему очень хотелось с кем-то сцепиться, а тут и соперник появился. Но прежде чем конфликт перешел на следующую стадию, Графиня жестко приказала Ковбою:

– Спокойно!

На удивление тот тут же отступил, хотя совсем не выглядел как человек, который будет слушаться чужих команд, особенно тех, которые ему не нравятся.

Графиня повернулась к метателю ножей, словно фехтовальщица, готовая сразиться с новым противником.

– Ты так психуешь, потому что сам хочешь занять должность Сола, а, Кабар?

– Почему бы и нет? Из меня выйдет хороший директор.

– Но это не тебе решать.

– Не помню, чтобы мы проводили выборы и за тебя проголосовало большинство.

– Ты считаешь, директора цирка выбирают общим голосованием?

– Я не знаю, – раздраженно передернул плечами Кабар. – С тех пор, что я тут, мы первый раз лишаемся директора.

– Ну, так я тебе скажу – директора выбирает сам цирк.

– Да что ты? Я, знаешь ли, не один из тех легковерных болванов, которым ты вешаешь лапшу на уши в своем шатре и обманываешь на арене, так что не надо меня кормить этой мистической бредятиной. Цирк выбирает, надо же!

Вместо ответа Графиня показала ему цирковую афишу, которую забрала из принтера.

– Только что распечаталось. Прямо мне в руки, – сказала она.

Кабар чуть побледнел, и вызывающее выражение сползло с лица, словно потекший грим.

– Еще вопросы? – тихо спросила Графиня.

Метатель ножей злобно сверкнул глазами.

– И что с того? Сейчас я пойду – и распечатаю еще десяток!

С этими словами Кабар скрылся в белом трейлере.

– Как жаль, что мы не можем сами, по собственному желанию и решению избавляться от некоторых членов нашей труппы, – пробормотал Ковбой, глядя ему вслед. – И как жаль, что он так хорош и все никак не сделает осечку и не удалится уже… Лас, ну ты красавчик! – обратился он к «поэту». – Ты на него так смотрел, так смотрел! Почти убил взглядом! Настоящий рыцарь, защищающий честь своей дамы!

Хотя Кристина совершенно ничего не знала о взаимоотношениях циркачей между собой, убойную иронию в словах Ковбоя услышала даже она.

– Я… – начал было Лас, покраснев, и снова ничего больше не сказал, только бросил просящий взгляд на Графиню.

– Прекрати, – предупреждающе сказала та Ковбою.

– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа директор, – насмешливо ответил он, выразительно стрельнув глазами по афише в ее руках и выделив голосом слово «директор». Затем слегка поклонился и комично отсалютовал, приложив два пальца к краям воображаемой шляпы. – В конце концов, кто я такой, чтобы обсуждать и уж тем более осуждать того, кого вы пустили в свою…

– Вот именно! – оборвала Графиня.

Из белого трейлера послышались звуки ударов, а потом отборная ругань.

– Похоже, отношения с принтером у Кабара складываются не очень, – заметил Ковбой.

– В чем он меня обвинял? – воспользовавшись небольшой паузой, спросила Кристина. – Что я сделала?

– Ты ничего не сделала, – заверила Графиня. Покосилась на Ковбоя, который выразительно поднял брови, и с нажимом добавила, вроде бы обращаясь к Кристине, но глядя на него: – Во всяком случае, не сознательно. Пойдем узнаем, остаешься ты с нами или нет.

– А я думала, что это мне решать! – с вызовом сказала Кристина.

Графиня посмотрела на нее как на неразумного ребенка, усмехнулась и сочувственно покачала головой

* * *

Две Ольги стояли у двери в класс и с высокомерным видом взирали на проходящих мимо. При виде Кристины они подобрались, словно изготовившись к атаке.

– Ну? – требовательно осведомилась Ольга-блондинка. – И что такое суперважное случилось, что ты вчера не пришла?

Кристина молча проследовала мимо них в класс, причем так уверенно и спокойно, что Ольги даже опешили.

– Мы тебя вообще-то ждали… Эй, я с тобой разговариваю! – возмущенно бросила в спину Кристине Ольга-шатенка.

