Текст книги "Поединок"

Марио Варгас Льоса
Поединок

* * *

Как обычно по субботам, мы сидели в Рио-баре, пили пиво, когда в дверях появился Леонндас; по его лицу мы сразу же поняли: что-то случилось.

– Что стряслось? – спросил Леон.

Леонидас придвинул еще один стул к нашему столику.

– Умираю, пить хочу.

Я наполнил стакан до краев, так что пена выплеснулась на стол. Леонидас стал неторопливо сдувать пену, глядя, как лопаются пузырьки. Потом одним глотком осушил стакан до последней капли.

– Сегодня ночью Хусто будет драться, – сказал он странным голосом.

Какое-то время мы все молчали. Леон отхлебнул пива, Брисеньо закурил сигарету.

– Он просил вас предупредить, – закончил Леонидас. – Хочет, чтобы вы пришли.

Наконец Брисеньо спросил:

– Как это было?

– Они встретились сегодня в Катакаосе. – Леонидас отер лоб и махнул рукою: с его пальцев на пол слетели капли пота. – Дальше можно не рассказывать…

– Ладно, – сказал Леон. – Они должны были подраться, лучше уж так, по всем правилам. Не надо этого бояться. Хусто знает, что делает.

– Да, – повторил Леонидас с отсутствующим видом. – Наверно, так лучше.

Бутылки опустели. Дул сильный ветер, и нам было не слышно военного оркестра, который играл на Площади. По мосту вереницей шли люди, возвращавшиеся с загородной прогулки; парочки, прятавшиеся в тени набережной, тоже начали покидать свои укрытия. Многие проходили мимо Рио-бара, некоторые заходили внутрь. Скоро вся терраса заполнилась мужчинами и женщинами – все громко разговаривали и смеялись.

– Уже почти девять, – заметил Леон. – Нам пора.

Мы вышли.

– Ладно, парни, – сказал Леонидас. – Спасибо за пиво.

– Это ведь будет у Плота? – спросил Брисеньо.

– Да. В пол-одиннадцатого Хусто будет вас ждать здесь.

Старик махнул нам рукой и пошел по проспекту Кастильи[1]1
  проспект Кастильи – проспект в южной части Лимы. Назван в честь Рамона Кастильи (1796-1867), перуанского военного и государственного деятеля, участника Войны за незаисимость. Был президентом Перу в 1845-1851 и 1854-1862 годах.


[Закрыть]. Он жил в предместье, там, где начинался пляж. Его домик стоял на отшибе, как будто часовой при городе. Мы вышли на Площадь, она почти опустела. Рядом с туристической гостиницей оживленно разговаривали какие-то парни. Проходя мимо этой группы, мы заметили среди них симпатичную девушку. Она улыбалась.

– Хромой его убьет, – сказал вдруг Брисеньо.

– Замолчи, – отозвался Леон.

Мы расстались на углу, у Церкви. Я быстро зашагал домой. Дома никого не было. Я надел комбинезон и два свитера, положил в задний карман штанов нож, завернутый в носовой платок. Уже в дверях столкнулся с женой.

– Снова из дому?

– Да. Нужно уладить одно дело. У нее на руках спал сын.

– Тебе же рано вставать, – сказала жена. – Ты что, забыл, что по воскресеньям ты работаешь?

– Не волнуйся, – ответил я. – Я всего на несколько минут.

Я вернулся в Рио-бар и сел у стойки. Заказал пиво и сандвич, но так и не доел его: аппетит пропал. Кто-то тронул меня за плечо – это был Моисес, хозяин бара.

– Насчет поединка, это правда?

– Да. У Плота. Но ты об этом лучше помалкивай.

– Я в твоих советах не нуждаюсь. Я знал обо всем еще раньше тебя. Мне жаль Хусто, но ведь он сам давно искал такого случая. А Хромой – не из терпеливых, ты же знаешь.

– Мерзавец этот Хромой.

– Вы с ним раньше дружили… – начал Моисес, но осекся.

Его позвали с террасы, и он отошел, через несколько минут снова оказался рядом со мной.

– Мне пойти с вами? – спросил он.

– Нет. Сами разберемся. Спасибо.

– Ладно. Если я смогу чем-то помочь, дашь мне знать. Хусто ведь и мой друг тоже. – Он, не спросясь, отхлебнул из моей кружки. – Вчера вечером здесь был Хромой со своими. Он только и говорил что о Хусто, обещал изрубить его в куски. А я лишь молился о том, чтобы вам не пришло в голову сюда забрести.

– Хотел бы я тогда посмотреть на ХромогоКогда он в ярости, рожа у него очень смешная.

Моисес засмеялся:

– Да, он был на черта похож. Он и вообще-то безобразный. Смотреть на него долго нельзя – стошнит.