Королевам класса, до глубины души оскорбленным тем, что их вчера так бесцеремонно проигнорировали, а главное, сорвали их планы, хотелось скандала. Но скандал только что невозмутимо прошел мимо, и потому им ничего не оставалось, как последовать за Кристиной в класс.

– Ты что, оглохла? – не выдержала Ольга-блондинка. – Я спрашиваю, ты почему вчера не пришла? Мы тебя позвали провести вечер в своей компании, а ты?

– У меня появились планы поинтереснее, – пожала плечами Кристина, ничуть не впечатленная возмущением, которым так и пылали королевы класса. Еще бы! Они снизошли до Кристины, милостиво пригласили провести с ними вечер, а она взяла и не явилась! И даже не подумала сообщить о том, что не придет!

– Да что ты? – насмешливо воскликнула Ольга-шатенка. – И какие же? Пялиться в телек? Или подтирать сопли своему братцу-идиоту?

Кристина обожгла ее таким яростным взглядом, что та опешила и непроизвольно отпрянула.

– Кирилл не идиот, – отчеканила Кристина. – А я… ходила на свидание.

Одноклассники уже бросили попытки делать вид, что ничего не замечают, и открыто следили за стремительно накаляющимся диалогом.

– Ха! – издевательски хохотнула Ольга-блондинка. – И с кем же? С воображаемым парнем? Или с дальними родственниками?

– С одним из артистов цирка.

Ольги переглянулись, их взгляд выражал одинаково скептическое «да не может быть!».

– Хватит врать! – фыркнула Ольга-шатенка. – Там все такие красавчики как на подбор; на тебя бы никто из них и не посмотрел!

Кристина лишь пожала плечами в ответ, безмолвно говоря, что ей все равно, верят ей или не верят. И это подействовало куда эффективнее, чем если бы она бросилась что-то доказывать.

– Ну, тогда подробности в студию! – намеренно театрально потребовала Ольга-блондинка. – Нам всем очень интересно!

– Не припомню, когда я соглашалась на то, чтобы делиться своей личной жизнью, – заметила Кристина.

– Разумеется, не соглашалась. Ведь для этого нужно, чтобы у тебя была эта самая личная жизнь, – хохотнула Ольга-шатенка. – Ну раз ты такая скрытная, скажи хотя бы: с кем именно у тебя якобы было свидание?

– С директором цирка.

– И как свидание? Хорошо? – не унималась Ольга.

Кристина мечтательно улыбнулась.

– Я бы даже сказала – убийственно хорошо, – ответила она.

– Ой, да врешь ты все! – воскликнула Ольга-блондинка.

– В отличие от тебя, за мной такого недостатка точно не водится, – спокойно парировала Кристина.

– На свидание она ходила! – пропустила Ольга обвинение мимо ушей. – С директором цирка! Можно подумать, кто-нибудь обратит внимание на такую блеклую моль, как ты, у которой к тому же, судя по твоему братцу-идиоту, еще и не все в порядке с го…

Злой монолог прервался на полуслове резкой пощечиной.

От неожиданности Ольга ахнула и схватилась за щеку, на которой мгновенно вспыхнуло красное пятно.

– Никогда больше. Не смей. Называть. Моего брата. Идиотом, – вбивая каждое слово, словно гвоздь, отчеканила Кристина. Она не повысила голоса, но тон и горящий яростью взгляд оказывали куда более сильный эффект и вызывали невольную дрожь даже у сторонних наблюдателей. – И Никогда. Больше. Не смей. Меня. Оскорблять. Поняла?

Не дожидаясь ответа, Кристина развернулась и невозмутимо прошла к своей парте. Притихшие, примолкшие одноклассники тоже разошлись по своим местам, старательно отводя взгляды от двух онемевших Ольг, растерянно стоявших возле дверей в класс.

Глава 8

Вернувшись к трейлеру, в котором ночевала Кристина, Графиня замерла перед дверью, удивленно уставившись на доску и написанное на ней имя.

– Крис, – медленно прочитала она. – Ты же мне вчера говорила, что тебя зовут Кристина.

– Ну да, – подтвердила Кристина, понимая, что разговор едва начался, а она уже теряет его нить.

– Ее что, действительно зовут Кристина? – спросил увязавшийся за ними Ковбой. Походка у него была слегка вразвалочку, словно у настоящего ковбоя. Но на лошадях в «Колизионе» никто не выступал, Кристина бы наверняка запомнила такой номер.

– Действительно, – задумчиво протянула Графиня и снова обратилась к Кристине: – Это имя уже было написано тут, когда ты проснулась?

– Нет.

– А что было написано?

– Какие-то другие имена. Странные…

– И где они?

– Я их стерла.

– Просто стерла?

– Ну да, – ответила Кристина. Она чувствовала себя все более и более неуверенно и потому почти неосознанно приняла защитную позу: скрестила руки на груди и вздернула подбородок.

– А потом?

– А потом я написала свое имя. Ну, почти. Мелок сломался, и я не дописала.

– Ого! – хмыкнул Ковбой, и соломинка переместилась из одного угла рта в другой. – И почему раньше это никому не приходило в голову?

– Зачем? – спросила Графиня.

Вопрос поставил Кристину в тупик.

– Э-э… не знаю… Я подумала, что это вы мне выбираете новое имя. Но мне ни одно не понравилось. И потом, оно мне не нужно, я не собираюсь с вами оставаться.

Несколько мгновений Графиня изучала девушку внимательным взглядом, а потом подошла к доске и кончиком пальца потерла букву «К».

Та и не подумала стираться.

Кристина смотрела и не верила своим глазам. Потом не выдержала и сама попыталась стереть написанное. И у нее тоже ничего не вышло. «Но это же мел! – тупо думала Кристина, разглядывая пальцы без единого белого следа. – Как он может не стираться?»

– Что ж, похоже, она с нами, – бросила Графиня через плечо Стрелку.

– Даже не знаю, в пляс теперь от радости пуститься или пойти порыдать, – с непонятным Кристине сарказмом ответил тот.

– Как насчет того, чтобы спокойно принять этот факт? – предложила Графиня.

– Ради вас, дорогая госпожа директор, что угодно, – осклабился Ковбой, чуть склонил голову, шутливо отсалютовал, приложив два пальца к воображаемой шляпе, развернулся и пошел прочь.

Графиня проводила его взглядом, а потом строго взглянула на «обезьяньего» мальчишку, который все так же крутился рядом.

– Что такое, Апи?

Мальчишка кивнул на Кристину.

– Давай дуй отсюда, у нас дела, – распорядилась Графиня, и Кристина незаметно выдохнула; присутствие мальчишки рядом ее почему-то нервировало.

В задней части трейлера за перегородкой обнаружилась крохотная кухонька с широкой полкой возле заднего окна и двумя привинченными перед ней к полу высокими стульями.

– Кофе? Чай? Сидр? – предложила Графиня.

– Если опять усыплять собираетесь, то я обойдусь, – ответила Кристина, уселась на один из стульев и сжала кулаки, чтобы унять дрожь. – Давайте лучше сразу к делу.

– Что ж, к сожалению, мягкого способа донести эту новость нет… Хотя, поверь мне, мы пытались и искали, – с усмешкой сказала Графиня, садясь на второй стул. – Итак, две главные новости. Разумеется, по классике – хорошая и плохая. С какой начинаем, Крис?

Кристина вздрогнула, услышав это имя, – словно кто-то шлепнул печать на воображаемый документ ее жизни и одобрил и новое имя, и новую ее.

– Давайте тоже по классике – с плохой.

– Плохая – ты больше не принадлежишь этому миру. Хорошая – ты еще жива. И до тех пор, пока ты остаешься в этом цирке, ты и дальше будешь жива.

– Глупость какая, – пробормотала Кристина, невольно отмечая, что губы слушаются ее с трудом, так, будто не отошли от укола анестезии у зубного.

– Согласна, поначалу это сложно принять… – продолжила Графиня, но Кристина перебила, не дослушав:

– Что значит «не принадлежу этому миру»?