Я допил пиво и вышел пройтись по набережной, но вскоре вернулся. Еще в дверях я заметил Хусто, он сидел один, на террасе. На нем были кроссовки и выцветший свитер, ворот прикрывал всю шею, до самых ушей. В профиль, на темном фоне улицы, он был похож на ребенка, на женщину: таким тонким и изящным выглядело его лицо. Услышав мои шаги, он обернулся, и я увидел лиловое пятно, покрывавшее всю другую половину его лица: от угла губ до самого лба. (Некоторые говорили, что это след от удара, полученного в какой-то мальчишеской драке, но Леонидас уверял, что Хусто родился в день большого наводнения и это пятно – память об испуге его матери, увидевшей, как вода подступает прямо к дверям дома.)

– Я пришел, – сказал он. – Где остальные?

– Скоро будут. Наверное, уже идут.

Хусто посмотрел мне в глаза. Казалось, он вот-вот улыбнется, но он вдруг посерьезнел и отвернулся.

– Что у вас было сегодня вечером?

Он пожал плечами и сделал неопределенный жест.

– Мы встретились в «Затонувшей телеге». Я зашел пропустить стаканчик и лицом к лицу столкнулся с Хромым и его шайкой. Ты понял? Если бы не наш священник, мне бы просто глотку перерезали. Священник нас разнял.

* * *

… – Думаешь, ты крутой, да? – крикнул Хромой.

– Покруче тебя, – крикнул Хусто.

– Успокойтесь, безумцы, – твердил священник.

– Сегодня ночью у Плота, согласен? – крикнул Хромой.

– Да, – сказал Хусто. Вот и все.

* * *

Народу в Рио-баре почти не осталось. У стойки еще было несколько человек, но на террасе сидели только мы двое.

– Я вот принес, посмотри. – Я протянул ему свой сверток.

Хусто раскрыл нож и измерил лезвие. Оно оказалось длиной как раз в его ладонь: от ногтей до запястья. Потом достал из кармана свой нож и сравнил их.

– Они одинаковые. Я возьму свой.

Хусто заказал пиво, мы молча пили и курили.

– У меня нет часов, – сказал Хусто. – Но уже, наверно, одиннадцатый. Пошли им навстречу.

Мы встретили Брисеньо и Леона посреди моста. С Хусто они поздоровались за руку. Леон сказал:

– Братишка, ты его в капусту порубаешь.

– Это точно, – подтвердил Брисеньо. – Хромой тебе в подметки не годится.

Оба были в той же одежде, что и днем. Они, казалось, сговорились выглядеть при Хусто уверенными во всем и даже веселыми.

– Давайте спустимся здесь, срежем путь, – предложил Леон.

– Нет, – ответил Хусто, – лучше обойти. Сломать сейчас ногу будет совсем некстати.

Странно было, что он испугался: ведь мы всегда спускались к реке по железным опорам моста. Мы прошли еще квартал по проспекту, потом свернули направо и долго шагали в молчании. Когда мы по узенькой тропке спускались к реке, Брисеньо оступился и чертыхнулся. Наши ноги вязли в теплом песке, как будто бы мы шли по морю из ваты. Леон посмотрел на небо:

– Облачно. От луны сегодня проку не будет.

– Зажжем факелы, – сказал Хусто.

– С ума сошел? Хочешь, чтобы полиция явилась? – вмешался я.

– Все, может быть, уладится? – неуверенно сказал Брисеньо. – Можно отложить дело до завтра. Не драться же вам в потемках…

Никто не ответил, и Брисеньо замолчал.

– Вот он, Плот, – сказал Леон.

Когда-то, никто не знает когда, огромное рожковое дерево рухнуло в реку и легло поперек русла. В длину оно было на три четверти ширины реки и такое тяжелое, что река не могла его утащить, только продвигала на несколько метров, так что с каждым годом Плот уходил все дальше от города. Кто первый назвал его Плотом, тоже никто не знал, но только по-другому его и не называли.

– Они уже на месте, – сказал Леон.

Мы остановились, не доходя метров пяти до Плота. В тусклом ночном свете лица тех, кто нас ждал, было не различить, видны были только силуэты. Я пересчитал их, безуспешно пытаясь узнать Хромого.

– Сходи к ним ты, – сказал Хусто.

Я медленно пошел к дереву, стараясь сохранять спокойствие на лице.

– Стоять– крикнул кто-то. – Кто идет?

– Хулиан, – крикнул я в ответ. – Хулиан Уэртас. Ослепли, что ли?

Мне навстречу двинулась маленькая фигурка. Это был Мозгляк.

– Мы уже уходить собирались, – сказал он. – Решили, что Хустито побежал в комиссариат просить себе охрану.

Слова Мозгляка я оставил без ответа.

– Я хочу разговаривать с мужчиной, а не с каким-то пупсом.

– Ты что, очень смелый? – дрогнувшим голосом спросил Мозгляк.

– Тихо– сказал Хромой.

Теперь они подошли ближе все, и Хромой направился прямо ко мне. Он был высокий, намного выше всех остальных. В полутьме я не мог различить – мог только представить себе – его смуглое безволосое лицо в прыщах, глазки

...

конец ознакомительного фрагмента