Графиня сложила ладони домиком и посмотрела на Кристину поверх пальцев.

– Вчера ты была на нашем представлении, – сказала она. Кристина невольно отметила, что Графиня не спрашивала, она утверждала, словно знала наверняка. – Когда вечером ты пришла домой, то обнаружила вместо себя двойника, которого твои родные приняли за тебя и даже не заметили подмены. Ты не смогла войти в дом, твои близкие тебя не видели и не слышали, и, возможно, не только они, но и другие люди тоже. Так?

Кристина кивнула, и сердце сжалось от нехорошего предчувствия.

– Вот это и означает, что тебя выкинуло из мира.

– Выкинуло из мира… Это иносказание для «я умерла»? – спросила Кристина, сама удивляясь тому, как спокойно звучит ее голос. По идее, сейчас она должна быть на грани истерики!

– Нет, я же с самого начала сказала: хорошая новость заключается именно в том, что ты жива. Тем не менее для тебя больше нет места в обычном мире, ты там лишняя. Поэтому тебя и выбросило из него. Как правило, когда такое происходит, люди просто исчезают. Не знаю, умирают или нет в обычном смысле этого слова, но точно прекращают существовать. Во всяком случае, существовать в нашем мире. Но некоторые остаются.

– Как я, – поняла Кристина и удивилась: разве можно воспринимать слова Графини как должное? Это все настолько невероятно, что просто не может быть правдой! А раз так, зачем она вообще продолжает разговор?

– Как ты, – подтвердила Графиня. – И как все мы.

– Почему я?

– «Почему я» что? Почему ты осталась?

– Почему меня выкинуло?

Графиня отвечать не торопилась, она некоторое время смотрела в окно и задумчиво крутила серьгу в ухе; маленький крестик тихо позвякивал.

– Скажи, ты была довольна своей жизнью? – наконец спросила она.

– Нет, – не раздумывая ответила Кристина, но, догадавшись, к чему ведет этот вопрос, ощетинилась в защитной реакции: – Но почти все, кого я знаю, недовольны своей жизнью, не я одна! И их не выкидывает!

– Недовольство у всех разное. У кого-то для него есть все основания, а кто-то так погряз в жалости к себе, что не видит и не ценит того хорошего, что есть в его жизни.

– Намекаете, будто я не ценила? – разозлилась Кристина.

– Я ни на что не намекаю, – ответила Графиня, примирительно поднимая руки; на пальце ярко сверкнуло крупное серебряное кольцо, совершенно не вяжущееся с джинсами и просторной толстовкой. – У каждого из нас своя история, двух похожих не найти. Мы так и не вывели универсальной формулы, которая объясняла бы подробно и по пунктам, почему именно те или иные люди стали лишними. Но кое-что общее прослеживалось: недовольство своей жизнью и ощущение собственной ненужности. Что в итоге и сделало нас лишними в наших собственных жизнях.

– Это же бред! – воскликнула Кристина.

Мало того что она и так со всех сторон постоянно слышала нотации и упреки – и в школе, и дома, так теперь еще и эта незнакомка со странным прозвищем Графиня практически прямым текстом говорит, будто Кристина сама виновата в том, что с ней случилось, так как, видите ли, была недовольна своей жизнью… Как же это бесит! Бесят бесконечные упреки, бесит вечное морализаторство! В мире – миллионы людей, которые наверняка злятся на свою жизнь куда больше, чем она, потому что у них куда более серьезные проблемы. Но нет, именно в их город заявляется цирк, и именно Кристину судьба, вселенная, высшие силы или кто там есть решают наказать. Очень справедливо, нечего сказать!

Знакомое сочетание злости и раздражения разливалось по венам и бурлило в груди – того и гляди вырвется наружу! Кристине отчаянно хотелось возмутиться и начать доказывать, они не правы – все они! Хотелось проснуться и убедиться, что все это – просто какой-то странный сон. Хотелось закричать, затопать ногами, заколотить кулаками – и разбить на мелкие осколки все то, что сейчас происходит. А больше всего хотелось сказать себе: «Нет, я не верю, это все – не по-настоящему. Потому что… ну не может это быть настоящим!»

И все же какая-то часть Кристины уже поняла – несмотря на все внутренние протесты, – что ничего уже не изменить и что все это происходит на самом деле. И ярость с раздражением постепенно растаяли, уступив место усталости.

– Почему я? – тихо повторила вопрос Кристина.

– Почему ты не исчезла, а осталась? – сразу поняла Графиня. – Потому что тебя выбрал цирк. – Она посмотрела в лицо Кристины, и у нее вырвался сочувственный смешок. – Мы не знаем, как это происходит и по какому принципу цирк выбирает себе людей. Все мы однажды оказались тут точно так же, как ты.

Мозг внезапно проснулся и заработал с лихорадочной ясностью.

– А если я прямо сейчас вернусь обратно? – торопливо, словно боясь не успеть сделать что-то важное, спросила Кристина. – Может, все-таки найдутся какие-то места, куда я смогу войти? Или люди, которые меня будут видеть? Может, не в моем городе, а где-то еще? А может, я смогу избавиться от двойника? Нет его – нет проблемы, так ведь?

Графиня снова едва заметно усмехнулась, и слабая улыбка подчеркнула что-то необычное и экзотическое в ее чертах – то ли скулы, то ли форму бровей, то ли разрез глаз. Что-то этническое, но настолько неуловимое, что было невозможно сказать, оттенок какой крови намешан в ее венах: тюркской, монгольской, северной…

– За последние минуты ты прошла первые три стадии: отрицание, гнев и торг. Осталось две: депрессия и принятие.

Кристина нетерпеливо отмахнулась.

– Так что будет, если я вернусь?

– Ты не избавишься от двойника и не найдешь людей, которые смогут тебя видеть или слышать. Поверь мне, ты далеко не первая, кто об этом думает. Многие не только думали, но и пытались. Могу сэкономить тебе время – это бесполезно. Если ты вернешься обратно и останешься, то через некоторое время просто исчезнешь. Те, кто пробовал уходить, буквально бегом возвращались в цирк, едва чуяли, что вот-вот пропадут. Вот только не все успевали вовремя… Словом, твоя единственная возможность продолжить свое существование – остаться с цирком. Пока ты с ним, ты будешь жить.

– И что, многие вот так уходили и потом возвращались сюда? – уточнила Кристина. Ей почему-то совсем не было страшно. Графиня рассказывала какие-то небылицы, но без доказательств все они казались лишь придуманными страшилками, в которые невозможно поверить.

– Ты удивишься, – снова хмыкнула Графиня, но на этот раз усмешка вышла откровенно грустной. – Забавная ирония, да? Там люди чувствовали себя лишними и ненужными, и жизнь казалась им бессмысленной, а оказавшись здесь, они резко начинают ценить существование, которое получили взамен, и отчаянно за него цепляются…

Кристина пропустила мимо ушей рассуждения Графини, ее куда больше волновали собственные насущные проблемы.

– Значит, вас обычные люди тоже не видят?

– Не видят.

– Но я же была на представлении вчера, и я вас прекрасно видела! – победно воскликнула Кристина, найдя наконец логический изъян в невероятном объяснении Графини.

– Потому что мы были в цирке. Стоит нам выйти за его пределы, и нас перестают видеть. Мы даже вещи и продукты покупаем только так: паркуем наши автобусы возле магазина, чтобы быть в радиусе его действия – и тогда нас видят. А в обычной жизни мы для всех невидимки.

– Меня видел мой брат, – вспомнила Кристина.

– Тебе показалось, – категорически отвергла эту версию Графиня.

– Да нет же! Я стояла на пороге, передо мной – двойник, и брат спрашивал, почему нас двое. Даже маму позвал, но она меня не увидела.

– Спорить не буду, но если это правда, то… это нечто из ряда вон выходящее, – покачала головой Графиня. – Я слышала, такое возможно только в тех случаях, когда кто-то невероятно сильно привязан к лишнему человеку и потому продолжает его видеть, даже когда его заменяет двойник. Наверное, брат у тебя очень особенный.

– О да! – с раздражением и горечью воскликнула Кристина. Чего-чего, а вот особенности у Кирюши было в избытке! Вся ее жизнь наперекосяк из-за его особенности!

Кристина со злостью стукнула кулаком по столу. Это просто ее удача: из всех людей, кто мог ее видеть в этой ужасной ситуации, по закону подлости «избранным» оказался ненормальный младший брат! Вот как тут, спрашивается, не злиться на свою жизнь, если все так несправедливо?

– Но это тебе, увы, все равно никак не поможет и ничего не изменит, – напомнила Графиня. – Ты все равно останешься здесь.

Принять и поверить в услышанное было настолько сложно, что мозг сдался, отказываясь решать эту задачу, и отключился, и Кристину охватило какое-то неестественное спокойствие. Именно оно позволило продолжать разговор.

– Этот двойник… Кто она такая? Откуда взялась? Она выглядит точь-в-точь как я. Но у меня же не было потерянной сестры-близнеца или кого-то в этом роде… Не могут два разных человека быть настолько похожи внешне!

– Она точно не сестра-близнец, – ответила Графиня. – Она фамильяр.

– Фамильяр, – медленно повторила Кристина. Понятнее не стало. Слово немедленно вызывало ассоциации с фамильярностью: с развязностью, бесцеремонностью и излишней, неуместной непринужденностью. Оно звучало знакомо, но при этом Кристина не могла вспомнить точного его значения.

– Фамильяр, – кивнула Графиня. – Каждого из нас однажды заменил двойник-фамильяр.

– Кто они? Клоны? Инопланетяне?

Кристина и сама понимала, что версии звучат бредово, но ей было просто необходимо найти произошедшему какое-то объяснение. Пусть даже самое невероятное!

– Точно не инопланетяне. Просто двойники, которые приходят и занимают твое место в жизни.

– Откуда приходят?

– Я не знаю. Мы вообще очень мало про них знаем. Они, видишь ли, не самые общительные существа. Во всяком случае, они точно не пускаются в разговоры по душам с теми, кого заменяют.

– То есть получается, что на самом деле вы ничего про них не знаете, – начала рассуждать Кристина. – Вас заменяет двойник, и вы все спокойно складываете лапки и уезжаете с цирком, даже не пытаясь ничего изменить?

– Да ты у нас никак революционерка? Решила начать борьбу, раз уж ни у кого до тебя не хватало на это духу, и вытребовать себе ответы? – насмешливо протянула Графиня и, увидев сердитый взгляд Кристины, добавила: – Расслабься. Просто к сведению – этому цирку не меньше трех веков. Скорее всего – больше, просто у нас не сохранилось сведений из настолько далекого прошлого. Поверь мне, за все эти годы здесь побывали сотни тех, кто рвался, боролся, сопротивлялся и искал правду. Но, как видишь, цирк по-прежнему есть, и мы – в нем, а не на своих местах в обычной жизни.

Кристину эти слова не убедили. Впрочем, ее не убедили бы никакие слова, она заранее все для себя решила.

– Мне все равно. Я возвращаюсь, – заявила она и спрыгнула со стула. – В какой стороне город? Мы далеко отъехали? Я вернусь и попробую!

– Крис, – мягко сказала Графиня, – поверь мне, ничего не выйдет. Все, кто пытался, в лучшем случае едва успевали вернуться к нам, а в худшем – исчезали.

– Ну а мне нет дела до того, кто и что там пытался, – упрямо возразила Кристина и проглотила упрямое «я вам не верю!». – Я все равно хочу попробовать найти выход! Сама!

– Выход есть. Но он не в том, чтобы вернуться домой и сразиться с фамильяром. Фамильяр – это не причина твоих бед, это следствие. Да послушай ты меня! – повысила голос Графиня, увидев, что Кристина думает о своем и слова проходят мимо ее ушей. – Ну, не веришь, позвони. У тебя же есть с собой телефон? Позвони кому-нибудь. Кому угодно. Если хоть кто-нибудь тебя услышит или увидит по видеосвязи, я лично благословлю твое возвращение. Но только никто тебя не услышит и не увидит, текстовые сообщения не будут отправляться, а электронные письма не дойдут, вернутся с пометкой «не может быть доставлено адресату».

– Это мы еще посмотрим, – упрямо нахмурилась Кристина, доставая телефон из кармана куртки. На батарейке в углу мигала одна палочка. Что ж, для того чтобы доказать свою точку зрения, этого ей хватит.

– Когда убедишься, что все зря, приходи, – сказала Графиня. – Нам предстоит определить твое будущее в нашем цирке.

– Не будет у меня никакого будущего в вашем цирке, – буркнула Кристина и открыла список контактов. – Я вернусь домой.

* * *

Когда Кристина зашла в раздевалку около спортзала, Кирюша сидел на скамье и ожесточенно дергал связанные между собой шнурки. Появление сестры он то ли не заметил, то ли проигнорировал.

Кристина присела перед братом на корточки и взялась за шнурки.

– Кто это делает? – спросила она.

Кирюша промолчал.

– Почему ты со мной не разговариваешь? – мягко и очень терпеливо продолжила Кристина. Шнурки она не развязала; так брат никуда от нее не денется и не сможет избежать разговора.

– Не хочу.

– Почему?

– Потому что ты другая.

– Другая? Я просто сделала другую прическу, вот и все.

– Ты другая, – упрямо повторил Кирюша. – Я хочу старую Кристину.

– Но я она и есть.

– Нет. Ты не она.

– Ну хорошо, – не стала спорить Кристина. – Но шнурки-то мне можно тебе развязать? – Дождалась кивка и продолжила, намеренно неторопливо распутывая узел: – Может, все-таки расскажешь, кто это делает?

Кирюша молчал так долго, что, казалось, уже не ответит. Но все-таки неохотно сказал:

– Юрка.

Кристина молча кивнула в ответ.

Кирюша пошел к выходу.

– Рюкзак! – напомнила Кристина.

Кирюша вернулся, нехотя принял помощь сестры, всунув руки в лямки, и снова пошел к дверям.

– Кирилл! – окликнула его Кристина. – Может, хотя бы спасибо сестре скажешь?

Кирюша остановился, медленно повернулся и уставился на Кристину немигающим взглядом.

– Ты не моя сестра, – упрямо сказал он и ушел. И только оказавшись за дверью, тихо добавил: – Кристина никогда не называла меня Кириллом.

* * *

Кристина сидела на обочине дороги, не глядя нащупывала пальцами мелкие камушки на земле, подбирала их и бесцельно бросала в расстилающееся перед ней поле.

Туман окончательно рассеялся, солнце уверенно карабкалось по небу, в голубой высоте летали, оглашая окрестности своим криком, возвращающиеся из дальних стран утки и гуси.

Циркачи сворачивали лагерь: складывали столики и стулья, собирали посуду и тренировочный реквизит, убирали мусор. Привычная деловая суета, в которой каждый знал свое место.

Кристина не обращала внимания на то, что происходит вокруг, она смотрела перед собой, взгляд застыл, устремившись в никуда, и сознание тоже.

– Хей, – раздался рядом чей-то голос.

Кристина не отреагировала. Она не хотела выходить из охватившего ее состояния оцепенения. Так лучше, потому что ни о чем не думаешь и ни о чем не тревожишься. Будут с ней пытаться говорить или станут трясти за плечо – ей все равно; она не позволит никому и ничему вытащить ее из этого состояния.

Оборону легко сломал запах тостов и жареного бекона. Голова была настроена игнорировать все на свете, но когда нос учуял аппетитный аромат, желудок решил по-другому и требовательно заявил о себе.

Кристина криво усмехнулась. Вот она, неприукрашенная реальность жизни: душа переживает глубочайшую драму, сердце погружается в пучину отчаяния, и кажется, что весь мир рухнул, но желудок – этот бесчувственный, примитивный желудок – бесцеремонно разрушает весь трагизм момента!